Текст книги "Тайны подмосковных лесов"

Автор книги: Сергей Рокотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Когда первый этап был благополучно пройден, и надо было разыгрывать партию дальше, Ворон раздумывал, что ему делать – то ли самому повидаться со своим "убийцей", то ли вымогать у него деньги через Коленьку, то ли выйти прямо на Машу, к чем он склонялся все больше и больше. Но тут... подвел Коля, раскисший из-за своей любви к Маше. Он чуть было не раскрыл все карты Маше, помешал лишь случай. И тогда Ворон принял решение убрать Аркадия. Увидев в машине Машу, Ворон хотел было приостановить автокатастрофу, но не смог отказать себе в удовольствии показаться Аркадию живым и здоровым, очень он любил подобные эффекты. Это решило все. Но роковая судьба распорядилась по-своему. Аркадий выжил, а Маша погибла. И по сути дела, вся затея пошла прахом, так как до Ворона дошло, что затевал он все это не столько ради мести, сколько ради Маши. Но по инерции, не желая останавливаться, он, ещё не зная, что Аркадий жив, велел украсть Катю, держать её взаперти, изнасиловать её. Но потом... произошло странное. Его любовь к Маше перешла на Катю. Он понял – ему нужна эта девушка, она должна принадлежать ему. И теперь именно это стало целью его жизни. А он никогда не отступал от своей цели.

Он теперь был состоятельным человеком, у него была недвижимость за границей, счета в банках, он объездил полмира. Ему ничего больше не было нужно. Ему нужна была она...

... Пассажир в третьем ряду попросил ещё минеральной воды. "Боинг" 747 шел на посадку в Кошице. Полчаса стоянки, и ещё чуть больше часа до Москвы...

8.

... В квартире Корниловых раздался телефонный звонок. Шел девятый час вечера, отец сидел у себя в кабинете, бабушка хлопотала на кухне. Только что Катя переговорила с Андреем, только что слышала его возбужденный голос. До свадьбы оставалось меньше недели, и хлопот становилось все больше и больше. И вот – снова звонок. "Видимо, Андрей забыл что-то сказать", решила Катя. Но это был не Андрей.

– Здравствуй, Катя, – раздался голос в трубке, и Катя почувствовала, что у неё немеют руки и ноги. Голос был спокойный, приглушенный, до кошмара знакомый, голос из того ужасного мира, в котором ей довелось побывать два с половиной года назад.

Поначалу она даже не могла говорить от спазмов в горле.

– Ты меня слышишь? – спросил голос

– Да, слышу, – преодолевая комок в горле, пробормотала Катя.

– Я хочу с тобой увидеться, – тихо произнес Ворон.

– Зачем?

– Потому что мне этого хочется. Я приехал, чтобы с тобой увидеться. Когда мы сможем встретиться?

– Неужели вы полагаете, что я пойду на встречу с вами?

– Я просто уверен в этом.

– Так вы либо опять похитите меня, либо просто убьете. Зачем же я пойду?

– Я клянусь тебе, что ничего этого не будет.

– И я должна вам верить после того, что произошло два года назад?

– Верь только моей записке. В ней сказано все. Приходи завтра в полдень в кафе "Русская кухня" на Ленинском. Тебе недалеко.

– Я не смогу прийти. Меня не отпустят.

– Приходи. Все равно, мы встретимся. От меня бессмысленно прятаться. Я знаю – ты выходишь замуж. Мы поговорим об этом. Только ради Бога, приходи одна. И тогда мы просто поговорим. Но не дай Бог... Это очень опасно. Голос был совершенно спокойный, даже какой-то монотонный, и оттого ей было ещё страшнее. Но ей стало совсем страшно, когда она увидела в двери отца, бледного, как смерть, с дергающейся щекой, на которой яркой полосой выступал шрам. Он молча стоял в двери и глядел на нее. Катя никогда не видела ни у него, ни у кого другого таких ужасных глаз. Создавалось такое ощущение, что в этих глазах отсутствовали зрачки, они были какие-то белые.

– ОН? – еле слышно прошептал Аркадий.

Катя поняла, что отец все знает. Откуда? Она молча кивнула головой, не выпуская из рук трубку.

– Так придешь? – спросил Ворон.

– Свидание назначает? – тихо спросил Аркадий.

Катя опять кивнула.

– Соглашайся.

Катя раскрыла рот, но отец так на неё поглядел, что она сразу пролепетала в трубку:

– Хорошо. Я приду.

– Не клади трубку, – прошептал отец и вдруг схватился за сердце: Катя, помоги мне! Помоги! – закричал он громко.

– Что там такое? – спросил Ворон.

– Папе плохо, он падает, теряет сознание. Все из-за вашего звонка! Хорошо, до завтра, я приду, приду! – крикнула Катя и положила трубку.

Напуганная, бросилась к отцу и помогла ему лечь на диван. Отец бормотал что-то невнятное, стонал, кашлял.

– Папа, папа, что с тобой?! Я сейчас "Скорую" вызову!

– Не надо "Скорую", позвони Арону Григорьевичу, пусть приедет. Я, кроме него, никому не доверяю, голова очень болит, раскалывается. Арон Григорьевич быстрее "Скорой" примчится, ему совсем недалеко.

Катя бросилась звонить. Арон Григорьевич Кац был другом отца и, можно сказать, его личным врачом. Он наблюдал его постоянно и знал все его хвори и боли. К тому же, он жил совсем неподалеку, на улице Дмитрия Ульянова.

Отец лежал и стонал на диване, когда вошел Арон Григорьевич.

– Что с тобой, Аркаша?!

– Арон, голова раскалывается, плохо мне...

– Так надо было "Скорую".

– Угробят, Ароша, угробят. Отвези меня к себе в больницу, я никому больше не верю. Поехали...

Аркадия Юрьевича свели вниз к машине. Ездил Арон Григорьевич на "Мерседесе", он работал врачом в частной клинике и жил припеваючи. Аркадия уложили на заднее сидение.

– Катюша, Катенька, не беспокойся, Арон Григорьевич меня вылечит. А туда... ты завтра сходи, сходи обязательно. И очень тебя прошу, ни слова Андрею, ни в коем случае. А то быть беде... Я позвоню из больницы.

Ошеломленная Катя поднялась в квартиру.

– Это инсульт, Катенька, – плакала бабушка. – Я точно знаю, у Славы такое же было. Но ничего, ничего, сейчас такие средства, такие врачи. Арон Григорьевич поможет...

Катя была в полном отчаянии и недоумении. Что значили странные слова отца, чтобы она пошла на это свидание и ни в коем случае не говорила ничего Андрею? Что связывает отца и этого страшного человека? Что все это значит?

Она не могла найти себе места. Позвонил Андрей, она отвечала ему рассеянно и односложно. Тот в недоумении пожелал ей спокойной ночи. Какая уж тут спокойная ночь?

Поздно вечером позвонил Арон Григорьевич.

– Катенька, дорогая моя, с отцом плохо, у него инсульт. Он лежит в нашей клинике.

Катя тихо заплакала, закусила губу.

– Но ты не беспокойся, он будет жить. Я тебе за это отвечаю. Он передает привет и... вот ещё что. Говорит какую-то странную фразу, но считает, что ты поймешь. Он просит тебя обязательно пойти туда, на свидание с кем-то и обязательно рассказала тому, с кем ты встретишься, что с ним произошел инсульт. Обязательно...

Кате стало жутковато. Ей показалось, что отец сошел с ума.

Потом была бессонная ночь, за ней последовало тревожное утро ожидания. И вот, наконец, собравшись с мыслями и приведя себя в порядок, она пошла на встречу. В этот день в Москве похолодало, пошел дождь, было ветрено, настроение соответствовало погоде.

Она шла по Ленинскому проспекту с раскрытым зонтиком и непроизвольно оглядывалась вокруг. Ей показалось, что её преследует темно-зеленая "Волга". Машина ехала медленно, постоянно останавливалась, а когда она дошла до места встречи, машина припарковалась неподалеку. Ей показалось, что в машине сидят несколько человек. Все это ей очень не нравилось. Около кафе уже стояло несколько машин. Она обратила внимание на белый "Ауди". А "Волга" остановилась метрах в десяти от него.

В кафе "Русская кухня" Катя входила с дрожащими о страха коленками. А вдруг сейчас произойдет что-то страшное? Она же совершенно одна, никого рядом нет. Почему отец так настойчиво советовал ей прийти сюда и не рассказывать ничего Андрею? Хотя, что может сделать Андрей этим людям?

Она огляделась по сторонам. Зал кафе был полупустой. Из-за одного столика вышел плечистый бритоголовый мужчина и подошел к ней.

– Здравствуйте, Катя, – произнес он, внимательно глядя на нее.

– Здравствуйте.

– Прошу вас, садитесь за этот столик.

Они сели. Официант принес шампанского и мороженого.

– Угощайтесь, – стараясь быт вежливым, говорил бритоголовый, наливая ей шампанское.

– А если я выпью, не засну сразу? – расхрабрилась и спросила Катя. – А то у меня принятие спиртного в незнакомых местах стало как-то ассоциироваться с крепким сном.

Недобрый огонек мелькнул в глазах бритоголового, но он деланно улыбнулся.

– Ну что вы? Пейте спокойно. Открывал при вас, сами видели. И я с вами выпью, хоть и за рулем. Меня зовут Костя.

Они выпили по бокалу. Посидели. Помолчали.

– Я пойду, подышу воздухом, – сказал Костя. – Вы посидите, отдохните.

Он вышел на улицу. Катя огляделась по сторонам. В кафе сидело только двое посетителей. Они бросили взгляд на Катю и вышли. Видимо, к этой встрече здесь хорошо подготовились.

Теперь она уже была одна во всем зале. Еще минут через пять она увидела в дверях знакомую фигуру. Ей стало жутко. Сердце яростно забилось в груди, коленки задрожали...

... Он сильно изменился за эти два с лишним года. Как-то похудел, сильно загорел. И одет был совсем по-европейски. Очки в золоченой оправе, седые усы и бакенбарды. И все та же ирония на тонких губах и та же, исходящая от него сила.

Ворон медленными шагами подошел к её столику.

– Катюша, привет! – сказал он, стараясь придать голосу ласковые нотки.

– З-здравствуйте, – отвечала Катя, задыхаясь от волнения.

– Разреши присесть?

– Садитесь.

Ворон сел, облокотился на стол и стал пристально глядеть на нее.

– Ты стала ещё красивее. Совсем взрослая женщина. И как же ты похожа на мать... – Он покачал головой.

– Вы тоже изменились. Стали совсем европейцем.

– Да что ты?! – улыбнулся Ворон, показав полный рот великолепной металлокерамики. – Да, Европа – это фантастика! Сейчас я тебя удивлю, такого ты ещё не видела! – Он снял очки, и Катя с удивлением обнаружила, что бельмо на его правом глазу исчезло. Слегка красноватый, но зрячий глаз, осмысленный взор... Этот человек все больше поражал её.

– Вот так-то! – по-детски хвастаясь, рассмеялся Ворон. – И никакой мистики, чистая наука, достижения современной медицины. Ну и средства, конечно. – Он щелкнул пальцами. – Страшная сила! Хватит, однако, об этом. Он снова надел очки. – Я знаю, ты выходишь замуж. За того самого отважного паренька?

– Да.

– Ты этот вопрос хорошо продумала?

– Конечно. Разве такие дела так просто делаются?

– Да запросто. По инерции. Люди не в состоянии переменить свою жизнь. А вот ты должна жить по-другому. Ты создана для другого.

– Почему вы решаете за меня?

– Потому что ты сама не знаешь, что тебе нужно. Ты ещё очень молода.

– А вы знаете?

– А я знаю. Знаю то, что написал тебе в записке.

– Но я люблю другого человека. Вам это все равно?

– Да ты понятия не имеешь, что такое любовь. Для тебя это привычка, комфортное состояние. А для меня это другое. У меня есть все. И мне нужна только ты. Я приехал за тобой.

Катя с ужасом почувствовала, что эта аура, исходящая от него, снова со страшной силой проникает в её душу. Она поняла, что этот человек не отступится от своей цели.

– Да, я не хочу с тобой больше расставаться. Я хочу забрать тебя с собой. У меня есть все – прекрасный дом в хорошем европейском городке, деньги, машины, друзья. У меня нет только тебя. Поедем со мной, и ты ни в чем не будешь нуждаться, ты будешь самой счастливой женщиной на Земле. Я все приготовил для твоего приезда. Нужен только твой загранпаспорт, и через день мы там. Ты заживешь совершенно другой жизнью, жизнью принцессы.

– Петр Андреевич, – Катя внимательно поглядела на него. – А куда я дену могилу моей мамы, куда я дену своего живого отца, у которого во время вашего звонка произошел инсульт?

Ворон нахмурился.

– Инсульт? Но я этого не хотел. Я не желаю ему зла.

– Судя по всему, вы и так сделали ему зла выше всякой нормы.

– Что он тебе рассказал? – в голосе Ворона появились нотки беспокойства.

– Ничего. Я сама это чувствую.

Ворон вздохнул с облегчением.

– Катя, поверь, я оплакиваю смерть твоей матери. И очень рад тому, что Аркадий остался жив. А в смерти твоей матери виноваты роковые обстоятельства. Ты понимаешь – в жизни бывают совершенно удивительные обстоятельства. Я раскрою тебе тайну – и я, и твой отец любили одну женщину – твою мать. Она предпочла его. А теперь моя любовь к ней переросла в любовь к тебе, только гораздо более сильную. Это страсть, это наваждение, я тогда безумно завидовал твоему отцу, что он с ней, а не я. Но я нашел тебя, и стал счастлив от одной мысли, что ты можешь стать моей.

– И из-за этой страстной любви вы приказали этим подонкам меня изнасиловать? – сузив глаза, спросила Катя.

– Да я тут не при чем! – крикнул Ворон. – Более того, я скажу тебе такое, даже вопреки элементарной осторожности – одного из твоих насильников уже нет в живых. И умер он не своей смертью. И другому недолго осталось топтать землю. – Ворон за словом в карман не лез, когда хотел чего-нибудь добиться.

– И какой же из них уже...? – вдруг заинтересовалась Катя.

– Толстяк. Он получил свое. Я таких вещей не прощаю. А рыжий получит ещё круче.

– Благородно... Однако...

– Ты погоди, погоди говорить, – перебил её Ворон, не желая упускать инициативу. – Слушай меня. Отец не стал рассказывать тебе мрачную историю двадцатилетней давности, так я тебе все расскажу.

И он, избегая компрометирующих его подробностей и украшая повествование душещипательными деталями в свою пользу, поведал ей про то октябрьское утро 1973 года, про визит к Маше, про свою мнимую смерть, про искалеченный глаз, про появление в 1992 году.

– Ты пойми, у меня были основания ненавидеть твоего отца. Но тогда, первого ноября... Я хотел поговорить с Аркадием, мы ехали за ним. А он... узнал меня и потерял управление машиной. Неужели ты думаешь, что я хотел смерти твоей матери? Я так любил её. Эту любовь я пронес через всю жизнь, а жизнь у меня была очень нелегкая...

Катя, затаив дыхание, слушала исповедь Ворона. Как все это было необычно и загадочно! Он говорил так правдоподобно. Порой она даже верила ему. Но это ничего не меняло.

– Петр Андреевич...

– Меня зовут Олег.

– Хорошо, Олег. Допустим, что все это правда. Но вы понимаете, что я не могу уехать с вами. Это будет предательством памяти мамы и больного отца.

– Я сам пойду к Аркадию! Я ему все объясню! Я буду просить у него прощения! Я добьюсь того, что он благословит нас с тобой!

Катя вытаращила глаза от удивления.

– Да никогда в жизни! Ни он нас не благословит, ни я на это не пойду. У меня есть жених, который любит меня.

– Только ты его не любишь, – возразил Ворон.

– Люблю. И не стану бросать все, что мне дорого, и живых, и мертвых. Моя покойная мама мне этого не простит.

При слове "мама" Ворона передернуло. Вчера он посетил могилу своей матери, умершей в психбольнице год назад. В этой же могиле двадцать один год назад был похоронен неизвестно кто под фамилией Олега Быстрова. Странная могила – сначала отец, потом неизвестно кто, а потом мать. Ворон поклялся больше никогда не ходить туда. Ему было страшно.

– Что ты все о покойниках? – проворчал Ворон. – Живым жить...

Катя вдруг улыбнулась ему в лицо, почувствовав его слабость. Он не имел больше аргументов.

– Нет, – тихо и твердо произнесла она. – Никогда.

Ворон почувствовал приступ бешенства, подступавший к горлу. Он понимал, что говорит неубедительно, ему стало досадно за свою оказавшуюся ненужной откровенность. Но он не привык отступать.

– Ты будешь моей, – процедил он сквозь зубы.

– Силой возьмете? – усмехнулась Катя. – Вот это в ваших правилах. Это не трудно. Вон сколько ваших на улице. Скрутите и отвезете, куда надо. И снова пустите по кругу.

– Ты за кого меня принимаешь?! – начал свирепеть Ворон.

– За того, кто вы есть. За бандита.

Ворон сделал глотательное движение, перевел дух.

– Ладно. Ты мне вот что скажи, это тебя Дмитрий Степанович тогда отпустил?

– Нет. Я подсыпала вам обоим снотворное и убежала.

– Да? – равнодушным голосом переспросил Ворон. – Кстати, он недавно убил двух человек. Вот кто настоящий бандит. А сейчас он арестован нашими доблестными органами. Судьба его будет безрадостна.

Катя вздрогнула от неожиданности сообщения и от того злорадства, которое отобразилось на загорелом лице Ворона. В какой же ужасный мир он хочет её затащить!

– Итак, твое решение? – спросил Ворон.

– Решение давно принято. Я выхожу замуж, и если вы желаете мне добра, оставьте меня в покое. Раз и навсегда.

Ворон нахмурился, кулаки его сжались. Ему вспомнились события более чем двадцатилетней давности. Дача в лесу, осень, семнадцатилетняя Маша... "О, кей будет... А вот между нами никогда! Никогда!" – улыбалась она. А потом кричала в бешенстве: "Я замуж скоро должна выйти, ты помешать мне хочешь? Что тебе от меня надо?! Сволочь, гад!" "Так что же, стала Маша без меня счастлива?" – вдруг с сатанинским злорадством подумал Ворон, вспоминая, как летела их "Волга" с рокового моста. Роковой мост, роковая семья... И эта говорит то же самое. "Я выхожу замуж, и если вы желаете мне добра, оставьте меня в покое. Раз и навсегда."

Они просто издеваются над ним... Они его не воспринимают – Маша не воспринимала того, двадцатипятилетнего студента, начинающего афериста, любимца женщин. Катя жене воспринимает его нынешнего – матерого уважаемого вора, богатого человека, того, которого все так уважают и боятся, выполняют каждое его приказание, его, который может безнаказанно убить человека, может посадить человека, оправдать человека, вытащить человека из тюрьмы, который никого и ничего не боится, которого уважают и в европейских городах, где у него связи в приличных кругах. Однако, Маша была хоть и роковым, но все же эпизодом в его жизни, но на Катю он сделал ставку. И вот – такой же взгляд, такие же глаза, такое же презрительное равнодушие, такой же задристанный женишок, снова студентик МГИМО. Только теперь этот номер не пройдет...

– Ты полагаешь, Катя, что все это так просто? А тебе не кажется, что со мной лучше так не поступать?

– Вы можете меня убить, изнасиловать, – нахмурилась Катя. – Но я вас не люблю и никогда не полюблю. Хотите, перестреляйте нас всех, пожгите, вы и так много постарались для нашей семьи. Но вашей я никогда не буду!

Катя встала с места и решительно пошла к выходу. Ненависть пересилила в ней страх. Этот человек сломал жизнь её родителям, именно он стал причиной смерти её матери, теперь она знала это точно. Откровенность Ворона не сыграла ему на руку – тут он дал маху. Катя четко разделила в его рассказе правду от лжи и возненавидела его ещё больше. За внешним лоском, золочеными очками, сединой, европейским костюмом прятался, да и не очень-то прятался, лютый зверь, питавшийся падалью, сметавший на своем пути все, что мешало его желанию насытиться, напиться крови. Пусть делает, что хочет...

К Ворону угодливо подбежал бритоголовый Костя. Ворон только досадливо махнул рукой – пусть, мол, идет. Костя ушел, а Ворон сидел, задумавшись и курил. Досада разбирала его. Зачем он ей все рассказал? Он остался в дураках со своей откровенностью, надо было только силой, с такими иначе нельзя...

Его обокрали, обобрали, отобрали у него то, что ему нужно больше всего. У него был дом, несколько машин, деньги, связи, он был пресыщен всем. Он за два с половиной года объездил всю Европу, был в США и Южной Америке, в Мельбурне и Сан-Сити, он, забыв обо всем на свете, наслаждался этой жизнью, пил её, не отрываясь, он хотел вознаградить себя за свою прежнюю, полную опасностей и тревог, жизнь, за серое бедное детство, за совковую мораль, которую ему усердно прививали, он ненавидел Россию и презирал её, ему ничего не было здесь нужно – ни могила матери, ни ностальгические воспоминания. Ему здесь нужна была только о н а – Катя, о н а – с её черными пушистыми волосами, слегка раскосыми, как у матери, карими глазами, с её стройностью, её точеными ногами, её своеобразной – резкой, но такой привлекательной манерой разговаривать. Как бы они тогда зажили, если бы она была с ним! С той поры, когда Ворон познакомился с Катей, у него больше не было постоянной женщины, любая женщина раздражала его, потому что это была не о н а. Он удовлетворял свою похоть в притонах и борделях всего мира, он спал только с публичными женщинами, которым платил за их услуги деньги. А место в его сердце было занято.

Покатавшись по всему миру, Ворон решил осесть где-нибудь. Экзотические страны не манили его – там все было чужое, слишком уж отличавшееся от его понимания жизни. Штаты ему тоже не понравились, больно уж много соплеменников он встречал в Нью-Йорке, а такие встречи раздражали его. Для своего проживания он выбрал Прагу и купил там в пригороде замечательный уютный дом, привел там все в тот порядок, которого желал и готовился к встрече Кати. Каждая мелочь в этом доме была продумана им и, обустраивая дом, он думал постоянно лишь об одном – понравится ли ей? Дом был очень уютный, в нем было все, что нужно для достойной жизни – сауна, бассейн, зимний сад, камины, тренажерный зал, перед домом он разбил цветник и с помощью консультантов сам сажал там цветы. Он постоянно надеялся. И что теперь? Для чего он все это делал?

Сидя в своем доме под Прагой, глядя на красные и желтые, им самим посаженные, цветы, он мечтал, что Катя родит ему сына, что он сделает из этого чудесного сына супермена, человека, которому будет все позволено в этом мире, что этот умный и красивый сын будет учиться в лучшей школе, затем – в Оксфорде или Кембридже, что он будет говорить на нескольких языках и станет гражданином мира, а не немытой России, в которой всегда будет грязно и гнусно, и с каждым годом все грязнее и гнуснее. Этот сын унаследует красоту матери и силу и смелость отца. А если бы родилась дочь, то тоже хорошо. Она была бы копией Маши и Кати, она была бы красивейшей девушкой на свете, и не было бы такой вещи в мире, которую он не мог бы ей купить, просто так, ради её прихоти. Он бы выдал её замуж за банкира, за сенатора, за министра...

Это не были мечты идиота. Все это было вполне решаемо и доступно, он мог все это осуществить. Но... как все оказалось просто – "нет", и все... И он находился в растерянности, он понял, как зыбки были его надежды.

У Ворона были и помимо этого кое-какие дела в Москве, он был деловым человеком, наладил прежние связи и контролировал торговые точки в Праге, Варшаве и даже в Москве через старую подругу Эллочку Жарковскую. Деньги текли рекой, но бывали и заминки – вот теперь, например, надо было разбираться с директором магазина "Моды Европы", по вине которого погиб один из его лучших бойцов Соленый. Неплохо было и уточнить мотивы странного поведения Хряка.

Хряка Ворон уважал и слегка опасался. Он был честен, это не такое уж частое качество в их среде, на него можно было положиться в любую минуту. Хряк делал все, как положено по их неписанному закону. К тому же Хряк не знал слова "страх". Ворон ещё мог понять, что Хряк застрелил Помидора сообщника по налетам на сбербанки, но вот зачем он убил Николашу, это до него никак не доходило. Вообще, Хряк не был человеком, способным на мокруху, и порой ему казалось, что все это провокация. Но Ворону некогда было разбираться в мотивах поведения Хряка, он дал команду своим людям найти и уничтожить его. Он вообще жалел, что не прикончил Хряка и Помидора тогда, в девяносто третьем – просто не хватило времени, надо было спасать свою шкуру. Гибель Варнака при более, чем странных обстоятельствах поразила его и заставила ускорить отъезд. Теперь же Хряк был единственным оставшимся в живых и самым опасным свидетелем его подвигов, и его надо было убирать. Да и за историю с Катей Ворон таил на него злобу, и если бы не внезапное появление Варнака, он бы прикончил его прямо тогда, в его же доме.

Когда люди Ворона обнаружили Хряка в Ялте, от него поступил приказ уничтожить. Немедленно.

Но Хряк оказался крепким орешком. Поступила странная информация из Ялты – Хряк, убив одного из киллеров, отвез другого в больницу, а через час был арестован. То, что второй киллер скончался в больнице, дела не меняло, факт, что Хряк повез человека, покушавшегося на его жизнь, в больницу, желая спасти жизнь ему! Это озадачивало Ворона. Чужое благородство вообще его всегда поражало, он не понимал смысла сделанного.

Жизни Ворона теперь Хряк не угрожал. Но зато теперь он мог порассказать о подвигах Ворона. При этом Ворон ещё не знал, что следствие вышло на след предполагаемого убийцы инспектора ГАИ и предполагаемых грабителей сбербанков. Если бы он знал это, видимо, меньше уделял бы внимания своим любовным переживаниям. И тем не менее, Ворона беспокоило пребывание Хряка в тюрьме. Мало ли что? Если он начал чудить на воле, то почему бы ему не развязать язык в тюрьме? Как досадно, что эти недоумки не смогли убить его в Ялте, тогда бы все концы в воду... Не было бы ни одного участника ограблений сбербанков, кроме него самого, не было бы свидетеля убийства гаишника. А больше всего он досадовал на самого себя – надо было убирать Хряка ещё два года назад, или позже. А пока тот сам не дал знать о себе, о нем совершенно забыли... Непростительная глупость и беспечность...

Ворон выпил шестую чашку кофе, выкурил очередную сигарету и в жуткой досаде вышел на улицу. Там, в припаркованном "Ауди" его терпеливо ждали братки.

– Что-то мне не понравилась одна зеленая "Волга", – заметил бритоголовый Костя. – Когда девушка вышла, тронулась и машина. Вроде, пасут ее...

– Пасут, так пасут, – с тоской в голосе произнес Ворон. – Поехали куда-нибудь.

9.

На тридцатое июля была назначена регистрация брака Кати Корниловой и Андрея Зорича. Аркадий Юрьевич был все ещё в больнице, и о пышной свадьбе, разумеется, речи не шло.

Катя была достаточно спокойна, уже через день после объяснения с Вороном, придя в себя, она гордилась собой, своей выдержкой, тем, что нашла нужные слова и не побоялась ему их сказать. Она видела растерянность Ворона, что само по себе было странно видеть. Разумеется, она понимала, что растерянность эта временная, и что в покое он её не оставит. Но дрожать и постоянно бояться было недостойно. Андрею она ничего не рассказала, из больницы регулярно звонил Арон Григорьевич и сообщал о здоровье отца. Навещать пока не советовал, всякое волнение было ему вредно. Говорил, что у отца нарушена речь, и он пока в постели, вставать ему не разрешается. Но он все помнит и просит передать Кате, чтобы они обязательно ехали регистрироваться, чтобы, по крайней мере, это не менялось из-за его болезни.

– Он просил меня отвезти вас в ЗАГС, – сказал Арон Григорьевич. – Я за вами заеду в одиннадцать.

... Тридцатого июля в одиннадцать часов Арон Григорьевич на своем черном "Мерседесе" подъехал к Катиному подъезду. Андрей в черном костюме и двое свидетелей уже были у нее. Свидетелями были одноклассник Мишка Савелов и его подруга Тамара.

Они сели в машину и поехали в ЗАГС. Зорич был настолько взволнован, что был не в состоянии говорить. Ему все время казалось, что какое-нибудь непредвиденное обстоятельство помешает им пожениться. Катя, естественно, была взволнована ещё больше. Только свидетели весело болтали в уютном салоне автомобиля.

Арон Григорьевич тоже молчал. Он внимательно глядел в боковое зеркало и зеркало заднего вида. Катя поймала этот взгляд и обернулась назад.

Белый "Ауди" неотступно следовал за ними. Это давно уже заметил Арон Григорьевич. Катя вопросительно поглядела на него. Он подмигнул ей, ничего, мол, прорвемся.

Ехали по малой дорожке. Немного не доехав до ЗАГСА Арон Григорьевич притормозил около стоявшей у обочины белой "Волги", вышел из машины. "Ауди" тоже притормозил метрах в тридцати от них. Арон Григорьевич обменялся парой слов с сидевшим в "Волге" мужчиной, лица которого Катя не видела, и снова сел за руль. "Мерседес" быстро тронулся с места, а затем "Волга" резко перекрыла дорогу "Ауди", встав поперек на узкой малой дорожке. "Ауди", ещё не успев набрать скорость, вынужден был притормозить, а уж остального они не видели.

Через двадцать минут их зарегистрировали, и они стали мужем и женой.

– Какую фамилию будете носить? – спросила сотрудница ЗАГСа Катю.

– Фамилию мужа, – тихо ответила Катя и поглядела на Зорича. У Андрея на глаза навернулись слезы счастья, а на лбу выступили капельки пота. Он продолжал жутко нервничать, тем более, что понял по поведению Арона Григорьевича, что опять что-то не в порядке. Когда тот отъехал от "Волги", Андрей только мрачно поглядел на него, а тот буркнул: "Знакомого встретил, надо же, три года не виделись..." Поверили его словам разве что свидетели.

– Ну все, – улыбался Арон Григорьевич, глядя на мужа и жену. Поздравляю вас, какие вы красивые, ребята мои дорогие. Жалко только, что Аркаша не видит вас сейчас. Куда прикажете везти?

– На нашу квартиру! – сказала Катя. – На проспект Вернадского. Там нас ждут Андрюшины родители и моя бабушка.

– И дядя Костя из Питера туда должен подъехать, – добавил Зорич.

... В квартире на проспекте Вернадского их уже ждали родители Андрея Валериан Владимирович и Анна Захаровна. Худенькая, молчаливая Анна Захаровна вместе с бабушкой Кати накрывали на стол. Высокий, худощавый, черноволосый Валериан Владимирович слонялся по комнатам без дела и порой прикладывался к бутылке водки, стоявшей на кухне.

... И вот молодожены здесь!

– Как же ты похожа на покойную Машеньку, – прослезилась Полина Ивановна. – Как бы она сейчас за тебя радовалась...

Не успели сесть за стол, как раздался телефонный звонок. Катя вздрогнула, она с некоторых пор боялась телефонных звонков. Но на проводе был дядя Костя.

– Костя, ты?! – обрадовался Валериан Владимирович. – Ты откуда? Уже в Москве? Скоро будешь? Ждем! – Положил трубку и сообщил: – Скоро будет. Говорит таким загадочным голосом. Я так и не понял, на чем он приехал или прилетел.

Сели за праздничный стол. Подняли бокалы за счастье молодых.

Только успели выпить шампанское, как снова раздался звонок. На сей раз звонили из больницы и просили Арона Григорьевича.

– Аркаша поздравляет молодых и просит передать, что очень рад за вас, ребята! А меня просит приехать. Так что, горько вам, ребята! А я откланиваюсь!

– А, может быть, поедем к папе, – предложила Катя.

– Ни в коем случае! От положительных эмоций тоже бывает вред. Я уверен, что скоро он сам выйдет из больницы и поздравит вас лично.

Только уехал Арон Григорьевич, как раздался звонок в дверь. На пороге стоял невысокого роста, загорелый, обветренный седой морской волк Константин Владимирович Зорич, дядя Андрея.

– Как жизнь молодая? – улыбался он ослепительной улыбкой. – Валюха, здорово, братишка! – обнял он брата. – Ты ещё в форме? Вроде, трезв... Странно... Ну, Анютка тебя держит строго, коли так...