Текст книги "Гласность и свобода"

Автор книги: Сергей Григорьянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

8. Рассказ Яна Ольшевского и Борис Ельцин

И все же главная свистопляска в Советском Союзе шла, конечно, не по поводу Собчака, а вокруг новоявленного демократа и «бесспорной жертвы коммунистического режима» – Бориса Ельцина.

«Гласность» с первых же дней его рекламной компании относилась к секретарю Свердловского обкома КПСС так же, как к другим партийным чиновникам, хотя надо было относиться гораздо серьезнее. Для нас было ясно, что это обычный (а скорее из худших) партийный выдвиженец и к тому же мы были глубоко убеждены, что очередные выкормыши КПСС в качестве лидеров новой России не нужны. Опубликовать материалы об уничтожении по его распоряжению дома, где был расстрелян император Николай Второй с супругой, детьми и близкими, не пожелавшими их оставить (чтобы не было свидетелей) мы не смогли – не было хорошо написанного текста. Но в Чистопольской тюрьме со мной сидел Владимир Ельчин, а в пермской зоне с Андреем Шилковым – Лев Шефер, посаженные по санкции или прямому указанию Бориса Ельцина (как известно, КГБ на местах имело двойное подчинение и все политические аресты согласовывались с партийным руководством, да Ельцин и сам пишет, как не КГБ руководил им, а он сам руководил КГБ в области) за то, что создали ульпан-еврейский культурный центр, где можно было изучать иврит, читать Талмуд, отмечать еврейские праздники. Льва Шефера обвинили еще и в том, что он записывал на магнитофон передачи радио «Свобода» (в те годы, когда они не глушились) и давал послушать знакомым. Особенная подлость его ареста состояла еще и в том, что дядя Льва Шефера был известным свердловским врачом, директором медицинского института, и на его похороны Ельцин пришел, а таким образом знакомый ему племянник был несчастным, искалеченным молодым человеком – с детства горбун. Мы опубликовали письма Льва Шефера Борису Ельцину, его ответ (в том числе – факсимильно), где будущий президент-демократ утверждал, что ничего не знал об аресте, хотя все свердловские газеты писали тогда о наймитах сионизма и ЦРУ, и новое письмо Льва Шефера. Но, конечно, волну хорошо организованного народного энтузиазма эти публикации сбить не могли. Нас с советско-тюремной настороженностью не покидало ощущение, что КГБ не только в далеких республиках, но и в Москве готовит «демократических» лидеров, устраняет – опасных. Но доказательства были лишь в Армении, сомнения – в странах Прибалтики, Грузии и – в России.

Мне приходится описывать слишком много событий, связанных и с фондом и журналом «Гласность», и с другими правозащитными организациями и, наконец, только со мной и если собственные поступки я могу объяснить, то многое другое без понимания смысла происходящего оказывается бесконечной мешаниной фактов и происшествий, в которых читателю трудно разобраться. Между тем, если мои и ошибки и правильные решения были связаны с тем, что никакого плана ни в «Гласности», ни у меня лично не было, как и не было достаточного честолюбия, чтобы выстраивать свои возможности в цепь связанную с общим, и в силу этого расплывчатым в конкретных действиях, стремлением к демократии и свободе, то есть не в какую-то последовательную цепь личных успехов, то у тех, с кем нам приходилось бороться были вполне ясно очерченные (менявшиеся, правда, время от времени) планы действий. И без понимания их планов, пусть пришедшего не сразу, а в результате собственного тяжелого опыта, описание происходивших событий будет клочковатым, сумбурным и плохо воспринимаемым. Поэтому мне иногда и приходиться забегать вперед.

Расставил многие точки над «i» рассказ премьер-министра Польши Яна Ольшевского весной 1995 года, когда он согласился стать одним из членов Международного трибунала по преступлениям в Чечне, который собирал фонд «Гласность»:

– Осенью восемьдесят восьмого года в глухом месте польского Полесья (не помню назвал ли экс-премьер-министр городок) собрались руководители спецслужб стран Варшавского договора. Обсудив перспективы и возможные пути развития программы перестройки, пришли к общему выводу: в каждой из стран надо дать возможность демократам придти к власти, но сохраняя за собой контроль за армией, МВД и, конечно, спецслужбами, и вывезя предварительно из стран золотовалютные резервы. Демократы могут заниматься промышленностью, сельским хозяйством, образованием, социальным обеспечением и, когда их управление будет окончательно дискредитировано, наступит время для прихода к власти «здоровых сил» в каждой из стран.

Мы с премьер-министром даже не обсуждали этого: с одной стороны я был в это время занят Трибуналом, с другой – все, что произошло в большинстве стран Восточной Европы и уж, конечно, в России – все подтверждало рассказ господина Ольшевского.

Вспомним, что послушный глава «Штази» Маркус Вольф тут же выступил против Хонеккера, еще более послушный Тодор Живков в Болгарии не мог понять, почему именно русские его свергают, президент Румынии Чаушеску успел обвинить в заговоре КГБ, за что, по-видимому, и был тут же расстрелян вместе с женой.

В январе 1993 года в статье «Куда идет КГБ?» в газете «Известия» я напомнил о судьбах других, хорошо осведомленных людей:

«Бывший польский премьер Ярошевич мало походил на экс-генерального секретаря Чехословацкой компартии Дубчека ни тогда, когда находился у власти, ни в последние годы, будучи пенсионером. И лишь в 1992 году их нередко начали вспоминать в одном ряду: оба скоропостижно скончались (Дубчек после автомобильной катастрофы, Ярошевич с женой были зверски убиты в собственном доме) сразу же после того, как согласились выступить в Конституционном суде России свидетелями по делу о запрете КПСС. Несомненно, кроме даты смерти, их объединяло и еще кое-что: им было о чем вспомнить.

Но Ярошевич был убит, только за попытку о чем-то рассказать. Действующие коммунистические лидеры Польши все уцелели – ведь именно последнему из них – единственному в социалистическом лагере Раковскому удалось провести до Гайдара «шоковую терапию» и разделить всю Польшу между сотрудниками спецслужб и их близкими коллегами, но об этом позже.

Мало ли какие бывают совпадения, скажет любой непредубежденный читатель и будет совершенно прав, однако Зденек Млынарж, тоже человек весьма информированный, возможно, рассудил иначе и отказался от приглашения Галины Старовойтовой приехать на все тот же суд в Москве. Впрочем, это дела относительно далекие, но уже в Москве сама Старовойтова полагает, что возможной причиной ее внезапной отставки с поста советника президента Ельцина было неосторожно высказанное президенту в присутствии посторонних сомнение в надежности российских спецслужб».

Итак, мы опять вернулись к Ельцину и тут я хочу сказать, что как бы критически я не относился к самому себе, своим возможностям и действиям, какой бы скептицизм у меня не вызывали многие поступки моих коллег из демократического движения, по-видимому, наиболее заманчивой для КГБ цели – сделать послушной игрушкой в своих руках, прийти к власти в России за спиной хоть кого-то из действительно демократических лидеров, несмотря на все посулы, запугивания и конспиративную работу КГБ не удалось. Пришлось ретушировать под демократов своих людей: Собчака, Гайдара, и, главное, Ельцина.

О Собчаке я уже кое-что вспоминал, о Гайдаре достаточно подробно написал Андрей Илларионов, да и мне предстоит еще написать о его реформах, фигура Ельцина остается как ни странно не только зловещей, но и загадочной, хотя на самом деле с ним очень многое вполне понятно. Его, как и других, выдвигает Комитет государственной безопасности.

В «Гласности» мы писали о Ельцине в Свердловске, Егор Лигачев в книге «Перестройка: замыслы, результаты и поражения, уроки» внятно рассказывает о его появлении в Москве:

«В конце 1983 года позвонил мне из больницы Юрий Владимирович Андропов и попросил при случае побывать в Свердловске и “посмотреть на Ельцина”. Причем добавил, что некоторые товарищи рекомендуют взять его в ЦК КПСС. Вскоре такой случай представился, в январе 1984 года я принял участие в областной партконференции, побывал с Ельциным в трудовых коллективах. Было заметно, что многие к нему относятся уважительно. Меня привлекали в нем энергия, решительность, живость общения с людьми.

Ельцин был взят на работу в ЦК КПСС только в 1985 году при полном согласии всех членов Политбюро и самое главное – лишь в качестве заведующего отраслевым отделом ЦК КПСС (строительства). В прошлом, если брали в ЦК КПСС первых секретарей такого обкома, как свердловский, то сразу избирали секретарями ЦК и в состав Политбюро. Надо было, действительно, “посмотреть на Ельцина”».

Любопытно, что переводят его практически с большим понижением, но он почему-то уверен в своем будущем и соглашается. По-видимому, надо было с ним поработать и он оправдал ожидания.

Дальше Лигачев утверждает, что больше не имел отношения к Ельцину, но ему резко возражает в своей книге «Главный свидетель» Николай Рыжков. Он описывает, как года через два, уже в бытность Рыжкова председателем Совета министров, ему внезапно позвонил Горбачев и попросил зайти:

«Как-то поздним вечером раздался звонок прямого телефона Генсека (я еще работал в ЦК). Он попросил меня срочно зайти, и через несколько минут я был у него. По кабинету ходили, что-то обсуждая, Горбачев и Лигачев. По первым же фразам я понял, что речь идет о том, кто может сменить Гришина.

– Ты ведь знаешь, что настало время укрепить руководство столицы. Мы с Егором сейчас обсуждаем возможную кандидатуру на пост Первого секретаря Московского городского комитета. Хотели бы посоветоваться с тобой, – начал Горбачев.

– Я надеюсь, что у вас уже есть предложения?

– Да. Нам нужен туда крепкий и боевой товарищ. Наше мнение с Егором Кузьмичом, что это должен быть Ельцин. Ты его знаешь, твое мнение?».

Рыжков пишет, что он был категорически против. Будучи директором Уралмаша хорошо знал Ельцина и был уверен, что тот совершенно не подходит для руководства столицей. Приводил один довод за другим. Но внезапно наткнулся на ожесточенное стремление Лигачева видеть Ельцина на этом посту (напомним, что именно Лигачев ведал кадровыми вопросами). И Рыжков сдался, Ельцин был предложен ЦК на эту должность, хотя и Горбачев по мнению Рыжкова не был особенным сторонником выдвижения Ельцина и даже сам сказал ему об этом. Из мощных и все определяющих в стране фигур, которая могла бы стоять за Ельциным, остается только сменивший Андропова председатель КГБ СССР Чебриков, собственно говоря, приведший и Горбачева к власти и «глубоко уважаемый» Егором Лигачевым, как он сам пишет в главе о событиях в Тбилиси.

Сразу же скажу, что для «Гласности», где хорошо понимали состояние и настроения русского народа, были вполне очевидны тщательная организованность гигантских многотысячных митингов, шедших в Москве в поддержку Ельцина. И это при том, что у него самого никаких возможностей и никакого опыта проведения массовых мероприятий, конечно, не было.

В Верховный Совет СССР Ельцин попал с большим трудом в результате странного выступления депутата Казанника, который решил уступить «без голосования» свое место в Совете Федерации Борису Ельцину, как будто он купил его, а не был избран народом, поскольку тот был неприемлемым ни для мало-мальски думающих демократов, ни для команды Горбачева. Не помогла даже гигантская развернутая КГБ рекламная компания. Даже советские либералы из Межрегиональной группы депутатов относились к Ельцину с большой прохладцей, да и ему с ними, гораздо более цивилизованными, не о чем было говорить. Он и слов никаких о демократии просто не знал. Юрий Афанасьев в разговоре со мной как-то вспомнил, что в МДГ с Ельциным почти никто никогда не разговаривал, да и он обращался к одному лишь Гавриилу Попову.

Бесспорной ложью являются воспоминания Собчака о том, как он уступил Ельцину место председателя в МДГ. Во-первых, там было пять сопредседателей, а не один, во-вторых, и в их числе Ельцина не было.

Говорят, что Ельцину помогла цепь случайностей. Полторанин вспоминает, что это именно он написал текст известного выступления в ЦК КПСС, приписал его Ельцину и распространил. На самом деле Ельцин там каялся, а Полторанин сделал его борцом с партноменклатурой.

Наина Ельцина говорит, что это она посоветовала мужу, проехаться как простой человек в автобусе и зайти в пару продовольственных магазинов. Может быть, хотя я и не очень в это верю. По рассказам Иловайской над имиджем Горбачева работали (по заказу КГБ, конечно) специалисты на Мэдисон авеню. Думаю, что имидж Ельцина тоже создавался не случайностями или не только случайно, а в Ясенево.

Скандальное интервью Ельцина того времени в программе «Взгляд» так же, как и митинги вполне очевидно указывают на поддержку КГБ. Больше того, как я уже упоминал, это была откровенная операция КГБ, прямо направленная против аппарата ЦК КПСС.

Напомню ее суть. Предстоят выборы в народные депутаты СССР. О Ельцине, которого поддерживают многотысячные митинги, гордое выступление (написанное Полтораниным) ходит по стране и который сам (!) приехал в автобусе и зашел в простой (!) магазин, советское телевидение или молчит или что-то неясное фантазирует. В Москве предстояли теледебаты Ельцина и Бракова.

Полторанин пишет:

«Мне позвонил «свой человек» из горкома и попросил срочной встречи в укромном местечке. Мы встретились, и он рассказал: Ельцин и Браков в прямом эфире будут отвечать на вопросы якобы избирателей. Но эти вопросы уже приготовлены в ЦК и горкоме, запечатаны в конверты, а фамилии и адреса «задавальщиков» взяты по лености исполнителей из телефонного справочника».

И вдруг объявляется громогласно, что предстоят телевизионные дебаты Ельцина и его соперника Бракова. Ельцин никем не подготовленный так же как на Политбюро мямлит, ничего толкового сказать не может. Зато его противник – профессионал-хозяйственник во всеоружии, на память оперирует цифрами, его поддерживает местное население и о нем тут же раздаются лестные отзывы, Ельцин совершенно уничтожен.

И тут Полторанин узнает, что вся эта передача – спектакль, поставленный по прямому поручению Идеологического отдела ЦК КПСС. Что материалы противнику Ельцина подготовили заранее профессионалы, что «представители народа» на самом деле ни о чем понятия не имеют и все сплошь подставные персонажи. Полторанин договаривается с Сергеем Ломакиным из «Взгляда» – популярнейшей тогда передачи о разоблачении этого спектакля. И вот тут-то для необходимой поддержки появляется на «Взгляде» не работающий Артем Боровик – без него со многими препятствиями Ломакин бы не справился. Их разоблачение имеет оглушительный успех. Уже никто не помнит, что сам Ельцин – совершенно беспомощен, зато он бесспорная жертва его врагов из ЦК КПСС.

Приведу полностью описание этой истории близким тогда соратником Ельцина Полторанина в своей книге:

«Вели программу Сергей Ломакин и Артем Боровик. До передачи сели, выработали тактику. Я был журналист русской школы, и журналистский азарт во мне перебарывал боязнь за свое будущее. Как все было дальше, описал сам Ломакин: „На „Орбиту“ поговорили о демократии, а вечером выдаем всю эту историю по полному разряду. Я не помню такого количества „членовозов“ около „Останкино“, как после эфира с Полтораниным. Лысенко собрал партбюро, в результате меня на две недели отстранили от эфира“. Я сказал ему назавтра: „Извини меня, Сережа, что оставил тебя без куска хлеба. Две недели приезжай ко мне домой, будем вместе грызть сухари“. Он понимает горькие шутки, но один раз мы все-таки собрали сь у меня на пельмени. Они ему понравились. Артем Боровик не был штатным сотрудником телевидения. Репрессии его не коснулись».

Конечно, Артем Боровик замечательный журналист, как выяснилось из его интервью 90-х годов, но, как и Колосов, был штатным сотрудником совсем другой организации, в 1990 году уже в иностранной своей части (Первое главное управление) вполне независимой и даже враждебной большей части аппарата ЦК КПСС.

Сам Полторанин, конечно, не знает ничего о совместном решении глав спецслужб Варшавского договора, да и страны «народной демократии» его мало интересуют. К тому же он в упор не видит ни Сахарова, ни «Дем. Россию», ни «Мемориал», ни «Гласность», но зато он видит и описывает то, что ему доступно, как у Ельцина (через тренера по теннису – тогда и появился к нему интерес) устанавливается ежедневные контакты с руководством (а не «ушлыми ребятами») КГБ СССР, откровенно пишет о том, что «были тогда люди, которые управляли тогда и Ельциным и самой ситуацией.»

Действительно, так называемая «национальная» политика Ельцина – «берите себе столько суверенитета, сколько сможете переварить» удивительным образом совпадает с уверенностью шефов спецслужб Варшавского договора (а потом и Путина), что когда они получат верховную власть в своих странах единство и могущество «социалистических» стран будет восстановлено, это же после путча открыто повторяет госсекретарь Ельцина Геннадий Бурбулис. Может быть, самому Ельцину было все равно, на кого опираться в борьбе за власть: на демократов, на КГБ, даже на мистические силы, что стало вполне очевидным при появлении в Кремле адмирала Рогозина. Впрочем, это вполне устраивало и тех, кто, по выражению Полторанина, «управлял» Ельциным.

Многоликость Ельцина ясно проявилось в совершенно и им и всеми другими забытом приезде уже президента РСФСР за пару месяцев перед путчем в Новосибирск. С местными демократами он, правда, встречаться отказывается, но зато по более полному, чем в новосибирских газетах сообщению «Ежедневной гласности»:

«1 июля в город с рабочим визитом прибыл Президент Российской Федерации Борис Ельцин. Он пиглашен председателем новосибирского областного Совета Виталием Мухой для участия в подписании учредительных документов ассоциации «Сибирское соглашение», объединяющей руководителей десяти краев и областей. Несмотря на то, что ровно год назад, во время визита в Кузбасе, Ельцин отрицательно высказывался о деятельности новосибирского руководства, на нынешнем совещании им была подписано распоряжение, представляющее ассоциации широкие экономические полномочия, некоторые из которых до сих пор находились в непосредственном ведении Российского правительства. Это выдача лицензий на внешнеэкономическую деятельность, определение порядка природопользования и размеров арендных платежей, определение взносов в казну. Распоряжением Президента России с 1992 года разрешается осуществлять в рамках сибирского региона переход на свободные цены. Причем, 25% сырья и продукции будут реализоваться по свободным ценам уже с сентября нынешнего года».

То есть без всякого Гайдара (даже до знакомства с ним) Ельцин сам подписывает распоряжение о введении свободных цен на половине территории России (десять сибирских краев и областей). Это очень серьезное экономическое и политическое решение, принятое Ельциным якобы самостоятельно, и очень любопытно, что он никогда ни в одной книге воспоминаний о нем не упоминает. Чтобы принять такое решение, необычайно выгодное сотрудникам КГБ, полностью контролировавшим и уже несколько лет занимавшимися внешнеторговыми операциями, и партийно-хозяйственным руководителям, державшим в руках все отрасли промышленности и сельского хозяйства, нужен был серьезный консультант, которым не мог быть тогдашний премьер-министр России Иван Силаев, который стремился избежать серьезных потрясений в России. И в Новосибирск Ельцин поехал без Силаева. Кого же другого из своих серьезных советников скрывает Ельцин?

Забавно, что на следующий день Ельцин отправился в Академгородок – «познакомился с научными институтами, побывал на закрытом оптико-механическом заводе №105». И вот тут президент с блеском проявил свои интеллектуальные способности и привел в полное замешательство академиков. Напомню интервью академика Эдуарда Круглякова:

«Я вам расскажу один только случай. Ни за что бы не поверил, что такое может быть, если бы сам не был свидетелем. В 1991 году к нам в Новосибирск, уже будучи президентом (Российской Федерации – С.Г.), приезжал Борис Ельцин. Я водил его по институту, показывал термоядерные установки, а потом, во время нашей беседы за круглым столом, он вдруг спросил: „А можете ли вы добывать энергию из камня?“. Я попытался ему объяснить, почему это невозможно, и услышал в ответ: „Это вы так считаете, а мне докладывали, что можно“. Понимая свою правоту, я возразил: "В таком случ ае, вам докладывали шарлатаны". Это явно обидело Ельцина, ситуация наэлектризовалась. В этот момент один из наших острословов выпалил: «Но ведь камень так же неисчерпаем, как и атом!». Все расхохотались, и инцидент был исчерпан. Чуть позднее председатель Сибирского отделения РАН академик Коптюг сказал мне, что на эту «проблему» Ельцин выделил 120 миллионов рублей. Куда пошли эти деньги и кто докладывал Ельцину о «каменной энергии», я не знаю».

Советники Ельцина явно заботились о собственных интересах и с откровенной издевкой относились к умственным способностям Президента России. Потом то же самое произойдет и с вице-президентом России Руцким, причем, как это ни странно, как раз перед самой его возможностью стать реальным президентом страны – в августе 1993 года.

Чтобы больше не возвращаться к Ельцину забегу немного вперед. Его зависимость от КГБ тут же проявилась после путча во всех действиях в качестве президента. В первую очередь это проявилось в кадровых назначениях в «демократическое» правительство, а главное – в аппарат президента. Статистику, которую впоследствии подготовила Ольга Крыштановская о том, что только в правительстве было 35% штатных сотрудников КГБ (в аппарате Кремля – значительно больше) мы знать не могли, но зато довольно быстро поняли важность «доверенных лиц». Еще не было понятно подробно описанное Илларионовым генетическое происхождение из КГБ Гайдара, но, сразу же, были очевидны результаты работы нового руководства, отдельные назначения и замены.

Сперва назначенный министром иностранных дел Борис Панкин – единственный советский посол (в Праге), который сразу же выступил против ГКЧП, как только издал приказ по министерству, выводящий за штат сотрудников КГБ, был тут же заменен известным профессионалом из Главного разведывательного управления Андреем Козыревым. На должность нового председателя КГБ не только не подошел избранный депутатами России, действительно стремившийся к обновлению спецслужб генерал Иваненко, но и Бакатину, назначенному тут же на смену Крючкову, как только тот и впрямь стал дробить КГБ на части и попытался хоть что-то понять в его структуре, сам Ельцин устроил провокацию, создав предлог для его увольнения. Президент устно, по телефону, распорядился передать сотрудникам посольства США схему вмонтированных в строящееся советскими рабочими новое здание посольства, аудио– и видео-подслушивающей аппаратуры, после чего за то, что Бакатин выполнил распоряжение, его уволил – к безмерной радости и торжеству всего аппарата КГБ.

Эта провокация была такой же по наглости и масштабу, что позже произвел Гайдар тоже лично с «Демократической Россией», но об этом я напишу ниже, а пока лишь замечу, что само назначение, еще непонятного нам, но понятного Ельцину и тем, кто на этом настоял, Гайдара, на пост премьер-министра, а в еще большей степени утверждение Геращенко директором Государственного банка России явно демонстрировало не просто влияние КГБ в России после путча, но в первую очередь – влияние на самого Ельцина. Назначение Геращенко – банкира КГБ, директора зарубежных советских банков, через которые и шло финансирование резидентур «комитета» и тайных его операций, якобы произошло только под влиянием Гайдара и вопреки сопротивлению Хазбулатова и Верховного Совета России.

Но тут влияния одного Гайдара было бы совершенно недостаточно: Ельцин знал и не раз говорил публично, что именно Геращенко вывез золотой запас Советского Союза заграницу и неизвестно, где его скрыл, то есть для Ельцина он был не просто преступником, но человеком враждебным лично ему – лишившим «его» государство валютных резервов и поставившим лично его – президента в очень трудное положение по сути дела на все годы правления (о народе России я уже и не говорю). И тем не менее Ельцин поддается влиянию, конечно, не только Гайдара, и своим указом назначает банкира КГБ, ограбившего его и страну, директором Государственного банка России.

Но самым важным действием Ельцина в пользу КГБ был почти не замеченный (в частности, потому, что был секретным и еще и потому, что был противозаконным) указ президента в январе 1992 года об отмене постановления Совета Конституционного надзора, возглавляемого замечательным русским юристом Сергеем Сергеевичем Алексеевым, о прекращении действия всех правительственных и ведомственных распоряжений и инструкций, которые не были в установленном порядке опубликованы в открытой печати. Поскольку Комитет государственной безопасности СССР, а потом – все спецслужбы России по самому своему уставу действовали в стране «на конспиративных началах» и все их инструкции были совершенно секретны и не публиковались открыто (как в иностранном, завоеванном государстве) это постановление Совета Конституционного надзора (первый и лучший вариант Конституционного суда) на два года парализовало любую официальную деятельность КГБ. Может быть, как раз поэтому от первого (весной 1989 года) до второго (летом 1992 года) полного разгрома «Гласности» все-таки прошло три года. Но Ельцин тут же поспешил вернуть КГБ всю полноту действий в стране.

О том как происходила «чистка» КГБ с участием Сергея Ковалева (и по его собственному рассказу) речь будет чуть ниже.