Текст книги "Опричник (СИ)"

Автор книги: Сергей Хорошавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

   За такое дело кузнецов, естественно, отнюдь не хвалили и взыскивали за металл и уголь. Кое-что еще можно было исправить, но времени на это уходило изрядно, так что мое предложение избавить их от лишней работы за сходную цену восприняли с пугающим энтузиазмом. Запросили вроде немного, всего пятую часть цены готовой пищали, но на всякий случай пересчитал на вес: вышло не так уж и дешево, за ствол весом в две пятых пуда цена как за пуд железа. С другой стороны труда в проковку тоже прилично вложено, поэтому махнул рукой, мол, показывайте товар. Из всего предложенного я выбрал в основном те стволы, которые разорвало у казенника. Укоротить да заново проковать не проблема: хоть какое-то вменяемое оружие под рукой будет. И так мне эти закупки встали изрядно, как минимум три коровы хватило бы купить. По весу тоже немало вышло, почти на десять пудов: пришлось отправить стрельцов за телегой на рынок, чтобы отвезти товар на струги, где сдать его стрелецкому голове на хранение.

   На обратном пути снова заглянул в Гостиный двор: интересовали некоторые заморские диковины, что по идее могли водиться у иноземных купцов. В ряду, где торговали подобными вещами, взял несколько кусков магнитного камня и пару крупных друз хрусталя, с прицелом выточить из них линзы, потому как здешнее стекло меня просто ужаснуло своим низким качеством. Свили и мошка практически во всех изделиях, кроме венецианских. Однако цены на них совсем уж запредельные. Буду по возможности налаживать свое производство, тем более что без теплицы ни как – тот же картофель из семян только через рассаду можно вырастить.

   Как стекло варить знаю, но тут проблема, в том, что температуры нужны довольно высокие, если использовать относительно доступный в этих краях поташ. И для этого печь нужна очень приличных размеров, хотя на крайний случай поначалу можно сварить натрий-кальциевое. Это проще будет. Сначала сделать фритту в горшках, а из нее уже листовое в глиняных формах плавить, тем более что мне особо прозрачность не к чему – свет будут пропускать и ладно. Со временем, когда мастера руку набьют, можно и на что-то приличное замахнуться, тем более что сырье практически под боком. Гусь-Хрустальный как раз выше по течению, на одноименной реке был построен, вот только чтобы завод строить опять придется на поклон к государю идти, еще одну грамотку выцыганить, а пока рановато из стороны в сторону метаться.

   Попутно купил меди, свинца, олова, ртути, антимония, серы да ямчуга, как здесь селитру называют. Причем она явно не калийная – едва пощупал, пальцы сразу влажными стали. Скорее всего, с сильной примесью кальциевой или натриевой, но мне сойдет. Чуть дальше, у немцев, взял бумаги, чернил и красного воска, выбрав максимально похожие на те, что были на моей обельной грамоте. У торговцев тканями приобрел несколько красных шелковых шнурков и кипу хлопка-сырца, как ни странно, здесь они и им торгуют, как впрочем, и шелком. Выбирал долго и придирчиво – не особо он чистый, на мой взгляд, чувствую, придется промывать и основательно, мне ведь не на рубашку.

   Напоследок решил купить вина для дьяка, решив послать за ним Сеньку, пригласить ближе к вечеру на беседу. Выбирал долго, ушлые греки пытались всучить мальвазию, сладкую как мед – глядя на их хитрые физиономии, даже пробовать, не стал, у этих станется добавить свинцового сахара в свой товар. Фряжское меня не впечатлило еще на пиру у государя, так что остановился на полусладком, по словам немца, с виноградников Мозеля, из винограда позднего сбора. Мелочится, не стал, взял пару ведерных бочонков, хотя по деньгам вышло сурово. Впрочем, и качество было отменное.

   ...

   С Иваном Михайловичем мы засиделись до полуночи, благо поговорить было о чем. Я старался выяснить местные политические расклады, он же выспрашивал в основном об Индии и сопредельных странах, в частностях о Персии. По вкрадчивым вопросам Висковатого, причина столь настойчивого интереса стала понятна: казна испытывала сильную потребность в селитре, своей давно уже не хватало, а все основные поставки шли с запада и по объемам совершенно не устраивали царя. Попытки же покупки белого товара за тремя морями, которые предпринимались еще во времена Ивана III, деда нынешнего государя, успехом не увенчались. Персы совершенно не горели желанием продавать стратегическое сырье неверным^[6]...

   Одновременно дьяк исподволь пытался выяснить, не ведом ли мне секрет того, как делают ямчуг в заморских краях, и отчего его там столь изрядно. Тут я ничем особо помочь не мог, климат в России холодный, потому и мало селитры получают в селитряницах. В Индии можно ее даже из земли добывать, вот только доставка морем, если учесть отсутствие флота, совершенно нереальна. Есть, правда, еще один вариант: в низовьях Волги, где когда-то располагалась столица Золотой орды, для нитрификации условия вполне подходящие, но пока там ногайцы, так что опять не вариант. Впрочем, упоминать в разговоре о Селитренном городище, как его называли в мое время, я не стал: такой козырь стоит придержать.

   Долгая война Московии на пользу явно не пойдет, даже победоносная поначалу, как Ливонская. Не будь ее, скорее всего и не было бы Люблинской унии, после которой Ивану Грозному и его потомкам пришлось иметь дело с единым литовско-польским государством. Сейчас рано на эту тему с главой посольского приказа говорить – не поймет и не оценит, но пока время терпит. Посему сказал, что каких-либо особых секретов у басурман выведать не сподобился, и перевел разговор на другую тему, спросив, как обстоят дела с приглашением упомянутых мной иноземных мастеров. Оказалось, в Хемниц послов он уже послал, а вот до остального пока руки не дошли. Уже неплохо – а ну как получится Бауэра в Московию переманить?

   Спросил, не поскупился ли государь в посулах немецкому мастеру. Оказалось ничуть: условия Агриколе предлагались воистину царские – годовой оклад в двести рублей, жилье на царском подворье, да провиант всяческий ему и ближним, коих с собой возьмет, причем не хуже чем иностранным послам положенный^[7]. А всех хлопот за эту роскошь: учить мастеров рудному делу, да литью. Синекура еще та, мне бы такое предложили, скорее всего, я и не стал бы ввязываться в сомнительную аферу с постройкой завода. Но теперь уже поздно задний ход давать. С другой стороны, как ни посмотри – все одно сплошная польза. Появятся грамотные мастера, будет и кого к себе переманить, благо в вербовке я поднаторел в свое время.

   Подпоил я Ивана Михайловича знатно, он уже изрядно клевал носом, благо мозельское было отличное и шло на ура, а из закуси лишь рыба да хлеб. Я к таким делам привычный, а вот дьяка развезло в лучшем виде. Для начала спросил о Казанских делах, что там да как, все одно Муром-то рядом. Дьяк поскучнел лицом и поведал, что татары казанские подбили луговых черемисов на бунт супротив государя, к тому же в Казани еще и моровое поветрие объявилось, дела пока идут из рук вон плохо. Как будут развиваться события дальше, я помнил, и потому решил перевести разговор на московские дела: там еще несколько лет война с черемисами продлится, незачем дьяка заранее расстраивать.

   Впрочем, смена темы не сильно помогла: пьяный Висковатый тут же начал жаловаться на Сильвестра и Адашева, мол, вертят Иваном Васильевичем, как хотят, а посольский приказ и его, верного слугу государева затирают, как могут – вот царь и не ценит заслуг немалых. Кроме того, подбивают к войне супротив крымского хана, желая урвать вотчины и наделы в южных землях, а сие никак не можно: Девлет Гирей войско имеет немалое, да и турки за него вступятся. У Сулеймана воев вдвое, если не втрое больше. Я в меру поддакивал, тем более что во многом был согласен, не время пока Крым воевать, вот де помрет султан, тогда и стоит пытать счастья. А первое дело – Тану взять, да удержать. А будет там войско государево, не рискнет собака, крымский хан в набег идти...

   Похоже, в этом вопросе разногласий у нас не наблюдалось, и мы уговорили почти полбочонка, выпив за посольский приказ и за государя. Не забыли также войско московское, причем вдохновленный дьяк уже начал пить за здравие отдельных воевод. Выпили за Михаила Ивановича Воротынского, за Василия Семеновича Серебреного, за Шуйского уже пил с сомнением, а вот за Андрея Михайловича Курбского отказался напрочь!

   Висковатый, икнув, удивленно спросил, чем мне так сей воевода не люб и отколь его знаю? Похоже, растерял я былую хватку, да и выпил лишку. Пришлось сходу выдумать историю о том что, встретил в Антверпене одного литвина, который московитов ненавидел до дрожи, а вот о Курбском отзывался исключительно хорошо. Значит нечисто дело: не стал бы явный враг хвалить этого воеводу просто так, не иначе князь к измене склоняется, глаз да глаз за ним нужен! Глава посольского приказа даже немного протрезвел, и явно взял себе на заметку это дело.

   Пользуясь моментом, перевел разговор на дела европейские, не забывая подливать собеседнику вина. Для затравки сказал, мол, слышал, похвалялись свейские торговые люди в портовом кабаке: закупает их король свинец и зелье, не иначе быть войне. Ежели отправит войско морем в Або и Выборг, то непременно с московитами, а нет, так с датчанами. Иван Михайлович уже с трудом улавливал нить разговора, отвечая невпопад заплетающимся языком и вместо обычных для него пространных речей, на озвученную шведскую угрозу скупо сжал до хруста кулак, видать в том смысле, что мол, пусть только сунутся!

   Выпили за победу, точнее выпил только он и тут же вырубился. Я отставил кубок и вышел во двор. Простоял несколько минут на свежем воздухе, а вернувшись обратно, проверил пульс у дьяка – спит! Отлично, а теперь скрести пальцы на удачу, надеюсь, печати у него с собой, не зря же я все это затевал? Ага, вот они, в кожаном кошеле! Разложил листы на столе, расплавил на свече воск и сделал пробный оттиск. Неплохо вышло, не отличить от настоящей грамоты, только эта чистая, без текста. Теперь остальные...

   Спустя пятнадцать минут печать вернулась на родное место, а у меня скопилась две дюжины листов с разнокалиберными печатями и несколько резервных оттисков на воске. Наиболее ценной добычей оказались две: посольского приказа и печать для подорожных. Не забыл я и перстенную печать самого дьяка – а ну как пригодится? Куда там до меня Атосу, ему такое и не снилось! Спрятал добычу в сундук, в рукав шубы и, заперев на ключ, улегся спать.

   ...

   С утра пришел Сенька и растолкал дьяка. Тот, причитая, о больной голове и пропущенной воскресной заутрене, кряхтя, встал и побежал по делам государственной важности. У меня же были другие заботы – отплытие было назначено на следующий день, так что сегодня был последний шанс купить все недостающее. Прихватив с собой толмача и привычную уже к моей беготне охрану, мы рванули сначала в Китай-город. Первым делом закупил у персов хорошей древесины на ложи, из комля турецкого горного ореха, затем в другом ряду приобрел подходящей кожи для чехлов и отправил все это со стрельцами на пристань. Мы же с толмачом пошли дальше по рядам.

   В москательном ряду, в одной из лавок, куда зашли уже на всякий случай, обратил внимание на белую как снег пудру, спросил у грека-торговца, что это и откуда? Тот стал расхваливать товар столь цветисто, сколь и невнятно, так что Сенька запарился переводить. Спросил заново: откуда товар и что за товар? Торговец снова завел ту же шарманку заново. Вот ведь нэпман недоделанный! Не хочешь по-хорошему, можно и иначе. Демонстративно положил ладонь на рукоять сабли и отчеканил^[8]:

   – Nereden? Bu ne? Bu ne kadar? Cevap ver, beni kizdirma!

   – Beyaz magnesia biri Tesalya, efendim! – Ответил грек, втянув голову в плечи, и, помявшись, назвал цену.

   – Cok pahali!

   – Sadece sizin icin, yar? fiyatina, efendi.

   – Ceyrek fiyatlari!

   – Ucte bir fiyata.

   – Anlastik!

   – Yine gelin, efendi! – сказал грек на прощание, когда мы, расплатившись, уже выходили из лавки, и тихо буркнул под нос, – Ben yine de kandirdi bu oglu esek!

   Кто бы сомневался, даже с такой скидкой, цена запредельная, по сути этого добра в Греции тонны, да и за Окой его хватает, правда там не магнезия, а доломит, так что сначала нужно будет повозиться. А мне желательно сразу чистую и перемолотую, пусть и немного. Есть для нее как минимум пара интересных применений. Кстати, стоит еще бумаги прикупить, да и всего прочего. Заодно зайдем, пожалуй, в стекольный ряд и к медникам.

   Потратив более получаса, я так и не нашел ничего подходящего: тратится на дорогую муранскую посуду с богатой отделкой совершенно не хотелось. Уже собрался уходить, когда заметил стоящую в углу оплетенную бутыль. Странно, а я то думал, что бутылки в это время еще не производят, да и у виноторговцев вино было либо в бочонках, либо в глиняной посуде или в кожаных мехах.

   – Che cosa e questo? – поинтересовался я^[9].

   – Il vino cotto. – лениво сказал торговец, и предложил отведать вина.

   По его красному лицу было заметно, что он уже изрядно преуспел в этом деле. Мне же после вчерашнего возлияния даже смотреть на это дело не хотелось. Объяснил ему, что меня интересует сам сосуд, а не его содержимое.

   – Fiasco mezzo quarto. – ответил он, пожав плечами.

   – Quanto costa?

   Вопрос поставил итальянца в тупик, он почесал в затылке и развел руками, а потом снова предложил выпить. Впрочем, его можно было понять, продажа копеечной, на фоне остального товара, винной тары, просто не укладывалось у торговца в голове, тем более что в ней еще оставалось вино, которое было некуда перелить. Пришлось соглашаться с его предложением и совместно опустошать тару. Сеньку послал погулять – мал еще хмельное пить...

   Вино оказалось довольно неплохим, но к моему огорчению его оставалось еще много, примерно треть бутыли. Чересчур большие кварты у итальянцев, даже початую ее половинку мы осушали добрых пятнадцать минут, после чего вернулись к вопросу о цене. Заморский гость торговался чисто по привычке, запросив, поначалу, пять венгерских золотых. В ответ я развязал кошель, и сыпанув пригоршню местного серебра на стол предложил оценить свой товар в этой валюте. В итоге сошлись на сорока копейках серебром, хотя поначалу он запросил почти три рубля. По мне так и это запредельно, как никак двухнедельный заработок местного пролетария! Но что поделать, в Муроме вряд ли что-то подобное купишь, а оставаться по вечерам без освещения или разориться на свечах мне как-то не улыбается.

   Закончив дела в Китай-городе, мы с толмачом отправились за реку, к медникам. Там прямо на месте я договорился изготовить нужные мне детали, тем более что у одного из мастеров была в наличии подходящая медная посудина, требовавшая минимум переделок. Затем мы отправились в слободу к Сенькиному отцу – получив от меня рубль серебром в виде части годовой зарплаты, парень решил оставить большую часть денег родичам. Там заодно и отобедали, а ближе к вечеру я забрал у мастера заказ и потопал к себе, в Кремль.

   ...

   На следующий день, я спозаранку наведался в Посольский приказ, попрощаться с Висковатым, а заодно занести ему в качестве презента второй бочонок вина. Дьяк в долгу не остался и отдарился пистолетом с колесцовым замком, нюрнбергской работы, заодно вручив мне подорожную грамоту, позволявшую пользоваться ямской гоньбой, а в придачу еще и письмо к Коломенскому воеводе, Юрию Ивановичу Темкину-Ростовскому. Попрощавшись, я отправился на пристань, где уже грузили струги. Сенька, как было уговорено, дожидался меня там. Прихватив полдюжины стрельцов, мы отправились за сундуками с казной и шубой. Коня, подаренного государем, из царской конюшни я решил не забирать.

   Отправились уже после полудня, благо подул свежий попутный ветерок. Ближе к вечеру, пришлось идти на веслах. На мой взгляд, шли ничуть не медленнее прежнего: река виляет прилично, а прямой парус не шибко эффективен на острых курсовых углах, да и оснастка простейшая, не особо сманеврируешь. Когда начало смеркаться, пристали к берегу, стрельцы сошли, прихватив с собой весла чтобы раскинуть шатры. Я же этим хозяйством не озаботился обзавестись, так что Ласкирев, пригласил меня к себе, вместе с Заболоцким. Опять пили, причем в основном местное пиво, прихваченное еще из Москвы...

   Сенька от хмельного отказался, зато сваренную на костре кашу с постным маслом наворачивал, так что за ушами трещало. Говорили в основном о делах ратных. Михаил Дмитриевич воевал почитай сорок лет: то с татарами, то с ливонцами да литвинами. А в прошлом году участвовал во взятии Казани, после чего с государевым войском вернулся в Коломну, а оттуда в Москву.

   Крымцев, как противника, он оценивал высоко, отмечая, однако, что крепости они брать, не любят, да и не умеют, предпочитая обходить их стороной, а вот в отношении ливонцев высказывался презрительно, мол, нет в них прежней силы духа, не то, что при его прадеде. Ныне же они почитай поголовно торгаши, а не воины. Что касается поляков и литвинов, тут, по его словам, всяко бывало, но в основном наши их били, хотя под Оршей шибко не повезло. Он то сам с воеводой Никитой Оболенским утечь успел, а многие кто в плену сгинул, а которые вона тока в прошлом годе вернулись. Впрочем, все одно тогда Сигизмунд, король польский, Смоленск так и не смог отбить – наш город остался. Долго тогда воевали, а если б не набег крымцев, то и Полоцк наверняка бы смогли взять, да вон оно как вышло...

   ...

   Через три с половиной дня неспешного пути добрались до Коломны. Местный воевода, Юрий Иванович Темкин-Ростовский, узнав про наше прибытие, пригласил к себе, отужинать. Устроился он с изрядным комфортом, в двухэтажных хоромах, с кирпичной подклетью, и массивной трубой, возвышавшейся над крышей. А вот в других домах, по дороге, я такого архитектурного элемента не заметил, остальные явно топят по-черному. Посыльный, по скрипучей лестнице, через крытые сени провел нас на второй этаж, в трапезную. Узкие оконца палаты были затянуты бычьим пузырем, так что было довольно темновато. Боярин, встретив нас, справился о том, как добрались и поздорову ли, велел разжечь свечи и подавать на стол.

   Начали с холодных закусок: икры, заливного и копченой рыбки. Не обошлось и без непременной квашеной капусты и соленых огурцов. Затем подали жареных в сметане карасей и запеченного осетра. Чуть позже подали горячую уху из стерляди, кашу и пироги. В течение ужина Михайло Дмитриевич с Юрием Ивановичем и князем Федором Семеновичем Звенигороцким вели неспешную беседу. Я в разговоре не участвовал, поскольку едва начали трапезничать, Сенька, сидевший в уголке, увлекся едой, забыв о своих прямых обязанностях толмача. Ну, да и ладно, пусть старые знакомые поговорят, а я послушаю.

   Поначалу вспоминали былые битвы и походы, затем с ратных дел перешли на интриги при государевом дворе, но чем больше было выпито, тем чаще разговор заходил о бабах. У всех троих были немалые семьи, и вопрос за кого сосватать своих дочек стоял, похоже, остро. Спорили о разных кандидатах, обсуждая их самих и родню до седьмого колена, вспоминая, кто из их предков, чем отличился и в каких чинах был. Под это дело уговорили кувшина три пива и множество разных закусок.

   Под конец подали десерт: сладкую выпечку, фрукты, орехи, тертые в меду, вишневую сладкую наливку и прочие деликатесы. Заболоцкий с сожалением посмотрел на все это великолепие и, пощупав набитый живот, тяжело вздохнул – видать не рассчитал свои силы.

   ...

   Среди ночи проснулся от зуда, разжег свечу, осмотрел постель, и точно – вши. Не царские палаты у боярина, однако. Там то их не было, впрочем, там лавка голая была, а тут две составлены, а сверху что-то вроде перины – вот в ней то у них и логово. Скинул на пол эту сибаритское излишество, стряхнул с себя насекомых и улегся на голое дерево. Больше живность не беспокоила.

   С утра, наскоро перекусив, мы с толмачом пошли на рынок. Рынок невеликий, надо сказать, не Москва все-таки, но точильщик тут все же был. Арендовав за полушку его нехитрый агрегат, я примостил снизу точильного камня купленную тут же лохань с водой и начал доводить до ума бутылку из-под вина. Задача была непростая: осторожно, чтобы не треснула бутылка, сточить дно, так чтобы получилось что-то вроде стекла, как у керосиновой лампы, но за час с небольшим я с этим делом управился. После чего мы вернулись обратно и я начал собирать всю конструкцию воедино.

   Вставив в горловину медного сосуда с широким дном и расширяющимся горлышком туго подогнанную по диаметру тарелку, с отверстиями для фитилей, я установил стекло. Затем закрепил на горлышке бутылки крышку с прорезями для воздуха. Снизу кольцами из толстой проволоки прикрепил три медные пластины, затем их загнутые концы просунул в заранее просеченные щели в верхней крышке. Осталось только заправить лампу маслом и испытать, впрочем, это дело лучше отложить до вечера, благо тронемся в путь только завтра. Ласкирев еще с вечера заспорил с Темкиным-Ростовским, чьи стрельцы лучше учены огневому бою. Так что после обеда у них намечаются показательные стрельбы, а такое зрелище я пропускать не хочу.

   Не мешает и самому попрактиковаться, благо есть из чего – подарок Висковатого пора уже опробовать в деле. Заодно рука к оружию пусть привыкнет, чай не наган или маузер. Тут и рукоятка по-другому расположена и баланс не тот, так что тренировка не помешает. Для начала стоит проверить и возможно просушить порох, да и пуль отлить хоть с десяток. Что примечательно, ствол нарезной. С одной стороны точность стрельбы выше, но заряжать его намного дольше, чем гладкоствольный. Впрочем, давно уже пора разобраться с этим карамультуком, а то пылиться без дела, все руки не доходят.

   Следующие полчаса я провел, изучая подаренное Иваном Михайловичем оружие. Мало того, что оно было нарезным, так ко всему прочему еще и казнозарядным. Да, именно так! В массивный казенный конец ствола вставлялась небольшая зарядная камора с приделанной к ней полкой для пороха. Причем калибр пули и каморы были чуть больше чем у ствола. Прочистил ствол, отлил несколько пуль и, выйдя во двор, немного пострелял. Качество местного пороха не впечатлило. С одной стороны он уже был гранулированным, хотя и без полировки, не говоря уже о графитировании, но вот состав, судя по нагару, содержал гораздо больше угля и серы чем тот, с которым мне приходилось иметь дело. Да и селитра явно не на все сто процентов калиевая.

   Пистоль под такое зелье точно не заточен: нарезы забило после третьего выстрела, причем казенную часть ствола еще и свинцом. Пришлось опять чистить, чтобы как следует пристрелять оружие. Сама пристрелка особых проблем не доставила. Закрепив между двумя бревнами ствол, отстрелял по мишени две серии по три выстрела, и убедился, что мастер свое дело знал неплохо – с двадцати шагов пули ложились довольно кучно, не выходя за пределы мишени. С полусотни с трудом получалось попасть в бревно более аршина в обхвате, к тому же приходилось брать прицел прилично выше, сказывалась форма пули и довольно небольшой калибр вкупе с малым зарядом пороха. Навскидку не более сорок пятого, а дульная энергия, судя по отдаче с поправкой на вес оружия и пули, пожалуй, даже меньше. В общем, с таким на волка выходить опасно, не говоря уж про медведя, но по двуногим машинка рабочая, если стрелять саженей с пяти-шести.

   Со скорострельностью тоже беда: сама замена каморы занимает всего ничего, но еще нужно взводить колесцовый замок и время от времени чистить ствол от нагара. Так что в промежутках между выстрелами даже одиночный лучник успеет утыкать противника стрелами до состояния ежика. Кстати, при чистке обнаружил забавное обстоятельство: нарезы оказались прямыми. Стало понятно, почему на расстоянии в полста шагов кучность так резко падала. В общем Висковатый, похоже, опять в своем репертуаре: нате боже, что нам негоже.

   Единственное преимущество – от пули не увернуться, в остальном же это не оружие, а одно огорчение, особенно если учесть что порох запросто может отсыреть и подвести в самый ответственный момент. Впрочем, с этим можно в какой-то мере бороться хотя бы той же упаковкой заранее отмеренных зарядов в сверток из промасленной бумаги. Вот только ее дороговизна сильно напрягает, как и низкое качество. К тому же порох на полке все одно не уберечь.

   К обеду окончательно убедился, что всученный дьяком подарок годится только чтобы передарить его кому другому или в крайнем случае продать: на ковре его роскошная отделка будет смотреться замечательно, да и застрелиться из него в случае чего вполне получиться. А вот позориться перед стрельцами с этим чудом я не хочу, да и не смогу, потому как после двух дюжин выстрелов замок перестал взводиться, а внутри что-то начало побрякивать.

   После обеда наши стрельцы таки уделали охламонов местного воеводы с разгромным счетом, хотя в основной массе, на мой взгляд, стреляли и те и другие в основном не шибко хорошо. Стреляли поначалу с тридцати шагов в надетый на шест мешок, набитый сеном. Затем расстояние удвоили, после чего, никто из коломенских не смог попасть в нее ни разу, а из ласкиревских четверо отличились завидной меткостью. Один из них вообще не разу ни промазал. Когда в очередной раз перезаряжали пищали, я постарался рассмотреть процесс во всех подробностях и обнаружил таки причину снайперской стрельбы: в отличие от остальных, не сильно себя утруждавших, эта четверка «мушкетеров» заворачивала пулю в тонкую кожу и с усилием загоняла ее шомполом. В результате при выстреле бултыхание в стволе отсутствовало, и точность стрельбы была выше. Мало того, у остальных пули были отлиты абы как: не только облой на месте стыков половинок пулелейки не убран, литники, и те не отрезаны. Калибр стволов тоже удивил, мало того что он невелик, так еще и разный: от двух девятых вершка до одной третьей.

   ...

   На следующий день отплыли из Коломны в Рязань, и хотя расстояние до нее всего на два десятка верст меньше, добрались за два с половиной дня. В отличие от Москва-реки, скорость течения Оки вдвое быстрее, да и изгибов у нее куда как меньше, так что большую часть пути шли под парусом, да при свежем попутном ветре. С другой стороны, напрямик от Москвы до Мурома чуть более трехсот верст. Если верить Сигизмунду Герберштейну, воспользовавшись услугами ямщиков, всего за трое суток можно преодолеть вдвое большее расстояние, а я уже больше недели потратил и при этом большая часть пути еще впереди.

   По приезду Ласкирев пошел искать местного воеводу, князя Шемякина-Пронского, а мы с Заболоцким отправились в Торговый посад, чтобы прикупить зерна. Стрельцы половину хлебной выдачи в Москве получили, а оставшуюся им надлежало по отбытию в Казань в Нижнем Новгороде забрать, вместе с жалованием. А вот на посошную рать, ждущую нас тут хлеб стоит сразу закупить, одними деньгами сыт не будешь, да и дороже хлеб в Муроме. Хотя мне проще было бы серебром за работу рассчитаться, с зерном возни много, но случись неурожай и все – работа встанет. А ведь был он в 1553 году, не по всей земле Московской, но был. Вот только не ведомо мне, где именно и почему. Так что лучше подстраховаться.

   Шли мы в обход, вдоль стен Рязанского кремля, на противоположную сторону от порта и Рыбацкой слободы. Месить грязь по городу я не захотел, а что ее там полно, сомнений не было, не Москва чай, да и в той бревенчатая мостовая тоже лишь местами была. Ходили и приценивались долго: зерно прошлогоднего урожая большей частью было прелое, порой даже с плесенью, и в малом количестве. Однако под конец повезло: в конце рядов стояли подводы Рязанского Духова монастыря. Товар был добрый, без изъяна, видать амбары не чета купеческим да крестьянским. Узнав сколько нам нужно хлеба, монах ахнул и посетовал, что на торг и двадцатой части того не привез, да и в амбарах почитай и половины не найдется. Я через толмача успокоил, мол, подождем, все одно людишек-то кормить надобно. Ежели ныне нет, так и не беда, как урожай новый поспеет, сразу и купим, что сейчас недоберем.

   Завели разговор о цене. Сговорились по десять копеек за четверть ржи, да овес по семь копеек, а пшеница по двенадцать с полушкой^[10], но с условием, что хлеб из монастырских амбаров заберем сами, благо нам все одно мимо них плыть. Последние слова монах произнес приглушенно, предварительно осмотревшись по сторонам, нет ли кого поблизости. Оно и понятно, с тех четырех с лишним сотен четвертей, которые были в наличии в амбарах, весовое, мыто да писчее шибко накладно выйдет, а тут можно и не платить. Ну и ладно, с меня-то вообще взятки гладки: суну ярыжке свою грамотку в морду и ручкой помашу.

   А ведь немалая польза от такого документа, и соблазн адский: хоть сейчас вези хлебушек в Холмогоры, да продавай там втрое дороже^[11]. Купить сотни на четыре рублей и к осени почитай втрое больше вернешь! Да что там к осени, к тому времени и дважды можно успеть обернуться. Вот только сильные у меня сомнения, что Михайло Дмитриевич на такую аферу подпишется: прямой мужик, почти не подкупный, хотя до пива падок. Но все одно столько ему не выпить, да я и предлагать не буду, а ну как обидится, а мне с ним еще работать.

   Оставив возы на попечение служке, монах повел нас к Ипатской проездной башне, за которой находился Свято-Духов монастырь. Игумен был в отъезде, в Москве, так что вопрос с закупом будущего урожая на корню не удалось, а вот содержимое амбаров мы приобрели по сходной цене. На поверку ржи оказалось чуть более трех сотен четвертей, овса полста, столько же и пшеницы, остальное добрали ячменем и горохом. Для стрельцов и посохи хватит, да еще и лишку останется. Хотя запас нужен, что для рабочих, что на посев, тем более что цены вполне божеские – не московские и уж точно не как на Северной Двине или в Новгородских землях. Все вместе потянуло на четыре с половиной сотни четвертей, и обошлось всего сорок три рубля и десять алтын с полушкой. Заодно выцыганил у эконома изрядную кипу старых пергаментов за мзду малую, а то всю дорогу жалел, что мало бумаги купил, а она, чувствую, ой как пригодится.

   Грузится, решили утром, но, разыскав стрелецкого голову, я узнал, что нашим планам не суждено сбыться. Вместо отдыха под крышей отплываем сразу после обеда, потому как Юрия Ивановича, Ласкирев не застал, зато нарвался на другого воеводу – Никиту Васильевича Шереметьева, с которым был на ножах по прежним, казанским делам прошлых лет. Он же естественно, никакого постоя в Стрелецкой слободе не выделил, зато облаял, на чем свет стоит. Когда Михайло Дмитриевич немного отошел, рассказал ему о закупленном зерне, и предложил встать на ночлег ниже по течению – все одно грузится долго, так что далеко не уйдем, а в монастырских погребах можно и пару бочек пива сторговать для служилых. Так и порешили.