Текст книги "Опричник (СИ)"

Автор книги: Сергей Хорошавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

   Дожидаться Заболоцкого я не стал, велев толмачу, как придет, послать его к нам в корчму. Заодно разузнал у грека, где находятся государевы конюшни, после чего поспешил в указанном направлении, чтобы глянуть на царский подарок. Придя на место, с грехом пополам объяснил степенному конюху, что мне нужно. Тут мне помогла дотошность московской приказных бюрократов, всучивших мне ко всему прочему и подробную опись того, чем меня государь пожаловал за спасение наследника. Без сей грамотки, найти нужного жеребца нам бы точно не удалось, потому, как одних только аргамаков тут был даже не десяток, а может быть и не одна сотня.

   Увидев жеребца, я буквально застыл на месте, настолько он был похож на моего Марата. Тот же вороной окрас, белые щетки задних ног, и белое же пятно на лбу. Маратом его назвал прикомандированный к нам матрос-пулеметчик с одноименного линкора, который и ссадил с аргамака его прежнего хозяина метким выстрелом из трехлинейки. Нрав у ахалтекинца^[23] оказался бешенный, первое время он сбрасывал всех, кто пытался его оседлать, но через пару недель мне удалось найти к нему подход, и с тех пор мы были неразлучны. А потом, спустя три года, он принял пулю басмача, предназначавшуюся мне – почуял засаду в заброшенном кишлаке, встал на дыбы, и вынес меня с траектории выстрела...

   Мой сопровождающий между тем счел написанное в грамотке: «Жеребец аргамачей ворон, во лбу звезда, грива направо, задние ноги на счотки белы, 5-ти лет, цена 200 рублев», и кивнул, мол, все верно, тот самый. Однако когда я заикнулся о том, чтобы забрать коня с собой, замахал руками: конюшенный дьяк ныне в отлучке, а без него как можно! Пришлось отложить это дело до завтра, а пока возвращаться обратно на Гостиный двор, да прикупить вина, для вечернего разговора с главой Посольского приказа.

   По дороге в Москву, я заметил несколько мест, где вдоль берегов Оки и выше, по Москве-реке, имелись выходы фосфоритов Егорьевского месторождения^[24]. Не бог весть, какие объемы, если оценивать по запросам моего времени, но сейчас этого более чем достаточно – всего-то и нужно раз в год пару дощаников вниз по реке сплавить. Цену на сырье я прикинул еще по дороге, хотя рассчитать ее точно, не зная содержание фосфора для данного месторождения трудновато. Впрочем, если ориентироваться по минимуму, то на выращивание двадцати четвертей ржи достаточно и пяти-шести пудов исходного сырья, и если покупать его по денге за пуд, то даже при цене пять копеек за четверть зерна это вполне будет окупаться прибавкой урожая. Однако, зная, как в ближайшие годы скакнут цены в результате неурожаев, таких низких цен на зерно можно не опасаться.

   С одной стороны всем этим я мог бы и сам заняться, но, во-первых, жалко терять время, а во-вторых, позарез нужно, чтобы Иван Михайлович был мне обязан, и в первую очередь заинтересован в успехе моих дел. Самому ему такими делами заниматься наверняка невместно, да и времени не найдется, а вот найти толкового человека сможет, да и поспособствовать ему с получением грамотки на добычу. А доходы от нового промысла пойдут в основном в кубышку самого дьяка и со временем, когда весть об удивительном средстве для повышения урожая разнесется среди местных, вырастут до вполне солидных величин. Мне же хватит и того, что я заработаю на новых плугах совмещающих вспашку и внесение удобрения, которые еще только предстоит разработать, но за этим дело не встанет.

   ...

   Встретиться с Иваном Михайловичем мне удалось лишь ближе к вечеру. Дьяк выглядел устало и поначалу разговор не клеился, но после нескольких кубков вина он заметно повеселел. Первым делом он поинтересовался, как идут дела со строительством, не надобно ли чего. Я же в ответ подробно рассказал, как движутся работы, про жилье, про укрепления, да про то, что плотину скоро закончим, а к началу лета, бог даст, и выплавку металла начнем. Упомянул и про то, что успели изрядно землицы расчистить от леса, да рожью засеяли, а ежели будет добрый урожай, так и с голоду пухнуть не придется. Да еще вот какое дело – под Коломной, когда верхами вдоль берега шли, углядел каменья, вроде тех, что в заморских странах встречались. Те али не те, испробовать надобно, но шибко похожи...

   Тут Висковатый сразу уши навострил, хотя уже изрядно хмельной был, а нюх у него тот еще, сразу почуял, что прибытком запахло. Пришлось показать, да пояснить, что размалывают их в муку, да заделывают при пахоте в землю, от того урожай бывает обильный. Посему надобно бы проверить, а ну как тот самый камешек? Да вот беда, строительство оставить надолго не могу, а к кому обратиться на Москве с таким деликатным делом – не ведаю. Потому и надобно сыскать того, кто бы до зимы сплавил по Оке до устья Железницы тысячу пудов, на пробу.

   Дьяка даже уговаривать не пришлось, сам заявил, что де кого надобно он и сам сыщет, и мужичков с соседних деревенек тяглых ему даст, о сем беспокоиться незачем, вопрос только в цене. Я поначалу предложил полушку за пуд, мысленно пожалев, что местной монеты меньшего достоинства нет, и особо тут не поторгуешься. Висковатый посчитал в уме и усмехнувшись сказал, что ради двух с полтиной рублей желающего найти еще можно, но и мужичкам что то заплатить да надобно. Я намекнул, что ежели дело пойдет, то разговор не о тысяче пудов в год будет идти. А коли не судьба, так и ладно – мой убыток будет, он же ничем не рискует и не денги не тратит на это дело. В итоге сговорились по алтыну за берковец, или три рубля за весь груз.

   Чтобы перевести разговор на другую тему поинтересовался, как идут дела с приглашением тех иноземцев, коих я ранее «сосватал» Посольскому приказу. Оказалось, что Георг Бауэр уже в пути, причем, памятуя неудачу с миссией Шлитте, следует он совместно с посольством и в русских одеждах, так что есть надежда проскочить недружественные земли без проблем. Венецианского математика Джамбатисто Бенедетти, люди Висковатого нашли и пока обхаживали, как могли, однако тут Иван Васильевич то ли поскупился, то ли не слишком высоко оценил его полезность, но годовое жалование ему предложили вчетверо меньше чем обещанное Агриколе. Тарталью найти не вышло, а миланский профессор Кардано от разговора с московскими дипломатами вежливо уклонился.

   А вот в отношении врачей посланцы думного дьяка развили весьма бурную деятельность по вербовке. Нимало не смущаясь, они начали подбивать клинья к Коломбо^[25] в Риме и к Фаллопио^[26] в Падуе. Услышав имена объектов вербовки, я едва не захлебнулся вином, и с трудом сдержав улыбку, посоветовал Ивану Михайловичу, не мелочиться, а сразу заняться переманиванием Андрея Везалия^[27] и Бартоломео Евстахия^[28]. Глава посольского приказа естественно смысла шутки не понял и энергично кивнул, записав названные имена. Думаю, собрать весь этот террариум под одной крышей будет нереально, хотя если получиться, результат грозит оказаться непредсказуемым: то, что они друг с другом заново переругаются и так понятно, но зато дух конкуренции будет на уровне – может чего толковое и выйдет.

   В очередной раз свернул тему и спросил Висковатого, что за важные дела не дали нам с ним переговорить днем, ежели конечно сие не государева тайна. Дьяк почесал затылок, прикидывая, а затем поведал, мол, особой тайны в том нет, половина Москвы уже о том судачит. Явилось де божьим людям знамение, что будут вскоре мор и глад, егда дошло сие до государя, сам дьяк подле оказался, ино ему сие имати. Послал ярыг поспрошать, не крамола ли то дружков Матвейки Башкина, внеже в подклети ноне сидит, до розыска. Токмо юроды невесть что плетут, мол, спустился ангел горний в печали и рубище, да глаголил истое: быть третьего году гладу и мору. Мол, знамение сему – зарядят дожди великия во время жатвы, да мороз жито побьет и множество народа от глада изомроша по всем градам^[29]. Не в первой чай, говорят, авось и ноне обойдется. В общем, как я понял, моя попытка не особо удалась.

   Перевел разговор на Башкина, спросив, кто, мол, таков и чем отличился, да так что в холодную угодил. Саму эту историю отчасти я знал, но без деталей, впрочем, как историки моего времени. Особенно врезалось в память то, что Висковатый схлопотал в процессе расследования этого дела изрядное наказание – трехлетнюю епитимью^[30]. Не стоило ему вообще не заикаться о новых иконах, потому как это косвенное обвинение в адрес митрополита Макария, а при таком раскладе результат практически предсказуем. Конечно, трехлетнее отлучение от причастия не смертельно, но для православного той поры довольно неприятно – вроде поражения в правах, как это было принято в сталинские времена.

   Основная же беда даже не в самом факте наказания, а в том что, попытка свалить Сильвестра оказалась безуспешной, причем сам дьяк засветился как сторонник родственников царицы Анастасии. С учетом того, что он изначально примкнул к Адашеву с Сильвестром, случившееся должно было сильно осложнить ему жизнь и дальнейшую карьеру. Кстати, подозреваю, что именно такой исход дела и привел его много позже в стан заговорщиков, а в конечном итоге – на плаху...

   В мои же планы такое не вписывалось, поэтому слово за слово я начал вплетать в монолог Главы Посольского приказа отдельные, вроде бы ничего не значащие реплики, которые в итоге должны были привести его в нужный момент к решению остаться пассивным в вопросе обвинения Сильвестра. Особых гарантий не было, все-таки метод Милтона Эриксона подразумевает состояние транса, а я не настолько хороший специалист в этом деле, хотя и увлекался в свое время, в том числе и такими методами косвенного внушения.

   Остается надеяться, что в нужный момент мои закладки сработают, и думный дьяк вовремя прищемит язык, не доводя дело до конфликта с Макарием и Сильвестром. В конце концов, Висковатого окончательно сморило и он, заснул, прикорнув на лавке рядом со столом. Мне пришлось ночевать тут же, потому как стемнело, и улицы уже давно были перекрыты, а бдительные сторожа вылавливали припозднившихся прохожих подозрительного вида и препровождали их в съезжую избу.

   ...

   Утром, по дороге спросил Висковатого, нет ли каких новостей по поводу шведских приготовлений, о которых я упреждал его в свое время. Дьяк помрачнел и ответил уклончиво, мол, есть вести и вроде как я во многом прав, а более того мне знать к чему. То ли шведы на самом деле уже начали приготовления, то ли сработало правило, что кто ищет тот всегда найдет, и Глава посольского приказа поставил своим людям задачу в таком ключе, что не найти подтверждения военным приготовлениям соседей они просто не могли. Как бы то ни было, но в отличие от моей реальности с посылкой войск тянуть однозначно не будут, а Густава Вазу в ближайшее время ждет неприятный сюрприз.

   Попрощавшись с Иваном Михайловичем, я забрал своего аргамака и приведя его к корчме, кликнул стрельцов. Через пару минут из дверей вышел Заболоцкий и порадовал, что эти охламоны с утра отправились на рыбный рынок – ухи им, видите ли, с бодуна захотелось, а то у корчмаря не допросишься, говорит, мол, рыбы нет, оно и понятно: осерчал он на них, ладно хоть со двора не согнал. За что? То история темная, когда толмач вернулся от родителей, служилые уже мировую пили, но видать у хозяина осадочек остался. Со всеми этими приключениями в путь выехали только после обеда.

   Цена ямской гоньбы до Мурома меня откровенно напрягла. Вместе с парой ночей постоя на ямских дворах, это удовольствие быстрой езды обошлось мне в три рубля, пятнадцать алтын и три денги. В Нижнем Новгороде я бы мог купить на эту сумму три пуда воска! Причем харч у нас был свой: толмач прихватил изрядный запас домашних пирогов, всемером едва смогли съесть за три дня.

   По дороге задумался о шведских делах: всех деталей Русско-шведской войны 1554-1557 года я, конечно, не знал, но кое-какое представление о ней имел. При этом меня напрягала явная не состыковка с тем ошеломительным поражением, которое потерпели шведы и совершенно мизерными результатами победы для самих русских. Густав Ваза, судя по его паническому отступлению и подготовке к эвакуации остатков войск из Або, явно осознавал, что поставил страну на грань национальной катастрофы. Армия была фактически разгромлена и деморализована, в казне пусто, а русские войска дышали шведам в затылок. И при этом, каким-то образом шведы умудрились выйти сухими из воды. То ли Иван Грозный не был заинтересован в скудных северных землях, то ли Стен Эрикссон не поскупился подкупить Алексея Адашева, но никакой особой пользы от этой победы Россия не получила. Даже заключенное на сорок лет перемирие шведы нарушили гораздо раньше.

   Как и что произошло на самом деле, можно только гадать, но то, что для Ивана Васильевича финские земли не особо интересны, на мой взгляд, очевидно. Мне же доступ к некоторым тамошним месторождениям в будущем очень бы пригодился, значит озаботиться решением данной проблемы нужно сейчас. Да и спокойнее даже на своей территории вести работы будет. Есть в это время у шведов неприятная привычка лезть на чужую делянку, чтобы урвать там то, что им не принадлежит. Такие повадки нужно отбить по возможности раз и навсегда!

   Изучая в свое время историю Выборгского замка, я отметил для себя интересный факт: в 1553 и в 1555 годах Густав Ваза некоторое время жил там и лично руководил постройкой укреплений. Раз уж благодаря моей наводке русские воеводы начали свои приготовления гораздо раньше, есть неплохой шанс застать основатели шведской династии в самый неудобный для него момент, фактически со спущенными штанами, так что, думаю, стоит проработать все детали предстоящей операции по приезду в Выксу. Упускать такую возможность просто грех.

   Муром встретил нас нерадостно – хоронили погибших во время набега черемисов. Взять город им не удалось, но без жертв не обошлось. Зашел к воеводе сторожевого полка, насчет обещанной Иваном Васильевичем полусотни касимовских татар: Давид Федорович оказался на месте, государеву грамоту прочел, но сильного желания выполнить изложенные в ней требования я в его глазах не заметил. С другой стороны, пойти поперек государевой воли он тоже не спешил. В итоге, после увещеваний уговоров и пререканий, сошлись на том, что трех десятков всадников мне хватит за глаза для конных разъездов и бережения от татей. Упредить все одно успеют. Взамен же недоданных по грамоте татар, он выделит для моих ватажников два десятка пищалей, разумеется, с отдачей, после того как в них отпадет надобность. К ним в придачу – свинца, пороха да фитилей, этого добра у воеводы было изрядно, а вот с людьми было туго. Долго задерживаться в Муроме не стали, после обеда переправились на другой берег по наплавному мосту и, погоняя коней, пошли вверх по течению Железницы.

   Всю дорогу меня терзали нехорошие предчувствия, которые по приезду оправдались лишь отчасти, хотя по началу, увидев дымок над лесом, я ждал гораздо худшего. Переправившись через Выксунку, мы спешились и стали взбираться на холм. Из-за построенного Ласкиревым частокола пока было не понятно, что именно дымит. Заметили нас издалека: сначала кто-то заорал: «Татары!». Затем бухнули несколько выстрелов из пищалей, а спустя минуту я услышал отборный мат стрелецкого головы. Пока добирались до ворот, я поневоле вникал в тонкости местной обсценной лексики. Разнос Михайло Дмитриевич устроил не столько за то, что стреляли, не разобрав в кого, сколько за пустую трату припаса. И то, верно: попасть из стрелецкой пищали со ста двадцати саженей можно только случайно, хотя убойной силы у пули и хватит на таком расстоянии.

   Въехав во внутренний двор, я с облегчением заметил, что дымят остатки одной из бань и угол избы-столовой, расположенный рядом с нею. Разглядев Ласкирева на затинном помосте, потребовал незамедлительно изложить все по порядку. Тот показал провинившимся кулак и стал спускаться. На людях стрелецкий голова говорить не стал, махнул рукой, пойдем де, поснедаем чем бог послал. Расположившись на скамье, в попахивающей гарью столовой, Михайло Дмитриевич, не дожидаясь пока мне с Заболоцким принесут ужин, начал свой рассказ.

   А дело было так: набег стрельцы фактически проспали! Отряд, состоящий из черемисов, чувашей, мордвы и казанских татар напал ночью. До сотни бунтовщиков перебрались через частокол и, не заметив впотьмах землянок, пробрались в самый центр поселения. Там они успели поджечь два из трех наиболее крупных зданий, то есть собственно одну из бань и столовую. Со второй баней у них не заладилось – лес толком не просох, да и доставляли его до места после дождя по глине, посему огонь быстро потух. К тому времени хлебопеки, что топили печь в кухонной пристройке, дабы успеть к утру испечь хлеба, сообразили, что дело неладно и подняли шум. Как потом рассказал один из них, приспичило ему по малой нужде, он и пошел, а дверь оказалась подпертой снаружи жердью, да и гарью от горящего угла потянуло.

   Баня к тому времени уже вовсю полыхала. Это и сыграло на руку стрельцам, которые с нескольких сторон, прямо из бойниц землянок и стрелковых ячеек вдарили огненным боем по хорошо подсвеченным силуэтам мятежников. Среди нападавших началась паника. Основной отряд налетчиков, карауливший у северных ворот, чтобы в случае чего перехватить разбегающихся, ломанулись на помощь, попутно сняв караул, но дальше их встретили не менее «дружелюбно». Причем и в хвост и в гриву! Недаром я в свое время велел заложить там пару стрелковых ячеек для усиленного наряда. Вот туда-то и рванули по ходам сообщения мои ватажники, в отличие от желторотых новиков, бывавшие и не в таких переделках.

   Своего оружия у бурлаков не было, так они прихватили его у едва проснувшихся стрельцов, вместе с припасом. Пока заряжали, противник уже перебрался через ворота и поспешил на помощь поджигателям. И сразу же получил в спину залп из двух десятков пищалей, а затем с левой и правой сторон, из бойниц землянок, направленных в сторону внутреннего двора, откуда по ним начали палить стрельцы.

   Из прорвавшихся через ворота татей, как минимум половина успела развернуться и под градом свинца уйти обратно в лес. Из поджигателей унесла ноги едва пятая часть, а то и менее. Убитых на месте было немного – десятка три-четыре, но оказать помощь пленным сразу после ночного боя никто не удосужился. В итоге к утру, из шестидесяти семи человек, запертых во второй бане, больше сорока отдали богу душу. Остальные дожили до нашего приезда, и теперь ждали своей участи. В целом, вместе с теми, кто лег у ворот, противник потерял около сотни, считая захваченных в полон.

   У нас дела обстояли намного лучше: среди посохи и моих мужиков потерь не было, потому, как они и проснуться толком не успели, не то, что принять участие в бою. Среди ватажников тоже никто не пострадал. Шестеро стрельцов было убито, с дюжину ранено, причем трое тяжело. Погибшие оказались как раз теми самыми ротозеями, которые проспали нападение и были вырезаны сонными на своих постах у ворот. Остальные пострадали в основном от неосторожности при стрельбе. У троих разорвало пищали, то ли из-за неверно отмерянного заряда, то ли из-за остатков пыжей в стволе, пятеро получили ожоги от фитилей, неудачно подхватив из рук заряжающих поданную ими пищаль. И в довершение трое пострадали при попытке тушить баню.

   К тому времени как закончили «разбор полетов» уже начало темнеть и все дела я решил отложить на утро, велев только накормить пленных, да усилить караулы. Ласкирев кивнул, но по его усмешке я понял, что такую перестраховку он считает явно лишней. Мол, после такого разгрома кто ж сунется сызнова? С одной стороны может и так, но если этот отряд, часть большего по численности, то противник вполне может, повторить попытку. А ну как их заинтересовало, что так усиленно охраняют стрельцы? Лучше не рисковать и быть начеку!

   ...

   С утра велел разобрать остов сгоревшей бани и строить на ее месте новую, на этот раз из просушенного леса, и во избежание снаружи все бревна обмазать жидкой глиной, а драночную крышу осмолить, чтоб не гнила, да поверх уложить слой дерна. Затем пошел к реке, осматривать строительство плотины. По большому счету оно было уже завершено: дренажный банкет уложен, а срубы для перекрытия устья реки начали заполнять камнями. На всю ораву народу работы там уже не нашлось и большая часть посохи, на пару с моими мужиками, рубили лес на уголь.

   Проверив отвалы глины, сделанные еще в прошлом месяце, я отрядил полсотни рабочих лепить кирпичи для печей. Размеры пришлось немного изменить, потому как они никак не получались близкими к стандартам моего времени. Так что в итоге длина и ширина стали чуть меньше: пять с четвертью и два с половиной вершка соответственно, а вот с высотой я почти угадал, полтора вершка оказались всего на пару миллиметров больше нужной величины. При таком раскладе двойной кирпич выходил в три с четвертью, но пока в нем нужды не было, потому как внутреннюю кладку, будем делать фасонными блоками, чтобы уменьшить прогар швов. Вот только делать их из местной глины не выйдет, не огнеупорная она ни каким боком.

   Посему две дюжины мужиков и столько же ватажников под прикрытием двух десятков касимовских татар направил за огнеупорной глиной на другой берег Выксунки. Расположение этого месторождения я представлял себе довольно приблизительно, а тратить пару дней на поиски слишком расточительно. Пришлось отправить с отрядом Тумая, который бывал там пару раз с отцом. Лежало оно верстах в шести-семи от нашего поселения, так что задержки особой не будет: туда два часа ходу, да обратно с грузом не более трех с полтиной, а уж накидать пятнадцать подвод полусотне рабочих было нехитрое, вернутся еще затемно.

   Не лишним было бы еще привезти доломита для лещади и фурм, но Гремячевское месторождение располагалось довольно далеко, особенно если по Тёше, да вверх по течению, а добираться туда через буреломы, пока по лесам сидят недобитые повстанцы опасно. Долговечность же футеровки зоны дутья из огнеупорной глины будет конечно ниже, но первая домна фактически полигон для отработки технологии и вылавливания просчетов и ошибок. Так что пока придется смириться.

   Впрочем, все эти дела никуда не денутся, так что будем их решать в рабочем порядке, а сейчас две первоочередные проблемы: что делать с теми, кто сидит под замком, а так же с остальными, которые наверняка прячутся по лесам. Успокаивать себя как стрелецкий голова, что они убежали сломя голову неведомо куда и боле не вернутся, я точно не буду. Буду считать, что они где-то рядом, получили подкрепление от тех, что атаковали Муром и готовят новое нападение. Отсюда первоочередная задача: вычислить их месторасположение и уточнить численность, после чего решить, что с ними делать. Если их мало, разберемся сами, а своих сил не хватит, пошлем за подмогой в Муром, да и местную мордву постараться привлечь стоит.

   С последним откладывать не стоит: пошлю Кичая, одного из моих кузнецов, что из местной мокши, в родную деревню, пусть прояснит обстановку. То, что его отец в торговле с нами заинтересован, это понятно, но чем дышат остальные, большой вопрос – среди нападавших тоже мордва была. Жаль, что они все ушли, ни один не попался, теперь не узнать, участвовали ли в нападении местные. Исключать такой вариант нельзя, здешний народ без сантиментов, подвернется случай соседей безнаказанно пограбить – терзаться душевными муками не станут.

   Дошел до кузницы и отозвал в сторону Кичая. Разница между нынешним наречием и мордовским языком моего времени была приличная, но худо-бедно, что именно от него требуется, подмастерье понял. Кроме всего прочего, велел ему взять с собой пяток топоров и десяток кос-горбуш, откованных ранее, да несколько ножей в подарок отцу и местным старейшинам. Чтобы быстрее обернулся, дал ему коня и пятерых касимовских татар для охраны.

   Закончив с этим, решил заглянуть к пленным. Охрана была поставлена на уровне, пара стрельцов у входа, да еще трое вокруг, по одному с каждой стороны. Похоже, Ласкирев задал им трепку – службу несли исправно, не как на днях. Двое зашли за мной и встали по сторонам двери. Внутри оказалось темновато: предусмотрительный Михайло Дмитриевич заставил стрельцов заложить оконца обрезками бревен, так что теперь свет проникал лишь через узкие щели, из которых явственно тянуло холодом. Узники сбились в кучку в центре бани, подальше от окон, но не все: в дальнем углу – два трупа.

   Жестами велел стрельцам вынести тела на улицу, там осмотрел. Оба убиты ножом, раны свежие, в обоих случаях один точный, хорошо поставленный удар под нижнее ребро, в сердце. Свои убили? Могли! Не думаю, что обыскали их настолько профессионально, чтобы не пропустить небольшой, хорошо спрятанный нож. Хотя мог и кто-то из караульных отомстить, если среди убитых оказался его друг. Пристально посмотрел на стрельцов. Один отвел взгляд. Он? Не факт. Но если и он, тогда что? Я ему не судья, да и не в моей власти его наказывать за это. Но не думаю, что стоит перекладывать эту проблему на Ласкирева, у него и так забот хватает. А парнишку я запомню, пока в Казань с остальными не отбудет, буду за ним поглядывать.

   Отложив все дела, я занялся судьбой оставшихся в живых: прежде всего, велел их накормить, а затем, кликнув толмача, попытался разузнать, говорит ли кто из них по-русски или хотя бы по-мордовски. Таковых не оказалось. В конце концов, пришлось звать одного из касимовских татар, который выступил в роли переводчика. Ничего нового я не узнал: пришли пограбить, да эвон как вышло...

   Но один интересный момент прояснился: двое убитых черемис и были как раз теми заводилами, кто подбил остальных идти в набег на Муром, а позже на наш поселок. Но на вопрос кто их порешил, все пленные разводили руками – все спали, никто ничего не видел, не слышал. Ножа при обыске тоже ни у кого не оказалось. Не поленился: осмотрел все помещение, проверил печь, и даже велел стрельцам поднять половицы – ножа не было. Краем глаза поглядывал на попавшего под мое подозрение караульного, но тот ничем себя не выдал. Дело было глухо, да и никто особого энтузиазма в поисках виновного кроме меня не проявил, поэтому пришлось перейти к более насущной проблеме: решать, что делать с остальными пленниками.

   Держать их и далее в тесном и холодном срубе было чревато. Месяца не пройдет, как половины не досчитаемся. Да и кормить бездельников тоже нельзя: мужики не поймут! Они в поте лица трудятся, не филонят. Определить черемисов на работы? Опять проблема: верхнюю одежонку у них еще раньше поимали, почитай чуть не в исподнем оставили. И обратно ее не вернуть, какой никакой, а трофей. По нынешним временам, причем немалый, даже латаный полушубок – ценность. А новый так и вдвойне! Стрельцам московским годовой оклад в четыре рубля положен, а городовым всего два. Вот и попробуй, отними!

   Эх, обменять бы их на наших пленных, разом бы проблему решил. Но думаю это, вряд ли, того же Салтыкова луговые черемисы отказались отпустить, хотя им и выкуп предлагали и отмену дани. Сейчас наверно поздно – в ноябре они к ногайцам прибегут, просить у Измаила его сына на княжение, да снятой с русского воеводы кольчугой хвастать. Только ногайский мурза им откажет, нет ему в том выгоды – он торговлю с Москвой ведет, а не с Бухарой как его брат Юсуф.

   С другой стороны попытка не пытка, попробую, вдруг что выгорит. У меня и кандидат на это дело есть: вон молодой парень сидит, а рядом не иначе отец или на край дядя, уж больно характерное сходство. Если так, то у него хороший стимул будет, пусть не воеводу, так простых ратников на обмен найти. Выдернул парня, отвел в свою мастерскую и глазу на газ переговорил. Нынешний диалект луговой мари отличался от нашего, но желание друг-друга понять было обоюдным, так что в итоге мы с ним по большому счету договорились. После разговора позвал Ласкирева и объяснил ему ситуацию. Попросил тряхнуть своих ухарей на предмет верхней одежды, которую с молодого черемиса естественно сняли как трофей. Когда изъятое имущество принесли, я отпустил парня, дав в дорогу провианта, двадцать алтын серебром да два месяца сроку.

   ...

   Остаток дня я потратил на планирование будущей операции. Густав Ваза уже сейчас находится в Выборге – руководит работами по восстановлению и усилению укреплений города. В 1555 году он снова там появится, и займется строительством на Замковом острове, где и будет жить до окончания работ. Островок невелик, всего восемьдесят на пятьдесят семь саженей размером, да и стены к берегу вплотную не примыкают, так что с учетом массивных построек разместить там большое количество войск не выйдет. По моим прикидкам пять сотен гарнизона – предел. Русские крепости на засечной черте на тысячу квадратных саженей имели гарнизон не более двух сотен, и это с учетом, что постройки деревянные, а у шведов стены башен в три метра и более, так что там еще теснее.

   Вот только относительная малочисленность гарнизона не сильно мне поможет, если в лобовую ломиться. Чтобы взять такой замок сходу, требуется как минимум трехкратное преимущество, и плюс к тому стену взломать в нужный момент. Иначе выйдет как в реальной истории: потопчутся наши в округе три дня и уйдут. Впрочем, есть у меня знания, которые у нынешних полководцев напрочь отсутствуют. Пороховые мины подвести под стены там не выйдет, потому как основание острова сплошной камень, а вот рвануть их бризантной взрывчаткой вполне возможно. Шеддит, шимозу или на крайний случай ксилоидин я получить сумею, да и полсотни скорострельных ружей для штурмовой группы сделать за полтора года не проблема. А вот патронное производство, на наладку которого и пять и десять лет может уйти, мне разворачивать ни к чему, хватит и капсульных ружей со сменными барабанами. Разница в скорострельности с пищалями все одно будет критическая.

   Из обычного фитильного мушкета один выстрел в минуту – уже подвиг. При этом боец себя подсвечивает в темноте, так что стреляй – не хочу. А с револьверной капсюльной винтовки отстрелять барабан можно за две секунды, и за секунду сменить и это если не особо спешить. Плюс, даже с учетом более короткого ствола, втрое большая дальность за счет продолговатой пули обтекаемой формы. Впрочем, стрелять более чем на двести метров в Выборге не потребуется, там таких расстояний нет. Лучше облегчить оружие и за счет этого носимый боезапас увеличить. Стоит еще часть бойцов гранатометами вооружить, естественно простейшими – на дымном порохе. Оптимально было бы в подствольном варианте, если получится в разумный вес уложиться, а нет так можно и отдельный агрегат сделать. С гранатами без особых затей – вышибной заряд, соизмеримый со стандартным ружейным, накольный взрыватель ударного типа, да заряд взрывчатки. Рубашку с готовыми осколками делать пока не требуется, не те задачи.