Текст книги "Рыбы у себя дома"

Автор книги: Сергей Кучеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Сом бесподобно вынослив и живуч. В садке или в сырой траве борется за жизнь не хуже змееголова, ротана или карася, ловко и подолгу ползает по сырой или росной траве. Он может кроме жабр дышать и кожей.

Мне однажды посчастливилось наблюдать, как сомы вереницей, след в след, низкой травяной ложбинкой перебирались из наглухо перекрытой сетью протоки в недалеко шумящий Амур. Вода тогда пошла на спад, рыбе надо было спасаться… Взял я в сачок четырех хороших сомов и присел на кочку, удивляясь. Стал считать кочевников-беглецов. Потом пошел рядом с одним верзилой. Тихо шагал за ним, но тот не останавливался до самой реки.

…Пора рассказать и о размножении сома. Нет нужды перечислять даты его начала в разных местах и в разные годы, потому что куда проще сказать: как только полая вода над травой да разливами окажется при 18–20 градусах и непременно на повышении уровня.

Нерест – на мелководье. Собираются рыбы в удобных для икромета местах стаями и играют: шумят, плещутся, бьют хвостами, а самые горячие даже выпрыгивают. В эту свадебную пору соперники недружелюбны, утрачивают осторожность, а о еде и не помышляют.

Икра определяется на затопленную траву и между кочек. Она видом вроде бы лягушачьей. У «рядовой» сомихи созревают несколько тысяч икринок, великанши же выметывают их до 180–200 тысяч. Не все сразу: нерест сома длится до полутора месяцев.

…Отшумели брачные игры, оплодотворенная икра приклеилась к травинкам, а дальше все идет как положено, как всегда было от века, по отработанному «сценарию»: через 4–5, а то и 6–7 суток, в зависимости от температуры воды и погоды, из икринки появляется личинка, еще 2–3 дня она дозревает, а в декадном возрасте существо вроде черненького головастика начинает свободную жизнь, которая может или оборваться в любое мгновение, или затянуться на долгие десятилетия – в подводном мире все во власти случая.

Мальки – особенно «солдатовские» – такие жадные да прожорливые, что растут не по дням, а по часам: к первой осени вытягиваются до 15–20, а то и 25 сантиметров, ко второй их длина почти удваивается, к третьей им уже за полметра при весе кило – кило двести. По четвертому-пятому году сомы в благоприятных обстоятельствах становятся родителями. А если кому из них крупно не повезет и он окажется на крючке, не так-то просто будет счастливому рыбаку подвести под него сачок: в нем 65–70 сантиметров… Это – не забудьте – о соме Солдатова речь. А размеры амурского в том же возрасте в полтора раза меньше, хотя созревает он на год раньше.

Тому гиганту, которого поймали мы с отцом, было, вероятно, за полсотню лет и посчастливилось ему прожить 2–3 средних сомовьих века, ибо уже в 20–25 лет сом становится стариком. Пора зрелой мощи, энергии и апогея плодовитости приходит к этой рыбе, думается мне, в 10–15 лет. До 60–80 лет доживают очень редкие – один из сотен тысяч соплеменников. Жаль, что с годами таких все меньше и меньше.

Всякий возмужавший сом имеет свои владения, которым верен до смерти. Кочевья, а тем более миграции – не для него. Знавал я и таких стариков, которые из своего родного улова не отплывали далее полукилометра. Правда, глубокая старость к ним приходит, когда в них накопится несколько пудов весу, а при такой солидности кому же хочется двигаться без особой надобности?

И потому-то еще живут в реках сомы-гиганты. В конкурсе на лучший трофей минимальной массой сома, принимаемого к рассмотрению в Хабаровске, является четверть центнера. Дерзайте же, рыболовы, ловите свою удачу! К настойчивым она приходит. Летом 1982 года видел я 180-сантиметрового сома, а в 1985-м П. М. Кращенко добыл рыбину длиной 160 сантиметров весом 36 килограммов. С ней рядом и сфотографировался – на память и в доказательство скептикам.

Но вот в густонаселенной Европе и доселе нет-нет да и выудят страшилище. Недавно в Волге поймали такое длиной 221 сантиметр и весом 86 килограммов, на Дону – 90-килограммового, «ростом» в 2,5 метра, на Кубани – в два тридцать. Свежим рекордом рыболовов-спортсменов ГДР значится сом весом 73,6 килограмма, Польши – всего на десяток меньше.

Многие рыбаки охоту за сомами вниманием не жалуют, а зря. Мне же нравится ловить их, и я счастлив тем, что в долгие часы невезения могу вспоминать, когда, где и как обманывал их и обарывал. Жарил лангеты из сомовьих хвостов, в годы войны варил «толченку» из свежей картошки и бескостной сомятины в пропорции один к одному и тем был сыт и оттого счастлив. А ловил их на удочку, закидушку, перемет, донки, блесну. Вентерем и сетью. Крючки чем только не наживлял: черным и красным червем, раком и ракушкой, резкой и кишками, рыбкой и лягушкой, крысой и мышью, стрекозой, гусеницей и кузнечиком. Даже свиным салом и плавленым сыром.

Сомов ловят обычно с вечерней зари, но чем глубже в ночь, тем крупнее выходит на жировку рыба. Днем его можно поймать в основном в пасмурную погоду при низкой воде, однако такое случается редковато.

С полупудовым сомом, севшим на крючок, приходится изрядно повозиться. Пудового же иной раз нужно одолевать едва ли не час. Особенно сильный, упорный и выносливый боец, мгновенно реагирующий на малейшую возможность освободиться, – амурский сом. С речной косы или чистой отмели выволочь его проще, а вот если ты расположился на яме… То за корягу, то под топляк или камень занырнет противник, то непонятно каким образом просто заляжет на дно, и не сдвинуть его с места. Кажется – обыкновенный зацеп лески, блесны или крючка, но интуиция подсказывает: залег, передыхает. В такие мгновения лучше всего и тебе прервать единоборство, не давая все-таки жилке слабины… Прикоснешься пальцем к натянутой в струну леске, а она выдает живую мощь, затаившуюся там, в глубине. Даже если и не дергается…

А потом следующий тур поединка, да такого изматывающего, что хоть проси тайм-аут у достойного противника. Но не позволят рыбацкая честь и выросший до самого неба спортивный азарт унижаться, и ты дергаешься, напрягаешься, чертыхаешься. На помощь зовешь звонким криком. А тот водяной только что быком волок тебя в глубь реки, и вдруг повисла безжизненно леска. «О, будь ты проклят, лягушатник, повезло тебе, сорвался!» – метнется молнией отчаянье. А сам лихорадочно выбираешь слабину, зная, что может сом без всякого предупреждения развернуться и ринуться на тебя, как в лобовую атаку… И тут такой могучий рывок из глубины, что становятся твои разбитые спиннинговой катушкой или порезанные леской руки от крови алыми. А ты уже зол, в тебе одно-единственное желание: победить… Но если и не победишь – надолго зарядишься неизгладимыми впечатлениями, каких никогда не почерпнешь другим путем – из книг, фильмов, чужих рассказов…

Под конец этого рассказа я вынужден повториться: ушло время громадных сомов. Или, может, еще лишь уходит? С надеждой на возврат?.. В пору моей юности на Амуре ловили до 10–12 тысяч центнеров сома для сдачи государству да четверть этого брали рыбаки-любители. Средний размер этой рыбы в уловах был 60 сантиметров при весе около 1,5 килограмма. Однако уже вскоре после войны уловы упали в 3–4 раза…

Но вот сменилось маловодье затяжными весенне-летними паводками, а организация да техническая оснащенность рыболовецких колхозов и бригад гослова резко улучшилась, но все же уровня предвоенных лет уловы так и не достигли. В начале 60-х годов сомов заготовляли по 7–9 тысяч центнеров. То были годы «всплесков», после которых добыча год от года сокращалась, потому что сомовьи популяции пострадали уже не только от перелова, но и от очередного маловодья. А в 1967 году, напомним, пришел запрет промыслового лова частика на весь весенне-летний период. Очень запоздалая мера…

Восстановить же в Амуре былое «сомообилие» возможно. Сом – не калуга, которая начинает размножаться чуть ли не в двадцать лет. Сому нужно наше людское благоприятствование всего-то в 3–4 года. Как и карасю, сазану… Правда, к этому необходимы еще и щедрость Амура на воду и повсеместное строительство очистных сооружений…

Эти популярные гольяны

В Амуре их пять видов. Удивительно многочисленны и повсеместны. Одни живут в мелких тинистых водоемах, другие – только в холодных горных реках. Держатся большими стаями. Жадны, едят почти все доступное. Обсыхание и промерзание водоемов способны переживать, прячась в иле, песке и между камней. Поедая отложенную икру, вредят промысловым рыбам. Зато – сами составляют излюбленный объект питания хищников.

Их действительно очень мало кто замечает, считая рыбками слишком мелкими и совсем никчемными. Даже в качестве живца они плохи: в неволе, а тем паче на крючке, быстро мрут и в этой роли не идут ни в какое сравнение с пескарями, а особенно – с вьюнами. Лишь некоторые аквариумисты их удостаивают вниманием, а иные и любят за своеобразную красоту и занятное поведение. Но, с другой стороны, когда обескураженного удильщика спрашивают: «Как улов?», он с досадой машет рукой: «А!.. Одни гольяны».

Нет спору, эта мелюзга ни в малой степени не может у нас зачисляться в разряд трофеев (хотя в ряде европейских стран ее охотно удят), но она далеко не лишена интереса, и любознательный рыбак не упустит возможности присмотреться к ней пристальнее, поискать в литературе сведения о ее биологии. Может, к месту припомнит он и линнеевские слова о том, что природа более всего чудесна в малом.

Возьмем самого известного и широко распространенного представителя рода гольянов – обыкновенного: разве нельзя не отметить его красоту? Посмотрим внимательно: плотное брусковатое, ювелирно сработанное тельце в бисерной чешуе, с человеческий палец размером. Овально-тупорылая головка с аккуратненьким ртом. А краски-то на нем какие прелестные: спинка желтовато-коричневая или оливково-зеленая в черных разводах, бока, в зависимости от возраста и местообитания, серебристо-белые или золотисто-зеленые, в крупных пятнах, выстроенных вдоль срединной линии от головки до хвоста, брюшко же всегда что чистое зеркало.

Но самцы в брачном наряде словно яркие бабочки: все цвета на них глянцево-блестящи, темные пятна резко оконтуриваются, вдоль брюшка проявляется сочная красная полоса, углы рта розовеют… И это не все: по верху жаберных крышек и в основаниях нижних плавников проступают ярко-белые пятна, головка как бы ограничивается желтой полоской, а по темени выступает жемчужная сыпь… Самки наряжаются проще, но и они очаровательны… Не потому ли этих рыбок наши предки звали скоморохами да красавками?

Род гольянов объединяет всего 14 видов, в том числе 8 значатся в фауне Советского Союза, и 5 из них (с подвидами 7) – в Амуре. Но они настолько многочисленны и повсеместны, что в этом с ними сравняются лишь пескари да вьюны. Одни виды обосновались в чистых прозрачных холодных ручьях и ключах, другим ничего, кроме тинистых заросших озерушек с тепловатой водой, не нужно.

Обыкновенный гольян оккупировал водоемы большей части северной половины громадной Евразии к югу до Крыма, Кавказа, Кореи. Его стихия – малые горные речки, а больше всего – ключи с галечно-каменистым дном. К их истокам в самых горных кручах он пробирается выше всех иных рыб, пониже беспечно суетится в сообществах гольцов и пескарей, а еще ниже уже бдит: не оказаться бы в брюхе хариуса или ленка. Крупных, особенно тиховодных и мутных рек избегает, не признает и малые равнинно-илистые речушки, а тем более озера.

Живут гольяны большими – иной раз многотысячными! – стаями. В неустанном поиске пищи суетятся меж каменьями перекатов, расплываются по плесам и ямам. Все стаями. Но присмотритесь – в них строгий порядок: чем крупнее и темнее гольян, тем он ближе ко дну, а сверху – самая серебристая мелюзга. Движения строго согласованны, рыбки широко не разбредаются. И еще вы непременно обратите внимание на то, что все они проворны, пугливы и жадны.

Жадны потому, что им все время надо что-то есть, ибо чем меньше живое существо – будь то зверюшка, птаха или рыбка, – тем больший у него относительный вес поедаемой пищи. А едят почти все, что может быть захвачено ртом и протолкнуто сквозь глоточные зубы: крошечных рачков и моллюсков, личинок насекомых, фитопланктон, опадающую с наземных растений пыльцу, а также всякую падаль! Успокаиваются лишь на темное время суток.

Самцы уже к весне изысканно принаряжаются – они день ото дня становятся суетливее и агрессивнее. Их подруги степеннее и спокойнее, как будто знают, что в раздувающихся брюшках – продолжение жизни, наследие и нельзя нервничать… Все ждут, пока вода прогреется хотя бы до 8—10 градусов…

А потом начинается нерест. Рыбки плотно табунятся на каменистых перекатах и проточных плесах. Самочки обеспокоенно и сосредоточенно трутся о гальку, а самцы – о них. Попарно усердно жмутся к бокам подружки – один с одной стороны, второй – с другой. От старания устают. Свою очередь нетерпеливо ждет другая пара «скоморохов». У всех у них теперь главная задача – не прозевать, когда истомившаяся подруга пустит тонкую яркую струю икры.

А потом – дело времени. Оплодотворенная икра приклеивается к нижней поверхности камней, набухает… Через шесть дней появляются совершенно прозрачные, удивительно большеглазые личинки… И жизнь гольяньего народца пошла дальше.

Озерный вид гольяна покрупнее и пожелтее, и тело у него повыше, с боков посжатее, и чешуя сравнительно крупная. Он вроде бы маленький линь, отчего его зовут линьком. В Европе, конечно, так зовут, потому что приамурцам линь известен лишь понаслышке.

Вот он – озерный гольян: шустрая рыбка в 8—10, изредка до 16–18 сантиметров в длину и в четверть этого в высоту, с зеленовато-серой спинкой, желтыми с прозеленью боками (иногда они в мелких бурых пятнах), золотистым брюшком (не беспричинно же его еще именуют желтопузиком). Даже глаза у этого гольяна желтоватые… Впрочем, его окраска меняется в зависимости от цвета окружающего фона.

По образу жизни он близок к нашему ротану-головешке: живет не тужит в пойменных озерах, болотцах и даже мочажинах с мутно-бурой теплой водой над тиной, сплошь заросших внутри и вокруг. Он чрезвычайно неприхотлив и живуч, способен обсыхание и промерзание водоема переживать, зарывшись в ил поглубже. В еде неразборчив и жаден. Любит тихими вечерами понежиться в верхних слоях прогретой за день веды, невесомо распластавшись в ней.

Озерный гольян распространен так широко, как и обыкновенный, только их места «прописки» совершенно не совпадают. Но у этого «озерника» ареал захватывает лишь бассейн верхней части Амура, уступая место на остальной его громадной территории особому амурскому подвиду, именуемому маньчжурским озерным гольяном. Отличия его непосвященному в зоологические тонкости покажутся трудноуловимыми: более длинные грудные плавники, относительно меньшая голова, хвостовой стебель шире, но покороче… Цветом он зеленее и не так пятнист.

А образом жизни этот маньчжурский собрат еще ближе к ротану, с которым в Среднем Амуре, по Уссури и в других частях ареала живет, что говорится, бок о бок, и живет удивительно неприхотливо, нетребовательно, непритязательно. Изгой? Да нет – так ему жить нравится, а точнее – завещано природой.

Совсем иные условия требуются другому подвиду – гольяну Лаговского. Он даже в сравнительно чистых равнинных реках не живет – ему нужны речки горно-быстрые, и желательно – подпитываемые множеством родников.

…Если вам приходилось осенью бывать на кетовых нерестилищах, вы не могли не обратить внимание на непересчетное множество мелких рыбешек, возбужденно снующих между закончившими и заканчивающими свой жизненный путь кетинами, среди нарытых ими нерестовых бугорков. Есть тут и обыкновенные пескари, и восьмиусые и шестиусые гольцы, и другие малявки, но, пожалуй, больше всего там гольянов Лаговского. Мне, по крайней мере, так казалось неоднократно.

Ихтиологи и просто знатоки рыб в числе кормов этого подвида обычно указывают личинок, насекомых, малявок… Но как много они пожирают кетовой и горбушьей икры! Конечно, в основном той, которая уплывает из гнездовых ям и обречена на гибель. Но замечал я, как эта мелюзга упорно пробивалась сквозь гальку в нерестовые бугры, где в икринках уже началось развитие будущих серебристых путешественников-фанатиков. Мне не удалось разобраться в «фамилиях» этих воришек, но все же кажется, что в первую очередь то были гольцы, потому что в сравнении с ними гольян Лаговского крупен: 8—10, до 16, а иногда и все 20 сантиметров в длину… Впрочем, ихтиологи в этих тонкостях разберутся лучше.

В тех чистых реках полугорного типа, куда идет кета, хозяйничает еще один гольян – Чекановского. Он как озерный, но в расцветке больше коричнево-золотистых тонов, а зелени нет. Однако наш новый знакомец заселяет не только полугорные речки и ключи: он преспокойно живет-поживает и в равнинных речках, и даже в озерах. Выражаясь языком ученых, этот вид гольянов относится к экологически многовалентным рыбам, способным существовать в разных условиях. Как, скажем, карась или щука. Есть еще в наших дальневосточных пресных водах гольян Черского – на юге Приморья его обнаружили. Но он изучен меньше других, еще ждет своих исследователей, а потому и мы о нем пока мало что можем сказать.

Эту мелкоту в Амуре за рыбу не считают, а вот в Якутии и на Колыме существует промысел гольяна. В основном озерного. В ряде районов он считается даже важной промысловой рыбой, дающей до третьей части общих уловов. Странно? Мелок? А корюшка, уек, мойва… Мелюзга, если ее много, стоит трудов. Особенно когда с гектара водного зеркала ее берут 15–25 килограммов. А берут мелкоячейстыми неводами, большими сачками, мордушками в немудреных загородках. В иную морду в день попадает до 1,5 центнера гольяна.

Его морозят, сушат. Для собак, на приманку в охотничьи самоловы, на зверофермы. Годится он и в пищу людям, особенно поздней осенью и весной, когда упитан. Летом гольян худ и водянист, а хранить его трудно.

Думаю, на Амуре дело не дойдет до промыслового лова этой рыбки. Пусть лучше она неограниченно долго остается важным кормом хищных рыб, рыбоядных птиц, норки, выдры, а через них – косвенно – приносит и нам важную пользу.

Красавцы пескари

В списке рыб Амура 16 видов пескарей. Все они схожи: невелики, узкотелы, сравнительно большеголовы, с выдвижной трубкой рта. Многочисленны, повсеместны, очень активны. Выносливы, но загрязненную воду не переносят. Очень плодовиты. Живут просто, без всяких премудростей. В Европе пескарей считают рыбкой деликатесной…

Давно пора сказать несколько общих слов о семействе карповых рыб. Оно исключительно обширно, самое богатое по числу видов: в нем 275 родов и свыше 1700 видов, распространенных на большей части Северного полушария. В Амуре почти половина списочного состава ихтиофауны принадлежит семейству карповых.

И каких только обычных и необычных по внешности и окраске среди них нет! И как много разных по образу жизни существ в этом семействе! А по размерам – и в палец длиной, и почти 2-метровые!.. Казалось бы, что общего между толстолобом и амуром и гольяном с востробрюшкой или какая может быть общность у хищного гиганта желтощека с крошечной синявкой… Может быть, зоологи-систематики слишком грубо «сколотили» это семейство? Нет, все в нем обосновано.

Оказывается, у представителей карповых рыб много единых признаков: выдвижной рот, беззубые челюсти, глоточные зубы, жерновок на нижней поверхности черепа, двух– или трехкамерный плавательный пузырь, циклоидная чешуя… Желудок отсутствует, а весь пищеварительный тракт хотя и длинный, но являет собою простую трубку. Извилистую, разумеется. Много и других общих признаков. Конечно, есть и исключения: у некоторых карповых рот не выдвижной, чешуи нет или кишечник короткий. Но таких очень мало.

И выясняется, что пескари – эта многочисленная, повсеместная, суетливая мелкота – тоже в семействе карповых, а стало быть, в отдаленном родстве с сазаном, карасем, верхоглядом… И с тем же желтощеком! Ибо обладают все они общими признаками семейства.

Есть возможность еще раз подчеркнуть богатство Амура рыбой: в Европе и Сибири обитает всего один род пескариных, представленный в основном обыкновенным пескарем, в великой же дальневосточной реке – 11 родов с 16 видами! Есть среди них и такие, что обычны чуть ли не для всего Северного полушария, но больше всего строго амурских, нигде больше не встречающихся: ханкайский пескарь, амурский лжепескарь, амурский носатый пескарь, амурский чебачок…

Все они схожи тем, что размером невелики, максимум до четверти, в исключительных случаях – до трети метра. Почти все обладают узким, в сечении почти цилиндрическим или брусковатым, хорошо обтекаемым телом со сравнительно большой головой, рот у них раскрывается хоботком вниз. Чешуя довольно крупная и прочная, у большинства видов в четкой темной окаемочке, отчего тело рыбки кажется туго обтянутым красиво связанным свитерком.

И окрашены они затейливо: спинка зеленовато-бурая, желтовато-серая или коричневатая; бока серебристые, золотистые, бывают и зеленоватые, в крупных или мелких пятнах, поперечных да продольных полосках; брюшко белое, не то темно-серебристое, иногда серебристо-розовое или даже золотисто-оранжевое. Самцы некоторых видов в период размножения надевают брачный наряд… Что ни говори, а положишь этакую мало кем примечаемую и поминаемую добрым словом рыбку «карманных» размеров на ладонь и залюбуешься.

Приглядитесь к пескарю-леню: чем не красавец! Молодые – светло-желтоватые или золотистые, с четырьмя широкими темными поперечными полосами, с возрастом эти полосы расширяются и сливаются и вся рыбка становится почти черной, с нежно-лиловым оттенком. И неспроста аквариумисты этого пескаря держат в своих посудинах наравне с причудливыми экзотами. Правда, лень способен вырасти до 10–15, а на вольном просторе – и до 25–30 сантиметров, но пескарям хищничество не свойственно… И в красоте пескарь-лень не одинок. Вот приглядитесь еще к пескарю-губачу Черского – крошечной, очень мирной и милой рыбке: по нежным желтовато-зеленым тонам окраски тела и стекольно-прозрачным плавникам разбросаны черные пятна. К брачной поре усиливается золотисто-зеленый блеск. У самцов передняя часть низа тела и грудные плавники становятся оранжевыми, а глаза краснеют, в то время как у их брачных партнеров последние… зеленеют. Возьмите ту же крошку владиславию пли чебаковидного пескаря – залюбуешься! Нет, что ни говорите, а зря мы вспоминаем об этих великолепных рыбках лишь когда нуждаемся в хороших, очень живучих малявках для своих снастей.

Но при всем изяществе окрас пескарей, как и большинства других рыб, хорошо их маскирует – каждого к своей, среде обитания. Ни сверху его, темноспинного, не увидишь, ни сбоку – пятнистого, ни снизу – брюшко серебристо! Природа долгими тысячелетиями подбирала и совершенствовала цвет «одежды» рыб таким образом, чтобы она одних надежно скрывала от врагов, другим помогала незаметно подобраться к жертве.

Пескари – обитатели больших и малых рек, ручьев и озер. Одни живут по мелководью, другие – на течении, третьи – даже на фарватерах. Избегают лишь очень холодной и очень быстротекущей воды да сильно заросших илистых озер. Загрязненную воду не любят, хотя живучи. Бодрствуют в светлое время суток. Ночью отлеживаются на дне, замаскировавшись в укромном месте. Ведут придонный образ жизни, хорошо приспособлены искать и брать корм со дна: маленьких червячков, рачков, коловраток, личинок, микроводоросли. Особо любят мотыля. Не упускают, к сожалению, возможности полакомиться икрой. Всякой, в том числе и отложенной собратьями. И даже лососевой!

Это «народ» компанейский, обычно он живет большими разновозрастными стаями, стадами или популяционными группировками, наиболее шумными и оживленными, как водится, в нерестовое время.

А нерест у них чаще всего порционный, и потому длится месяц-полтора. Самцы многих видов оплодотворенную икру бдительно и самоотверженно охраняют. А лжепескари ее откладывают в специально вырытые в грунте гнезда в виде тарелок диаметром сантиметров 20 и глубиной с вершок. Самец от этой «тарелки» гонит прочь решительно всех! Протяните к нему руку – а гнезда эти приурочены к мелководьям, – он и на нее отважно бросится… Да еще норовит поранить острыми шипиками, специально для охраны потомства отрастающими на голове и грудных плавниках. А когда у гнезда спокойно, он деловито перемешивает в нем икринки, вентилирует их.

У самки пескаря-губача к лету отрастает миниатюрный яйцеклад, с помощью которого икра определяется поштучно в наиболее надежные места: в ниши, между камней… А может быть, и в полости моллюсков? Как горчак? Ведь жизнь пескариной мелкоты и по сей день изучена слабовато. Тот же пескарь-лень перед нерестом роет в песке довольно глубокое гнездо – до 15 сантиметров! Но зачем оно ему, если у этой рыбки икра, как считают некоторые ихтиологи, пелагическая!

Активность пескарей определяется главным образом температурой. Более всего они бодры и подвижны в теплой весенне-летней воде. С осенним похолоданием становятся вялыми и уплывают в спокойные глубины, где и зимуют при предельном снижении активности. Иные и в ил зарываются. До самой весны.

Кроме упоминавшихся пескарей в бассейне Амура живут амурский, обыкновенный, ленский, Солдатова, амурский белоперый, длиннохвостый колючий и восьмиусый пескари. Читать о жизни каждого из них не у всех найдется время. Но стоит набраться терпения прочесть об обыкновенном пескаре.

Он почти повсеместен и многочислен. И один из самых крупных – до 22 сантиметров в длину и четверти килограмма весом. С хорошего чебака! Но таких пескариных гигантов и прежде было все же мало, обычны 10—15-сантиметровые. Любит проточные реки с песчаным или галечным дном и чистой прохладной водой. На перекатах горных рек рыбаку чаще всего приходится встречать его стайки. В озерах, особенно проточных, он тоже живет, но на нерест поднимается в верховья небольших рек, к осени скатываясь обратно. Туда – стаями, и стаями обратно. К ледоставу переселяются на глубину, где и зимуют в полусонном состоянии.

А вот пескарем его назвали, видимо, с определенным основанием: будучи извлеченным из своей стихии в нашу, он пищит. В ряде мест, особенно в прежнее время, его звали пискарем. Но может быть, оттого пескарь, что чаще всего встречают его на песчаном дне? Ведь об этом еще С. Т. Аксаков писал.

Но поговорим немного еще об одной интересной местной рыбке – амурском чебачке. Его называют пестрым чебачком, или амурчиком. В нем обычно 6–8, максимум 10 сантиметров. Внешностью почти точь-в-точь пестрый конь в миниатюре. Молодь заметна резко обозначенной на боках вдоль всего тела узкой черной полоской, вроде бы оттеняющей боковую линию, да пятнистостью плавников, По мере взросления полоска выцветает, а плавники чернеют. Правда, к икромету эта боковая чернота снова «обостряется», а у самцов под глазами появляются острые роговые шипики. В общем же взрослые чебачки желтовато-серебристо-пестрые. По их чешуйкам разбросаны темные скобки. Самец крупнее самки и ярче окрашен.

Это бентофаг. Ест все, что положено есть пескарям, – разную беспозвоночную мелкоту. И ест много, с характерным металлическим пощелкиванием. В нерест сильно возбужден и икру свою, по-видимому, оберегает. Неприхотлив, пластичен, живуч.

По всем статьям пескарь как пескарь. Но как стремительно стал этот амурчик размножаться да расселяться там, куда его по неосторожности завозили!

В искусственные и естественные водоемы Средней Азии и Казахстана он тоже попал «зайцем» – при акклиматизационных завозах толстолобика и белого амура. Здесь этот «заяц» моментально освоился. Ему потребовалось всего несколько лет для того, чтобы стать повсеместным и многочисленным. Рыбаки оценили этот взрыв численности чужестранца не иначе как напастью. Где бы и куда бы ни забросили крючок – тут же решительная поклевка и… улов в палец размером.

Почему же амурчик на чужбине так быстро приспособился и размножился? А потому, что он экологически тоже очень пластичен и живуч, и почти не оказалось у него в новых местах тех «штатных пастухов», которые на родине постоянно поддерживают поголовье своих жертв на биологически разумном уровне.

Амурский чебачок в среднеазиатских водоемах оказался примерно в той же роли, что ротан-головешка в Подмосковье и соседних областях. У них много общего: оба неприхотливы, оба быстро приспосабливаются есть все съедобное, вплоть до комбикормов и личинок прудовой рыбы, оба оказались очень плодовитыми. У чебачка клейкая икра тоже откладывается заботливо и предусмотрительно, потом родитель за нею следит, ухаживает, чистит. Нерест многопорционный, растянут на два весенне-летних месяца. Предличинка же, не успев вылупиться, уже подвижна, и ее не так-то просто поймать. А в итоге прижился, размножился и расселился амурский чебачок в местах неосторожной его акклиматизации так же победно, как и его головастый земляк ротан.

Рыбак Приамурья пескаря в улове не считает рыбой. А вот в европейских странах за ним охотятся. И считают его деликатесным. В детстве мне иногда приходилось ловить пескарей мордушками и малявочницами, а то и просто ситом с прибитой к его ободу палкой: опустишь с приманкой на дно – и через несколько минут поднимаешь. Вместе с пескарями – синявки, гольяны, вьюны, молодь более крупных рыб. За час-другой налавливал одно-два ведра. Дома из них жарили котлеты.