Текст книги "Физрук (СИ)"

Автор книги: Сергей Мусаниф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Закованная в железный сапог нога опустилась сверху, раздавив и бутылку и мои пальцы, ее сжимающие. Ирония судьбы, но пальцы, политые зельем восстановления, сразу же исцелились. Может быть, есть смысл попробовать их облизать?

Во все сужающемся поле зрения возник раскачивающийся прямо перед моим лицом набалдашник боевого молота.

– Я тебя запомнил, – на всякий случай соврал я гному, лицо которого находилось слишком высоко, чтобы я мог его разглядеть.

Набалдашник молота исчез, уходя вверх для замаха, в следующий миг я затылком почувствовал легчайшее дуновение воздуха.

И наступила темнота.

ГЛАВА 28

И была темнота.

А потом появился свет, и я пошел на него, надеясь, что это свет в конце туннеля, а не скорый поезд "Москва-ад", который отвезет меня туда, где, по мнению Системы, мне и место.

И если сначала никакого туннеля не было, то стоило мне только о нем подумать, как он появился, и по обеим сторонам выросли стены. Но гудка все еще не было слышно и это немного обнадеживало. Но только самую капельку.

У меня ничего не болело, по крайней мере, физически. Руки-ноги были на месте, лишних дырок ни на теле, ни в одежде не наблюдалось, но и инвентарь ни черта не вызывался, и логи посмотреть тоже было невозможно.

Странное такое состояние.

У меня даже возник когнитивный диссонанс, потому что, с одной стороны я должен был быть мертв. А с другой стороны, вот он я, о чем-то думаю, куда-то иду.

Пораженный этими мыслями, на какое-то мгновение я даже остановился.

А потом побежал.

– Куда бежишь? – спросил меня голос. Он раздавался одновременно отовсюду, поэтому я сразу понял, что это голос в моей голове. Но он, совершенно определенно, принадлежал не мне, не моему подсознанию, не моему альтер-эго и даже не моему либидо.

Это был определенно чей-то чужой голос, поэтому ему можно было ответить. Со своими же собственными голосами заводить беседу не рекомендуется.

– Туда, – сказал я и махнул рукой в сторону света.

– А что там? – тут же спросил голос.

– Друзья, попавшие в беду, и враги, у которых все нормально, – сказал я. – А должно быть наоборот.

– Кто так решил? – спросил он.

– Я.

– А, ну тогда ладно, – сказал он и замолк.

Минут на пять, за которые я к своей цели ничуть не приблизился.

– Ничего не замечаешь? – осведомился голос.

– Расстояние не сокращается, – сказал я.

– Бинго, – сказал он. – А знаешь, почему? Потому что тут нет расстояний.

– Отлично, – сказал я и остановился. – А что тут есть?

– Ты, – сказал он. – И я.

– Понятно, – сказал я. – Раз уж об этом зашла речь, ты не мог бы визуализироваться во что-нибудь привычное?

– Легко, – сказал он и превратился в меня.

Второй я стоял метрах в двух от меня и над его-моей второй головой возник какой-то мягкий источник рассеянного света.

– Не настолько привычное, – сказал я.

– Ладно, – сказал он и превратился в Виталика.

– Все еще перебор.

– Ладно, – сказал он и превратился в какого-то незнакомого мутного типа в деловом костюме и с портфелем в руках. – Так пойдет?

– Годится, – решил я. – И кто ты?

– Я – хранитель этого места.

– Полагаю, ты можешь угадать мой следующий вопрос, но я все равно спрошу. Что же это за место?

– Это то место, куда попадают игроки после смерти.

– Все игроки? – уточнил я. – Или только те, у кого был Амулет Возрождения?

– Все, – сказал он.

– А на фига тогда амулет? – спросил я. – И что означает вероятность в двадцать пять процентов?

– Амулет вызывает меня, – сказал он. – Двадцать пять процентов – это вероятность того, что я откликнусь на зов.

– Отлично, – сказал я. – Но раз ты откликнулся и пришел, то у меня все в порядке, да?

– Боюсь, все несколько более сложно, – сказал он.

– Нет, все просто, – сказал я. – Скажи мне, где выход, и я уйду.

– Выход там, – он махнул рукой в сторону светлого пятна, к которому я бежал. – И там, – теперь он указал в противоположную сторону. – И там, – указующий жест вверх. – И там, – теперь он махнул рукой под ноги.

– Бесишь, – сказал я.

Он пожал плечами.

– У меня нет времени на эту ерунду, – сказал я.

– На самом деле, у тебя полно времени на любую ерунду, – сказал он. – Потому что здесь, как это ни парадоксально звучит, нет времени. И если ты решишь вернуться, то вернешься ровно в тот момент, из которого и ушел.

– То есть, вот прямо туда? – уточнил я. – В тот момент и в то же место?

– Да, – сказал он. – Ты ведь сам так выбрал.

– Отлично, – сказал я. – Как мне это сделать?

– Ты уверен, что действительно этого хочешь? – спросил он. – Учитывая обстоятельства твоего отбытия?

– Еще как хочу, – сказал я. Да, там, откуда я "отбыл" было полно врагов, но я собирался их всех убить, используя чувство морального превосходства, эффект внезапности и бейсбольную биту.

Но если этот тип не врет, а мне почему-то казалось, что он не врет, с этим можно не торопиться. Хотя и засиживаться, конечно, не стоит.

Словно прочитав мои мысли, этот хмырь наколдовал два удобнейших на вид кожаных кресла и превратил окружающий нас тоннель в уютную гостиную с коврами, охотничьими трофеями и полыхающим камином. На каминной полке красовалась моя фотография в камуфляже и с М-16 в руках.

Он сел в свое кресло и закинул ногу на ногу.

– А без этого вообще никак? – спросил я.

– Никак, – сказал он. – Садись.

Я сел. Кресло оказалось удобным не только на вид и ощущалось вполне реальным. Вот что настоящее колдунство делает.

– Прежде, чем ты уйдешь, я должен рассказать тебе об альтернативе, – сказал он.

– Сейчас я мог бы пошло пошутить, – сказал я. – Но не буду.

– Шути. Мне все равно.

– Тем более, не буду, – сказал я. – Если тебе надо что-то мне рассказать, то валяй, рассказывай, и давай закончим с этим поскорее.

– Зачем ты так рвешься обратно?

– Там друзья, – сказал я. – Враги. Там жизнь.

– Что есть жизнь, как не бесконечная череда страданий, в итоге которой ты все равно умираешь?

– Знакомая какая-то песня. Ты, часом, романов на польском не писал?

– Но ты ведь можешь не возвращаться туда, где пот, кровь, боль и смерть, – сказал он. – Ты можешь остаться здесь.

– А здесь что?

– Тишина, покой, – сказал он и обвел рукой сотворенную минутой ранее гостиную. – Все, что ты хочешь.

– Только оно все ненастоящее. Здесь только то, что живет у меня в голове.

– Разве не все мы живем в собственных головах?

– Знаешь, Гамлет, хоть я и не узнал тебя в этом прикиде, но ответ на твой извечный вопрос я для себя давно уже выбрал.

– И ты не хочешь воспользоваться уникальной возможностью познать себя?

– Я знаю о себе все, что мне надо.

– Но так ли это?

– Ты – демон рефлексии и самокопания?

– Нет. И если ты начинаешь думать, что я – лишь часть тебя, и извлекаю ответы из твоего разума, то ты ошибаешься.

– А как это проверить?

– Спроси меня о чем-нибудь, чего ты не знаешь.

– Ну и смысл? Если я этого не знаю, как я проверю ответ?

Он промолчал.

Признаться честно, в мозг уже закрадывалась мысль, что я лежу в коме и все это мне только чудится, и я разговариваю сам с собой, но жизненный опыт этой версии все-таки противоречил. Мне ведь, черт побери, размозжили голову боевым гномским молотом, какая тут кома?

И вот еще что интересно, я действительно слышал треск черепной коробки и хлюпанье ее содержимого, или придумал это уже потом?

– Ладно, – сказал я. В конце концов, я же ничего не теряю. – В чем смысл Системы?

– В том, чтобы сделать выбор и найти свое место в одном из миров.

– Не, я, видимо, неправильно сформулировал, – сказал я. – Это смысл для конкретного индивидуума, пытающегося в вашу чертову Систему встроиться. А если глобально? Зачем это вообще? Какие цели преследовали Архитекторы, когда все это придумали?

– Смысл существования Системы в ограничении развития цивилизаций, – сказал он, как ножом отрезал.

– Но зачем?

– Потому что на определенном этапе развития цивилизация становится опасна не только для себя, но и для окружающих, – сказал он.

– Звездные войны, вот это вот все? – спросил я.

– В том числе. Но зачастую действия эти не несут злого умысла, хотя и приводят к катастрофическим последствиям. Любопытство, научный интерес, попытки познать вселенную… А в итоге все заканчивается превращением звезд в сверхновые, расползанием черных дыр, нарушениями в пространственно-временном континууме, которые грозят целым галактикам.

– Неужели Земля подошла к этому пределу?

– Даже близко не подошла, – сказал он. – Но Система работает на опережение и приходит на все планеты, где есть разумная жизнь. Вне зависимости от стадии научно-технического прогресса, если аборигены выбрали именно этот путь.

– То есть, даже если бы мы жили в пещерах и проламывали головы мамонтам каменными топорами…

– Система бы все равно пришла, – сказал он. – Система подчиняется единым алгоритмам. На планете есть разумная жизнь, пусть даже в зачаточном состоянии? Туда приходит Система. В конце концов, что такое несколько тысяч, необходимых для роста цивилизации, лет с точки зрения Вселенной? Один миг.

– И везде случается вот такая фигня?

– Это вариативно, – сказал он. – Сильный получает больнее, для слабого же, наоборот, это просто бонусы, которые помогают в развитии.

– Ценой отказа от собственного пути?

– Да, так. Система приводит разные цивилизации к единому знаменателю. Уравнивает шансы.

– Нельзя уравнять шансы, попросту отобрав их у всех.

– Это вопрос меньшего зла, – сказал он. – Незадолго до возникновения Системы одна цивилизация проводила научный эксперимент, породив расползающуюся сингулярность, которая поглотила целый сектор галактики. Там жило восемнадцать разумных рас, и судьба их до сих пор неизвестна. Именно это событие стало отправной точкой для создавших Систему Архитекторов.

– Значит, тупо ограничение научно-технического прогресса?

– Не только. Есть разные пути развития.

– Получается, прокачаться в Системе до уровня "бог" не получится ни у кого?

– Внутри Системы даже у богов есть ограничения.

– Но мне рассказали о случаях уничтожения планет, – сказал я.

– Одна планета – всего лишь пылинка по сравнению с целой галактикой.

– Значит, Система – это про стабильность любой ценой?

– Можно и так сформулировать.

Стабильность хомячка, которому в клетку подсунули колесо, чтобы ему было, чем себя занять.

– И ты всем это рассказываешь? – спросил я.

– Тем, кто спрашивает.

– А многие спрашивают?

– Нет. В основном люди после смерти другими вещами интересуются.

– Тогда вот тебе еще один неожиданный вопрос, – сказал я. – Где находится родной мир Архитекторов?

– Я не могу сказать.

– Почему?

– Во-первых, я не знаю, – сказал он. – Знания мои обширны, но не безграничны. А во-вторых, у тебя нет нужной системы координат, чтобы я мог просто сообщить тебе адрес. Как ты это себе представляешь? За Фомальгаутом налево, потом маршруткой до Проксимы Центавра, а дальше пешком через лес? И в-третьих, это знание абсолютно бесполезно. Система уже давно автономна и не подвержена вмешательствам со стороны создателей. Это машина, которая выполняет заложенную в нее программу.

– Допустим, оно действительно так, – сказал я. – А кто ты такой?

– Я – никто, призрак из машины, дух этого места, проводник, хранитель и всякое такое, – сказал он.

– Но что это за место?

– Я уже говорил. Другой информации ты не получишь. Ее и так достаточно.

– Ладно, – я решил зайти с другой стороны. – А где это место находится?

– На Земле, – сказал он. – В какой-то степени.

– И что мне надо сделать, чтобы отсюда выбраться?

– Заглянуть в себя и убедиться, что ты на самом деле этого хочешь, – сказал он.

– Вот так просто?

– Это только кажется, что просто, – сказал он.

– А что бы случилось, если бы у меня не было этого чертового амулета?

– Я бы не пришел и ты остался бы здесь навсегда.

– А что будет, если я опять умру, и на этот раз амулета у меня не будет?

– Я не приду, и ты останешься здесь навсегда.

Как сказало бы Виталик, приятная, сука, перспектива.

– И когда мне уже можно начинать смотреть в себя?

– Когда хочешь, – сказал он. – Когда будешь думать, что ты готов.

Ну, а чего тут думать? Я же всегда готов.

Я закрыл глаза, почему-то это казалось мне необходимым условием, и заглянул.

И сразу понял, что Соломон меня обманул, может быть, и невольно. Когда я заглянул в его черный хрустальный шар, я не вспомнил и половины того, о чем Система заставила меня позабыть.

А теперь же ко мне вернулась память вообще обо всем. Даже о том, о чем я благополучно успел позабыть и до пришествия детища Архитекторов в наш мир.

И все эти чертовы воспоминания навалились на меня разом.

Вкус зубной пасты и цвет зубной щетки, которая была у меня в три года. Запах маминых волос. Те слова, которые мне сказал мой отец, о которых он потом сильно пожалел, и мой ответ, о котором впоследствии пожалели мы оба.

Кучи осенней листвы перед нашей школой. Все когда-либо прочитанные мной книги.

Тяжесть ее портфеля в моей руке.

Первый поцелуй за гаражами. Первая сигарета, выкуренная там же. Первая серьезная драка, боль от разбитых костяшек пальцев.

Запах горящего мазута. Нагретая солнцем броня танка.

Раскаленный ствол автомата в моих руках.

Вкус шоколадного мороженого.

Марина, разбросавшая волосы по моей подушке.

Она же, смеющаяся, на пассажирском сиденье моей "ласточки".

Она же в туалете бизнес-центра и неподдельное сочувствие в глазах поглаживающего ломик Димона.

Десятилетний Димон и тупая детская потасовка, в котором мы познакомились.

Какой-то незнакомый мужчина, которому я всадил пулю в голову, потому что мне сказали, что так надо.

Премьера третьей серии "Матрицы" и неудобные места где-то в первых рядах и сбоку, билеты на которые удалось купить в последний момент

Запах хлорки в школьном бассейне.

Полоса препятствий в армейской учебке.

Гораздо более жесткая полоса препятствий в учебке после армии.

Мой чертов юношеский максимализм, мое обостренное чувство справедливости и ужасные последствия, к которым все это привело.

Ужасное разочарование в том, во что я верил раньше, затянувшаяся депрессия, поиски себя и своего места в этой жизни.

Иллюзия того, что нашел.

Иллюзия ли?

Приход Системы, лишивший меня шанса узнать, так это или нет.

Может быть, хранитель прав, и нет никакого смысла возвращаться туда, в безумную пляску смерти, заменившую привычную нам жизнь? Туда, где представители высокоразвитых цивилизаций, низведенных до магического средневековья, добывают фраги и коллекционируют наши скальпы? Где люди – зомби, где герои и злодеи становятся нежитью, где детей забирают от родителей и увозят на другую планету, где право сильного возведено в абсолют и другого закона попросту нет, где бездушный древний механизм Системы, созданный неизвестными Архитекторами, пожирает один мир за другим?

Может, я все-таки выбрал неправильный ответ на гамлетовский вопрос?

Остаться здесь, в тишине, покое, может быть, даже в темноте. Предаваться созерцанию пустоты, стать чертовым буддистом и найти вечный дзен?

Но не так все просто…

– Кто ты? – спросил меня голос.

Возможно, это был голос хранителя, а возможно, мой собственный.

А и правда, кто я?

Мужчина. Человек. Игрок. Истребитель зомби.

Во мне было слишком много бывшего.

Бывший ребенок, бывший школьник, бывший уличный хулиган, бывший студент, бывший сержант ВДВ, бывший инструктор спецназа, бывший оперативник ГРУ, бывший почти алкоголик, бывший любовник, бывший безработный, бывший преподаватель, бывший добропорядочный гражданин.

Но упадническое настроение быстро прошло, и нужный ответ нашелся сам собой. Он был не слишком умный, но с правильными ответами так бывает довольно часто.

– Я – физрук.

И открыл глаза.

Уютной гостиной с креслами, камином и охотничьими трофеями больше не было, проводник-хранитель-никто-не обращайте на меня внимания тоже куда-то подевался, но и туннель не вернулся.

Была только темнота и свет вдалеке, до которого я тогда так и не дошел.

Я стоял на месте, вообще не двигался, даже пальцами не шевелил, но свет стремительно приближался. Я понадеялся, что это все-таки не скорый поезд, повернулся к нему и раскинул руки в стороны.

Пафосный жест, который сейчас почему-то показался мне уместным.

В следующий миг сгусток света ударил меня в грудь.

И я воскрес.

ГЛАВА 29

Как и было обещано мутным типом из загробного мира, я восстал из мертвых, прямо как в старой песне, на том же месте, в тот же час.

В тот же, я бы даже сказал, миг.

Гном даже удивиться не успел, наверное. Он еще поднимал молот, заляпанный кровью прошлого меня, и тупо смотрел на пустое место под ногами, а я уже левой рукой сорвал с него закрытый рогатый шлем (так вот зачем нужны эти рога, очень удобно), а правой загнал отравленный эльфийский кинжал ему в глаз.

Система засчитала крит, но мозг я, видимо, все-таки не задел, потому что гном умер не сразу. Пришлось воткнуть поглубже и провернуть.

Выдернув кинжал из глазницы, обратным движением я швырнул его себе за спину, повинуясь инстинкту и почти не целясь. Кинжал угодил в горло вражескому магу, прервав монотонные литания команд.

Перед глазами маячило системное сообщение о том, что поскольку я воскрес в точке смерти, прямо на поле боя, то получаю временный баф на ловкость и выносливость. Видимо, для того, чтобы я успел убраться отсюда поскорее, испуганным сайгаком ускакав в кусты. Ниже там было что-то еще, и я смахнул все сообщения оптом, потому что, как говорит Экклезиаст, есть время читать логи, а есть время проламывать головы.

Инвентарь в боевых условиях оказался удобнейшей штукой. Мгновением раньше в руках у меня ничего не было, и вот я уже стою и держу в левой последний из "калашниковых", а правой сжимаю Клавдию и…

И на самом-то деле ни фига я не стою.

Не знаю, какие там бонусы дает повышенная выносливость, но повышенная ловкость мне пришлась по душе. Скорость реакции выросла настолько, что на бегу к нашпиговавшим прошлого меня лучникам я увернулся от двух стрел, вышвырнул одного лучника на улицу сокрушительным пинком, а второму снес полголовы своим ультимативным оружием.

И помчался убивать остальных, стреляя одной рукой и на ходу.

В узких кругах посвященных лиц бытует мнение, что вести прицельный огонь из автомата, удерживаемого одной рукой, невозможно в принципе, поэтому четыре хэдшота я спишу на везение и игровые условности.

А потом дистанция как-то сама собой сократилась и я сошелся с врвгом в рукопашную.

Ну, как в рукопашную…

Первому мечнику я вбил горячее дуло автомата прямо в рот, заглушив хруст ломаемых зубов грохотом выстрелов. От второго отмахнулся битой, он испуганно отпрыгнул в сторону со скоростью, которой бы позавидовал и присевший на ежа заяц, и его где-то в чем-то можно было понять.

Примитивное оружие, предназначенное для того, чтобы ломать, только что продемонстрировало, что может еще и рубить. А вот того места, которым оно рубит, не продемонстрировало.

И тут Система ошиблась.

Она одарила меня достижением "берсерк" и баффнула еще раз, на тридцать секунд удвоив наносимый урон и уполовинив входящий, но все это была полная фигня.

Ни в какое боевое безумие я не впадал. Глубоко внутри я был холоден, рассудочен и мной руководил точный расчет.

Поскольку "призрачный клинок" еще не откатился, а голое дерево против доспехов не играет, я убрал Клаву в инвентарь и подобрал выпавший из рук убитого мной мечника клинок.

Фехтовальщик из меня, конечно, аховый, но базовый принцип – за один конец держишься, другим мочишь козлов – мне уже и тогда был известен, а большего ситуация и не требовала. На моей стороне была увеличенная ловкость, в несколько раз завышенный урон и ошеломление противника, которого подобное развитие событий застало врасплох.

Я прыгнул к мечнику и обрушил на него удар сверху, держа меч двумя руками. Плотная кожаная броня его не спасла, я попал в плечо и разрубил бедолагу до середины груди. Меч, как это принято в таких случаях, застрял, зацепившись о ребра или что-то там внутри, я не стал его вытаскивать, сорвал с пояса падающего игрока небольшой топорик, видимо, носимый им в качестве запасного оружия, и тут же всадил его набегающему ассасину в шею.

Удар был критический, но не смертельный. Пришлось добавить по голове, и на этом бойцы ближнего боя кончились, осталась только четверка магов и один лучник.

Пока я рубил в капусту очередного эльфа, а маги пытались взять меня в фокус своих заклинаний, в дело вмешался Виталик, швырнув в них дохлого гоблина.

Фокус сбился, два заклинания ушли в молоко, от третьего я ушел перекатом. Метнул топорик, правда, не слишком удачно, всего лишь отрубив колдуну ухо и содрав половину скальпа.

Следом за топориком в эту группу влетел я сам, снова с верной Клавой в руках. Этим бездоспешным товарищам и ее урона хватит с лихвой.

Хлюп.

Хлюп.

Хлюп.

Четвертому, правда, урона не хватило. Он накрылся каким-то защитным полем, которое мне не удалось пробить даже за два удара. Правда, он мне тоже ничего сделать не мог, и даже не пытался, видимо, весь его магический дар уходил на поддержание поля, а на большее маны не хватало. Или концентрации. Черт его знает, как у этих колдунов все происходит. Точку в нашем противостоянии поставил Виталик, доставший пистолет. Трех выстрелов из "дезерт игла" хватило, чтобы просадить защиту магу в ноль, а последнюю пулю Виталик всадил ему в голову.

– Пригнись!

Я пригнулся, и Виталик принялся палить в лучника, которого я вышвырнул на улицу в самом начала схватки. Видимо, отпился зельями и решил вернуться своим товарищам на выручку.

Не особо выручил, зато лежать теперь рядом будут.

Противник кончился, а у меня оставалось еще четыре секунды халявного мухоморного бафа. Даже обидно.

Кто-то, конечно, может сказать, что все было проделано не слишком честно, на что я отвечу, что у нас тут и не Олимпийские игры.

– А ты, сука, резкий, – сказал Виталик.

– Видел бы ты, что пятиклассники в школе вытворяют, – сказал я.

Виталик рассеянно сунул "дезерт-игл" под ремень и почесал подбородок.

– Тебе, между прочим, размозжили голову боевым молотом, – сообщил он и добавил. – К хренам.

– Да, я в курсе.

– Ну я так, на всякий случай, вдруг ты не заметил, – сказал он. – И каково оно, на той, сука, стороне?

– Все то же самое, – сказал я. – Пустопорожние разговоры в пользу бедных и никакой конкретики.

– Прямо как в официальном твиттере Совета Федерации, – сказал Виталик. – А свет был?

– Свет был, – сказал я. – Но подозреваю, что исключительно потому, что я ожидал его увидеть.

– Везет же некоторым, – сказал Виталик. – Я вот о своей, сука, смерти, вообще ничего не запомнил. А ты еще и не зомби, к хренам, что мне в этой ситуации особенно неприятно.

– Ну, прости, – сказал я. – В следующий раз обязательно зазомбируюсь.

– Лучше без следующего раза, – сказал он и хлопнул меня по плечу. – Твое отсутствие было крайне недолгим, но я все равно рад, что ты снова с нами.

– Угу, – сказал я. – А чего раньше в драку не вписался?

– Застанили к хренам, – сказал Виталик. – Аккурат, сука, за пару секунд до того, как этот кузнец тебя молотком отоварил. Если бы потом ты их этим махачом не отвлек, разобрали бы они меня на запчасти, а я бы даже пикнуть не мог.

– Это печально, – сказал я.

– Но ты красиво все разрулил, – сказал он и мы двинули в сторону лестницы.

Маг обнаружился на втором этаже, рядом с шахтой неработающего лифта. Он лежал на полу, свернувшись в позу немолодого небритого эмбриона, и что-то бубнил себе под нос. Причем, бубнил что-то довольно осмысленное. Что он слишком молод и прекрасен, чтобы умирать, или что-то вроде того.

Не самая плохая для неподготовленного человека реакция, в принципе. Могло быть и хуже.

За неимением палочки, Виталик потыкал его носком сапога. Федор не реагировал.

– Может, зельем его полить? – спросил я.

– Так он, сука, не ранен, – сказал Виталик. – А душевные страдания зельями не исцеляются. Разве что цианида туда намешать. Или цикуты какой-нибудь, к хренам. Или полония. Или…

– Остановись, я твою мысль понял, – сказал я. – Но я не это имел в виду. Воды-то у нас нет, а взбодрить чем-нибудь его не помешало бы.

– А, тогда давай, – сказал Виталик. – Может и взбодрит.

Я достал из инвентаря зелье лечения, откупорил бутылку и принялся поливать нашего доморощенного колдуна, словно он был кактусом и месяц уже прошел. Как ни странно, сработало. Как только зелье затекло ему в рот, он перестал бубнить и начал отплевываться. А потом вскочил на ноги и сказал:

– Ыыыы!

– Совсем деградировал, к хренам, – посочувствовал злопамятный Виталик. – Вот что значит с кругом общения ошибиться.

– Иди в пень, упырь, – посоветовал ему Федор. – О, Чапай.

– Привет, – сказал я.

– Я уж думал, тебя это… того…

– Его того, – сказал Виталик. – А он потом это самое и вообще кирдык.

– Нет, – сказал Федор и уселся на пол в позу лотоса. – Я дальше не пойду, хоть на части меня режьте. Я так не могу.

– Как именно ты не можешь? – мягко спросил я.

– Вот так, – сказал он. – Вы какие-то железные, у меня иногда создается впечатление, что вы и не люди вовсе. Терминаторы какие-то долбаные. Пришли, всех убили, все сломали, а потом стоите над трупами и пепелищем и шуточки свои деградантские отпускаете. Это ненормально.

– Ты к некоторой части тех разрушений тоже руку приложил, – напомнил я.

– Это зомби, это другое, – сказал Федор. – Они ж твари неразумные.

– Я бы, сука, попросил, – сказал Виталик.

– Не лезь, – попросил я. – Хотя разница мне тоже неочевидна.

– Когда только зомби и скелеты с кладбища, можно притвориться, что все это игра, – сказал Федор. – А когда они разумные… И…

– Для них это тоже игра, – сказал я. – Эти вот разумные пришли сюда, потому что мы для них, как для тебя те скелеты с кладбища. Лук, экспа и возможность ачивок набить.

– Это и вымораживает, – сказал Федор. – А ты как выжил вообще?

– А я не выжил, – сказал я.

– О, – сказал он и посмотрел на меня внимательнее. – Бижутерия прокнула?

– Она самая.

– И как там, на том свете? Как вообще респаун происходит?

– Мутно, – сказал я. – Но у меня есть новая информация, которую я хотел бы с вами обсудить. С вами обоими, и это очень удачно, что вы оба – сисадмины. Потому что, судя по всему, нам противостоит здоровенный, размером с галактику, суперкомпьютер.

Мы с Виталиком тоже присели, и я рассказал им все, что узнал от хранителя о Системе, ее целях и методах.

Опустив только некоторые личные подробности.

– Машина, значит, – задумчиво сказал Виталик. – А без нее у них, сука, сингулярности расползаются и черные дыры по космосу прыгают.

– Типа того.

– Ну, если это так, и больше никто ее не контролирует, то еще не все потеряно, – сказал Виталик. – У подобного рода машин есть одно, сука, принципиально слабое место – они не производят новых смыслов. И человек может обыграть любую машину на чисто иррациональных, сука, ходах. То есть, если ты возьмешь Дип Блю и предложишь ему вместо шахмат в подкидного сыграть, то он, скорее всего, закипит и сломается к хренам.

– Отлично, – сказал я. – А что такое Дип Блю?

– Шахматный суперкомпьютер, – рассеянно сказал Федор.

– Что надо, сука, понимать, любая алгоритмическая система не может иметь ответы на все вопросы реальности, – сказал Виталик. – Либо она внутри противоречива и развалится, на это противоречие наткнувшись. Теорема Геделя о неполноте это, сука, у нас в народе называется.

– Да фигня это все, – сказал Федор, заметно приободрившись. Все-таки, если поставить перед человеком задачу, сформулированную на его языке, это помогает ему изыскать какие-то внутренние резервы. Собственно, таковой и была моя цель, а о том, что мы сейчас на троих запросто и на коленке сообразим, как расу древних сверхразумов переиграть, я никаких иллюзий не строил. Зато Федор занялся делом и вышел из ступора, что уже плюс. – Там, может быть, у ней внутре неонка… то есть, какой-нибудь искусственный интеллект тридцать восьмого поколения, который эти иррациональности как семечки щелкает.

– Искусственный интеллект невозможен, – сказал Виталик. – А даже если он возможен, у него все равно должны быть какие-то ограничения.

– Вот да, – сказал Федор. – Много ты о галактических суперкомпьютерах знаешь. Искусственный интеллект ему невозможен. Неделю назад зомби были невозможны, а вот ты сидишь, дробовиком машешь и умные слова говорить пытаешься.

– Это, сука, математика, – сказал Виталик. – А математика – она и в другой галактике математика.

Тут они погрузились в какие-то дебри и начали осыпать друг друга специальными терминами, из которых я понимал только предлоги и принадлежавший Виталику неопределенный артикль "сука". Поэтому я перестал следить за беседой и продолжил следить за местностью на предмет того, как бы к нам очередной ниндзя в стелсе не подкрался.

Вообще, черт его знает, как в эту игру правильно играть.

Силу надо прокачивать, чтобы бить больно. Ловкость надо прокачивать, чтобы бить точно. Интеллект надо по-любому прокачивать, что в игре, что в жизни.

Восприятие надо прокачивать, чтобы гады со спины не подползали. Выносливость… ну тут фиг знает, выносливость тоже не повредит. Я вызвал интерфейс, чтобы посмотреть, как у меня там со статами дела обстоят, и обомлел.

Мать моя женщина, ек-макарек, к хренам, сука. Сто двенадцатый уровень. Когда я так прокачаться-то успел? А я еще недоумевал, откуда у меня столько урона, пусть даже и под бафами.

Вдобавок, мне Система еще и уникальный класс персонажа присвоила, словно предыдущих издевательств ей недостаточно показалось.

Физрук.

Так вот о чем этот голос меня дурацкий перед самым возвращением спрашивал. А я, выходит, знатно затупил.

Надо было тоже разрушителем миров назваться, как Роберт-Откуда-Ты-Такой-Вообще-Нарисовался Полсон.

И как такого персонажа качать? Есть гайд какой-нибудь, хоть какая-то завалящая инструкция, подсказка Системы?

А фиг там, ничего нету.

И во что он в итоге прокачается, интересно? В завуча? В директора, мать его, школы? В председателя комитета образования?

Я сначала схватился за голову, а потом начал сливать полученные очки характеристик, увеличивая силу и ловкость. Интеллект подождет, я и сейчас вроде не совсем дурак, а остальное в данный момент некритично. Выносливость тоже пока пусть в сторонке постоит, как показала практика, когда тебя по голове боевым молотом шарашат или "калашников" разряжают прямо в пасть, никакая выносливость не спасет.

Лучше быть сильным и ловким, чем умным и мертвым.

И тут я обнаружил, что сисадмины перестали спорить и в четыре глаза смотрят на меня. Видимо, тоже только что заметили.

– Чапай, сука, скрытный наш друг, – сказал Виталик. – А ты ничего не хочешь нам рассказать?

– Ну, как-то вот так, – сказал я. – Сам не знаю, откуда что взялось.

– Если за смерть столько экспы отсыпают, я бы тоже не отказался разок-другой в ящик сыграть, – сказал Федор.