Текст книги "Плохой парень ("Король экстази") (СИ)"

Автор книги: Сергей Макуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

 Нулевые, двухтысячные годы постоянства, никаких  экономических, политических кризисов, войн, бандитов.  Родители девочек и мальчиков пристроились, нашли трудовые ниши для полноценного обеспечения семей, всячески старались не припоминать эпоху лихих 90х.  Лучше синица в руках, чем журавль в небе, усердно талдычат они подрастающим деткам. Я понимаю родителей, столько пережито в конце прошлого столетия.

Впрочем, спокойная размеренная жизнь обывателя без роковых взлетов и падений, почему нет?  Я не познал вашего «кайфа» поэтому комментировать  не имею права, то чем живут  97% населения страны. Вероятно, устойчивое постоянство доставляет  удовольствие, пусть без свободы, но зато в безопасной стабильности. Но те, кто здесь расположился в мягких креслах кафе, не считают себя серой народной массой, они серьезно настроены, покорить мир. Успехов вам малыши!

Отхлебываю кофе, задумчиво через  огромные оконные витражи  рассматриваю улицу  со  спешащими пешеходами,  толкающимися в пробке  автомобилями разных мастей. Вроде бы ничего не видоизменилось, визуальная картинка середины 90х, но мне просто напросто показалось.  Город иной, совсем  другой. Не мое людское окружение, не мое время, не мой стиль. Я слишком чужой, как говорится на празднике жизни. Ребята мои ровесники кто уцелел стали с виду приличными людьми. Семьи, неплохая карьера, взрослые разговоры, никакой игры с запалом, минимум риска. Мне понятна их  жизненная позиция,  дорогую цену заплатили тогда в 90е, чтобы очутиться 2000е в более менее покое.  Они дорожат статусом, благополучием, завтрашним днем, не лезут в сильно опасные дела как в 20 лет. Я же похож на иноземное существо, нечаянно потерявшееся в пространстве и во времени, уже не молод, еще не стар. Возраст навивает одно.  Половина жизненной дороги позади, прожито, пройдено, осталось каких-то лет 15 активности, старость подкрадется, схватит костлявой рукой за горло, неизлечимыми болезнями, изводящей немощью, убивающим одиночеством.

Нет man, пойми меня правильно, я не распускаю нюни. Я прекрасно отдаю себе детальный отчет в том, что  всякая временная пора проходит. Нужно суметь перевернуть страницу этапа пройденного жизни, начать писать свежую главу биографии. Собраться и встряхнуть себя физически, откинуть мутные, депрессионные мысли и полный вперед к покорению новых вершин.  Нынешняя Москва не для меня, дама флиртует с «зелеными» юнцами, маня заманчивыми яркими огнями, огромными перспективами большого города. Ей со мной не занимательно коротать досуг, я чересчур тертый калач. Москва любит молодых, не опытных, энергичных.

Второй типаж любимчиков златоглавой, в возрасте обеспеченный буржуа. В меру рисковый консерватор. Милый сердцу  храм Христа́ Спаси́теля,  открывают панорамные окна пентхауса.  В кармане пиджака «Brioni» производство нужных российскому рынку штук для смывных бочков унитазов обеспечивает доход владельцу значительно выше среднего.   «Bentley» в гараже, дом средневековый замок  на «Рублях», приличное качество жизни мать ее.   Вторая жена моложе лет на двадцать, маленькие детишки с ангельскими личиками.

Буржуа  для Москвы маркетинговый ход, пример возможностей города, замануха для молодых, голодных, свободных парней и девчонок.  Состоявшийся типаж образец для подражания  свежему, молодому мясу, приезжающему из Вологды, Тамбова, другой глухой и не очень российской провинции. Стандарт успеха демонстрирует со страниц бульварного  журнала  лежащего на раскладном столе плацкартного вагона, что возможно многое.  Цена вопроса? Журнал, конечно, не пишет как удачливый покоритель города, не верящего слезам, старших детей давно перевез в Лондон, да и сам скоро осядет в районе «Челси».  Москва твердо знает финал отношений с любым типажом. Столица  для искреннего  брака, счастливой семейного жития не создана. Этот город давно не для уютной жизни. Нажить приличное состояние, да. Но не факт, что заполучить долгожданное счастье. Хотя man, у любого индивида шкурное понимание счастья. Город дает предельный шанс, но взамен и забирает немало ценного: здоровье, совесть, честь, наделяет цинизмом к людям.

Москва не отдается хоть малость мужу истинной любовью без остатка.  Не одаривает бесценной  заботой, нежностью прикосновений, страстными любовными ласками. Город строго сожительствует, не подпускает близко к телу и до поры не отпускает далеко, держит на коротком поводке. Даже такое расположение уготовано меньшинству жителей мегаполиса. Большинство московского люда «актеры» даже не второго плана в фильме, а десятого. Полнометражное кино  засветит их смурные, недовольные  лица  долей секунды на экране кинотеатра.  Среднестатистический житель мегаполиса, ежедневно спешащий в офис   обменять 9 часов своего нудного жития-бытия на несколько зарплатных рублей за работу в конце месяца,   давненько уяснил, он не  заставит повиноваться непреступный город.  Обычный житель  довольствуется лишь  массовкой в живописных московских сценах, первые роли  займут более удачливые.  Хочется ли мне сделаться второсортным, третьесортным  актеришкой? Нет.  Десять лет назад наши любовные отношения проходили пик, стояли в зените. Я играл пусть не главную, но одну из первостепенных ролей в ее блистательном окружении.

Понимаешь чувак?  Юным парнем я грезил втихомолку ночами о покорении столице. Школьником сумащедши желал чувственно «совокупиться» с опытной дамой постарше, Москвой. Но, дама на, то и дама, первому поперечному, любому  встречному не дает.  Ублажая всеми правдами и неправдами ухаживая за миледи сряду несколько лет. Я подходил ежечасно, ежедневно ближе и ближе, она издали присматривалась ко мне. Однажды я без повода возомнил, будто она наконец -то сдалась, вся целиком рухнув в мои объятия. Знаешь man  откуда таков вывод? Получалось по бизнесу в полном и беззаговорочном абсолюте, перло всецело всегда и везде,  пазл складывался, «бабки» текли рекой. От свалившегося материального прикупа я ускоренно терял земное притяжение.   Ракетой уносился в открытый космос, где ты перестаешь чувствовать происходящие явления.  Ни словом сказать, ни пером описать тебе парень,  каково в 22 года иметь  серьезное лаве.  Деньги распахивали  настежь любые двери, помогали договориться с кем угодно из людей.  Одновременно  сносило мою голову к чертовой матери. Утратив чувство реальности, прочно уверовал,  столица полюбила меня. Повторю, man,  Москва своенравная дама, которой не нужны нормальные человеческие отношения, столица одинока по природе. Не знание закона, как говорят юристы,  не освобождает от ответственности. Эпилог нашего недолгого романа известен тебе.

Безрассудный  город изгнал меня пинком. В еще не остывшей постели рядом с ней уже лежал свежий, молодой фаворит.

Теперь я здесь в заведении общепита, человек сквозь которого смотрит сотня юных глаз и не замечает. Плохого парня забытого столицей, никому не нужного, вычеркнутого одним росчерком из списка московских удачливых man-ов. Бывшего короля «экстази»  умершего на несколько лет, воскресшего, после семи лет отсутствия, а для моего мегаполиса это срок, скажу я вам.

Москва 90х. Эта великая интриганка одним днем могла прокрутить твою жизнь словно кинопленку. Насыщенно наполнить 24 часа столькими авантюрными приключениями, что если   кому то изложишь   свои случившиеся происшествия, то ясен пень, слушатели-обыватели  примут тебя за балабола-пустомелю или умолешенного.   Кто в теме ведает, Москва бывало, судьбину  повернет к тебе задницей и лицом сряду несколько раз за день. Семь лет отсутствия в городе уже срок из разряда  бесконечности.  Восприятие города напрочь отсутствует. Каких либо переживаний от лицезрения города ноль.  Меня мощным махом перекинули на семь лет вперед из 90х, спалили  мосты для отхода,  даровали тотальный карт-бланш действий по любым направлениям деятельности.

Недалеко от сегодняшней кофейни минут семь пешком работал один из первых  ночных клубов в 90 или 91 году уже неважно. Именно в том развлекательном заведении я утвердился решением барыжить по крупному «веществами». Символично, не правда ли man? Уютная кофейня, центр города, когда то любимого и благоволившего мне города, именно здесь в 2006 году я решил покинуть столицу навсегда.

 Подъехал Андрей.  Мой единственный, дорогой друг из прошлой поры. Он неслышно подошел, подал руку для рукопожатия. Я привстал навстречу, правой кистью руки сжал его прохладную ладонь, левой рукой обнял за плечи.

–Вот ты и дома плохой парень! – ухмыльнулся он.

–Дома! Громко сказано,– засмеялся я.

Я так соскучился и был  рад лицезреть Левинзона,  что Андрей  немного опешил от силы  обхвативших его рук.

–Эх, Андрюха,–шептал я, удерживая в объятиях друга,–наконец-то свобода. Ты стоишь рядом,–отпускаю я руки от Левинзона.– Заказываю ароматный кофе, заедаю вкуснейшим тортом, музыка, молодежь, одетая по моде,–я определенно взволнован от нахлынувших чувств.– Ты не представляешь какой это кайф, ВОЛЯ.–А запах сахарных свежеиспеченных кренделей,–я втягиваю показательно ноздрями воздух.

–Одним словом кайф.

–Куда мне представить,–немного саркастически говорит Андрей,– ходка длинною  в семь лет. Давай присядем.

 Я шлепаюсь на твердый стул.  Андрей неторопливо снимает плащ и вешает на металлический крючок вешалку, торчащую из желтой стены. Присаживается, задвигает большой кожаный портфель под стол.

–Отлично выглядишь,–пускаю комплимент.–Костюм, прическа,  щетина трехдневка. Тебе идет.

–Ты тоже ничего,–режиссирует он серьезность на лице.

–Ага, для зоны видимо супер! – хихикаю я, принимая тонкую шутку Левинзона.

–Почему у тебя нет мобильного телефона? Я бы  предупредил, что задерживаюсь,–вопрос звучит малость с упреком.

 –Мне не нужен телефон,–равнодушно отвечаю я.–  Некому звонить. – в упор гляжу на Левинзона.

– И самое главное некуда спешить!–смеюсь.– Поэтому опоздал, так опоздал, – глотаю уже остывший кофе. –Я же время даром не терял, внимательно изучал  сегодняшний мир.

–Как тебе он? – Андрей машет рукой официантке.

–Эх, Левинзон,–восхищенно,– он прекрасен. Я наслаждаюсь. Порой накатывает, будто вчера только родился. Состояние несдерживаемого полета.

–Замечательно Антонио, что ты в прекрасном настроении, –Левинзон радуется.–  Думал хуже пойдет твоя адаптация на воле.

 –Нормально, нормально,– подтверждаю я великолепный свой настрой,–белый свет принял меня.

Подошла официантка тоненькие ножки в черных колготках.

– Закажешь? – не заглядывая в перечень кушаний, интересуется Андрей.

–Нет спасибо Андрюш.  Сыт уже,–подчеркнуто похлопываю я себя по животу ладонью, демонстрируя пищевое насыщение.

Левинзон просит овощной салат и стакан морковного сока. Официантка записывает в  малюсенький блокнот блюда, переспрашивает для подтверждения заказа, получив положительный ответ, удаляется мелкими шажочками  в сторону «Staff».

–Рассказывай Антош! Как ты?–Левинзон утыкается в меня внимательным взглядом.

–Спасибо Андрюх, что не отвернулся,–хлопаю дружески Левинзона по плечу.–За заботу о матери спасибо. Спасибо тебе друг,–замолкаю. Нет слов, чтобы выразить благодарность Левинзону. Он поступал как настоящий друг в отношении меня.

– Брось ты. Спасибо! Брякнешь тоже,–удивленно.– Ты мой друг! Ты  иначе  сделал бы?

–Нет,–без раздумий отрезаю,  закуриваю сигарету.–Но, из кучи друзей ты единственный кто не  кинул меня. Остальные разбежались  тараканами по щелям.

–Видимо у них были   причины поступить так. Не держи зла,–благодушно оправдывает  он моих «друзей».

–Я не испытываю злобу ни к бывшим  партнерам, ни к друзьям,– выпускаю струю сигаретного дыма вверх. Поток невидимого воздуха, перемешанный с облаком сизого табачного дыма, бьет о белый потолочный светильник, медленной бесформенной массой расползается краями потолка.

–Не мудрено,–призадумывается Левинзон,– тюрьма изменяет людей. Сколько я видывал человеческих трагедий за адвокатскую практику,–прискорбно делится он.

–Согласен,–упавшим голосом подтверждаю,– тюрьма меняет человека.  Причем радикально. Тем, кем ты был  до зоны,    ты уже не будешь,–тушу сигарету о пепельницу.

–За «колючкой» разрушаются жизненные принципы или  появляются у сидельца,–развиваю выбранную тему.–  На зоне ты можешь стать полным дерьмом в человеческом плане или укрепиться духом.

–Отбывая первый срок,–чуть нервничаю. Опять непростые воспоминания, связанные с тюрьмой встают перед глазами.–Осужденные кто съезжает с катушек, а кто  проявляют моральную устойчивость.

–Неоднократно лицезрел картину. Как гора мышц с гонором падало говном ниц. Воля слабая оказывалась под напором зоновских обстоятельств,–выражаюсь предельно ясно, чтобы донести мысль до Андрея.–Наоборот хлюпик мизинцем пальца зашибить. Стойким оловянным солдатом переносил тягости, выпавшие на его долю. Не  вставал на колени ни перед кем и не перед чем в минуты дикой душевной боли, давления на психику начальства тюрьмы или мелких хулиганов сидельцев.

Официантка приносит кушанья. Заботливо расставляет перед Левинзоном.

–Если что-то захотите дополнительно заказать, зовите. Приятного аппетита, – желает милой улыбкой девушка. Покидает нас.

– Давай сменим тему,– настойчиво обращаюсь я.–Тюрьма прошлое,  пришитое крепко к сердцу, но есть потребность в будущем.

Андрей  непротивится, растерянно пожимает плечами, улыбается: – Предлагай парень.

Человеческое любопытство чистой воды берет верх над безразличием к моим бывшим корешам. Да, я хочу узнать, что стало с Гаврюшей, Бовичем и Ко.

После моего задержания осенью 98 года, Гаврюша и Бович свидетелями резво давали против меня показания на суде. Сливали, предавали партнеры Антона Кнутикова на всю катушку. Чувствовался безукоризненный ментовской стиль работы с подопечными Колошенко. Давление шантажом поставило  Гаврюшу и  Бовича перед ясным выбором, реальный тюремный срок напару с Кнутиковым, либо вольная житуха с денежным прикупом от совместного дела с ментами по продаже «экстази».

–Ты не в курсе о Гаврюше, Бовиче, Колошенко?

–Гаврюша на лечении в психиатрической больнице, Бович в Израиле живет, – сообщает невозмутимо Андрей.

Меня  нынешние пристанища старых «приятелей» не дивят.

–Мы «дружно» шли кривой, криминальной дорожкой. Если вовремя не соскочить с темы контрабанды. Расплата придет. Кнутиков как самый борзый попал в тюрьму, Гаврюша слабый на голову загремел в психушку, Бович ушлый тип сквозанул в Израиль. Даже не знаю, кому повезло больше,–шуткую я.

–Андрей слушай с Гаврюшей понятно! У парня последний год перед моей посадкой психика по швам трещала. Бович, почему в Израиль свалил?—удивляюсь я.

– Когда тебя закрыли в тюрьме. Бович с Колошенко подвязаться пытался торговлей «экстази». Бович же, по сути, единственный кто в теме был дел империи зла Антона Кнутикова, – Андрей повествуя, разворачивает столовые приборы, аккуратно завернутые в бумажную салфетку. –Ты не против?–пальцем указывает на салат Андрей.

–Не обращай внимания на меня, кушай. Приятного аппетита.

Андрей неторопливо цепляет вилкой огурец.  Несколько секунд  рассматривает тонкий ломтик, наверное, о чем-то раздумывает. Убрав овощ в рот, неторопливо пережевывая, говорит далее.

–Деталей не знаю. Кипишь серьезный стоял от их разборок. Всех на уши умудрились поставить: бандитов, ментов, ФСБ, чуть ли не военных с пожарными. Москва наркоторговая гудела с полкода. Наркодилеров зажали один за другим. Потом затихло. Я от знакомого услышал об отъезде Бовича. Видать с Колошенко не договорился по бизнесу,–натужно выдыхает Андрей, делает глоток морковного сока.

–Ну да, ну да,– обмозговывая сказанное Андреем, вторю я.

–Последнее,  что слышал о Колошенко,–Левинзон прожевывая помидорину.– Из органов поперли твоего «защитника».  Он с сотоварищами решил розничную сеть магазинов по продаже электроники борзо на деньги выставить. Наехали в лобовую на коммерсантов. Один из собственников бизнеса друг детства замминистра МВД оказался. Дальше понимаешь расклад. Одно не понятно,–мимика лица Андрея показывает непонимание.–Как вечно осторожный тип  Колошенко не пробил дело с электроникой до конца. Видно верно поговаривают люди, что и на старуху бывает проруха, –Андрей  сжевав  несколько листов зелени, запивает соком, отодвигает тарелку с остатками салата.

–Где,  чем промышляет Колошенко я не в курсе. Такая петрушка брат о твоих прежних компаньонах,–оканчивает Левинзон, вопросительно вглядывается в меня, будто поджидает вопросов.

О нюансах нынешних дел Бовича, Колошенко, Гавра знать не хочу. Пройденный этап вся эта команда ураган.

–Кстати ты к чему про бывших коллег любопытствуешь? Только не лукавь, man!—хмурится Андрей

–Ни к чему!–холодно отвечаю.– Так для общего развития.

–Хорошо если так Антох. Или может, вернуться к старому ремеслу желание не отпало?–строго допрашивает он.

–Нет,–твердо парирую.–Прошлое дело криминал.

–Отлично,–внешне успокаивается Левинзон.

–Время сильно поменялось с тех пор. Страна, люди другие,– как-то наставнически выговаривает Андрей.

–Я в курсе, –ухмыляюсь.–Мы на зоне не настолько изолированы. Ветра перемен и туда залетают. За новостями следим.

–Ну ладно,–довольно.– Какие Антон планы деятельности?

–Пока не представляю,–признаюсь я.–Уеду на пару лет в Европу. На чужбине обдумаю будущее. Прикину, чем себя занять на ближайшие т-цать годов,–озадаченно делюсь я.

–От себя не убежишь. Помнишь?–благодушно подкалывает Левинзон.

–Я не пытаюсь. Нужна пауза для подумать, не более,–на полном серьезе парирую добродушную подколку Андрея.

–В паузе тоже кушать хочется. Как заработаешь на пропитание?

–Руки, голова во здравии. Посуду мыть, улицы мести буду,–беззаботной ноткой в голосе отвечаю Левинзону.

–Понятно мне что ни фига не понятно,–Андрей с тревогой.

–Буду искать себя, начну жизнь с ноля,–убеждаю его.

–Я могу помочь с работой Антош, хорошей работой, высокооплачиваемой!—предлагает он.– А может тебе дело свое открыть,–увлеченно настаивает. Вообще не вопрос сегодня, кредиты доступны,–уговаривает Левинзон.

–Спасибо Андрюш, огромное спасибо за заботу. Работать на дядю не срастется. Порода такая, вне стаи, затравленный волк одиночка,–разубеждаю Андрея в его затеи с работой.

–Изменись. Люди пристраиваются. Если вариантов других нет,–непоколебимо просит  Андрей.

–Выбор всегда есть. Это решение самих людей горбатиться на непонятно кого. Жизни не видеть и вдобавок получать копейки,–как могу, поясняю.–Я не смогу, прости Андрюх.–Возможно трудности по жизни прижмут, тогда соглашусь.

–Друг не обижайся,–извинительно прошу Левинзона.–Несколько дней назад вышел из тюрьмы. Дай дух перевести и порядок в голове навести.

–Хорошо, хорошо, я не настаиваю!–он поднимает обе руки вверх, обозначая, что сдается.

–Единственно о чем  порошу Андрей!–чуть мешкаюсь с просьбой, как то не по себе.

–Пока я  в отъезде, мать навещай, пожалуйста.

–Дурень ты Антон! Я бы без твоей просьбы это делал бы,– нескрываемо укоряет Левинзон.

– Извини. Ты настоящий друг. Ни в пример меня, который никогда не был ни преданным другом, ни хорошим сыном.

–Перестань Антон!

–Да ладно Андрюш!–я отмахиваюсь.

Андрей окрикивает официантку. Она быстро подходит. Левинзон просит счет. Пока девушка ходит за чеком. Андрей достает пухлый почтовый конверт из портфеля под столом.

–У меня еще одна встреча. К сожалению долго не  пообщаешься. Давай в субботу к нам приезжай домой. Жена приготовит вкусного. Посидим, поговорим без спешки.

 Левинзон передает конверт с деньгами. Незначительная моя заначка, пятнадцать тысяч долларов. Я  прячу деньги в сумку.

–Может тебе еще денег нужно? Ты говори. Не стесняйся,–предлагает помощь Андрей.

Официантка приносит счет. Андрей расплачивается. Благодарит девушку за обслуживание щедрыми чаевыми.

–Приходите к нам.  Рады будем вас видеть в нашем заведении,–прощается с нами она.

–Спасибо Андрюш. Здесь достаточно. Матери оставлю сбережения. Когда устроюсь, буду высылать деньги.

Мы одновременно встаем из-за стола. Обнимаемся.

–Подумай насчет субботы!–напоминает он.–Созвонимся.

–Хорошо,–одобрительно чуть кланяюсь.

У Андрея вдруг звонко звонит мобильный телефон.

–Побежал,–Левинзон уже на ходу надевает плащ. Торопится, входная дверь, выпуская Андрея, брякает колокольчиком,  захлопывается наглухо, скрывает его из моего поля зрения.

Я пешком  тащусь к метро «Китай-Город». Не охота катить домой. Разноразмерные думы пчелами роются в голове. Прилипшие размышления  касаются  моих прежних и настоящих друзей, Гаврюши, Бовича, Левинзона.  Как сплошь и рядом мы тяжко ошибаемся в людях или они в нас? По моему опыту судить из ста так называемых друзей, выясняется, настоящий, преданный товарищ один.  Лет 12 назад Левинзона я считал кем угодно для себя, но только не другом: адвокатом, знакомым, приятелем.  Он не прилипал навязчиво своим знакомством,  не искал дружелюбия от меня, как  прочие девяносто девять «дружбанов».  Ничего и никогда не просил, денег не занимал, не лез докучливыми советами.

Андрей незаметно оказывался плечом к плечу, когда грозящие смертельной молнией тучи житейских проблем сгущались надо мной. Навещал мою маму, когда некудышний сын пропадал без вести в командировках месяцами.

           Дружба людей. Что за неосязаемая материя, держащая двух человек вместе даже если они далеко друг от друга?  В чем   секрет отношений?

 В 22 года не задумывался о содержании этой самой тайны.  Двадцатилетним я принимал за друзей кого угодно: партнеров, ментов, бандитов, тусовщиков, вообщем всех тех с кем систематически отдыхал или занимался бизнесом.

Левинзон не любил тусовки. Все свободное время проводил дома. Читал, играл в шахматы, коллекционировал старинный хлам.  Тогда в начале 90 х, он жил с мамой, Мариной Соломоновной.   В крошечной  комнатушке близко с метро Новослободская.  Кончив юридический институт, он устроился в адвокатуру помощником адвоката.  Быстро поднаторел в адвокатской профессии, уже спустя  год своей профессиональной работы самостоятельно вел защиту. Специализировался на уголовных делах.  Клиенты той поры, контингент соответствующий, бандиты, мурчащие* по понятиям, отпетые отморозки. Криминальные авторитеты, братва, одним словом.

Не любой сдюжит общий язык найти с такого рода клиентурой, нервозная работка не для слабонервных адвокатов. Левинзон удало справился на ура. Внешний вид Левинзона не вселял никакого доверия для защищаемых.  Броская природная интеллигентность приходилась ни к селу, ни к городу. Еврейские юношеские черты лица, очечки кругленьких стекол. Размера на два больше положенного пиджачок несуразный темно коричневого цвета.  Извилистая карьерная дорога ненароком свела Андрея с авторитетным грузинским вором в законе Гиви. Тот мудро не послал парня после знакомства, а дал первый и последний шанс. Левинзон сделал партию защиты авторитета блестяще. Гиви выпустили прямо из зала судебного заседания, сняв сфабрикованное обвинение. Об Андрюхе правильная информация разошлась сарафанным радио среди криминалитета.  Так мы нашли друг друга.  Именно на Левинзона я плавно переключил периодически возникавшие перипетии с законом.

            В 95 году мама Андрея умерла, рак желудка.  Для Андрея смерть матери удар наисильнейший. Мама была единственным близким человеком для Левинзона, отец скончался, когда Андрею не исполнилось трех лет от роду. Родных братьев и сестер у Левинзона не было. Помню  первые дни после кончины Марины Соломоновны. Андрюха передвигался по квартире, словно в густом тумане. Левинзона казалось, отключили от внешнего мира, заперли в самом себе. Я занялся организацией похорон. Выбил участок для захоронения на Даниловском кладбище, оповестил родственников, разместил приехавших проститься с Мариной Соломоновной  по гостиницам. Транспорт, гроб, поминки.   На четвертый день после похорон я заехал к Левинзону. Он, молча, сидел на кровати в спальне, перебирал семейные черно белые и цветные фотографии. Страшно похудевший, небритый, бледный напоминал приведение. Разговор получился несуразный. Я не знал, как эмоционально подбодрить Андрея. Он подметил конфуз:

– Не беспокойся Антон. Езжай домой. Я завтра начну работать. Утону в делах,–пошутил он.

Мы увиделись шесть месяцев спустя после похорон. Левинзон позвонил и пригласил на свою свадьбу. Праздничное торжество без размаха, только родные люди. Андрей познакомил меня с женой Ниной. Вот выходит перст судьбы, супруга друга как две капли воды была похоже на маму Андрея в молодости. Бог не кинул Андрюху в одиночестве и послал прекрасную, любящую суженую. Брак Андрея и Нины я всегда считал образцовым. Взаимная любовь, преданность, понимание между супругами прошли испытание временем и жизненными невзгодами, не расшатались под напором невзгод, а наоборот окрепли.

О таких семейных отношениях большинство пар только мечтают. Андрей  своей добротой, искренностью, заслужил семейное счастье. Главное он умеет подлинно любить. Через год после свадьбы у них родилась дочка Маша.

              Жизненные трудности человеку выпадают с целью проявить характер у индивида, не сломаться духовно под натиском трудных невзгод. Набраться опыта выхода из сложных жизненных ситуаций, научиться терпению, мудрости. Остаться по концове пережитых бед человеком. Важно по результату те выводы, которые делает личность, пройдя проверку на стойкость. Безусловно, ценно правильно распорядиться полученным опытом.

            Видимо тугодумов типа Антона Кнутикова изменчивая судьба экзаменует поизощренней испытаниями.  Дабы поступки последующие совершались по совести, близкие люди ценились, камни не разбрасывали, а собирались.  Падать больно с вершины успеха. Физические и моральные страдания доставляет шлепок с любой высоты. При ударе свалившись с 14 этажа, ты наверняка погибнешь, со 2 этажа сломаешь ногу или получишь ушиб.  Если выживешь, после потрясения затем десять раз подумаешь, стоила ли безбашенная движуха того, рисковать жизнью и драгоценным здоровьем, заставлять волноваться родных.

 Я потерял равновесие, рухнул в бездонную пропасть расплаты за грешные преступления из-за самоуверенности,  съевшей меня гордыни. Потерял чувство страха, глупая юношеская самонадеянность в безнаказанности за преступления. Контраст человека до и после падения с триумфальной вершины разительный. Меня резво вывели из  блаженного состояния извечного удовольствия и кинули туда,  где сухари с чаем, транспорт метро, мне тридцать с лишком лет, за спиной семь лет тюрьмы.

Всякий серый асфальтовый метр Москвы воспоминание тревожащее душу. Улицы, улочки, кривые переулки  моей стремительно утекающей молодости Неглинная, Пушечная, Лубянка. Неоновые вывески в вечернем городе, обновленные фасады домов и административных зданий, зазывающие витрины магазинов.  Столица традиционна, обожает менять внешние образы и внутреннее убранство в хозяйских палатах. В помещении дореволюционной постройке бывшего книжного магазина, где пересекался литературный люд, а я в юные года покупал книги Пелевина,    теперь разместился солидно  банк. Общественная столовая на Пушечной, где мы бедными студентами любили  перекусить пельменями, уже превратилась в роскошный ресторан европейской кухни. Сквер вековых зеленых каштанов,  прилегающий, к монументальному офисному зданию в Лучниковом переулке огородили высоким металлическим забором с острыми наконечниками, на въезде врыли шлагбаум. Я с Анькой, тогдашней моей возлюбленной в 91-92 году прятались в прохладной тени сквера от летнего зноя, целовались в засос, смеялись звонко и пили ледяную колу.  Тринадцать лет прошло, одним днем пролетело времечко. Анька вышла замуж за упыря американца и переехала в вечное калифорнийское лето.  Мои некудышние  дела сам знаешь man!  В знакомом сквере юности моей  почти ничего не видоизменилось. Те же вековые деревья, деревянные скамейки поменяли  окрас, клумбы освобожденные дворником от выпавшего первого снега.  Вот– вот  Аня незаметно подбежит сзади, закроет миниатюрными ладошками мне глаза.  Нам всего по 17 лет, целая жизнь впереди.

 Уехать навсегда или временно из неверной столицы для меня единственно верное решение. Москва переполнена давящим прошлым, накрывающим с головой сходящей лавиной ностальгии.   Нужна радикальная смена обстановки.

Улица Маросейка.  Вблизи светлеющим из земли входом в керамогранитное метро неброская реклама на желтом фасаде строения  «Турагентство», «Авиабилеты». Неспешно поднимаюсь скрипучими деревянными  ступеньками  на второй этаж офисного помещения. Неторопливо прохожу в небольшую сверкающую светом комнату турагентства.  Две светленькие симпатичные совсем молоденькие девушки в белых одинаковых, накрахмаленных сорочках синхронно улыбаются, заприметив меня.  На   белых стенах комнаты развешены плакаты с достопримечательностями чужеземных стран. Черный диван из кожзаменителя. Он придвинут вплотную к правой стене при входе в помещение. У дивана журнальный столик со стеклянной столешницей. На гладкой столешнице раскиданы туристические путеводители вперемежку с информационными проспектами. Два офисных коричневых стола, компьютеры, громадный ксерокс на тумбе, открытые жалюзи на окнах с видом во двор заставленный дорогими авто. У левой стены в комнате несколько черных простеньких стульев с матерчатой обивкой. С порога здороваюсь широкой улыбкой. Сотрудницы приветливо  встают на встречу, будто пожаловал дорогой гость.

–Присаживайтесь, пожалуйста,–просит девушка, с длинными распущенными волосами указывая рукой в сторону дивана.–Чай, кофе?

–Нет, спасибо,–послушно опускаюсь на диван. Дешевый наполнитель непонятного происхождения хрустит подо мной, я утопаю в мягком сиденье, принимаю не очень комфортную позу.

–Вы ищите конкретную страну для путешествия?– девушка с распущенными волосами  усаживается краем дивана. Она тянет пальцы с безупречным маникюром  за цветастыми туристическими информационными буклетами.

            –Скорее конкретный город,– отвлекаю ее от поиска идеального места для моей поездки.

            –Что за город?—девичье личико мимикой любопытства застывает на несколько временных мгновений. Она непроизвольно вытаскивает из кипы журналов первый попавшийся, названием  «Турция для всех».  Оглядывает меня всесторонне, видимо, угадывает по каким – то ведомым только ей тайным признакам пункт назначения клиента.

            –Амстердам,– бодро сообщаю я.

            –Отличный выбор,–она едва скрывает удивление.

Мой старомодный облик собьет с толку, даже профессионала в туристической индустрии.

            Сотрудница ищет глазами на столе каталог с подходящей экскурсионной, развлекательной программой в Амстердаме.