Текст книги "Рыбы у себя дома"

Автор книги: Сергей Кучеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Лещи

Их здесь два вида, принадлежащих к самостоятельным родам: более многочисленный белый и редкий черный, теперь занесенный в Красную книгу. Проще всего их отличить по окрасу. Но еще: бесчешуйный киль у белого тянется по всему брюшку, а у черного – позади брюшных плавников: у последнего к тому же имеется заметный горб перед спинным плавником. Достигают 50—60-сантиметровой длины и 4–6 килограммов веса, обычные же в уловах – с карася. Активны в теплое время года.

В Амуре испокон веков обитает два вида лещей: белый и черный. Однако они относятся к двум совсем разным родам семейства карповых и, стало быть, не так уж родственны. Еще менее близки они к лещу, известному в Европе и Средней Азии, по внешнему сходству с которым и получили свое название. Как видим, и здесь в некотором роде повторяется история «красноперок».

У европейского тезки амурских лещей нет длинной крепкой колючки в спинном плавнике, как у них, иначе устроены глоточные зубы, есть отличия в строении анального и хвостового плавников. Европейский любит спокойную теплую воду заливов и озер, даже торфяных карьеров и прудов, наши же без чистых текучих рек долго не проживут. Тот питается всякой мелюзгой животного происхождения – ракообразными, моллюсками, личинками. Амурские же лещи довольствуются более непритязательным столом, особенно белый – он преимущественно растительнояден.

Оба они внешне очень схожи, только у белого мелкочешуйное одеяние серебристо, у черного же это серебро воронено до той степени, что схож он с обгорелой доской, Даже глаза как будто из вороненой стали.

Но ихтиолог и грамотный рыбак различит их и на ощупь: бесчешуйный киль снизу у белого леща тянется по всему брюшку, у черного же он – лишь позади брюшных плавников. И еще: у черного леща перед спинным плавником есть подобие горба, почему его иногда зовут горбачем. Он очень уж широк: высота тела у белого леща составляет 37–42, в среднем 39 процентов длины, а у его собрата – на 5–6 процентов больше: до 48. Сковорода сковородой, да еще закопченная на рыбацких кострах!

Амурские лещи являются представителями восточно-азиатской ихтиофауны и в Советском Союзе больше нигде не встречаются. Оба зимуют в руслах рек на слабопроточных глубинах, оба пелагофилы (нерестятся летом на течении, выметывая икру на волю потоков), и оба спешат для нагула в заливы, протоки, озера.

Растут лещи, особенно черные, медленно, созревают долго. Самки черного леща становятся взрослыми в семь – девять лет при длине 40–50 сантиметров, самцы – в шесть – восемь лет при 35–45 сантиметрах. А дряхлеют с полутора десятков лет, достигнув 60 сантиметров в длину и около 4 килограммов веса. Далеко не всем, правда, удавалось прожить весь срок, отпущенный природой, и в доброе старое время, теперь же рыбы сплошь и рядом гибнут преждевременно, и даже в юном возрасте…

Кстати, небезынтересно упомянуть: полуметровые лещи, которыми мне посчастливилось любоваться когда-то, в ширину достигали 20–23 сантиметров.

Относительно долгожительства и максимальных размеров белого леща вопрос еще не решен. Амурский ихтиолог А. Н. Пробатов – автор интересной книги «Рыбы и рыболовство Амура» (1931) – в одной из своих статей по частиковым писал, что попадаются белые лещи возрастом по двадцатому году, достигающие в длину 55 сантиметров и веса четыре сто. Кое-кто в наше время скептически относится к этому утверждению. Названная величина, говорят они, относится, видимо, к черному лещу, а белый таких размеров не достигает. Действительно, многие нынешние ихтиологи даже не встречали белых лещей старше 16 лет и длиннее 50 сантиметров.

Мог ли, однако, Пробатов спутать белого леща с черным? Это совершенно исключено. Почему же не верится, что Пробатов держал в своих руках такого большого белого леща? Да потому, что люди забывают одну простую истину: интенсивный промысел, особенно перепромысел, неизбежно снижает как средний размер добычи, так и средний ее возраст, и максимальный – тоже. Во времена В. К. Солдатова в уловах отмечались 55-летние калуги, а тот же Пробатов через каких-нибудь 20 лет калуг старше 40 лет для Амура не упоминал…

Но это все рассуждения, а дело в конкретных фактах:

1) мой отец осенью 42-го года в низовьях Тунгуски с моей помощью заневодил белого леща длиной с небольшую самку кеты (которую мы ловили), но раза в полтора ее шире;

2) в 1964 году на выходе из озера Кабар в Амур на закидушку был пойман белый лещ, которого я промерил: 52 сантиметра (до начала перьев хвостового плавника), три восемьсот. На его чешуе накопилось 19 колец. И это в 64-м году, когда все амурские рыбаки старого поколения дружно говорили: куда подевалась та рыба, которую мы видели полвека назад? Почему так мало ее стало и обмельчала она?

А теперь? Теперь же крупный белый лещ – редкость. Теперь с лещом весом всего кило двести и к жюри конкурса на самую крупную рыбу года можно обращаться.

Черный лещ, как уже говорилось, покрупнее белого. И растет он немного быстрее. Ныне его как очень редкую рыбу с полным основанием занесли в Красную книгу, но совсем немного лет назад его ловили (особенно часто – в озере Ханка), и заслуживающие доверия рыболовы записывали в своих книжках: поймали горбача длиной 65, шириной 26 сантиметров и весом три восемьсот. Судя но весу, в показатель длины включили и хвостовое оперение, но, отбросив 15 процентов общей длины, приходящиеся у лещей на хвост, получим длину тела в 55 сантиметров, а это тоже о-го-го! Те же мастера-счастливчики отмечают черного леща в четыре девятьсот. Старики утверждают, что лавливали и 6-килограммовых… М. Л. Крыхтин пишет: рекордсменом наших дней стал экземпляр черного леща, добытый 9 мая 1956 года в протоке Сий. Запомните: длина 78 сантиметров, вес 7600, возраст 17 лет.

Из косяков белых лещей таких гигантов не извлекали, и размеры, приведенные выше А. Н. Пробатовым для этого вида (55 сантиметров, 4,1 килограмма), очевидно, надо считать рекордными, быть перекрытыми которым – увы! – уже вряд ли суждено. Как и зафиксированные М. Л. Крыхтиным для черного собрата. Размеры рядовых лещей куда скромнее. В уловах даже 40-х годов средняя длина белого леща колебалась от 22 до 32 сантиметров, а вес обычно составлял от 200 до 700 граммов, максимальный же не превышал 865 (опять же – для «среднестатистического» леща, а не для отдельных рекордсменов).

Лещи малоголовы, а еще более малороты. Губы у них достаточно жестки, но раскрываются небольшой трубкой. Волей-неволей будешь довольствоваться мелким кормом: водорослями, червями, низшими рачками, небольшенькими моллюсками… Крупный видавший виды горбач может заглотить зазевавшегося малька. На это иногда отваживается и белый, но все-таки в его питании главенствуют мелкие растения и микроживность со дна. Обрывает он также заливаемые полыми водами травы и молодые листья кустарников, потому-то охотно бродит по зеленым разливам, в то время как черный родич предпочитает обследовать подмываемые течением крутые берега, песчаные косы около и у сливов воды с мелей на глубину, ямы и мелководья в крупных озерах. Любит цедить зоопланктон и детрит в вытекающих из озер протоках.

Случается, горбач хлеб у сазана отбивает. Но вот копаться по-сазаньи в иле не способен и ограничивается сбором того, что лежит сверху или «выглядывает».

Лещи – рыбы стадные, подвижные. Ходят косяками. Порою мигрируют на несколько сот километров. Иногда удается за какие-нибудь четверть часа поймать десяток-другой отборных лещей, а потом их будто и не бывало около удочек – ушла стая дальше, не заметив и не обратив внимания на потери в рядах, хотя и считается лещ рыбой осторожной. Особенно горбач.

И зимуют лещи скопищами. Раньше, бывало, одним заметом невода из ямы выгребали до 40 центнеров леща! Не менее десятка тысяч 400-граммовых! И нерестятся они стадно, хотя далеко не так шумно, как европейские тезки. Из русла реки в придаточные водоемы поймы для нагула тоже идут косяками и из них дружно уходят в русло – едва лишь уровень воды станет «на нуле».

Созревают лещи на 6–7 году жизни при 25—30-сантиметровой длине и примерно полукилограммовом весе… Мальки, едва обретя способность плавать, вырываются из речных потоков и обосновываются на мелководьях. За несколько сот километров ниже тех мест, где в икринке начались чудеса зарождения жизни…

На зимовку молодняк сплывает 6–7 – сантиметровыми «серебряными рублями», к следующей осени они в длине удваиваются… И так до пяти лет каждый год белый лещ удлиняется в среднем на 5 сантиметров, черный – на 6. Потом темпы линейного роста уменьшаются, и к 10 годам в белом леще в среднем 40 сантиметров, в черном – 55–58. В старости прибавляют всего по 2–3 сантиметра в год, но этого достаточно для того, чтобы потяжелеть на 400–500 граммов… Почему? А вспомните из геометрии: объем тела возрастает в кубической степени от его линейного размера.

О лещи, лещи! Кого они не радовали в уловах! Особенно крупные, да еще если оказывались черными, которые гораздо вкуснее! Лещатина сочна, в меру сладковата и очень питательна, потому что жира в ней 12–13 процентов. А еще этого жира полно на внутренностях, и какая жалость, что его при чистке выбрасывают, хотя собрать, а потом удивиться аромату и вкусу – проще простого. А ведь рыбий жир при той же высочайшей калорийности, что и у млекопитающих, полезнее, да и усваивается лучше. К тому же он обладает лечебными свойствами.

Но ведь материальная ценность улова для рыбака-любителя далеко не то, что эмоции и память… Мне редко удавалось подсекать больших лещей, да и ловил-то их как бы нечаянно, ожидая сазаньей поклевки, – на липкий, тягучий и пахучий хлеб под высокими омываемыми берегами, набравшись терпения. А вот закрою глаза – и вспоминаю… И переживаю… И мечтаю, чтоб еще случилось такое.

Но были, были специально лещевые рыбалки. Подготовка к ним по тщательности не уступает сборам на сазана. Так же дотошно уминается хлеб, потом он раскатывается в сосиски, заваривается, остужается и снова мнется – уже с маслом, медом, пахучими каплями… А потом – трудная охота за пугливой осторожной рыбой. С берега, из укрытия. Но какой бы удачной ни была лещевая зорька, более 8—10 рыб выудить не удается: лещ – не карась и не косатка.

Лет 40–50 назад лещи считались промысловой, хотя и второстепенной, рыбой Амура. Добывали их в начале 40-х годов по 4, 5, 6, до 11,3 тысячи центнеров в год. До 1,5–2 миллионов штук… Вернее, не добывали, а сдавали государству, потому что я основываюсь на статистике заготовок рыбы. Ловили-то раза в полтора больше, а самых крупных уносили домой.

Ловили! После запрета варварских глухих забоек в 1946 году лещей стали брать все меньше и меньше. А тут еще маловодье. Но пришли многоводные 50-е, и пришло время капроновых снастей, а уловы лещей редко в какой год превышали тысячу центнеров. И на 96 процентов был в них белый лещ. А теперь среди сотни лещей черный всего один, да и тот невелик. Как все же хорошо, что ввели в 1967 году весенне-летний запрет промыслового лова амурского частика.

В сравнении с европейским лещом амурский белый имеет много преимуществ как биологического, так и практического характера. Он в основном растительнояден, на обильном корме в теплых краях способен быстро расти и достигать внушительных размеров… И потому его стали акклиматизировать в южных водохранилищах европейской части СССР, в которые впадают быстрые реки: в стоячей воде наш лещ не может метать икру. Как и амуры, толстолобы, желтощек, ауха и прочие пелагофилы. Акклиматизация идет успешно.

Вот и еще один амурец проник в Европу… Который уже по счету?

Косатки – разбойницы

Их у нас пять видов. Самые распространенные – скрипун и плеть. Есть еще обычная в больших озерах синяя косатка, предпочитающая полуторные реки косатка Герценштейна и косатка-крошка, длиннее спички не вырастающая. Скрипун боек, нахален и почти всеяден. Многочислен: в бассейне Амура он столь же обычен в уловах, как и карась. Икру откладывает в вырытых в грунте «кувшинах». Плеть чаще всего охотится на речных фарватерах, она осторожнее.

Каждая рыба – разумеется, как и все живые существа – чем-нибудь да своеобразна: внешностью, размерами, повадками, физиологическими особенностями организма, приспособлениями к условиям обитания. Есть, правда, с виду вроде бы похожие рыбы, как, например, чебак и чернобрюшка или сом с налимом, но они совершенно разные внутренне. А с другой стороны, живут и такие, которые не просто удивляют, но и поражают. Минога – змеевидно длинным гибким телом, камбала – уродливой сплющенностью, осетровые – акульим хвостом и замысловатым панцирем.

А вот косатки – амурские рыбы средних размеров – необычны своими крепкими, зазубренными и острыми колючками: одна торчит в спинном плавнике, две – на грудных. Их длина примерно равна наибольшей высоте тела. У уссурийской косатки колючки вырастают до десятка сантиметров в длину при толщине у основания с карандаш, а крепость и острота их таковы, что в детстве мы ими сколачивали плотики. Правда, хрупковатые они, крошатся под молотком, но в сырое дерево входят.

Тело этих оригинальных рыб покрыто ядовитой слизью, и на колючках ее тоже полно, а потому уколы ими всегда болезненны и долго не заживают.

Косаток в Амуре и теперь много, а раньше они здесь водились в громадном количестве. Редко когда их не оказывается в рыбацких уловах вперемешку с карасем и в наше время.

Уха из них с особым ароматом, замечательно вкусна и навариста. А вот многие рыболовы их не любят, и именно за опасные коварные колючки, да еще потому, что не считается эта рыба щекочущим рыбацкое самолюбие трофеем. Такой добычей удильщик недоволен: ворчит, достает кусачки, ищет тряпку потолще, чтобы взять в руки добычу. А между прочим с косаткой можно и нужно обращаться просто и бесцеремонно: левой рукой приподнять на поводке, большим пальцем правой охватить верхнюю колючку сзади и слева, указательным же подать оттопыренную правую «пику» с перекосом к хвосту. При сжатии этих двух пальцев колючки фиксируются столь плотным замком, что широко раскрывает рыба рот и покорно замирает. Теперь уже нетрудно отцепить другой рукой крючок.

А вот для промысловых рыбаков косатки – истинная беда: из сети или невода и одну пока выпутаешь – всех чертей помянешь, а ведь иногда они застревают в снасти сотнями. Скрутят в жгуты сеть – и хоть плачь, хоть бросай ее. Несколько часов, а то и дней приходится ждать, пока не высохнет скользкое колючее «божье наказание», как зовут косаток промысловики. Видимо, с учетом этого вреда некоторые ихтиологи считают их рыбой сорной.

Семейство багрид – косатковых – тропическое: большинство его представителей обитает в реках и озерах Южной и Восточной Азии и Африки. И лишь пять из них на пределе ареала живут в Амуре. Кроме бассейна этой реки косатки нигде больше в Советском Союзе не водятся.

Пять амурских видов относятся к трем родам семейства. Формой тела они весьма сходны: оно бесчешуйное, конически удлиненное и стройное, голова широкая, уплощенная, тупорылая, с нижним ртом и довольно крупными глазами. Хорошо развит жировой плавник. Ну и, разумеется, все косатки защищены своими грозными «рапирами». Да, еще: они способны издавать громкие скрежещущие звуки, из-за чего их иногда называют скрипунами.

Самыми многочисленными из них являются косатка-скрипун, уссурийская косатка-плеть и малая, или синяя, косатка Бражникова. Косатка-крошка (мистус мика) не так уж и редка, но она еще почти не изучена, ибо ее лишь недавно открыл и описал хабаровский ихтиолог И. А. Громов. Кстати, все косатки Амура еще ждут своих дотошных исследователей.

Скрипун в уловах косаток составляет от двух третей до трех четвертей общего веса. Называется эта рыба так потому, что может издавать особенно резкие и громкие скрипящие звуки с помощью своеобразной трещотки на грудных плавниках.

Живут скрипуны стайками. Поведение их в период размножения занятно и своеобразно. Собираются они плотными колониями на отмелях с глинисто-илистым дном, в возбуждении суетятся и вроде бы играют. И много на разные лады скрипят, разумеется.

Самцы роют в грунте гнезда-норки глубиной примерно в половину своего «роста» – обычно от 12 до 16 сантиметров. Вход в него в виде пологой воронки, суженная часть которой через некоторое время переходит в колбовидное, сравнительно просторное расширение. Это само гнездо, в которое после уплотнения и шлифовки стен избранница строителя откладывает икру…

«Кувшины» располагаются густо: до 10–15 на квадратном метре, а то и в два раза больше. Как у береговых ласточек. А тянутся эти колонии гнезд на десятки, а то и сотни метров вдоль уреза воды.

Самец все время не только бдительно охраняет гнездо с отложенной в него икрой, но и постоянно в него заглядывает, возможно, выбраковывая погибшие икринки. Он старательно вентилирует хвостом воду до тех пор, пока не выклюнется крохотное потомство да не приступит к самостоятельной жизни. Дней 10–15 трудится и… постится. Попробуйте этакому бдящему папаше подсунуть кончик удилища – он моментально вцепится в него мертвой хваткой и грозно заскрипит.

В ребячьем возрасте мы старались наблюдать в свой «водяной бинокль» – ящик со стеклянным дном – за косаточьими колониями, да вот беда: на нерестилищах косаток вода была мутной. Забрасывали удочки, но скрипуны отвергали любую наживу, хотя иногда и хватали червяка на крючке, как возможного врага икре. Опустив в воду тяжело промокшую доску одним концом, мы плотно прикладывали к другому ухо и слушали «скрипичные концерты».

Размером косатка-скрипун достигает 30–35 сантиметров при весе порядка 400 граммов, но средние – самые «ходовые» – имеют 18–24 сантиметра и 200–250 граммов.

От других собратьев по семейству ее можно отличить по зазубренным с обеих сторон колючкам грудных плавников – у других косаток зазубрины лишь на внутренней стороне – и по длине усиков верхней челюсти: их кончики достигают оснований плавников-колючек.

Спинка у скрипуна зеленовато-серая, брюшко – сочно-желтое, по такой же чистой яркой желтизне боков тянутся темные прерывистые полосы и разводы, заходящие и на лопасти глубоко выемчатого хвоста. Взрослые, особенно старые, особи покрыты мельчайшими ворсинками, едва высовывающимися из обильного слоя слизи. Вероятно, это анализаторы внешней среды.

Косатки очень живучи, и вполне возможно, что могут, как сомы, усваивать кислород голой кожей.

Летом косатки-скрипуны обычно живут в равнинных реках с тихим течением, в протоках, озерах и старицах, предпочитая участки не с песчаным, а илисто-глинистым дном. В половодье широко разбредаются по залитой пойме. Зиму переживают в глубоких ямах рек и проток со слабым течением, в больших непромерзаемых озерах. Залегают скопищами, становятся очень вялыми, ко всему равнодушными, все свое терпение и энергию сконцентрировав на ожидании вскрытия реки и прогрева воды. Вместе с первым весенним паводком дружно устремляются на свои илисто-глинистые мелководья.

Живородящие амурские улитки лужанки из рода вивипарус и другие мелкие моллюски да ракообразные – обычный харч косатки, хотя как разносторонний хищник, она употребляет множество прочих беспозвоночных: насекомых, их личинок и куколок. Наиболее частая ее пища из этой группы – хирономиды, мизиды, ручейники, поденки…

Кстати, о поденках. Это существа, век которых – день-другой, редко немного больше, но иногда и укороченный до нескольких часов. Почти невесомые, с двумя, реже с одной парой прозрачно-тонких крылышек, членистым червячком брюшка и прикрепленными к его кончику двумя-тремя длинными нитями… Многие видели беспорядочную воздушную толчею поденок во время их массового вылета из воды. Но интересен не этот вихрь новорожденных летуний, а другой их полет, брачный. Свадебные игры некоторых видов поденок состоят из взлетов и падений. Часто взмахивая крылышками, они взмывают ввысь, а затем замирают и долго невесомо парашютят вниз, полностью отдавшись во власть малейших движений воздуха. И снова взлет – и новое падение… После брачной встречи поденки погибают. Но самки успевают отложить оплодотворенные яйца в воду.

Личинки, вылупившиеся из яиц чуть ли не через год, живут и развиваются в донном иле, под камнями, в норках, на растениях. Развиваются долгие 2–3 года, многократно линяя. Закончив личиночное существование, они мириадами всплывают на поверхность (некоторые виды вылезают на берег), и здесь обретшая плавучесть букашка превращается сначала в нимфу, а уже нимфа, полетав некоторое время, через посредство линьки преображается во взрослое половозрелое насекомое. Рот у этих созданий недоразвит, а кишечник превращен для облегчения веса в воздушный пузырь. Питаться они, конечно, не могут, а толикой энергии для брачных полетов обеспечились еще на стадии личинки.

Лёт поденок – в своем роде грандиозное явление. Их бессчетные миллиарды. Точь-в-точь крупнохлопчатый снегопад над реками, заливами, озерами… Смотришь – и не веришь. Какая-то дикая вакханалия. В это время всякая рыба проявляет активность, ибо дармовой корм – в изобилии плывет по воде и порхает над нею. Наши косатки не составляют исключения, а именно из-за них я и затеял этот рассказ о поденках.

Сидел я как-то у жарко пылавшего костра на берегу залива со своим дружком по школьным каникулам и удивлялся громадному множеству этих маленьких белых существ, тучами слетавшихся на свет. А вода кишела азартно кормящейся рыбой. Когда мы отплыли на лодке проверять перемет, в свете фонаря увидели такое, что не забудешь и при старании выбросить из памяти. Поверху суетилось множество косаток, жадно заглатывающих поденок. А самое странное заключалось в том, что плавающих как положено – спиной кверху – было гораздо меньше тех, что рыскали на боку и… кверху брюхом. Так вот и желтеет пузцом, медленно извиваясь головой против спокойного течения, и хватает с поверхности поденок.

Но перечисленные корма скрипуна – не самые главные. Мелких рыбешок он заглатывает сплошь да рядом. И икру других рыб пожирает, и только что выклюнувшихся из нее личинок. Этот подводный разбойник выходит на промысел обычно вечером и «работает» в ночную темень. Шныряет в тех местах, где нерестится рыба, тщательно прощупывая веером четырех пар чутких усиков траву и кочки, дно и берег, и удаляется передохнуть лишь когда его вместительное брюхо раздуется до барабанной упругости.

А на утренней заре колючий пират снова в поиске. С легким посветлением неба оживают мальки, и в погоне за ними матерая косатка развивает такую стремительность, что редко какой от ее молниеносных бросков спасается. Крупный самец с удовольствием заглатывает синявок, пескарей, вьюнов. Карасиков и сазанчиков в четверть своей длины – тоже. Не милует головастиков, лягушат и даже лягушек. Особенно рьяно охотятся самцы после нереста, изрядно их измотавшего всякими заботами и долгим постом. И чем крупнее скрипун – тем сильнее проявляются у него повадки типичного хищника.

Как и большинство разбойников, скрипун не любит дневного света и после утренней зари затаивается в укромных местах – в пучках травы, меж кочек, в береговых нишах, в опустевших гнездовых норах. Однажды подцепил я удочкой крючком за ручку бог весть как оказавшийся в воде огнетушитель без крышки, вытащил его в лодку, а в нем вместе с илом оказались три косатки. Может, было их там и больше, да те счастливчики успели смотаться. В другой раз мой товарищ выволок из воды резиновый сапог, а в лодке вытряхнул из него пару возмущающихся скрипунов.

Косатка – рыба южная, теплолюбивая. Нереститься она начинает позднее других соседствующих типично амурских рыб – уже в конце июня, когда вода на мелководье прогреется до 24–26 градусов. Икринок откладывается сравнительно мало – от 2–3 до 10–12 тысяч на гнездо. Но благодаря этому гнезду и его охране мало икринок гибнет, и доля доживших до стадии малька тоже солидна.

Молодь держится в теплом спокойном прибрежье, движимая лишь двумя стремлениями – избегать врага и держать свой живот постоянно набитым пищей. Растет быстро: за июль, август и сентябрь вытягивается до 4–5 сантиметров. В 3–4 года, при 16—22-сантиметровой длине, косатки становятся взрослыми.

Во многом схожа со скрипуном косатка-плеть, или уссурийская косатка. А потому уссурийская, что в Уссури и озере Ханка ее гораздо больше, чем в Амуре. Впрочем, в численности она уступает другим нашим багридам: в Уссури на одну плеть приходится по меньшей мере десяток скрипунов. Она гораздо крупнее своего родственника: мне самому доводилось ловить 60—80-сантиметровых, но видели люди и метровых, какие упоминаются в ихтиологической литературе.

Проще всего отличить плеть от скрипуна по длинной, заметно истончающейся к хвосту части туловища позади спинной колючки. И цвет у нее чаще однотонный – желтовато-серый, хотя спина темнее брюшка. У разных особей, однако, в зависимости от места обитания, окраска может быть и пепельно-желтой, и почти черной. Желтые, оранжевые встречаются, и даже в одном месте.

Плети тоже ведут стайный образ жизни, тоже активны ночами, тоже размножаются в колониях и тоже в «кувшины» откладывают икру, а самцы ее и личинок охраняют. Только рыба эта русловая, придерживается речных потоков средней мощи. На фарватерах с сильным течением прижимается к берегам и ко дну, там же, где к берегам река мелеет и затихает, ночью плеть выходит кормиться на мелководье, а днем возвращается в придонные глубокие струи. Зимой малоактивна, но не так сонна, как скрипун.

Плеть не так жадна, воровата и разбойна, как косатка-скрипун. Мальки и рыбья мелюзга в ее питании значатся на втором плане. Основной корм – беспозвоночная мелкота от всяких личиночек и личинок до моллюсков и раков. И уж вовсе странен тот факт, что эту самую крупную из косаток изредка удается подцепить на крючок, насаженный хлебом или картошкой. Скрипуну такое не свойственно.

Ну а для полного знакомства с плетью надобно хотя бы кратко упомянуть еще некоторые биологические сведения. «Совершеннолетие» – в 3–4 года при линейных размерах – 20–26 сантиметров, половое соотношение в популяциях примерное равное. Нерест – в разгар лета, когда вода даже в русле прогреется выше 20 градусов. Икры, как и у скрипуна, сравнительно немного: от 4 до 10, чаще всего 7 тысяч штук. Средний век косатки-плети около десятка лет. И последнее: она особенно вкусна в ухе, сваренной из совершенно свежего улова.

Есть еще малая, или синяя, косатка. Ихтиологи ее называют косаткой Бражникова. Она очень схожа со скрипуном и обличьем и повадками, но примерно в полтора раза меньше его, да основной фон окраса не желтый, а синевато– или лиловато-серый по спине и беловатый на боках. Осваивает больше озера да тихие протоки, питаясь в основном бентосом. Ее никогда не бывает так много, как скрипуна. Под Хабаровском редка, но чем ниже по Амуру, тем ее больше. В низовьях больше всего.

А вот косатка Герценштейна, наоборот, предпочитает реки предгорного характера с довольно сильным течением и чистой холодной водой. Формой тела она походит на плеть, но размером поменьше: около 20 сантиметров имеют самые «ходовые», а великаны – в полметра. Спина у нее зеленовато-серая, брюхо и бока – посветлее. Пробавляется в основном личинками и мальками. Малочисленна и слабо изучена.

Я всегда радуюсь косатке приличного размера, подцепившейся на крючок: рыба красивая, занятная и вкусная. На ее колючки опытный амурский рыболов внимания обращает мало. И ловить ее интересно. Клюет она в сумерках и ночью, но нередко и днем, бесцеремонно и прочно берет червяка, мотыля, рака, моллюска, резку из рыбы и прочие насадки. Приходилось за предутренний или поздний вечерний час лавливать до 30 добрых скрипунов, и весили такие уловы около полупуда – большое ведро с горкой! Соседей одаривал чищеной косаткой – без головы, колючек и внутренностей. И рекомендовал в уху… И каждый раз все восторгались ее вкусом.

Много беспокойства рыбаку-удильщику доставляет мелкая косатка – этак с указательный палец: объедает наживу – не успеваешь ее обновлять. Это обычно молодь скрипуна и синей косатки, но нередко среди них и мистус мика – косатка-крошка. Во взрослом состоянии в ней всего-то 3–4 сантиметра длины, а веса – несколько граммов, но она заслуживает внимания. Аквариумистам стоит заинтересоваться ею: красивая, оригинальная и миролюбивая, она для других обитателей аквариумов не опасна. А скрипит очень нежно и так тихо, что в обычных условиях (если звук не срезонирует) его и не услышишь.

Отличить мику от «пацанвы» более крупных сородичей просто: у, нее на боках сплошные темные, иногда с коричневым оттенком полоски, заходящие в лопасти хвостика, в то время как у других косаток они прерывисты. А ниже той сплошной полоски – резкая косая линия, опускающаяся к брюшку и рассыпающаяся там на мелкие пятнышки. Усиков четыре пары.

Вот только размножение этой крошки – кстати, и других косаток – по сию пору изучено плохо. Говорят и пишут, что ее тропические родственники роют те же «кувшинчики» и что самчики за ними ревностно следят… Но небезынтересно задуматься над тем, что у других братьев по роду мистус, обитающих в теплых странах Азии, во время нереста самчики сидят в своих гнездах, и сидят облепленные икрой до тех пор, пока из нее не выклюнутся детки. Детки же в первые дни своей жизни кормятся богатыми белком кожными выделениями отца…

Ждет еще, ждет косатка-крошка своих дотошных исследователей.