Текст книги "Оседлать чародея"

Автор книги: Сергей Крускоп

Староста, видимо, хотел было отмолчаться, кто-то из остальных отозвался:

– А змею хотели скормить тебя огненному! ему дань человеческую платим, так чем своих людей на смерть слать, всяко лучше отправить ему в пасть путника какого. А уж колдуна – вообще дело благое!

– Интересно у вас законы гостеприимства чтят! возмутился до глубины души Виан, за разговором собирая и сворачивая свои пожитки и навьючивая их на горбунка. – Да и я вроде не красна девица, чтоб меня змею. Или он у вас неразборчивый?

– А он у нас девок не ест, – вставил кто-то, – токмо парней молодых. Одну пробовали подсунуть – так назад отослал. А парней-то жалко – он, гад, еще и самых смышленых требует!

– А девок, значит, не жалко? – спросил Виан. Мужики, выпуская его с коньком на улицу, опасливо подались в стороны.

– Ну, не настолько… – пробормотал кто-то из них.

Несмотря на ранний час, людей на улицах и площади было заметно больше, чем накануне вечером. Видимо, многие знали о миссии старосты со товарищи и вполне одобряли ее цель. «А и то, – подумалось Виану при виде хмурых лиц, – какая радость ждать своего часа отправиться на обед к чудовищу! А уж тем более ждать, когда твоего сына или внука пошлют туда».

– Не оборачивайся, – прошептал конек, – иди спокойно. Стрелу в спину не пустят – мертвый ты им ни к чему, раз они дань живыми людьми платят. А вот обернешься – могут страх перебороть, да и повяжут.

Виан не ответил. Чувствуя на себе взгляды деревенских, он, стараясь держаться прямо и спокойно, Дошел до ворот и покинул ставшее негостеприимным селение. Конек, потрепыхавшись – корыто и сумы застряли между едва приоткрытыми створками, – выкатился следом.

– Иди-иди, – крикнул кто-то изнутри ограды, – авось гад так тебя поймает и пожрет, да и успокоится. Еще год не будет добрых людей трогать!

– Все, – сказал конек, когда селение скрылось за деревьями, – больше никаких деревень! Ночевали в лесу – и впредь будем, не бояре. Одно хорошо – магии они тут не знают, простенького волшебства перепугались!

– Так страшно ж, – отозвался Виан, – жить рядом со змеем!

– И ты их еще оправдываешь? Они ж тебя скормить хотели…

– Так не скормили, – пожал плечами парень. – Не знаю, как бы я себя повел, ежели бы в нашей округе такая тварь объявилась.

– Первым бы побежал? – язвительно поинтересовался конек. – Добровольцем? Мы, кстати, как| раз мимо этого Змеева Пальца проходить будем – не хочешь попробовать?

– День же, – неуверенно ответил Виан. – Говорят, змей только ночами летает, а днем спит. Может, не заметит?

– Да не бойся, – смягчился конек. – Глупости все это, не едят змеи огненные людей, разве что те сами в пасть им полезут. Так что можем даже в гости заглянуть.

– Ну уж нет, спасибо! – Виан передернул плеча ми и невольно замедлил шаг: прямо впереди, в какой-нибудь половине переклада, деревья расступались, и над их кронами бурой громадой вздымался скальный останец.

Все вроде бы было тихо. По крайней мере, Виан, полагавший, что огненный змей обязан при своем перемещении издавать свист и гуканье, хлопать крыльями или хотя бы греметь чешуей, ничего подобного не слышал.

Дорога проходила под самым основанием останца, и скальная громада зловеще нависала над головами путников, хмурясь черными провалами гротов и неодобрительно покачивая вершинами редких деревьев, умудрившихся найти опору на изъеденном ветрами камне.

К одной из пещер, открывавшейся низко, вблизи подошвы горы, вела натоптанная тропинка, петлявшая между скальных обломков.

«Вот по ней-то жертвенных юношей и водят, – подумал Виан, – и оставляют связанными в пещере, а потом удирают, не оглядываясь, чтобы не слышать, как появится из глубины подземелья ящер, и не взглянуть лишний раз в глаза того, кого они бросили на верную смерть». Впрочем, тропинка выглядела слишком проторенной, чтобы предполагать, будто ее используют всего раз в год. Да и та, что шла по ней, направляясь к путникам, даже издали едва ли могла быть принята за юношу, чудом спасшегося от змеевых зубов.

Виан остановился и принялся в изумлении разглядывать незнакомку. Что тут, возле логова змея, может делать какая бы то ни было женщина, он себе представить не мог. Горбунок тоже остановился и стал подозрительно присматриваться, словно пытался что-то вспомнить.

Незнакомка напоминала женщину средних лет и была рослой и плечистой, что иные знатоки женской красоты могли бы счесть излишним. Было понятно, что удержать под уздцы брыкающегося коня или поднять одной рукой коромысло с полными ведрами для нее не составит особого труда. Возможно, и с тяжелым кузнечным молотом она бы вполне управилась. Все это, впрочем, не мешало ей быть весьма привлекательной особой, обладательницей густых блестящих волос и очень приятной располагающей улыбки. Пропорциональную фигуру женщины обтягивало, выгодно подчеркивая соблазнительные округлости, простое серое льняное платье. Что в ее внешности не так, Виан понял, только когда женщина подошла совсем близко: большие глаза на красивом лице были явно не человеческими: почти совсем без белков, а их темно-зеленые радужки пересекали узкие черные ниточки вертикальных зрачков.

У парня от изумления и невольного страха на мгновение замерло сердце, пропустив один, а то и два удара. По крайней мере, Виану так показалось. К тому же моменту, как он смог хоть что-то сказать или сделать, женщина вдруг повернулась к коньку, и улыбка ее стала еще шире и приветливей.

– Лазаро, старая развалина! Так ты теперь лошадь? Голос у нее тоже оказался приятным, хотя и довольно низким.

– Мара? – спросил конек. Женщина рассмеялась.

– Это, – горбунок повернулся к оторопелому Виану, – Марая Змеевна. И перестань таращиться так, будто тебя кто-то съесть собирается: она – замечательное существо. В некоторых отношениях. И в некоторых других – тоже.

– У нее, – выдавил Виан, – глаза…

– У всех глаза, – отозвался конек, – и у каждого свои, чужие не приделать. Мара же все-таки Змеевна, куда ж ей человеческие зенки?

– Все никак не соберусь раздобыть… – чуть виновато проговорила Марая, – такие заморские штучки, их еще вампиры любят носить: два темных стекла, на глаза надеваются. И глаз не видно, и солнце не слепит.

Виан наконец справился с собой и поклонился Марае.

– Не сердитесь, госпожа Змеевна. Только я не привык с вашим племенем дел иметь…

– Да просто – Марая, – усмехнулась Змеевна.

– А куда же девались те юноши, которых приводили вам на съедение? – не удержался от вопроса Виан, все еще сомневаясь в безопасности общения с огненным змеем, пусть и пребывающим в таком приятном глазу облике.

– Ага, – поддакнул горбунок, – местные хотели и его тебе в жертву назначить, чтоб, стало быть, своих не губить.

– Бестолочи дремучие! – покачала головой Змеевна и вдруг спохватилась: – Что ж мы посреди дороги стоим? Заходите в мою обитель, будьте гостями. Особенно я тебя рада видеть, старый хрыч, – она шутливо пихнула горбунка в бок. – Сто лет…

– Шшш! – зашикал на нее конек, безуспешно пытаясь прижать копыто к губам.

– Горбуночек, – тут же спросил его Виан, – вы что, давно знакомы? Как же так, ты ж только…

– Ты меня уже спрашивал о чем-то подобном, помнишь? – с явной неохотой отозвался конек. – А помнишь, что я тебе ответил?

– Нелинейный ход времени, – произнес Виан непонятные, но запомнившиеся слова.

– Ну вот, и держись пока этого. Да, я знаю Мараю уже много лет и при этом в каком-то смысле родился совсем недавно. Со временем поймешь, а пока принимай как данность.

Виан ничего не понял, но решил до поры не пускаться в расспросы. Он поплелся за Мараей и горбунком к пещере. Какой бы по-женски привлекательной ни выглядела Змеевна, но ни ее глаза, ни окружающий мрачную пещеру пейзаж особой радости Виану не внушали. Посреди живого леса – пустошь, засыпанная скальными обломками, иные из которых несли на себе явные следы пламени. А ближе к жерлу пещеры из жухлой травы, вовсе не поднимая настроения, выглядывали коровьи, козьи и оленьи кости и черепа. Оставалось надеяться, что конек знал, о чем говорил.

– Как ты меня узнала? – негромко спросил конек у Марай.

– Что ж тебя не узнать? Я же не человек, нам привычно видеть одно обличье под другим. Кто это тебя так?

– Не поверишь – сам! Не по глупости или неосторожности, просто не до того было.

– Почему же – поверю. Я так и думала, что один на один только ты сам можешь себя одолеть.

Изнутри пещера выглядела не уютнее, чем снаружи. За неровной аркой входа каменные стены смыкались над головой, образуя бугристый, местами обожженный потолок. Пол устилала каменная крошка вперемешку с утоптанной землей, кое-где попадались камни покрупнее, о которые Виан постоянно спотыкался в сгущающейся темноте. У одной из стен как-то демонстративно белел целый сочлененный лосиный остов. Где-то в мрачной глубине подземелья мерно капала вода.

Марая не стала задерживаться у входа и уверенно шла дальше. Виан теперь только с большим трудом смог различить силуэты женщины и конька. Неожиданно Змеевна остановилась. Что именно она сделала, Виан не разглядел, но, видимо, кусок стены подался в сторону, открывая проход размером с обычный дверной проем. Конек спокойно шагнул туда, Марая задержалась, пропуская вперед Виана, а затем, войдя, закрыла стену.

Пещера, в которой они оказались, выдавала свое естественное происхождение только неровностью стен и потолка. Здесь стояла мебель: легкая и изящная, какую Виан видел лишь во дворце, тяжелая и прочная, явно сколоченная недавно. Пол устилали оленьи, козьи и коровьи шкуры. В стенных гнездах торчало несколько факелов, видимо, очень хороших – часть их горела, но Виан ни дыма не заметил, ни запаха не почувствовал. Да и вообще воздух в пещере был свежий, не затхлый, вероятно, очищающийся при помощи каких-то скрытых отверстий.

– Устраивайтесь, гости, в моем скромном жилище, – приветливо проговорила Змеевна.

По расположению мебели несложно было догадаться, какая часть «скромного жилища» отводилась для еды, какая для досуга. Большой скобленый стол был окружен табуретами и просто чурбаками, приспособленными для сидения, а на столешнице красовался масляный светильник и замысловатый графин с чем-то рубиново-красным внутри. Чуть в стороне маленький столик ломился под тяжестью лежащих на нем книг в кожаных и берестяных переплетах. А в дальнем конце пещеры на полу лежал громадный тюфяк, укрытый меховым покрывалом.

Марая покосилась на тюфяк, а затем на горбунка. В пещере ее зрачки раскрылись, ярко отражая свет факелов.

– Да, – произнесла она с видимым сожалением, – какая жалость, Лазаро, что ты лошадь!

Конек, только что скинувший поклажу, тоже бросил взгляд на ложе и согласно вздохнул.

 
Кораблик, покачиваясь на волнах, уходил на юг. Матросы тянули какие-то канаты, поднимали паруса, ворочали тяжелые рулевые весла – короче, были заняты делом, а потому не оглядывались. Однако горстка пассажиров, сгрудившаяся на палубе, тревожно вглядывалась в удаляющийся берег, страшась различить на фоне темной полоски белые квадратики парусов. А еще они ждали, когда же наконец полыхнет голубоватым светом в воздухе окно и из него появится…
И он появился: когда, казалось, расстояние уже стало слишком велико, буквально упал из ниоткуда на палубу – закопченный, в дымящихся обрывках одежды и со стрелой в плече. Жена бросилась к Кошчу, а потому не видела зарева, разгоревшегося на севере. Замок был довольно далеко от побережья, но все же малиновый сполох над горизонтом был виден отчетливо, а устремившийся в небо кривой столб дыма не заметил бы только слепой…
…За ними не гнались. Может, просто поленились, а может, здраво рассудили, что дуют в это время года лишь слабые северные ветры, которые, может быть, и донесут маленькое, не приспособленное к долгим плаваньям суденышко до другого берега моря, но при этом вернуться не позволят. А на том берегу – пустыня, в которой ни воды, ни пищи. Кошч в глубине души был согласен с этими рассуждениями. В иное время он бы, может, и призвал на помощь магический ветер, направив корабль в нужную сторону. Но не сейчас, когда он лежал израненный, с изъеденными дымом легкими и глазами.
Они добрались до берега Абаэнтиды и лишь чудом сумели высадиться: будь волна повыше, она разнесла бы корабль в щепу, а надежная якорная стоянка по прихоти богов имелась, как известно, только в Эрианте. Но они уцелели и, если не случится чуда, должны были теперь тихо сгинуть без пресной воды. И тогда сын Леска Кошча наугад отправился вдоль берега, по молодости и неопытности не веря, что столь обширное пространство может быть совсем безводным и безжизненным. Как оказалось, неверие иногда бывает сильнее знания: молодой человек наткнулся на пещеру, в которой обитала странная женщина со змеиными глазами
 

…

– Так куда же ты все-таки подевала всех тех юношей, которых тебе посылали? – поинтересовался Лазаро.

Он сидел на полу по-собачьи и наблюдал, как не успевший позавтракать в селении Виан уплетает ломоть копченого лосиного окорока. Марая устроилась возле столика с книгами и смотрела на парня с явным одобрением.

– Да ничего особенного, – отозвалась она, не оборачиваясь, – учила чтению да письму, счету и тем наукам, что в книгах описаны.

– И кое-каким, которые не описаны, – хмыкнул конек.

Змеевна хихикнула.

– Я же не святая отшельница, давшая очистительный обет безбрачия! И, кстати, никогда не понимала, что такого очистительного или священного в этом безбрачии… Ну да, – продолжала она, – учила, чему могла. Что сама знаю или умею. А потом отпускала на все четыре стороны. Если спрашивали, где можно учение продолжить, совет давала да объясняла, как добраться.

– И многие спрашивали? – поинтересовался конек.

– Все, сколь я помню, – не без гордости отозвалась Марая.

– Вот она, утечка мозгов… – проговорил конек.

– Как это? – не понял Виан, оторвавшись от еды.

– А ты думаешь, Мара хоть одному посоветовала

учиться в Угорий? Нет, наверняка направляла в ферд-Хонию или по крайней мере в Боданию.

– Так и они не на горшечников или золотарей учиться хотели, – возразила Марая, – да к тому же и селение это уже не в Угорий, угорийцами только самые первые двое были, разбойники бывшие.

Она немного подумала, поглядывая на Виана.

– А может, твой ученик, Лазаро, у меня останется? Погостит годок. Он, как мне кажется, парень способный…

– Ученик? – удивился формулировке Виан.

– И рад бы, – ответил конек, сделав в сторону Виана некий жест копытом: молчи, дескать. – Да только дела у нас есть, а времени, наоборот, нет.

– Нам жар-птицу бы изловить, – вставил Виан.

– На кой она вам? – удивилась Марая.

– Не нам, – пояснил Лазаро, – царю угорийскому. Так вышло, а теперь, если птицы не будет, либо Виан, либо его родные…

Горбунок так выразительно, как позволяли конские ноги, изобразил, будто накалывает кого-то на острие. Змеевна лишь покачала головой.

– Ну, положим, я знаю довольно точно ближайшее место, где птицы появляются. Это не слишком далеко, может, день пути. А…

– Не обижай, Змеевна, – фыркнул Лазаро, – думаешь, я не знаю про это место? Или про то, как ловить фениксов?

– Да знаешь, знаешь, – усмехнулась Марая. – Отдохните, а на закате я вас подвезу. Сейчас бы подкинула, да на ярком солнце летать не могу – слепит.

Хоть Виан и не доверял пока странной женщине со змеиными глазами, усталость и недосып взяли свое. Парень как упал на расстеленную на полу шкуру, так и провалился в небытие. И небытие это было черным и пустым, потому что и от сновидений мозг человеческий иногда должен отдыхать.

– Вставай, – некоторое время спустя бесцеремонно пихнул его копытом конек. – Ты что, спать сюда пришел?

Виан сел и потянулся. Усталость предыдущих дней пути куда-то делась: утонула в ворсе шкуры, втянулась в трещины скалы, растворилась в ягодном морсе, которым оказалась красная жидкость в графине.

– Отдохнул – и хватит, – сварливо сообщил горбунок, – а то всех жар-птиц проспишь. Впрочем, мне-то что – не меня на кол сажать будут!

Виан мигом вскочил на ноги.

– Значит, не задержитесь? – с легкой печалью в голосе спросила Марая, входя в жилую пещеру. – Не смотри на меня так, Лазаро, я помню, что у вас дела. Солнце почти зашло, так что выходите, я, как обещала, перекладов на тридцать вас подкину.

Снаружи и вправду день уже миновал, краски потускнели, меж стволами сосен и под нависшими скалами скопилась темнота. И только небо на закате еще переливалось поверх огненной кромки солнца оранжевыми, розовыми и зеленоватыми красками.

– Виан, коника удержишь, если что? – спросила Марая, поводя красивыми плечами так, словно разминала крылья.

– Я и сам… – начал было конек.

– Ага, копытами, – откликнулась Змеевна, – нет уж, пусть лучше тебя парень держит в охапке – ты, чай, невелик зверек. А сумы ваши, так и быть, в зубы возьму. Или, может, тебя лучше в когтях понести?

Горбунок отрицательно завертел головой, так что длинные уши мотались из стороны в сторону. Виан же, недоумевая, продолжал глядеть на Мараю: глаза глазами, но где же крылья, когти и все такое прочее? К тому же Змеевна, хоть и была для женщины рослой, Виану доставала едва до переносья.

– Посторонись-ка, – обратилась тем временем Марая к Виану.

Виан отошел на пяток шагов, а Змеевна, стоя вполоборота к почти зашедшему дневному светилу, вдруг неестественно выпрямилась, раскинув в стороны руки, будто собиралась взмахнуть ими и взлететь в поднебесье. Руки остались руками, даже когти на них не прорезались. И только пару мгновений спустя парень увидел, что отбрасываемая на скалу тень уже не была тенью высокой женщины: она раздалась вверх и вширь, одновременно словно густея и обретая плоть. Тени от распростертых рук потянулись в стороны, постепенно прорисовывая контуры громадных, шагов в десять каждое, перепончатых крыльев, голова вознеслась вверх на длинной изогнутой шее, меж камней черным ручейком зазмеился хвост. Мгновение спустя громадная тень, перестав быть плоской, стала напоминать клубы дыма, словно живущие собственной жизнью. Сама же Марая, напротив, потеряла очертания, стала полупрозрачной, стремительно растворяясь в этом ожившем дыму. Еще мгновение – и перед струхнувшим Вианом и совершенно равнодушным коньком сидел, блестя медного цвета чешуей, громадный змей с точеной узкой головой и широкими черными перепончатыми крыльями.

– Ну как, – с оттенком самодовольства поинтересовался змей, – понравилась трансформация? Это вам не оборотни…

– Транс… что? – пробормотал еще не пришедший в себя Виан.

– Смена облика. Превращение, – пояснил конек. – Оно так по научному называется. Действительно, у огненных змеев, иначе именуемых драконами, оно происходит весьма эффектно. Ладно, хватит время терять, залезай.

Виан, уняв невольную дрожь в руках и ногах, вскарабкался на подставленный чешуйчатый загривок, помог туда же забраться и кое-как примоститься коньку. Змеевна тем временем брезгливо обнюхала переметные сумы.

– Они твоим потом пропахли насквозь, – укоризненно бросила она коньку.

– Раньше ты не имела ничего против запаха моего пота, – отозвался горбунок.

– Так раньше и пот у тебя был не конский! – возразила Змеевна. – Ладно, держитесь.

Когда-то, глядя на взлетающих птиц, Виан размышлял, как хорошо было бы путешествовать на птичьих спинах. Ну, конечно, для гусей или там канюков человек безмерно тяжел, а вот если бы была такая птица, чтоб можно было на ней спокойно сидеть верхом… Птицы такой Виан не знал, только был твердо уверен, что подобные в Угорий не водятся. Потому, оставив на время мечты, все же сочинил на досуге сказку про хитрую лягушку, которая решила на утках в теплые края отправиться.

Оказалось, реальность прозаичнее вымысла. Может, со стороны взлет змея и смотрелся величественно, Виан же будто получил чудовищный пинок под зад. Вероятно, что-то подобное испытал бы человек, запущенный из осадной катапульты. Ноги и то, что между ними и спиной, со страшной силой устремились ввысь, спина и прочее тело попробовали поотстать. Желудок вместе с печенью, судя по ощущениям, никуда лететь не собирались и остались где-то далеко позади. Глаза Виан невольно зажмурил. Очень хотелось зажать и уши, в которых свистел ветер, да было нечем: одной рукой парень судорожно вцепился в гребень на шее змея, другой – столь же судорожно держал конька за шкирку.

– Расслабься, – раздался голос горбунка, – ты меня сейчас из шкуры вытряхнешь.

После некоторой внутренней борьбы Виан все же открыл глаза и обнаружил, что змей летит, мерно взмахивая крыльями, над темнеющим лесом навстречу становящейся все ярче россыпи звезд.

Вниз Виан из осторожности глядеть не стал, а вот через плечо обернулся. Позади все еще было видно едва не половину солнечного диска: это лишь с земли казалось, что дневное светило отправилось на покой. Подсвеченный его лучами, рыжел Змеев Перст, вздымающийся подобно кривому пальцу над неровным покрывалом леса. Каменистая поляна, с которой путешественники взлетели в вечернее небо, была уже не видна. Еще дальше на закат Виан различил сквозь дымку длинную складку на лесном покрывале – долину Умчи.

Прежде чем стемнело окончательно, Виан успел почти освоиться на драконовой спине. Но тут Змеевна стала плавно снижаться. Как уж она разглядела поляну среди леса, можно было только догадываться, но поди ж ты – стоило земле приблизиться, как верхушки деревьев расступились, пропуская крылатое существо вместе с седоками и расстилая перед ними мягкий травяной ковер. Меж спящими травами поднимались дурманные белые свечи каких-то ночных цветов да кружили, мигая зелеными огоньками, светляки.

Марая почти выплюнула из пасти ремень переметных сум.

– К счастью, ты все-таки не совсем лошадь, – сказала она, – но больше я это во рту держать не хочу.

– Спасибо тебе, госпожа Змеевна, – Виан, оказавшись на твердой земле, повернулся к Марае и низко поклонился: – За стол, за кров да за помощь.

– Не за что, юноша, – эти слова произнес громадный змей, но Виан словно воочию увидел искреннюю улыбку на лице Мараи-женщины.

– Спасибо, Мара, за гостеприимство.

– Заходите, как в обратный путь двинетесь, – сказала Змеевна. – А ты, Лазаро, заходи в любое время, когда перестанешь быть лошадью.

– На обратном пути не получится, а потом… – начал было Лазаро, но Змеевна, всколыхнув травы порывом ветра, уже взмыла в ночное небо.

Виан увидел, как огромная крылатая тень на миг погасила звезды, а затем змей растворился в темноте.

Несмотря на отдых у Марай Змеевны, до места они добрались только к исходу восьмого дня. Виан уже начал было роптать, обеспокоенный тем, что не остается – да что там, не осталось уже времени не только на поимку чудо-птицы, но и на обратный путь.

– Не переживай, – успокоил его конек, весь день пребывавший в молчаливой сосредоточенности. – Обратно я тебя мигом домчу! И глазом моргнуть не успеешь. Так что нам главное здесь управиться.

– Как это «мигом»? – не понял парень. – А что ж мы сюда ноги больше седмицы стаптывали?

– Не во всякое место можно попасть быстро, – отозвался конек. – Потом объясню, коли охота будет. А сейчас о другом думай. Сказал «мигом» – значит, мигом.

Покинутый еще утром большак остался далеко слева, и теперь они шли по сумрачной и постепенно сужающейся тропе. Виан бросал по сторонам косые взгляды, но не мог решить: то ли тропу окружили стеной поросшие лишаями и увитые ползучими растениями скалы необычной формы, то ли обступали громадные замшелые деревья. Как ни странно, в этом сумрачном коридоре, где, казалось бы, дух человеческий должен чувствовать себя угнетенным, Виану вдруг стало легко и спокойно. Тяжкие думы о том, что они непременно опоздают и что из этого может приключиться, словно отошли на задний план, частично развеявшись. И никакой страх из тех, что охватывает и в темном лесу, и в мрачном ущелье, тоже не прицепился. Парень почувствовал, что конек, конечно, прав: главное – его слушаться.

– Не страшно? – поинтересовался Лазаро. Виан готов был поклясться, что конек удовлетворенно усмехается.

Какой бы ни была природа стен, сжавших меж собой тропу, они почти совсем скрыли и погасили низко стоящее солнце. Поэтому уже успевший привыкнуть к полутьме Виан невольно зажмурился, когда тропка неожиданно вывела их на обширную поляну, по краям заросшую густыми папоротниками. Вечернее солнце заливало всю поляну и окружающие деревья и скалы мягким медовым светом, и в первый миг создавалось впечатление, будто все кругом изваяно из бронзы, золота и того полупрозрачного камня, что попадается на побережье к западу от Угорий.

– Где это мы? – спросил парень, невольно перейдя на шепот и оглядываясь вокруг.

– На месте, – кратко отозвался Лазаро, затем, помолчав, добавил: – Там, куда достаточно часто прилетают фениксы.

– Достаточно часто? – переспросил Виан. – То есть они могут и не прилететь ни сегодня, ни завтра?

– В течение лета они здесь бывают практически каждый день. То есть каждое утро, – успокоил его конек. – Фениксы ведь необычные птицы. Там, где они живут, всегда есть поблизости какой-либо священный источник, и они стараются пить только из него.

Виан уже заметил ручеек, пересекавший поляну и почти полностью скрытый от глаз пышно разросшимися папоротниками, похожими на бьющие из-под земли зеленые фонтаны. Слева от того места, где оборвалась тропа, слышалось переливчатое журчание: там полускрытый кустами источник вырывался из трещины в скале и падал в глубокую каменную чашу.

Горбунок, скинув поклажу на не покрытый папоротниками клочок земли под деревом, отправился к источнику и с удовольствием напился.

– Иди и ты попей, – сказал он Виану, – не пожалеешь. Это очень полезная вода: от нее нельзя заболеть, ею невозможно ни подавиться, ни простудить горло; в ней, я думаю, даже невозможно утонуть…

– А почему источник – священный? – поинтересовался парень, подходя и заглядывая в каменную чашу. Явно, кстати, не природную, а вполне рукотворную, хотя и древнюю.

– В нем содержится природная магия, – пояснил Лазаро. – Любой способный чародей, напившись вдоволь из такого источника, мог бы натворить поистине невероятных дел. В прежние времена такие ключи считали даром богов и объявляли священными. Этот когда-то звался источником Эшты, великой богини.

Конек, договаривая это, потянулся, распрямляя спину после целого дня пути, и тут заметил, что Виан смотрит куда-то мимо него.

– Ты чего? – удивленно поинтересовался Лазаро.

– Там… – потрясено откликнулся парень, – там женщина стоит. И на нас смотрит!

По крайней мере, Виану так казалось. Женщина словно бы собиралась выйти на поляну, раздвинув занавесь ползучих стеблей рядом с источником, да в последний момент остановилась. Парень никак не мог понять выражения ее лица: то благожелательного удивления, то хозяйской деловитости, то безбрежного спокойствия.

– Это статуя Эшты, – сказал горбунок, – ее изваяли более тысячи лет назад. Уж и народа того нет, к которому принадлежал скульптор, а статуя цела…

Теперь уже и Виан рассмотрел, что перед ним действительно статуя, изваянная с редкостным мастерством. Нынешние камнерезы да резчики по дереву, хоть бы и те, что украшают царские терема, нипочем бы такую не создали! Присмотревшись, парень увидел, что у ног богини, обвив их хвостом, стоит кошка.

– Это хорошо, что ты ее увидел и разглядел, – заметил конек, – Эшта показывается не всем и не всегда. Что ты делаешь?

Повинуясь внезапному порыву, Виан отрезал ломоть от начавшей уже – увы! – черстветь краюшки, намазал его топленым салом и сложил с поклоном к ногам богини. Подумал – и присоединил к подношению чудной и необычный цветок, сорванный вскоре после того, как они покинули тракт.

– Ты еще кровь отвори и окропи ею алтарь! – покачал головой конек.

– А почему она великая? – поинтересовался Виан.

– Эште приписывали создание неких священных текстов, якобы содержащих истину о природе вещей и мира. Впрочем, кто только из богов не создавал подобные предвечные писания!

– А я ее видел, – вдруг вспомнил Виан, – ну, не ее, конечно, а статую. От нашей деревни перекладах в тридцати святилище есть.

– Ну да. Ей, – конек кивнул на статую, – кое-где поклоняются: и в Верхней Угорий, и в Лесье. Хотя таких статуй уже не создают – забыли, видимо, нынешние мастера ремесло. И изображают ее почему-то уже не с кошкой, а с зайцами.

– Почему с зайцами? – удивился Виан.

– Не знаю, – честно ответил горбунок, – я же не богослов!

Виан спал крепко и покойно, не мучили его на зачарованной поляне не только кошмары, но даже и просто беспокойные сны. Однако от легкого толчка копытом в плечо он мгновенно проснулся и тут же сел.

– Тс-с! – шикнул конек. – Пробуждайся к новой жизни, рассвет уж скоро!

Пока что особых признаков рассвета заметно не было, разве что темнота перестала быть такой уж непроглядной – Виан убедился, что и за несколько шагов различает отдельные верхушки папоротниковых листьев.

– Значит, так, – прошептал конек, – сейчас пойди, поставь корыто возле источника. Так, чтоб было удобно к нему подходить.

В корыте еще с вечера, следуя указаниям конька, Виан запарил кипятком иноземное зерно, нарубил мелко фиников, еще кое-чего добавил и замесил нечто весьма неаппетитного вида, а главное – запаха.

– Ничего, – приговаривал Лазаро, – сам ты вонищу потерпишь, а фениксы – они, как и прочие птицы, почти без обоняния.

Фениксы, может, нюхом и не обладали, а вот мухи и прочие лесные букашки – очень даже чуяли, налетев на бесплатное угощение в большом количестве.

– А ну – кыш! – шипел на них Виан.

– Плесни-ка вина в это месиво, – посоветовал конек, критически оглядев приманку. – Сам смотри – не пей!

– Ну что я, без понятия, что ли? – даже слегка обиделся Виан.

– Нет, так и хорошо, – отмахнулся от его обидь конек. – Лучше уж потом вернешься с победой отметишь.

– Подожди-ка, – нахмурился Виан, – а зачем полную флягу тащил?

– Во-первых, это я тащил, а во-вторых – мало ли еще где вино пригодится. Это, знаешь ли, универсальная денежка такая, особенно у вас, в Угорий, когда за какую-нибудь мелочь расплатиться надо. Э,– спохватился Лазаро, – время уходит, сейчас вовсе уйдет, пока болтаешь! Садись-ка и жди. Как заме тишь отсветы фениксового оперения – ложись и накрывайся рогожей. И лежи тихо, как мышь, пока птицы все из корыта не сожрут.

– А если им не понравится?

– Понравится! – горбунок понюхал горлышко фляги. – Должно понравиться.

– А жар… фениксы – они же, говорят, умные. Не поймут они, что это ловушка? – Виана несколько смущала кажущаяся простота приготовлений.

– Ворона – и то умнее, – поморщился горбунок, – а феникс – птица и птица, только что волшебная. Да надень перчатки, которые у царя вытребовал.

– А мешочки?

– А мешочки я загодя положил под скалу, в самый холодок. Не переживай! Ты, главное, феникса схвати, а дальше я подбегу и помогу.