Текст книги "Байки под хмельком"

Автор книги: Сергей Романов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Ежиков молча открыл шкаф, взял сумку с противогазом и положил её в дипломат.

– За подсказку с тебя пол-литра, – улыбнувшись, пошутил начальник.

Уже в "предбаннике" морга Ежиков почувствовал тяжелый запах и надел лицевое защитное средство. Открыл дверь, вошел и сразу завертел головой в обе стороны, надеясь увидеть работников траурного заведения. Ни-ко-го.

Откуда было знать следователю Ежикову, что оба дежурных сотрудника заведения, выкушав литровую банку крепчайшего самогона, решили передохнуть. Один занял топчан в служебном кабинете. Другой примостился на свободном столе, предназначенном для усопших. А чтобы не тревожили назойливые мухи, накрылся с головой простынкой.

Ежиков прошел между столов с трупами и, не обнаружив в помещении никаких признаков жизни, решил приступить к непосредственной работе. Трудно что ли заглянуть под простыню, да сличить лицо жмурика с физиономией преступника на фотографии?

Он передвигался от стола к столу, приподнимал край простыни и, придерживая трубку с углевым очистительным бочком, через стекла противогаза внимательно вглядывался в мертвецов. Так и дошел до стола с сотрудником печального заведения. Поднял угол простыни, ну а тот в это время свои ясные очи открыл. Увидел чудовище с трубой вместо носа, замигал не протрезвевшими глазами, а не перекреститься, не сказать от страха ничего не может.

Тут и Ежиков видит, что труп стал корежиться и глазками моргать, да как броситься в сторону выхода. Только у двери и вспомнил, что под мышкой у него номерной пистолет. Выхватил его, но ума хватило не стрелять. А "труп" уже носился по моргу, размахивал руками и орал во все горло, что-то насчет сатаны.

Так и не справившись с заданием, Ежиков примчался в управление и рассказал о своих похождениях заместителю начальника. Хлопнули они для храбрости поллитровку и уже вместе направились в злополучный морг. Перед входом Ежиков испариной покрылся, а напарник только улыбается: не робей, мол, салага...

Зашли в морг, их встретили два дежурных санитара.

– Вам чего здесь надо, ребятки?

– Мы из милиции, – сказали следователи и предъявили удостоверения.

– А! Все-таки приехали! – по всему было видно, что работники морга, от которых перегаром несло так, будто они работали не в морге, а в вытрезвителе, очень обрадовались.

– А вы что, вызывали?

– Санитары недоуменно переглянулись. Один стал рассказывать:

– Ну, конечно. Раз пять по 02 звонили. Объясняли, что в морге какой-то сатана завелся.

– Это сначала мы про сатану говорили, а потом предложили версию об инопланетянах.

– Ну да, так и было. Только дежурный в милиции нас каждый раз по матушке. Даже обещал на пятнадцать суток посадить за хулиганство.

– Да не сатана это был и не марсианин, а наш сотрудник, – расхохотался заместитель начальника, – Он в противогазе пришел, чтобы не угореть от трупного запаха.

Ежиков посмотрел на свои часы с календарем. Было без четверти десять. Вечера. Заканчивался день 1 апреля...

2000г.

НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ ИТАЛЬЯНЦЕВ

В РОССИИ

Какого черта понадобилось Марчело Фабио и его сестре Франческе получать высшее образование в России, одному черту известно. Но Марчело, как все итальянцы был горяч и упрям, да и сестричка ему под стать. К тому же оба хотели приобрести чисто русские специальности. Марчело – профессию инженера-нефтяника (где у них там на Апенинском полуострове нефть добывают?) А Франческа сдала документы в хореографическое училище. Стало быть, балериной решила заделаться. Понимала, что лучше чем в России балету не обучат.

Первый семестр начался с того, что Марчело сначала угодил в вытрезвитель, а затем автоматически получил десять суток за то, что откушав русской водки, спутал лифт с платной туалетной кабинкой. То был единственный лифт в районе, который в качестве эксперимента оснастили специальными датчиками, чутко реагирующими на запах аммиака. Студенты, возвращаясь из пивного бара в общежитие, обходили лифт десятой дорогой. А вот Марчело попался. Когда он пытался сделать свое мокрое дело, датчик сработал и двери лифта наглухо закрылись. Неопытный итальянец оказался в ловушке, в которой и просидел, ожидая прибытия лифтера с сотрудниками милиции.

Франческа даже не могла посочувствовать скверному положению, в котором оказался брат, потому как пребывала в не менее скверном состоянии. Дело в том, что когда Марчело знакомился с соседями по нарам, его сестра была представлена комендантом общежития соседке по комнате Верке Сидоровой. Верка приехала из Рязани тоже заниматься балетом. Но понятия о выполнении домашнего задания у россиянки и итальянки были совершенно разные. Вместо того, чтобы до десятого пота отрабатывать упражнения в танцевальном зале, Верка каждую ночь приводила в комнату нового жениха и до утра потела с очередным любовником в скрипучей кровати. Франческа с головой накрывшись одеялом вызывающе вздыхала, но разве могли слышать её вздохи те, кто не желал скрываться под одеялом и к тому же вызывающе кричали и стонали? Никакие жалобы не действовали на Верку. Она, молодая и здоровая, не хотела себе отказывать ни в чем: ни в любви, ни в удовольствиях. Сигаретные бычки она тушила в кастрюльке, в которой Франческа подогревала себе утреннее молоко, выстиранные лифчики и трусики сушила на люстре и вдобавок, как самая настоящая итальянка, обожала пиццу и макароны с сыром, которые и заимствовала из тумбочки у соседке по комнате.

Через два месяца Марчело вновь попал в вытрезвитель. Он отказывался верить, что в такую ноябрьскую холодину можно промчаться верхом на метле пусть даже ночью из одного конца проспекта в другой. Без одежды, в чем мать родила. Но его сокурсник, родом из Тюмени, уверял, что готов это продемонстрировать за триста баксов. Ударили по рукам. Сокурсник разделся, подмял под себя метлу и умчался в ночь. А Марчело подобрал ночной отряд милиции. Когда итальянец стал объяснять, какого черта во втором часу ночи он делает на проспекте, ему дружно поставили диагноз – белая горячка.

И у Франчески не обошлось без неприятностей. Очередной Веркин ухажер устроил ей сцену ревности прямо в комнате. Франческа зажавшись в угол смотрела, как по комнате летали кастрюли, бутылки, конспекты и учебники, как истерично визжала Верка, как ревнивец кухонным ножом вспарывал матрацы и подушки...

Продолжить образование брат и сестра решили в Италии. Несостоявшиеся нефтяник и балерина мирно сидели в зале ожидания аэровокзала, тянули из пластиковых стаканчиков кьянти, пока кому-то из других пассажиров не пришла в голову мысль включить телевизор. Это был черно-белый "Рекорд". Траслировался матч между "Интером" и "Спартаком". И Марчело вдруг разнервничался, потому что угадать, кто из игроков в данный момент владеет мячом не мог. Все футболисты были в одежде серого цвета. Он жестикулировал плечами и что-то кричал, пытаясь объяснить подоспевшему администратору, что телевизор не иначе как сломан – цвет не показывает...

2000 г.

ВОТ ТАК ВСТРЕЧА!

У Пряниковых гуляли. Так сказать в семейном кругу, но на широкую ногу. Помимо всяких салатов была и икорка, и балычок, и сервелат. Пряникова-мама для сына постаралась. Потому как двадцать пять лет бывает только один раз в жизни. Пряников-папа подливал своему наследнику фирменную водочку и провозглашал короткие заздравные тосты. Пряников-младший с каждой выпитой рюмкой все больше краснел и поглядывал на часы – в девять вечера у него было "забито" свидание. А Пряникова-мама с любовью смотрела на сына и подкладывала в его тарелку телячьи котлетки.

– Все! – С тоской поглядев на две полнехонькие бутылки водки, сказал Пряников-младший и постучал пальцем по стеклышку часов, – Мне пора. А вы тут без меня гуляйте.

– Мы тебе на утро остограммиться оставим, – сказал Пряников-старший, заметив жадный взгляд сына.

– Обязательно оставим, – без тени сомнения подтвердила Пряникова-мама и убрала одну бутылку со стола.

– Похмелится? Это хорошо! Голова болеть не будет. – одобрительно улыбнулся Пряников-младший и ушел на свидание.

А Пряниковы старшие запели песню. Ту самую, под которую любили вальсировать в молодости. Долго пели, пока водка в двух бутылках не закончилась.

Мама с осуждением посмотрела папе в глаза: как же так, мы ведь обещали сыну оставить похмелиться...

– Пряников-старший накинул на плечи пиджак:

– Действительно, непорядок. Я в коммерческую палатку мушкой слетаю и прикуплю на утро.

Пряникова-старшего не было уже более часа, и Пряникова-мама решила выйти на улицу: уж не случилось ли что? С трудом спустилась с четвертого этажа, присела на лавочку около подъезда...

...Пряников-младший открыл глаза и увидел спящего отца. Родитель был накрыт белой простынею и храпел сильнее приземляющегося реактивного лайнера. На потолке тускло горела лампочка, освещая стены темно-зеленого цвета. Пряников-младший снова закрыл глаза, подумав, что ему приснился какой-то странный сон. Но "реактивный лайнер" включил форсаж и гремел пуще прежнего. Сынок высунул руку из-под простыни и, дотянувшись до лица батьки, прикрыл ему рот ладонью. Пряников-старший тут же открыл бесцветные глаза.

– Вот так встреча! – удивился он, увидев сына.

– А где мы, батя?

– Как где? В вытрезвителе. Помню, что меня около коммерческого киоска сцапали. Денег-то у меня уже не было, а вот две бутылки водки изъяли. Из одной я несколько глотков успел сделать, а другая – целехонькая. Как ты думаешь, отдадут?

– Не знаю.

Пряников-старший вдруг нахмурил брови:

– Слушай, а ты-то как сюда попал?

– Не помню, – облизал пересохшие губы сын и сбросил ноги с топчана. С Иркой встретились, шампанского выпили. А потом – ничего не помню.

Пряников-старший тоже оторвал голову от подушки и сел.

– Мать, наверное, волнуется!

– Наверное.

– Небось все морги и больницы обзвонила! Как так: ни отца ни сына?

– Да-а-а.

Лязгнул засов, двери в "спальню" открылись.

– Пряниковы, на выход!

Нераспечатанную бутылку водки, как ни странно, вернули. А початой след простыл. Вышли, поддерживая друг друга из заведения. Майское солнышко слепило глаза. В скверике надрывался соловей. Поллитра грела сердца и жизнь казалась немалозначной.

– А вон и наша мать нас встречает! – чуть ли не подпрыгнул от радости Пряников-старший, увидев во дворике вытрезвителя свою супругу, – Надо же какая молодец! Вычислила, где мы с тобой ночевали и пришла встретить.

Пряникова стояла к ним спиной. Мужики бодро зашагали в направлении женщины. Мамаша от неожиданности вздрогнула, когда муж и сын взяли её под руки с двух сторон и... ни с того ни с сего разревелась.

Ну будет, будет, – похлопал её по плечу Пряников-старший. – Ничего с нами без тебя не случилось. Руки, ноги целы, только вот в головах непорядок. Но это дело быстропоправимое. Правда?

Пряникова зарыдала ещё громче.

– Ой спасибо!

– За что, маманя? – не понял Пряников-младший.

– Как за что? Меня разыскали и пришли встретить.

– А разве не ты нас разыскала? – почти в один голос спросили дивленные мужики.

– Я? – она ошалело переводила взгляд с мужа на сына, – А вы, что тоже здесь ночевали?

После недолгой паузы, Пряников младший улыбнулся:

– Ну куда же мы без тебя денемся! Айда-ка в скверик. К соловьям...

2000 г.

НА СИМПОЗИУМЕ

Два российских профессора, два доктора наук, и тот и другой светило в научном мире, встретились на очередном международном симпозиуме. На этот раз научный мир решил высказать свое "фе" промышленникам, которые палец о палец не желали ударить, дабы решить проблему очистных сооружений, а значит и проблему сохранения морской фауны и флоры. Но в общем, с того самого момента, когда взгляды двух профессоров встретились в вестибюле гостиницы, сохранение флоры и фауны стал не самым главным вопросом, ради которого они приехали в курортный приморский городок из разных областей России. Между прочим, один был доктором технических наук и представлял клан провинившихся промышленников, а другой – доктором биологических, находился по другую сторону баррикады и защищал как раз интересы морских животных и растений.

– Уважаемый! – обратился биолог к технарю, поправив на носу очки в золотой оправе, – Мы с вами раньше нигде не встречались? На коллоквиуме, симпозиуме?

– На этих мероприятиях – исключено, – поковыряв пальчиком блестящее темечко, ответил технарь, – Между прочим, у меня тоже имеется ощущение, что мы когда-то были тесно знакомы. Вы случайно в Снежинске не были?

– Нет, в Снежинске никогда не был. А не в канадском Веллингтоне ли мы с вами познакомились?

– Увы, я до сих пор не выездной.

– Значит, мне показалось.

– Нам показалось. – Поправил профессор-технарь.

На другой день профессор-биолог на протяжении двух часов в пух и прах разносил промышленность в лице доктора технических наук, который мирно дремал в своем кресле.

В ресторане они оказались за одним столом.

– Ловко вы меня прикладывали, – похвалил технарь.

– А мне показалось, что вы спали. – Аккуратно снял губами с вилки помидорчик биолог.

– Стоп! Да, мне кажется, что мы вместе с вами где-то провели целую ночь.

– И мне так кажется. Хотя я вовсе не голубой. Я вы случайно не останавливались в столице в гостинице "Россия"? Я всегда только в ней останавливаюсь.

– Увы! А мне бронируют номер в отеле "Москва".

– Опять мимо! – казалось даже с сожалением ответил биолог.

– Да, наверное это было в другой жизни, – улыбнулся технарь.

На следующий день трибуну два часа занимал технарь и смысл его выступления свелся к тому, что все специалисты в области морской флоры и фауны вообще зря поедают хлеб. За несколько последних десятилетий не выведено ни одного вида морских животных, способных приспосабливаться в новой окружающей среде. Словом, отстают от технического прогресса по всем статьям.

После обеда участников симпозиума усадили в автобус и повезли на экскурсию. Технарь оказался рядом с биологом.

– А вы в каком городе учились? – вернулся биолог к теме интересующих обоих.

– В Питере. Тогда он Ленинградом назывался.

Биолог аж подпрыгнул на своем кресле, будто укололся о вырвавшуюся наружу пружину.

– И я в Питере! В университете.

– А я в политехническом.

– Значит...

– Ничего не значит. Вузы в разных концах города. Связи между биологическим и техническим факультетами никакой. Мы не могли с вами быть тесно знакомы. Если только вы не участвовали в легкоатлетических соревнованиях в городской универсиаде.

– Нет, я в туристическом обществе возглавлял группу натуралистов.

Оба вздохнули. Оба были на сто процентов уверены, что видели друг друга. И была это вовсе не мимолетная случайная встреча.

– Ленинград, Ленинградище! – с тоской в голосе сказал технарь, – Город молодости и воспоминаний. Получив дипломы, мы всю ночь гуляли по Невскому. Шумели, веселились.

– И мы по Невскому, – улыбнулся светило биологической науки. Это было 26 июля 1983 года

– Да, – не выходя из сладостной задумчивости, ответил технарь. – Это было 26 июля 1983 года. В этот день я должен был уезжать в Свердловск, мусту распределения. Но поездку пришлось отложить.

– А я должен был встретиться со своей будущей женой. И не встретился. – Биолог заговорщицки захихикал, – Хотите скажу почему?

– Ну?

– Меня забрали в вытрезвитель.

– Вспомнил! Я все вспомнил! На весь салон заорал технарь, и водитель резко затормозил, – Мы с вами ночевали в вытрезвителе. На Васильевском острове.

– Так это вы отказались выполнить просьбу милиционера и присесть тридцать раз!

– Я! А вы, наоборот, приседали.

– Потому что хотел показать, что вовсе не пьян и что с координацией у меня все нормально.

– И я отказался приседать, потому что хотел доказать, что нисколько не пьян. Разве трезвый человек станет выполнять дурные команды?

– Но вас все равно раздели и положили спать.

– Будто бы вас тут же выпустили! – съязвил технарь.

Биолог откинулся на спинку сиденья и засмеялся:

– А я-то три дня все думаю: ну где я вас мог видеть?

– А все так прозаично оказалось. Надо бы это дело вспрыснуть!

– Я не возражаю.

– Ну надо же какая встреча!

Когда туристический автобус прибыл к высоченному утесу, с которого скидывал свои воды минеральный ключ, от группы ученых отделись два человека и устремились к зданию близлежащего ресторанчика. А через час водитель автобуса громко посигналил на всю округу и не стал ожидать зазевавшихся туристов. Впрочем, опоздавших было лишь двое. Оба профессора, доктора наук, оба – светила с мировыми именами.

Поздно вечером они кое-как спустились по ступенькам из ресторанчика, вышли на дорогу и проголосовали. Первая же машина остановилась. Это была патрульная служба местного вытрезвителя...

2000 г.

БЮРО НАХОДОК

Памяти Антона Синюхина мог бы позавидовать любой математик. Не память, а компьютерная база данных! Поэтому Антон Синюхин с подробностями и в деталях помнит, что, где и сколько они вчера с Митричем пили. Вот только куда девался Митрич? Все время был рядом, по правую руку Синюхина (Антон правша. Ею, правой, крепкой, и держал Митрича, дабы он не опустился как обезьяна на четыре точки), а затем, в какой-то момент исчез. Куда?

Память у Синюхина покрепче библиотечной картотеки. Значит так. Миновав заводскую проходную, они направились в дом-кухню. Там на первом этаже родная закусочная, где разливают в стаканчики. Опрокинули по двести беленькой, рассчитались и заспешили в гастроном. Надо было успеть до закрытия. Какой бы родной закусочная не была, а водка в разлив всегда в этой точке продавалась с существенной наценкой.

В гастроном они влетели ровно без четверти восемь. Вечера, конечно. "Столичную" покупали. В одном полулитровом экземпляре. За магазином, на ступеньках, её и выпили. Зачем же с ней к дому переться, если по пути имеется ещё неограниченное количество рознично – разливных точек, где каждый раз здоровье можно поправлять, а настроение улучшать.

Синюхин нисколько не сомневался, что после "Столичной" они выпили по бутылке сухонького. Это было на автобусной остановке. А когда вышли около метро "Элетрозаводская" – во рту очень сухо было. Митрич и предложил по пивку рвануть.

"Жигулевское" показалось не совсем свежим. Чтобы добавить крепости, пришлось купить в коммерческом киоске чекушку "Русской". Разбавили в меру, как положено. Вот с того момента Митрич и оказался от Синюхина по правую руку.

Четко чеканя шаг – Митрич к этому моменту настроился – вошли в метро, без проблем миновали старуху-контролершу, дежурного мента и запрыгнули на эскалатор. Митрич по дороге вниз сидел на ступеньке. Вышли к поездам Митрич все ещё держался молодцом с правой стороны. А когда Синюхин проснулся на Щелковской – Митрича ни справа ни слева уже не было. Дела!

Друга в беде может оставить только отпетый подлец. Синюхин подлецом себя никогда не считал. Еще раз собрался с мыслями, просчитал все ходы от заводской проходной до входа в метро и решил вернуться на "Электрозаводскую". К этому моменту он себя уже считал совершенно трезвым.

На "Элетрозаводской" подрулил к толстой тетке в черном форменном костюме и в красной шапочке.

– Извините, сказал, – вот полчаса назад где-то здесь товарища потерял. Где теперь его искать?

У красной шапочки вздрогнули ноздри, как у беговой лошади, она смерила Синюхина натренированным взглядом и презрительно ответила:

– Разве что в бюро находок.

– Извините, – показывая в себе человека интеллигентного и мысленно упрекая себя за недогадливость, снова обратился Синюхин к работнице метрополитена, – А где находится это бюро находок?

Тетка хохотнула:

– Наше – на Комсомольской. А на верху – в каждом районе.

Синюхин поехал на Комсомольскую. Отыскал дверь с табличкой "Бюро находок", негромко постучал и вошел.

– Вам чего, гражданин? Зонтик потеряли или ещё что?

– Какой зонтик! – отчаянно махнул рукой Синюхин, – Я друга потерял. Бригадира.

Женщина бальзаковского возраста в недоумении поджала губы:

– Ну и что вы хотите?

– Как что? Хотел бы у вас узнать – Митрич не находился?

– Митрич – это ваш друг значит?

– Да. Полозков Иван Дмитриевич.

– Бригадир вдобавок...

– Он самый.

– В метро потерялся, бедный.

– По-моему на "Электрозаводской".

– Так вам, милый, его не здесь надо искать, а в вытрезвителе.

– В каком вытрезвителе? Мне красная шапочка, то есть ваша работница, посоветовала сюда обратиться.

Работница "бюро находок" грустно улыбнулась:

– Бедные, где же вы все так набираетесь! Как вас только жены терпят!

– Ну вот что! – осерчал Синюхин, – Про жен мы как-нибудь в другой раз поговорим. А сейчас вы мне прямо скажите: поступал к вам Митрич или не поступал? В сером пиджаке, рубаха в синюю клетку...

Женщина, о чем-то раздумывая, несколько секунд с печалью смотрела в глаза Синюхину. Потом угрожающе прошипела:

Вот ведь сейчас вызову милицию, а через полчаса уже будешь рядом со своим бригадиром.

– Где он?

– Ну что вызывать?

– Я без Митрича отсюда никуда не уйду.

Синюхин что было силы хряснул рабочим кулаком по барьеру, за которым находилась женщина бальзаковского возраста.

– Хам! – вздохнула женщина и придвинула к себе телефонный аппарат, Алле, дежурный...

Митрич, мирно посапывая, в одних трусах занимал крайний топчан в углу суточно-принудительного профилактория. Синюхин поднял с полу упавшую простынь и заботливо накрыл волосатое тело. Затем, растолкав на соседней лежанке какого-то мужика с недельной щетиной на лице, посоветовал ему найти другое место. Подложил руки под голову, лег на спину, остановил взгляд на тусклом свете лампочки и, засыпая подумал: "Вот тебе, Митрич, и бюро находок..."

2000 г.

ПОХМЕЛЬЕ – ШТУКА ТОНКАЯ

С тех пор, как человечество придумало хмельное питье, оно познакомилось и с похмельем – отвратительной расплатой за пьяные излишества, при котором и голова разламывается от боли, и тошнота подступает, руки-ноги дрожат, а во рту – как это буквально все народы, словно сговорившись, называют – будто кошки нагадили! Потому и спешила пьющая братия во все времена поскорее подлечиться, "поправиться".

В стремлении к хорошему самочувствию все очень быстро узнали, что если выпить ещё бражки или калгановой, пивка, благородного шампанского или вовсе портвейну "три семерки" употребить стаканчик-другой, то похмелье как рукой снимает. Недаром В. И. Даль в "Толковом словаре живого великорусского языка" так прямо и указывает: "Похмеляться – запивать пьянство, пить несколько, для поправления болезненного состояния. Похмелье – питье после пьянства, продолжение его".

Историки и ученые утверждают, что впервые похмельем стали страдать любители чрезмерного употребления кваса. Правда и квас тот был не простой, а с содержанием алкоголя. Тогда его называли "неисполненным". Первых выпивох, перебравших "неисполненного", наутро мучило специфическое заболевание – "язя квасная", что в переводе с древнерусского означало "квасная боль". Боль, надо заметить, была не сердечная и не желудочная, а именно головная.

Если говорить по-научному, то потребность частого похмелья крепкими напитками указывает, с одной стороны, на слабость ферментообразующей функции печени, с другой – на возникшую уже алкогольную зависимость. Такая зависимость и ввергает человека в запои. "Пьяница проспится, похмельный никогда" – это на Руси было известно задолго до появления врачей-наркологов.

Однако далеко не всегда, даже после обильных возлияний, человеческому организму требуется "принять дозу". Есть люди, которые с полным основанием утверждают, что и "после литры выпитой" чувствует себя "на все сто" и ни в каких похмельных средствах нужды не испытывают. И тысячу раз прав Николай Расторгуев, солист группы ЛЮБЭ, распевающий с эстрады, что "похмелье штука тонкая"!

А все потому, что на похмельную стойкость того или иного индивидуума влияют и возраст, и камни в желчном пузыре, и перенесенные инфекции, вплоть до частых гриппов. Перебрав водочки, можно остаться без фермента в крови, да ещё и с полным набором недоокисленных продуктов разложения спирта. Сами эти продукты неспособны возбудить секрецию новой порции фермента, и, пока их нейтрализуют более медленные биологические превращения, похмелье вволю натешится вашей бедной головушкой. Знать бы каждому свою меру!.. А так только новая доза спиртного может пробудить активность отдохнувшей за ночь печени.

Но если похмелье все-таки наступило, что делать? Кто-то скажет: Конечно же похмеляться. "И вот какая катавасия получается, – говорил мне один знакомый, – Чем больше я пью, тем больше у меня трясутся руки и тем больше я проливаю. Чем больше я проливаю, тем меньше я пью. Таким образом, чем больше я пью, тем я пью меньше... С ума сойти можно..."

Как спасались от головной боли наши деды?

Конечно, огуречным рассолом.

Публицист 19 века Н.Греч вспоминал в своих записках. "Однажды все члены Академии Наук были на свадьбе у одного из своих товарищей: это было летом на Васильевском Острову. Часу в шестом утра шли они домой, гурьбою, в шитых мундирах и орденах и дорогою присели на помост канавки, чтоб отдохнуть и перевести дух. В это время лавочник отворял свою лавочку.

– Братцы! – сказал Озерецковский (Один из преподавателей. Судя по харатеристике Н.Греча "человек умный, основательно ученый, но вздорный, злоязычный, сквернослов и горький пьяница" – С.Р.) – Зайдем в лавочку и напьемся огуречного рассолу; славное дело после попойки.

Вся Академия согласилась с ним и отправилась за нектаром.

– Лавочник! – закричал Озерецковский, – Подавай рассолу огуречного!

– Извольте, ваши превосходительствы и сиятельствы! – отвечал лавочник и, кланяясь, поднес рассолу в ковше. Напились, отрыгались ученые.

– Хорош у тебя рассол, собака! – сказал Озерецковский, – Ну что же мы тебе должны?

– Ничего ваши сиятельствы!

– Как ничего!

– Да так, ваши превосходительствы! Ведь и с нашим братом это случается".

Так вот, при утреннем похмелье – необходимо чувство меры. Именно оно определяет и другую "тонкость" похмельного синдрома. Для повторного включения механизмов печеночной секреции во "вчерашнюю пьянку" нужны совсем ничтожные количества спирта. Именно спирта, а не прочих оттягивающих средств, вроде постных кислых щей, различных простокваш и минеральных вод. Здесь-то и кроется тайна знаменитого национального похмельного средства, коим является огуречный рассол. Опытная хозяйка при солении для длительного зимнего хранения огурчиков (только их!) добавит водки – 3/4 стакана на 10 литров. Так делали наши предки. И в полулитре этой благодати, настоянной на смородиновом листе и яблочном или виноградном уксусе, будет ровно столько молекул С2Н5ОН, сколь потребно и головку полечить, и не дать разгуляться заново зеленому змию.

Кстати, культура питья, которую древний таджикский философ и называет "признаком мудрости", противопоставляя её пьянству, предполагает к тому же употребление доброкачественных, а не суррогатных напитков. И те, кто, как пел Высоцкий, "гадость пьют из экономии", могут хоть нырять на дно своей бутылки с бормотухой – вышеописанной они из неё все равно не извлекут.

Когда все стандартные методы опохмела типа рассола уже испробованы и душа жаждет чего-нибудь экстравагантного, попробуйте коктейль "Красный глаз": пиво пополам с томатным соком. Он нежно обволакивает желудок, и в то же время в нем есть алкоголь для желаемого опохмеления... Если нет томатного сока, "лечитесь" просто выдохшимся пивом. Откупорьте накануне праздника бутылку-другую, к утру оно как раз дозреет.

Ну а если ничего не помогает, тогда уж можно обратиться к испытанному способу, если, конечно, потом сможете благоразумно остановиться. 50 граммов водки как рукой снимут головные боли. В этом убедилась актриса Влади, когда её муж Владимир Высоцкий предложил в станционном буфете использовать этот способ: "Ты держишь два стакана и приказываешь мне выпить. Меня передергивает, но ты настаиваешь:

– Надо, надо – это единственное средство. Как говорит Воланд в "Мастере и Маргарите" – лечи подобное подобным.

Ты хохочешь, глядя, как я, морщась, "опохмеляюсь" – заглатываю пятьдесят граммов водки и запиваю её стаканом ледяной воды. И вдруг все как рукой снимает, и я снова становлюсь человеком. Ты внимательно наблюдаешь за мной, и в этот момент глаза у тебя наполняются издевательским весельем:

– Вот так и становятся алкоголиками! Осторожно, мадам!

И такой радостной и приветливой вдруг кажется мне эта станция..."

Правда, есть и ещё один не всегда выполнимый совет: не усугублять чересчур...

ГОНЕЦ

Четверо приятелей, занимающих в поезде Симферополь-Москва отдельное купе, киряли целые сутки. Утром проснулись – водка вся закончилась. А головы у всех, словно чугунные. Ясно одно: надо похмелится.

Сбегали к проводнику – нет водки. Не было и у других проводников и в вагоне-ресторане. Тогда проводник сжалился и говорит, мол, через полчаса станция будет. Стоянка десять минут. На станции ресторанишко. Там можно и затариться.

Так кому бежать? Спор решили с помощью простой спички.

Итак, поезд встал. Гонец спрыгнул и помчался к ресторану. Минуту об дверь головой бился – никто не открывает. Закрыт кабак. Тут его за рукав мужичонка дергает: бутылка нужна? "Ага". Я, – говорит, – десять процентов сверх беру. "О чем разговор!" – говорит гонец-пассажир – и вручает ему, всю наличность имеющуюся в кармане. "Давай, браток, а то поезд через несколько минут тронется."

"Счас, одна нога здесь другая там" – говорит браток, берет наличность и исчезает за углом.

Пять минут проходит – мужичка нет. Проводник уж лестницу поднял, по станции отправление объявили. Пассажир от обиды чуть не плачет и поднимает ногу, чтобы запрыгнуть в тамбур.

Поезд медленно трогается, и в это время из-за угла появляется местный мужичонка с бутылками. В каждой руке – по три держит.

Поезд ход набирает.

Пассажир к мужику навстречу бежит.

Из тамбура радостные приятели визжат.

Пассажир хватает бутылки, прижимает их к груди и, словно спринтер, устремляется догонять свой вагон.

Догнал.

Ну как вскочить на площадку тамбура, не уцепившись за поручни? Никак. Надо освободиться от бутылок.

Он все бежит. Одной рукой около груди бутылки придерживает, другой одну товарищам закинул.

Бежит быстрее. Четыре левой рукой придерживает. Правой вторую закидывает.

Когда бежал уже во весь дух, последнюю закинул и хотел было уже за поручни хвататься, как... платформа кончилась и он, пролетев в воздухе метров шесть, – приземлился в кучу песка.

С болью и тоской он видел удаляющихся товарищей, машущих из тамбура руками. Пронеслись вагоны. Во рту песок, в ушах песок. Март месяц, незнакомый городишко, он в одних джинсах и рубашонке, без денег и без выпивки.

Каким образом он успел ухватиться за поручни последнего вагона одному богу известно. Правда, счастливчик, так объяснял сей неимоверный прыжок: "Слишком сильно выпить хотелось...".