Текст книги "Один я остался без силы 3 (СИ)"

Автор книги: Сергей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Глава 17
Пробуждение

Существо, сотканное из чистой энергии, колебалось передо мной подобно пламени на ветру. Его голос звучал как хор тысяч шепчущих одновременно, проникая не только в уши, но и прямо в сознание.

– Подумай ещё раз, наследник. Ты станешь больше, чем человек. Ты обретёшь знания и способности за пределами воображения. Ты увидишь рождение и смерть звёзд, услышишь мысли цивилизаций на дальних рубежах Вселенной, познаешь тайны, недоступные даже самым могущественным из смертных.

Я смотрел на видение своего умирающего тела, разорванный между страхом смерти и подозрением обмана. Краснова склонилась надо мной, её измученное лицо выражало отчаяние и непреклонную решимость. Её руки слегка дрожали, когда она поправляла капельницу, но взгляд оставался сосредоточенным и цепким.

Валун стоял в углу, молчаливый и мрачный, его могучие плечи поникли под тяжестью происходящего, но в глазах таилась решимость, которую я узнал бы где угодно. Дети, мои маленькие бойцы, сбились в тесную группу, их глаза широко раскрыты от страха и надежды. Кирюша беззвучно шевелил губами, словно высчитывая вероятности моего выживания, Глеб крепко сжимал свой планшет, как будто в нём мог найтись ответ на вопрос о моём спасении, а Алёша, вопреки своей сломанной ноге, стоял, опираясь на примитивный костыль, его лицо застыло в гримасе упрямой надежды.

– Они не смогут спасти тебя, – продолжало существо, его энергетическая структура пульсировала в такт словам. – Медики опустили руки ещё два часа назад. Твои внутренние органы отказывают один за другим. Энергия межпространственных разломов разрушила клеточную структуру твоего тела. Но мы можем тебе помочь, если ты станешь одним из нас. Наблюдателем. Хранителем равновесия.

Что-то в этой картине было неправильным. Слишком идеальным, слишком… постановочным. Словно декорация в театре, призванная вызвать определённые эмоции. Каждый элемент идеально точно играл на самые болезненные струны моей души: мужество детей, стойкость Красновой, молчаливая сила Валуна. Все они были именно такими, какими я хотел их видеть.

– Нет, – сказал я твёрдо, ощущая, как непоколебимость этого решения укрепляет моё эфемерное существо. – Я возвращаюсь.

Энергетическое существо задрожало сильнее, его очертания стали расплываться, а тысячи шепчущих голосов превратились в один слитный вопль, от которого завибрировало само межпространственное ничто.

– Ты умрёшь в агонии! – прошипело оно, разрастаясь и окутывая меня подобно кокону из чистой энергии. – Твоё тело уже почти мертво! Нейронные связи разрушаются, кровеносные сосуды лопаются, ткани распадаются! Ты вернёшься лишь к нескольким минутам невыносимой боли перед окончательной темнотой!

– Или вы лжёте, – я сделал шаг навстречу видению, чувствуя, как сопротивление энергетического кокона нарастает с каждым сантиметром. – Как лгали с самого начала. Как создали фальшивый Нижне-Иртышск с безупречными улицами и счастливыми жителями. Как подделали образы моих друзей, нарядив Смольскую в одежды героя.

Изображение передо мной дрогнуло, словно от невидимой ряби. В глазах иллюзорной Красновой мелькнуло что-то чуждое – слишком яркий блеск, не принадлежащий человеку. На долю секунды её зрачки превратились в вертикальные щели, как у рептилии, прежде чем вернуться к человеческой форме.

И я понял.

– Вы показываете мне то, что я хочу видеть, – я сжал кулаки, чувствуя, как энергия моего гнева противостоит давлению кокона. – Моих друзей, оплакивающих меня, их горе и надежду. Вы конструируете реальность из моих желаний и страхов. Но это не настоящая реальность.

Существо начало трансформироваться, принимая более угрожающую форму. Его энергетическая структура становилась плотнее, темнее, в ней вспыхивали кроваво-красные прожилки. Видение с Красновой исчезло, сменившись туманной пустотой, в которой клубились фиолетовые и чёрные вихри.

– Ты отказываешься от последнего шанса, – его голос стал глубже, резче, в нём появились металлические нотки. – Теперь ты никогда не покинешь это место. Мы сотрём твоё сознание и используем его энергию для поддержания стабильности барьеров.

Я ощутил, как вокруг смыкается ментальная ловушка – многослойная, созданная из моих собственных воспоминаний и страхов. Каждый слой представлял собой отдельный кошмар, каждый барьер был соткан из моей личной боли. Я видел, как из пустоты материализуются кровавые сцены из прошлого – падение Северного Бастиона, крик умирающего Петра из Огненных Соколов, последний взгляд Льва Сапрыкина перед тем, как он исчез в воронке собственной жертвенной тени. Сущность не собиралась отпускать меня так просто.

– Тогда я проложу путь силой, – прошептал я, концентрируясь на своих способностях Перевёртыша, чувствуя, как тело, даже в этом эфемерном состоянии, отзывается на давно знакомый призыв к трансформации.

Пространство вокруг задрожало, как натянутая до предела ткань, и появилась новая иллюзия – коридоры Нижне-Иртышской базы сопротивления, созданные с пугающей точностью. Пятна сырости на потолке, трещины в стенах, свисающие провода, небрежно замаскированные изолентой – всё это были детали, которые я действительно видел каждый день.

По этим коридорам шли мои соратники: Валун, хмуро проверяющий коммуникаторы, его пальцы, слишком большие для маленьких кнопок, двигались с удивительной точностью. Глеб с планшетом, ни на секунду не отрывающий взгляда от экрана, даже когда преодолевал препятствия на своём пути. Кирюша, настраивающий какое-то устройство, которое испускало короткие вспышки фиолетового света, его лицо озарялось детским восторгом всякий раз, когда прибор издавал удовлетворительный писк.

– Ярослав! – из-за угла вышла Краснова, её шаги были быстрыми и решительными, как всегда, когда ситуация требовала немедленных действий. – Мы получили сигнал от разведчиков. Кривцов начал наступление! Его войска в пятнадцати километрах от города!

Она выглядела настолько настоящей – с этой морщинкой между бровей, которая появлялась всегда, когда она беспокоилась, с прядью волос, выбившейся из обычно безупречной причёски, с той же родной, тёплой улыбкой. Вика протянула ко мне руку, словно звала пойти за собой.

И в этот момент я понял, что должен сделать. Сердце сжалось от боли, но другого пути не было. Женщина перед мной была не Красновой – лишь её идеальной копией, созданной из моих воспоминаний и чувств.

Я потянулся к Вике, но вместо того, чтобы взять её за руку, активировал свою способность. Мои пальцы удлинились, превращаясь в острые, смертоносные лезвия, и пронзили иллюзию насквозь, разрывая энергетическую конструкцию, как бумагу.

– Ярик… – её глаза расширились от шока и боли, в них промелькнуло что-то нечеловеческое – вспышка чистой энергии, скрытой под личиной. – Почему? Мы были почти… счастливы…

– Потому что ты не настоящая, – выдавил я, вырывая руку из созданного сущностями фантома, чувствуя, как каждое движение разрывает не только иллюзию, но и часть моей души, которая жаждала поверить в эту ложь.

Образ Красновой рассыпался черным пеплом, но из темноты уже выступали новые фигуры – Валун, Потехин, дети. Их лица выражали ужас и непонимание, словно они не могли поверить в то, что только что увидели.

– Ты предал нас? – голос Глеба дрожал, его глаза за стёклами очков наполнились слезами. – После всего, что мы пережили вместе? После всех жертв?

– Ты не Глеб, – прошептал я, чувствуя, как слёзы застилают глаза и тут же испаряются в межпространственной пустоте. – Настоящий Глеб где-то там, за пределами этого мира. И я найду его, чего бы мне это ни стоило.

Я должен был уничтожить каждую иллюзию, чтобы прорваться через ментальную тюрьму. Одну за другой, разбивая собственное сердце с каждым ударом, зная, что выбора нет.

Валун бросился на меня, его огромные кулаки замелькали в воздухе с той же страшной скоростью, которую я всегда уважал в реальных сражениях. Но теперь они были просто оружием мысленной конструкции, созданным, чтобы сломить меня.

Я перехватил его атаку, используя силу и скорость, которые невозможны в физическом мире, и оторвал фальшивому другу голову. Она рассыпалась дымом ещё до того, как коснулась пола, а глаза Валуна, смотрящие на меня с неестественного ракурса, полыхнули той же нечеловеческой энергией, что и глаза Красновой.

Потехин попытался скрыться в тенях, его тело начало растворяться в обманчивой темноте коридора, но я последовал за ним, используя ту же способность, которую когда-то освоил благодаря настоящему Михаилу. В пространстве между тенями мы столкнулись, два призрака в мире, лежащем за гранью материальной реальности, и я разорвал его иллюзорное тело на части, чувствуя, как чуждая энергия, притворявшаяся моим другом, расползается между пальцами.

Тяжелее всего было с детьми. Они не нападали, просто стояли, глядя на меня с немым укором, их маленькие фигурки казались особенно беззащитными в полумраке коридора. Кирюша крепко сжимал своё последнее изобретение, его пальцы дрожали, а в глазах стояли непролитые слёзы предательства. Алёша держал перед собой руки, словно пытаясь защититься, но без тени агрессии – просто рефлекторный жест ребёнка, видевшего слишком много насилия.

– Простите, – прошептал я, прежде чем нанести удар, разрывая иллюзии одну за другой, зная, что каждое «убийство» – это шаг к освобождению и одновременно новая рана в моей душе.

Когда я дошёл до Глеба, тот просто поднял на меня глаза, не пытаясь бежать или защищаться. Его маленькое тело казалось ещё более хрупким без вечного планшета-компьютера, который был продолжением его рук в реальном мире.

– Думаешь, тебе это поможет? – его детский голос вдруг стал многослойным, нечеловеческим, в нём звучали призвуки, которые не может издать человеческое горло. – Ты уже наш. Часть тебя навсегда останется здесь, между мирами. Мы позаботимся об этом.

Лицо мальчика исказилось, потекло, как воск, плавящийся под невидимым пламенем, превращаясь в нечто отвратительное – мешанину глаз, ртов и щупалец, хаотично переплетающихся друг с другом. Существо, принявшее его облик, наконец показало свою истинную сущность, или, по крайней мере, ту её часть, которую мой разум мог воспринять, не разрушившись.

– Часть нас уже внутри тебя, – прошипело оно, и каждый из десятков ртов двигался в идеальной синхронности, создавая жуткую пародию на человеческую речь. – Когда ты закрывал порталы, мы успели зацепиться за твой разум. Эта тюрьма – лишь внешний слой. Настоящая клетка – внутри твоего сознания, наследник. И ты несёшь её везде, куда бы ни пошёл.

Я занёс руку для последнего удара, чувствуя, как колеблется моя решимость перед лицом этого откровения. Существо могло лгать, но могло и говорить правду. Что, если в моём сознании действительно есть часть этих созданий? Что, если вернувшись, я принесу инфекцию из межпространственной пустоты в реальный мир?

Но выбора не было. Оставаться здесь, в ловушке между мирами, было равносильно смерти. Только худшей – вечной, без возможности переродиться.

– Тогда мне придётся разрушить и её, – твёрдо сказал я, глядя прямо в круговорот глаз и ртов. – Даже если на это уйдёт вся моя жизнь.

Когда моя рука пронзила иллюзорного Глеба, существо издало пронзительный визг, эхом разнёсшийся по всему ментальному пространству. Звук был настолько ужасен и нечеловечен, что моё сознание почти отключилось, пытаясь защитить себя от этой какофонии. Реальность вокруг начала расползаться по швам, обнажая пустоту за декорациями, словно театральный занавес разрывался, показывая голые стены за изысканными фресками.

Я продолжал рвать этот воображаемый мир, вкладывая в каждое движение всю свою волю, всё своё существо. Стены крошились под моими ударами, потолок опадал пеплом, пол таял, превращаясь в клубящийся туман. Я чувствовал, как сопротивляются межпространственные сущности, пытаясь удержать конструкцию своей ментальной ловушки, обновляя её фрагменты практически в реальном времени, залатывая бреши, которые я пробивал в ткани иллюзии.

Но я не останавливался. С каждым разорванным фрагментом ложной реальности я становился сильнее, словно мое истинное «я» просыпалось от долгого сна. Энергия, которую я когда-то пропустил через себя, закрывая порталы, теперь возвращалась, но уже подчиняясь моей воле, а не разрывая меня на части. Я чувствовал, как способности Перевёртыша, усиленные контактом с межпространственными энергиями, расцветают с новой силой.

А потом я услышал её голос. Настоящий голос Красновой, пробивающийся через трещины в ментальной тюрьме. Он был слабым, едва различимым, как радиопередача с дальней станции, забитая помехами и шумами. Но это была она, непередаваемая интонация, особенный тембр голоса, который невозможно подделать.

– Найди настоящую меня, – прошептал голос. – Я ждала слишком долго. Мы все ждали. Возвращайся.

Это придало мне сил. Я ударил в последнюю, самую прочную стену иллюзии всей мощью своего сознания, и она рухнула с оглушительным треском, словно от колоссального взрыва. Многослойная структура ментальной тюрьмы полностью разрушилась, и я ощутил, как моё сознание начало втягиваться обратно в материальный мир, словно падая в глубокий колодец.

Тьма. Абсолютная, непроницаемая тьма, в которой не было ни направления, ни верха, ни низа.

А затем накатила боль. Настоящая, физическая боль, пронзающая каждую клетку тела, словно тысячи игл одновременно вонзились в каждый нерв, каждый орган, каждую мышцу. В лёгкие ворвался воздух – такой жгучий, будто кислота, наполненная тысячами микроскопических лезвий. Я закашлялся, и этот кашель отдался мучительной судорогой во всём теле. Каждое движение грозило разорвать мышцы и сухожилия, которые слишком долго пребывали в неподвижности.

Свет. Слишком яркий, режущий глаза даже сквозь закрытые веки, как будто кто-то направил прямо на меня прожектор ослепительной мощности. Звуки – писк приборов, шорох одежды, резкий вскрик удивления или испуга, который пронзил мой слух подобно физическому удару.

– Он пришел в себя! – произнёс незнакомый голос, в котором смешались удивление, волнение и страх. – Нет, это невозможно… – он обратился к кому-то невидимому. – Коэффициент нейронной активности за пределами шкалы! Немедленно вызовите начальника! Это чрезвычайная ситуация!

Я попытался открыть глаза, но веки не слушались. Словно на них лежали свинцовые грузы, или они были зашиты невидимыми нитями. С третьей попытки я всё же сумел приподнять их, и перед глазами предстала размытая картина – белый потолок, заполненный техническими устройствами неизвестного назначения, яркие лампы, которые, казалось, светили прямо в мозг, движущиеся силуэты в белых лабораторных халатах, их обеспокоенные лица размыты, словно я смотрел на них через мутное стекло.

Это была не больничная палата с друзьями у постели. Не поле боя с яростной схваткой. Но и не космическая пустота между мирами, где мое сознание было заперто.

Я лежал на металлическом столе, похожем на операционный, но окруженный гораздо более сложным оборудованием, чем в обычной больнице. Моё тело было опутано десятками проводов и трубок, которые тянулись к различным аппаратам, мигающим и пищащим с усиливающейся интенсивностью, словно сбоящие от неожиданных показаний. Руки и ноги надежно зафиксированы металлическими зажимами, не дающими пошевелиться. Вокруг суетились люди в лабораторных костюмах, их движения были резкими, нервными, как у напуганных насекомых.

А за ними, за прозрачной стеной из сверхпрочного стекла, я мог различить группу людей в военной форме, наблюдавших за мной с выражениями, варьирующимися от научного любопытства до откровенного испуга. Среди них я различил знакомое лицо, хотя теперь оно сильно изменилось – осунулось, покрылось глубокими морщинами, словно вырезанными в коже острым ножом. Волосы, раньше темные с проседью, теперь стали полностью белыми.

Генерал Кривцов.

Он смотрел на меня без удивления, скорее с холодным научным интересом, как энтомолог наблюдает за редким экземпляром насекомого, пришпиленного к доске. Когда наши взгляды встретились, его губы изогнулись в подобии улыбки, которая не затронула глаз, оставшихся такими же ледяными, как и всегда.

– Добро пожаловать в мир живых, Ваше Высочество, – его голос через динамики звучал искаженно, но узнаваемо, с теми же стальными нотками, которые я помнил с нашей последней встречи. – Хотя, признаться, мы уже не надеялись на ваше возвращение. Медики дали вам не больше недели, когда ваши жизненные показатели начали резко падать.

Я попытался заговорить, но из пересохшего горла, которое, казалось, было покрыто слоем наждачной бумаги, вырвался лишь хрип, не похожий на человеческую речь. Один из лаборантов, молодой человек с нервным тиком у правого глаза, поднёс к моим губам трубочку с водой. Я жадно глотнул, чувствуя, как живительная влага смягчает огонь в горле, и снова попытался:

– Где… я? – мой голос звучал как скрежет металла по стеклу, чужой и неузнаваемый.

– В исследовательском центре «Гиперион», – ответил Кривцов, слегка наклонив голову, словно изучая особо интересный экспонат. – Самом защищённом объекте Империи. Специальная лаборатория под первым уровнем защиты, созданная специально для вас, Ваше Высочество. Считайте это… привилегией вашего статуса.

– Сколько… прошло… времени? – каждое слово давалось с трудом, словно горло разучилось формировать звуки после долгого молчания.

Генерал помедлил, словно раздумывая, стоит ли говорить правду, или солгать для достижения своих целей. Его глаза на мгновение метнулись к одному из офицеров, стоявших рядом, затем вернулись ко мне.

– Семь лет, три месяца и восемнадцать дней с момента инцидента в Нижне-Иртышске, – наконец произнёс он, и в его голосе промелькнуло что-то похожее на уважение, смешанное с опаской. – Вы были в коме, наследник. Очень глубокой коме. После закрытия порталов ваше тело начало… меняться. Адаптироваться к огромному количеству межпространственной энергии, которая прошла через вас. Феномен, который наши ученые до сих пор не могут полностью объяснить.

Семь лет.

Удар был настолько сильным, что даже физическая боль на мгновение отступила перед шоком осознания. Целых семь лет вычеркнуты из жизни, как страницы из книги. Семь лет, которые я провёл, пойманный в ментальную ловушку межпространственных сущностей, в то время как мир продолжал двигаться вперёд. Что произошло за это время? Кто выжил после нашего последнего боя? Кто победил в этой войне?

– Мои… друзья? – я выдавил из себя вопрос, который казался самым важным в этот момент.

Кривцов сделал неопределённый жест рукой, его тонкие пальцы на мгновение очертили что-то похожее на фигуру бесконечности в воздухе, прежде чем снова опуститься.

– Судьбы военного времени бывают… непредсказуемы, – уклончиво ответил он, его глаза внимательно следили за моей реакцией. – После закрытия порталов ситуация в Империи оставалась нестабильной. Реконструкция, новое правительство, борьба с последствиями… Некоторые ваши соратники погибли в тот же день. Пришлось принести жертвы для стабилизации ситуации. Другие… исчезли при невыясненных обстоятельствах. Империя пришла в новый порядок, наследник. Порядок, который не всем пришёлся по душе.

– Краснова? – я не мог не спросить, несмотря на предчувствие, что ответ может не обрадовать.

Лицо Кривцова помрачнело, глубокие морщины стали резче, а глаза сузились, как у хищника, заметившего угрозу.

– Виктория Краснова возглавила то, что теперь называют Сопротивлением, – его голос понизился, в нём звучало неохотное уважение, смешанное с плохо скрываемой ненавистью. – Террористическая организация, дестабилизирующая Империю. У них базы в горах, подземные бункеры, сеть информаторов. Они совершают диверсии, саботируют наши исследования, похищают оборудование. Последний раз её видели в северных провинциях два года назад, при нападении на конвой с экспериментальным оборудованием.

Значит, жива. Эта новость придала мне сил, словно глоток свежего воздуха в затхлом подземелье. Виктория продолжает бороться, не сломленная, не сдавшаяся. Если она выжила и стала лидером сопротивления, значит, у меня всё ещё есть союзники в этом новом мире.

– Почему я здесь? – я попытался приподняться, но тело отказывалось повиноваться после семи лет неподвижности. – Почему не в тюрьме или в сырой земле? Почему вы меня не прикончили?

Кривцов рассмеялся, но в его смехе не было веселья – лишь холодный расчёт и что-то сродни торжеству.

– Вы слишком ценны, наследник. Ваша… уникальная физиология оказалась ключом к пониманию межпространственных аномалий. Неужели вы думали, что после закрытия порталов всё вернётся в норму? – он покачал головой с видом человека, объясняющего очевидное ребёнку. – Это было бы слишком просто.

Он сделал знак одному из ученых, седому мужчине с длинным шрамом через всю левую щеку, и тот развернул к стеклу большой настенный экран, на котором появилось странное изображение – карта Империи, испещрённая светящимися точками разных цветов, пульсирующими с различной частотой и интенсивностью.

– Закрытие порталов не было полным, – продолжил Кривцов, его взгляд переместился на экран, в котором отражались цветные всполохи. – Остались… трещины. Небольшие, но опасные прорехи в ткани реальности. Через них проникают существа и энергии из других измерений. Иногда люди исчезают без следа. Иногда появляются… изменёнными. – Его взгляд вернулся ко мне, острый как скальпель. – А ваше тело, ваша ДНК, помогают нам их обнаруживать и стабилизировать. Каждый раз, когда мы проносили вас около новой аномалии, ваши показатели менялись определённым образом. Словно вы… разговаривали с ними, даже в коме.

Я медленно осмысливал сказанное. Они использовали меня как инструмент, как живой детектор для поиска разломов. Возможно, мое бессознательное тело даже перевозили к местам предполагаемых аномалий, чтобы подтвердить их наличие. Я был для них просто чувствительным прибором, не более.

Кривцов поднял руку, и на экране появилось новое изображение – девушка, парящая в воздухе, окруженная пульсирующим фиолетовым сиянием. Её тело едва заметно мерцало, словно не полностью принадлежало этому миру, а черты лица были одновременно знакомыми и чуждыми, как искаженное зеркальное отражение.

– Моя дочь… тоже изменилась после контакта с порталами, – в голосе Кривцова проскользнула нотка чего-то, похожего на отцовскую гордость, вплетённая в холодный научный интерес. – Она сохранила связь с сущностями. Но, в отличие от вас, она научилась управлять этой связью, направлять её. И вместе с вами, наследник, вы образуете идеальный тандем для контроля над остаточными аномалиями. Вы обнаруживаете их, она… закрывает. Или открывает, если необходимо.

Ситуация становилась более понятной. Кривцов создал систему, в которой я был главным датчиком, а его дочь – механизмом реагирования. Но что-то в его словах звучало фальшиво. Если Алиса действительно контролировала разломы, зачем нужен был я? Только ли для обнаружения? Или была другая причина, о которой генерал не говорил?

– И что теперь? – спросил я, мысленно оценивая свои шансы на побег. Тело было слишком слабым после комы, но способности, возможно, остались. – Теперь, когда я очнулся?

Кривцов слегка наклонил голову, изучая меня с холодным любопытством энтомолога, наблюдающего за особо редким насекомым.

– Теперь, когда вы вернулись в сознание, мы можем перейти к следующему этапу исследований, – его голос снизился до почти интимного полушёпота, который, однако, отчётливо разносился по помещению через динамики. – Активное взаимодействие с аномалиями под вашим контролем. Сознательная работа с порталами. Возможности для Империи становятся… безграничными.

Он сделал едва заметный жест рукой, и в лабораторию вошли военные – шестеро, в полной боевой экипировке с какими-то странными устройствами, напоминающими оружие, но не похожими ни на что, что я видел раньше. Они заняли позиции вокруг моего стола, их лица были скрыты за непроницаемыми визорами шлемов.

– Разумеется, под строжайшим наблюдением, – добавил Кривцов через динамик, его глаза внимательно следили за моей реакцией. – Не пытайтесь использовать свои способности, наследник. Эти люди обучены нейтрализовать вас при первых признаках неповиновения. Их оружие настроено на частоты, разрушающие нейронные связи Перевёртышей. Один выстрел – и вы почувствуете невыносимую боль.

Я сделал вид, что полностью сломлен новостями и ситуацией, безнадёжно уронив голову обратно на стол и позволив глазам потускнеть от притворного отчаяния.

– Похоже…у меня просто нет выбора. – мой голос прозвучал слабо.

– Прекрасно, что вы полностью осознаёте серьезность своего положения, – Кривцов одобрительно кивнул, видимо, удовлетворённый моей покорностью. – Доктор Шварц, начинайте программу реабилитации. Я хочу, чтобы через неделю объект был готов к полевым испытаниям. Не жалейте ресурсов – это национальный приоритет.

Лаборанты засуетились вокруг, меняя настройки аппаратов, проверяя показатели, вводя новые данные в мониторы. Один из них, низкий плотный мужчина с коротко остриженной седой бородкой – видимо, тот самый доктор Шварц – подошёл ко мне со шприцем, наполненным прозрачной жидкостью с лёгким голубоватым оттенком.

– Это поможет восстановить мышечную ткань, – пояснил он, делая инъекцию в капельницу, подключенную к моей руке. – После семи лет неподвижности ваше тело нуждается в серьёзной реабилитации. Программа займёт несколько дней, но результаты должны быть… впечатляющими.

Жидкость из шприца начала смешиваться с раствором в капельнице, и по моим венам словно разлился жидкий огонь. Вслед за жжением пришла усталость, такая глубокая, что сопротивляться было невозможно. Веки тяжелели с каждой секундой, словно на них положили свинцовые грузы.

– Это нормальная реакция, – голос доктора доносился словно издалека, искажённый и размытый. – Организм перераспределяет ресурсы для начала регенерации. Отдыхайте. Завтра начнём физиотерапию и нейронную стимуляцию.

Перед тем как провалиться в темноту, я успел заметить, как Кривцов покидает наблюдательную комнату за стеклом. В дверях он обернулся и бросил на меня последний взгляд – оценивающий, холодный, с едва заметным намёком на торжество.

– Начать протокол «Феникс», – услышал я его приказ, прежде чем сознание окончательно погрузилось в темноту. – И держите Алису подальше, пока мы не убедимся в его лояльности.

Я закрыл глаза и позволил лекарству затуманить сознание. Но не полностью. Часть меня, та, что научилась сопротивляться ментальному контролю сущностей, оставалась бдительной, скрытой за завесой наркотического сна. Я слушал, запоминал, анализировал.

Они думают, что я сломлен и покорен. Что я смирился с ролью подопытного образца. Что годы комы и травма от произошедшего уничтожили мою волю к сопротивлению.

И они глубоко ошибаются.