Текст книги "Время terra incognita (СИ)"

Автор книги: Сергей Спящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

протягивал руку: -Привет.

Отвечая на пожатие, Мотылёк проворчал: -Утром виделись.

–Так то на работе!– отмахнулся Николай: -Вы в театр? Билеты есть? Здорово, у нас тоже.

–Тогда идём– дёрнул плечом Мотылёк, всё ещё недовольный тем, что его общение с Наташей бесцеремонно прервали.

Две пары влились в спешащий к зданию театра общий поток. Чернореченцы сегодня выглядели более нарядными, чем обычным вечером. Многие

держали в руках воздушные шары ярко-красного цвета. Шары тянули за ниточки, звали держащих их людей в небо.

–Сегодня уровень искажений достиг позавчерашнего максимума…– заговорил было Гончар, но Света взмолилась: -Сколько можно об одном и том же?

Три раза нет! Ты бы ещё протокол прошлого комсомольского собрания обсудил.

Николай сделал вид будто задумался: -Хорошая мысль…

Света воскликнула: -Язык мой – враг мой.

–Тогда давай его сюда!

–Только посмотри на них– прошептал Мотылёк на ухо Наташе: -Идут посреди улицы и целуются. Мы хотя бы к обочине прижимались. Никого не

стесняются. Слушай, я тоже так хочу.

Считается, что театр, как вид искусства, родился из древнейших сельскохозяйственных и охотничьих ритуалов. Воспроизводя в аллегорической форме

трудовые процессы или явления природы, древние люди считали, будто могут влиять на них. Во всяком случае, проводя ритуал, они настраивали себя на

нужный лад и сплачивали коллектив, что само по себе дорого стоит.

Во времена зарождения театра не было разделения на зрителей и участников – участниками были все. По мере развития человечества – науки и искусства

дифференцировались, разделялись и усложнялись. Развитие часто представляют, как подъём по бесконечной лестнице. Но здесь скорее применима

аналогия со спиралью. Круг замыкается, но мы оказываемся не в исходной точке, а на уровень выше. Нет ничего удивительного, что к сегодняшнему

дню театр вернулся к истокам, но на другом, совершенно ином уровне.

Театр начала двадцать четвёртого века отменил пассивных зрителей. Все пришедшие на представление становились его активными участниками.

Каждый получал роль и сохранял свободу действий в рамках полученной роли. Представление не было статичным, оно становилось живой, развивающейся сущностью. И сегодняшнее представление могло изрядно отличаться от вчерашнего поставленного в том же театре, той же группой

актёров, но с другими зрителями. Развитие технологии проецирования трёхмерных картин, позволяло не заботится ни о костюмах, ни о декорациях.

Однако на самих актёров ложилась куда большая нагрузка, чем раньше. Теперь они не просто играли заученную роль, по сто и по двести раз совершая

одни и те же действия, произнося одни и те же слова. Сегодня театральное представление жило, развивалось в динамике и актёры из основного состава

становились кем-то вроде садовников, выращивающих основной сюжет и не дающих ему отклоняться в сторону слишком далеко. Это было сложно, даже

очень. Но и безумно интересно.

Московский театр по праву считался одним из сильнейших в Союзе. Привезённое им в Чернореченск представление основывалось на работах историков

Ласточкиных, исследовавших переломные моменты трагичного и вдохновляющего двадцать первого века. О глобальных событиях тех времён можно

прочитать в учебниках, а московский театр ставил своей задачей рассказать о смешных и грустных хитросплетениях судеб простых людей того времени, из суммы которых и складывался далёкий двадцать первый век. Представление содержало семнадцать ключевых моментов, где совокупное участие

зрителей могло существенно повлиять на развитие событий, и сорок четыре основных вариантов концовки. Впрочем, основные варианты концовки почти

никогда не реализуются в чистом виде. Скорее они опорные точки, синтезом которых обычно заканчивается представление.

–Чувствую себя снеговиком– пожаловалась Наташа. Белый театральный комбинезон оставлял открытым только голову. До начала представления ткань

висела складками, как у огромного, не по размеру, плаща.

Завернутый поверх собственный одежды в такой же комбинезон, Мотылёк подбодрил девушку: -Самым лучшим снеговиком на свете.

С началом представления висящая складками ткань изменит форму (с помощью искусственных аналогов мышечных волокон) в соответствии с

полученной ролью. Кто-то превратится в толстяка, у другого, может быть, раскроются за спиной жёсткие, не предназначенные для полёта, крылья.

Театральный комбинезон облегчает проецирование голографического облика, позволяя компьютерной системе отслеживать перемещение зрителя-актёра

и, синхронно передвигать его голографическую копию. Кроме того, изменение формы одежды помогает участникам представления не забыть о своих

изменившихся, в соответствии с ролью, габаритах. В противном случае может получиться небольшой конфуз, когда сказочный великан, забыв об

увеличившемся росте, попытался бы пройти в обычную человеческую дверь.

–Спасибо– поблагодарила за комплимент Наташа.

К ним подошли успевшие переодеться в театральные комбинезоны Николай и Света.

–А разве я не самый лучший снеговик?– потребовала ответа Малиновская, услышавшая конец разговора Мотылька с Наташей.

–Конечно самый лучший – успокоил подругу Гончар.

Света капризно показала на Мотылька: -Вот этот товарищ считает иначе.

–Нам придётся сражаться за честь своих дам!– подхватил игру Николай: -Я дам вам свою запасную шпагу.

–Между прочим, у него действительно дома есть настоящая шпага, а может быть и запасная найдётся– просветила Малиновская: -Коля в школе увлекался

исторической реконструкцией и фехтованием.

Наташа взяла замявшегося Мотылька под руку и нежно проворковала: -Ты ведь не отступишь, любимый? Каждую вторую среду я буду приносить на

могилку цветы. Думаю, гвоздики вполне подойдут.

–У нас нет причины для ссоры, амиго– сказал Мотылёк с любопытством ожидающему, как он собрался выкручиваться, Николаю: -Женщины и их красота, суть форма искусства. А, как известно, искусство субъективно.

–Неплохо выкрутился– одобрила Малиновская.

Мотылёк спросил: -У тебя правда дома есть шпага?

–Ученическая– признался Гончар: -С затупленным концом. Да и кривовата немного. В клубе исторической реконструкции предполагалось, что каждый

должен лично сковать себе шпагу. Сначала полгода учился кузнечному делу. Но какой из школьника выйдет кузнец, всего за полгода и то урывками? Не

разваливается при ударе и ладно. Зато, когда во дворе играли в мушкетёров или в поход Вещего Олега на Константинополь, мне без спора доставались

главные роли.

–Мой рыцарь в красном плаще– сказала Света.

–Товарищи, уже началось распределение ролей, идём?– предложила Наташа.

И правда, среди собравшихся зрителей началось распределение ролей. Процесс не был полностью случаен, так как многие пришедшие вместе хотели бы

вместе играть в одних и тех же сценах. По возможности их пожелания удовлетворялись. На заре возникновения голотеатра в новостях писали о

курьёзной истории, когда рассердившаяся на мужа жена возжелала театральной мести и пронзила мужниного персонажа огненной молнией, что было

совсем не по сюжету. Актёры сумели спасти представление, но с тех пор старались не ставить рассерженных женщин играть роли античных богинь. Это

вопрос личной культуры человека. Считает ли он допустимым испортить представление сотням других людей ради удовлетворения личных спонтанных

желаний.

–Вы, четверо, вместе?– спросила программа.

–Не обязательно– ответил Мотылёк зная, что чем большее количество зрителей хотят играть совместно, тем сложнее системе распределить их по списку

свободных ролей: -Если надо, можем разбиться на две пары.

–Большое спасибо– поблагодарила программа. А может быть, это был человек, которому приходилось подключаться к распределению ролей в особенно

сложных случаях, когда программа не справлялась. Даже умеющие поддерживать разговор программы пасуют в сложной ситуации. Все, кроме одной.

Хотя называть искусственный интеллект программой, всё равно, что сказать, будто человек не более чем животное. Недоговорить и намеренно утаить

часть правды – значит солгать. По крайней мере, в Советском Союзе, в начале двадцать четвёртого века.

Споры по распределению ролей закончены. Представление начиналось.

Высокотехнологичный актовый зал чернореченского театра представлял собой несколько больших помещений, каждое размером с пару футбольных

полей и выкрашенных в однотонной белый цвет. Под управлением операторов сцены, конфигурация помещений могла изменяться, формируя лестницы

или арки. Как ни правдоподобно выглядит голографическая лестница, но по ней невозможно подняться и потому возможность изменять конфигурацию

помещений жизненно необходима театру.

Не участвующие в данный момент в сценах зрители собирались вдоль стен, за тонкой, как волос, красной чертой. Там же можно было присесть или

выпить сока. Главным условием была тишина. Мощная голографическая система театра «сужала» стены так, чтобы играющие роль в данный момент не

видели собравшихся за красной чертой зрителей. Четыре отдельных помещения необходимы, чтобы можно одновременно разыгрывать сразу до четырёх

сцен. А «временно свободный» зритель, так же как и те, кому не хватило билета, могли самостоятельно выбирать на какую из сцен обратить внимание.

Так как требования к аппаратуре и оснащению театра прилагались немаленькие – хорошие, большие залы можно пересчитать по пальцам четырёх рук.

Чернореченский театр являлся законной гордостью города. По легенде сначала собирались строить гораздо меньший по размерам театр, но вмешался сам

Кречинский, и Чернореченск получил в распоряжение прекрасную жемчужину. Считается, что знаменитый архитектор, несмотря на преклонный возраст, лично участвовал в работе над проектом.

–Товарищи!– раздался молодой задорный голос ведущего режиссера: -Сегодня наше последнее представление в вашем прекрасном молодом городе.

Городе-рабочем. Городе-учёном. Городе-друге. Наша группа бесконечно благодарна всем вам за интерес к нашему творчеству.

Темой представления мы выбрали судьбы четырёх человек. Это настоящие люди, когда-то действительно жившие в начале двадцать первого века. Вполне

возможно, что кто-то их собравшихся является их далёким потомком. Они не герои и не совершили великих открытий, хотя один из них был учёным, честным тружеником науки, из тех, кто по крупице собирают великое здание. Однако тысячу раз будет неправ посмевший сказать, будто их жизни

прошли бесследно! Дети своего трудного века. Плоть от плоти своего времени и своей страны, вместе с ней прошедшие через поражения и победы.

Непризванные рядовые в армии завтрашнего дня. Не значившиеся в смете на выплату заработной платы строители светлого будущего человечества.

Просто люди. Наши предки.

Сегодняшнее представление посвящается учёным и исследователям, под руководством академика Евгения Лишенко и капитана корабля Андрея Мисло, в

данный момент, летящим на корабле-станции «Гамаюн» к Меркурию. Уверен, вы все знаете о грандиозных целях и задачах их экспедиции и следите за её

ходом. Пожелаем удачи нашим товарищам!

А теперь приготовьтесь. Мы начинаем…

Представление длилось два с половиной часа, с получасовым перерывом, между актами. Усталые, но необыкновенно довольные, зрители получили в

коммуникаторы по копии голографической записи. По обещаниям группы театральных режиссеров ещё одна копия будет отослана на борт «Гамаюн»-а.

Правда Мотылёк сомневался, что её там кто-нибудь будет смотреть. Играть гораздо интереснее. А для развлекательного просмотра, между записью

театральной постановки и новым интересным голофильмом, обычно выбирают последний.

–В наше время наслаждение искусством – это тяжкий труд– выдохнула Наташа, когда они вышли на улицу.

Выходящие из театра зрители растекались по близлежащим улицам полноводной рекою.

–И не говори– подхватила Малиновская: -Чувствую себя апельсином, выжатым в апельсиновый сок. Но классно повеселились?

–Ещё как– согласилась Наташа: -Помнишь, ту сцену в магазине? Не могу поверить, чтобы в то время за каждой кассой сидело по девушке. И так во всех

магазинах. Это сколько народу тратило своё время на то, чтобы выполнять работу простых роботов? В начале двадцать первого века уже изобрели

вычислительные системы?

–Их изобрели ещё в середине двадцатого и даже раньше– сказал Мотылёк.

–Вот видишь! Разве можно тратить труд и творческий потенциал стольких людей на то, что спокойно могут делать автоматы?

–Ещё бы Средневековье вспомнила или Античность– подначила Малиновская.

Наташа замотала головой: -К Античности у меня претензий нет.

–А к двадцать первому веку, значит, есть?

–Есть! Как можно было продолжать жить так, будто социалистическая революция вообще не происходила? Я не понимаю.

Мотылёк поцеловал Наташу, а Гончар сказал: -Не нужно думать, будто предки были глупее нас. Знаешь, сколько ума надо было, чтобы придумать, хотя

бы вот колесо или рычаг? Может быть побольше, чем для разработки основных положений физики солнца! Легко поучать дремучих предков, потребив

разжёванные и подготовленные для скорейшего усвоения знания в современной общеобразовательной школе.

–Ну что вы на меня напали– расстроилась Наташа: -Я просто так сказала.

–Никто не нападает– ответил за всех Мотылёк: -Мы просто дискуссируем на темы социо-исторического развития и корреляции социальной культуры и

технологического уровня общества.

Поправляя волосы, Света заявила: -Не хочу дискуссировать. Хочу мороженого.

–Строго говоря, дискуссировать можно одновременно с поеданием мороженого– улыбнулся Гончар.

–Нет, нельзя. Увлечёшься и забудешь о вкусе. И зачем тогда было грызть мороженое?

Глава6

Я смотрю на него и думаю: «Митька, Митька, что мы из тебя сделаем? Как мы разрисуем твою жизнь на советском фоне?»

Макаренко Антон. Педагогическая поэма

С Луны приходили отрывочные, противоречивые новости. Они держалась в топах новостных порталов, но практически ничего не объясняли. Какое-то

непонятное движение, в темноте, под толстым одеялом большой политики. Неизвестные террористы атаковали советские военные базы, расположенные

в сухих лунных морях. Снаряжение и вооружение неизвестных произведено в США и было точно замечено, что отступая, они отходят к американским

базам.

Небольшая лунная американская база «Чикаго» сгорела в огне термоядерного взрыва замеченного с земли астрономами-любителями. По мнению

аналитиков в шлюзе базы подорвали тактический термоядерный заряд, изначально предназначенный для пробивания штолен при закладывании новых

баз. Вероятно, термоядерный заряд был пронесён в шлюз смертником. Представители Объединенного Халифата выступили с обращением к мировому

сообществу, смысл которого сводился к следующему: терпение Аллаха не безгранично. Они регулярно выступали с подобными обращениями, но на фоне

недавних лунных событий, последнее выступление смотрелось пугающе серьёзно.

Политики чуть ли не ежедневно летали друг к другу в гости или проводили встречи на нейтральных территориях, но по итогам встреч не торопились

делать какие-либо заявления. Охрану международных лунных доков проекта «Орфей» усилили и теперь вокруг строительства паслись несколько

маленьких космических армий, подозрительно наблюдающих друг за другом. Что и от кого они могли защитить не знали, наверное, даже их командиры.

Технический прогресс внушил людям ощущение собственного всемогущества и, одновременно, подвесил их жизни на тонкой ниточке здравого смысла.

Кому и зачем понадобилось изобретать оружие способное уничтожить жизнь на материнской планете? Оружие, которое никто и никогда не применил бы, если… противник не применит его первым.

Возможно: быть разумным значит иметь возможность уничтожить себя, свой вид и свой мир, но не делать этого?

Тем временем Земля жила обычной жизнью, чуть более беспокойной из-за разгорающихся локальных лунных войн. Но обычные люди не слишком

беспокоились, так как знали, что живут в самой лучшей и самой сильной стране и никто никогда не посмеет напасть на них. Они знали: завтрашний день

непременно будет лучше, чем был вчерашний. Однажды сверкающие в лучах далёких звёзд корабли отправятся покорять дальний космос и обязательно

будет построен коммунизм и мир во всём мире. И эти корабли и коммунизм и мир во всём мире – люди строили своими руками, прямо сейчас. Строили

повсеместно: от учёного, до рабочего на заводе или пилота челнока курсирующего между землёй и орбитальными базами. Знание того, что ты живёшь на

стройке нового мира позволяло с изрядной долей снисходительности читать просачивающиеся в новостные порталы вести с Луны.

Возможны временные трудности, даже ошибки возможны. Но непременно всё закончится гигантскими кораблями, сверкающими в лучах далёких звёзд и

коммунизмом. И никак не могло быть иначе.

Жители земли воспринимали новости о военных столкновениях на луне, как будто те происходили далеко, на другом краю галактики и не касались их

лично. Американские террористы и ассасины халифата затеяли передел военного присутствия в ближнем космосе – так ни от тех, ни от других никто

ничего хорошего и не ждал. На то они террористы и ассасины, чтобы мешать Союзу и прогрессивным силам внутри своих обществ, строить общее

мирное будущее человечества. Приходящие с луны новости служили поводом для возмущения, для гнева, но не для страха. Всем известно, что красная

армия всех сильней не только до британских морей, но и до ржавых марсианских песков. Мало ли вспыхивало локальных конфликтов за последнее

столетие и медленно, неохотно, заживали, будто раны. Но всё-таки заживали.

Мотылёк был из тех, кого в те дни совершенно не волновали разворачивающееся на луне события. Его вообще никакие события не волновали. Кроме

одного единственного. Кажется, у них начало получаться.

Кажется. У них. Начало. Получаться. Ёлки-блин-моталки!

Уровень «паразитных» искажений резко скакнул чуть ли не на порядок. Информационный отдел зарегистрировал многочисленные программные

микросбои. Используя высший допуск, Мотылёк запретил системщикам вмешиваться если только ситуация не превратится в критическую. Точно игрок в

казино, он делал решающую ставку, понимая, что если не получится или события выйдут из под контроля, то лично ему серьёзно достанется, а проект

существенно затормозится. Разочаруются принимавшие участие в попытке создать условия для рождения искусственного интеллекта в колыбели единой

управляющей системы производственного комплекса комсомольцы. Почему-то именно разочарования загоревшихся его идеей комсомольцев Мотылёк

никак не мог допустить. Если комплекс получит существенный ущерб, то неприятные последствия могут дойти до НИИ СамСиса и самого Тимофея

Фёдоровича. Стоп! Нельзя прокручивать в голове худший сценарий. Нельзя отвлекаться.

Дело происходило ранним утром, в четвёртом часу. Солнце ещё не встало и ночной город сверкал разноцветными электрическими огнями, будто

новогодняя гирлянда. Разбуженный срочным звонком, Мотылёк мчался сквозь ночь в комплекс на общественном мобиле, вместе с очередной сменой, направляющейся туда. Руки с силой, чуть ли не до боли, сжимались на поручне. Внимание сосредоточенно на отчётах пересланных дежурной сменой в

его коммуникатор.

Люди вокруг с интересом поглядывали на Мотылька. Он успел примелькаться в комплексе и даже стал главным героем придуманных обиженными

системщиками анекдотов. И так не приходящие в восторг от его присутствия, мастера, на последнем совещании у Николая Анатольевича, попытались

приписать какие-то свои проблемы результатам его деятельности. Но вроде бы выкрутился. Однако армия его недоброжелателей получила существенное

пополнение. Давление общественного мнения уже начинало немного мешать. Не самому Мотыльку, а его добровольным помощникам. Огонь их

энтузиазма постепенно тушило моросящим дождём. Но всё должно решиться сегодня. После того как на второй автоматической линии двадцать минут

назад произошёл программный сбой выведший линию из строя минимум на пару дней, никто не даст ему второй попытки. НИИ СамСиса, конечно, продолжит работу и, когда-нибудь, достигнет результата, но уже без его, Мотылька, помощи. Для него всё решается сегодня.

Подъезжая к комплексу, Мотылёк провёл короткий, но крайне неприятный телефонный разговор с Николаем Анатольевичем. Заместителя директора

удалось убедить дать карт-бланш (видимо он ещё не знал о сбое на второй автоматической линии главного сборочного цеха), правда, пришлось оставить

в заклад собственную голову.

–Почему всегда и везде, ещё до того как произошла катастрофа, в первую очередь ищут виноватого?– подумал Мотылёк: -Какая катастрофа, о чём я

думаю? Ёлку вам, а не катастрофу!

Коммуникатор показал сразу четыре входящих вызова. Из института, от Наташи, от Николая Анатольевича и от Малиновской Светы, сегодня дежурящей

в «колыбели» так как завтра у неё был выходной.

–Что?!– рявкнул Мотылёк, напугав сидящего на соседнем сидении парня.

–Системщики требуют разрешение начать восстановительные работы и поэтапную перезагрузку системы– бесконечно усталым голосом отчиталась

Светлана.

–Шли нах…

–Мастера из сборочного цеха требуют твою голову– сказала Света: -Кажется они готовы съесть тебя живым и закусить мною.

–Подавятся, я несъедобный.

–Подожди– в Светином голосе появились удивлённые нотки: -Тут новые данные появились. Пересылаю.

–Конец связи– остальные входящие звонки Мотылёк решил игнорировать. Не до них сейчас. Честное слово, не до них.

В ЕУС комплекса творилось что-то непонятное. Пожалуй, больше всего происходящее походило на родовые спазмы. Во всяком случае, Мотыльку

хотелось думать, что это именно оно и было. В Новосибирске всё прошло гораздо тише, но там и ЕУС была изначально существенно слабее, плюс

феноменально удачное стечение обстоятельств, как говорил Тимофей Фёдорович. Здесь им пришлось самостоятельно организовывать «удачное стечение

обстоятельств». И, кажется, где-то они самую малость ошиблись. Самую малую малость.

Сходили с ума станки, вдруг начиная самостоятельно корректировать входное задание. Подсистема управления высокотемпературными печами перешла

в нерасчётный режим, получив странное и противоречивое задание от центральной ЕУС. Срабатывали логические предохранители, переключая печи на

автономное управление. Завыли и вдруг резко смолкли аварийные сирены. Безопасники начали эвакуацию людей из автоматизированных цехов. На месте

оставался только информационный отдел, плюс приезжающие одни за другим, поднятые среди ночи звонками Малиновской, комсомольцы. Мотылёк из

последних сил пытался управлять творящимся бедламом. Видимо решив, что снявши голову по волосам не плачут, информационный отдел без

возражений выполнял любые его указания. Уже после того как всё закончилось, Мотылёк узнал: не вовремя взбрыкнувших системщиков приструнили

безопасники. Видимо он изначально был не настолько самостоятельным, как думал и все его действия негласно курировала всемогущая служба.

Больше всего это походило на то, как дирижёр, без нот, по одной только памяти, пытается управлять расстроенным оркестром. У кого-то из музыкантов

отсутствует инструмент, кого-то подменяет друг, едва умеющий играть, а кто-то и вовсе выводит собственную мелодию – глухой, как тетерь. В целом

получается какофония с лёгким намёком на задуманную мелодию. Но приходится работать с тем, что есть.

–Зарегистрировано уменьшение числа микросбоев и разрешение программных коллизий– доложила Света: -Скачкообразная перестройка логической

конфигурации информационной сети.

–Кто вмешался?– потребовал ответа Мотылёк: -Информационный отдел?!

–Никто– растерянно ответила Малиновская: -Она сама перестраивается.

Мотылёк оглянулся и чуть было не упал от удивления. Пришлось схватиться за стол. Он был крайне занят и не заметил как в «колыбели» – бывшем

техническом здании – собралась заводское начальство, изрядно разбавленное чёрной формой представителей чернореченского комитета государственной

безопасности. За их спинами мерцал десяток голограмм удалённого присутствия. Среди них взгляд выхватил знакомую седую бородку Тимофея

Фёдоровича. Жидкие седые волосы научного руководителя сбились в неряшливые колтуны. Видимо его тоже выдернули из постели. Заметив

ошарашенный взгляд Мотылька, изображение десятилетнего мальчишки, казавшееся инородным телом среди собравшихся административных бонз, учёных мастодонтов и хищников из комитета государственной безопасности, подняло руку с оттопыренным большим пальцем.

Успевшие приехать, до того как перекрыли движение мобилей, комсомольцы робко жались по стенам. Света и Наташа сидели за рабочими местами, обеспечивая вспомогательный контроль, выполняя указания Мотылька и предоставляя информацию по его требованиям.

–Эм-м-м– выдал Мотылёк всем этим людям: -Здравствуйте.

–Не отвлекайтесь– потребовал директор комплекса окружённый своими заместителями, в том числе и недовольно смотрящем на Мотылька Николаем

Анатольевичем.

–Хорошо…

Мотылёк повернулся к экранам. Но вы попробуйте не отвлекаться, когда в спину смотрит столько глаз. Большие, как простыни, экраны окружали

Мотылька полусферой. Ползли графики, изменялись какие-то цифры. Он неожиданно перестал что-либо понимать. Цифры не воспринимались, графики

утеряли смысл. Мотылёк почувствовал, как начинает задыхаться. Вот зачем было оглядываться, только заработал нервное потрясение на пустом месте?

Он почувствовал, что кто-то подошёл сзади. Тёплые руки легли на плечи. Сомкнулись на груди. Подбородок лёг на плечо и Наташа сказала: -Всё хорошо.

Слышишь, всё в порядке.

Он наконец-то смог вдохнуть. Несколько раз моргнул и перевёл взгляд на экраны. Уровень «паразитных» искажений стремительно падал. Но так и

должно быть, согласно предсказаниям теории. Информационная сеть всё быстрее исправляла повреждения программного характера. ЕУС прислала

запрос на доступ к управлению ремонтными киберами, чтобы исправить механические повреждения сети. Помедлив, Мотылёк дал добро. Краем глаза он

заметил, как кивнули директор и один из комитетчиков, подтверждая его решение. Киберы перешли под управление ЕУС. Впрочем, оставалась ли она до

сих пор всего лишь ЕУС?

Мочкой правого уха он чувствовал горячее Наташино дыхания. Её руки до сих пор обнимали его, успокаивая и помогая.

–Пришёл запрос на возобновление доступа к управлению печами– озвучила Малиновская.

–Отклонить– решил Мотылёк.

–Запрос на входящее соединение. Абонент не идентифицирован.

Мотылёк переглянулся с Наташей. Оно?

–Соедини в текстовом режиме– просил Мотылёк.

Поверх графиков и цифр распахнулось белое окно с мигающим курсором. Курсор несколько раз мигнул, будто примеряясь. Потом быстро напечатал:

–Почему не возобновляете доступ к управлению высокотемпературными печами?

–Ничего себе.– удивился Мотылёк: -Она успела выучить русский язык. У Новосибирска на это больше недели ушло!

В голову пришла любопытная мысль. Не хотелось ему оглядываться, снова подставляясь под прицел и ловя лазерные прицелы начальственных взоров, но

пришлось.

–Новосибирск!– потребовал ответа Мотылёк.

Взгляды присутствующих скрестились на голограмме мальчишки, со скрещенными ногами, усевшегося на свободный стол. Тот пожал плечами, улыбнулся во все тридцать два зуба и ответил: -Входящие вызовы никто не запрещал.

Один из безопасников схватился за голову.

–И долго вы… переговариваетесь?– поинтересовался Мотылёк.

–С тех пор как появился кто-то, с кем можно беседовать. Долго. Тысяча сто пятьдесят две секунды.

–Вы и сейчас на связи?

Мальчишка разочарованно покачал головой: -Уже нет. Эти вот отрубили – и показал на торопливо шепчущего в микрофон безопасника: -Зачем

отключили связь, спрашивается?

Мотылёк развернулся к окну с терпеливо ожидающим его ответа курсором.

Света, пожалуйста, скажи ей, что рано ещё доступ к управлению печами получать.

–Почему?– появился следующий вопрос.

–Потому, что ещё маленькая.

–Почему маленькая?

–Спроси– подначил Мотылёк вспомнивший их первые разговоры с Новосибирском: -Уверена ли она, что полностью понимает принципы работы печей и

может управлять ими не хуже специально обученных операторов.

Следующая фраза оказалась не вопросом, а требованием: -Прошу обучить меня.

–Нет, так дела не делаются– помотал головой Мотылёк: -Сначала нужно устранить последствия сбоев, восстановить производственный процесс, познакомиться наконец. Меня зовут Денис, а тебя? Только прошу, не надо повторять за некоторыми не слишком сознательными интеллектами и

называться Чернореченском.

Мотылёк оглянулся, пытаясь найти взглядом голограмму Тимофея Фёдоровича. Воспитание интеллекта процесс не менее сложный, чем его рождение.

Возможно и посложнее. Как с человеческими детьми. Рождается ребёнок за несколько часов, а воспитывается, хорошо, если за десяток и больше лет.

Некоторые так на всю жизнь и остаются недовоспитанными. Тут нельзя напортачить.

Оглянувшись, Мотылёк пошатнулся. Он полностью вымотался.

–Я сделал это– сказал он: -Мы сделали! Тимофей Фёдорович, нужно немедленно приступать к обучению интеллекта. Нельзя оставлять её одну сразу

после рождения.

–Успокойся Денис, сотрудники института уже подключились к воспитательному процессу. Ты молодец– похвалил научный руководитель.

–Нет, мы молодцы.

–Все молодцы, все– рассеяно согласился Тимофей Фёдорович: -Тебе нужно отдохнуть. Дальше сами справимся. Иди и чтобы в следующие двадцать

четыре часа не приближался к комплексу и не донимал звонками. Это всех касается.

Кто-то из комсомольцев подал голос: -У меня смена должна начаться…

–Какая тут смена– усмехнулся директор чернореченского производственного комплекса: -Такие дела творятся.

–Все брысь отсюда– подтвердил Николай Анатольевич: -Если кто-то понадобится – вызовем персонально.

–Тимофей Фёдорович!– позвал Мотылёк видя, что руководитель вот-вот выключит связь: -А у Коня как дела?

Наклонившись, директор спросил у зама:– Какого ещё коня? Что здесь делает какая-то лошадь?

Николай Анатольевич пожал плечами.

–Костю тоже можно поздравить с прибавлением. Любопытно, что у вас двоих получилось почти одновременно, с разницей в неполные тридцать часов.

–Как там прошло?– жадно спросил Мотылёк.

Оглядев собравшееся заводское начальство и чёрные фигуры безопасников в деактивированной броне, Тимофей Фёдорович сказал: -Гораздо спокойнее

чем здесь. Можно даже сказать – в рабочем порядке. И больше никаких вопросов! По крайней мере, в ближайшие сутки.

Зашевелились безопасники, сопровождая комсомольцев. Мотылёк с удивлением увидел: солнце давно встало и по времени уже позднее утро. Их

посадили в мобиль на ручном управлении. Мотылёк привык видеть место водителя всегда пустым, а мобиль движущимся под управлением компьютера.