Текст книги "Физрук (СИ)"
Автор книги: Сергей Мусаниф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 25
– Бензином воняет, – сказал Федор.
– Да? – удивился Виталик. – А я и не чувствую ни хрена.
– Бензобак пробит, – сказал я. – Авось зарастет.
– Не рванет? – спросил Федор.
– Не должно, мы ж не в фильме.
– Жаль, что не в фильме, – сказал Федор. – Иногда так и хочется режиссеру по голове настучать.
Бензин наконец-то перестал течь. То ли дырка заросла, то ли просто уже весь вытек. В любом случае, сидеть в машине без крыши и над лужей бензина было глупо, и я предложил переместиться в подъезд.
Кодовый замок оказался сломан, так что мы беспрепятственно проникли внутрь, и Виталик предложил не останавливаться на достигнутом. Мы поднялись на второй этаж, потом он одним ударом ноги вынес хлипкую деревянную дверь, обитую дерматином, схватил бросившегося на него упыря за шкирку, поднял в воздух и подержал так, пока я не разнес незадачливому зомби голову битой.
С паршивого упыря хоть опыта клок.
За дверью обнаружилась захламленная однокомнатная квартирка, но мы были не в том положении, чтобы привередничать. Федор свалил тряпье с кровати на пол и немедленно улегся. Я занял единственное в комнате кресло. Виталик тщательно занавесил шторы, хотя, как по мне, это было совершенно излишняя предосторожность, так как жечь костры и устраивать вокруг них пляски мы все рано не собирались, и уселся на стул.
Понимания, что делать дальше, не было абсолютно.
Если с местными зомби мы худо-бедно справлялись, то против новых парней шансов не было никаких. Роберт-Ну-Зачем-Ты-Так-Быстро-Прокачался Полсон, в сущности, был не виноват. Сократил нам сроки относительно безопасного существования на неделю, но я понимал, что эта неделя нам все равно ничего бы не дала.
Против того, что сейчас лезло из порталов по всему городу, и на сотом уровне не потянуть. Меня скорее удивляли слова Соломона о том, что четверть имеющегося на данный момент населения таки выживет и вольется в Систему. Как? Как она, черт побери, выживет?
Или он просто наврал нам, потому что расстраивать не хотел. Не так уж просто, наверное, объявить в лицо человеку, что его планета обречена.
Я думал, что мы может противопоставить вторженцам, и в голову приходила только фраза из очень старого фильма.
– Нам нужны пушки побольше, – сказал я Виталику.
– Нужны, – согласился Виталик. – Миниган и БФГ-9000. Есть хоть какие-то идеи, где их, сука, взять?
– А у тебя? – спросил я. – Ты, вроде, из СВР. Должны же у тебя какие-то связи быть.
– Мои связи, скорее всего, сейчас друг друга в овраге доедают, – сказал Виталик. – Твой друг что-то про "калаши" говорил. В доме еще.
– "Калаши" есть, – сказал я. – Три штуки. И патронов куча в инвентаре. Но есть также и понимание, что из "калаша" такую тушу можно и не завалить.
– Все равно, лучше иметь "калаш", чем, сука, не иметь, – сказал Виталик.
– Еще два гранатомета, – сказал я.
– На короткой дистанции против них и мой дробовик танцует, – сказал Виталик.
– На короткой дистанции я и битой врезать могу, – сказал я. – Но ты еще попробуй к ним на такое расстояние подойди. Ты того чертова снайпера видел?
– Нет.
– Вот и я о том же. А он, между прочим, в нас почти попал.
– Кстати, об этом, – сказал Виталик. – Ты где так рулить научился?
– На "скорой" в молодости подрабатывал, – сказал я. – Водителем.
– Ага-угу, – сказал он. – Там вот именно такой стиль вождения и отрабатывают. С уклонением, сука, и уходом с возможной линии огня.
– Случайно так получилось, – сказал я.
– Где служил? – спросил он.
– В войсках дяди Васи.
– Я так и подумал, – сказал он.
Мы замолчали, Федор захрапел.
Я достал из инвентаря пачку сигарет и зажигалку, пошел на кухню, открыл форточку и закурил. Шансы, что я склею ласты от рака легких, улетучивались прямо на глазах.
– Демаскируешь к хренам, – сказал притащившийся за мной Виталик.
– Без разницы, – сказал я. – На их уровнях уже наверняка какие-нибудь заклинания обнаружения чего угодно где угодно есть, и вряд ли они их дома оставили. Захотят найти – найдут.
– Это, сука, да, – сказал Виталик. – Хотя я думал, что ты особо не играл. Но рассуждаешь правильно.
– Это не игровой опыт, – сказал я. – Это здравый смысл.
– Которого тут явно не хватает, – сказал Виталик. – Эльфы, сука. Никогда в жизни еще живого эльфа не видел.
– Учитывая обстоятельства, я предпочел бы смотреть на мертвых эльфов, – сказал я. – На большую гору чертовых мертвых эльфов. Но на самом деле меня беспокоит другое.
– Например?
– Эльфы, гоблины, орки – это все представители волшебных миров, – сказал я. – По сути, персонажи и детских сказок. Они опасны, но, по крайней мере, мы представляем, чего от них можно ожидать. А что, если сюда заявятся пришельцы из миров технологических, а такие тоже есть? Припрется толпа алиенов с предаторами и будет тут кислотной слюной с лазерным наведением плеваться.
– Баланс, сука, – сказал Виталик. – В любой игре должен быть баланс.
– Ага. Я уже видел, как этот баланс за нами со скоростью девяносто километров в час бежал.
– Ты не понимаешь, – сказал Виталик. – Баланс – это когда эльф сто пятидесятого уровня по силам примерно равен предатору сто пятидесятого уровня, и в прямом столкновении победит тот, у кого руки прямее. А у нас тут, сука, не тот случай. Земля – это нуболокация, в которую пришли развлекаться хайлевелы. И тут уже решают не прямые руки, а разница в уровнях. Я просто к тому, что предатор не будет намного опаснее равного ему по уровню эльфа.
– Но для нас это ничего не меняет.
– Это да, – сказал Виталик. – Нам, сука, кранты.
Я докурил сигарету, швырнул окурок в грязную раковину и закрыл форточку.
– Ты не находишь забавным, что из всех возможных сценариев апокалипсиса случился самый, сука, идиотский?
– Животик уже от смеха надорвал, – сказал я. – Ты-то на что жалуешься? Для тебя это второй шанс, если б не этот апокалипсис, ты б сейчас лежал в своем лесу, тихо разлагался и не чирикал.
– За державу обидно, – сказал Виталик. – Долго мы тут торчать будем?
– Пока тачка не восстановится, – сказал я. – Ходить по улицам пешком я никакого желания не испытываю.
– А ехать-то, сука, куда?
– Это же очевидно, – сказал я. – В центр.
– Так там же…
– Угу, – сказал я.
– А смысл?
– Давай начистоту, – сказал я. – Что в наших условиях точно не имеет смысла, так это бежать и прятаться. Потому что догонят и найдут в любом случае. Выжить можно, только сражаясь, потому что прокачка, а от нее тут зависит все. В центре этого города сидит натуральный рейд-босс, и, если я правильно понимаю психологию игроков, скоро там начнется настоящая мясорубка. И в этом бардаке, как ни странно, наши шансы выше.
– А если они его, сука, двумя пинками вынесут?
– Тогда мы сдохнем быстро и красиво, – сказал я. – В огненных сполохах и разрывах гранат. Все лучше, чем остаток жизни по лесам прятаться.
Часа через два я, соблюдая все возможные меры предосторожности, то бишь, слегка пригнувшись и постоянно крутя башней, сходил посмотреть на свою "ласточку".
Процесс восстановления шел, но медленно. Машина постепенно зарастала крышей, бензин больше не тек, но накапливался в баке со скоростью литр в час, и его все еще было мало.
Я вернулся в квартиру. Федор дрых, Виталик сидел на кухне и, судя по сосредоточенному выражению лица, копался в интерфейсе.
– Что слышно? – спросил я.
– Китайцы, сука, усиленно отбиваются, – сказал Виталик. – В топ сто их уже чуть ли не половина. Эту бы энергию, да в мирных целях…
– Мирных целей не осталось, – сказал я.
– И то, сука, верно.
Восстановление машины закончилось только глубокой ночью. К этому времени Федор уже несколько часов, как проснулся, и ныл, что хочет есть. К его великому сожалению, еды к занятой нами квартире не оказалось от слова "вообще ни крошки", а пойти затариться в магазин я ему не дал, потому что незачем внимание раньше времени привлекать.
На улицу мы вышли часа в два ночи. Там было темно и там было тихо. То ли предаторов с алиенами еще не подвезли, то ли оружие у них было таким же бесшумным, как луки эльфов и топоры орков. По крайней мере, нигде ничего не взрывалось, энергетическое оружие не бахало, лазерные лучи по ночному городу не шарили.
Скукота.
Мы сели в машину, и я потянулся к ключу зажигания.
– Ты ж понимаешь, что как только мы выедем на улицу, сразу же превратимся в мишень? – спросил Виталик.
– Альтернативные предложения есть?
– Да я просто так спросил.
Я завел мотор. Хотя глушитель полностью восстановился до состояния "вчера с конвейера", в ночной тиши этот звук показался ревом раздраконенного охотниками гризли. И, поскольку о маскировке не могло быть и речи, я решил положиться на скорость.
Зомби на дороге не было. То ли они сменили жизненные приоритеты и попрятались, то ли пришельцы уже всех перебили.
В принципе, ночью по Москве, без пробок и светофоров, расстояние практически из любого спального района до центра можно преодолеть минут за десять максимум. Президентский кортеж, например, когда для него Кутузовский перекрывают, от Кремля до МКАДа вообще за пять минут долетает. "Девятка", конечно, не "мерседес пульманн", и даже не "аурис", но я рассчитывал, что минут в десять мы уложимся.
Если ничего не пойдет не так.
Но оно, конечно, пошло.
До Третьего транспортного кольца оставалось всего полтора-два километра, как длинная эльфийская стрела, прилетевшая из ночной тьмы, прошила заднюю – бронированную, хочу заметить – дверь моего автомобиля и пробила Виталику обе ноги навылет.
Я ударил по тормозам, и следующая стрела пролетела перед нами в свете фар. Неприятное оружие – лук. Не бахает, никаких вспышек при выстреле, так и не определишь, откуда стреляли.
Сразу после торможения я снова нажал на газ, вильнул рулем, и в третий раз эльф снова промазал.
– Я в порядке, если кому, сука, интересно, – сказал Виталик. – Наверное, должно быть больно, но нет.
Он разломал стрелу на части и выдернул обломки из своего тела. Кровь у элитного зомби оказалась черной, но это неудивительно. Нежить же.
Я решил не останавливаться, и, крутя рулем и бросая машину от одной обочины к другой, старался выйти из зоны поражения.
В следующее мгновение фары высветили стоявшего на разделительной полосе эльфа.
Разумеется, это был другой эльф, не тот, что стрелял. У него и лука-то не было.
Но эльф в нем все равно узнавался с первого взгляда. Он был высокий, тощий, светловолосый и повышенно ушастый. Одет в темную кожаную броню. Его руки свободно свисали вдоль тела, и в каждой было по клинку.
Мне очень хотелось намотать его на зомбисбрасыватель, украшающий переднюю часть моей машины, но я понимал, что таранить существо, отличающееся повышенной ловкостью, было не самой удачной идеей.
Я притормозил и остановился. До эльфа было метров пять.
Он широко улыбнулся, показывая набор мелких острых зубов, и приглашающе развел в стороны руки с мечами.
Вот так, значит, они развлекаются. Создавая иллюзию честной схватки.
– Этот, сука, мой, – сказал Виталик и открыл дверцу.
– Не тупи, – сказал я. – Он тебя на ленточки порежет. Вместе пойдем.
– Этот, сука, мой, – упрямо повторил Виталик и вышел из машины.
Эльф стоял.
Виталик шел к нему неторопливо и слегка прихрамывая, ну прямо как настоящий зомби. Я открыл водительскую дверь, и в асфальт перед машиной сразу же воткнулась еще одна стрела. Намекают, чтобы не вмешивался?
Фигня.
Я сел на место и достал из инвентаря автомат. Виталик выбрал позицию грамотно и не перекрывал мне линию огня.
– Открой окно, – сказал я.
– А? – спросил Федор.
– Окно открой.
По счастью, он не стал спрашивать, зачем, и послушно принялся крутить "весло".
Виталик остановился. Эльф развел руки с мечами еще шире, потом эффектно покрутил своими железками, проделал пару выпадов и встал в прежнюю позу, и в этот момент Виталик выпалил в него из дробовика, который без всякого перехода материализовался у него в руке.
Хорошо быть зомби. Никто не ожидает, что у тебя есть огнестрел.
Надо отдать эльфу должное. Он был быстр и очень ловок, и попытался увернуться, но у него это не получилось. Выстрел с такой дистанции – штука убойная, и легкая, не стесняющая движений кожаная броня тут тебе не помощник, а дробовик у Виталика явно был какой-то непростой. Если орку оторвало руку, то эльфа просто располовинило, прямо посреди очередного пируэта, который он пытался выписывать.
В тот же миг Виталик рухнул на землю, а я швырнул в открытое Федором окно гранату.
Подобравшегося поближе стрелка, чьи маневры в темноте я заметил несколькими секундами ранее, взрывом не накрыло, но взрывной волной отбросило в сторону. Он ловко перекатился, вскакивая на ноги, и тут Виталик выстрелил во второй раз.
Голова эльфа исчезла, развеявшись кроваво-костяной пылью с небольшой примесью мозгов, тело рухнуло на асфальт.
Федор едва успел открыть дверь, и его стошнило. А вот как фаерболлами кого жечь, так это у него желудок покрепче. Магия, не иначе.
Я открыл водительскую дверь, сполз из машины на асфальт, сжимая автомат в руках, но больше на нас никто не нападал.
– Эльфы, – сказал Виталик, поднимаясь на ноги. – Воистину древняя и благородная раса. Правда, довольно тупая. И стрелы у них, сука, отравленные.
– Ты как? – спросил я.
– На меня яды не действуют, я, сука, нежить, – он склонился над трупом первого эльфа и принялся довольно профессионально его лутать. – Посмотри лучше второго, и поехали отсюда, к хренам.
У эльфа был симпатичный и тоже отравленный кинжал, лук, колчан со стрелами и… и все. Очевидно, остальное он хранил в инвентаре, а как до него добраться, и можно ли это сделать в принципе, я не представлял.
– Лук нужен кому?
– Я в Робин Гудов в детстве, сука, отыграл, – сказал Виталик и швырнул мне какой-то предмет. Я поймал его чисто рефлекторно, и оказалось, что я держу в руке красноватый камень, оправленный серебром и висящий на довольно массивной серебряной цепи. – Амулет возрождения. С двадцатипятипроцентной, сука, вероятностью, вернет тебя к жизни после гибели в бою. Бери, пригодится.
– А сам чего?
– Только для игроков, – сказал Виталик. – Я то, сука, не игрок.
– Ну да, – сказал я, надевая амулет на шею. – Этому парню он не очень помог.
– Лотерея ж, к хренам, – сказал Виталик. – Но лучше хоть какие-то шансы, чем никаких.
– Лучше не помирать, – сказал я.
– И то верно.
Едва я отпустил цепочку и позволил амулету свободно повиснуть на шее, как перед глазами появилось системное сообщение.
"Поздравляем. Вы обнаружили Амулет Возрождения. С двадцатипятипроцентной вероятностью Вы можете быть возрождены в течение тридцати секунд после смерти. Выберите место возрождения".
Я понятия не имел, что выбрать, потому что безопасных мест в этим мире уже не осталось, и просто ткнул в строчку "возродить на месте гибели". Пусть будет сюрприз той скотине, которая меня убьет. Может, от инфаркта от неожиданности скончается.
Мы вернулись в машину.
– Простите, – сказал Федор, и я запоздало сообразил, что ему амулет даже предлагать не стал. На меня времен начала игры это было не очень похоже. А вот на того меня, который посмотрел в чертов шарик, вполне. Старые инстинкты, которые я считал давно изжитыми, начали ко мне возвращаться, и осознавать это было неприятно. – Что-то как-то слишком натуралистично тут все.
– Такая это, сука, игра, – сказал Виталик. – Как же я, сука, зол. Как же меня это все задрало. Газуй, Чапай, поехали еще кого-нибудь убьем.
И я стартовал с места, поддав газку и трогаясь с пробуксовкой, ну прямо, как я люблю.
Интермедия. Вождь
Он знал, что он не тот человек.
Он одновременно был и больше, и меньше, чем тот человек.
Меньше, потому что подделка никогда не сможет повторить оригинал. Больше, потому что, созданный из первородного хаоса, в первые же несколько секунд существования он получил доступ к информации и возможностям, которых у оригинала никогда не было и не могло быть.
Ведь оригинал был всего лишь человеком.
А кем был он сам?
Этого он сказать не мог.
Две задачи превалировали в его голове.
Охранять свою территорию. Он не знал, почему это важно. Здесь не было источника, не было места силы, но вот эта площадь, вот эта усыпальница, которую он превратил в свой штаб и покидать которую с каждым днем ему хотелось все меньше и меньше, почему-то значили для него очень многое, и он не мог позволить себе их потерять. Крепость, которая возвышалась совсем рядом, буквально вплотную, и оборонять которую было бы не в пример проще, не вызывала в нем таких же чувств. Она была символом чего-то другого, иной идеологии, иного взгляда на мир. И хотя ее башни были украшены правильными символами, он знал, что это лишь бутафория.
Поддельные елочные игрушки, что сверкают так же ярко, но никакой радости не приносят.
Второй задачей было распространение идеи как можно шире, пока пламя мировой революции не охватит всю планету и не выйдет за ее пределы. Да, теперь он знал, что есть и другие миры.
И они тоже нуждались в освобождении. Это только начало.
Его новые товарищи были верными, преданными, готовыми идти до конца, заражались идеями коммунизма с единого укуса, но были совершенно безынициативными.
Слишком многое приходилось держать под личным контролем, а кое-что – и делать самому.
Поэтому он страшно обрадовался, когда обнаружил возможность раз в сутки призывать под свои знамена кого-то из старых товарищей. Из героев былых времен. Конечно, в глубине души он знал, что они были такими же подделками, как и он сам, на сейчас это не имело значения.
Придет время, и они узнают, кто все это устроил и зачем. Они все выяснят и непременно во всем разберутся. Но в текущий политический момент важно другое.
Площадь укрепить невозможно, поэтому он распорядился перекрыть все ведущие к ней улицы. Баррикады росли, как на дрожжах, благо, строительного материала для них было предостаточно. Вместе с тем, его агитационные бригады курсировали по городу и приводили в его ряды новых сторонников.
Ему претило распространение идеи биологическим путем, но иногда выбирать не из чего и приходится работать с тем, что есть.
Его армия росла. На этот раз все товарищи действительно были равны, не было даже деления на рабочих и крестьян. Никто не жаловался на условия, никто не требовал себе повышенную пайку, никто не роптал, и все были готовы умереть а дело революции вот хоть прямо сейчас. А разница в уровнях… ну, что разница в уровнях.
Подтянутся.
Не зря же он им говорил, надо качаться, качаться и качаться.
За спиной деликатно покашляли. Он знал этот кашель – сухой, сдержанный, с едва слышными металлическими нотками.
– Да, Феликс, – сказал он.
– Владимир Ильич, там ходок пришел.
– Какой такой ходок?
– Обычный. С вами говорить хочет.
– И откуда пришел?
– Говорит, что издалека.
– Где он сейчас?
– У площади, на последней линии обороны.
– Зовите сюда, – сказал он.
– Только он какой-то странный, – сказал Феликс. – Наши товарищи к нему на два метра подойти не могут, словно отталкивает их что-то.
– Это архилюбопытно, батенька, – сказал Ильич. – Ведите его немедленно.
– Это… – замялся Феликс. – Может быть опасно.
– Все в этой жизни может быть опасно, Феликс, – сказал Ильич. – Мужчины опасны, женщины опасны, от сердечного приступа вообще никто не застрахован. Но раз уж человек пришел, надо его выслушать. Только сюда его не ведите, я сам выйду.
Он вышел из мавзолея на прохладный осенний воздух и вдохнул его полной грудью, хотя это было и необязательно. Он любил осень. Прошлый раз у него все получилось именно осенью.
Соратники потом подвели, потомки не удержали, но это уже другой разговор.
Ходок стоял напротив входа, в круге свободного пространства, сам Феликс держался сзади и чуть поодаль, но не сводил с незнакомца глаз, готовый начать действовать в любом момент.
Ильич двинулся навстречу ходоку и обнаружил, ничего не мешает ему подойти на расстояние рукопожатия. Или удара ножом.
– Вождь, – при приближении Ильича незнакомец уважительно склонил голову.
– Не надо этих церемоний, батенька, – сказал Ильич. – Давайте познакомимся, для начала самое то.
– Меня зовут Соломон Рейн, – сказал ходок. – И я знаю, кто вы.
– Не из племени ли вы израилева? Впрочем, неважно. С чем пожаловали?
– Разговор есть, – сказал Соломон. – Но приватный. С глазу на глаз, так сказать.
– У меня от моих товарищей секретов нет.
– У меня есть, – сказал Соломон. – Если вас вопросы безопасности беспокоят, то это зря. Во-первых, я никоим образом не собираюсь причинить вам вреда, а во-вторых, в бою вы один стоите больше, чем вся эта толпа, и вам это прекрасно известно.
– Каждый человек должен чувствовать себя нужным, – негромко сказал Ильич. – Но желание гостя – закон. Давайте уединимся. Мы уединимся, Феликс.
– Пойду посты проверю, – сказал Феликс, на прощание одарив Соломона взглядом, холодным, как жало стилета, входящее тебе под ребра декабрьским утром. – Расходимся, товарищи. Здесь нет ничего интересного.
Товарищи разошлись на исходные. Ильич приглашающим жестом указал на вход в мавзолей.
– После вас, батенька.
В глубины они не пошли, устроились в гардеробе. Ильич присел на шаткий деревянный стул, оставшийся еще с прежним времен, и тут же принялся раскачиваться.
Соломон стоял.
– Итак, откуда вы, батенька?
– Издалека, – сказал Соломон. – Очень издалека.
– Из Владивостока?
– Из других миров, – сказал Соломон.
– Хотите встать в наши ряды и помочь общему делу?
– Хочу помочь, – сказал Соломон. – Но без вставания в ряды, увы.
– Тогда спрошу прямо. Вы, батенька, коммунист?
– Я сочувствующий, – сказал Соломон.
– Неопределившийся, значит. Вы хоть понимаете, батенька, что коммунизм – самая прогрессивная из возможных моделей построения общества?
– Со всем моим уважением, вождь, но я здесь не для того, чтобы участвовать в политических дискуссиях, – сказал Соломон. – Да и у вас на них осталось не так много времени. Грядет большая война, и враг уже на пороге.
– Нам не привыкать жить в окружении врагов, – сказал Ильич. – Кто на этот раз? Белогвардейцы? Эсэры?
– Наймиты капитала, – сказал Соломон.
– Почему мои товарищи не могут к вам приблизиться? – внезапно спросил Ильич.
– Потому что на мне лежит аура отпугивания нежити, – сказал Соломон.
– А я тогда почему могу?
– Потому что на высшую нежить эта аура не действует.
– Вот, значит, как.
– Вы знаете, кто вы?
Ильич задумался, но раскачиваться не прекратил. Стул скрипел.
– И кто я? – спросил Ильич после нескольких минут молчания.
– Сначала ответьте на мой вопрос, – сказал Соломон. – Какие чувства вы испытываете, глядя на меня? Жгучую, переполняющую ваше существо ярость?
– Пожалуй, что так, – несколько смущенно сказал Ильич.
– Вы не находите это странным? Ведь вы же меня совсем не знаете.
– Нахожу, батенька. Но в мире сейчас столько всего странного происходит…
– Это не ваша эмоция, – сказал Соломон. – Она навязана вам извне.
– Кем же?
– Тем, кто вас создал.
– Полагаю, вы знаете, каков будет мой следующий вопрос.
– Система, – сказал Соломон. – Вас создала Система. Как вам удается сдерживаться?
– У коммуниста должен быть холодный разум, – сказал Ильич. – Что такое Система?
Соломон объяснил. Опустив, впрочем, некоторые подробности.
– Архизанятная история, – сказал Ильич. – И каково же мое место в этой Системе?
– Вы – уникальный именной континентальный рейд-босс, – сказал Соломон. – Искусственная сущность, сохранившая часть воспоминаний своего прототипа.
– И что означает этот набор слов? Если вы изволите изъясняться в понятных мне терминах.
– Представьте себе большую игру в "Зарницу", – сказал Соломон. – Вы – как флаг в этой игре, тот самый, который стремятся захватить все игроки. Только вас они захватывать не будут. Они попытаются вас убить.
– Игра, значит?
– Для миллиардов людей во вселенной эта игра заменила жизнь, – сказал Соломон.
– Значит, это Система во всем виновата? Эта она извратила саму суть нашего учения, сделав меня повелителем… нежити?
Соломон кивнул.
– Кто создал Систему?
– Предтечи. Древние. Мы не знаем. Она автономна, самодостаточна и поглощает один мир за другим.
– Может быть, чайку? – спросил Ильич. – Мне теперь совсем не нужно его пить, но сила привычки, знаете ли…
– Нет, спасибо, – сказал Соломон. – Я знаю, как действует Система, изучил ее алгоритмы. Приходя в новый мир, она обращается к его истории, находит в ней наиболее значительных людей и возрождает их в качестве неигровых персонажей, давая им неслыханное могущество и, зачастую, доводя ситуацию до абсурда. В вашем случае она просто не могла пройти мимо.
– Понимаю, – сказал Ильич.
– Но поскольку вы нужны Системе в определенном качестве, она навязывает вам необходимую модель поведения, – сказал Соломон. – Как правило, это привязка к какому-то конкретному месту или предмету и острое, никакими разумными доводами не мотивированное желание его защитить. Я не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – сказал Ильич. – Вот это место.
– Я так и думал, – сказал Соломон. – Но где-то внутри вас живая прежняя личность, живы ее мечты и устремления, может быть, она погребена глубоко под навязанными Системой ценностями, но вы должны найти ее и дать ей право голоса.
– Не так уж и глубоко, батенька, – сказал Ильич. – Не так уж и глубоко.
– Простите, значит, я вас недооценил, – сказал Соломон.
– Но никакие интервенты не заставят меня отсюда уйти, – сказал Ильич.
Соломон вздохнул.
– Разве ваша идея привязана к какому-то географическому объекту?
– Нет, – сказал Ильич. – Но отсюда я не отступлю.
– Хорошо, – сказал Соломон. – Я ждал чего-то подобного, поэтому хочу преподнести вам подарок.
В его руке появилась небольшая хрустальная сфера, не больше двадцати сантиметров в диаметре. Внутри сферы бушевало пламя, клубился черный туман и сверкали молнии. Словно талантливый и безумный мастер заключил в хрусталь миниатюрную модель ада.
– Бойтесь данайцев, дары приносящих.
– Я не данаец, – сказал Соломон. – В этой ситуации я скорее представитель Трои.
– И где ваш народ?
Соломон развел руками.
– Те, что остались, во многих мирах, – сказал он. – Но большая часть мертва. Как и большая часть любого другого народа, в чей мир приходит Система.
– Сожалею, – сказал Ильич и указал на сферу. – Но что это?
– Это оружие последнего шанса, – сказал Соломон. – Оружие возмездия, если хотите. Когда придет время, просто разбейте ее.
– И что тогда произойдет?
– Вы и сами это понимаете.
– Хорошо, – сказал Ильич. – Я возьму.
Соломон сделал шаг вперед, и сфера перешла из рук в руки, а затем исчезла в инвентаре континентального рейд-босса.
Интересно, что там еще лежит, подумал Соломон. И что может с него дропнуться, если я сейчас атакую. Впрочем, сейчас, не в основной броне, без бафов, подготовки и команды, я могу и не потянуть. Да, это новый мир, и рейд-босс еще не вошел в полную силу, но не факт, что я смогу одолеть его в честном бою.
А честного боя и не будет. Он призовет своих миньонов, и все вместе они меня задавят толпой. Как бы крут ты ни был, зерг-раш никто не отменял. Запинают и имени не спросят.
Хорошо, что я сюда не драться пришел.
– Но почему вы это делаете? – спросил Ильич. – Зачем предупреждаете и помогаете?
– Потому что я в некотором роде такой же, как вы, – сказал Соломон. – Революционер, террорист, разжигатель войны и шататель устоев. Я сею ветер и жду, пока взойдет буря. Я хочу разрушить старый мир до основания.
– А затем?
Соломон промолчал.
– Значит, не такой же, – заключил Ильич. – Ибо конечная моя цель – не разрушение старого мира, а постройка нового. Который будет лучше, чем разрушенный.
– Я прожил слишком долго и не верю в лучшие миры, – сказал Соломон.
– Вы – воплощенная ненависть, – сказал Ильич.
– Пусть так.
– В определенные моменты истории такие люди могут быть полезны, но когда цель будет достигнута, им придется уйти.
– Когда цель будет достигнута, я и сам уйду, – сказал Соломон. – Обойдемся без ледорубов.
– Здесь и сейчас ваша цель уже достигнута, – сказал Ильич. – Уходите.
– Да будет так. Позволите дать на прощание один совет?
– Извольте, батенька.
– У вас же есть способность призывать… старых друзей?
Ильич кивнул.
– Призывайте тех, у кого есть боевой опыт.
С этими словами Соломон Рейн достал из инвентаря свиток, открыл портал и шагнул в него, бросив последний взгляд на вождя. Его дела на этой планете были закончены.
Ильич перестал раскачиваться на стуле и замер. Его взгляд упирался в стену, но на самом деле был направлен куда дальше.
Его товарищи контролировали город вплоть до Садового кольца. Дальше забирались только агитбригады, приводящие пополнение.
Времени оставалось мало, он чувствовал это и до визита Соломона. Когда придут убийцы? Через день, два?
Все равно не успеть.
Он заскрежетал зубами.
Жизнь не была благосклонна к нему. Однажды он уже думал, что победил, но в долгосрочной перспективе оказалось, что проиграл. Мировой революции не случилось, ее пламя погасло, и люди продолжали эксплуатировать друг друга. Даже здесь, где все и началось.
А потом кто-то… Система предоставила ему второй шанс, пусть и извращенный, пусть это было насмешкой, и лишь для того, чтобы в очередной раз растоптать его надежды.
Сегодняшний призыв он уже использовал, но завтра….
Мысленно перетасовав список возможных соратников, он сделал в нем необходимые изменения и передвинул одну из фигур из самого конца очереди в ее начало. Он приберегал этого человека до начала масштабных боевых столкновений, но в свете открывшихся фактов…
Что ж, пусть они приходят. Им еще предстоит узнать, как могут драться люди, верящие в свои идеалы.
Он нашел Феликса, действительно проверяющего посты, воспользовался своей новой способностью и призвал его к себе.
– Что он хотел?
– Предупредить нас о грядущей войне, – сказал Ильич.
– Мы и так знали…
– Нет, – сказал Ильич. – Здесь, и очень скоро. Они нанесут первый удар, и мы никак не можем его предотвратить.
– Мы будем готовы, – твердо сказал Феликс. – Пусть приходят.
Ильич покачал головой.
– Мы ненастоящие, Феликс. Вы знаете об этом?
– Какая разница? – спросил Феликс.
– И даже не огонь революции, горящий в наших сердцах, нас оживил, – сказал Ильич. – Оказывается, это такая большая игра, и мы в ней что-то вроде мишеней.
– Игра?
– Те люди были легендами при жизни, – сказал Ильич. – А мы – нежить при этих легендах. Сегодняшний я никогда не писал молоком, не ел чернильниц из хлеба и не водил за нос царских жандармов, и в меня не стреляла Фанни Каплан. Тот, прежний я, никогда не сражался символами нашей революции, и чуть не умер от попадания одной, всего лишь одной пули. А прежний Феликс был железным только на словах. Что здесь правда, а что миф?
– Правда – это то, что останется от нас в веках, – сказал Феликс. – Мы были, мы есть, мы будем.
– Возможно, о нас и не вспомнят.
