Текст книги ""Притащенная" наука"

Автор книги: Сергей Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

Конечно, можно корить и убогую гуманитарную культуру российского обывателя [632]  [632]Вассоевич А.Л. По поводу статьи М.М. Постникова… Указ. соч.


[Закрыть], и дефектную защитную броню разума, коей у большинства вообще не наблюдается. Этим и пользуются современные бендеры от науки, которые, зная лишь первый ход своей партии, тем не менее уверены, что доведут ее до победы.

Фоменко, судя по всему, не страдает от избытка совести. Он, никого и ничего не стесняясь, откровенно глумится над специалистами, издевается над их образованием и профессиональными знаниями. А те, для кого он печет свои килограммовые тома, вообще для него, как интеллектуально значимые единицы, не существуют, они в глазах академика – лишь «платящее быдло» [633]  [633]Пирогова М.А. Что можно найти в гробнице Тутанхамона. Указ. соч. С. 51.


[Закрыть], оно, что мы уже отметили, заглотит всё, и чем блюдо зловоннее, тем вкуснее.

Итак, думаю, вывод ясен: Фоменко – классический продукт советской притащенной науки, ее корифей. Он достиг небывалых вершин. Намного ниже, где-то у подножия этой уродливой научной пирамиды, копошатся пигмеи типа Лысенко или Марра. Фоменко же – в недосягаемом занебесье.

На сознательной эксплуатации собственной аморальностью невежества сограждан Фоменко со своей бригадой делает большие деньги. Применительно к его «творчеству» формула Маркса «товар – деньги – товар» должна читаться иначе: «наука (товар) – деньги». Причем самое поразительное в бизнесе академика то, что его бизнес базируется только на сознательном жульничестве и ни на чем более.

Такое почище любых «финансовых пирамид», ибо их процветание опиралось на частичный обман, процветание же Фоменко гарантировано лишь стопроцентной ложью.

Конечно, так называемая научная общественность прежде всего повинна в том, что Фоменко беспрепятственно взрастил свое лженаучное чудище.

Специалисты считали ниже своего достоинства связываться с невеждой и вступать с ним в полемику, неспециалисты завидовали нестандартному подходу к чуждой математику науке и поражались его безоглядной смелости.

Потом заахали, затрясли доводами, заметали свои фактологические молнии, да, похоже, уже поздно: Фоменко со своей ньюхронологией уже в пути. Он несется вперед, сметая все и всех со своего пути. Его уже не остановить. И хотя его деятельность носит явно «злокачественный характер» и резко отрицательно сказывается на имидже всей российской науки, стенать уже незачем – Фоменко все равно ничем не пронять.

Ю.Н. Ефремов (астроном) и Ю.А. Завенягин (физик) деликатно заметили в сборнике «История и антиистория», что Фоменко не обманывает, а «искренне обманывается сам». Если бы. Обманывает: нагло и по-черному.

Единственное, чем можно объяснить брезгливое отношение историков к «новой хронологии», так это тем, что академик-математик слишком глубоко закопался в компостную яму своих откровений, чтобы самим рыться в ней, откапывать сообщаемые им сведения, отмывать их от явно лженаучных нечистот, а потом со вниманием разглядывать – а нет ли в них чего разумного?

Но даже это занятие безнадежно, ибо Фоменко столь качественно упрятал свои «идеи», что заниматься их поиском никто, кому дорого собственное время, уже не будет.

Академик А.А. Зализняк остроумно заметил точно «в духе Фоменко»: «…нам кажется, что Петр I был женщиной», а «Нико– лай II и Лев Троцкий – одно и то же лицо» [634]  [634]Зализняк А.А. Указ. соч. С. 73.


[Закрыть]. Ленин, добавлю от себя, – вообще засланец иной цивилизации (инопланетянин). Еще раз повторим: всё это, само собой, не из Фоменко, но «по Фоменко», всего лишь еще одна иллюстрация того, что в рамках фоменкониады можно обосновать любой бред.

Предоставим слово тем, кто, преодолев брезгливость, все же попытался понять, – чего же добивается своей ньюхронологией российский академик.

«Вероятно, о феномене новой хронологии не пришлось бы даже подробно говорить, если бы данный абсурд не был столь опасен для интеллектуального здоровья всего общества» [635]  [635]Петров А.Е. Указ. соч. С. 132.


[Закрыть].

«Степень бездоказательности утверждений А.Т.Ф. превосходит все, с чем можно встретиться даже в очень плохих филологических или исторических сочинениях» [636]  [636]Зализняк А.А. Указ. соч. С. 72.


[Закрыть].

«А.Т.Ф. очень нежен. Его задевает все то, что он считает грубостью (замечу, что обвинение историков в подтасовке фактов он грубостью не считает). На меня он обиделся за то, что я заподозрил в нем “род недуга”. Прошу прощения за неловкое, хотя и отличающееся, как мне кажется, деликатностью выражение. Человек, организовавший на пустом месте столь доходный бизнес, не может быть нездоровым. А подчеркнутая вежливость ему очень идет. Для грубостей он пользуется услугами Гарри Кимовича Каспарова» [637]  [637]Янин В.Л. «Зияющие высоты» академика Фоменко. Указ. соч. С. 319.


[Закрыть].

«Теперь по всем законам рыночной экономики идет “раск-рутка” новой хронологии как какой-нибудь очередной безголосой певицы или нового вида памперсов. Компания (Фоменко и его соавторы. – С.Р.) теперь взволнована только прибылью от своего бизнеса» [638]  [638]Кошеленко Г.А. Об истоках одного фантастического жульничества // «Так оно и оказалось!». Критика «новой хронологии» А.Т. Фоменко. (Ответ по существу). М., 2001. С. 155.


[Закрыть].

«Суть фоменкина учения не в том, что на свет явилась очередная религия небытия…а в том, что учение, утверждающее полную заброшенность человека в перекореженном пространственно-временном хаосе, сделалось источником выдающегося коммерческого успеха. Люди, готовые платить немалые деньги за приобретение лжеименного знания о том, что они никто и звать их никак, – это главная составляющая феномена “новой хронологии”» [639]  [639]Соколов М.Ю. Удовольствие быть сиротой // История и антиистория. Указ. соч. С. 80 – 81.


[Закрыть].

* * * * *

Я добросовестно прочел бóльшую часть книг Фоменко. И первый вопрос, который у меня возник (думаю – не только у меня): зачем все это надо? Ведь Фоменко, как ученый, истины не добивается, она ему не нужна. Его задача – придать привычной всем истории такой ракурс, чтобы она стала неузнаваемой; чтобы информация, сообщаемая Фоменко, вызывала озноб (у одних) и гримасу брезгливости (у других). Самое занятное во всей этой истории с отчетливым «геростратовским комплексом» – тот несомненный успех, который фоменкониада имеет у читателей его книг. А это, главным образом, не историки. И все же.

Впрочем, удивляться тут нечему. Россия сейчас живет в условиях резкого падения культурной планки общества и тотального непрофессионализма – от государственных чиновников самого разного калибра до высшего образования и даже науки. Понятно поэтому, что столь нетребовательной публике нужен примитив, скандал, эпатаж. Людям нравятся фокусы с информацией – их к этому приучила еще советская власть. Это щекочет нервы и вызывает резкий прилив адреналина. А то, что за истину выдаются примитивные манипуляции с числами, проще говоря, обман, – никому неинтересно, никто об этом и слышать ничего не хочет.

Социологический опрос показал, что уже летом 1999 г. подавляющее большинство телезрителей одобряло фокусы Фоменко с исторической хронологией. А чиновники, чья ретивость намного превосходит их интеллектуальные накопления, уже рекомендуют школам приобретать книги Фоменко [640]  [640]Данилевский И.Н. Пустые множества новой хронологии. Указ. соч.


[Закрыть]. Слава Богу, учителя всегда были умнее и совестливее чиновников.

Любопытен и такой расклад сторонников и противников «новой хронологии». Сторонники – всегда непрофессионалы (не историки). Противники, напротив, профессиональные историки, прежде всего, а также лингвисты, археологи, да и просто люди здравомыслящие, чей интеллект (пусть и интуитивно), но все же отторгает заведомую невнятицу.

Удивительно, но даже среди действительных членов РАН у Фоменко есть поклонники.

… Первую работу Фоменко по «новой хронологии» в респектабельные «Доклады АН СССР» в 1983 г. представил академик Е.П. Велихов. Бывший специалист по математической логике А.А. Зиновьев вообще держит Фоменко за «гения». Крайне агрессивно популяризирует «достижения» Фоменко шахматист Г.К. Каспаров. Академик (математик) С.М. Никольский также симпатизирует Фоменко. Поддерживал его и академик В.П. Маслов. А в действительные члены Академии наук усиленно продвигал академик И.Р. Шафаревич.

Список этот мы привели только с одной целью – подкрепить «фактическим материалом» общий вывод, к которому пришел Ю.Н. Ефремов: «Я утверждаю, – пишет он, – что поддержка, которую фоменковщина получала до недавних пор, – это самое позорное явление в истории отечественной науки. Лысенковщина была навязана сверху и трудно осуждать людей, которые не хотели спорить с народным академиком, рискуя – в лучшем случае – быть отлученными от любимого дела; выступления против него были героическим делом. Но никто не заставлял поддерживать бредовые выводы А.Т.Ф.» [641]  [641]Ефремов Ю.Н. Беспрецедентный научный подлог. Указ. соч. С. 38.


[Закрыть].

Историю, как науку, таким манером пытаются опустить до уровня поп-культуры. Пока она сопротивляется. Но надолго ли ее хватит при подобном напоре?

* * * * *

История восприятия «новой хронологии» специалистами и научной общественностью имеет, простите за тавтологию, свою историю.

Если вести отсчет от новейшего ее этапа, когда эстафету забега по лженауке принял Фоменко, то отчетливо просматривается следующая цепочка: сначала все удивленно раскрывали глаза, затем стали недоуменно пожимать плечами; наконец, когда разобрались в чем тут дело, замахали руками – отвяжитесь, мол; наконец, научное сообщество, как любое множество интеллигентов, раскололось на «сторонников» и «противников» Фоменко; как итог, стали собирать «круглые столы» и демонстрировать на них свою эрудицию; скоро и это надоело: каждый стал заниматься своим делом, не тратя время на фоменоидов.

К концу 90-х годов отошедшего столетия ученые спохватились: Фоменко со своей бригадой понаписали столько томов, что за ними было уже не разглядеть ни Н.М. Карамзина, ни В.О. Ключевского, ни даже С.М. Соловьева. Надо было что-то делать и делать срочно.

А что можно было сделать, когда уже действовал закон о печати и была отменена цензура? Ничего. Только объединяться на страницах антифоменковских сборников да пытаться ими, как тара– ном, пробить выход из образующегося на глазах исторического тупика. Так и поступали. Подключили специалистов: историков, астрономов, физиков, археологов, филологов, геополитиков, и с разных сторон обрушили на голову Фоменко неопровержимые факты. Они могли зашибить любого выскочку. Но Фоменко лишь мило улыбался, ибо прекрасно понимал этот академик, что нельзя опровергнуть то, чего на самом деле нет, а от бесплатной рекламы какой же деловой человек откажется.

Неутомимым борцом с фоменковской лженаукой был физик Ю.А. Завенягин, сын знаменитого советского наркома, строителя Магнитки и Норильского комбината А.П. Завенягина. До 1987 г. он боролся один, остальные отмалчивались. Уже в 1982 г., прочитав первое «историческое сочинение» Фоменко, Завенягин понял – такое без внимания оставлять нельзя. Он пишет письмо Фоменко и везет его тому прямо на дом. Ответа не последовало. На следующий год он вновь пишет Фоменко – опять безответно.

Вместо ответа от Фоменко беспартийный Завенягин получает вызов в отдел науки ЦК. «Сигнализировал» Фоменко, пожаловался партийному руководству, что началась травля честного советского ученого, прокладывающего новые пути в науке. Впервые Завенягин лично встретился с Фоменко в кабинете заведующего отделом науки ЦК Д.В. Кузнецова.

Тот был доброжелательно настроен к Завенягину и попросил его изложить в отдельном письме аргументированную критику «новой хронологии».

12 июля 1984 г. Завенягин выполнил это поручение, написав письмо на 41 странице. Заканчивалось оно более чем дружелюбно: «таким образом, астрономическое датирование дает надежное обоснование общепринятой хронологии» [642]  [642]Храбров В.А. Ю.А. Завенягин и его письма по поводу «новой хронологии» // Астрономия против «новой хронологии». М., 2001. С. 304.


[Закрыть].

Единственная козырная карта в построениях Фоменко и та оказалась крапленой.

20 лет прошло с тех пор. Многое, кстати, изменилось. У Фоменко уже не осталось сомнений в правомочности своих фокусов, он истово пересматривает хронологию всей мировой истории.

Мир молчит и не торопится благодарить «спасителя», открывшего глаза людям на то, кто, где и когда вытворял с историей.

Фоменко, впрочем, это и не нужно. Издавали бы книги. Они свое дело сделают.

* * * * *

Поход на историю математика Фоменко так ошеломил профессионалов, что они до сих пор пребывают с раскрытыми от изумления ртами.

Решили, что все это – не всерьез, что это розыгрыш, шутка.

Считать откровенное шарлатанство шуткой, конечно, удобно, на нее можно не реагировать, а сделать вид, будто к науке это не имеет никакого отношения.

Если предположить, что эксперимент Фоменко с исторической наукой – шутка (хотя, повторяю, это не так!), то она очень многое высветила:

во-первых, крайне низкий культурный уровень российских граждан (мы же считали, что наше общество обладает самым высоким в мире культурным потенциалом);

во-вторых, полное отсутствие собственной интеллектуальной значимости у наших интеллигентов;

в-третьих, катастрофическое падение доверия к науке и без того крайне низкое;

в-четвертых, окончательный подрыв престижа занятий научным трудом.

Одним словом, своей «шуткой» Фоменко ударил историческую науку ниже пояса [643]  [643]Ефремов Ю.Н. Завершая дискуссию… Указ. соч.


[Закрыть].

Более того, Фоменко своим многотомьем не просто унизил, он оскорбил все мировое историческое сообщество. Впервые после Лысенко России стыдно за свою науку, да и за Академию наук также, ибо во всей этой истории позиция Академии была и остается далеко не безупречной.

Ю.Н. Ефремов и Ю.А. Завенягин справедливо заметили, что «академик Фоменко и его защитники выставили Российскую Академию наук и Московский университет на мировое позорище». Да, «превращение римского Папы Гильденбранда в Иисуса Христа – эта штука посильнее, чем превращение овса в овсюг, а пеночки в кукушку…» [644]  [644]Ефремов Ю.Н., Завенягин Ю.А. О так называемой «новой хронологии» А.Т. Фоменко. Указ. соч. С. 346.


[Закрыть].

Но если учение Лысенко внедряли в советскую науку силой, и Академия наук лишь послушно и безропотно голосовала «как надо» [645]  [645] Единственный раз она ослушалась в 1964 г., когда на Общем собрании не утвердили избрание в академики лысенковца Н.И. Нуждина. В остальном советская Академия всегда поступала так, как было необходимо.


[Закрыть], то в истории с лжеучением Фоменко Академия наук пала совсем низко – впервые в своей истории российская наука сама, своими руками сотворила собственный позор.

Когда в 1998 г. по инициативе ряда академиков было предложено Академии наук занять четкую и недвусмысленную позицию в отношении «новой хронологии» своего члена Фоменко, то Общее собрание Академии наук отказалось даже рассматривать этот вопрос. И лишь бюро Отделения истории в апреле 1998 г. признала концепцию Фоменко «находящейся вне науки». Признали также «общественную опасность» ее тиражирования и распространения в нетребовательном нашем обществе.

В декабре 1999 г. на историческом факультете Московского университета прошла конференция «Мифы новой хронологии». Все историки брезгливо от нее отвернулись.

Ну и что? Фоменко по-прежнему лишь мило улыбается.

* * * * *

В заключение надо сказать следующее. Прошло время полного замалчивания деяний Фоменко. Прошло время серьезного анализа его «новой хронологии» – ее всесторонне обмозговали и пришли к однозначному выводу: все это откровенный цинизм и наглый пасквиль на историческую науку.

Настало новое время. Да и Фоменко продолжает неустанно трудиться, ибо не знают еще своей настоящей истории ни Габон, ни Папуа, ни острова Полинезии.

Что же делать сейчас? В какой тональности общаться с его новыми творениями?

Стало абсолютно ясно: требовать от историка «с пониманием» читать фолианты Фоменко по истории – все равно, что требовать от того же историка с тем же пониманием читать труды Фоменко по топологии. Результаты, конечно, не совпадут: в первом случае – раздражение и ярость, во втором – восхищение перед человеческим разумом, способным постигать такие высоты абстракции, как топология.

С другой стороны, раздражение – не самое лучшее отправление интеллекта. В раздраженном состоянии и глупость сморозить недолго. Поэтому единственно верная тональность в общении с Фоменко и его героями – это ирония, либо сарказм, еще лучше – откровенная издевка.

Например, такая: чтоб тебе жить по новой хронологии. Тогда ты не Фоменко, а, скажем, Усама бен Ладен или Мата Хари, а скорее всего тебя и вовсе нет, ибо поглотил тебя исторический параллелизм цепочки Постникова, а того всосала цепь Морозова. А нынешние студенты-историки уже решат: кто выдумал Морозова да зачем-то еще в крепость его посадил.

Глава 4 – Финиш «притащенной» науки

Ум потек из России

В апреле 1985 г. состоялся очередной пленум ЦК КПСС, который вошел в историю как «пленум начала перестройки», или иначе как «пленум начала конца советской власти», ибо уже скоро стало ясно, что любые преобразования советской системы – дело очень тонкое, требующее не ослабления, а резкого усиления тоталитарного режима.

Именно на этом пленуме Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев, призвал весь советский народ «нáчать перестройку» своей жизни. Что это такое? – никто толком не понимал. Как позднее выяснилось, не понимал этого и Горбачев. Но слово вылетело. Его подхватили, услужливо разнесли по всем углам и весям, и машина перестройки нехотя тронулась в путь…

Начал Горбачев с того, что лежало на поверхности, – с гласности. Конечно, развязать людям языки, снять с них страх за вылетевшее ненароком слово было необходимо, без этого казалось невозможным сделать ни одного шага в сторону от проторенной генеральной линии. Но самое простое решение, как это чаще всего и бывает, оказывается далеко не самым лучшим. Гласность, как тогда думалось, – это необходимое условие открытости общества, она раскрепостит общественное сознание и сделает наиболее активную часть населения деятельными помощниками партии в ее благом начинании. Но не учел Горбачев того простого резона, что за десятилетия господства в стране примитивных истин бездарного ленинизма именно наиболее деятельная часть общества все и так прекрасно понимала, она уже давно в своем так называемом общественном сознании все расставила по местам, а сковывавшая ее разум броня страха уже давно была разбита.

В итоге: выпустив из клетки весьма опасную для России птичку – гласность, он уже вскоре понял, что совершил роковую для своей политики ошибку, ибо эта милая птичка ему же выклюет глаза и он потеряет все видимые ранее ориентиры. Не мог же он не знать, что гласность, являющаяся всего лишь эмбрионом подлинной свободы слова, не должна опережать вызревание других демократических институтов, а развитие только гласности неизбежно переключит стрелку перестройки с практических дел на словесную разнузданность; к тому же, не улучшая повседневную жизнь людей и одновременно разрешив легальное существование оппозиции, он, сам того не желая, день ото дня множил ряды своих активных противников.

Горбачев верил сам в нерушимость социалистической системы и наивно полагал, что той же веры придерживаются и его коллеги по руководству КПСС, в частности те, кто представлял в ЦК так называемые республиканские партийные элиты. Но те уже давно ни во что такое не верили, они лишь жаждали реальной, не подконтрольной Кремлю власти в своих вотчинах и делали все от них зависящее, чтобы кремлевские вожжи поослабли. Когда Горбачев понял какие дикие силы разбудил своей перестройкой, он стал всячески тормозить процесс, но тот уже «углýбился», а, набрав достаточную инерцию, в августе 1991 г. смел с исторической арены «руководящую и направляющую силу советского общества», а заодно и разогнал по своим национальным квартирам это самое общество.

Россия вступила в новую фазу своей истории, ранее невиданную и непредсказуемую. Из обжитой и привычной политической казармы история России ушла в демократическую самоволку и один Бог ведает, чего она там натворит.

Вечная беда российского исторического процесса в том, что никак не удается синхронизировать политические новации и экономические свободы, да к тому же вовремя уравновесить эти системы необходимой мерой социальной защищенности граждан. Подобная разбалансированность неизбежно приводила не к плавному развитию, а к резкому расслоению общества и социальным взрывам. Отсюда и чисто российские парадоксы исторического процесса: либеральная русская интеллигенция конца XIX – начала XX века протрассировала путь к свободе и… рухнула в невиданное рабство; Ленин увлек Россию в утопию, залив страну кровью, и… был провозглашен одним из величайших политиков всех времен; Сталин слепо и преданно шел по указанному Лениным пути, истребив десятки миллионов советских людей, и… стал подлинным кумиром и божеством в глазах нетронутых; Хрущев все силы употребил на сокращение партийного и государственного аппарата и… тот разбух до невероятия и пожрал его; Горбачев пытался реанимировать партийный труп, влить свежую кровь в социалистическую идею и удержать на гнилых веревках разваливающуюся империю и… те рухнули, придавив заодно и Горбачева [646]  [646] См.: Век XX и мир. 1990. № 4 (Заметка А. Поликовского).


[Закрыть].

В.С. Соловьев как-то заметил, что нельзя доказать неправду социализма, надо признать правду социализма и преодолеть его. Так сказать, доказать эту политическую теорему методом от противного. Не возражал против подобной постановки вопроса и Н.А. Бердяев: уж коли коммунистический вирус угнездился в мозгу людей, его можно только «преодолеть», т.е. дать ему возможность истребить самого себя [647]  [647] Бердяев Н. Русская идея // Вопросы филссофии. 1990. № 2.


[Закрыть]. «Правду социализма» мы как будто преодолели и до сих пор не знаем – за какую правду браться теперь.

Создается впечатление, что нынешняя Россия хочет жить с американским достатком, приучив к тому же своих граждан к японской деловитости и немецкой аккуратности, но – при всем при том – жить непременно по-русски, т.е., в частности, так, чтобы все благодарили своего «всенародно избранного» и не очень-то тешили себя иллюзиями законности, не забывали своего истинного места под лучами кремлевских звезд. Только как все это сочетать, как сделать так, чтобы и Америку догнать и Россию не потерять – никто не знает. И не узнает никогда. Прошлый опыт ничего не дает. И так мол пробовали, и эдак изловчались, а все впустую. Значит, опять погнались не за тем зайцем. Да нет же, за тем. Но надо его все же когда-нибудь изловить, зажарить, подать на стол, а уж потом, вспомнив, что мы из России, отложить в сторону столовый прибор и, взяв свою долю зайчатины в обе руки, начать рвать ее зубами. И сыты будем и «особости» наши при нас останутся.

В последние годы ввели в оборот такой логический выверт: есть страны, где точно известно, что можно, а что нельзя; есть такие, в которых можно и то, что нельзя; в России же нельзя даже то, что можно. Как это понимать? Очень просто: в России всегда доминировал не закон, а чиновник. Это он решал, что и кому можно. Люди российские только понаслышке знали о существовании неких законов, якобы определявших устройство жизни, на деле для них верховным законодателем был барин и начальник. Для простого человека государственный чиновник был реальной властной фигурой – его боялись, его презирали, на него молились.

В тоталитарном государстве иначе и быть не могло. При царе существовала монаршая чиновная вертикаль с неисчислимыми отростками во все сферы жизни; при коммунистах эта вертикаль приобрела партийный окрас, но суть не изменилась. Большевики сделали чиновничество своеобразной управленческой аристократией. Попасть в эту партийную ложу стало вожделенной мечтой любого клерка, он для этого был готов на все; марксистская фразеология стала для него обычным фиговым листком, коим он старался прикрыть свои властные вожделения, а так называемые простые люди наивно верили, что партийные руководители из кожи вон лезут, чтобы сделать их жизнь более светлой и радостной.

В.В. Путин начал свою президентскую деятельность с того, что восстановил порушенную предшественником властную вертикаль, поделив Россию на семь федеральных округов; посадил в каждый своего наместника и, еще более размножив бездарное российское чиновничество, успокоился.

Еще в 20-х годах Ф.А. Степун поставил точный диагноз болезни, занесенной на русскую землю коммунистическим вирусом, – «из всех зол, причиненных России большевизмом, самое тяжелое – растление ее нравственной субстанции, внедрение в ее поры тлетворного духа цинизма и оборотничества» [648]  [648] Степун Ф.А. Мысли о России // Новый мир. 1991. № 6. С. 215.


[Закрыть]. Понятно, что если верить в реальность «коммунистического завтра», то все деяния большевиков и даже их утонченная жестокость периода взбесившегося ленинизма, есть чистое зло «во благо» (логика дьявола); но если этой веры нет, то то же зло, обернутое в транспаранты с народолюбивой риторикой, оказываются как бы добродетелью, но на самом деле есть обычное циничное оборотничество. А чтобы психика людей не корежилась и сознание не раздваивалось, была доведена до абсолютного совершенства идеологическая тирания и намертво спаян управленческий аппарат, ключевые звенья которого были легко заменяемы стереотипными ленинцами из секретных списков резервной партийно-хозяйственной номенклатуры.

Именно номенклатура является наиболее страшным наследием коммунизма, тем нерастворимым остатком, который в нетленности сохраняется по сию пору и передан посткоммунистической России как наследственная неизлечимая болезнь.

… Россияне уже вскоре после начала экономических реформ в 1992 г. убедились в экономическом, чиновничьем да и в правовом беспределе. Всеобщий произвол стал куда более деспотичным, чем был ранее, ибо при коммунистах люди твердо усвоили простую истину – все решает партия: она сама издает законы и сама же контролирует «правильное» их толкование на местах. При этом демагогическая ложь о благе и лучшей жизни простых людей была для партийной элиты куда важнее карьеры любого своего чиновника. Поэтому люди имели возможность жаловаться, а чиновничество этих жалоб боялось не меньше, чем вызова «на ковер».

Когда же к власти пришло демократическое правительство, единственное, на что оно могло опираться, – это закон, да и люди теперь могли апеллировать только к тому же закону. Но в условиях полной правовой расхристанности новой власти «законность» стала лишь гипотетическим маяком, светившим где-то на горизонте, а в повседневную жизнь проникли лишь «внешние формы законности» (Ф.И. Тютчев), т.е. не сам закон, а разговор о нем, не права человека, а произвол чиновника.

Вновь, как всегда и было в России, всевластным хозяином жизни стал чиновник. Но ежели раньше на него все же можно было найти управу, то теперь он напрочь обнаглел от безнаказанности.

Чудес, однако, не бывает. Не может страна, веками жившая в бесправии и слепо подчинявшаяся лишь силе власти, в одночасье, благодаря смене только управленческих структур, стать в шеренгу государств с укоренившейся традицией законности. От деспотии власти, к коей Россия притерпелась, к тирании закона, о чем она мечтает, лежит кочковатая и извилистая тропа «внешних форм законности». Время это надо пережить и постараться не «обесеть», по выражению А.И. Солженицына, хотя сие крайне сложно.

Любой разворот истории, конечно, преходящ. Но история общества – это не история биосферы, для которой дление времени – всего лишь фактор ее эволюции; история страны – это жизнь людей, им безразлична направленность исторического процесса (да кто ее знает!), они равнодушны к «поступательному» ходу истории (еще одна вещь в себе), об очередном витке исторической спирали они судят по своей жизни и коли жизнь эта безрадостна и бесправна, то и данный исторический зигзаг оценивается адекватно. Но – не всеми и не сразу.

К любым историческим катаклизмам, даже самым жестоким, можно привыкнуть, человек сживается с ними и перестает их замечать. Он, как говорят психологи, отреагировал на них. Когда подобное отреагирование затрагивает бóльшую часть общества, система начинает функционировать в относительно устойчивом режиме, ибо заданные ею жизненные ценности становятся как бы естественными, а потому своими для подавляющего большинства населения.

Человек, вообще говоря, крайне болезненно переживает ломку привычных стереотипов, что, накладываясь на непреодолимую особость русского человека – нетерпение, т.е. желание получить все враз и без особых затрат собственных усилий, очень быстро оборачивается разочарованием и ностальгией по прошлой привычной жизни.

Столь сильно затянувшаяся филиппика – не дань всеобщей политической повинности, не лепта в современную политологию (раствор этот и без нас перенасыщен), а лишь грубый слепок современной истории России. Ибо задача наша прежняя – оценить меру исторического гнета на российскую науку.

Ведь коли все российское общество пребывает ныне в фазе отреагирования на рухнувшие на него перемены, то и наука, как неотъемная часть общества, также неизбежно находиться в той же фазе. Какова ее реакция на происходящее, каково отношение посткоммунистической России к научному сообществу, какие достижения притащенной советской науки, не приведи Господи, станут фундаментом постсоветской науки, – вот проблемы, нас занимающие. Их мы и попытаемся препарировать…

Когда коммунистический режим, закончив начатую М.С. Горбачевым перестройку, в августе 1991 г. приказал долго жить, то пришедшие к власти демократы глубоко копать не стали – они лишь сменили вывески на фасадах и в одночасье номенклатурный социализм трансформировался в номенклатурную демократию. Те же деятели, которые еще вчера призывали народ «выполнять и перевыполнять», теперь стали вещать о рынке и общечеловеческих ценностях.

Русский человек – максималист по своей природе, ему желательно подать все сразу, да чтоб собственных силенок не напрягать да инициативу – не дай Бог – не проявлять. Он, как писал В.В. Розанов, не сомневается, что «если бросить бомбу в русский климат, то, КОНЕЧНО, он станет как на южном берегу Крыма» [649]  [649] Розанов В. Избранное. Мюнхен. 1970. С. 181.


[Закрыть].

Если все же быть точными, то надо заметить, что русская интеллигенция во все века корила свое государство за пренебрежительное отношение к науке. И во все века стращала, что извод науки приведет к деградации общества. Позиции сторон, одним словом, были неизменны.

«Падение наук, – писал историк Н.М. Карамзин в начале XIX века, – кажется мне не только возможным, но даже неминуемым, даже близким. Когда же падут они, когда их великолепное здание разрушится, благодетельные лампады угаснут – что будет?» [650]  [650] Цит. по: Эйдельман Н. Мгновенье славы настает… Л., 1989. С. 160 – 161.


[Закрыть]. Слова прочувствованные, красивые, но смысла в них все же мало – ибо наука пасть не может, как бы государство к ней не относилось. Даже если свет ее лампады станет тусклым, но он все же останется, ибо развитие культуры не в состоянии остановить ни общественные катаклизмы, ни деспоты. Они безусловно деформируют его, могут сделать его карикатурным, но разрушить окончательно будут не в состоянии. Прав был известный русский хирург Н.И. Пирогов, когда в 1863 г. писал: «В науке есть свои повороты и перевороты; в жизни – свои; иногда и те и другие сходятся; но все переходы, перевороты и катастрофы общества всегда отражаются на науке» [651]  [651] Пирогов Н.И. Избранные педагогические сочинения. М., 1953. С. 386.


[Закрыть].

И последняя цитата на эту тему: «Как объяснить тот факт, что российская и советская наука, похоже, достигала наибольшего в наихудших политических условиях, тогда как с развитием демократических реформ в 1990-е годы, по всей вероятности, начинает увядать». Так посчитал американский историк науки Лорен Р. Грэхэм [652]  [652]Грэхэм Лорен Р. Очерки по истории российской и советской науки. М., 1998. С. 7.


[Закрыть].

Именно попыткой ответить на этот вопрос и является данный раздел заключительной главы нашей книги. Если отвечать кратко, то придется сказать следующее: да, постсоветская наука и в 1990-х и в начале 2000-х годов продолжает активно увядать – ее перестали кормить, она не может заняться привычным делом (пресеклись даже стационарные наблюдения, которые велись десятилетиями), ученый народ стареет и профессионально деградирует, научное чиновничество пухнет (не с голода) и начинает забывать, чем оно руководит; уже убита и погребена так называемая заводская наука, активно добивается главное детище большевиков – отраслевая наука. Под видом российской науки сейчас расцвели разнообразные отходы науки советской, которые, как сорняки, всегда бурно разрастаются на заброшенных полях. И о них мы также поговорим в этой главе.