Текст книги "Тамерлан"

Автор книги: Сергей Бородин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 37 страниц)

НА ЗЕМЛЕ АЛАНОВ

Было 8 июля, когда я увидел свою родину – перевальное озеро Кюльхара[54]54
  Клухорское озеро.


[Закрыть]. Оно было покрыто плавающими льдинами. По узкому обрывистому ущелью, среди гранитных пиков и ледников мы спустились в дремучий пихтовый лес. Сердце моё сильно билось, когда я узнал полянку, где проклятый князь снял с меня башлык. К полудню достигли большого аланского селения; на горе белела построенная греческими зодчими церковь, украшенная фресками, по-видимому, X века[55]55
  Церковь в часть фресок сохранились до сих пор в ауле Сенты или Нижне-Тебердинском.


[Закрыть]. Нас торжественно встретил аланский князь. Это был сын уже умершего князя, при котором меня похитили и которому принадлежал водной мой аул.

Генуэзцев здесь знали более ста лет. Много оружия, тканей, сосудов генуэзские купцы провезли в Хумару через это ущелье, – поэтому представитель Генуи являлся в этих ущельях почётнейшим гостем. Князь Александр всемерно старался угодить Чезаре Дориа. Когда он узнал, что я сын его крестьянина, он всячески пытался меня расположить к себе, обещая особое покровительство семье моего отца; он понимал, что секретарь столь высокой особы, как Дориа, в торговых делах большая сила. Он мне надарил мехов куньих, лисьих, медвежьих, барсовых, подарил арабскую кольчугу и шишак; я эти подарки принял, чтобы не накликать беды на головы моих родственников. На другой день князь Александр дал мне отряд в пятнадцать человек всадников, и я поехал в свой родной аул, дети мои, из которого 27 лет назад меня украл хищник.

Имя аула было Урдон. Незабываемая минута. Вот милые горы, где я пас со своим приятелем Албором коров, вот мостик, где нас украли. Поворот, и я не узнал аула: 27 лет назад было более ста дворов, а теперь я не насчитал и тридцати дворов.

Я вопросительно взглянул на начальника отряда: он несколько умел говорить по-гречески. Алан опустил глаза.

– Мой отец, моя мать и много народа пропало. Кобанский[56]56
  Ныне бассейн верховьев Кубани: ее притоков Учкулана и Уллукама.


[Закрыть] князь резал много, много народа.

В ауле я нашёл только мать и брата. Отец был убит в сражении с кобанским князем. Старушка-мать и брат жили очень бедно. Их деревянная, сделанная из громадных сосновых брёвен, сакля с земляной крышей, заросшей травой, поседела от лет и непогоды. Счастье матери трудно описать. Я был очень похож на отца, поэтому матери легко было признать в бородатом, почти сорокалетием человеке своего сына. «Ты настоящий отец, когда он был молодой», – говорила она мне по-алански. Я с трудом понимал, скорее догадывался, что выражала её быстрая взволнованная речь.

Неделю я провёл среди родной семьи. Первобытной дикостью и милой лаской веяло от этих близких мне людей. Они были поражены невиданными подарками, привезёнными мною для них. Я купил им стадо коз и баранов в 100 голов, десяток коров и лошадей. Счастью моих милых бедняков не было пределов. Моих дальних родственников и одноаульцев я тоже одарил, чем мог: детей, женщин, девушек – бусами, кусками материй; мужчин – генуэзскими ножами. Я сумел много аланских слов удержать в своей памяти и уже на третий день довольно хорошо стал понимать материнский язык. Разговоры с моими соотечественниками были сплошной жалобой.

– «Ты не знаешь, что случилось с твоим отцом и твоим дядей в твоё отсутствие, – так начал свой рассказ брат моей матери; это был высокий старик с длинной белой бородой. – Ты должен это знать. Раз твой отец и твой брат рубили в лесу дерево для постройки амбара. Ты слышал, что по древнему закону земля и лес находятся в общем владении рода? Рубят они и не слышат конского топота: выехал на поляну отец князя Александра с двумя дружинниками. Он охотился.

Он приблизился к твоему отцу, ударил его через лоб плетью и крикнул: – И ты мой, и лес мой! Почему без разрешения рубишь?

Твой отец был суровый человек: отступил на шаг, взмахнул топором и ударил им. Удар пришёлся по боку лошади. Твой отец силач был. Лошадь упала, внутренности вывалились. Дружинники бросились поднимать князя, а отец твой, как олень, бросился бежать. Ты видишь, как много тут скал. Верхом за ним не угнаться! А в беге он не имел соперников. Он скрылся. Ты знаешь, что по нашим законам за убийство князя или за покушение на его жизнь умерщвляется и виновный, и вся его семья – и жена, и все дети. Отец твой скорее князя по известной ему тропе достиг этого аула и увёл в лес и твою мать, и твоих братьев и сестёр.

Когда князь прискакал с дружиной, – их не было. В бешенстве он настегал плетью старшину, – вон того старика, что сидит под грушей, – наложил ясак на аул – по кувшину масла, по курице с каждого двора, 24 барана и сказал: «Если не поймаете Георгия, т. е. твоего отца, – будете платить каждое новолуние ясак в таком же размере». И уехал. Ночью дали знать Георгию. Тот прибыл в аул. Мы собрались на совещание. Часовых поставили: боялись князя и его дружины.

Вот тот старшина, – рассказчик вновь указал на старика, по-прежнему сидевшего в одиночестве и строгавшего ножиком палочку, – рассказал всё отцу твоему. И прибавил: «Мы тебя не выдадим. Но скажи нам, как ты хочешь поступить?» Отец твой был рассудительный человек. Он сказал: «Я с семьёй хотел уйти за хребет к сванам. Они не выдадут, но теперь я поступлю иначе. Я не хочу, чтобы вы из-за меня страдали. Все не раз роптали, что князь нас грабит и надо уйти от него к другому владельцу. И все не решались сделать это. Вот вам хороший случай. Вы знаете, что Кобанский князь кровник нашего князя: его отец убил брата нашего князя: он сильный князь: у него 400 человек дружинников. Я поеду к нему, поговорю: перейдём на житье к нему, бросим нашего изверга, презирающего наш адат. Разве видно когда было, что лес есть княжеская собственность?!» Так он сказал.

Долго спорили аульцы. Старики ушли в саклю. Шумели там. Наконец, вышли и решили: переселиться. Меня и отца твоего послали к Кобанскому князю переговорить. Ты знаешь наш древний обычай переселяться от одного князя к другому. Мы и хотели им воспользоваться, хотя наш аул здесь стоит больше ста лет. Уж очень тяжело стало. Князь рад был досадить чем-либо врагу и с радостью согласился на наш переход в Кобанское ущелье. В ту же ночь я был дома. Ты видишь, какие мы бедняки, нам недолго было собраться: стада погнали ближе к снеговым горам, а семьи пошли вон через тот перевал.

Я посмотрел по направлению руки старика и увидел под облаками седловину. Она прорвала облака и казалась островом. Бедные дети, бедные старики, подумал я: как вы страдаете всегда, когда возникает вражда,

   – Ну, а дальше что было?

   – Мы спешили и за ночь уже успели спуститься, в долину Кобана. Сначала всё шло хорошо. Князь нас не обижал, но через полгода началась новая беда. Князь был женолюб. Мало ему было пленниц, он обижал женщин у своих крестьян. Подъедет ко двору. Положит шапку у ворот, и никто не смеет войти во двор, а он сам идёт в саклю к женщине, а муж молчи, – иначе голова слетит. Одна не стерпела. И всадила ему кинжал в бок. Её убили. Он едва выжил и опять за старое. Злой и глупый был человек. Очень нас раздражал. Сначала ми платили по 2 барана со двора, а затем он увеличил подать и потребовал 3 барана и телушку с семьи. Отец твой ходил к нему, просил не обижать. Князь его велел страже своей выгнать. Мы решили уйти.

В лесу на поляне мы устроили совещание. На нём присутствовал посланный нашим прежним владельцем дворянин. Старый князь просил нас забыть прошлое и вернуться, обещал брать с нас по два барана, а с бедных по 1 и обещал встретить нас на перевале и защитить от Кобанского князя.

Мы через посланца передали, что вернёмся, если он со всех будет брать по 1 барану: мы все бедняки и разорились по его вине. Если он не согласится на это и не защитит нас от дружины Кобанского князя, мы все уйдём в горы в Абазгию, в верховья Кодора. Князь согласился.

Была тёмная ночь августа. Светляки и звёзды горели во тьме; старики сказали: «добрый знак». А вышло наоборот. Стада ещё днём незаметно погнали к перевалу. Женщин и детей посадили на лошадей и отправили вперёд. Взрослых мужчин было 123. Твой отец был предводителем. Пятьдесят человек он посадил на лошадей и оставил в ауле, а остальные стали отступать, охраняя женщин, детей и стада. Так 365 человек шли часа четыре. Все спешили изо всех сил к перевалу, где нас должен был ждать старый князь с дружиной. На рассвете, когда «Большая гора» (Эльбрус) уже стала розовой, мы увидели внизу сквозь туман много людей, верхом: то гнался за нами Кобанский князь. Твой отец свой отряд в 50 человек расположил за скалами. Велел остальным сдать колчаны со стрелами, а самим спешить вверх вон к той седловине. Видишь её? Там убит твой отец и твой дядя, его брат».

Старый алан, дети мои, ваш двоюродный дедушка, вылил на пепел очага часть домашнего пива, которое сварила моя мать. Мы пили его из деревянных кружек с длинными ручками. Затем дядя бросил в огонь кусок баранины. Это было жертвоприношением духу убитых. После этого он продолжал свой рассказ. «Ну и гнали же мы! Женщины и дети на лошадях успели быстро уйти на перевал; скот отстал. Тем временем Кобанский князь был близко. Пятьдесят алан притаились за скалами и спешились. Дорога шла крутизнами по высохшему ложу дождевого ручья. Здесь был узкий проход и было удобно защищаться. Отец твой был умный человек: когда кобанцы подошли на выстрел наши дали залп из 50 луков. Мы хорошие стрелки – все 50 стрел попали в цель. Враги отступили, но затем, прикрывшись щитами, с мечами бросились, человек 300, на наших. Ещё 50 стрел полетело в них, и началась схватка. Наши отбили нападение. Тогда кобанцы пошли 8 обход, полчаса спустя мы услышали за своей спиной крики: «Сдавайтесь, дьяволы! Не то перебьём всех!»

G, что тут было! Как стадо баранов на волков, бросились мы на врага с мечами. Многих мы зарубили. Дрались час! Но сила одолела. Нас было 50, а их 300. Мы таяли, как снёс весной. Отец твой был убит. Твой дядя хотел тело его поднять, но и сам упал с рассечённой до кости шеей.

Мы были бы все истреблены этими кобанскими волнами, но тут с гор спустились сильные отряды старого князя, и кобанцы стали отступать. Тогда мы подобрали убитых и раненых... Мы возвратились опять на старое пепелище и опять живём, как жили... Видишь, как бедно живём. А князь Александр – не сеет, не жнёт, а стрижёт нас, как овец. Сколько овечьей шерсти, сколько скота, рабов отправляет он на берег моря!.. Тяжело жить нам, сын мой, – сказал старый мой дядя, дружески положив мне на плечо руку: – ты видишь сам, князья, как мечами, перекидываются нами. Ты знаешь, кровная месть у нас с кобанцами не утихает долго. Твой брат караулит и хочет убить Кобанского князя, виновника смерти твоего отца. Да, я забыл тебе сказать: мы храним в глубокой тайне, что старый князь, отец Александра, умер на охоте от заколдованной стрелы твоего дяди Инала, моего брата. Этого никто не знает, а ты должен знать. Инал мстил ему за притеснение аула. Тот был на охоте у перевала Марух. Инал выследил его, когда он с другими охотниками сделал под пихтой привал. Дядя твой подкрался, как барс к кабану, и пустил ему в грудь стрелу, а сам ловко скрылся. След его шёл к абазгам. Так и не узнали убившего. Стали думать, что это дело рук разбойников абазгов Маршани. Ты заметил, что Александр ненавидит абхазского владетельного князя Шиарасиа, который отказался узнать имя убийцы?..

Вот, племянник мой, как мы тяжело живём»...

Я тяжело вздохнул. Через месяц, дети мои, вашу бабушку и дядю постигло новое, ещё более страшное бедствие, как вы узнаете дальше.

Некоторое время спустя я лично был свидетелем проявления вражды крестьян с князьями. Я едва сам не принял участия в кровавой мести. Но моё образование, мысль о вас, мои дети, остановили меня. Я расскажу ниже случай, который был причиною нашего преждевременного отъезда из резиденции князя Александра.

С какой скрытой неприязнью я смотрел, вернувшись в эту резиденцию, на князя Александра, владельца моей матери и брата. Она ещё более усилилась, когда он отказал мне в просьбе переселить мать из горной трущобы в большой аул в долине реки Ту.

Бывшие с нами генуэзские купцы занялись своим делом. Ми жили в доме, где жил Александр. Князь был большой любитель охоты. Чезаре (тоже охотник) и Александр понравились друг другу. Александр устраивал охоты на медведей, вепрей и зубров, в изобилии водившихся в лесных трущобах. Нашему Джовани посчастливилось убить зубра; зато я убил самца и самку леопарда (барса). Во время охоты я не раз заезжал в родной аул. Целовал руки у моей доброй матери, слушал её рассказы, брата брал на охоту.

Аланы – весёлые люди и любители пива, которое с большим искусством варят из ячменя. Я с наслаждением проводил время в этой высокогорной прохладной летом местности[57]57
  Эта местность Тебердинской долины недалеко от курорта «Теберда».


[Закрыть]. Аланы – горные скотоводы, и все окрестные альпийские луга были покрыты громадными стадами грубошёрстных овец, генуэзцы и ромеи от них получали много шерсти. По вечерам я беседовал со стариками. Я знал по византийским историческим сочинениям, что аланское племя когда-то господствовало не только на всём Предкавказье, но и владело всем полевым пространством от Итиля (Волги) до низовьев Дуная и до гор Карпатских. Нашествие гуннов в IV веке положило конец этому господству, и южная часть алан была прижата к Кавказским горам. Я знал, что на алан давили хазары, а за ними кипчаки. Особенно сильным это давление оказалось в XII веке: кавказские аланы принуждены были спасаться в глубине кавказских ущелий. Я знал, что алан теснили «кабертай». Князь Александр жаловался мне, что кабертайские князья теснят алан всё дальше и дальше в горы. Вскоре я и сам убедился в этом, побывав в «Хумаре»[58]58
  Древний город при устье Теберды.


[Закрыть].

Аланы были христианами, имели церкви и часовни, но вместе с тем сохраняли и древние языческие обычаи и верования: приносили жертвы богам – покровителю стад, путешественников, земледелия, молились духу гор и покровителю охотников. Мы посетили вместе с князем Александром местопребывание этого последнего бога: на склоне горы у опушки пихтового леса, в глухом ущелье я увидел небольшой сруб из сосновых брёвен; все его стены были украшены рогами оленей, зубров, серн, туров, джейранов, клыками кабанов, тут же у стен лежали в беспорядке сотни этих охотничьих трофеев. Князь Александр остановил меня при моей попытке проникнуть внутрь этой хижины-святилища и сам не подходил к нему ближе чем на 20 шагов. Несколько баранов было зарезано в жертву духу, а затем съедено нами и многочисленной свитой князя. Вернувшись домой, мы попали на вечернее служение в церкви близ княжеского дома, и я мог наблюдать любопытное явление: князь Александр и его спутники с таким же усердием молились в церкви, с каким часа два назад лили горному духу вино из турьего рога и бросали в костёр жирные куски баранины. Я ничего не сказал этому лжехристианину, но не мог удержаться, чтобы не сказать стоявшему рядом со мною Джовани Пиларо, что князь Александр и аланы поступают с религией подобно древним римлянам: последние, покоряя новый народ, всех его богов принимали в общество своих отеческих богов. Они рассуждали хитро: наши боги не откажут нам в помощи, но полезно иметь на своей стороне и богов покорённого народа для закрепления победы, и римляне с таким же усердием приносили жертвы этим последним.

Джовани отвечал:

– Ты, Франческо, прав: аланы, живя в горах, каждый день подвергаются горным опасностям, ну и считают, что горного духа полезно иметь на своей стороне, и поэтому приносят ему жертвы. Ты взгляни, – прибавил он, – на поясе у Александра и всех остальных висит на ремешке медвежий коготь? Видишь? Так вот, без этого когтя, говорили мне, ни один алан не решится выйти на охоту. Не медведь ли у них воплощает горного духа? – усмехнулся Пиларо.

После вечерни в большом зале нагорного каменного дома князя Александра, у ярко горевшего очага собрались родственники князя, дворяне, священник; все ели жареные куски мяса только что убитой дикой свиньи, очень вкусный сыр и ячменные лепёшки. Молодёжь стояла вдоль стен, почтительно слушая, что говорят старшие. А разговор шёл очень интересный. Мой переводчик, грек из Трапезонда, сообщил мне, что горы взволнованы рассказами про Тимур-бея, который в настоящее время опустошил Грузию и намерен идти на Северный Кавказ; что торговля алан с Имеретией и Мингрелией должна пасть; что грузинские беженцы переполнили эти страны; что сбыт аланской шерсти должен понизиться и что в этом отношении у алан одна надежда на «ромеев» (византийцев) и на ференков (генуэзцев), что поэтому с ними ссориться не следует.

К сожалению, величию Генуи был нанесён тяжёлый удар, что принудило нас, как я уже говорил выше, преждевременно уехать. И кем же? Генуэзцами. Случилось следующее. Друг Чезаре кутила Бенвенуто Сфорца был приглашён одним из родственников князя Александра на охоту; там его изрядно напоили крепким пивом[59]59
  У осетин и теперь варится высокого качества пиво.


[Закрыть]. Изрядно пошатываясь, он возвращался домой; на своё несчастье он увидел через плетень красивую аланку. Пьяный повеса забыл, что он не в Пьяцетте[60]60
  Пригородная деревня близ Генуи.


[Закрыть], а в дикой Алании: перелез через плетень и бросился к аланке; та с криком убежала в саклю. Бенвенуто – за ней. Поймал. Стал обнимать. Родственники аланки с трудом вырвали её из рук буяна, а затем жестоко с ним расправились: отрезали у него правое ухо и прибили его над дверью, а самого раздели донага и плетьми выгнали на улицу.

Окровавленный и опозоренный, Сфорца прибежал к нам. Чезаре взбесился. Но не в интересах республики было раздувать эту историю, а равно не в интересах Сфорца, которому после уха могла предстоять перспектива лишиться и головы за нарушение одного из параграфов «декрета о торговле». Поэтому Чезаре просил князя Александра замять дело. Последний захотел перед генуэзскими гостями показать свою власть над подданными а приказал отнять у обидчиков по 100 баранов с каждого рода и по 50 коров. Брат Александра Михаил с дружиною силою отобрал 600 овей и 300 коров и гнал их в резиденцию князя, но на повороте реки Копы из бокового ущелья на них напал весь клан обиженных, отбил скот и убил брата, князя Михаила. Топором ему рассекли череп надвое. Дружинников было убито трое и ранено 4. Князь рассвирепел. Сам с сильным отрядом напал на дома восставших, но успел захватить только главаря восставших крестьян; остальные с семьями бежали в горные трущобы по ту сторону хребта в верховьях реки Колора.

Утром, ещё лёжа в постели, я услышал внизу шум, крики, плач женщин. Выглянув в маленькое окошко, я увидел следующую картину: на шерстяном кавказском плаще (бурка) несли труп мужчины; огромная толпа его сопровождала, среди неё я увидел и князя Александра. Процессия направилась на гору, к церкви. Несли труп Михаила.

На следующий день были торжественные похороны: труп был погребён вблизи церкви в оригинальном склепе, сложенном из каменных плит и похожем на жилище с плоской крышей. Вся гора была покрыта народом; на угощение его пошло 8 быков и 120 овец, кроме того, на могиле была убита любимая лошадь умершего, изукрашенная пёстрыми лентами от головы до хвоста. Интересен обычай у женщин: жена покойного Михаила отрезала у себя волосы и положила на труп в знак того, что не выйдет замуж. Горе вдовы было, видимо, безгранично: глаза её безумно смотрели на труп и, казалось, ничего другого не видели. Она не выдержала.

Ночью она бросилась со скалы, и её похоронили рядом с мужем.

Убийца Михаила сидел в подвале дома князя. На другой день после похорон назначен бил над убийцей народный суд. На горной площадке под столетним буком чинно сидели двенадцать стариков. Они встали при приближении князя. Привели преступника. Это был высокий стройный крестьянин, лет тридцати семи, мой ровесник. Он с ненавистью смотрел на собравшихся судить его стариков, Он знал, что ему не миновать смерти.

Суд был короток. Переводчик мне шепнул страшный приговор, который самый старший из судей должен был объявить преступнику. Я вздрогнул. Я сидел под деревом в пяти шагах от алана, пристально смотрел на него, Солнце заливало его непокрытую голову. Он стоял, понурив голову, со связанными назад руками. Я вскочил... И тотчас пошёл просить Александра смягчить приговор. Князь, скрипнув зубами, сказал: «Нет пощады собаке!» В отчаянии я вернулся на место.

Среди глубокой тишины раздался старческий голос судьи, знатного алдара.

– Обычай наших дедов и отцов запрещает проливать кровь сородичей. Её разрешается проливать только при самозащите. Ты её пролил нападая. Старики решили: тебя надо убить. Тебя надо убить бескровно. Тебя убьёт гвоздь.

Несчастный напряжённо слушал речь старика. При последних словах лицо его исказилось. Он пошатнулся, но устоял.

Несколько человек алан быстро схватили его, поволокли к дереву и туго привязали его к стволу. Стоявший тут же великан подошёл к бледному, как мел, осуждённому, приставил к темени громадный гвоздь с широкой шляпкой и сильным ударом молотка целиком вогнал его в череп. Труп не убирали двое суток.

Для генуэзцев положение создалось неприятное. Чезаре поспешил отправить глупого Сфорца под сильным конвоем княжеских воинов в Себастополис через Кюль-хара.