Текст книги "Рыбы у себя дома"

Автор книги: Сергей Кучеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Верхогляд

Ослепительно-серебристый. стремительный хищник. Охотится стаями, активен на зорях, любит глубокие и быстрые, чистые отбойные струи. Блесну и живца берет осторожно, изредка соблазняется червем. Метровые 10-килограммовые трофеи не составляют особой редкости. На крючке верхогляд исключительно буен.

Большинство речных обитателей видят и вверх, и вниз, и по бокам: возьмите хариуса, ленка, тайменя, щуку, змееголова… Пелагические рыбы живут в толще воды и должны хорошо обозревать округу. Но есть и такие, что приспособились рассматривать преимущественно речное дно, – вспомним сомов, косаток, карасей, амуров… Бентофаги – рыбы, питающиеся со дна водоема. Соответственно образу жизни у них устроены и глаза: они на щеках или смещены к низу головы. А у ряда видов они посажены очень высоко, и особенно – у амурской рыбы верхогляда: природа водрузила их ему чуть ли не на затылке. Потому-то и зовется он верхоглядом.

Обликом эта рыба – словно ослепительно сверкающий турецкий ятаган. И молниеносна, как тот же ятаган в руках возбужденного, сильного и ловкого воина. Ихтиолог, однако, о внешности верхогляда напишет спокойнее и обстоятельнее: тело удлиненное, в мелкой чешуе, с прямой или слегка прогнутой линией спины, сравнительно небольшой головой с вертикально прорезанной ротовой щелью. Снизу, позади брюшных плавников, четко выделяется киль…

…Нет, это слишком сухо. Не лучше ли так: мощное и стремительное тело обтянуто серебряной парчой, раскрашенной серовато-зелеными с нежной желтизной тонами лишь вдоль спины, зато «начищенной» снизу – спереди и с боков – до ослепительного сияния. Оно к тому же украшено прозрачно-розовыми брюшными плавниками и желтоватыми грудными, а защищено мощной острой костяной пикой темно-зеленого спинного плавника. Глаза большие, серебристо-золотистые. Они должны бы придавать всей физиономии красоту, да все портит высокомерно оттопыренная нижняя губа.

Верхогляды прекрасно приспособлены рассекать толщи чистых проточных вод, и потому озера удостаивают вниманием далеко не все: мутные и застоялые не любят, как будто осознанно не хотят пачкать в них серебро своей мелкочешуйной парчи. Это очень активные хищники, берущие добычу с налету и в погоне. Как сокол или гепард. Только в отличие от них предпочитают коллективную охоту.

Мне как-то посчастливилось наблюдать за стаей верхоглядов с высокого скалистого берега в чистой прозрачной заводи. Напав на рыбью мелочь вроде востробрюшек или чебака и выгнав ее наверх, верхогляды глушили ее мощными ударами хвостов. Тех рыб, что переворачивались вверх брюшком, ложились на бок или бестолково и нервно кружились, хищники незамедлительно проглатывали…

Был шум, был плеск, испуганным дождем брызгали по воде тучки мальков, отчаянно выпрыгивали напуганные неугомонными хищниками коньки, подлещики и даже сазанчики… И так же неожиданно, как появились, верхогляды враз исчезли в темной ряби недалекого фарватера.

Верхогляд – характерная рыба Амура, да и то в его верховьях он очень редок: это тоже южный вид, и он пришел к нам из Кореи и Китая. Чаще всего встречается на протяжении 5–6 сотен километров ниже Хабаровска и выше, обычен в Уссури и на просторах Ханки. Хоть он и теплолюбив, однако в меру холодную, но чистую воду он переносит легче, чем теплую, но мутную. Недаром ведь он зимой активности почти не теряет, разве что в лютом январе становится ненадолго вялым и дремлет.

Хищник он особый: рот с виду мал, а раскрывается широкими «мехами», и обычному 60-сантиметровому ничего не стоит заглотить 15– и даже 20-сантиметровую добычу. Только она должна быть прогонистой – узкотелой, – вроде чебака, востробрюшки, чернобрюшки, гольяна, пескаря или корюшки… Но, конечно, молодым карасикам, сазанчикам, толстолобикам и другим ценным рыбам тоже достается от этого разбойника. И все же это не его добыча: у верхогляда, как представителя карповых, желудка нет, а в переднюю часть кишечника карася или леща в четверть собственной длины поместить и думать нечего.

Траву и водоросли верхогляд, конечно, не ест и в иле не ковыряется, однако кроме рыбы за милую душу употребляют насекомых и их личинок, раков и креветок. В лёт поденок он от жадности просто дуреет. Я собственноручно лавливал эту рыбу и на лягушек, и на червя, и на резку. На мушку – тоже. А вот на хлеб – ни-ни!

…Веселые и теплые майские дни. Реки давно очистились ото льда, вешние воды заполняют заливы и протоки, выплескиваются на косы и едва успевшие зазеленеть осокой да вейником низкие кочковатые берега. А яростное солнце их щедро греет, и неудержимо рвется на мели отощалая за зиму рыба. И верхогляды – тоже туда. Там они жируют, там готовятся исполнить свои обязанности по продлению рода. Самцы свадебно принаряжаются: спина становится бархатно-черной, серебряные блестки-чешуйки на боках очерчиваются темными ободками, щеки вроде бы золотистыми румянами выкрашиваются, иногда и кончик нижней губы краснеет, а края нижних плавников тонко чернеют. Самкам же не до нарядов: в них дозревает несколько сот тысяч икринок – до полутора миллионов и больше!

Хабаровский ихтиолог В. В. Худякова изучила плодовитость верхогляда по полутора сотням взрослых самок с длиною тела от 51 до 92 сантиметров и весом 1400–7900 граммов. Им было от 5 до 17 лет. Абсолютная плодовитость зафиксирована в пределах от 108 до 1780 тысяч, в среднем около полумиллиона икринок. Взаимосвязь между возрастом, размерами самок и количеством икры оказалась слабой. Это особенно четко прослеживалось по относительной плодовитости – количеству икринок на грамм веса самки: она колебалась от 43 до 350 штук. Разброс восьмикратный. Важно это запомнить.

Нерест у верхоглядов происходит чаще всего возле чистых песчаных кос, иногда притоков. «Свадьбы» обычно играют на утренних зорях. Крошечные прозрачные личинки, выклюнувшиеся из икринок через неделю, растут сами по себе, по сложным генетическим программам. Через две недели они превращаются в мальков. Но к осени эти еще нежные крошки, достигнув всего-то десятка сантиметров в длину, уже питаются рыбой.

Растут верхогляды довольно быстро, да созревают долго. Для сравнения: в три года в щучке поболее 40 сантиметров, и она уже помышляет о брачных играх. Верхогляды же в этом возрасте совсем еще юны: по человеческим меркам – мальчики и девочки. Совершеннолетие к ним приходит не ранее 5–6 лет, чаще же в 6–8, когда достигнут они 50–62 сантиметров.

Почти в два раза дольше щук созревают верхогляды, а вот век им природой отпущен не больше щучьего – немногим более десятилетия. 15-летний гигант верхогляд обычно метровой длины или около того при 9—10-килограммовом весе. Это уже старик. Большие размеры нет-нет да отмечаются в книгах, а вот мне посчастливилось собственными глазами видеть и измерить старика-гиганта: 115 сантиметров в длину и 12 килограммов на весах. Было это в 1964 году у острова Салмаки, что в 20 километрах ниже Хабаровска по Амуру, а поймал его старый егерь этого острова Соснин. Рыбак – не из мастеров, не из асов. Да и поймал-то… переметом на дохлого чебака. На стремнине. И было тому гиганту 18 лет.

«Ходовые» размеры верхогляда гораздо скромнее, и год от года они давно уже уменьшаются. Пойманные в 1927–1928 годах в Хабаровском районе 14600 верхоглядов потянули около полутысячи центнеров – средний вес одного составил 3270 граммов. Длина при таком весе – 65 сантиметров. А уже через полтора десятилетия средние размеры в промышленных уловах этой рыбы уменьшились до 44–47 сантиметров и 1100–1800 граммов (год от года эти показатели разнятся).

В начале 40-х годов в советской части Амура брали до 3,4–3,7 тысячи центнеров верхогляда ежегодно. Примерно столько же ловили в китайской части реки. А к концу того десятилетия уловы сократились в три раза. В определенной мере сказался перепромысел вследствие активного использования сетей, неводов, глухих забоек. К тому же все 40-е годы пришлись на маловодный период, когда ловить рыб не составляло труда. Но стоило в 1951 году начаться периоду многоводья, как и поголовье рыб, и их уловы пошли в гору. Уже с 1954 года в наших водах стали добывать до полутора и более тысяч центнеров верхогляда за сезон. И все-таки в последующие годы рыбу опять перелавливали. До тех пор, пока не стали упорядочивать промысел построже.

О том, как много верхогляда (в числе всякой иной рыбы) было прежде, можно судить по рассказам Петра Комарова: сеткой наподобие большого сачка, привязанного к длинному шесту-рычагу, хабаровский рыбак у Амурского утеса вылавливал до 1000 верхоглядов общим весом до 8 центнеров всего за пару дней!

В любительских уловах верхогляд теперь оказывается не так уж редко, хотя и гораздо реже, чем щука или сом. Небольшие попадаются на червяка. Редко. Крупного можно подцепить на блесну при ловле щук. Иногда его блеснят специально – ищут места, подгадывают время. Чаще всего на зорях у глубоких омутов, крутящих свои воронки рядом с мощными потоками на резком повороте, у скалистого мыса, при устье крупного притока или протоки на спаде воды… Особенно хороша охота на верхогляда со спиннингом в августе, сентябре и октябре. И в лёт поденок. Опять-таки на стремнине, без которой эта неугомонная рыба не мыслится.

Представьте себе: тихое росное раннее утро, только что выкатившееся из-за горизонта, но уже горячее светило торопливо серебрит и греет просыпающийся мир… Не желая потревожить тишину, вы осторожно удите разнорыбицу. Чаще всего карася. И спиннинг заброшен в дальнюю глубину с заветной приманкой на сазана. Любуетесь красотой, гармонией и покоем природы, думаете о всяком… И терпеливо ожидаете волнующего мига.

Самое ценное в рыбалке – переживания. Даже от неприятной неожиданности. Острые мгновения – в памяти навечно, и чем дальше, тем ярче они вспоминаются. Я всегда считал – правда, оставив далеко позади свое голодное детство, когда рыба помогала выжить, – что на рыбалке не улов важнее, а эмоции. Тот – был и нет его, а эти – до самого края жизни. И год от года обостреннее. Трепетнее.

Были и у меня такие тихие серебряные зори у реки, были. И так вот однажды удил я карасей под крутым берегом, посматривал на слегка провисшую жилку спиннинга, два крепких крючка которого наживил червем и медведкой. Любовался оставляемыми всякой рыбой на рябом зеркале недалекого улова следами, поглядывал на воронки, втягивавшие в себя листья, веточки и падающих насекомых…

Неожиданно увидел и услышал, как вывернулась там из воды пара широких рыбьих хвостов и мощно ударила и раз, и два. А около потянулись утюжные следы волн от совсем близких к поверхности крупных стремительных рыб. Верхогляды! И я торопливо завертел катушкой спиннинга, чтобы заменить крючки на блесну и попытать счастья. От быстрой подмотки они шли в полводы, а вскоре даже ближе к ее поверхности, я нетерпеливо бог знает зачем дергал удилищем, и вдруг оно от сильного толчка вылетело из рук. Я подхватил его и сделал резкую, но протяжную подсечку, и сразу же почувствовал тугие тяжелые удары по вытянутой жилке, и через несколько мгновений над водой ослепительно вспыхнул горячим расплавом серебра широкий бок большого, яростно извивающегося верхогляда.

Скажу сразу, что после 15-минутной борьбы я одолел его, а потом замерил: 82 сантиметра – шесть сто. Но боролся я с ним труднее, чем с полупудовыми тайменем или сазаном, и мне не нужно рассказывать, как бешен и неутомим верхогляд на крючке.

А все же главный восторг на той счастливой зорьке – в удивлении: очень почтенный верхогляд взял… обыкновенного красного дождевого червя. И взял с ходу, без обычных осторожных поклевок…

А оказывались в моих руках эти рыбы таких размеров далеко не единожды. Мальчишкой и отроком летом и осенью мне часто приходилось, помимо почти ежедневного ужения, плавать на весельной плоскодонке или оморочке с разными заботами: на заимку и покос, по ягоды и грибы, к рыбакам на путину. Иной раз часами греб. А чтобы не зря время пропадало, волочились за мною по воде две дорожки, разведенные от бортов шестами. Одна, с блесной из небольшой ложки, с грузилом, шла вблизи дна, другая же обманка плыла поверху, потому что представляла собою крепкий тройник, оснащенный гусиным пером под рыбку. Та – на щуку или змееголова, эта – на верхогляда. Перо работало реже, однако вытаскивать верхогляда было настолько радостно и волнующе, что и десять щук таких переживаний не приносили.

Но и обыкновенную металлическую блесну он берет лишь немного реже. Из того же детства вспоминается: в малую воду, опуская с бонов блесну по течению и выбирая ее, я на ту же ложку за час вытянул четырех «около-метровых» верхоглядов, а промышлявший рядом со мной сплавщик заблеснил в два раза больше. Счет трофеям и у него, и у меня оборвался разом: стая прошла.

Верхогляд осторожен, поймать его гораздо труднее, чем, скажем, щуку или сома. И червя берет с оглядкой, и блесну не всегда жадно хватает. Да взяв или схватив, может тут же выплюнуть. Терпения и быстрой реакции рыбаку при намерении поймать эту рыбу нужно не меньше, чем при ловле сазана.

Однако странно: осторожный и недоверчивый хищник ловится на «малька», вырезанного из белой клеенки. На закидушку их цепляют, пристроив к крючку, на донки ярусно приспосабливают. Зимой верхогляды придерживаются проточных глубин и суводей около них. И вот специалисты по этой рыбе долбят лунку где-нибудь неподалеку у отбоя, опуская крепкую леску с увесистой свинчаткой, а от нее на метровом расстоянии вытягиваются полуметровые поводки с полосками белой клеенки наподобие мальков… Следят за жилкой по поплавку или тонкому гибкому стерженьку внимательно: очень не просто подсечь заинтересовавшегося «мальком» верхогляда… И стоит удивляться, что он же может заглотить эту клеенку, зацепившись за крючок и без рыбацкой подсечки.

…Вот уже несколько сезонов летний Амур надолго выплескивается из берегов и всякая рыба восстанавливает численность. Медленно, трудно, но множит свои ряды. И верхогляда становится больше. Радий Леонидович Вербицкий недавно рассказал мне:

«В начале октября по широкой протоке из Синдинского озера дружно сплавлялась в Амур всякая рыба, но особенно густо шла молодь. Косяки – как темные тучи! И вот однажды утром, на тихой ясной зорьке, ворвался в эту протоку из Амура огромный табун верхоглядов. Может, и не один табун, однако было рыб несколько тысяч. Они били по всей двухсотметровой ширине протоки, да так били, что вся вода выглядела вскипающей. И такой шум от плеска стоял, какого не услышишь в грозу с градом. И такие хвосты лупили вокруг поставленной на якорь лодки, что забыл я про свой спиннинг и все глядел да удивлялся. Аж рот раскрыл… Лишь когда наглотавшиеся рыбьей мелочи верхогляды стали оттягиваться в Амур, принялся кидать я блесну, но и то успел отвести душу во как…»

Ауха

Эту пелагическую рыбу называют еще китайским окунем. Она исключительно ярко и пестро окрашена и живая очень красива. Тело уплощенное, широкое, вес достигает 7–8 килограммов. Редкий, предпочитающий уединенную жизнь хищник родом из теплых стран. В Амуре его больше всего на протяжении 500 километров от Хабаровска вверх и вниз но течению, а также в Уссури и Ханке. Наиболее активен от июня до сентября. Зимой вял, 2–3 месяца спит. Занесен в Красную книгу.

Китайского окуня ауху у нас неправильно называют ершом, и только потому, что в его плавниках есть крепкие и острые колючки.

В Китае же ауху окрестили уткой-мандаринкой: яркая и сочная окраска этой рыбы мало уступает брачной расцветке оперения той необыкновенной птицы.

Ауха – один из немногих пресноводных представителей семейства перцихтовых, куда входят главным образом морские или солоноватоводные окуни. Всех их, а также еще 400 с лишним видов близкого семейства серрановых (или каменных окуней) объединяют общие признаки в строении плавников: спинной состоит из двух частей – мягкой и колючей, анальный вооружен тремя колючками, и по одной такой острой «пике» имеется в брюшных плавниках, расположенных под основанием грудных.

В книгах и статьях об амурских рыбах читаем почти одно и то же: «Форма тела и окраска у китайского окуня необыкновенной красоты… Красавица из красавиц… Чрезвычайно эффектна…» Да, эта рыба действительно красива, особенно окрасом, хотя изяществом не блещет.

И в самом деле: вертикально уплощенное, широкое – можно сказать, лопатообразное – тело неважнецкой обтекаемости, хищное клювоподобное рыло с выпирающей вперед нижней челюстью, какие-то если и не несуразные, то вовсе лишенные гидродинамического изящества и стремительности плавники, да еще с ершовыми колючками. И все тело в мелкой невыразительной чешуе. И пропорции тела аухи не вызывают ощущения гармоничной соразмерности: голова занимает третью часть общей длины тела, его высота составляет 30–40 процентов всей длины…

Но поразительно: при таком телосложении движения аухи не просто красивы, а изящны. Об этом трудно рассказывать, это надо видеть. Может быть, здесь необыкновенность в окраске нашего экзота? Да, «спецовка» аухи заслуживает если и не восторженного, то во всяком случае доброго слова: спина серая с нежной прозеленью, по серебристым бокам чистая зеленовато-желтая поволока, непарные плавники оранжево-желтые, парные же – светлее. Тело в больших и малых темно-коричневых или зеленовато-коричневых пятнах и полосах, неправильной формы, на непарных плавниках – пестрая россыпь темных, оранжевых и желтых «конфетти»…

Нет строгости в распределении цветов по телу китайского окуня, но цвета-то, цвета какие! Как в радуге, как на крыльях тропических бабочек, как на лепестках цветков! И в небрежности размещения пятен и полос тоже особая прелесть.

Жаль только, что, вытащенная из воды и обсыхающая, ауха быстро теряет свое цветовое очарование, блекнет, сереет… И остается лишь ее лишенное изящества тело. А для того, чтобы насладиться красотой этой рыбы, нужно видеть ее в воде. У хорошего просторного аквариума с очаровательной пленницей можно сидеть, затаив дыхание, часами. Особенно когда в нем много сочной зелени и он ярко освещен солнцем.

…Она не суетится, не мельтешит, и хвостом, что дорогим модным веером, едва пошевеливает, однако перемещается, внимательно обозревая свои владения. Боком может повернуться, рассматривая дно… Но вот совершила настоящую «мертвую петлю»! Замкнула полный круг в вертикальной плоскости, переворачиваясь кверху брюхом! И снова застыла… Необыкновенно!

И все же вы не этими «фигурами высшего пилотажа» более всего восторгаетесь, а чудесными переливами красок в солнечном свете. Где еще сыщешь такие! Разве что в тропиках…

Родина аухи в Юго-Восточной Азии. Амур захватывается северной границей ее ареала. Здесь она обитает на небольшом участке от Кумары до Мариинского.

Живет этот странный окунь, как правило, одиночно, стай не образует, если не считать кое-каких группировок в нерестовую пору, и принадлежит к естественно редким видам животных. Как, скажем, в мире зверей – росомаха.

Больше всего аухи у нас в крутой южной излучине Амура от села Ленинского до Троицкого, а также в Уссури. Есть она и в Ханке. Но и здесь, вероятно, ее раз в 200–300 меньше, чем, скажем, щуки. Эту цифру я не с потолка взял, а получил косвенным порядком: в военные 40-е годы, когда рыбу неводили без каких-либо ограничений, щук колхозы и рыбозаводы брали около 15 тысяч центнеров, аухи – в среднем 75 центнеров, то есть в 200 раз меньше. Средний вес щуки составлял килограмм, думаю, и окунь был близок к этому.

И еще некоторые косвенные суждения. Поинтересуйтесь уловами махальщиков по перволедью, когда нетерпеливые рыбаки усеют забереги. В это время ауха все-таки еще активна. Подсчет приведет к заключению: на 2–3 сотни выброшенных на лед щук всего один «ерш». Правда, в 80-х годах из-за многоводности Амура аухи стало чуть больше.

Ауха любит чистую светлую воду, однако в просторных, достаточно глубоких озерах живет охотно. При половодьях заходит и в небольшие пойменные озерки. Но, будучи очень чувствительной к уровню воды, она спешит на глубину, поближе к Амуру, сразу же, как только после подъема вода установится «на мере». Это, однако, не относится к молоди: сеголетки порой застревают в отшнуровывающихся водоемах.

Аухе «положено» всю жизнь хищничать. И она преуспевает в этом, не только не уступая щуке, но в чем-то и превосходя ее: та глотает все живое и шевелящееся, даже лягушку или мышь, а этой подавай одну лишь рыбу. И много подавай, ибо мы говорим о прожорливом хищнике. Летом, обосновавшись в протоках и заливах, она концентрирует свое внимание на карасиках, сазанчиках, чебаках, горчаках, малой корюшке, востробрюшке, чернобрюшке. Осенью же, когда скатывается на зимовку в Амур, ей в желудок чаще попадаются обычные на глубинах коньки да пескари. Как видно, питается наша красавица не только непромысловой, но и интересующей рыбаков живностью.

В холодное время года ауха пассивна, а в наиболее лютые морозы и длинные ночи – два – три месяца спит, завалившись боком на дно, укутавшись густой слизью и утратив всякий интерес к еде. Да и в ноябре и марте она малоактивна, хотя и не спит.

Подолгу стоит где-нибудь в затишном месте, едва пошевеливая жаберными крышками. Окажись перед ее носом рыбка – она ее, конечно, заглотит, причем не столько рывком тела, сколько всасыванием вместе с водой. Потому-то ее поклевки при подледном блеснении тихие, вялые, еле ощутимые, и подцепить ее вероятнее всего при медленном, аккуратном подергивании легкой небольшой блесны-сиговки в некотором удалении от дна. Грудью рыбку ауха никогда не давит.

Она резко активизируется после весеннего ледохода. В самом конце мая, а чаще с начала июня, когда вода в руслах рек и проток прогревается выше 18 градусов, у аухи начинается нерест. Но после освобождения ото льда до него еще целый месяц, и все это время китайский окунь усиленно питается. Жирует. Глотает рыбок чуть ли не до половины своих линейных размеров. Подолгу неподвижно стоит в засаде, медленно пошевеливая лишь высоко посаженными большими серебристо-желтыми глазами да жаберными крышками. Неподвижную, ее в воде очень трудно заметить и у коряги, и под крутяком, и среди зеленых зарослей: маскировочная окраска ее тела великолепна. В засаде может простоять и час, и два, и три.

Когда терпение иссякнет, а брюхо подведет, хищник пускается в поисковое плавание. Тихое и осторожное. Жертва рано или поздно находится, следует стремительный рывок – и вот несчастная уже в широко раскрывшейся пасти, густо усеянной мелкими зубами. И снова терпеливая засада охотника.

К нересту ауха успевает зажиреть, это ей жизненно необходимо, ибо нерестовый период растянут на два летних месяца и три приема.

Размножается ауха на течении, икра мечется в толщу воды, здесь же оплодотворяется, а потом сносится по течению по-над дном. Через 3–4 суток свободного плавания из икринки выклевывается полусантиметровая предличинка, еще день-другой она развивается на запасах желточного мешка с жировой капелькой, а потом начинает охотиться на других личинок. Заглотить она способна и ровню себе, и даже немного подлиннее. Правда, в этом случае несколько часов изо рта маленького живоглота торчит хвост несчастной жертвы.

Как видно, аушная мелюзга прожорлива и хищна с раннего «детства». Всего через полтора суток после вылупления личинка обзаводится острыми зубками на хорошо развитых челюстях, и ее глазенки уже загораются плотоядным блеском.

Уже при сантиметровой длине малек формой и цветом похож на родителя. Только рот у него непомерно велик да сам он почти прозрачен. И все же просматривается необычная, тоже прозрачная, затейливая раскраска тела: голова в оранжевых пятнах, брюшко – в черных. И все краски младенчески чисты и акварельно нежны… А на жаберных крышках по острому шипику.

Течением икринка, а затем личинка сносятся довольно далеко от мест, где родители вдохнули в них жизнь. Этак километров на 200–300, случается – до 600. И потому инстинкт побуждает малька спешить в прибрежную зону, а там по мелководью проток, заливов и кос медленно, но упорно – годами! – «подгребать» встречь течению, и подгребать все в той же страсти кого-нибудь заглотить.

Растут аушата быстро: к концу лета вытягиваются до 6–8 сантиметров, в годовалых уже 10–12, еще через год – 18–21 сантиметров, а трехлетки достигают длины тела почти в четверть метра и веса около килограмма. Половое созревание к ним приходит в 4–5 лет при «росте» в 3–4 дециметра.

Доживают китайские окуни до 10–12 лет, достигая к старости 60–70 сантиметров при 7–8 килограммах. Самая большая «синиперка» (по-латыни это и означает китайский окунь), пойманная в Амуре, потянула восемь шестьсот. Таких и прежде было очень мало, а теперь, вероятно, нет. Мне довелось держать в руках не более 20 китайских окуней, наиболее «ходовыми» оказались 30—35-сантиметровые, весом в 900—1200 граммов. Мой личный рекорд скромен: 62 сантиметра – пять двести.

Об этом же свидетельствуют и размеры аухи в промысловых уловах (в граммах):

1957 год – 845 (от 230 до 4740),

1958-й – 1290 (350—7200),

1959-й – 1145 (от 300 до 2400).

В 1965 году средний размер нашего окуня составил 1424 грамма при 42 сантиметрах.

Величина же годовых промысловых уловов аухи всегда была мизерной. В последние 45 лет она измерялась десятками центнеров, а за сотню переваливала всего пять раз. Максимальным был улов в 1956 году – 261 центнер. В последние же 10 лет ее практически не ловят, и включение этой рыбы в Красную книгу редких и исчезающих животных полностью обосновано.

Высокие пищевые достоинства, быстрый рост, питание аухи преимущественно малоценными и сорными рыбами побуждают обратить внимание на нее как на объект возможного разведения в глубоких теплых водохранилищах. Но, как отмечает М. Л. Крыхтин, станет ли она там многочисленной? Возьмем наше озеро Ханка: большое, достаточно глубокое, сравнительно теплое, обильное кормом для этого хищника… А и там ауха редка…

Что ни говори, а есть в животном мире существа, которым суждено быть немногочисленными. Почему – вопрос другой. Пока безответный.