Текст книги "Опричник (СИ)"

Автор книги: Сергей Хорошавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

   Не будет решена проблема со снабжением, нечего и думать об освоении земель между Доном и Окой. Что в свою очередь ставит крест на попытках как-то сгладить последствия изменения климата. А они будут предельно катастрофическими и Ливонская война тут особо ни при чем. Как помню, к 1574 году, в том же Муроме, из семи с лишним сотен дворов жилыми останутся чуть более сотни^[51]. Местами и похлеще будет. Единственный способ не допустить голода и последующего мора – обеспечить центральные и северные районы зерном за счет новых земель на юге. Если не получится, то все пойдет по накатанной колее, как это было в моей реальности.

   Картофель в какой-то мере может облегчить положение, но его распространение дело не быстрое, да и не хранится он долго в отличие от зерна, к тому же на подбор сортов уйдет время, потому как при выращивании из семян единообразия не будет. Впрочем, по первому времени можно с подбором сортов не заморачиваться, а сажать сразу несколько и уже на месте смотреть, какие из них дают наибольший урожай. Но тут все упирается в наличие людей знающих как выращивать эту культуру, а их в избытке пока не наблюдается. К тому же если вспомнить, сколько времени ушло на то, чтобы крестьяне начали сажать картофель добровольно, жуть берет. Так что к этому вопросу стоит подойти максимально осторожно, чтобы не спровоцировать картофельного бунта.

   ...

   Пятнадцатого июля мы уже были у цели и что примечательно, за всю дорогу дольше не случилось ни одной стычки с ногайцами или кем нибудь еще, хотя говорить об отсутствии противника поблизости, не приходилось. Небольшие группы всадников на протяжении всего пути следовали в приличном отдалении, однако попыток приблизится к нашему отряду, не делали. Похоже, первое столкновение произвело на них неизгладимое впечатление. Тем не менее, я велел расчетам орудий зарядить единороги картечью и для сбережения от сырости укрыть орудия заранее подготовленными кожаными чехлами.

   Запах сероводорода мы почувствовали еще до того как добрались до места. Серное озеро оказалось невелико в размере, его площадь составляла меньше десятины. Слой сине-зеленых водорослей, пурпурных и зеленых бактерий на дне придавал воде бирюзовый цвет. Вода в него поступала из четырех серных источников, изливаясь в виде небольшой речки в реку Сургут, которая в свою очередь впадала в реку Сок. Дно озера было покрыто грязью вперемешку с выделившейся в чистом виде серой. Слой был весьма внушительным.

   Пока остальные разбивали лагерь, прихватив своих ребят, обследовал серные источники. Замерил у каждого из них площадь сечения русла, прикинул скорость течения, проследив за брошенной в воду щепкой. Точность без секундомера конечно приблизительная, но по предварительным прикидкам суммарный суточный дебет получается в пределах от трех до шести тысяч кубометров^[52]. Судя по количеству сероводорода в воде, годовой объем поступающей в озеро серы может оказаться от пяти сотен до полутора тысяч пудов, возможно и больше^[53]. То есть примерно столько же сколько, сколько добывали в лучшие годы на Серной горе, причем тут штольни бить не нужно.

   Если учесть слой, что залегает на дне, в первые годы можно взять и в разы больше, но народа потребуется немало, плюс ко всему необходима охрана. Производительность нынешних методов добычи серы не шибко впечатляет, так что нужно как минимум пять сотен душ, чтобы обеспечить требуемый объем добычи, да стрельцов для охраны хотя бы пару сотен. Но лучше количество рабочих рук удвоить или даже утроить, чтобы на пятерых работающих по два охраняющих не приходилось. Потому как каждый служилый будет получать не только корм из государевых житниц, но и жалование из казны, и себестоимость получаемой серы в пересчете на пуд вырастет.

   К вечеру предварительные расчеты я закончил, но разговор с Ласкиревым на эту тему решил отложить: завтра вечером или край послезавтра сделаем пробную выплавку серы, благо глиняные горшки у нас есть. Лишь бы дождя не было, иначе можно не надеяться, что несколько пудов ила, взятые из озера на пробу, как следует просохнут.

   ...

   Дождя я опасался совершенно зря: весь следующий день на небе не появилось ни тучки. Припекало так, что уже через пару часов послеобеденного отдыха мы приступили к пробной выплавке серы. Первым делом окончательно просушили сырье в припасенных горшках на малом огне, затем, накрыли их крышками и обмазали глиной смешанной с мелкой глиняной крошкой полученной из кусков заранее обожженной глины. В дальнейшем вместо нее можно будет использовать осколки горшков, которых при таком методе выработки серы всегда в избытке. Во времена Петра I, не особо мудрствуя, для заделки использовали чистую глину, но она и сохнет дольше и частенько дает трещины, через которые часть серы улетучивается. Так что шамотная добавка будет нелишней.

   К утру проверили, как идет процесс, разбив один из горшков: результаты обнадежили, серы на стенке горшка осело достаточно много. Проблема в том, что одноразовое использование горшков потребует немало работников для их выделки, не даром Петр I пригнал сюда столько народу. Времени же на то чтобы оптимизировать процесс и тем более изготовить соответствующее оборудование, у меня пока нет. Нам и на Серной горе пока придется подобным способом добывать, но там хоть какое-то количество крупных кристаллов серы имеется. Так что поначалу можно сливки снять, а дальше видно будет.

   По уму нужно строить печь постоянного действия, с подачей сырья в область нагрева, например шнеком. Одна беда – железо тут не годится, разогретая сера его прожигает быстро, да и нет у нас возможности изготовить что-то подобное. На изделия такие габаритов наши судовые кузни не рассчитаны. Так что пока других вариантов пока нет, так что придется использовать самый примитивный способ добычи стратегического сырья.

   Разговор с Ласкиревым состоялся вечером, в шатре Шереметьева. Сошлись на том, что закладку серного завода придется отложить как минимум до следующего года: пока нет нужного количества работников, да и не поспеть собрать их до осени. Кроме того, требуется доставить провиант и инструмент, построить укрепления, а это возможно не ранее следующей весны. Посему решили не тратить время и утром отправляться в обратный путь. После чего разговор свернул на дела военные.

   – Эко с двух малых пушек да пищалей твои вои с три сотни ногаев побили, остальные ж едва утекли! – сказал Иван Васильевич, и добавил: – Токмо не пойму, чем твои пушки добры, и малы и коротки, а вот поди ж...

   – Сие так, малы да легки, чтоб за войском поспеть, – ответил я, – А порох по иному делан, да пули не камены, а чугунные, да уложены в туеса кожаные, в масле вареные. Оттого и бьют злее и дальше.

   – А супротив доброй крепости сии пушки негожи! – заметил Михайло Дмитриевич. – Хоть неделю пали, каменной стене убытку не будет.

   – Деревянному тыну, однако ж, не устоять, особливо ежели ядрами бить! – заметил Шереметьев.

   – Можно и ядрами, но сии пушки не для осады, тут иные потребны, зато в этих и шести пудов веса нет.

   – Однако ж палят они люто! – согласился стрелецкий голова. – Пищаль стрелецкую заряжать почитай втрое дольше, а тут эвон как...

   – То пищаль, сначала порох отмерь да засыпь, затем пыж клади, да пулю прибей, да на полку засыпь, – усмехнулся я, – А тут заряд с дробом в едином куле разом в ствол прибил, да запал вставил и стреляй. Покуда крымцы али ногаи на полет стрелы доскакать успеют, два раза, а то и три железного гостинца отведают.

   – А скажи-ка, сколь велики у них ядра? – поинтересовался воевода, – Мнится мне, шибко сии пушки легки, дабы добрым ядром бить.

   – Ядро гривенок десять, а коли легким дробом снаряжать, по двенадцать золотников пуля, то десять дюжин, а тот, что в тридцать шесть золотников весом – три дюжины надобно. Заряд же в две трети гривенки, ежели порох нашей выделки, а коли с Муромской зелейной избы, то втрое более.

   – С сотней бы таких пушек, да крымцев в следующем году встретить! – заметил Шереметьев, – Года три набегов можно не ждать.

   – Коли государь меди и олова к осени пришлет, к весне успеем и более. Однако пороха много за зиму не выделать, да и ямчуга почитай совсем чуть, серы тож.

   – О том не печалуйся, егда в Сокольский острог вернемся, отпишу государю, еще в этом годе все, что потребно пришлет, – ответил Иван Васильевич, – Ямчуги и серы, олова и меди сколь надобно будет, людишек попрошу, дабы ты их пушкарской премудрости учил. Сотню, по числу пушек!

   – Сотни мало, сие не ваши пушки, где один пушкарь учен, а остальные с посада взяты и окромя как принеси-подай, от них никто ино и не ждет. У меня при пушках все учены, и свое дело ведают исправно, да не только палить могут да припас готовить, а буде надобность, так и новиков всем премудростям обучить сподобятся.

   – Ты реки сколько потребно, – сказал воевода, – Коли надобно, государь со всех ближних весей посоху пришлет, али посадских. В пушкарский чин много желающих, опять же их иной год платьем али сукном жалуют, и жалование платят доброе.

   – Мыслю так: коли расчет на пушку четверо, то на сто – четыре сотни надобно. Однако ж, а ну как более сладить успеем до весны, или кто из пушкарей божьей милостью помре?

   – Сотен пять надобно просить, – сказал Ласкирев. – Мнится мне, не все сию науку одолеть смогут.

   – Тогда уж сразу тыщу! – решительно рубанул Шереметьев. – А кто в учении усердия не явит, поедет сюда, городок Серный строить, да серу плавить. И пусть до скончания века тут живут!

   – Сие уж как государь повелит, – заметил стрелецкий голова. – А вони здесь изрядные, и премерзкие, аки в аду.

   ...

   Шереметьев отбыл утром следующего дня, мы же с Ласкиревым остались еще на сутки: нужно было выбрать место для острога, а заодно более подробно картографировать местность. Время у меня было, первая расшива с солью придет с Баскунчака еще не скоро, поэтому собираться в обратный путь пока еще рано. Касимовских татар и пушки мы отправили вместе с воеводой, а сами пошли вверх по течению. Основной целью наших поисков были месторождений серы, нефти и медной руды открытые экспедицией Палласа.

   Нельзя сказать, что места тут были совсем уж необжитыми: то там, то тут на берегах виднелись небольшие деревушки. Таковые и прежде встречались нам по пути, но мурзы и тарханы, хозяева местных владений при виде нашего отряда предпочитали не попадаться на глаза, поскольку противопоставить такой силе при всем желании ничего не могли, а мирных жителей, как формальных подданных русского царя, Шереметьев заповедал трогать строго настрого. Даже провиант и еду велел не отнимать силой, как это привыкла делать поместная рать, а покупать за справедливую цену. Но теперь, после отъезда воеводы ситуация изменилась.

   По крайней мере, так решил для себя Михайло Дмитриевич, начавший подбивать меня дать ему людей, чтобы вкупе со стрельцами согнать несколько сотен местных, и определить их на строительство Серного острога и тамошние промыслы. То, что своих сил может и не хватить, он таки понимал: полсотни стрельцов это вроде и много, но случись чего, они не спасут. Эти поползновения Ласкирева я пресек на корню – не хватало нам еще бунта и последующей раздачи плюх от государя! За то, что стрелецкий голова заводик в этом году строить не начал, царь слова в укор не скажет, потому как нет людей и все тут, а вот за дурные известия в сердцах и опалу наложить может. Взвесив за и против, новоиспеченный воевода Сокского острога, согласился со мной, что от добра, добра не ищут!

   Однако ограничить контакты с местным населением не вышло, в устье одного из притоков, воды которого были подернутые отчетливой нефтяной пленкой, располагалась татарская деревня. В отличие от остальных мелкопоместных феодалов, здешний тархан напротив сам пошел с нами на контакт. Как оказалось неспроста, интерес у него имелся: земли эти были получены его прадедом от казанского хана Магмед-Аминьня еще в 1505 году. Позднее, его дед получил тархан и от представителя другой ханской династии, казанского хана Сафа-Гирея. Впрочем, с падением Казани толку от этих бумаг было не особо и теперь же ушлому татарину требовалось подтверждение прав на землю уже от русского царя.

   А права были даже мне на удивление: и сам основатель рода и его дети с внуками, по словам татарина, получили освобождение от налога в любой форме, за исключением необходимости выставлять в поход оговоренное количество всадников. Даже если Габдулла Хусейнов и не соврал, наивно ждать такой же щедрости от Ивана Васильевича, тем более что предок татарина, получил сие пожалование за участие в боевых действиях Казанского Ханства против Москвы, при Иване III, деда нынешнего государя. Но у меня тут свой интерес есть, и если договоримся, могу и поспособствовать, черкнуть пару слов в очередном письме, а там уж как повезет – будет царь в добр да весел, может и повезет. В ответ на это татарин понимающе закивал.

   На вопрос же, что интересует меня, я ответил одним словом, причем по башкирски: «ер майы». Как называли нефть в это время татары, мне было неведомо, а вот про башкир точно знал что «земляное масло» им знакомо еще со времен Чингисхана, войска которого они и снабдили зажигательными снарядами. И снабдили, видимо в достаточном количестве, потому как те в течение трех дней сломили сопротивление защитников Бухары. Кроме нефти, насколько помню, там использовались еще деготь и живица. Не удивлюсь, если и селитру добавляли, не тогда, так позже...

   К моему удивлению татарин сразу понял, что меня интересует, и порадовал тем, что ему известен не только нефтяной ключ, что расположен неподалеку от деревни, но и еще один выше по течению речки, в устье которой мы остановились. Однако нефти эти ключи давали совсем мало, ее едва хватало на смазку тележных осей, да лечение различных хворей у местного населения. Как ни крути, а без бурения нам не обойтись, но при таких раскладах выгоднее организовать добычу на Самарской Луке, там и с доставкой проблем меньше и само месторождение крупнее.

   В итоге пришли к полюбовному соглашению, устраивающему обе стороны. Хусейновы люди будут собирать «земляное масло» в оставленные мною бочки, а сам он поедет со мной до Сокского острога, а позже в Москву, причем не просителем, нет. Таких там хватает, со всех концов державы едут. А вот службу государю сослужить – совсем иное дело! И не только службу сослужить, а и самому мошну набить. Сморю, заинтересовался! Что ж, будем ковать пока горячо. Вынул жалованную государеву грамоту, счел ему место, где расписано, про поиск руд, да про мое право заводы ставить, где потребно.

   Не дожидаясь вопроса, а каким бесом тогда он-то мне нужен, пояснил: свой завод, что за Окой, присмотра требует, там дело большое, хлебное, а тут присмотреть поставить некого. А и был бы кто, поди гадай как он с местными уживется, опять же с ногаями договариваться надобно, чтоб лиха не творили, а кому как не единоверцу с ними говорить легче? Опять же работников лучше местных привлечь, потому как работа на сезон и куда пришлых потом до лета девать – одуреют от безделья, да бражничать начнут и безобразия творить. Все одно получается лучше частью дохода поделиться, зато проблем потом не знать. Да и не в деньгах дело, мне больше сырье нужно, та же сера, «земляное масло», да много что еще.

   А самому Габдулле выгода тоже прямая: мимо меня заводик поставить можно только через пять лет, когда срок заповедный истечет, а к тому времени он уже развернется вовсю и иные ему не конкуренты будут. А то, что найдутся ушлые купцы, можно не сомневаться, серы тут много, ино по дороге приметили несколько ключей серных, да пару выходов руды из которой серу топить можно. Самая же выгода еще и в том, что все иные будут воеводе подчинены. Покуда Михайло Дмитриевич в Сокском остроге сидит, беды в том большой нет. А ну переведут куда, или не дай бог помрет, а взамен поставят вора да мздоимца? То-то и оно! Взвоют тогда купчишки – дело хлебное не оттягает, так на правеже замучит. А кто за мной записан, до того руки коротки: государь мне один судья, а иных на своих землях сам судить волен. А земли мои там, где завод решу ставить! О том в государевой грамоте писано доподлинно.

   Тут я ни на йоту не соврал, формулировка тарханной грамоты хоть и была стандартной по тем временам, но боярина али дьяка, в руки которого царь мог передать юрисдикцию над моими делами, царь не прописал, получалось, что кроме него никто другой права не имел в мои дела лезть. Вторая же грамота позволяла взять под свою юрисдикцию не только ту землю, где ставился завод, и велась добыча руды, но и потребное количество близлежащих лесных угодий, дабы обеспечить функционирование заводских печей топливом. Надо ли говорить, что уговаривать Габдуллу более не пришлось, ушлый татарин быстро оценил все выгоды положения.

   Про месторождения серы тоже душой не покривил, и в самом деле имелись по течению реки и серные ключи и мергели да известняки с включением серы. Нашли даже выход медистого песчаника, вот только содержание металла оказалось до обидного малым. Даже не проценты – десятые доли. В итоге смысла заниматься самому, ничем из найденного, не имелось, потому, как выработка будет чуть, а затраты солидные. Особенно на охрану! Про медь вообще речи не шло, просто не выгодно. Можно конечно флотацией обогатить до приемлемого уровня в несколько процентов, вот только зачем? Есть более богатые места, притом относительно безопасные.

   ...

   Впрочем, зря я зарекался строить тут собственный заводик. Нашли мои ребята место знатное, и ни где-нибудь, а в пяти верстах от реки Сок, откуда до Сокского острога всего верст десять вниз по течению. Хорошо, я не стал отменять их тренировки на местности, хотя и посчитал вопрос уже решенным. Выход нашли вроде небольшой, но богатый. Образцы были просто великолепны: очень крупные кристаллы серы, а вот те же кристаллы на гипсе вкупе с целестином. На Самарской Луке он тоже встречается. Полезный минерал: годится как добавка для стали делающая ее морозостойкой, и не только – на красные сигнальные огни он тоже идет, в свое время это был стратегический материал. Вот расщепленный кристалл барита или как его порой называют – «роза пустыни», а вот барит на кварце, «железный цветок» арагонита и еще с десяток образцов, с которыми предстоит разобраться позже.

   В образцах по большей части преобладают гипс и кристаллическая сера, да и остальные минералы, тоже практически все сульфаты. Часом уж не Водинское ли месторождение мои ребята зацепили? Помниться кристаллы серы такого размера в основном там и находили. Вот только если начать его разработку сейчас, да малыми силами, то за обельный срок и сотой доли не добыть, а потом придется в казну отстегивать немалую толику. Ладно, не треть, как с серебра и меди, а только пятую часть.

   Впрочем, ближе к Волге ребята нашли еще несколько выходов серы, совсем небольших. Их и будем разрабатывать, а через пару лет дойдет и до Серной горы на Самарской Луке. Сразу за нее браться тоже не след, серы там много, как и работы. К тому же одними ломами и лопатами хоть и можно обойтись, но желательно иметь более качественный инструмент, а так же промышленную взрывчатку. Тогда основные сливки можно выбрать быстро, а потом большую часть людей на Водинское месторождение перекинуть.

   Но первым делом я сбыл с рук Михайло Дмитриевича и Габдуллу Хусейнова, отправив их на одной из чаек в Сокский острог. С ними же отбыли стрельцы и часть моих ребят, которым я наказал отдохнуть пару дней, а затем загрузиться провиантом и возвращаться сюда.

   ...

   Привлекать к добыче серы посоху я не стал: незачем мне тут лишние глаза, тем более что за первые два дня удалось добыть сто двадцать пудов! Оно и понятно: полтора пуда кристаллов в день на человека – невелика работа, тем более что саперные лопатки да топорики есть у каждого. После прибытия остальных добыча пошла еще быстрее, однако через пять дней добыча упала до пуда, а к середине второй недели – до тридцати фунтов на человека. К началу третьей недели августа, аккурат в субботу работы мы свернули, тщательно подчистив следы. Засыпали последние место добычи известняком и мергелем вперемешку с песком. Шансы что кто-то наткнется на наши выработки практически нулевые, потому как на этой стороне реки еще несколько лет никто селиться не будет, опасаясь ногайских набегов, но не в моем обычае полагаться на авось.

   Уж слишком высоки ставки: мелкие выходы серы мы подчистили практически в ноль, а вот Водинское месторождение едва зацепили, по сути, убрав только то, что на поверхности. Серной горой заниматься в этом году смысла я не видел, и так наша добыча превысила девять с половиной сотен пудов. Причем по большей части это была практически чистая кристаллическая сера, кроме которой нам удалось добыть еще пудов восемь барита и чуть более двенадцати с половиной – целестина. По моим расчетам гонец, посланный Шереметьевым, должен был прибыть с ответом уже на днях, к тому же подходил срок возвращения первой расшивы с солью. Вторая подойдет позже, через пару недель, но ждать ее я вряд ли буду.

   В том, что воевода сумеет убедить государя в необходимости скорейшего производства пушек, я не сомневаюсь: Иван Васильевич Шереметьев Большой в военной сфере имеет приличное влияние на царя и к его словам тот прислушается непременно. А если учесть что поход на крымские улусы так и так планируется, то такой весомый аргумент, относительно крупного калибра, будет весьма кстати.

   ...

   За время моего отсутствия в Сокском остроге посошные уже успели закончить первую часть работы, завершив возведение ходов сообщения и блиндированных землянок под казармы, и начали закладку центрального пушечного форта для дальнобойных чугунных единорогов. В центре некоторым диссонансом из общей картины выбивался каменный дом воеводы, первый этаж которого уже возвели. Впрочем, каменный – это сильно сказано, известняк все-таки не гранит. Однако другого материала поблизости видать не нашли. Первая расшива с грузом уже стояла на якорях в устье Сока.

   Первым делом я навестил Шереметьева, который тут же с порога меня «обрадовал» тем, что ответ на посланное царю письмо, им получен уже как два дня назад:

   – Окромя тех ядер кои ранее велено лити, потребно чугунного дроба выделать, сколько мочно! – сказал он, и добавил: – Пушки сотню, або две и более тако же велел государь лить. Олово да медь будут в достатке аккурат к началу года, и ямчуги с серой тож привезут. Людишек же государь с полтыщи послал со своих вотчин, токмо далече им добираться, ранее третьей недели октября не жди.

   – О тыще говорено было, – заметил я, – А что до дроба, так дороже он будет, чай не ядра, мешкотное дело его ладить.

   – То верно, о тыще речь шла, – сказал воевода, – Однако обождать надобно. Пока жито не в амбарах, лишних рук не найти. Что касаемо цены на дроб, о том государь в грамотке отписал.

   Взяв грамоту, я пробежал ее глазами, найдя нужное место: и действительно, этот момент тоже не ускользнул от царя, а может, из бояр кто-то подсказал. Впрочем, не шибко он расщедрился, всего по пять алтын за пуд прибавил. Для меня вполне сносно, а вот кому другому поручи – взвоют. Сорок копеек за пуд кованого железа по нынешним временам совсем уж дешево, те же шведы свой металл в полтора раза дороже продают и отнюдь не в изделиях. Однако грех жаловаться, прибыль все одно приличная.

   Тревожит другое: если и дальше все таким манером пойдет, слишком крепко все военные заказы на меня завязаны будут, что не шибко хорошо. Ладно, пока иностранных шпионов на Руси немного, но и англичане тропку уже протоптали, а уж немцы и вообще на Пушечном дворе трудятся. Много времени не потребуется, чтобы узнать, что к чему, было бы желание. Как начнется Ливонская война, к гадалке не ходи – появятся не в Ливонии, так в Литве желающие решить проблему с усилением «Московита». Меня конечно уже сейчас так просто не возьмешь, но чувствовать себя мишенью напрягает изрядно.

   Нужно работать на опережение, посему, как приеду в Выксу, поговорю с Еремеем: осенью как ядра в Москву отвезем, деньги будут, заодно и грамотку у государя испрошу на железоделательный завод на реке Гусь, что в Оку впадает выше Касимова. Дам Котову в помощь Кичая, мужиков наймем сотни три или местных, а нет так в Рязани. Справятся, хотя на первый пуск домны стоит еще и Тингая послать, чтобы без недоразумений вышло. Ладно, остальное потом, а то Шереметьев уже ждет, явно что-то обсудить хочет. А ведь неплохой вариант его в наши дела впрячь, сам считай, напросился!

   – Невелика корысть, но не ради нее... посему исполню все, как есть! – ответил я воеводе.

   – Окромя того, что в грамотке писано, велел государь спросить можно ли сии пушки на Москве лить, да порох для них делать! – спросил Иван Васильевич.

   – Коли литцы московские уразумеют, как медь чистить, да формы ладить, отчего ж нет: выучу их сему делу, – сказал я, – А с порохом быстро не выйдет, на то время немалое потребно. Тот же уголь загодя готовить нужно, да что уголь – лес на уголь и тот отлежаться должен.

   – И то ладно, – кивнул воевода. – Пришлет государь тебе московских литцов в учение, но ранее зимы их не жди, ноне пушек много льют, работы невпроворот.

   – До весны все одно успеть можно, – сказал я, – О ином кручинюсь: под богом ходим, случись, что со мной, станет дело, потому надобно еще один завод ставить, да к Москве поближе.

   – Вон ты о чем! – удивился Шереметьев. – За чем же дело стало? Али мастеров нет?

   – Есть мастера, как им ни быть! – сказал я, – Однако, почитай земли то вотчинные да помещичьи. Не почину мне с боярами да государевыми служилыми тягаться. Вот коли с именитым кем в долю войти...

   – А много ли денег на сие потребно? – спросил Иван Васильевич. – Аз добычи в прошлые годы имал изрядно, а коли надобно, так и занять могу по-родственному у братьев.

   – Не в деньгах дело, – сказал я, – Оно, конечно, смотреть на месте надобно, во сколько все встанет, но в тысячу, али в полторы всяко уложимся. Людей надобно, а где их взять! Плотину строить, да домну, да сам завод, да чтоб к осени в работу пустить, тут сотен шесть, а то и восемь работников потребно.

   – Найти людишек не велика печаль, – усмехнулся боярин. – В Рязани ноне воеводой брат мой, Никита Васильевич сидит, у него и поспрошаю, сотни две, а то и три найдет, да у Шигалея в Касимове с сотню попрошу. Остальных можно в Коломне да окрест набрать. По рублю в год им положить...

   – Мало, я своим по три полушки за день плачу, да хлебный припас и прочий корм. За год только деньгами – два рубля и двадцать пять алтын.

   – Эка напасть! – удивился Шереметьев. – Нешто эдак мужиков баловать можно?

   – Так и работают не за страх, а за совесть, и я не в убытке. Однако и по-иному можно: жалование не деньгами давать, а долей с доходов, окромя хлебной выдачи. Выгода в том прямая всем. Опять же никого неволить не надобно – сами со всем усердием работать будут, да друг за другом смотреть и учить неразумных по-свойски.

   – Оно конечно так, – согласился воевода. – Но однова ж, такого отродясь не водилось, чтоб черный люд баловать.

   – Ты Иван Васильевич, сам рассуди: года с три или более пройдет – самые справные деньжат накопят, чугунное ремесло уразумеют, да и задумают свое дело открыть. А мы им в том поможем. Государю челом бить будем, чтобы грамотку обельную дал, да своими деньгами в долю войдем, дабы быстрее спорилось. Глядишь лет через десять в твою мошну не с одного заводика доход, а с пяти пойдет.

   – Ох и хитер ты гишпанец! – всплеснул руками Шереметьев. – И то верно, и родовой чести в том порухи никакой, и прибыток немалый.

   – Тут не только наша корысть, но и государь доволен будет! Впору не у шведов железо закупать, а сами его «в немцы» везти.

   – И то верно! – сказал Иван Васильевич. – Токмо не дают ливонцы нашим купчикам торговать. Воют торговые людишки от их каверз.

   – Сию беду лишь едино лечить – свои порты строит, да флот! Без торговли морской не можно государству...

   – Городок в устье Наровы поставить можно, а вот флот, – задумался боярин. – Кому его строить? А построим суда, кто за море на них пойдет?

   – Пока некому строить, но дай время – будут мастера! И моряки будут. Доколе портов нет, откуда взяться им, без костей мясо не нарастет...

   Посидели, помолчали. Иван Васильевич плеснул вина в кубки, протянул один мне. Не люблю мальвазию. К тому же мучают меня подозрения, что сахар там по большей части свинцовый. Отставил в сторону и в ответ на удивленный взгляд Шереметьева пояснил:

   – Отравы берегусь! Несколько лет в Риме прожил, случалось видеть, что в сладкие вина торговцы кладут, ежели год холодный да винная ягода сладости не набирает. Свинцовый сахар дешев...

   – Эвона как! – удивился Иван Васильевич и тоже отставил кубок.

   – Поди, узнай какого года то вино, может и нет в нем той отравы, а ну как есть? Сразу-то не поймешь, а дни свои укоротишь изрядно.

   Шереметьев вздохнул, позвал кравчего и велел убрать с глаз долой кувшин с мальвазией. А я подождал, пока тот затворит дверь, и продолжил:

   – Потому только свое пью, благо государь в милости своей, своей жалованной грамотой дозволил мне хлебное вино и водки делать, для домашних нужд. Коли не побрезгуешь отведать, пошлю на расшиву за бочонками. Как знал, будет в том нужда.

   – Отведаю непременно, – ответил Иван Васильевич, заметив, однако: – Хоть и не по чину тебе меня угощать, аз местом пред государем выше буду!

   – По чину хозяин дома угощать должен, а воеводой на сей городок, Михайло Дмитриевич поставлен.

   – Михайло с утра со стрельцами ушедши. Гоняет как сидоровых коз, дабы не разбаловать, бает, ты сему научил.

   Вон оно как! Не забыл Ласкирев мой урок выходит...

   – С сотней? – удивленно спросил я.

   – Ногайцев опасаешься? – усмехнулся Шереметьев. – Так зря! Государь еще с весны повелел до полной статьи служилых сверстать, надысь четыре сотни прибыли, аккурат с судовой ратью.

   Выходит Ласкирев то теперь полковник, а это отметить надобно. Я кивнул воеводе и приоткрыв дверь кликнул своих бойцов, велев передать на расшиву, чтобы прикатили три бочонка с соответствующими отметинами. Заодно велел своим кухонным мужикам приготовить рассольник, благо его приготовление они освоили, а все нужные ингредиенты у нас на подчалке еще остались. Завтра он однозначно пригодиться.