Текст книги "Сам себе клан (СИ)"

Автор книги: Сергей Мусаниф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14

– Я вас провожу.

– Право же, не стоит утруждаться…

– Нет, я настаиваю.

Михайлов щелкнул пультом, остановил произведение и посмотрел на Влада.

– А дальше? – спросил Влад.

– А дальше – ничего, – сказал Михайлов. – Эта запись получена с направленного микрофона, установленного в саду и ориентированного на окно княжеского кабинета. До сада путилинские пока не добрались, но дом они уже почистили основательно, так что, как только эти двое покинули кабинет, мы перестали получать информацию. Однако, нам известно, что, несмотря на окончание разговора, не оставляющее вариантов для двойной трактовки, Крестовский из особняка не вышел и его машина до сих пор не покидала территории поместья.

– Передумал и решил погостить? – предположил Влад.

– Вы же сами понимаете, что это нелепо, – сказал Михайлов.

– Понимаю, – сказал Влад. – Просто весь этот разговор…. нелепый. Крестовский – какой-то мелкий дознаватель из СИБ, граф он, в основном, по праву происхождения, сын Гермеса, третий ранг с натяжкой, и то благодаря связям отца. Что их вообще может связывать? Они ранее контактировали? Я имею в виду, до того, как Громов стал Ломтевым? Или вы так глубоко не копаете?

– Мы копнули глубоко, – сказал Михайлов. – Судя по тому, что нам удалось установить, их первый контакт состоялся в «Золотой осени», незадолго до того, как Громов стал Ломтевым. До этого они не пересекались.

– Также не очень понятно, о какой девушке они говорят, – сказал Влад. – У Громова две дочери, обеим за сорок, обе замужем, и, насколько мне известно, ни одна из них не лежит в императорском госпитале для ветеранов. Внебрачные связи?

Михайлов развел своими огромными ручищами.

– Я знаю ненамного больше вашего, – сказал он. – Так что вы можете предположить относительно судьбы Крестовского?

– Это ведь вчерашняя запись? – уточнил Влад.

– Да.

– И его машина до сих пор?

– Да.

– И больше на территории особняка он не появлялся?

– Нет. Но спустя два с половиной часа после этого разговора мы потеряли все возможности вести наблюдения, кроме непосредственного визуального контроля.

– И с чем это связано?

– В особняк примчался кортеж великого князя Меншикова, в составе которого была машина, оборудованная активным установщиком помех. А сегодня утром путилинские добрались и до сада и выжгли всю нашу электронику. Даже ту, которую не нашли.

– А та, которую они нашли, может привести к вам? – поинтересовался Влад.

– Нет, – ответил резидент дальневосточной разведки. – Мы покупали все на месте. Анонимно, через черные сети. Полагаю, вы тоже ходите за покупками в те же магазины.

– Да, скорее всего, – согласился Влад.

– Тогда вы должны знать, что отследить такие покупки практически невозможно. Тут не поможет даже граф Бессонов.

– Да, скорее всего, – снова сказал Влад.

– Так что вы думаете о Крестовском?

– Я думаю, что он мертв, – сказал Влад. – Судя по подслушанному разговору, между ними была определенная напряженность. Затем Ломтев постарался усыпить его бдительность, проводил до первого этажа и там убил.

– Почему на первом этаже? Почему не в кабинете?

– Вы проверяете меня? – спросил Влад.

– У вас хорошие рекомендации, полученные из проверенного источника, которому мы доверяем, – сказал Михайлов. – Кроме того, нам известно кое-что о ваших прошлых… похождениях. Но больше я практически ничего о вас не знаю. Так что, надеюсь, вы простите мне эту маленькую проверку.

Добраться до дальневосточников оказалось настоящим квестом, на прохождение которого Владу потребовалось два дня. Зашифрованные послания в черной сети, тайные метки на улицах, долгая прогулка по городу, сначала чтобы убедиться, что за ним нет слежки, а потом – что за ним следят именно те. кто должен… В конце концов эти мытарства привели Влада в полуподвальное помещение офисного центра класса Б, где под прикрытием мелкой торговой фирмы сидел резидент разведки Дальневосточной Республики.

Влад поерзал на неудобном офисном стуле.

– Крестовский – сын Гермеса, пусть и третьего ранга, – сказал он. – От холодного оружия он, скорее всего, увернется. От пули – вряд ли, но, учитывая возраст Ломтева и его общее состояние, вряд ли он хороший стрелок и положился бы на волю случая. Кроме того, он – аристократ, а аристократы полагаются на то, что даровала им природа, пусть сам акт дарения состоялся не так давно. Полагаю, он убил Крестовского своей силой.

Михайлов кивнул.

– Но почему на первом этаже?

– Учитывая характер его силы, скорее всего, он опасался повредить перекрытие, – сказал Влад. – А на первом этаже пол должен быть каменный.

– Да, мы тоже полагаем, что Крестовский мертв, – подтвердил Михайлов.

Он был большой, рыжий, бородатый, с мощными, покрытыми рыжими же волосами руками, и если бы он родом из империи, все это, вкупе с его фамилией, скорее всего означало бы, что он ведет свой род из медведей-оборотней. По крайней мере, такое можно было бы предположить в первую очередь. Но Влад знал, что в ДВР все не так, и фамилия и внешность могли ничего не значить.

Просто большой.

Просто сильный.

Просто волосатый.

Спрашивать напрямую Влад, естественно, не стал.

– Но тогда появляется еще одна странность, – заметил он. – Дрязгами аристократов обычно занимается СИБ, и я бы не удивился, если бы к дому подъехала ее опергруппа. Но ее, как я понимаю, не было. Вместо нее прибыл великий князь. Насколько они знакомы?

– Разумеется, они знакомы, – сказал Михайлов. – Высшая аристократия вращается в довольно маленьком замкнутом мирке, и все московские, да и не только московские, князья друг другу представлены. Но Меншиков и Громов были знакомы лишь шапочно, на уровне ничего не значащих разговоров на очередном светском рауте. Вряд ли бы он обратился за помощью именно к нему.

– Из этого можно сделать вывод, что Меншиков как-то связан с Крестовским и приехал выяснять, что с ним случилось, – с одной стороны, когда великий князь сам приезжает спрашивать про возможную смерть графа, это из пушки по воробьям. С другой стороны, он приехал спрашивать не с кого-нибудь, а с другого князя, потенциал которого пока неизвестен в принципе.

– Видимо, Крестовский работал на Меншикова, – сказал Михайлов. – Разумеется. неофициально. Официально он работал в СИБ.

– Их дома как-то связаны? – Влад в силу своих занятий был достаточно хорошо осведомлен об аристократических родах, но все же его знания были не безграничны.

– Нет, – сказал Михайлов. – Открыто Меншиков никак не связан ни с Крестовскими, ни с Громовыми. И это не было похоже на дружеский визит – великий князь прибыл с отрядом личной охраны в максимальном для городского боя оснащении. С постановщиком помех, которых, кстати, до сих пор там стоит. Они разговаривали больше двух часов, а потом Меншиков уехал.

– И вы не знаете, о чем они говорили?

– Нет, – сказал Михайлов. – Мой наблюдатель говорит, что в кабинет они не поднимались.

– Во всем этом нет никакого смысла, – сказал Влад.

– Это лишь означает, что мы смотрим на картину не с той стороны.

– Допустим, – сказал Влад. Он попытался откинуться на спинку неудобного офисного стула и прокрутить в голове подслушанный разговор еще раз. Особенно его смущали два момента. Первый, про дочь, он уже озвучивал. Второй – обсуждение матримониальных планов Ломтева.

Чтобы какой-то граф диктовал князю, что ему делать, да еще и список невест составил? В это верилось с огромным трудом.

Да что там граф, Влад был уверен, что и Меншиков не смог бы навязать Громову-старшему свою волю.

Из этого следовал только один вывод, но он был слишком невероятный.

– Посмотрели? – спросил Михайлов.

– Все встанет на свои места, если допустить, что Громов и Ломтев – это разные люди, и подмена произошла как раз в «Золотой осени», – сказал Влад. – Но это….

– Невозможно? – уточнил Михайлов. – А смена вектора силы возможна?

– Были прецеденты, – сказал Влад.

– Были, – согласился Михайлов. – Но, как правило, у наблюдаемого объекта с самого детства наблюдался дар двух стихий, и потом, со временем, одна вытесняла другую, даже если раньше она была более слабой. Но этого никогда не случалось в таком возрасте. Кроме того, Громов изначально был сыном Зевса, причем внекатегорийным, и никаких других склонностей никогда не демонстрировал.

– Это не значит, что их не было, – заметил Влад.

– Две равные силы уживались в одном человеке на протяжении такого времени?

– То, что мы никогда раньше о таком не слышали, не означает, что это невозможно в принципе, – сказал Влад. – Кроме того, мне сложно поверить, что какой-то человек с даром такого уровня уклонился от испытания силы и прожил столько лет, так и не попав в поле зрения СИБ, которая такие случаи отслеживает весьма скрупулезно.

– Возможно, он не из империи.

– Допустим, они смогли подправить ему внешность так, что он умудрился ввести в заблуждение собственного сына, – сказал Влад. – Но его друзья, старые связи…

– Которые он даже не попытался возобновить, – сказал Михайлов. – После испытания силы и раскола в клане Громовых, Ломтев не вышел на связь ни с одним из своих многочисленных знакомых. Он живет затворником.

– Это можно понять, учитывая его возраст и положение.

– Не стоит списывать все странности на возраст, – сказал Михайлов. – Тот же Меншиков моложе всего на двенадцать лет.

Старики.

Старики у власти – это ее полбеды, подумал Влад. Беда, когда у этих стариков есть сила, сравнимая с мощью целой армии, пусть даже эта армия принадлежит какой-нибудь небольшой стране. Что ты будешь делать с этими стариками?

Только ждать, когда они умрут.

Но тот же Романов не умирает уже больше сотни лет. Так можно и самому состариться в ожидании.

– Я считаю, Крестовский никогда не стал бы так разговаривать с настоящим Громовым, – сказал Михайлов. – А если бы такое произошло, Громов убил бы его в самом начале разговора. И даже не этого разговора, а одного из тех, что были у них раньше.

– Если только он не выжил из ума.

– Если бы он выжил из ума, туда все же приехала бы спецгруппа СИБ, а не целый великий князь, – заметил Михайлов.

А дом Меншиковых издавна тесно связан с домом Романовых, и по одной из теорий наследования, после смерти Петра Шестого великий князь является третьим в очереди наследования.

По другой теории – шестым.

Возможно, это ничего и не значило, и, скорее всего, так оно и было, но в голове Влада почему-то всплыл именно этот факт.

Заговор, подумал Влад. Непонятно, чей, непонятно, против кого он направлен, но это и неудивительно. Они, возможно, годами плели паутины, а мы случайно наткнулись на одну ниточку, и совершенно естественно, что мы не видим всей картины целиком.

Но другого объяснения он найти не мог. Крестовский работал на СИБ, но если бы он посещал Ломтева по служебным делами, после его пропажи фамильный особняк был бы уже трижды оцеплен эсбэшниками, а зондеркоманда ариков уже готовилась бы к штурму.

Другое дело, если он был там с частным визитом.

И граф мог бы давить на князя, пусть даже и не совсем настоящего, хотя в некоторых аспектах уже и настоящего, только если за спиной графа стоит кто-то еще.

Кто-то больший.

Например, великий князь.

Тем самым объяснялся и шантаж дочерью, и многое другое.

– Бритва Оккама, – сказал Михайлов. – Нужно отбросить все лишнее.

Влад, так и не сумев найти комфортного положения, сел ровнее и закинул ногу на ногу.

– А какая вам, собственно, разница, Громов он или Ломтев, князь ли он по праву рождения или праву силы? – спросил он. – Важно другое. Он – колебатель тверди, и мы можем до него добраться. Пока еще можем, но если мы будем медлить, стараясь во всем этом разобраться, путилинцы достроят систему охраны, а он обзаведется личной гвардией, и он станет недоступен для нас, как и любой другой князь.

За все время его террористической деятельности, убивать высших аристократов Владу не доводилось. Князья жили в настоящих крепостях, для штурма которых требовалась либо воинское соединение, либо другой князь, по городу передвигались на личных броневиках в сопровождении вооруженной до зубов охраны, да и сами они были такими, что у тебя в любом случае был только один выстрел.

И если с ним что-то шло не так, шанса на второй тебе уже никто не давал.

Влад помнил историю с неудачным покушением на одного из сынов Гефеста, повелителя огня. Убийца попал, но ему удалось только ранить князя Чавчавадзе, ответным ударом тот уничтожил два жилых квартала.

Вместе со стрелком, разумеется.

По официальной версии это произошло, потому что он был ранен и потерял контроль над силой, не сумев ее вовремя сдержать. Но возможно, что он и не хотел сдерживаться.

Император по-отечески пожурил князя и велел ему выплатить компенсации родственникам погибших, и некоторые из них не получили этих компенсаций до сих пор, хотя уже почти пятнадцать лет прошло.

Потому что есть мы, и есть они. Аристократия и народ. Свои и чужие.

Своим – все. Остальным – закон, но проблема в том, что и закон этот работает только тогда, когда этого хотят свои.

Были тогда, конечно, какие-то волнения и протесты, но на этот случай в империи существовали силовики СИБ, которые прекрасно умели обходиться с любыми протестами и волнениями даже без помощи высших.

А те всегда были готовы помочь.

Громов-старший в молодости сам подавлял два восстания на границе с ДВР и в Киевской губернии, и трудно было посчитать, за сколько смертей он ответственен.

– Вы предлагаете его убить, – сказал Михайлов. – Это понятно, это ваш привычный образ действий, именно за этим вы и пришли.

– У нас есть два дня, – сказал Влад. – От силы – три. Потом он закуклится и обрастет броней, которую нашими силами будет уже не пробить. путилинские настроят охранные системы и уйдут, и вместо них придут личные гвардейцы, и их будет много. Гораздо больше, чем сейчас. И попытка ликвидации превратится в полноценную боевую операцию, которую даже вы не потянете.

– Это понятно, – сказал Михайлов. Он поставил локти на стол, переплел пальцы и смотрел на Влада поверх этого сооружения. – Ваша логика понятна, и вы мыслите верно, но дело в том, что вы мыслите тактически. А я делаю ставку на стратегию.

– И в чем же ваша стратегия? – спросил Влад.

– Смерть одного князя, безусловно, ослабит империю, – сказал Михайлов. – Но не сильно. Это новоявленный князь, который стоит во главе только что созданного дома, и самое ценное, что у него сейчас есть – это голос в княжеском совете. И если мы ошибаемся в своем предположении, и это настоящий Громов, то его голос может усилить партию войны, и тогда, конечно же, нам лучше от него избавиться.

– Но, – сказал Влад.

– Но, – сказал Михайлов, выпрямив указательный палец и тыча им куда-то в потолок. – С другой стороны, возможно, это не Громов. И тогда мы имеем дело с заговором внутри империи, заговором, который может привести к клановой войне, которая ослабит империю куда больше, чем смерть одного князя. Но риск велик, и, прежде чем что-то сделать или не сделать, мы должны знать наверняка.

– И как же вы можете узнать наверняка? – спросил Влад, хотя уже понимал, к чему Михайлов клонит.

– На данный момент я вижу только один способ, – сказал тот. – Пойти и спросить.

– И, как я понимаю, идти и спрашивать вы предлагаете мне?

– Я ограничен в людских ресурсах, – сказал Михайлов.

– А кроме того, я не ваш, и меня не жалко.

– Вы пришли ко мне ради сотрудничества, но, откровенно говоря, я не заинтересован в сотрудничестве в разовой акции, – сказал Михайлов. – Я представляю интересы небольшого – сравнительно, конечно – государства, окруженного врагами. Империя и Китай представляют для республики одинаковую угрозу, но в последние годы империя действует куда более активно, и если у меня есть возможность ввергнуть ее столицу в пучину межклановых войн, я не могу этой возможностью пренебречь.

– И как вы это себе представляете? – спросил Влад. – Сам процесс задавания вопроса?

– У нас есть два или три дня, пока он не обрастет броней, которую нашими силами будет уже не пробить, – сказал Михайлов. – У меня плохо с людскими ресурсами, но хорошо с ресурсами материальными. Я предоставлю вам лучшее оружие и броню, какие только можно найти в империи. Оборудование. План здания. Пока еще незакрытые уязвимости в охранной системе. Расположение постов. Все, что нужно для такой работы.

– А запасную жизнь вы мне тоже предоставите?

– Вы хотите работать с нами, – сказал Михайлов. – Вот вам вступительный экзамен.

– А если я возьму ваше оружие и броню, и все-таки убью его, так и не задав вопроса?

– Я рад, что вы сами подняли эту тему, – сказал Михайлов. – Конечно же. я понимаю, что-то может пойти не так, и вам придется его убить. Это нормально. Но если вы убьете его, даже не попытавшись, то наше с вами сотрудничество на этом закончится, и никакой поддержки с нашей стороны вы больше не получите. Никогда.

– Что ж, – сказал Влад. – Это справедливо.

– И каков же будет ваш ответ? Или вам нужно еще время, чтобы принять решения.

– Нет, не нужно, – сказал Влад. – Несите оборудование. Пойду спрошу.

Глава 15

Первым в холле, что совершенно неудивительно, появился один из путилинцев, и уж не было вовсе ничего странного в том, что это был старший по смене. В конце концов, прошло уже около пяти минут, и они явно успели убедиться, что жизни охраняемой персоны ничего не угрожает.

Осталось только понять, что же произошло в охраняемом ими особняке, но тут Ломтев не собирался им ничего объяснять.

– С вами все в порядке, ваша светлость? – спросил путилинец. Его рука, на всякий, видимо, случай, висела где-то в районе набедренной кобуры. Впрочем, оттуда и до переговорного устройства было недалеко.

– Полагаю, что да, – сказал Ломтев. – Насколько это вообще возможно для человека моего возраста.

Оценив обстановку, путилинец остановил свой взгляд на останках Крестовского. Выглядели они, надо сказать, довольно неприятно, но охранник даже не вздрогнул.

Разве что, внутренне.

– Могу я спросить, что здесь произошло?

– Лучше вам в это не лезть, – сказал Ломтев.

– Мне вызвать полицию, ваша светлость? Или СИБ?

– Не стоит, – сказал Ломтев. – Я думаю, вскорости сюда и так кто-нибудь приедет. И, кто бы это ни был, я не хочу, чтобы вы им препятствовали. Просто известите меня и откройте ворота.

– Вы уверены в этом, ваша светлость?

– Да, – сказал Ломтев. – Я понимаю, что вы отвечаете за мою безопасность, но это не тот случай.

– Вам не нужна какая-нибудь помощь, ваша светлость?

– Нет, – сказал Ломтев. – Можете продолжать заниматься своими делами.

– А это… – он снова бросил взгляд на кровавое месиво.

– Пусть пока останется так, – сказал Ломтев. Для наглядности. – А потом я что-нибудь решу.

– Хорошо, – похоже, что старший по смене проникся к князю еще большим уважением. Уходя, он разве что каблуками не щелкнул.

Власть давит, подумал Ломтев.

Иногда даже вот так, буквально.

Он понимал, что вступил на тонкий лед, и вполне может быть, что договариваться с ним приедет какая-нибудь айнзацгруппа, которая постарается окончательно решить Ломтевский вопрос.

И, скорее всего, у нее даже получится.

Но другого выхода он не видел. У Крестовского не было полномочий, чтобы вернуть ему дочь, а играть в испорченный телефон Ломтев уже не хотел.

Он был слишком стар для таких игр.

Подозревая, что ожидание может затянуться, Ломтев сел в одно из многочисленных кресел холла, закинул ногу на ногу и закурил трубку.

Ломтеву доводилось убивать людей и раньше, но, в основном, это было в бою, и, по большей части, на куда большей дистанции. Несколько раз ему приходилось драться и врукопашную, но там он не мог поручиться за результат, слишком уж много неразберихи было вокруг.

Этот случай, конечно же, отличался.

Убийство было хладнокровным, обдуманным, продиктованным обстоятельствами. Ломтев не чувствовал ни адреналинового «отходняка», случавшегося у него после боя, ни удовлетворения от хорошо проделанной работы.

Он убил врага. Не самого главного, и даже не самого крупного, скорее всего, одного из многих, и там, откуда взялся этот, наверное, найдутся еще сотни, и в принципе, эта смерть решала только одну из задач, никак не затрагивая остальные, и все же, Ломтев не жалел о своей выборе.

Возможно, этим он подписал смертный приговор и себе и Ирине. Но если бы он этого не сделал, от них бы избавились все равно. А так у него появился хоть какой-то шанс встретиться с кем-то, кто принимает чуть больше решений, чем Крестовский. Возможно, не с главным заговорщиком, но с кем-то из его ближнего круга.

Конечно, если он посчитал верно, и особняк сейчас не оцепляют закованные в боевые костюмы боевики СИБ.

Или привлеченный волей императора сыночек не готовится пойти на штурм.

И поскольку существовал только один способ узнать, правильно ли он посчитал, Ломтев продолжал курить и терпеливо ждать.

* * *

Статский советник Григорьев скрестил руки на груди.

На этот раз он принимал графа Бессонова в своем кабинете, не таком большом и роскошном, как об этом мог бы подумать кто-нибудь из обывателей. Здесь не было дизайнерских изысков или бросающихся в глаза излишеств, все было подчинено функциональности.

В этом кабинете не принимали праздных гостей.

Здесь работали.

– Хоть вы меня чем-нибудь порадуйте, граф, – сказал Григорьев.

– Поиски стрелка зашли в тупик?

– Мы отследили винтовку, но этот путь ожидаемо закончился ничем, – сказал Григорьев. – Ее ввезли в страну нелегально, продали через черную сеть, отследить транзакции нам не удалось. Стрелок, скорее всего, покинул район на машине каршеринга, используя для этого взломанный аккаунт.

– Следы прошлой весны?

– Да, увы, – сказал Григорьев. – Взлом базы персональных данных, информация о сотне тысяч подданых утекла в черную сеть, с последствиями этого прокола мы будет сталкиваться еще долгие годы. Нам также удалось установить номер телефонного аппарата, которым он пользовался, но… вы понимаете.

– Телефон куплен на подставное лицо, взломан и брошен сразу же после окончания акции?

– Именно так, – сказал Григорьев. – Его методы эффективны, они работают, но они… грубы? Недостаточно изящны? Он оставляет слишком много следов, и, хотя до сих пор они нас на него не вывели, я могу предположить, что наш стрелок – не профессионал. Талантливый любитель, и, до определенного момента, ему не приходилось считать деньги.

– Террорист-одиночка?

– Возможно, небольшая группа, – сказал Григорьев. – Возможно, их финансирует кто-то из наших врагов, но они не часть организации. Они сами по себе.

– Бойня на фудкорте вписывается в эту картину, – заметил Бессонов. – Похоже, наш стрелок работал с Сопротивлением. Или пытался с ними работать, но они не сошлись во взглядах.

– Сопротивление финансируется английской разведкой, – сказал Григорьев и тут же поправился. – Финансировалось. Это установленный факт. Но с тех пор, как был застрелен их публичный лидер, они прекратили всякие контакты как с британцами, так и с кем бы то ни было вообще. Похоже, Сопротивление окончательно развалилось и больше мы о нем ничего не услышим.

– Вы так говорите, как будто на самом деле об этом сожалеете.

– А я и сожалею, – сказал Григорьев. – Потому что место силы пусто не бывает, и если из этой ниши уйдет Сопротивление, туда придет кто-нибудь другой. Какое-нибудь Народное Ополчение или Подполье, с новыми лидерами, но старыми лозунгами. Мы это уже много раз проходили. А я предпочел бы иметь дело со старым Сопротивлением, мягким, слабым, контролируемым, про которое нам практически все было известно. Людям все равно потребуется место, чтобы выпустить пар, так что я бы предпочел держать руку на клапане.

– Чтобы вовремя его перекрыть?

– Если пара будет слишком много, им можно обжечься, – сказал Григорьев. – Если же его вовсе не выпускать…

– Будет взрыв, – сказал Бессонов.

– Как бы там ни было, непубличные лидеры Сопротивления легли на дно, а кое-кто уже уехал из страны, – сказал Григорьев. – Мы побеседовали с несколькими из них, и все они отрицают любое сотрудничество со стрелком.

– Это ни о чем не говорит, – сказал Бессонов. – Я бы на их месте тоже отрицал.

– Поверьте, мои люди умеют спрашивать, – сказал Григорьев. – Возможно, стрелок имел дело с теми, кто на данный момент уже мертв, а остальные просто не знали.

– Или кто-то его руками выкашивает политическое поле, – сказал Бессонов.

– Бросьте, граф, – сдержанно рассмеялся Григорьев. – Все эти убийства имеют отношение к политическому полю лишь опосредованно. Политику вершат не те люди, до которых наш стрелок сумел добраться. Все убитые им люди, по большому счету, это мелочь, которая ничего не решает. А с теми, кто на самом деле вершит судьбы империи, такими методами не совладать.

– Да, вы правы, – сказал Бессонов. Если бы стрелок мог добраться до кого-нибудь из старших рода, вряд ли бы он стал отстреливать молодежь у ночных клубов.

– В любой стране, сколь бы благополучна и стабильна она ни была, у определенной части общества всегда будет запрос на революционные изменения, – сказал Григорьев. – И вовсе не потому, что эта часть общества лишена прав или угнетаема, у радикализма может быть много причин, особенно, если эту почву будут подпитывать агенты влияния наших врагов. С этой частью общества мы и работает, и цель наша – не допустить, чтобы из одной искры возгорелось пламя лесного пожара, который уничтожит нас всех. Но довольно общих слов. Чем вы меня можете порадовать, граф?

– Боюсь, что радовать особо нечем, – сказал Бессонов. – После того, как мне удалось связать эпизод со стрельбой с бойней на фудкорте, мое расследование тоже зашло в тупик, и у меня нет новых зацепок. Более того, я перестал видеть лицо стрелка.

– Как это может быть?

– Теперь там расплывчатое пятно на том месте, где раньше было лицо, – сказал Бессонов. – Я с таким пару раз сталкивался и раньше.

– И что это означает?

– Как правило, это означает, что его внешность изменилась, – сказал Бессонов.

– Пластическая хирургия?

– Или чей-то дар, – подтвердил граф. – Но, скорее первое, ведь подобные специалисты с даром должны быть наперечет. Есть еще вариант, что это произошло естественным путем, у меня в практике был один случай, когда внешность подозреваемого изменилась после пожара, и я тоже перестал его видеть.

– Но вы его нашли?

– В конечном итоге, да, – сказал Бессонов. Это было непросто, и этому сильно поспособствовали новые улики по делу. А если стрелок ляжет на дно, то дару Бессонова лучше поискать другое применение.

Сила провидца очень капризна и не поддается прогнозам.

– Могу я полюбопытствовать, как? Впрочем, не отвечайте, это пустое, – вздохнул статский советник. – Император мне больше не звонил, но я буквально шкурой чувствую, что его раздражают мои доклады. Зато князь Громов названивает мне каждый день, и вот его недовольство мне даже представлять не надо.

– Его можно понять, – сказал граф. – Он потерял сына…

– Вы знакомы с князем?

– Лишь шапочно.

– Тогда вы не понимаете, что дело не в сыне, – сказал Григорьев. – В конце концов, у него есть еще двое. Дело в дворянской чести, дело в отмщении, дело в том, что он чувствует себя уязвленным. Он воспринимает это как выпад против него лично, и он жаждет крови. А я пока ничего не могу ему предложить.

– Хм, – сказал Бессонов. – А вы не рассматривали другую версию?

– Какую же?

– А если наш стрелок – не простой человек? – предположил Бессонов. – Вовсе не народный мститель и не террорист-одиночка? Что, если он из дворян? Этим можно объяснить уровень его финансирования и технической оснащенности. Дворянство имеет доступ к огнестрельному оружию и клиникам, в которых могут провести операцию по изменению внешности…

– То есть, вы хотите сказать, что это – не террор?

– А что, если это – убийство, которое террором только маскируется? – спросил Бессонов. – Если контакты с Сопротивлением – это ложный след, который нам специально подкинули, чтобы мы искали идейного радикального бойца там, где следует искать чей-то расчет? Где вы станете прятать камень? На морском берегу. Где вы станете прятать лист? В лесу. Где вы станете прятать труп?

– Среди других трупов? – уточнил Григорьев. – И кто, по-вашему, был основной целью?

– Громов?

– Это не имеет смысла, – сказал Григорьев. – Младший Громов был пустым местом, обычным прожигателем жизни, от его смерти никто не получил выгоды.

– Но он принадлежал к основной ветви, – возразил Бессонов. – Смерть одного из младших накануне раскола клана… А что, если это не совпадение?

– Его смерть никак не могла повлиять на раскол, – сказал Григорьев. – Эти события никак между собой не связаны.

– Может быть, они связаны, но мы просто не видим этой связи, потому что это кусочки головоломки, принадлежащие к разным частям картины, которую нам так и не показали целиком, – сказал Бессонов. – Если стрелок – аристократ, или вассал одного из кланов, это может объяснить, почему он эффективен, но, как вы изволили выразиться, недостаточно изящен. Кланы, это все-таки не спецслужбы, они не так поднаторели в силовых акциях с использованием обычного огнестрельного оружия и прочих современных штучек.

– И кого вы подозреваете?

– Как обычно, всех, – улыбнулся Бессонов. – Или никого. Пока я только высказываю версию и советую вам присмотреться к этому клану. Точнее, к этим кланам. Что вам известно о старшем князе?

– Немногое, – сказал Григорьев. – Он редко попадал в поле зрения СИБ. Верный слуга империи, личный друг императора… Он всегда был вне любых подозрений, и у меня нет никаких оснований предполагать, что в этом плане что-то изменилось.

– Раскол клана, – напомнил Бессонов.

– Это вопрос смены вектора силы, – сказал Григорьев. – Мы таким не занимаемся. Да и, по правде говоря, я и не хочу этим заниматься. Это больше по вашей части.

– Потому что я провидец?

– Потому что вы – дворянин, – сказал Григорьев.

– На вашем месте, я бы все же поговорил со стариком, – сказал Бессонов.

– И что я ему скажу? О чем я его спрошу?

– Вы говорили, что ваши люди умеют задавать вопросы.

– Ему почти девяносто лет и он князь, – сказал Григорьев. – Более того, он – колебатель тверди, а таких, если мне не изменяет память, в империи давно не осталось.

– Да и во всем мире тоже, – сказал Бессонов. – Я узнавал, Троезубовы были последним родом, владеющим этой силой.

– А вы не узнавали, почему этот род был уничтожен?

Бессонов промолчал.

К этой информации не было доступа даже у него, это дело, если оно и существовало до сих пор, хранилось в той части архива, куда можно было попасть только с личного императорского дозволения.

А скорее всего, и документов-то никаких не осталось. Сети тогда не было, а бумага недолговечна и уязвима для разного рода напастей.

Прорыв водопровода, пожар, крысы…