Текст книги "Плохой парень ("Король экстази") (СИ)"

Автор книги: Сергей Макуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

–Клиент вожделеет всеми фибрами души и тела экстремальную скорость, отменный комфорт и придельную собственную безопасность. Перечисленных качеств нет в  психоактивном продукте, сотворенном залетным химиком, который замыслил без усилий срубить деньжат. В любом занятии важен опыт работников, творческий подход команды исполнителей, дисциплинированность, это называется профессионализмом. Мы профи, поэтому лидеры на рынке препарата. Однако стать номером один в бизнесе и  удержаться на первой ступени пьедестала, разные тактики и стратегии действий в достижении победы. Стоять крепко, долго на олимпе успеха можно, если вкалывать в десять раз усиленней, чем соперники.  Посему Женек работа важней личного! Для меня! Вот соль моих распинаний перед тобой Гаврюш! Уловил мысль?

                Гаврюша чрезмерно сконфузился от влетевшей в уши неприятной тирады.   Расклад дел в наркобизнесе он понимает не хуже меня. Мы просто зверски устали,   лавировать меж свободой и тюрьмой. Игра жизнью и смертью джентльменов удачи до добра не доведет. Бесконечное щекотание очка острыми ощущениями быть убитым врагами,   посаженным за решетку, потерять бизнес. Сегодня нервно сорвался он, завтра нервы не выдержат у меня. Сверхценно чтобы рядом оказался товарищ, друг, компаньон, прервал суровым словцом или ударом в челюсть мой истеричный припадок.

               –На закуску Гаврюш, несколько минут про твое личное!  Не охота в будущем, обсасывать не аргументированные предъявы. Если готов, уходи из банды! Ты, безусловно, специалист крепкий, люди всячески ценят тебя.  Не тайна, без  Гаврюши бизнес не  рухнет. Перед тем как выйти из предприятия хорошенько подумай, взвесь за и против последствия поступка? Обратно попросишься, возьмем, но бегунком на самый низ карьеры без поблажек по старой дружбе. Бизнес, ничего личного. Пошевели мозгами, чем на жизнь станешь зарабатывать? Ты путягу кончил, машинист электропоезда по диплому! К гадалке не ходи, итак прогнозируема житуха твоя дальнейшая. Бытовуха от грошовой зарплаты до зарплаты, жена дура с избыточным весом запустившая себя безнадежно после первых родов. Пивко с дружбанами по вечерам, а по воскресеньям гараж с дряхлым «москвиченком». Раз в год заслуженный отдых в Крыму по официальному отпуску. Вдобавок законные больничные, пионерские лагеря детям. Короче нормальный, типовой  набор благ  среднестатистического россиянина. Твое личное, отныне только твое личное! Сбылась голубая мечта законопослушного гражданина?

                –Трудно, Гаврюш придется! Ты прикипел к некислому сервису! К девочкам красавицам, студенткам гуманитарных факультетов столичных вузов. К роскошным вещицам, игрушечкам модненьким. Вон авто у тебя не скромное,   на сотку баксов тянет. По специальности лет пятьдесят надобно горбатиться, чтобы такую штучку поиметь.  С нами с одной делюги приобрел. Хата дорогой акустической техникой забита. Мебель итальянская на заказ. А шикарная квартира на Котельнической, которую ты купил недавно, ремонт делаешь. Вот Гавр, ты стал человеком времени, сделал себя сам. Из простой рабочей семьи, отец спился, мать горбатилась на нескольких работах, чтобы поднять  троих детей. И, ты встал в полный рост всем назло. Ответь мне друг на один немудреный вопрос. Ради чего пробился ты через слои дерьма из унижений, мерзкой нищеты? Для того чтобы вновь опуститься на житейское дно?

Гаврюше нечего возразить, смысла пускаться в полемику, нет. Бесспорно, мы любим деньги, прикипели к модным, дорогим вещам, путешествиям. Нас загипнотизировала и взяла в плен свобода выбора, которой наделяют денежные купюры своего обладателя.

–Резюмирую  Гаврюш. Вали на все четыре стороны, если желание не отпало! Прямо сейчас! Люди поймут, обещаю! Если останешься! Мозги не выноси детскими обидками. Базарь по существу. Договорились?

           Гавр кивает. Не снимая одежды, ложусь на расстеленную постель. Поворачиваюсь к купейной стене лицом.

–Свет выключи, отпускник. Спокойной ночи!

           Гаврюша наливает спирт  в стакан, фыркает, сделав глоток, гасит свет, бесшумно укладывается.

            Мне не спится, раздумываю о неприятном разговоре с Гаврюшей. Он единственный по-настоящему мой друг. Я не собирался обижать Гавра. Ведь он прав! Мы не принадлежим сами себе. Мы собственность производителей, поставщиков, бандитов, клиентов. Но, иного исхода нет. Обстоятельства, загнавшие в рабство сильнее меня. Зачем врать? Внешние условия, окружение всегда управляли мной.  Не помню, кто: Фидель Кастро или Эрнесто Че Гевара про условия определяющие судьбу человека сказал:

–Обстоятельства, складывающиеся вокруг индивида, направляют будущее человека. Личность, справляющаяся с диктуемыми обстоятельствами,  неизменно реализует свою мечту!

Я не обладал способностью побороть выдвинутые преграды судьбой.  Может быть просто не порывался поменять курс жизни. Плыть, поддаваясь направлению течения, заложенного  рекой, меня полностью устраивало.

Сноски:

Торкает – действует в контексте наркотика. Слабо, действует например.

«Крыша»- «Крышевание» – обеспечение защиты бизнеса, в том числе незаконного, со стороны правоохранительных или криминальных структур («крыши») за вознаграждение на постоянной основе. (материал из Википеди).

18.

           Размышляю о начале моего жизненного пути, когда выбор возможностей  присутствовал явный. Психологи утверждают, причины взрослых комплексов следует искать в детстве. Отчасти соглашусь со специалистами.  Жизненные цели, приоритеты закладываются в раннем детстве и юности.

Я  ненавижу рэп, но Coolio c его gangsters paradise дослушаю до конца:

Все деньги у власти, вся власть у денег. Минута за минутой торопится время. И все бегут куда-то, но половина из них не смотрит, куда. Что готовит мне судьба? Не знаю, впереди неизвестность. Говорят, мне нужно учиться, но меня некому учить. Если они не понимают этого, как они помогут мне? Наверное, никак. Наверное, они не станут это делать. Наверное, они против меня. Я знаю: поэтому мне не везёт по жизни, дурак…

            В младенчестве со слов бабушки я любил долго поспать и ненавидел когда тискали в руках незнакомые взрослые. Родителей наблюдал редко, частая командировочная жизнь матери экономиста и отца инженера-физика отключила от ребенка воспитание предков. Десять лет мальчонка жил у бабушки с дедом. Бабушка была домохозяйкой, дед занимал должность начальника уголовного розыска милиции, провинциального города. Дед прошел четыре года Великой Отечественной войны, был Героем Советского Союза.

В детском саду я по уши влюбился в Машеньку детсадовскую подружку. Маша  отвечала взаимностью.  Мы гуляли, держась за руки кругами детских площадок,  увлеченно рассматривали половые органы друг друга в тихий час, пробовали целоваться. В разгар любовного детского романа я категорично заявил  деду с бабушкой о планах в скором времени жениться на Машеньки. Дед безапелляционно выпорол меня. День спустя заведующая детским садом, крепкий хозяйственник в длинной юбке подлила масла в огонь. Вызвала деда,  поведала о сексуальных ребячьих шалостях. Дед в вдогонку выпорол меня вторично, о спешной свадьбе пришлось забыть. Через месяц   девочка с родителями  уехала в Восточную Германию. Отец Маши  военнослужащий получил назначение.

Мы встретились спустя семнадцать лет на похоронах моего деда. Подойдя к подруге из детства, поздоровался, напомнил имя, о себе. Маша сразу узнала меня. Она  превратилась в прекрасную девушку, русскую красавицу.  Мы целый день провели вместе. Вспоминали удержавшиеся отрывки беззаботного детства в памяти. Делились новостями об общих знакомых наших родителей, их детях. Обсуждали учебу, избранные профессиональные специальности.  Маша получила диплом педагогического университета, преподавала в школе детям музыку. Я увлеченно слушал рассказы Маши о   буднях школы.  Здорово соскучился вот по таким беседам о простых и доступных повседневных событиях, которые делают людей по истине счастливыми.  Мне захотелось вновь быть с Машей как в далеком беспечном детстве, сжимать в руке ее маленькую, теплую ладошку, сидеть в деревянном теремке– домике на игровой площадке. Не остался, струсил.  На прощание поцеловав Машу в щеку поблагодарил за помощь с похоронами деда не проронив ни слова сел в авто и уехал прочь. Больше мы никогда не виделись.  Дорогой в Москву я истошно ревел,  неистово ругая собственную бесхарактерность.  Не вынес разлуки,  скупой до слез после короткого свидания с Машенькой потек слезливым ручьем.  Нещадно корил себя за безволие,  за то, что не обнял, не признался в любви. Я всерьез неравнодушен к девушке, первое детское, нежное чувство не испарилось  за годы. Испугался отношений или  причинить в скором времени душевную боль Маше. Ведь со мной одни проблемы.…

           Школьная пора скучно тянулась десять лет. Я чрезвычайно возрадовался последнему школьному звонку.

Установки на жизнь от учителей и родителей  не вдохновляли, а совершенно угнетали меня. Учителя порывались вырастить достойных граждан страны по шаблонам методичек типа: «Воспитание будущего комсомольца». Родители смазывали мозги перспективами ремесла  инженера. Сверстники метко нацеливались в профессии учителей, врачей, военных, милиционеров. Ребята воображали достойные места профессиональной дальнейшей реализации в обществе победителей социализма. Я белой вороной прыгал занятиями, приносившими небольшой денежный доход в карман. Уроки бизнеса не были включены в школьную программу, их я постигал на улице, правдами и неправдами, уклоняясь от монотонных пионерских линеек, надоевшей политинформации, нудной общественной работы. Я понимал, что поступаю неправильно плохо, подвожу родителей и педагогов, школьных товарищей. Мое нулевое стремление влиться в школьную жизнь подводило. Заинтересованности в чем-либо происходящем  в школе не было, потенциалом добиться успеха в будущем от пыхтения  над учебниками я  не проникся.

            Никак не прельщало служить государству ежедневно с 9-18 часов за месячную заработную плату в 100 рублей.  Заслуженный отпуск один раз в год на Черноморском побережье или загородной даче на шести сотках. Жесточайше мутило от  осмысления обычного существования гражданина Советского Союза.  Копить деньги на стиральную машину потом на мебельный гарнитур, телевизор и так далее, мещанское советское бытие подавляло настроение.

В одном я безмерно благодарен школе. Учебное заведение помогло определиться с выбором занятия дальнейшей специальности. Промышлять готов был, каким угодно ремеслом лишь бы дело приносило серьезные деньги. Я вожделел  путешествий в диковинные страны, куда большинству гражданам СССР путь заказан. Телевизионная передача «Клуб путешественников» заманивала в иноземные государства, хвастаясь великолепием архитектурных обликов, соблазняла сотворенными матерью природой экзотическими растениями, невиданными животными, бескрайними океанами, белоснежными вершинами гор. Очаровательные девушки, мощные машины, слава и деньги, жизненные цели, будившие сверх  эмоции  у подростка, бесили родственников и доводили до белой горячки школьных педагогов.

–Он кончит тюрьмой! – решительно  заявлял мой героический дед отцу, слушая развернутый ответ внука на вопрос, кем   хочу стать в жизни.

Есть избитое людское поверие, что некоторые особо желаемые  мечты воплощаются. Я с чистым сердцем верил в свою путеводную звезду, в то, что магическое светило устроит судьбу простого парня. Ожидая часа глобальных перемен грядущего, проморгал миг, когда колесо фортуны сдвинулось с места. Меня понесло авиалайнером скоростью звука к исполнению хотений юности. Правила  наркодилера я не удосужился постигнуть, перед тем как «подписать» контракт на последующую жизнь. Пустился в омут с головой. Избранная специальность предначертала будущее, со всеми вытекающими последствиями.

Одни люди поступают вопреки извне создающимся условиям, приобретают неограниченную свободу или становятся героями в обществе. Другие типа меня, ведомые навязанными обстоятельствами слепо принимают чужой жизненный устав, приспосабливаясь к действительности, теряют навсегда свободу, убивают себя как личность.

В тринадцать лет обстоятельства предложили заработать легкие деньги, я не раздумывая, согласился. Глухая железнодорожная станция в казахской выжженной солнцем степи. Расписание движения  стоянку поезда «Москва-Алматы» не предусматривало. Тощий в семейных трусах мужчина на полуразрушенной платформе притягивает внимание синими татуировками тюремных картинок на голом торсе и руках. Он курит самокрутку, невозмутимо спокойно созерцает за высыпавшей из вагонов гурьбой пассажиров изнывающих от раскаленного солнца ждущих устранения неисправности железнодорожных путей.  Перед дядькой на пивном пластмассовом ящике, старый серый холщевый мешок, полный «чуйской» травы.* Двадцать пять рублей родительских денег напополам  с Гаврюшей тратим  на коноплю. Целлофановый кулек, меньшее количество зек не захотел продавать, набит под завязку шмалью. Покурить,  повеселиться в пионерском лагере для личного употребления. В действительности оказалось для всего развеселого народа: старшим пионерам 1 и 2 отряда, пионервожатым, обслуживающему персоналу. Пакет травы разлетелся на ура. Итогом с продажи товара получилась денежная сумма в 250 рублей, чистая прибыль 225 денежных единиц. Две ежемесячные зарплаты моей матери я получил, за четыре дня не напрягаясь.

После такого денежного подъема, охота добывать деньги честной мирской профессией отпало окончательно и бесповоротно.

Сноски:

«Чуйская» трава-конопля выращенная в Чуйской долине, расположена в Киргизии и Казахстане.

19.

Перед сном   выпиваю крепкое спиртное. Не любя алкоголь   пристрастился  к хмельному напитку как к непременному снотворному. Спиртное  снимает нервный напряг, быстро отключает от бодрствования, временно вводит в состояние душевного покоя.

 Часто просыпаюсь, вскакиваю  посреди ночи, очередное кошмарное сновидение прервано. Не шелохнувшись, лежу в промокшей от пота постели, теряясь в долгих минутах и наполненных тревожным состоянием часах. Дальнейшего безмятежного сна не будет.  Осмеливаюсь выползти из кровати, когда утренний уличный свет наполняет комнату.  Забираюсь с ногами на широкий подоконник, кручу джоинт. За стеклом протяженная улица, первые машины везут своих хозяев по делам. Закуриваю, чуть отпускает напряжение ночи, день понемногу проникает в меня, лихо изгоняет ночных бесов на короткий срок  до следующего сна.

 Осушаю стакан чистого Гаврюшиного спирта. Поезд равномерным стуком колес убаюкивает. Нервозность минувшего дня придавливает крепкий алкоголь вперемежку с гнетущим сном.

Кутузовский проспект украшен флагами с государственной символикой России, разноцветными, воздушными шарами, бумажными, несуразными цветами. Праздник 1 мая – «День единения трудящихся». На улице ни души. С Гаврюшей пыхтя изо всех сил, катим высотой в два с половиной метра таблетку «X»*  выделенной полосой спецтранспорта. «Ешка», «Ferrari»* ярко красного цвета. Наши потуги сопровождает громкая музыка композиция Вагнера «Полет Валькирии». Мелодия постепенно смолкает. Откуда ни возьмись перед нами вырастает колонна автомобилей. Три десятка джипов бронированных представительских машин немецкого производителя белеют номерами чиновничьих ведомств России. Автомобильная вереница сверкает на весеннем солнце отполированными кузовами, дружно крякает и солидарно мигает специальными сигналами оповещения. От внезапного появления машин мы замираем, показалось, приросли к асфальту подошвами ботинок. Кортеж высшего чиновника. Шум сигнальных средств автомобильного парка спонтанно как по команде затихает. Гробовая тишина перед бурей не иначе. Машины становятся военным строем «немецкой свиньи». Во главе строя грозно чернеет «Pullman» регистрационный номер «А 001 АА» на капоте шевелятся флагштоки Российского флага и президентского штандарта. Мягко открывается пассажирская передняя дверь «Pullman». Из машины  резво выпрыгивает начальник службы безопасности президента Коржаков. Развернувшись, он широко шагает к задней двери места босса. Правой рукой с величайшими предосторожностями нажимает дверную ручку. Левую руку он  протягивает внутрь салона, помогая кому то там выбраться на белый свет. Седая голова полноватое туловище встают крепко ногами Бориса Николаевича Ельцина. Появление Б.Н. рождает беспокойную суету среди чинуш*. Машины выплевывают служителей народа разнородного пошиба. Люди из телевизора выстраиваются в одну линию справа и слева от нашего президента. Премьер министр – Примаков, глава Администрации президента – Волошин, министр МВД – Рушайло, директор ФСБ – Путин, председатель Государственной Думы – Селезнев. Председатели Верховного и Конституционного Судов, глава МЧС – Шойгу, руководитель таможенной службы. Прочих не узнаю.

          Должностные лица в солидных костюмах. Исключение Ельцин.  На президенте   спортивные штаны «Nike», белая футболка и желтые кроссовки «Nike Air 90». Шойгу одет в защитную спецодежду пожарника. Рушайло облачен мундиром сотрудника МВД звания генерал-полковника. Поверх униформы белый поварской фартук, забрызганный обильно кровью.  В правой руке министр, крепко сжимая, держит топор рубки мяса. Председатели судов покрыты черными мантиями, в подмышках  рук зажаты формата А-3 конституция России и уголовный кодекс. Обложки книг обтянуты кожей человеческого, телесного цвета.

Крепкие парни сотрудники Федеральной Службы Охраны  устанавливают царский трон впереди скопища людей и машин. Ельцин, пыхтя, что-то бурчит себе под нос,  залезает на богато отделанное кресло на возвышении удобно садится.  На объемную шею Борис Николаевичу Коржаков надевает внушительных размеров православный, инкрустированный разно размерными брильянтами золотой на массивной золотой цепи крест. На голову Ельцина нахлобучивают символ самодержавия шапку «Мономаха».

Выражение лица президента принимает серьезную озабоченность. Борис Николаевич старательно рассматривает нас, точно собирается разузнать, что скрыто внутри организмов двух драгдилеров.

–Ша, Россияне?—сердито задает вопрос президент нам. – Страх совсем потеряли?

–Смотрите сюда!—он с неохотой приподнимает руку, видимо с целью указать на кого то. Но передумывает.–Важных людей от государственных дел отрываете.

–Молчим? –возмущается Борис Николаевич на наше растерянное безмолвие в ответ.

Мое тело берет неподвластное оцепенение. Гаврюша   в полуобморочном состоянии. Стремлюсь взять себя в руки, совладать с зажавшим в угол ступором.

–Борис Николаевич! Не соображу, каким боком провинились перед Вами,–ошеломленный осведомляюсь я.

–Гляди сюда молокосос,–ухмыляется президент, указывая на таблетку «экстази» которую мы держим.–  Каким боком?

 –Российский народ на колени поставили наркотой!– разозлено орет Ельцин.

Я несуразно оправдываюсь первым попавшимися словами на онемевший язык.

–Борис Николаевич! «Экстази» не наркотик это эффективное лекарство от депрессии,–президент даже не слушает оправдания. Вяло ковыряя что-то в штанине спортивных брюк.

– Русскому народу в трудную эпоху становления демократии помощь,–привожу доводы, на которые Ельцин равнодушно зевает.– Препарат совсем безвреден, если исправно принимать в умеренных количествах. Убедитесь!–хочу отломить кусок таблетки, чтобы протянуть Б.Н. на пробу.

–Стоп засранец!–раскатистым  эхом разносится глас Ельцина.–Ты сосунок! Президента! Правительство! К наркоте пристрастить вздумал?–возмущается Ельцин,– о русском народе задумал позаботиться! Здесь есть, кому о людях думать,–он нехотя машет на шеренгу чиновников.

–Лечебное средство для борьбы с  депрессией давно придумано. Русской нации во всякие времена водка прописана,–лицо президента багровеет от злости.

–Владимир Владимирович,– Ельцин  внезапно обращается к директору ФСБ Путину.

–«Экстази» наркота?

–Да мой президент!–одобрительно рапортует Путин. –Настоящий препарат внесен в перечень «Опиумного Акта» в 1988году. «Экстази» запрещено к употреблению в развитых странах мира, распространению, производству. В России за продажу наркотика грозит  уголовная ответственность.

–Слыхали деятели?–президент широко улыбается,– Умный человек, юрист трактует закон! – флегматично  радуется он.

–Короче!–Борис Николаевич меняет неформальный тон речи на официальный,– довольно  измываться над людьми, судьбы человеческие калечить. Воля моя президентская, такова!

–Ты,–Ельцин, указательным, мясистым пальцем показывает на Гаврюшу.– К тебе снисхождение в наказании потому как по слабоволию наркоторговлей промышлял.

Отрубят хлопцы тебе голову!

–Кнутиков, ты человек конченный! Мои добры молодцы фсошники тебя в задницу отымеют. Чтобы знал ты как русский народ иметь туда, куда президент не позволял. Затем убьют. Тело сожгут дотла, прах Москвой рекой развеют.

–Рушайло! Приступай,–кричит президент в толпу служителей народа.

С потемневших из-за туч небес как гром среди ясного неба   звучит свадебный марш Мендельсона. Ельцин непонимающе озирается по сторонам. Чиновники дружно поднимают головы к грозовому, набухающему дождем небу. Всматриваются. Шепчутся между собой догадками о принадлежности изливающейся музыкальной мелодии.

Министр МВД покидает строй, чеканя шаг с топором, запрокинутым на плечо. Четверо сотрудников милиции следуют за  Рушайло позади, несут деревянную колоду для разрубки мяса.

Гаврюша падает ниц, ерзает, рывками дергая меня, то за рукав рубашки, то за штанину.

–Борис Николаевич!–умоляюще гласно взываю я,– В России же мораторий на смертную казнь!

Ельцин ноль внимания на мой истеричный припадок. Он детским любопытством разглядывает ракетку для большого тенниса поднесенную Коржаковым. Однако краем уха улавливает слова. Реагирует.

–Кнутиков ша ты думаешь? Мораторий есть, но не про твою поганую наркоманскую честь. Он для серийных убийц, маньяков, воров рецидивистов. Ты же хмырь, против политической системы  попер, покусился так сказать на святое детище мое. Людьми решил править.

–Демократия, права человека?—вопрошаю к Ельцину ценностями как мне кажется святыми для него.

Без вариантов счастливого хеппи-энда. Надежда на благоприятный конец встречи покидает   вместе с уходящим прочь Ельциным. Коржаков бережно стаскивает  шапку и крест с выглядящего уставшим президента.   Борис Николаевич понурый плетется к автомобилю. Дорогой на пол пути встает, оборачивается ко мне на несколько секунд погружается в раздумье.

. –Кнутиков, демократия эта такая ерунда, которую придумали похожие на тебя  чмошники. Вбили себе в голову, свобода выбора, человеческий гуманизм, пропагандируют направо, налево. Народ напрасно баламутят. Короче не дергайся. На кол в дополнении к наказанию  посадим или член отрежем живому. Не усугубляй, прошу,– Ельцин дошагивает до «Pullman». C помощью Коржакова пробирается внутрь салона.

Гаврюша извергает яростный, нечеловеческий стон мольбу о пощаде:

–Антон сделай что-нибудь! Не хочу-у-у-у умирать-ть-ть!– отражается звук от стен домов сталинской постройки. Гаврюша в припадке целует мне туфли. Вершащиеся безумное действо  кружит голову, теряю сознание, грохаюсь телом на асфальт.  Сильные руки фсоошников хватают за шиворот, тянут к деревянной колоде. В полусознательном состоянии около лобного места различаю отрубленную голову Гаврюши, туловище посреди лужи крови валяется  в метрах пяти от плахи.

–Свяжи ноги покрепче этому – приказывает Рушайло палачу, полковнику милиции,– а, то он как тот–министр кивает на Гаврюшино тело, – без головы пойдет, людей кровью забрызгает.

Мне прочно вяжут веревкой руки за спиной, щиколотки ног. Твердо ставят на колени, крепко прижимают к колоде голову. Щекой ощущаю грубые шероховатости, запах смытой водой Гаврюшиной крови.

–Опускать перед смертью будем? –спрашивает у Рушайло полковник палач.

–Нет. Времени позарез. У нас сектанты через 15 минут. Кончай дилера,– отмахивается Рушайло.

Меткий удар палача по шеи, холодное, острое лезвие топора рвет кожу. Пронзает шоковая, болевая, яркая вспышка. Через пять секунд шок прерывает нечеловеческие мучения, недолгие страдания проходят.  Мой невесомый дух без физической оболочки с малой скоростью отрывается от земли, вздымается подхваченный дуновением теплого ветра. Парю над городом Москва одиноко воздушным змеем. Мне так хорошо душевно, как небыло хорошо никогда в земной жизни. Очевидно, свобода, к которой я так долго стремился, воплотилась. Тянет в далекий, неизведанный  верх, сквозь облака белого снега, хрипловатым голосом David Bowie затягивает «I am deranged».

Сноски:

«X»-прозвище «экстази».

«Ferrari»-сорт «экстази».

Чинуша-чиновник.

Часть 2. Наезд.

        «Собирайтесь, и устроим вечеринку» Тимоти Лири

20.

–Одну минуту подождите, пожалуйста. Я пациента навещу,– чуть слышная отдаленная фраза  Гросса, адресованная кому – то  далеко, снайперски попадает оружейной картечью по летящему небесами Антону Кнутикову. Словесное выражение сбивает меня с неопределенного курса глубиной бездонного неба. Раненой уткой пикирую вниз, белые, дымчатые облака удаляются, а земной зелено-голубой шар приближается высокой скоростью. Сторонами навстречу медленно тянуться вверх покидающие души  мир живых. Физиономии покойников грустные и недовольные.

–Дураки! – протяжно кричу мертвецам вслед, –Вечность-это круто. Теперь вы бессмертны. Никаких денежных капиталов не хватит купить вечную жизнь в бренном мире.

Усопшие раздраженно реагируют, крутя пальцем у виска, намекая на несусветную глупость, которую я несу.

–Хрен с вами конченные мудаки! – возмущенный непонятной неприязнью ору в ответ. Подлетаю к месту дальнейшей дислокации тела. Под песню Глории Гейнор «I Will Survive», плюхаюсь в кровать.  Не погибаю! Посадка вызывает приятные ощущения. Первый, кто попадает в поле зрение, Гросс.

 Доктор выглядит свежо. Док пахнет ранним утром, перемешанным с лекарствами. Гросс не примечает чрезвычайного приземления пациента. Врач занят нитевидным пульсом Антона Кнутикова не достучавшегося до небес. Прищурившись, слежу, как Гросс внимает чередованию ударов. Тук, тук, тук….

  Поворачивает голову в мою сторону. Как то растерянно лицезреет очнувшегося из небытия клиента. Он широко светло улыбается. Пробуждение пациента повод для радости Гросса.  Он чуть слегка сдавливает  кисть  влажной ладонью, малость потрясывает. Кажется, поздравляет с чем-то.

–Молодец man! Ты красавец! – самозабвенно хвалит Гросс. Понять бы за что похвала?

Порадовавшись случившемуся  факту поправившемуся здоровью друга, Гросс поднимается со стула, не произнося  ни слова, топает прочь.  Я не на шутку пугаюсь перспективе остаться одному. Доктор  угадывает тревогу больного.

–Проведаю через час. Не переживай. Самое страшное уже позади. Понадобится помощь, над тумбочкой кнопка, протяни руку и жми, придет медсестра.

Гросс заботливо закрывает за собой дверь палаты. Я один в комнате. Щупальца чудовищного спрута медицинской капельницы растянулись по неподвижному телу. Радио бормочет вполголоса, солнце косыми лучами уперлось в пол. Узкими полосами света падают пылинки миллионы частиц.  Щурю глаза, фокусирую зрение на окно.  За стеклом, глубокая, поздняя осень,   чистое синее небо,  корявые  ветки деревьев без листьев и пустота. Пустота, за которой  спряталась долгая зима. Не люблю зиму. Я в больничной палате, светло зеленые стены, белый потолок, умывальник, диван, радио исполняет литовские песни.

–Как сюда попал? –  произношу еле шепотом.

Память предательски безмолвствует.  Воспоминания хронологией событий прослеживаются до потери сознания. Вечеринка презентация препарат «ПБ»  в клубе «Звездный андеграунд», паралич моего худого тела, истерика Гаврюши, мелодичный дипхаус Ехана.  Глупый, ужасный сон  Ельцин, казнь, небесный полет.

–Полный Бред! – обзываю вереницу проистекших перипетий со мной.–Вернется Гросс, попытаю доктора историей загадочной моей болезни.

Я  смертельно устал.  Закрываю глаза, забытье обволакивает мозг. Будит меня  дивное ранее не слышимое благоухание. Приятный запах изливает девушка. Вглядываюсь в женскую фигуру и лицо. Передо мной определенно киноактриса Одри Хепберн в белом накрахмаленном медицинском халате.  «Римские каникулы» в литовской лечебнице.  Сходство поразительное или я еще сплю.  За спиной Одри стоит полноватый, лохматый мужчина. Он кого-то удивительно напоминает.  Твою мать! Гросс уже подсуетился. Опираясь на локти, привстаю. Доктор пробует уложить меня в горизонтальное исходное положение.

–Тебе нельзя подыматься! Даже не спорь! – затягивает больничную страшилку Гросс.

Я отталкиваю  доктора, неоспоримо усиливая натиск на Одри. Девушка не пугается рывков больного, наоборот подкупающе улыбается. Протягиваю руку к сверкающей красотой кинодиве. Одри не отстраняется, наши ладони соприкасаются, я крепко держусь за миниатюрную кисть руки. Энергия покоя и безмерного упоения доверху заполняет меня. Немного подтягиваю девушку к себе. Негодующий глас доктора одергивает.

–Эй, Антон! Перестань приставать к медсестре!–пронзительно вопит он.

Вопль Гросса приводит в чувства. Я выпускаю обольстительное юное создание. Образ актрисы рассеивается, Одри безвозвратно исчезает.

Сконфуженно прошу прощение у волшебной нимфы. Она застенчиво улыбается.  Доктор нахраписто прерывает мои извинения.

 Гросс диктует сестре милосердия литовским языком, очевидно, какие-то серьезные поручения.  Девушка морщит лобик, сосредоточенно записывая каждое слово дока. Закончив конспектировать назидательную речь Гросса,  Одри  покидает нас. Я бы многое отдал, чтобы она не оставляла меня, присела рядом.  Теплой ладонью нежно гладила пациента по голове, ласково успокаивала, произнося избитую народную фразу, все будет хорошо. Медсестра  грациозная и привлекательная, пусть не Одри Хепберн.  Но, девушка легкой поступью уходит, утолять беспокойство не в себе клиента не должностная обязанность медсестры.  С психиатрическим расстройством  пожалуйте в психодиспансер, господин Кнутиков.

            Мы дружно глазами провожаем медсестру. Когда дверь закрывается, Гросс с интонацией испуга выпытывает впечатления от случившегося эксцесса со мной.

–Напугал ты нас своим физическим состоянием!  Как на том свете? Кого встречал? Джиму Морисону передал привет? – доктор противно хихикает.

–Гросс, мне не до тупых шуток!–огрызаюсь я.

–Man, какие шутки!?– Гросс всерьез сердится. – Мои ухмылки  нервное остаточное явление после вчерашних твоих похорон.  Исполнил блин трагикомедию! Ну да ладно,  забудем дурной случай.  Ты жив,  ужасное происшествие позади.