Текст книги "Плохой парень ("Король экстази") (СИ)"
Автор книги: Сергей Макуров
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
26.
Я не искал добра у людей, не дарил по жизни доброты никому и никогда. Сваливаю безразличие к окружающим на без принципную, безжалостную эпоху. Человек, человеку волк. Получив удар по правой щеке, не подставлю левую. Любые жизненные, каверзные потрясения стойко переносил, но сейчас слезы бегут двумя струйками по небритым щекам. Жалею себя. Мерзопакостная, мелочная жалость негаданно поймала меня на живца в ловушку. Я всегда презирал людишек жалеющих свое никчемное нутро. Униженно ищущих сострадания им подобных. Вышло тривиально, жалость намеренно выждала, когда я сломаюсь морально, нанесла сокрушительный точный удар, отправив в нокдаун к плаксивости беспомощного, распустившего сопли Антона Кнутикова. Оплакиваю себя! Докатился ниже падать некуда!
Никогда ни о чем не зарекайся. Ни от сумы, ни от тюрьмы. Изъеденное до костей изречение. Я не верил избитой простонародному выражению. Рассчитывая всякий раз на собственные силы, знал, даже при крайне негативном результате, в последующем возьму реванш за поражение.
Самоуверенный наглец, наконец то попал в поставленный судьбой бесхитросный капкан. Не рассчитал внутренний волевой ресурс. Зарвался, потерялся в реальности парниша. Опасная штука утрата действительности. Я зашел слишком далеко в проступках. И, вот я перед последней моральной чертой, убийством человека.
–Сдрейфил,–посмеется Шмель над моими заморочками из этических устоев.
Типичная трусость или нравственный тормоз не пускающий во все тяжкие.
Я не могу понять причины в категоричной нетрудоспособности исполнить смертоубийство.
Придумываю отговорки сумеющие оправдать убийство. Намеренно оправдываюсь необходимой обороной. Убить Шмелева значит выжить! Я не нападал на компаньона, зачинщиком всей кутерьмы разборок явился Шмель.
Признаюсь, man. Я страшно боюсь!
Трушу Шмелева неуравновешенного гангстера. Извечная моя боязнь переросла в круглосуточную манию из дежурных тревог во сне и на яву. Первая же минута знакомства с бандитом вытащила из меня постылое малодушие. Шмелев пробудил стучащий зубами щемящий трепет. Зайцем, увидавший серого волка я трухал от плоских отвешиваемых шуток партнера. Бесили и раздражали злые хохмы Шмеля, но в ступоре молчал, видел усмешки его друзей бандосов. Я содрогался листом по ветру, когда шестерки Шмелева ссылаясь на босса, передавали тупые пожелания и поручения Шмеля. Любое словесное соприкосновение со Шмелевым служило причиной рождения ужаса, после беспощадной моей ненависти. Беспросветное, непроходящее отвращение к Шмелеву. Но, более в такой ситуации тошнотворно воротило от самого себя. От моей беспомощности, слабости, от того что я терпел невыносимые издевки гангстера. Долгожданный срок освобождения из плена зашуганности настал. Смерть Шмелева это вылечивающая панацея от страха. Шумно безостановочно смеюсь, пренебрегая поздним часом. В окне за стеклом мерещится силует Шмелева. Срываюсь рвущим голосовые связки криком : ААААА!
Оздоравливающий разум припадок, тягостный страх, сопротивляясь, оставляет телесно-душевную оболочку. Сказочно радуюсь исцелению, легчает внутри, протяженный недуг излечили.
На шум прибегает медсестра. Заспанное личико смущено моим бестактным поведение. Девушка жалостливо глядит на пациента, несколько раз повторяет: –Что случилось?
Я оправдываюсь попавшей на язык чушью о приснившемся кошмаре. Она понимает, поднимает свалившееся одеяло с пола и аккуратно накрывает меня.
Медсестра спрашивает, нужно ли мне что нибудь.
–Принесите, пожалуйста, телефон,–вежливо прошу.
Девушка искренне удивляется желанию позвонить в два часа ночи. Послушно приносит телефонный аппарат. Набираю домашний телефонный номер Колошенко, который помню наизусть.
Колошенко быстро снимает трубку. Экстренные случаи на службе выработали молниеносную реакцию на ночные звонки.
–Алло,–говорит он.
–Здравствуй, это Антон. Я скажу, Да!
27.
Я подъехал на Измайловское кладбище к двум часам дня. Милиция плотным кольцом окружила периметр захоронений. При входе на кладбищенскую территорию назвал фамилию. Высокий, короткостриженный плотного телосложения в черном безликом костюме охранник минуту водил пальцем список приглашенных, затем попросил паспорт. Пройдя идентификацию с фотографией на документе, тщательно обысканный ладонями лопатами охраны, я направился в глубину кладбища, где толпились пришедшие проводить Шмеля в последний путь. Пробрался сквозь плотные ряды провожающих усопшего. Несколько сот человек, бритоголовые крепыши, стареющие воры в законе старой формации, звезды эстрады, спорта, мелкие политики подкармливаемые Шмелевым толпились около свежей выротой могилы. Со многими я был штатно знаком. Они знавали о нашем продуктивном партнерстве с убитым авторитетом. Одни из пребывающих или присутствующих подходили ко мне, жали руку, похлопывали по плечу, соболезновали. Другие кивком головы здоровались, шагали мимо. Я до последнего сомневался, ехать ли вообще на похороны. Мое психическое здоровье болталось на тонкой нити над пропастью полного безумия. Неутихающая бессонница, ежечасный страх, безостановочное угрызение совести, вперемежку с алкоголем и кокаином било по нервной системе с ног сшибающим ударом, приближая логическое окончание. Развязка с сумасшествием, либо с самоубийством. Казалось, меня уже вычислили как заказчика убийства. То и дело мерещились кровожадные бойцы Шмелева, повсюду охотящиеся за мной. Колошенко на связь не выходил. Он попросил без его команды Литву не покидать, подзадержаться в больнице до срока вызова. Один раз позвонив, известил о гибели Шмелева. Нарочито пособолезновав, попросил, не откладывая приехать на конспиративную квартиру в Москве. Пару дней спустя я вернулся в столицу. Убийство Шмелева не на шутку всколыхнуло ряды бандитских группировок. Нависла угроза кровавых разборок между бандами. Надоевших за последние пять лет конфликтов меж братвой преступным авторитетам не хотелось. Боссы договорились не развязывать междоусобных войн. Порешали по понятиям ретиво отыскать виновника убийства Шмеля и жестоко наказать по воровским законам. Бандитские терки по поводу поиска заказчика и исполнителя убийства пролетали мимо меня. Эпизодично, отрывки глухих отголосок по розыску виновного доносились. Бандиты подозревали Аслана лидера преступной дагестанской группировки Москвы. Он публично конфликтовал со Шмелем, причина раздора ночной клуб, а именно кому доить хозяев на деньги. Фактически предъявить Аслану было нечего. Прямых доказательств причастности бандита к убийству не имелось в распоряжении авторитетов. Шмелев всегда непрерывно с кем-то враждовал, стиль жизни и работы таков главореза. Круг потенциальных заказчиков, которым перешел дорогу Шмель не поддавался четкому пониманию.
Широкого резонанса, скандальной, сенсационной шумихи вокруг смерти босса Измайловской группировки не имело места. Для привыкшей к ежедневному мочилову в среде бандитов Москве, гибель пусть и серьезного преступного пахана всего лишь очередная потеря для преступного мира, где велась война за сферы влияния.
Пара телевизионных репортажей о кровавой разборке в которой сгинул Шмелев. Частные комментарии криминальных экспертов и официальные сотрудников правоохранительных органов выводили финал расследования, исполнителя убийства тщательно ищут, но мало – вероятно, что найдут. Похоже уголовное дело из серии не раскрываемых преступлений.
Побывать на похоронах Шмелева меня подтолкнуло одна причина. Я должен был увидеть Шмелева мертвым. Шмель неоднократно подвергался покушениям. Компаньона однажды даже погребли, как без вести пропавшего. Простреленный, переломанный, горевший, он выходил живым из ожесточенных передряг. Ответкой всем недругам устраивал чудовищно кровавые разборки.
Гроб, обшитый красным деревом с телом Шмелева одетого в черный костюм от «Brioni» возвышался на постаменте из непонятного материала. Я подошел близко, мог тщательно разглядеть бледное лицо Шмеля. Мастерски загримированная физиономия бандита выглядела, будто он живой, спит компаньон. Вмиг Шмелев проснется, поднимется и сидя в похоронном ящике в лоб заявит мне:
–Не предвидел чувак? Ты заказал меня, но не убил! Ты всегда Антош был лохом. А лох обязан знать свое поскудное место в давно прогнившем мирке. Извини партнер!
Мои ноги цепенеют от внезапного оживления мертвеца. Сознание мутнеет. Я точно лох, попавшийся в расставленные сети хитроумного Шмелева. Он вытаскивает автомат «Калашников», тщательно выцеливает. В ожидании выстрелов сжимаю силой веки глаз, чтобы не лицезреть расправы над собой. Тело мое трясет. Автоматной стрельбы не слыхать, музыка Чайковского «Времена года» разом разгоняет тишину. Настороженно потихоньку открываю глаза. Шмелев неподвижно лежит в навороченном дорогом гробу, слегка подувший ветерок роняет желтый лист в сложенные на груди руки компаньона. Любимая музыка покойного, бессмертная классика, чередующаяся с песнями русского шансона. Горы разносортных цветов, венки опоясанные лентами последних слов усопшему и хмурое, тоскливое небо над головой. Небеса безразлично наблюдают за похоронным действом, укоризненный взгляд небосклона недовольно моросит холодным дождем. Как по мановению расчехляются черные зонтики. Над гробом быстро ставят загодя заготовленную конструкцию против внезапного дождя расшитый золотыми нитками шатер.
Пришедшие в порядке установленной очереди произносят хвалебные речи в адрес покойного. Спортсмены и артисты красноречиво благодарят Шмелева за добрые дела, безответную помощь, щедрость. Бандиты хвалят жизненные принципы покойного, преданность воровским понятиям.
Подходит черед православному батюшки, он служит панихиду. Многие собравшиеся повторяют слова текста молитвы, большинство держит горящие церковные свечи. Кажется священнику неловко, количество воров и убийц вокруг зашкаливает. По завершению церковного ритуала присутствующие по одному подходят к постаменту с гробом. Задержавшись у изголовья секунд пятнадцать-двадцать, люди осматривают, обозревают лицо, тело Шмеля. Некоторые шепчут над покойником неразборчиво какие-то слова. Кто-то целует Шмелева в морщинистый лоб. Попрощавшись, народ, отходит в сторону, уступая следующему участнику прощальной церемонии. Вот и я встаю перед гробом, еле касаясь ладонью боковины похоронного ящика.
Бледное лицо Шмеля, знакомый шрам, мелкая, еле заметная родинка на щеке. Это мой бывший партнер. Я заказал компаньона, убил, дабы спастись от него. Уверен, он поймет сие действие. Без сомнений Шмелев на моем месте поступил бы именно так. Конечно слабое утешение для болеющей совести. До конца дней теперь носить грех убийства на душе. После кончины платить за тяжкое преступление. Мучиться ежедневно ужасными кошмарами, мерзопакостными терзаниями, всепоглощающую боль уже не излечить ни каким средством в мире. Аминь.
–Прощай партнер,–тихо произношу. Наклоняюсь, касаюсь своим лбом лба партнера. Отхожу к родным Шмелева.
Среди родни узнаю Катю троюродную сестру Шмелева. Она познакомила нас. Я выражаю ей сочувствие. Она держит под руку рыдающую мать Шмелева. Отец Михаила удерживает супругу под другую руку. Он усилием скрывает горечь потери сына при людях. Видно как он сильно постарел за три дня с кончины сына. Я знаком с родителями Михаила. Перед поездкой в Литву мы виделись на дне рождения Шмелева. Маргарита Павловна и Георгий Петрович очень хорошие, интеллигентные люди, учителя. Маргарита Павловна напоминает мою маму. Наверное, характером, добрым и вечно переживающим по пустякам. Неправильно, что у прекрасных людей как родители Шмелева или моя мать нравственные уроды дети. Наши родители не заслужили такой несправедливости Бога.
Я сожалею о случившемся отцу Шмелева. Прошу крепиться, обращаться, если понадобится помощь. Обещаю не забывать и навещать их. Отец хлопает меня по руке, благодарит. Тем временем мама Шмелева падает в обморок. Георгий Петрович бросается к ней. Мои разболтанные нервы не выдерживают трагической картины. Развернувшись, быстрым шагом, переходящим в бег покидаю кладбище.
28.
Знакомая квартира на улице Тверская. Запах сырости и въевшейся в стены плесени. Полутемные, душные две комнаты. Кухня с крашенными облупившемся стенами, деревянной резной почерневшей мебелью. Жилище без признаков проживания в нем человека. Разбитый внешне, понурый Колошенко за прямоугольным с поцарапанной, облезлой столешницей под блеклым световым абажуром в гостиной. Перед оперативником початая бутылка водки и граненый стакан. Здороваюсь с Андреем. Укладываю спортивную холщовую сумку с деньгами на стол. Без приглашения от хозяина присаживаюсь. Колошенко не говоря ни слова, опускает и задвигает суму под стул.
–Пересчитай,–дергаюсь я.
Он мотает отрицательно головой.
–Верю!—твердо басит оперативник.
–Выпить не желаешь?—указывает Колошенко пальцем на бутылку «Столичной».
–Я за рулем,–слега удивлено пожимаю плечами.
–Понятно,–без интереса принимает он мой ответ.– Я выпью, если не возражаешь,–он переводит глаза с бутылки алкоголя на меня.
–Конечно,–равнодушно выражаю согласие.
Андрей отвинчивает крышку бутылки, наливает половину стакана, выпивает залпом. Молчит. Ни разу не видывал Колошенко таким угрюмым.
–Что случилось?—разгоняю повисшую гнетущую тишину.
Он неторопясь, в раздумье прикуривает сигарету. Колошенко сосредоточен, внутренне напряжен, чем-то или кем то озабочен.
–Нужно поговорить,– возобновляет беседу оперативник.
–Валяй,–не возражаю я.
–Какие Антон дальнейшие планы по работе? Исходя из новых реалий,– он выпрямляет руку, пальцами имитирует огнестрельный пистолет,–Пах, пах,–моделирует он выстрелы.
–Сечешь о чем я?—на всякий случай любопытствует он.
Я не скрываю рабочие планы. Честно, без лукавства, признаюсь.
–Хочу бросить наркоторговлю. Продать бизнес,–спокойно делюсь с Колошенко перспективами будущего жития бывшего наркобарыги.
–Ясно,–сдержанно принимает мой ответ,– Я так и думал!
–Андрей!—поднадоедает игра в кошки-мышки с опером. –Мы знакомы не первый год, не виляй темой. Скажи прямо к чему разговор?
–Не первый. Верно,–соглашается он. –Вон какие дела ворочаем,–ухмыляется.–Один Шмель чего стоит!
Андрей встает, что-то несвязно бурчит себе под нос. Прохаживается в развалку по комнате из стороны в сторону, так повторяется несколько раз. Остановившись около плотно занавешенного шторами окна, кидает докуренную сигарету в стеклянную банку с жидкостью на подоконнике.
–Ладно, – отмахивается вяло он. –Болтать пустое не стану. Тогда прямо по делу,–он, неторопясь, возвращается к столу.
–В первую очередь ты мой друг Антон. Запомни это,–вводная участь Колошенко почему – то настораживает меня.
–Прошу воспринимать мое предложение как партнерское,–Андрей присаживается на стул, прикуривает очередную сигарету.—Мы делаем предложение поработать вместе.
–Не понял!—изумленный, хлопаю глазами.
–Вместо Шмелева мы партнеры!– торжественно провозглашает Колошенко.
–Поясни, кто мы?– сразу не соображу я.
–Структура, которую я представляю,–невозмутимо проясняет он.
–У каких людей влечет продажа наркотиков! – злостно иронизирую.
Колошенко насмешку игнорирует.
–И на чем же наше партнерство будет зиждиться? – углубляюсь без интереса в предложение Колошенко.
–Схема, система взаимодействия как со Шмелем. Мы заменим бывшего твоего напарника,–не сморгнув глазом, раскрывает стратегию нашей деятельности.
–Интересно получается!—усилием удерживаю гнев внутри.
Градус беседы постепенно повышается. Вспрыгиваю со стула, из кармана достаю пачку «Парламента», заметно как дрожит моя рука, когда я вытаскиваю сигарету и прикуриваю.
Мои нервы потихоньку плавятся, нескрываю что психую. Колошенко из -под лобья следит за скачущим по кочкам, несущимся на воле несдерживаемым настроением.
–Согласие мое вам до фени?–рою зацепку для локального скандала.–За красивые глаза вы входите в долю бизнеса. Так?—толкаю вопросом Колошенко. Но сдвинуть опера, чтобы он провоцировался на скандал трудновато. Он не отстраняется в угол, выдерживая мой обвиняющий взгляд, переходит в контрнаступление. Я не суетливо ретируюсь к окну, выжидающе внимательно слушаю Колошенко.
–Не совсем!—корректно, без надрыва излагает он.–Как раз о твоем одобрении толкуем,–находчивый Колошенко сняв мое отторжение официального предложения, смягчает тон, разруливая возникшей между нами проблемной стены по-хорошему.
– Какие условия вашего вхождения в бизнес?–порывом перебиваю я.
–Доли 50% на 50%. Со Шмелем ты работал 40% на 60%. Так?– задает вопрос Колошенко вдохновленный, по его мнению, путевым для меня приглашением к сотрудничеству.
–Абсолютно! –решительно подтверждаю я.—И что?—нервозно вскрикиваю.
–Тебе выгодно сотрудничать с нами!!!–поражается моей недальновидностью оперативник.– Мы в твои дела не лезем. Безопасность деятельности и твоего тела гарантируем. Один ты не справишься!–озадаченно глядит он в меня.
–Я понял. За меня уже все решено!–вывожу я из наговоренного опером в мой адрес.
–С каких пор наши доблестные правоохранительные органы заинтересовались реализацией наркотиков?–ищу я скандала и разборок с Колошенко, прыская вопросами подколками. – По жанру кино вы боритесь с преступниками, а не в партнерские отношения вступаете ради заработка с бандюгами!—сознательно подтруниваю над оперативником.
Андрей мудро пропускает подковыристые уколы мимо ушей. Я ему нужен, поэтому опер терпит злорадство наркобарыги. Он медленно поднимается со стула, слышно шаркает начищенными ботинками по истасконому паркетному полу. Колошенко напротив меня, кидает в банку сигаретный бычок. Он чуть ощутимо раздражается, крайняя моя выпущенная фраза о ментовском долге попадает в цель психического равновесия Андрея.
–Кто-то из великих полководцев сказал: Не можешь победить войска врага в открытом бою, возглавь армию противника…!»,–геройски восклицает он,– Примерно смысл таков. Наша цель взять под контроль наркооборот свалившейся в яму с дерьмом страны,–Колошенко неожиданно сосредотачивается. –Методы борьбы с такими как ты эффективны, если встать во главе крупного синдиката,– похоже на полном серьезе открывает карты передо мной опер.
–Перед фактом не ставим,– с надеждой, изучающее следит за мной он,–делаем предложение. Можешь отказаться от затеи, но ты дослушай до конца!
–Взаимодействуешь непосредственно со мной по всем вопросам касающихся нашего дела. Фирмы для прокрутки денег дам. И вперед…,–простецки, кратко подает он рабочий регламент.
–Понятно,–чуть наклонив голову вниз, усмехаюсь я.
–Вопрос Андрюш риторический,–убрав ухмылку серьезно спрашиваю опера.
–Говори,–твердо просит он.
–Если соскочу с твоего «дельного» предложения?–саркастически испрашиваю с пояснениями к заданному вопросу–Согласись! Ненормально получается. Я пахал, рисковал, появляется «друг» мент. Здравствуй дорогой, теперь мы команда,–ржу я.
–Я так не формулирую,–чинно декларирует Колошенко.
–Нет!—злобно скалю зубы.– Андрюша, именно так называется, предложение от которого я врядли могу отказаться,–перевожу глаза на Колошенко,– В мягкой словесной форме по -доброму выражено. Ты же профессионал по уговорам подопечных. В недрах меня нервы пылают алым пламенем.
–Тебя даже Андрюша не волнуют мое хотение, желание бросить торговлю наркотой. Закончить с прошлым, начать новую жизнь,–мои глаза наполняются слезами, но я перемогаю наплыв искренних чувств. – Вы все решили! Нет, выражусь четче, приговорили, печать, подпись, приговор обжалованию не подлежит. Правильно?—завожусь эмоционально по полной.
Колошенко видит мой моральный исход.
–Ладно, хрен с тобой,–сдается он.– Хочешь горькую правду? Хорошо,– он словно скидывает тяжелый груз со спины, который доволок, как мог до назначенного пункта. Сбросив тяжеленную ношу оземь с облегчением глубоко вдохнул-выдохнул.
Андрей присев и откинувшись на спинку стула, кладет ногу на ногу, прищурившись, разглядывает рисунок на стене пожухлых зеленых обоев. Изображение похоже на детское творчество. Лист формата А-4 выцветшей бумаги, краски картинки потускнели под напором одного или двух временных десятелетий, не разобрать кто или что на рисунке.
–Ты абсолютно прав,–Антон делает гримасу то ли задумчивую, то ли брезгливою.– У нас другие намерения в отношении тебя!
–Не понял?–вставляю я.
–Сейчас растолкую Антош,– он устремляет колкий, пристальный взгляд на меня,–ты же умный парень, хитрый, деловой. Вон, каких высот добился, даже не сидел никогда. Безнаказанно бродишь по белу свету. Когда твои коллеги уже по две ходки на зону сделали за барыжничество наркотой, – испытывающе взирает он, словно требует разъяснений по этому факту.
Концовка «даже не сидел никогда» больно застревает у меня в ушах. Крутит заевшей пластинкой в голове.
–Короче Антош!– угрожающе резюмирует опер.– Отныне мы твои партнеры, «крыша», смысл думаю понятен. Доля в бизнесе поровну! Наша прерогатива безопасность бизнеса, легализация денежных средств. Твоя стихия поставки и продажами «экстази», карт-бланш в этом направлении, мы не лезем.
–В конце скажу одно, партнер!–Колошенко подходит ко мне, кладет ладонь на плечо. От касания меня обдает холодом, по телу пробегает не шуточный мандраж.
– Ангела или обиженного из себя не строй,–он убирает руку, прохаживается по комнате, закуривает сигарету.
– Сажать в тюрягу такого или убивать, смысла нет,–философствует он.– Место пусто не бывает. Придут другие барыги. Антон Кнутиков сегодняшнего дня-это основной наркотрафик в Россию «экстази», ЛСД, амфетаминов,–скашливает он. – Далее по списку.
Мы не в состоянии регулировать и контролировать наркооборот в стране. Наркотики не победить в нынешней экономической и политической ситуации. Былые возможности перекрыть лазы поставок улетучились. Рыночная Россия просит иных форм борьбы с наркоторговлей. Для народонаселения трудимся!–давит омерзительную улыбку Колошенко.
–Когда то я уже слышал о ваших новшествах,–глумлюсь по полной программе над опером. Чревато. Но мне уже пофиг.– Оказывается вы гуманисты!
– За людей переживаете? Деньги с продажи наркоты очевидно в детские дома перечислите?– неистово хохочу.
Андрей круто взбешен и всерьез негодует.
–Кнутиков! – рвет горло он.–Тебя не должно волновать, куда мы заработанные деньги направим. Повторю! – уже успокоившись,– Мы не лезем друг другу в карман. Достал!!!
Он слышно затягивается сигаретой. Льет водку в стакан, опрокидывает в себя спиртное. Минуты две мы сидим в полнейшей тишине. Одиноко тикают настенные часы.
Молчание разом прерывает Андрей.
–Да либо нет,–ставит перед выбором Колошенко,– определяйся.
–Смысл думаю, ты понял моего предложения?—он ожидающе смотрит на меня.
– Дальше воздух гонять бессмысленно. Если есть вопросы, то спрашивай. Может что– то не устраивает в моем деловом предложении? – как то озадаченно узнает он.
–Меня вы не устраиваете!–не колеблясь, кидаю ответ.
–Ха, ха Антон! –гадко кривит физиономию Колошенко.– Рылом не сошли для тебя? А? Бандюги милее? Антош?—пускает очередь вопросов по мне оперативник.
–Бандиты? Чем вы отличаетесь от них? Позволь спросить! Формой одежды, содержание то-же самое! Тем более…
–Ладно, кончай философ!—экстренно тормозит меня Колошенко.
Он тушит сигарету о крышку стола с отпечатками выкуренных и затушенных ранее сигарет. Бросает окурок на пол.
– Отвечай на вопрос,–грубо требует он.
–Ты умолчал Андрюш. Если я откажусь?
–Если нет?–он рисует на лице, что впадает в раздумье. – Эх, Антон, Антон!—разочарованно выпучив глаза, глядит на меня– я считал тебя толковым парнем. Окей. Пора кончать с лирикой, переваливаемся на конкретику, беседуем по существу.
–Как говаривал вождь всех времен и народов, наимудрейший товарищ Сталин:–«У нас не заменимых нет»!—непринужденно, прозаично извещает Колошенко. –Замену тебе давно подыскали. Бович! Дружбан твой неразлучный и компаньон по криминалу! Сдал он тебя с потрохами,–он широко разводит руки по сторонам, вытягивает лицо, хлопает глазами.—Ничего нет подковырестого в предательстве компаньона, все вы барыги одинаковы.
Колошенко сосредоточенно глядит за реакцией пациента. Я внешне держусь, выказывая всем нутром неверие к апокалипсическим откровениям мента.
– Бович сговорчивей тебя,–весело молвит Колошенко,–согласный он уже.
Опер морально давит, прижимая, словно пойманную блоху ногтем. Он неторопливо опускает в ужасный итог вследствие моего отказа от сотрудничества с ментами.
–С тобой порешаем мужик,–опять противно ухмыляется Колошенко.
– Мер остудить твой пыл несговорчивости море. Включая мероприятия перечисленные тобой. Тюрьма, например, которую ты ссышь парень как черта из ада,–он склоняет набок голову, глазами шарит по мне, точно ищет кнопку, нажав которую я скоро соглашусь.
Ну, че Антош? Как ты там базарил? В кошки мышки рубиться будем или ты на чистоту ответишь с нами или…?
– Не сомневался в вашей прыти,–выдержанно удостоверяю.
Мне расклад переговоров ясен. Колошенко заведомо явился на встречу, уже определившись с подельниками, кем и на каких условиях внедряют меня в процесс продаж препаратов. Выход один. Безоговорочно подписаться под условия выдвинутые ментом. Похерить давно лелеемые мечты вне наркотиков. Нет! Я свыше меры, сполна перенес, чтобы заполучить бонусом тихую гавань в моей последующей жизни. С целью вылезти из поруки наркоторговли я даже пошел на убийство человека.
Как же быть?—про себя раздираемый думами паникую я. Отложить разговор? Взять у Колошенко тайм-аут подумать. Приходящие мысли в голову бьются друг, о друга валятся, силой чиня кашу малу.
–Понял! Не дурак! – иронично хмыкаю я. –Вы загодя сорганизовались, чтобы энергично отжать от дела?– спрашиваю, будто прошу заверить, сей факт.
Колошенко устало тянет.
–Антон! Ну, сколько можно объяснять. Ты издеваешься надо мной? Признайся,–добродушно расплывается в улыбке опер.
Не дождавшись ответа.
–Уговорил. Поясню последний раз суть моего предложения. Во-первых, тебе дурню, если не въезжаешь, люди сулят справедливое партнерство. Парт-нерст-во!!!– в полный голос произносит слогами. Хмурится он задетый моим позерством.– Во-вторых. Так как вышли к разговору на чистоту. Кстати я даже рад откровению твоему,– он чешет озадачено затылок.
–Давно Антош мы тобой занялись! Ох, давно!–натужно выдыхает Колошенко. – Когда ты с тубусом институтским набитым «экстази» бегал,–смеется он от набежавших воспоминаний,– за твоей спиной уже оберегающее стоял я.
–Встреча наша тогда закономерна. Путч в августе 91 года прогремел. Страна, люди с ума посходили,–вдумчиво, не торопясь толкует он. – Я выкладывал как на духу тебе. Это действительно правда,–как то обиженно он глядит на меня,– бороться старыми методами с наркотиками, это как сражаться с порывами ветра. От ветра возможно либо закрыться, как было при СССР благодаря железному занавесу либо направить ветреные порывы на благо человека. Вот примерно с тобой так поступили. Взяли под контроль так сказать…
Сказание Колошенко о прошлом отдают фантазией, блефом опера или алкогольные возлияния последних дней произвели такого рода реакцию на меня.
–Так вот,–рассудительно вещает оперативник. –В ту далекую пору ты сквознячок еле дувший. Всего лишь струей воздушной мог уйти с горизонта, куда конкуренты твои уходили. В тюрьму на лет семь или трупом в канаву свалиться от пули бандосов.
– А тебе, наверное, казалось типа ты неуловимый? Прыткий, изворотливый? Фартовый?—расплывается блаженной улыбкой он.
–Возможно,–сухо, олимпийским спокойствием роняю я.
–Ан нет старичок. Ураганом необузданным мы сотворили тебя. Еле заметной струйке воздуха придали неповторимости и персональной красоты. Ты стал мощнейшим торнадо в современной истории наркоторговли России,–он вытягивает вверх правую руку с поднятым указательным пальцем.—Номером один торговцем.
–Ты блефуешь Андрей. Хрень несешь. Думаешь развести меня? Или ты бухой в хлам? – возмущаюсь, привстаю с места.
–Сядь,–орет он. Я, подчиняясь, опускаюсь на стул.
–Успокойся, man. Слушай далее!—распоряжается Колошенко.—Только неперебивай.
Скулы оперативника играют желваками. Андрей напряжен излишне, уже не таит шумящих чувств, которые его обуревают под конец разговора.
–Майкла и Шмелева мы к тебе пристроили. Под Майкла сделали подводку иностранные коллеги полицаи. На компаньона твоего материала выше крыше доказательственного о причастности к наркоторговле. Шмель у нас в оперативной разработке с 1989 года. Мы настоятельно порекомендовали принять твое предложение о поставках «экстази». Он повозмущался из проформы. Преступный авторитет все-таки! –Колошенко не сдерживаясь, ржет, процеживает через смех,– но согласился. А, когда ты «уговорил» меня от Шмелева тебя спасать. Мы вообще не разлей вода вместе с тобой.
Колошенко прерывается, щурится в мою сторону, выглядывая вопросы от подопечного. Не интересно, почему и зачем он поступил так со мной. Правду или ложь говорит опер не проверить, да и не нужно. Финита ля комедия. Дружба оказалась сплошным фарсом. Приятельское, близкое общение ординарным контролем правоохранительных органов.
Колошенко льет потоком откровений о наших приятельских взаимоотношениях, отлично спланированном заговоре партнеров, моей безысходности впереди.
– Четко сработали операцию,–с нескрываемой гордостью делится он.—Ты перед отъездом в Литву проронил невзначай о настроении бросить бизнес. Я понял пора действовать! До этого выжидал я,–делится тактическими ходами оперативник.
– Поведение хулиганское твое опять же,–фраза определенно отдает претензией ко мне,– поездка в ближнее зарубежье без уведомления. Источники доложили о планах Антона Кнутикова в Вильнюс поехать,–интонация шкварчит обвинением. Я тогда ненароком подумал, обратно ты не вернешься,–призадумывается он.
–Признаться. Пессимистично относился к плану, предложенному коллегами по тебе. Думал, не разведешься на месть Шмелеву. Но ошибся. Бывет,–скривив губы, удивляется он.
–Твои «друзья» стороной не прошли, подсобили в организации заговора. Гаврюша подсыпал порошок, но заметно переборщил с дозой!—лыбиться опер. Раскрывает рот, чтобы продолжить, но вторгаюсь напористо я.
– Врешь?–подожженной спичкой вспыхиваю.
–Поспрошай дружбана,– язвительно советует он.–За Гаврюшенко проступков против закона наберется на полноценную уголовную статью. Трусоват к тому же Гавр. Уговаривать, возиться с напарником твоим долго не пришлось.
–Вы же меня чуть не прикончили! Скоты!– ору срывая голос.
–Ну, ну Антон,–придерживает мои рвущиеся связки от крика,– Гаврюшин косяк. Этому придурку сказано несколько раз было, сколько сыпать порошка. Задача ставилась элементарная. Сымитировать покушение. Убивать тебя никто не помышлял. Ты живым нужен!