Текст книги "Союз нерушимый (СИ)"

Автор книги: Сергей Хорев

Соавторы: Михаил Каштанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Глава – 4.

Родин

Научно испытательный институт ВВС РККА. Аэродром Чкаловский. Место, где получают путевку в небо все создаваемые в СССР самолеты. Сюда, на свой именной аэродром Родина привез ни кто-нибудь, а сам Чкалов, на своем личном самолете. Ну, вот возникла такая причуда у товарища Сталина – подарить своему любимцу личный самолет. Обычный поликарповский У-2, но в штучном исполнении. С Ходынского аэродрома до Чкаловского, даже с учетом стокилометровой скорости У-2, всего ничего. Приятная прогулка. А заодно и способ немного освежиться.

Все же на вчерашнем банкете Сергей оторвался по полной. Даже сам не ожидал, что вручение Золотой звезды, и все с этим связанное, на него так подействует. И это на него-то, циника и прагматика, бабника и пофигиста? А уж про ребят из экипажа и говорить нечего. У тех вообще были слезы в глазах и чуть ли не наяву вырастали за спиной крылья. Хотя, собственно, чему удивляться? Другая цена награды. Это не просто побрякушка, которую многие даже стыдятся носить, это признание твоих заслуг перед народом. Твоим народом! И это ощущалось во всем. Начиная с момента посадки на поле нового московского аэродрома Внуково, когда их у трапа встречали толпы пионеров и молодежи. И ведь встречали не потому, что их туда пригнали, а потому, что действительно были рады и горды увидеть героев Страны Советов. А сами герои смущенно и растерянно улыбались и чуть ли не прятались друг за друга. Ведь о награждении они сами узнали, уже вылетев из Свердловска, из правительственной телеграммы. А до этого, ни сном, ни духом!

Ну, а потом все было как на старых (для него, конечно) кинохрониках. Правда, только сначала.

Открытые машины. Отдающие честь постовые. Улицы и проспекты столицы. Стоп! А это что за проспект?! Раньше Родин неплохо знал Москву, приходилось бывать часто и подолгу, но этого места он не узнавал. Наклонился к сидящему рядом какому-то товарищу из правительства.

–Извините, товарищ. А что это за улица?

–Проспект имени Ленина! Нравиться? То ли еще будет, когда реконструкцию закончим!

Было и видно и слышно, что товарища буквально распирает от гордости. А почему бы и нет, если действительно есть чем гордиться? Проспект имени Ленина поражал даже привыкшего к облику современных ему городов Родина. Прямой как стрела, разделенный газоном и посадками на два встречных шестирядных потока, он шел 'от самых от окраин' до Большого Каменного моста, рассекая все Замоскворечье. И на всем его протяжении, справа и слева, сплошные строительные леса. План реконструкции и развития Москвы в действии. Про сам план Родин слышал. И в газетах много писали, и по радио постоянно об этом говорили, и на всевозможных собраниях и конференциях его упоминали. Вот только все это как-то пролетело мимо его внимания. Старая привычка фильтровать официальную информации и пропускать её мимо сознания, на сей раз сыграла с ним злую шутку – он пропустил что-то действительно важное. Ведь ничего подобного по масштабам, в их 'старой' истории не было!

А товарищ из правительства все говорил и говорил. И какие силы и средства были задействованы, и как план выполняли строго на сто процентов, и многое другое. Но одна фраза буквально подбросила Родина.

–К участию в проектировании были, на конкурсной основе, привлечены сотни архитекторов. Не только из Союза, но и из заграницы. Так, например, в конкурсе на создание комплекса Наркомата обороны победил проект немецких архитекторов Гитлера и Шпеера.

–Какого Гитлера? Рейхсканцлера?!

–Его самого. И победил честно, за это я Вам ручаюсь.

Комментарии по этому поводу, которые так и вертелись на языке, Родин озвучить не решился. Столь неформальная лексика в присутствии столь официального товарища, это как-то не то. Но в состояние этакого веселого обалдения ему самому это впасть не помешало. 'Дядя Адя проектирует здание наркомата обороны для Советского Союза! ...мать! И ... мать перетак! Да скажи такое кому там, в их будущем, в ответ такого о себе услышишь, что забудешь, кто ты есть на самом деле'.

А машины уже ехали по территории Замоскворечья. Вот только от прежнего Замоскворечья мало чего осталось. Словоохотливый член из правительства с удовольствием просвещал гостя, как проводился отбор зданий и сооружений, представляющих культурную и историческую ценность. Как архитекторы вписывали эти здания в новый облик города. На какие ухищрения приходилось идти. Некоторые строения пришлось переносить на новое место. Но ведь справились! А то ли еще будет!

Вот в это Сергей готов был уже поверить безоговорочно. То, что Москва уже не будет 'закольцованным' городом – это точно. И тем городом, который он знал и помнил, тоже. Да и страна тоже будет другой. Гордой. Сильной. Смелой. Великой.

Кортеж подъехал к Москве-реке. Вид на реку и Кремль был шикарный и величественный. Но внимание Родина привлек не Кремль, а блестевшие слева купола храма Христа Спасителя. Правда, теперь уже не Храма, а мемориального комплекса – Павших защитников Родины. Остались на месте панели с именами погибших во время Отечественной войны 1812 года русских солдат и офицеров. К ним добавились новые. И будут добавляться и впредь.

'Много же места потребуется. Но это правильно. Как же это правильно! И храм, построенный для того, что бы помнили, и мемориал организованный для того же, и то, что имена погибших тогда и сейчас будут рядом. Вечная память вам, воины земли Русской'.

Гостиница 'Россия'. Одевание. Кормление. Краткий инструктаж. И наконец, Красная площадь. Кремль.

Все эти кремлевские красоты на Родина впечатления не произвели, в прежние времена здесь бывал и неоднократно. Но вот встреча со Сталиным... Черт его знает, что он ожидал увидеть. Скорее всего, он до сих пор воспринимал и Сталина и Фрунзе и Котовского как каких-то исторических персонажей, не имеющих ничего общего с реальными людьми. Видимо поэтому, увидев Сталина живым, нормальным человеком, пожав ему руку и услышав своими ушами его выступление, он впал в какую-то прострацию, схожую с эйфорией. И мысли в голове вертелись какие-то идиотские. Вот почему его, например, так озаботил рост Сталина? Ну, увидел ты, что никакой он не коротышка и успокойся. Так ведь нет! Тупо пытался вычислить его с точностью до сантиметра. А когда ощутил на груди тяжесть Золотой звезды и ордена Ленина, то совсем поплыл. Хорошо, что рядом оказался Валерий Павлович. Тот, видимо посчитав, что все от волнения, а волнение лучше всего лечить чем-нибудь покрепче, влил в Сергея где-то около литра коньяка. Даже с его метаболизмом, такая доза, да на голодный желудок, да за короткий промежуток времени, оказалась совсем не терапевтической. Нет, вырубиться он не вырубился, но из адекватного восприятия реальности выпал. Перешел на автопилот. Именно в таком состоянии прибыл в гостиницу. Не выходя из автопилота, побрился и умылся. Аккуратно повесил на плечики китель и сложил остальное обмундирование. И только потом выключился.

А в шесть утра вскочил как по команде. Трезвый совершенно, но с мерзейшим состоянием души. И первое чем занялся – прокрутил в голове весь вчерашний вечер. А автопилот не подвел! Стыдиться, собственно, было нечего. Вел себя вполне пристойно и заслужил очень уважительный взгляд Чкалова. Тот и сам был выпить не дурак, когда можно конечно, поэтому поведение Родина после такой дозы выпитого оценил по достоинству. 'А ведь в восемь мне надо быть на аэродроме'! Взгляд на часы. Семь тридцать! У ё...!

Но успел. Такси дежурили у подъезда гостиницы круглосуточно. ЗиС-101, гибрид из 'Бьюика' и 'Мерседеса'. Чудо Советской конструкторской мысли. Без всяких кавычек, просто чудо. Ну, а как по-другому назвать машину, в конструкции которой были использованы самые передовые решения мирового автопрома? Так что до аэропорта буквально долетели.

А там уже ждал Чкалов. Посмотрел внимательно. Одобрительно хмыкнул. И к самолету.

И вот теперь с видом заправского экскурсовода водил Родина по ИЦ (испытательному центру). А посмотреть действительно было на что! После появления СБ-2, Сергей искренне считал, что удивить его будет непросто. Ох, как он ошибался! Вот и говори после этого, что науку двигают свободные ученые. Черта с два! Если этим ученым пинка не дать, они такого надвигают, что потом и не разберешься. По крайней мере, с прикладными науками это очевидно. Ну, вот вам наглядный пример стоит, поблескивая полированными боками. Красавец! И-180. А ведь в прежней истории именно на нем Чкалов и гробанулся. А здесь вполне летающий и без лишних аварий самолет. Вот его Чкалов и расхваливал! Прям как девицу на выданье. О чем ему Родин и не преминул сказать.

–Валерий Палыч, что ты мне его расхваливаешь? Как коня продаешь. Я ведь, все-таки, бомбардировщик.

–Ты, в первую очередь, летчик. И классный летчик. Поэтому машину ты должен не просто оценить, а почувствовать. Как породистого коня. Как женщину!

–Ну, Валерий Палыч, это ты загнул! Оценить-то я её оценил. И, даже на глазок, тебе некоторые её параметры скажу, но вот почувствовать. Для этого подержаться надо.

Но Чкалов шутки не принял. Только глаза сразу загорелись.

–А ну, пошли со мной.

–Куда?

–За разрешением. Заодно я тебя и с Поликарповым познакомлю.

–С Николай Николаевичем?

–А с кем же еще? Или ты другого Поликарпова знаешь?

Вот это новость! Увидеть Поликарпова, да поговорить с ним – это же мечта большинства летчиков. Ведь это был КОНСТРУКТОР! Именно так, большими буквами. Вот ведь человечище! Всё было против него – и обстоятельства, и время, и люди. А он творил! Он создавал. За пятнадцать лет – восемь самолетов! И не просто самолетов, а машин, определивших развитие истребительной авиации СССР. А потом затертый, забитый и забытый... Ну, кто в двадцать первом веке в России, кроме специалистов и любителей, знал, что даже создание революционного для своего времени И-200 – это работа Поликарпова. Украденная у него работа, получившая потом название МиГ-1. Но это было в другом мире*. Здесь Фрунзе взял его под свое крыло и никаких нападок не допускал. Вот и расцвел талант конструктора: И-180 и в 'то время' был машиной выдающейся, а уж теперь... Скорость 720км/ч. Вооружение – две пушки и два крупнокалиберных пулемета. А про пилотажные данные и говорить нечего – этим поликарповские машины славились всегда. И вот на этом чуде ему предлагали полетать! Да кто ж от такого откажется?!

Встреча с Поликарповым получилась, на этот раз, короткой и ничем не запоминающейся, кроме самого факта, что она была. Николай Николаевич был очень сильно занят и явно торопился. Но подпись свою на полетном листе поставил. А все остальное было для Чкалова делом пяти минут. Больше времени заняла подготовка к полету уже созданной, оказывается, спарки, двухместного учебно-тренировочного варианта И-180.

Короткий инструктаж от Валерия Павловича, и Родин устраивается в передней кабине. Тесновато, однако. С его габаритами, да в меховом комбинезоне. Ну, да ничего. 'Мы уж, как-нибудь. Мы уж, где-нибудь!' – вспомнилась цитата из детского мультфильма. Пристегнуты ремни. Взгляд обегает приборную доску, привычно выхватывая основное. В наушниках переговоры Чкалова с 'вышкой'. Наконец, дают разрешение на взлет. Мотор оглушительно ревет во все свои 1700 лошадей. Трехлопастной винт сливается в прозрачный, чуть трепещущий, круг. По ВПУ окающий баритон Чкалова: 'Ну, что Ефимович, поехали?'. Поехали. Ускорение вдавливает в спинку кресла. Разбег стремительный и короткий. Вот колеса отрываются от земли, но Чкалов не тропится, он продолжает разгонять машину, и лишь потом, резко забирает ручку управления на себя, стремительно набирая высоту. Красиво! Самолет буквально ввинчивается в небо. Да, это вам не бомбовоз! Это о-го-го! Это мощь и скорость. Это истребитель. А Чкалов видимо решил показать все, на что машина способна. Пилотирует стремительно. Эволюции переходят одна в другую без пауз. Кажется, что он заполняет небо вязью фигур пилотажа. Такого ощущения Сергий еще никогда не испытывал. Восторг! Пьянящее чувство легкости и полета. Его буквально распирало от эмоций и ощущений. А ту еще Чкалов с вопросами!

–Ну как? Не поплохело?

Ну что тут ответишь?

–Красота!

–А сам попробовать хочешь?

Он еще спрашивает?!

Сергей несколько минут приноравливался к машине и управлению. Машина была невероятно чуткая и послушная. В этом для него, привыкшего к другим ощущениям, и была главная трудность. Но опыт, как говориться, не пропьешь! Да и во время полета, он не только восторгался, но и автоматически отслеживал особенности управления. Ну и, главное, то, что ему всегда помогало при выполнении сложных полетов: как бы со стороны, представить себя в пространстве. Себя и то, что ты там хочешь сделать. Вот теперь – поехали!

Двадцать минут кувырканий в воздухе. Двадцать минут ощущения полной свободы и радости от единения с мощной и послушной машиной, которую он теперь ощущал как продолжение собственного тела.

Посадку осуществлял Чкалов. Все же для этого были нужны не только ощущения, но знание особенностей поведения машины в этом режиме.

Мотор, чихнув несколько раз, замер. После его рёва, тишина буквально навалилась, если можно считать тишиной шум живущего своей жизнью аэродрома. А вылезать из машины не хотелось. Слишком свежи были в памяти подробности полета. Сергей был весь еще там, в небе.

На землю его спустил уже вылезший из кабины Чкалов. Он стоял на крыле. Шлемофон был снят. Светлые волосы трепал легкий ветерок. Сейчас он был как никогда похож на свой памятник. Вот только нос подкачал, память об их с Сергеем знакомстве, и смотрел немного вбок. Да и речь для памятника были неподобающая.

–И какого х..., ты, ё... котенок, трам тебя тара-рам, молчал и в бомбардировщиках отирался?! Ты же, трам пам-пам – истребитель от рождения! Что молчишь и сияешь как...?!

–Палыч! Да ты не горячись. Ишь, разошелся! Я же впервые в жизни на истребителе летал. До этого ничего легче Р-5 в руки не попадало.

–А ты, часом не врешь, ёрш мохнатый? Быть такого не может! Да ведь чтоб такой пилотаж исполнить, годами учиться надо, да и то не всем дано.

–Ну, ей Богу, не вру! Мне что, перекреститься надо? Или и так поверишь?

Чкалов изумленно посмотрел на Родина и в задумчивости взъерошил свои волосы.

–Поверю, пожалуй. Но и проверю! Посмотреть хочу, что ты за уникум такой выискался. Марш из машины! Пятнадцать минут перекур. Как раз машину дозаправят и еще раз в зону сходим. Покажешь, на что ты еще способен. От взлета до посадки – всё сам. Справишься?

–А то!

–Ты мне смотри! – Чкалов погрозил Сергею своим увесистым кулаком: – Не зазнавайся! И не таких героев земля к себе приняла. Давай отдыхай и думай. Вопросы есть?

А вопросов было много. Коль пошли такие дела, то на одну интуицию уже рассчитывать просто глупо. Так что за пятнадцать минут не уложились, но часа хватило.

Как разносятся слухи-новости по аэродрому, Родин за все время своей службы так и не понял. Но то, что этот процесс существует и обладает колоссальной скоростью передачи информации, убеждался не раз. Вот и теперь весть о каком-то необычном полете никому не известного здесь летчика уже собрала целую толпу зрителей. И ведь не скажешь, что людям делать нечего. Все заняты своими делами. Просто в нужный момент все оказываются с этими делами поближе к нужному месту. Конечно, такое внимание несколько раздражало. Но Сергей уже был мыслями весь там, в небе. И все остальное отодвинулось куда-то на второй план.

Теперь он летел один. Ну, кто, кроме Чкалова, мог такое продавить?! Без допуска к полетам на этом типе самолетов, Без кучи разрешений и согласований. Велик и могуч Валерий Павлович! Но все это лирика и сейчас к делу не относится. Вот и команда – 'От винта!'. Рулежка. Короткий диалог с 'вышкой'. Мотор ревет, сотрясая удерживаемую тормозами машину. Взлет!

На это раз Родин выжал из машины почти все, на что она была способна. Почему почти? А зачем насиловать технику без крайней необходимости. Ведь это не реальный бой, это тренировочный полет. Вот только в уме он держал именно реальный воздушный бой. От взлета и до посадки. Он не собирался работать на публику, хотя такая мысль и мелькала, но для себя ему надо было решить, прав был Чкалов или ошибался, утверждая, что он прирожденный истребитель. А машина была чудо, как хороша! И Сергей выложился на все сто: всё что знал, всё, о чем когда-либо читал в мемуарах, или видел на кадрах хроники. То, что видел в реальных воздушных боях в Китае. Всё постарался вложить в этот полет. И, похоже, ему это удалось. И не понаслышке знакомый с авиацией аэродромный люд, это тоже оценил. Это было видно и по уважительным взглядам техников, встречавших самолет, и по молчаливым группам летчиков и технического персонала, теперь уже явно бросивших все свои дела. И по восторженному виду Чкалова. И ... по разъяренному Поликарпову, который тоже был среди 'встречающих'. 'Вот это я влетел!' – мысль пришла сразу, как только Сергей увидел главного конструктора, да так и осталась.

Наверное, единственным человеком, который в данной ситуации мог успокоить разбушевавшегося Поликарпова, был Чкалов. Да и ему это далеко не сразу удалось. Понять Николая Николаевича было можно. На новой машине, с которой даже не снят гриф секретности, и которая существует пока лишь в двух экземплярах, какой-то неизвестно кто, творит невесть что! Неизвестно сколько бы бушевала эта праведная ярость и к каким последствиям все это бы привело, если бы Чкалов не нашел простой и наглядный выход из этой ситуации. Он просто молча подошел к Родину, и распахнул у того на груди летный комбинезон. Явившаяся на свет божий Звезда Героя Советского Союза оказала немедленное магическое действие. Николай Николаевич запнулся на полуслове. Потихоньку выдохнул набранный в грудь воздух. И вдруг, икнул. Это было так неожиданно и в таком контрасте со всем предыдущим, что окружающие невольно рассмеялись и заулыбались. Нахмурившийся было Поликарпов, глянул сердито на смеющихся летчиков и инженеров, и видимо осознав всю комичность ситуации, сам тоже засмеялся.

Смех здорово разрядил обстановку, и Чкалов, видимо специально, чтобы поддержать общее настроение, представил нарушителя спокойствия в этакой шутливой форме.

–Разрешите Вам, Николай Николаевич, представить защитника Маньчжурского неба. Грозу английских и американских асов. Истребителя-бомбардировщика, Героя Советского Союза, Родина Сергея Ефимовича. Прошу его не казнить, а миловать.

Улыбавшийся в течение всего этого представления Поликарпов в какой-то момент замер, словно услышал нечто для себя важное. И уже не обращая внимания на готовившееся продолжение, перебил Чкалова.

–Как вы сказали, Валерий Павлович? Истребителя-бомбардировщика?

–Да. Так и сказал. Он же на своих бомбардировщиках, как истребитель действовал. Эх, и здорово они там наподдали...

–Наподдали, говорите. Это действительно здорово. – Видимо какая-то мысль уже почти целиком завладела конструктором. – Так, товарищи. Митинг под открытым небом прекращаем. А вас, товарищи Герои, прошу со мной. Сейчас чайку попьем и заодно побеседуем.

В одном из корпусов НИИ ВВС, у Поликарпова был свой кабинет. Даже не кабинет, а целый филиал его КБ. Так что и место нашлось, и чаек обещанный принесли быстро.

Поликарпов расположился за столом, жестом пригласив летчиков присаживаться, и сразу схватился за телефон.

–Гуревич на месте? Здесь? Замечательно! Передайте ему, чтобы немедленно зашел ко мне. Да, и материалы по двухсотому и ДИСу пусть возьмет с собой. Нет. Все не надо. Эскизы. Общие схемы и результаты испытаний. И последнее. Меня ни для кого нет. Только если какое ЧП.

Поликарпов повесил трубку, и довольно потирая руки, откинулся на спинку стула.

–Так, голубчики. Вот вы мне и попались! Валерий Павлович, надеюсь, Вы не успели рассказать нашему гостю обо всех наших новинках?

Чкалов, по всему видно, вольготно и непринужденно чувствовавший себя в этом кабинете, уже придвинул к себе стакан чая и смачно его потягивал с сахаром вприкуску. Не отрываясь от этого увлекательного занятия, он вкратце рассказал Поликарпову историю их с Родиным появления на аэродроме.

–Так что и показать и рассказать я успел немногое. Ну, а теперь и подавно не буду. Вы это лучше сделаете. А я, если надо, со своей колокольни словечко промолвлю.

–Вот и отлично. Пока товарищ Гуревич несет нам необходимые документы, я вас вкратце введу в суть дела.

Поликарпов от волнения даже встал, и, обойдя стул, оперся руками на его спинку.

–У нас в КБ сейчас активно разрабатываются три темы. С результатом одной из них, фронтовым истребителем И-180, вы уже так впечатляюще познакомились. Работы по нему практически закончились. Идет его передача на заводы. А вот две другие машины, не скажу что в начале пути, но еще на стадии испытаний. Первая – это высотный истребитель перехватчик. У нас он идет под индексом И-200 и работы по нему начались на основании заказа ВВС. Вторая машина... Вот здесь все намного сложнее. Разрабатывать мы её начали в инициативном порядке. И получившийся самолет ни в одну из известных сейчас схем не вписывается. Точнее не вписывался, пока товарищ Чкалов не указал сегодня его область возможного применения.

Чкалов, до этого спокойно прихлебывавший чай, отставил стакан и с удивлением посмотрел на конструктора.

–Я, конечно, велик. Но когда это успел такого натворить? Что-то не помню.

–Валерий Павлович! Да как же так! – Поликарпов от возмущения аж всплеснул руками, хотя этот жест применительно к крепкому мужчине надо обзывать как-то по-другому. – Вы же вот только что это сказали!

–Да что же я такое сказать успел?

–Истребитель-бомбардировщик! Вот. Это именно то, что мы искали. Исчерпывающе точное определение. Машина, которая, являясь высокоскоростным и маневренным истребителем, может наносить бомбоштурмовые удары по позициям противника и снова становиться истребителем. А если заменить бомбы дополнительными баками с топливом, то этот истребитель сможет сопровождать бомбардировщики на всем пути их следования.

'А ведь это 'Москито' или Ме-110. Только до одного здесь еще не додумались. А второй? Пока ничего не слышал'. – Родин торопливо перебирал в памяти все, что в ней было про истребители такого класса. А было, собственно, не много. Уже перечисленные 'Москито' и Ме-110, ну и американский 'Лайтнинг'. А вот историю советских ВВС, особенно экспериментальных моделей, он практически и не знал. Ну, не интересовался в свое время!

Монолог Поликарпова был прерван торопливым стуком. После громкого – 'Входите!',– обитая черным дерматином дверь приоткрылась и в кабинет, придерживая локтем папки и чертежи, вошел невысокий, почти совершенно лысый человек.

–А вот и Михаил Иосифович Гуревич. Руководитель группы общих видов и эскизного проектирования – нашего 'мозгового центра'.

Родин, слушал пояснения Гуревича, периодически задавал вопросы. А сам всё думал – 'Зачем всё это? Это интересно, прекрасно и замечательно. Но почему всё это рассказывают именно мне?'.

*

Историческая справка.

В октябре 1939 года в отсутствие самого Поликарпова (он находился в командировке в Германии), директор серийного завода ? 1 им. Авиахима Павел Андреевич Воронин и главный инженер завода Петр Васильевич Дементьев (будущий министр авиационной промышленности) приказом по заводу выделили из состава ОКБ Поликарпова часть подразделений (КБ-1 и КБ-2 – оба по истребителям), лучших конструкторов (в том числе Михаила Гуревича) и 8 декабря 1939 года организовали новый Опытный конструкторский отдел, а по сути – новое ОКБ. Руководителем ОКО-1 был назначен молодой военпред этого завода Артем Иванович Микоян (1905-1970) – родной брат одного из сподвижников Сталина – Анастаса Микояна. Его заместителями были назначены М.И. Гуревич и В.А. Ромодин, а отделу передан проект самолета Поликарпова. В группу руководящих работников ОКО-1 вошли А.И. Микоян, М.И. Гуревич, В.А. Ромодин, Н.3. Матюк, Н.И. Андрианов, Я.И. Селецкий, А.Г. Брунов, Д.Н. Кургузов и др. Микоян был человеком второго ряда, ничем не проявившим себя до того времени. Воронин, выдвигая его, убивал сразу двух зайцев: ослаблял позиции Поликарпова и получал поддержку самого Анастаса Микояна. Этот бюрократический ход оказался успешным. Уже в январе 1940 года Воронин стал заместителем министра авиационной промышленности. В ОКО-1 правдами и неправдами переманили значительную часть сотрудников ОКБ Поликарпова. Слухи о возможном аресте Поликарпова имели под собой определенную базу. Все знали, что аресту подверглась большая часть советской делегации, посетившей в 1937 году США. Кроме того, Поликарпова еще в 1929 году приговорили к смертной казни. Наконец, Поликарпов открыто исповедовал православие. Словом, компромата на него было достаточно. ОКБ Поликарпова понесло тяжелые потери. Поликарпов, вернувшийся из Германии, был поставлен перед фактом, а его предложения по доработке проекта были 'забыты'. Проект утвердили в том виде, в каком он находился до отъезда конструктора.

Сталин

Сообщение о событиях в Саратове привели Сталина в ярость. Вот только эта ярость была направлена, как ни покажется странным, не на полковника Новикова.

Получив доклад от Фрунзе, Сталин сначала просто не поверил. 'Как такое может быть?! Одна единственная дивизия, в течение ночи захватывает областной центр без единого выстрела и практически подменяет собой Советскую власть! Что же это за власть такая, которая позволяет с собой это делать?! Почему народ не встал на защиту своей власти? Или он, этот народ, больше не считает власть своей? Тогда к чему были все его усилия? Ради чего было все, что сделано за прошедшие двадцать лет?' – Мысли метались в голове, требовали выхода и немедленного действия. Вот только действовать Сталин сейчас и не мог. Не хватало информации. Саратов, да и большая часть области практически пропали. Ни телефон, ни телеграф, ни радиосвязь не работали. Даже правительственные линии оказались блокированы! Или к ним просто некому было подойти.

Некоторую ясность в ситуацию внес доклад Зиньковского. По сути, выходило, что в Саратовской области советской власти и не было. Всё высшее областное руководство уже находилось в разработке различных отделов НКГБ. Дело было крайне запутанным. Возможные связи уходили далеко и были не до конца отслежены. Доклады о главных фигурантах периодически ложились на стол Сталину, но единой картины не было ни у него, ни у руководства НКГБ.

Сталин никогда не позволял себе повышать голос на подчиненных, но сейчас готов был сорваться и сдерживал себя только огромным усилием воли. Но и оставить без внимания ТАКОЕ он не мог.

–Так как же так получилось, товарищ Зиньковский, что командир танковой дивизии лучше разбирается в текущей ситуации, чем всё ваше управление? Как вообще оказалась возможной такая ситуация, что власть в области была практически захвачена контрреволюцией, а мы об этом ничего не знали? У вас есть ответы, товарищ Зиньковский? Только не торопитесь. Нам нужны действительно ответы, а не попытки оправдаться.

Зиньковский чуть помедлил с ответом. Сталин не торопил. Отойдя к столу медленно и аккуратно, чтобы унять рвущуюся наружу злость, набивал трубку. Он прекрасно понимал, что сейчас чувствует 'Лёва Задов', который может лишиться не только места, но и головы. Такие провалы в работе не прощаются. Но и мешать ему он не собирался. Это делу не поможет. Сейчас нужна, правда и только, правда. Нужна информация. Без неё невозможно принять решение.

Правда, пауза длилась недолго. Зиньковский быстро собрался с мыслями.

–Разрешите, товарищ Сталин? – И получив в ответ утвердительный кивок, продолжил. – Из представленных материалов видно, что большинство из фигурантов дела оказались на своих местах в различных структурах власти Саратова в течение последних нескольких месяцев и даже недель. Это привлекло наше внимание, но и одновременно ограничило возможности по наблюдению и разработке. Тем более, что все назначения осуществлялись из аппарата ЦК и правительства по очень сложной схеме, и пришлось приложить немало усилий для выявления возможных инициаторов здесь, в Москве. Сложность и опасность складывающейся ситуации нами была оценена, но, как видим, не верно. Постановление об аресте начальника управления НКГБ Агранова и его заместителей мы собирались предоставить на ваше утверждение через несколько дней. Осуществить арест предполагалось в Москве. Для чего был уже приготовлен вызов Агранова на совещание руководящих работников. А по вашему первому вопросу, товарищ Сталин, пока, могу лишь строить предположения. Скорее всего, к действиям полковника Новикова подтолкнули какие-то события, произошедшие в последние несколько часов.

Доклад Зиньковского прервал звонок Фрунзе. Сталин слушал, молча, не прибивая и не задавая вопросов. Арсений (партийный псевдоним Фрунзе) как всегда, докладывал четко и по существу. 'Новиков вышел на связь по правительственной линии. Докладывает о ликвидации попытки контрреволюционного переворота в области, начавшего с ареста командиров частей и начальников военных училищ, расположенных в области. Аресты проводились без оформления надлежащих документов, на основании личных приказов Агранова, первого секретаря обкома Криницкого и председателя исполкома Фрешера. Действия армии поддержали представители трудовых коллективов и верные Советской власти сотрудники госаппарата, органов НКГБ и НКВД. Проводятся следственные действия в отношении задержанных. Полученная информация крайне важна и требует присутствия сотрудников центрального аппарата госбезопасности. Осуществляется передача управления областью и городом временным представителям, выбранным на собраниях трудовых коллективов и партийных организаций. Войска остаются в городе вплоть до получения приказа из Москвы и оказывают помощь сотрудникам милиции и НКВД в поддержании общественного порядка. Все предприятия города работают в обычном режиме'.

Сталин поблагодарил Фрунзе за оперативность и аккуратно положил трубку телефона.

–Вам все понятно, товарищ Зиньковский? Немедленно вылетайте в Саратов. С вами полетят представители ЦК и правительства. От наркомата обороны комиссия уже вылетела. А о ваших ошибках и просчетах мы будем говорить потом. Сейчас, главное, немедленно разобраться в ситуации на месте и если необходимо принять самые решительные меры. Докладывать мне обо всем важном немедленно. До свидания, товарищ Зиньковский.

Сталин относился к тем не многим людям, которые умеют думать о многом и разном сразу. А невероятно цепкая память, к тому же тренированная непрерывными нагрузками, этому очень помогала.