355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Романов » Байки под хмельком » Текст книги (страница 5)
Байки под хмельком
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:29

Текст книги "Байки под хмельком"


Автор книги: Сергей Романов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Из кухни, дабы понаблюдать за убийственным трюком, выскочили все повара и их подручные. А русский, снова, не поморщившись, выпил содержимое бокала и поставил его на стол. Бутылка была пуста. Натренированным жестом забросил в рот несколько оливок и, кивнув в сторону нетронутых блюд, спросил:

– Ну, так хау мэни за весь тайбл?

Искоса взглянув на принесенный счет, он достал из кармана шортов толстую пачку долларовых купюр, перемотанную резиночкой от бигудей, отсчитал положенные две с половиной тысячи баксов за ужин и добавил ещё пять сотенных бумажек на чай. Вздохнул и с недовольным видом сказал самому себе:

– Следующий раз в Сочи поеду. Там публика намного понятливее...

PS

Не заходя в номер российский турист направился на пляж. Там встретил соотечественников, ещё выпил сними и уснул. Проснувшись понял, что оставшиеся почти семь тысяч долларов из его кармана исчезли. Новое знакомые стали его успокаивать, на что он крайне удивился: "Что вы волнуетесь? Похоже на Сочи! Теперь хоть будет о чем вспомнить!"

1998 г.

СТАКАНОВЦЫ

После производственного совещания, на которое были приглашены все бригадиры сборочного цеха, руководители трудовых рабочих коллективов решили спрыснуть это знаменательное событие. Не так часто всех собирали вместе в одном зале и уж совсем редко приходилось посидеть и посудачить за одним столом. Поэтому с полсотни бригадиров после совещательного мероприятия гурьбой двинулись к бывшей заводской столовой, которая, которую с приходом в Россию рыночных отношений переделали в кафе под названием "У заводской проходной" и стали разливать водку в пластмассовые стаканчики, что во времена застоя строго воспрещалось.

Дюжина столов в один миг была сдвинута в один ряд, от стойки буфета, до самого выхода, и по нему, словно по конвейерной ленте стали передвигаться тарелочки с хлебом и недожаренными котлетами, летели до верху наполненные стаканчики с "Русской".

После третьего тоста зашел разговор о богатырях русских. О тех, кто много пьет, никогда не пьянеет и к тому же успевает план выполнять.

– Наш сплоченный коллектив, – хвалясь, сказал бригадир отделочников Пластелинов, – как-то после празднования Нового года целую неделю с утра похмелялся и успевал делать норму.

– Видел я твоих умельцев, – махнул рукой бригадир ремонтников Додиков, – Зато к вечеру твои проходную пересекали на карачках. Тоже мне пьяницы! Вот у меня Пантелеич работает – слесарь с тридцатилетним стажем. И за все время я его ни разу трезвым не видел. И надо признать – мужик всегда твердо стоит на ногах. В этом году – сына своего к нам на производство привел. Так сказать, по стопам отца пойдет. Династию будет продолжать.

Настольный конвейер снова задвигался , и стаканчики передаваемые из рук в руки, стали передвигаться в дальний конец производственного стола.

– Что твой Пантелеич! – сказал Алебастров, бригадир строителей, – Вот мой Евсеич со своей женой уже полгода в раздевалке живут. Каждый трудовой день, как праздник, отмечают и после добраться до дома не могут. Благо дети выросли – самостоятельными стали. А на утро – как огурчики. Она за швабру, уборщицей в раздевалке работает, а он за мастерок. Достоинство такого метода – никогда на работу не опаздывают...

– Все это производственная бытовуха, – вступил в разговор бригадир наладчиков Агапиков, – Никакого трудового героизма. Вот моего наладчика Самохина впору орденом награждать. Как-то с утра в понедельник врезал он пару стаканчиков, а третий не успел – в кузнечном трубопровод лопнул. Пока он с этой трубой ковырялся, лопнула другая и обдала его кипятком. Только он принял лекарство внутрь от ожогов, как поскользнулся в луже – колено вывихнул. Травмированный, ошпаренный, но разводной ключ не бросил, снова к трубе полез. А тут тяжелющий кронштейн отлетел и ему прямо в глаз, который моментально заплыл. Тем не менее, многократно раненый Самохин, устранил поломку в трубопроводе. Пока Самохин лечился в бытовке, я тут же докладную записку начальнику цеха накатал, мол, поощрить наладчика требуется. И начальник, раз такой трудовой подвиг совершен, вызывает Самохина к себе в кабинет. Идем мы с ним вместе. Он заходит, я в приемной остаюсь. Вдруг слышу – шум, гром... Как потом оказалось, это Самохин на телевизор "Панасоник" налетел.

– Пьян уже был в дымину?

– Нет, больное колено подвело. А Самохин – полный трезвяк. Как и не пил ничего.

Один из бригадиров вдруг поднялся и сказал:

– Нет, мужики, нам до кузнечной бригады ещё далеко, – взявший слово посмотрел в сторону огромного детины, который сидел в конце стола около самого выхода, часто вздыхал и, когда перед ним оказывался стаканчик, одним глотком осушал посудину до дна. – Им зарплату уже третий месяц не платят, другие бы забастовку объявили, а они всегда под хмельком и никаких притензий.

– На что же вы живете? – стали интересоваться бригадиры.

– Бутылки сдаем, – хмуро ответил здоровенный кузнец.

– А бутылки то откуда?

– Откуда же им взяться – порожняя тара...

– И сколько же на них можно заработать?

– В этом месяце на каждого вышло столько, сколько когда-то в заводской кассе получали.

Все молча стали пересчитывать, сколько же денег тратится кузнецами на водку, дабы после сдачи пустых бутылок получить сумму равную тарифной ставке.

Когда конвейер задвигался в пятый раз, доставляя двухсотграммовые стаканчики по назначению, во главе стола вдруг оказался заместитель начальника цеха.

– А что мужики, не провести ли на конкурс на самого стойкого потребителя горячительных напитков. Приз победителю – пятилитровая бутылка "Смирновской".

– Все бы тебе шутить, Пал Кузьмич! – зашумели бригадиры.

– Да какие могут быть шутки! Я тут по счастливой случайности послушал ваши героические рассказы, как вы и ваши подопечные в нестандартных ситуациях планы выполняете и с работой справляетесь, и подумал, какие ж стойкие люди у меня в цехе трудятся. Тем более, заметьте, какая несправедливость получается. Лучшим актерам – "Оскаров" выдают, телевизионщиков "Тефи" награждают, писателей "букерами" и другими премиями обсыпают. А чем мы, рабочие, хуже интеллигенции? Пусть и у нас приз будет пять литров "Смирновской" в хрустальной бутылке и фотография в заводской многотиражке.

– А ведь дело говорит Кузьмич! – сказал Алебастров, – о рекордах рабочего человека совсем стали забывать. Стахановское движение уже не в моде оказалось. Про знатных ткачих забыли, про бамовцев... По "телеящикам" только о себе и трезвонят...

Словом, согласились с инициативой заместителя начальника цеха и постановили: учредить приз "За волю к труду".

Через месяц в торжественный день хрустальная пятилитровка с водкой была вручена кузнецам. В этот же день все были рассчитаны. И хрустальная посудина заняла место не в цеховой комнате трудовой славы, а в комиссионном магазине.

И как ни настаивало начальство, конкурс больше не проводился. Сами рабочие его и похерили...

1998 г.

НА ПОЛЕ ТАНКИ ГРОХОТАЛИ...

Каждое утро Надя заходила во двор овощного магазинчика, что на Электрозаводской площади, выбирала из груды мусора дощатый ящик из-под соков или компотов и несла его к подземному пешеходному переходу. Она ставила ящик рядом с входом в переход со стороны станции метро, усаживалась на него и протягивала руку. Когда я спешил, дабы не опоздать к восьми часам на работу, Надя уже вовсю трудилась.

Я часто задавался вопросом: сколько ей лет? Но после неудачных попыток в игру "веришь – не веришь" понял: Надя – женщина возраста совершенно неопределенного. И по её лицу просто невозможно было определить, какому поколению выпала честь её содердать в своих доблестных рядах: то ли шестидесятников, то ли семидесятников. Правда, сама Надя в порыве редких откровений утверждала, что родилась она во времена славной афганской войны. Впрочем, и я не раз слышал эту байку, когда в очередной раз просаживал гонорар с завсегдатаями Электрозаводской площади и близлежащих дворов.

Место, которое занимала Надя, считалось самым удобным и прибыльным для сбора милостыни. Здесь никогда не иссякал народ. Ни днем, ни вечером. По утрам, дыша перегаром, метро выбрасывало на площадь батальоны пожилого народа, который не смог поменять убеждений, влиться в рыночную экономику, а потому именовался рабочим классом. Пролетариат, позевывая, устремлялся к переходу. Потому что там, в нескольких сотнях метрах на другой стороне размещалось крупнейшее производство – электроламповый завод. Тот самый знаменитый заводище, на котором была впервые выпущена электрическая лампочка, известная под именем "лампочка Ильича".

Так вот, на пути того самого народа, и красовалась на своем ящике Надя. И если старуха, так же просившая подаяния на другом конце перехода, прятала глаза под серым в клетку платком, якобы от стыда, то Надя с усмешкой смотрела в глаза прохожим. Нет, она не клянчила денег, как та старуху, и не благодарила за брошенный в её подол или ладонь пятак. Она мирно сидела на ящике, и её опухшее от чрезмерных возлияний и оргий лицо светилось счастьем.

Нужно отлично знать психологию своего народа, чтобы извлекать из этого выгоду. А Надя отлично знала свой народ. Она понимала, что проходящий мимо пролетарий, месяцами не получающий зарплату и каким-то чудом ещё влачащий существование, увидев её, надино, лицо с багровым фингалом под глазом, только мысленно перекрестится и скажет Господу спасибо за то, что сам ещё каким-то чудом не оказался на паперти. Оглядев её, немытую и оборванную, даже самый безденежный подсобный рабочий, выпятит от гордости грудь и бросит ей в ноги последний завалявшийся в кармане пятачок или гривенник, дабы показать свое превосходство и человеческую гордость. А таких гривенников и пятачков к одиннадцати часам утра, когда жизнь Нади вновь казалось немалозначной, набирался полный карман, что вполне хватало на несколько пирожков с картошкой, соленый огурчик, парочку "русских йогуртов", как в народе назывались пластиковые стограммовые стаканчики с водкой, и на оплату аренды.

Именно аренды, потому как место около входа в подземный переход за Надей было закреплено только до одиннадцати. И не секундой больше. Потому что уже за несколько минут до этого смены около Нади в беспокойстве начинал метаться старик с орденскими планками на груди, который терпеть не мог, когда Надя, поддав во время смены, не могла быстро подняться на ноги, и тем самым снижала производительность труда. Не свою, а его, сменщика. Потому что и ему приходилось платить деньги за аренду рабочей точки.

А как только заканчивалась смена, Надя, накупала гостинцев и, словно пава, плыла на задворки музыкального киоска, который не только скрывал точку торгующую разбавленным пивом, но и звуками музыки заглушал гомон и частые споры, которые вели постояльцы музыкальных задворок. Там, за музыкальным киоском её уже поджидали друзья-соратники по вольной жизни, с которыми Надя щедро делилась своим заработком, съестными и спиртными припасами, а иногда и телом, расплачиваясь тем самым за кров и место под крышей. Вернее под люком. Ведь ночевала Надя в водопроводном коллекторе, пусть не совсем чистом, но достаточно теплом месте.

Ах, какая веселая жизнь после полудня разворачивалась за музыкальным киоском! Ах, какими галантными становились после первых ста граммов её кавалеры!

– Не хотите ли пивка, Надюша? – протягивали ей банки с разных сторон ухажеры.

Здесь она была уже не попрошайкой-нищенкой, а королевой бала. И разве могла она опуститься ниже городской канализации и позволить себе пить пиво с обыкновенной пол-литровой банки?

– Дайте кружку! – требовала она, и кружка моментально находилась.

Она делала несколько глотков, затем поворачивалась в сторону открытых дверей музыкального киоска, щелкала пальцами и настоятельно требовала:

– Шеф, а ну-ка музычку!

Из проема двери появлялась недовольная красная рожа раскормленного молодого лоточника:

– Что прикажете, мадам, – ехидно спрашивал он.

– На поле танки грохотали...

– Надя, а хочешь я тебе под второй глаз подвешу? – отбросив в сторону весь свой сарказм, зло отвечал молодой торговец.

Надя, сморщившись, оглядывала своих товарищей по питейному делу и изображала на лице брезгливость:

– Вы не знаете, кто это там кашляет? Мы заказывали музычку, а мухи возбухают...

Глаза музыкального лотошника наливались кровью, кулаки сжимались:

– Надя, а я ведь серьезно врежу!

– Руки коротки, сучонок. Таких как ты, я в Афгане из Калашникова, – и Надя запускала в лотошника стаканчиком из-под "йогурта", – Слышь, сучок, добром прошу: поставь "На поле танки грохотали"...

– А вот это видела, – умерял свой пыл лотошник, показывал фигуру из трех пальцев, и, передразнивая Надю, смеялся, – В Афга-а-а-не. Ты хоть знаешь, в какой стороне этот самый Афган находится? Ты ведь дальше Электрозаводской площади нигде и не была!

– Сучонок, салабон! – вскакивая с ящика, ещё больше горячилась Надя, Твои сверстники в Чечне кости бросили, а ты, за сколько косых откупился от армии?

Собутыльники тянули разбушевавшуюся Надю за руку, кто-то совал стакан с водкой.

– Витек, – просили лотошника, – Ну чего тебе стоит, поставь ты ей "на поле танки грохотали"...

– Пусть извинится за салабона, – жуя жвачку, надменно улыбался Витек.

– Да я лучше минет пьяному ежику сделаю, чем у него прощенья буду просить, – шатаясь, отвечала Надя, цепко зажав в руке стакан с водкой.

– Ну, стерва! – снова терял над собой контроль лотошник, – Я вот сейчас ментов-то вызову. Посидишь вечерок в обезьяннике...

В конце концов Витек хлопал дверью киоска, а Надя, выпив водку, опускалась на свой ящик и, глядя в землю, начинала выводить: "В Афгане танки грохотали. Солдаты шли в последний бой, а молодого командира несли с пробитой головой..."

– Ему столько лет нет, сколько я наших солдатиков на себе с поля боя вытащила, – размазывала по лицу сопли Надя. Обильные слезы капали в кружку с пивом. – А его, своего лейтенантика, спасти не смогла. Совсем молоденький был.

– Пей, Надя, – обнимал её сосед в вонючем свитере и драных затертых джинсах, – Все там будем... Давай-ка возьмем в баночку пивка, да пойдем под платформу поспим...

– Свали в канаву, – сбрасывала Надя со своих плеч руку бомжа-похотника. – Перетопчишься.

Ближе к обеденному перерыву надины друзья начинали петь. Дикий вой исходил из-за киоска и частенько даже заглушал модные хиты, которые крутил лотошник Витек по просьбе своих покупателей. Иногда, когда Витек ставил что-нибудь удалое-народное, вся компания выходила из своего укрытия и пускалась в пляс. Рокеров, металлистов, рейверов и других любителей всякой попсы с площадки как ветром сдувало.

Иногда я останавливался на безопасном расстоянии и следил за действом. Заводилой всегда выступала Надя. Ее окружали кольцом, и она ходила по кругу, выкидывая только ей одной известные танцевальные коленца. Левая нога выбрасывалась высоко вперед и, сделав ею шаг, она волоча по земле подтягивала, к левой правую ногу. Плечи при этом тряслись как у цыганки, а пальцы на руках были крепко сжаты в кулаки.

Если Витек своевременно не прекращал бомжатский танцевальный ритуал, то вся полупьяная пляшущая компания входила в такой азарт, что прохожие обходили киоск по большой параболической кривой, стараясь даже не глядеть в сторону танцующих.

Впрочем, кульминация была известна. Надя рвала на себе серую от грязи блузку, сдирала её с себя, обнажая отвисшие груди и, бросив одежду на землю, продолжала выкидывать свои коленца.

Однажды вместе со мной за бесплатным шоу наблюдали два молоденьких милиционера. Мне было некуда спешить, я наливался пивом и грыз пересушенную воблу. А они, по всей видимости, отбывали на площади срок свой службы. По их лысым головам, торчащему обмундированию и скромному поведению можно легко было догадаться, что эти ребята были милиционерами-срочниками.

Так вот, когда Надя разорвала на себе очередную кофтенку, обнажив грудь, и вместо "че те надо, че те надо" запела "в Афгане танки грохотали", глаза милиционеров загорелись. Я пошел к пивному киоску за очередной бутылкой и, когда вернулся, то обнаружил, что солдат-милиционеров уже не было. Они стояли рядом с пляшущей и орущей толпой и не отрывали взглядов от полуголой Нади. А она, заметив на себе похотливые взгляды, ещё шибче стала трясти плечами и грудями, встав на колени прямо перед молоденькими ребятками.

– Ну, что, ментяшки, – кричала она, – берите три банки "русского йогурта" и я вся ваша...

Музыка резко оборвалась, рядом с танцорами появилось с полдюжины крепких лоточников, которые стали развешивать бомжам пинки и зуботычины. Неслись ругательства в сторону открытого окошка музыкального киоска, где сидел Витек. Угадать гнев недовольных лоточников было очень просто: бомжатская пьяная и вонючая компания не позволяла честному народу подходить близко к киоскам. Торговцы несли убытки...

Я отдал пустую бутылку какой-то бабке с огромным вещмешком за спиной и заскочил в кафешку. Наливали фальсифицированную водку под названием "Смирнов". Я заказал сто граммов и подсел к какому-то мужику за крайний столик около окна. Он смотрел, как лоточники уже ногами метелили бомжей. Окно музыкального киоска было закрыто. Два молоденьких милиционера вели Надю под руки в сторону подземного перехода.

– Фенита ля комедия, – сказал я сам себе, не ожидая какого-либо ответа от смотрящего в окно мужика.

Но он повернул голову в мою сторону и сказал?

– Как резко она спилась.

– Кто? – поднял я на него глаза.

– Надя.

– Надо думать. Наркологи утверждают, что женщины спиваются в пять раз быстрее, чем мужики.

– По этой части она могла дать фору любому мужику. Когда-то она пила спирт ведрами и только хорошела.

– Верится с трудом.

– Это правда. Она жила в нашем доме. Одна воспитывала сына. Тому срок дали – за торговлю травкой. Поймали впервые, но засудили на полную катушку. И Надя, оставшись совсем одна, окончательно сломалась.

– А мужик-то её где?

– В Афгане она его потеряла. Слышал, ведь все время поет "В Афгане танки грохотали". Надя там три года медсестрой отработала. А когда её лейтенантик подорвался, она цинковый гроб в Россию отправила и сама беременная вернулась. Дали ей комнату в коммуналке. В нашем доме жила.

– А теперь что же?

– Продала комнату, когда сына задержали. Дала следователю взятку. И оказалась без квартиры, без денег и без сына. Надю попросту обули.

Мы помолчали.

– Дрянь водка, – наконец сказал я, – Разбавляют в открытую. Совсем обнаглели.

– Хозяин барин. Не хочешь – не пей. Никто не заставляет здесь покупать, – сказал он как-то холодно и поднялся из-за стола.

Я тоже решил больше не задерживаться в этой "наливайке". Да и нужда заставляла отыскать укромное местечко. Я опять оказался на площади и пошел за овощной магазин. Там на ящиках сидели Надя и два молоденьких милиционера. Она, откинувшись спиной на забор, держала в руках открытую бутылку "Завалинки". Кофточка на ней была расстегнута. Милиционеры-срочники шарили руками по грудям.

Она, глядя в небо, поднесла бутылку к губам, сделала глоток. Я поспешил убраться и не мешать интиму.

– И молодая не узнает, какой у парня был конец, – послышался протяжный голос Нади.

Утром он как всегда сидела на своем месте около пешеходного перехода с протянутой рукой.

1998 г.

ПОСЛЕДНИЙ ГЕРОЙ

Рабочие электросети тянули какой-то кабель через площадь, где располагался выход из метро. Место многолюдное, да к тому же, как это стало сплошь и рядом практиковаться в эпоху рыночных отношений, всю площадь оккупировали лоточники и палаточники.

Электрики на чем свет стоит ругались с продавцами и покупателями, раскачивали и бросали грязный кабельный провод из стороны сторону, пачкая прохожих.

Наконец подошло время обеда, рабочие бросили кабель прямо около выхода из метро и удалились в будку грузовой машины с надписью "Электросеть".

В это время три почти готовых товарища купили ещё одну бутылку водки. Направились в закуток за метрополитеновское здание и наткнулись на кабель. Один из собутыльников по всей видимости когда-то служил электриком.

– Твою мать, – сказал он, показывая пальцем на кабель, – Кругом люди, а здесь провод под напряжением.

– Откуда, Леха, тебе знать, что провод под напряжением? – спросил один из друзей, бережно гладя в кармане горлышко бутылки.

– Точно под напряжением. Что я не знаю, что ли? Того и гляди кого-нибудь шарахнет так, что кости обуглятся. – и Леха, надев на руку перчатку, склонился над кабелем.

– Ты что решил его перетащить? – со страхом в глазах спросил один из товарищей, бережно прикрыв рукой горлышко бутылки, торчащей из кармана.

– А то!

– Так сам же сказал: одни угольки останутся.

– От любого! Только не от меня. Я концы под напряжением и в пятьсот вольт голыми руками держал. И ничего!

Леха взял кабель и поднял его над головой:

– Во, видали! Там все триста восемьдесят, а мне хоть бы что! Идите и вызывайте милицию. – сказал он друзьям и закричал, обращаясь к прохожим, Люди добрые, проходя под кабелем не толкайтесь, пригибайте головы. Над вами кабель под напряжением. Триста восемьдесят!

Выходящий из метро народ, кто был посмелее, и в самом деле пригибали головы, снимали шапки и как можно быстрее старались проскочить опасное место. Те, у кого духу не хватало, обходили мужика, держащего кабель над собой, по большой дуге.

– Какая милиция, ты что очумел? – стали дергать Леху собутыльники, Брось этот провод и пошли врежем по сто пятьдесят.

– Вы хотите, чтобы здесь образовалась гора трупов? – шмыгнув носом, спросил Леха.

– Ну, ты как хочешь, а мы пошли. – сказали двое и засеменили за здание метрополитена.

Леха с презрением посмотрел в след товарищам:

– Трусы! Вот и ходи с такими в разведку. – он набрал в грудь больше воздуху и заорал на всю площадь, – Граждане! Россияне! Не толкайтесь! Проходя под кабель уступайте место старикам и инвалидам. Пропускайте женщин с детьми!

Народ теперь и не думал проходить под кабелем. Старики и старушки, инвалиды и женщины с детьми, да и просто здоровые граждане обходили стороной опасное место. Лотошники стали двигать свои столики и прилавки подальше от кабеля.

Леха вытирал замызганной шапкой мокрый снег с лица и продолжал стоять с поднятой вверх рукой, в которой держал кабель. Он стоял в центре площади в полном одиночестве.

– Из-за метро вышли двое друзей и заговорщицки помахали рукой, показывая стакан. Леха отрицательно покачал головой и крикнул:

– Сюда принесите.

Через полминуты он держал в свободной руке свою пайку.

– Ну, чтоб дети тока не боялись, – сказал он и залпом опорожнил стакан. Один из друзей засунул ему в рот ириску.

– Бросай, Леха, это опасное дело, – стали они упрашивать товарища.

Но герой и не думал сдаваться.

Через пять минут Лехе снова преподнесли стаканчик и дали закусить ириской. После второго тоста, герой, пошатываясь, стал мелко перебирать ногами. Теперь казалось не он держит кабель, а кабель помогает освободителю держаться на ногах.

– Люди добрые, – исполняя танец пьяного лебедя, кричал Леха на всю площадь, – Здесь напряжение тысяча вольт. Убегайте отсюда. Не подходите! Смерти подобно!

Леху уже душили слезы. Он так вошел в роль героя, что не сомневался в скорой своей смерти. И никто из граждан не думал подходить к нему. Даже товарищи больше не появлялись из-за здания.

Леху вдруг сильно повело в сторону. Напрягая последние силы, он постарался удержаться на ногах, но ничего не получилось, и он упал на асфальт. Он лежал на спине, слезы катились по щекам, но дрожащую от усталости руку с кабелем герой продолжал держать над собой. Со стороны казалось, что высокое электрическое напряжение колотит смельчака.

Словно раненый солдат, Леха поднялся на колени, потом, шатаясь, встал на наги. Ему на встречу шли несколько мужиков телогрейках.

– Не подходите сюда! Смерти подобно! – заорал Леха.

Но мужики, не послушавшись совета, медленно приближались.

Леха уже с трудом стоял на ногах, его шкивало из стороны в сторону.

Мужики, которые оказались рабочими электросети, подошли к герою, ухватились за кабель и принялись выдирать его из рук Лехи.

– Не трогайте, сволочи! Врагу-у-у не сдается наш гордый Варя-я-я-яг, стал петь Леха и попытался вцепиться в провод даже зубами.

Но кто-то из мужиков схватил его за волосы и оттянул от провода. И тогда Леха со всей силы укусил электрика за руку. Душераздирающий крик пронесся над площадью. На почтительном расстоянии потрясенный увиденным народ, наблюдал, как несколько мужчин стараются укротить электрической напряжение. Двое склонились над пострадавшим товарищем и пытались оказать помощь. А тот, что недавно держал кабель над головой на карачках полз в сторону, держа в зубах смертельный провод. Но далеко уползти ему не дали Почему-то и пострадавший и двое его друзей подскочили к мужику с кабелем в зубах и принялись пинать его ногами. Снова раздалась песня про гордый Варяг...

...Завизжали тормоза милицейского "Уазика".

1998 г.

О НОВЫХ ВОДКАХ

Ни с того ни с сего, в России вдруг возобновилась мода выпускать водку, названием для которой служили фамилии политических деятелей и других знаменитостей. На прилавках появились водки "Горбачев", "Ельцин", "Жириновский", "Брынцаловка"... Ничего удивительного: порой дешевая водка, заменяла специалистов в области рекламы – имиджмейкеров – и помогала многим деятелям взобраться на политический Олимп. Да и не только политикам. Был случай, когда работники петропавловко-камчатской газеты "Вести" заказали тысячу бутылок водки с этикеткой, на которой сияло лицо их главного редактора. Увековечили героя Войновича, выпустив водку с названием "Чонкин". Великому оружейному мастеру прибавила славы водка, названная в честь его имени – "Калашников". Выпустили её челябинские предприниматели. Во Владимирской области выпустили водку с названием "Хреновина", в Саратовской – "Что делать?" и даже "Осторожно, ГАИ!", в Тамбове производят сорокоградусную с этикеткой "Тамбовский волк", в Сочи на этикетке изображался герой известного советского боевика Сухова, а под ним название "Белое солнце Адлера". Говорили, что к выборам президента, производители хотели выпустить ещё несколько сортов сорокоградусной: "Три Гайдара". "500 граммов Явлинского", "Лужкофф", "Глаза Федорова", "Шахрайка" (казацкая водка), "Рыбкина радость", "Салют, Зюганов!" Словом, Россия шла по проторенной дорожке, потому как за рубежом уже с давних пор именовали новые водки русскими именами или фамилиями. Правда, одни водки – действительно выпускались высшего класса – "Смирнофф". "Горбачефф". (Кстати, последняя не имеет никакого отношения к первому и последнему президенту СССР. Она производится ещё с начала 20-х годов). Другие – качеством пониже, а то и вовсе дешевые суррогаты. Потому, наверное, у русских пользовалась успехом водка "Григорий Распутин". Как утверждали специалисты, это был просто правильно разбавленный спирт, правда, очень чистый. И если "Распутин" и другие немецкие сорта типа "Царская" или "Царица" выпускались под каким-то контролем, то перепрофилированные восточногерманские заводы гнали в Россию всяких "Морозовых" "Никаносовых". "Арланоффых" и пр., имеющих к понятию водка отношение весьма сомнительное.

В ту же компанию можно было бы включить болгарскую "Царевич", бельгийскую "Россия", французский напиток "Ельцин" всякие "Суворовы", "Сеченовы", "Мельниковы"... В 1994 году из все той же Германии к нам прибыла водка "Сталинская". На наклейке сообщалось (правда, по-немецки), что она изготовлена по рецепту двойной очистки, точь-в-точь как для собутыльников великого "отца всех народов".

Ну, как! В какой стране мира есть ещё такие изобретатели-водочники? То-то...

1998 г.

ПАТРИЦИЙ МЕСТОГО ПОШИБА

Коллекционированием отечественной скульптуры советского периода Витек Прияткин, который прожил на белом свете без малого полста лет, начал с Павлика Морозова. А дело было так.

Три года назад подрядился он поработать плотником на летний сезон в пионерский лагерь. То бишь – лагерь отдыха. Это раньше все детские лагеря назывались пионерскими. Директор лагеря положил зарплату. Не весть бог какую, но полмиллиона в месяц в хозяйстве не помешают. Плюс ко всему лагерные харчи, проживание в отдельной комнате, бесплатное медобслуживание.

Три смены Витек отпахал. Не сказать что зашивался работой, но и сиднем на месте не сидел. Где крышу жилого блока подлатает, где оконные рамы или дверные косяки подправит. Словом лето пролетело, пришел Витек в бухгалтерию заработанные трудом деньги получать. А ему в ответ: нету денег. "Как так нету?" – удивился злой шутке Витек. "А вот так: нету и все. Мы организация бюджетная, а денег на зарплату то ли у правительства, то ли у областных властей не оказалось. Неужели, господин Прияткин вы по телевизору не видели, как многие бюджетники в нашей стране бастуют и требуют выдачи зарплаты за год, а то и за два?"

– Да мне какое дело до многих бюджетников! – вспылил Прияткин и тут же поняв, что в бухгалтерии никаких денег ему не выдадут, прямиком побежал в административный домик.

– Филиппыч, в чем дело? – накинулся он на директора лагеря, – Ты же обещал выдать в конце сезона за три месяца...

Директор, сохраняя полное спокойствие, вывернул карманы брюк и ответил вопросом на вопрос:

– А я получил?

– Да мне-то какая разница, получил ты или не получил. Если я домой денег не принесу, меня моя старуха вместе с дерьмом съест.

– Вот что, Витек Возьми зарплату товаром.

– Каким ещё товаром?

– Тумбочками, кроватями. Словом, что найдешь на территории лагеря, то и бери. Но только в пределах полутора миллионов. Многие так уже отоварились. Женщины из бухгалтерии стульями зарплату получили.

Витек спорить больше не стал. Чего зря время терять? Как говорится: на безрыбье и рак рыба. И надо поспешать, пока все добро на зарплату не растащили.

Пулей пролетел он по спальным помещениям, заскочил в столовую пустота кругом, словно Мамай прошел. Ни столов, ни кроватей, ни стульев. Вышел из столовой, достал папиросы и прислонился к скульптуре пионера в галстуке, который стоял около пищевого блока ещё с советских времен. А на встречу директора нелегкая несет.

– Ну что, отоварился? – спрашивает с усмешкой администратор.

Хотел Витек ему прямо в лицо плюнуть, да пожалел в последний момент. Только зло пригрозил:

– Вот возьму сейчас этого пионера и отнесу к себе домой.

– Павлика Морозова, что ли? Так бери, если донесешь. Между прочим он больше полутора миллионов стоит. – сказал, и, как краб, бочком-бочком в свой кабинет заспешил.

Про пионера Витек просто так брякнул. С обиды. Да и директор наверняка знал, что никому этот гипсовый Павлик, за исключением может быть самых преданных коммунистов, не нужен. Но тут на Витька какая-то черная волна накатила. "А вот возьму, – подумал, – и в самом деле утащу".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю