Текст книги "Плата за души (Книга 2)"

Автор книги: Сергей Гомонов

Соавторы: Василий Шахов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Разглядывая Комарова, все они переговаривались и то и дело взрывались хохотом. Наконец один из конвоиров толкнул к нему ногой деревянный ящик и, презрительно сплюнув, велел сесть.

Общество расселось за столом, и один из "иноземцев" стал сдавать карты.

Уже через полтора часа Комаров оказался в хлеву у одного из приятелей бывшего хозяина, о существовании которого узнал только в той "столовой". Дом боевика находился глубоко в горах, хозяйство было большое, а слуг явно не хватало. Роман понял, что его будут использовать как батрака, пока не выдохнется окончательно, а потом, быть может, пристрелят, как загнанную кобылу. Первым делом новый хозяин привязал его вместе со скотиной и поставил тазик с водой на расстоянии, которое тот мог преодолеть, хитроумно изогнувшись и опустив голову (руки были замотаны за спиной).

Через неделю привязывать его перестали: он вполне успешно "тупел". Вернее, это они думали, что он тупеет. У Романа же на самом деле, что называется, начался "сдвиг": то он сидел, уставившись в одну точку, как тот мальчишка, то начинал раскачиваться из стороны в сторону и что-то ныть, пока кто-нибудь не давал ему прикладом в зубы, если слишком уж надоедал. Однажды только он немного оживился, и за это "оживление" был нещадно избит хозяином: Комаров случайно увидел его жену, женщину еще молодую, еще красивую и еще не заезженную... До этого бывший юрист наблюдал за играми старших детей хозяина, и они показались ему не намного младше этой девушки, еще почти совсем юной, с двухлетним малышом на руках. Многолетний навык сработал независимо от состояния психики, и Роман быстро пришел к выводу, что первую супругу бандит благополучно свел в могилу и женился во второй раз. К несчастью, хозяин воспринял разумный блеск в глазах раба по-своему и отпинал его ногами, выбив последние остатки желания выходить из блаженного полулетаргического состояния...

Так тянулся сентябрь...

*******************************************************************************

Зоя смотрела на оранжевый диск лениво садящегося солнца. Золотая дорожка бежала по синей воде залива, и такими же синими были глаза Влада. Они сидели на берегу, и Зое было хорошо вот так прижиматься спиной к груди Владислава, приятно знать, что сейчас можно оглянуться и увидеть ту же сапфирную глубину в зрачках его ласковых глаз... Ей не хотелось, чтобы заканчивался этот день. Впервые в жизни она подумала, что правы были древние, которые верили, что с уходом солнца происходит маленькая смерть этого крошечного мира, а с рассветом возрождается вновь. Никогда прежде не размышляла она над этим вопросом.

Влад обнимал ее, и Зоя чувствовала себя счастливой и невероятно защищенной: его руки были точно крылья, а она походила на птенца, спрятавшегося в лебяжьем пуху. Он молчал, да и ей не хотелось говорить...

Краешек солнца мигнул и исчез под водой. Перистые облака, все еще подсвеченные снизу, так и просились на полотно искусного мастера.

– Не хочется уходить! – призналась она.

Влад улыбнулся и коснулся губами ее уха. Зоя повернулась и поцеловала его.

– Ты сегодня еще красивее, чем всегда... – шепнул он.

Откуда он узнал, что больше всего она хотела бы услышать именно это, именно сейчас и именно его голосом? Но Влад шептал ей что-то еще, и девушка уже не прислушивалась, не пыталась уловить смысл. Она забыла, где находится, забыла обо всем и обо всех, словно он унес ее в какой-то иной мир, где не было больше ни души...

Она опомнилась только когда стало совсем темно и взошла луна. Усталость и нега разливались по ее телу, сон прошел, но просыпаться совсем не хотелось, как не хотелось двигаться и о чем-то думать.

Приподнявшись на локте, Влад внимательно смотрел на нее своими потемневшими глазами. Что было в его мыслях, она не знала, да и не хотела знать, лишь спросила:

– Ты здесь?

Он улыбнулся и слегка кивнул.

– Нет, ты не здесь...

Он кивнул еще раз и опустил ресницы.

– Тебя что-то изменило, что-то произошло...

Он прикрыл глаза, взял узкую Зоину ладонь с длинными и тонкими пальцами, прижался к ней губами. И она начала вспоминать, каким он был только что – в зависимости от ее желания, которого она ни разу не произнесла вслух: то порывистым, то нежно-покладистым... Всегда разным... Только бы не нарушилось это никогда!

– Зоя... – начал он и на какое-то время замолчал. Девушка терпеливо ожидала продолжения: она уже привыкла, что иногда Влад говорит очень медленно, с большими паузами, словно испытывая ее терпение или желая тем самым впечатать сказанное в самое сердце собеседника. – Может быть, теперь мы с тобой долго не увидимся...

Вот и всё. Она сжалась от болезненного предчувствия, но все же смогла собрать в кулак всю волю и ответить беззаботным голосом:

– Мы и так видимся не очень часто... По крайней мере, мне хотелось бы видеть тебя гораздо чаще...

– Я говорю о другом. Ты неправильно поняла меня, солнышко... – он невесело рассмеялся, взял ее за плечи, повлек за собой, а сам откинулся на спину, так что Зоя оказалась у него на груди. – Меня не будет в городе...

– Главное, чтобы ты был среди живых, а все остальное ерунда! – стараясь казаться еще более беззаботной, ответила девушка.

– Сомневаюсь... Не пугайся, это образно! – он быстро поцеловал ее в испуганно раскрывшиеся глаза. – Т-ш-ш-ш! Образно. Как в книжках, понимаешь? "Живой в стране живых" и тому подобное... Просто я на какое-то время уеду из Ростова.

– Куда?

– Еще не знаю.

– Что-то случилось?

– Нет.

– Я вижу: случилось! Расскажи! Ну, пожалуйста! Я должна знать...

– Родная моя, послушай меня... – Влад слегка приподнял руку, и Зоя взглянула на его ладонь, как на блестящий маятник в руках гипнотизера. – Если я не расскажу тебе, ты придумаешь кучу всяческих страстей, если расскажу – будет то же самое...

– Поэтому лучше расскажи...

Ромальцев усмехнулся:

– Есть ложь во спасение... Хорошо, солнышко, объясняю, как ты хочешь – толком: я уеду по делам нашей фирмы, но конечного пункта не знаю. Как и того, какими будут результаты этой кампании...

– Ты хотя бы позвонишь?

– Постараюсь, но не обещаю...

Зоя поднялась, села и обняла руками колени:

– Можешь мне, конечно, не верить, но ты у меня только один... Я могу существовать только рядом с тем, кого люблю... Знаю, что выгляжу я иначе, но это так...

– Я знаю, – Влад тоже сел и поцеловал ее в плечо. – Можешь ничего мне не рассказывать, я вижу это...

– Ты видишь? – она недоверчиво обернулась и снова опустила щеку на колени. – Да, ты видишь, я это чувствую... Но не вижу тебя насквозь, а ведь раньше, по-моему, видела... И знаю, что ты относился ко мне по-другому, а я была счастлива обманывать себя, потому что не хотела верить, что меня можно не любить, бросить, не замечать, как многих других... Что изменило тебя, Влад? Ответь хотя бы на этот вопрос...

Он отвел от ее лица прядь белокурых волос:

– Большинство людей, солнышко – это целый мир, который их душа в разной степени стережет от чужого, может быть, враждебного взгляда. Ведь не каждый способен сходу оценить, что есть другой.

– Чужая душа – потемки?

– Приблизительно так, – согласился он. – Но если ты найдешь ключи и душа пустит тебя в этот мир, то ты увидишь его, восхитишься его несхожестью с миллионами других и обязательно полюбишь...

– Как хорошо ты сказал. Я не знала, что ты умеешь так говорить.

– А слова – это и не главное...

– Но я-то уж чувствую, когда говорят о том, что думают, а когда врут. И ты говоришь больше, чем просто думаешь... Мне кажется, ты хочешь, чтобы я попала в твой мир...

– Да, хочу. Но у тебя все впереди, Попутчица... Пока ты любишь только себя, а других пропускаешь через призму своей любви к себе. Если они "правильно" проходят сквозь нее, ты решаешь, что любишь их... Это все просто, но у тебя все впереди...

– Но ведь так делают все! Разве нет?

– Нет. Ты сумеешь и по-другому. Если дашь мне руку и пойдешь со мной по ступенькам...

– По каким ступенькам?!

Он расхохотался:

– Это я... образно выражаясь!..

– Ах ты!.. – она засмеялась и оттолкнула его. – Я с ним серьезно, а он прикалывается!

Влад тут же оборвал смех:

– Да нет, я не прикалываюсь... Просто я давно не видел таких солнышек, как ты...

Зоину обиду как рукой сняло. Она потерлась щекой о его плечо:

– Тогда и скажи мне, что любишь только меня! Скажи, только не так, как раньше! Скажи по-новому, что любишь только меня – и больше никого-никого!

Ромальцев отказался и покачал головой.

– Ах так! – полушутливо, полувсерьез возмутилась Зоя. Тебе что, жалко?!

– В мире есть множество всего, что можно любить. Когда свет сходится на ком-то или на чем-то клином, это просто тяжелая форма болезни...

– Тогда я больна... Или одержима. Во всяком случае, для меня свет сошелся клином на тебе! Как в той песне, помнишь? Иди сюда, загадочный хранитель моей души, иди! – она вскочила на своих ловких ногах и отбежала в сторону.

Влад не двинулся:

– Как ты... назвала меня?..

– Твоим истинным именем! Я счастлива и могу делать все, что захочу! А ты – счастлив?!

– Каждое мгновение...

– Так не бывает...

Она вскочила на большой валун, с одной стороны заросший осокой и камышами. Голос ее звенел на весь пустынный берег, пугая лишь разлетавшихся летучих мышей.

– Все равно ты меня любишь! Меня нельзя не любить!

Влад кивнул, печально улыбнулся и закурил.

**************************************************************************************

– А, Зайцев! – нюхнувший с утра дозу порошка, Дмитрий был в блаженном расположении духа. Работалось ему легко, и все шло, как по маслу: вот только что удалось выбить кредит там, где никто не мог этого сделать. С порошком он просто волшебник!

Зайцев переступил порог Аксеновского офиса. Это был худой жилистый человечек очень маленького роста, и за глаза его все называли Сморчком.

– Ну, здорово, здорово, Димитрий! – Зайцев пожал ему руку и сел в кресло. – Я тут вот почему. Мне бы выйти на вашего Ромальцева: дело у меня к нему неотложное... Да не хотел вот делать этого через твою голову, уважаю тебя, значить...

Они рассмеялись.

– Ну и какое дело у тебя к этому перестраховщику?

– Должно заинтересовать и его, и тебя... Как раз то самое, о чем мы с тобой мозговали в последний раз...

– Да неужели? Насчет этой дикой поездки в Чечению?

– Насчет нее...

Дмитрий поморщился, как будто понюхал водку, и его прямо-таки передернуло:

– Сбылась мечта идиота. Это я о нашем общем знакомом... Брякни-ка ты ему на сотовый, озадачь парня...

– Ты, значить, участие принимать в этом не будешь?

– Люблю я чужими руками жар загребать, Зайцев, ты же знаешь... А что там у тебя?

– Идея такая: нынче утром приводят ко мне в кабинет одного...

**************************************************************************************

Влад взглянул на часы и решил, что пора перекусить. Во второй половине дня намечалось много беготни, так что будет не до этого.

Он пожевал пиццу в ближайшем "фаст-фуде", немного пошутил со знакомыми девчонками-официантками, почитавшими его за постоянного клиента, сел в машину и поехал развеяться.

Ромальцев притормозил возле въезда в парк, где, можно сказать, прошло его детство. Давненько он тут не был... Наверное, все сильно изменилось...

Влад подкурил и отправился по аллейке с растущими по обеим сторонам голубыми елями. Обойти весь парк "за одну сигарету" было невозможно, да он и не хотел забираться слишком далеко. Поэтому, дав себе на релаксацию еще минут пять, Ромальцев уселся на скамейку в тени пышного желтеющего каштана, раскинул руки на спинке и отклонил голову назад. После бессонной ночи дремота пришла почти мгновенно...

Его уже ждали. Попутчик был вялым: он то ли спал, то ли бодрствовал:

– Твой затейник-приятель ухитряется искусственно делать то, чему учатся не одну жизнь... – сонным голосом пожаловался он. Может быть, хоть ты объяснишь ему, что для оболочки это слишком вредно? Нельзя прыгнуть выше головы, а от зелья ему только кажется, что он летает...

Первый Даос обратился из рассыпавшейся по дну овражка листвы в солнечную птицу и взмахнул крыльями. Третий продолжал:

– Твоя жизнь сейчас изменится. Чего ты и добивался, надо полагать...

– Наконец-то... Я чувствовал, что это будет сегодня...

И он ощутил, как что-то упало ему на крыло, а затем рассыпался золотым пухом...

Золотым пухом... Золотой разлапистый лист каштана лежал у него на руке, сорвавшийся с ветки... золотые волосы...

И скамейка чуть дрогнула, потому что кто-то сел на другом ее конце. Влад поднял глаза. Золотые волосы – словно мед из полыни...

Невысокая женщина в бежевом костюмчике. Рыжие волосы собраны в забавный хвостик на макушке и огненным водопадом переливаются на спине ниже лопаток. Он видел ее уже дважды: один раз – на набережной, тогда ее малыш еще не родился; а второй раз она перепутала его с кем-то другим... С ним самим... Теперь ее фигура была почти такой же безукоризненной, как и давным-давно – какой он помнил ее. Разве только легкая, почти незаметная полнота – но и она придавала ей жизни. Она должна была быть такой...

Незнакомка вытащила из прогулочной коляски двух-трехмесячного малыша и, поддерживая под мышки, поставила себе на колени. Улыбаясь во весь свой беззубый ротик, хорошенький рыжик радостно скакал у нее на руках, а она целовала его и болтала всякие милые глупости, как миллионы других счастливых матерей.

– Как его зовут? – невольно вырвался у Ромальцева тихий вопрос.

Женщина удивленно посмотрела на него, затем, по-видимому, узнала. По ее миловидному лицу с несколькими едва заметными веснушками и ямочками на щеках пробежала приветливая улыбка:

– А, это вы?! Как нас зовут? Давай скажем дяде? Скажем? она надула щеку и хлопнула по ней кулачком малыша; рыжик развеселился пуще прежнего и заливисто захохотал. – Скажи: "Меня зовут Сашкин!" Ну, скажи!

Влад посмотрел на мальчика, затем снова перевел взгляд на его красавицу-мать.

– Вас можно подвезти? – спросил он предательски дрогнувшим голосом: не удалось скрыть интонацию надежды, и потому вышло фальшиво.

Женщина ничего не заметила: ей не было дела до всего окружающего. Она только по доброте душевной терпела присутствие в их мирке кого-то постороннего; Влад понимал это и знал, каким будет ответ.

– Нет! – беззаботно сказала она, играя со своим сыном. – Мы гуляем и будем гулять еще долго, потому что только пришли! Да, Сашкин? Скажи: "У-у-у-у, какая мама нехорошая, так долго меня гулять не выводила!"

Ромальцев поднялся:

– Тогда счастливо вам погулять.

– Угу! Помаши дяде ручкой, Сашкин! Пока-пока, дядя! – она потрясла сжатым кулачком мальчика.

Ребенок не особо осмысленно, но как-то чересчур внимательно посмотрел в сторону Влада непрозрачными, до синевы серыми глазками, нахмурил лоб, призадумался, сосредоточился на мыслях, родившихся в маленькой головке.

– Какие мы грозные! Ух! – передразнила его женщина.

Влад чуть было не назвал ее по имени, но вовремя опомнился; однако помимо воли он шагнул к этой парочке и, озарившись какой-то странной, озорной – детской – улыбкой, сел на корточки. Женщина посмотрела на него и не узнала в нем взрослого человека, с которым говорила лишь минуту назад. Это был мальчишка, настоящий мальчишка, и он с интересом заглядывал в глаза ее Сашкину:

– Нет, – сказал он наконец и попытался, но так и не решился прикоснуться пальцами к румяной щечке рыжика, – он не грозный... Он – просто вспоминает и не может вспомнить... Правда ведь, Сань? – мальчишка во взрослой оболочке подмигнул. – Забудь, не стоит! Мы все делаем много ошибок, и что было бы, если бы нам не подарили счастье забывать их – хоть иногда?..

Рыжик затих, да и женщина растерялась. Тут же мираж пропал. Влад был собой, разве только улыбка его исчезла не сразу, а мгновение спустя. Он извинился, поднялся и словно отпрыгнул от них. Ей показалось, что он как бы схватил себя за шиворот и отдернул в сторону.

В этот момент у него запиликал мобильный телефон, и, кивком попрощавшись, Ромальцев направился к воротам парка.

Разговаривая с Зайцевым, он не знал, что женщина еще долго провожала его глазами, забыв даже о своем сокровище, которое задумчиво ощупывало непослушными пальчиками ее лицо...

НЕСКОЛЬКО НЕДЕЛЬ СПУСТЯ...

Щебет птиц смолк. Из темной лесной чащи на узкую, едва заметную тропку вышел огромный серебристо-серый волк и царственно огляделся по сторонам. На солнце наползла туча, и в желтых глазах зверя разлилась тоска. Он неторопливо двинулся по своим владениям.

(Мужской голос с сильным кавказским акцентом):

– Если бы не эта власть, то мы давно бы умерли с голоду. Деньги идут и к нам. Разве не удивительно, что мы сражаемся с российской армией, держа в руках российские автоматы и одетые в российский камуфляж, купленные у россиян на российские деньги?!

(Кизляр. Толпа людей на площади у памятника... Люди кричат, не слыша друг друга, люди возмущены и бурлят от гнева...)

Серебристый лесной царь прибавил скорости и потрусил, а затем и побежал по склону. Сильные мышцы перекатывались под его мохнатой шкурой... Он бежал все быстрее и быстрее, состязаясь с самим ветром...

Люди кричали и размахивали транспарантами:

– Мы боимся своей армии! – скандировали они.

– Москва – обман и ложь!

– Москва свою игру играет!

– Вывести войска из Дагестана!

Волк взлетел на склон и остановился на самом краю обрыва. Небо заволокло осенними тучами. И тогда он поднял голову и, зажмурив желтые глаза, истошно завыл.

(Хор множества мужских и женских голосов):

– Уважаемый господин Президент! Очередной виток братоубийственной войны в Чечне лишает россиян последней надежды на скорейшее мирное разрешение конфликта. Бессмысленность и непопулярность этой войны очевидны для каждого. Разрушен Гудермес – второй по величине чеченский город. На очереди третий, четвертый – сколько еще потребуется доказательств безнадежности силового решения? В конце XX века, когда принцип политического урегулирования распутывает даже такие узлы, как ближневосточный или ольстерский, чеченская война представляется диким анахронизмом в глазах россиян и мирового сообщества. Мы, интеллигенция России, обращаемся к Вам с настоятельным призывом: ОСТАНОВИТЕ ЧЕЧЕНСКУЮ ВОЙНУ!

Волк выл, захлебываясь, не прерываясь ни на мгновение, не открывая глаз... И все более безнадежным был плен дневного светила, захваченного свинцовыми тучами. Природа смолкла. Лишь властелин гор мог рвать свою волчью душу, только его еще слышало умирающее небо...

(Голос женщины-репортера):

– Сегодня Ачхой-Мартан напоминает блокадный Ленинград, со всех сторон окруженный войсками, которые всю свою воинственность срывают на мирных жителях. Буденновск и его жители совершенно невиновны в том, что произошло в Чечне. Но точно так же и мирные жители Чечни не причастны к политическим авантюрам Дудаева и его окружения. Но этого почему-то все предпочитают не замечать. Ситуация осложнилась еще больше. Умирают молодые и старики. И что самое страшное – умирают дети. Каждый день этой бессмысленной войны продолжает множить число не только официальных, но и незамеченных жертв этой бойни...

Дрожали дикие косули, дрожали птицы, дрожали, кажется, даже вековые деревья в верховьях гор, слыша волчий вопль, который все не прекращался, то ли клича беду, то ли зная, что никуда от нее не деться...

(Два мужских голоса):

– И последний вопрос. Какой вы видите перспективу восстановительных работ в Чечне?

– С оптимизмом. В нынешнем году мы в основном решаем вопросы социального блока. Как известно, в последнее время ситуация в Чечне опять ухудшилась. Только строителей в результате обстрелов и нападений боевиков мы потеряли тридцать человек. Но, думаю, разум и добрая воля в Чечне возобладают. Люди устали от войны, крови и насилия. А значит, есть надежда, что жизнь в республике войдет в свою нормальную колею. Для этого и трудятся многочисленные трудовые коллективы из различных регионов России...

Устав от своей песни, волк начал замолкать. Это был уже не вой, мощный и останавливающий в жилах кровь. Это был тихий плач, не слышный никому... Кроме него самого...

(Женский голос):

– По дорогам и задворкам Чечни тенью бродит нынче детская беда, пугая матерей пуще волчьей злобы. Чеченские и ингушские, русские и еврейские, татарские и Бог их знает, чьи еще дети попадают в руки наркоманам, становятся сами наркоманами, а фактически – товаром, которым торгуют безродные псы войны...

Волк медленно опустил голову и посмотрел со своей вершины на расстилавшийся снизу аул. Зоркий глаз лесного царя различил играющих внизу детей. Он смотрел на них пристально, но желтые глаза его были непроницаемо-пусты...

(Мужской голос):

– Дети в селах горной Чечни любят играть в Шамиля Басаева. Наиболее храбрый и сообразительный мальчуган изображает самого "национального героя", его друзья становятся боевиками. Заложниками и российскими солдатами быть никто не хочет, и эта роль достается наиболее слабым, небойким. Игра заканчивается всегда одинаково: счастливые восьмилетние "боевики" возвращаются в родное село. Не стоит сомневаться, что скоро появится и новая игра – в Салмана Радуева. В кого именно будут играть чеченские дети через несколько месяцев, пока неясно, но очевидно, что ребятишкам не придется ломать голову над этим вопросом: жизнь сама подскажет новое развлечение.

От победных мальчишеских воплей, разнесенных любопытным эхом по горам, уши серого дрогнули. Он шумно встряхнулся. Глаза его совершенно потускнели и не видели больше ликующих "победителей".

(Сообщение Би-би-си с наложением бесстрастного голоса переводчика):

– Руслан Хасбулатов официально дал согласие стать соискателем поста лидера Чечни на выборах в этом году. Сторонники Дудаева объявили эти выборы незаконными и призвали население бойкотировать их...

Переминаясь с ноги на ногу, волк все еще смотрел на аул, на детей, затеявших новую игру и дерущихся друг с другом в точности как взрослые...

(Мужской голос):

– Сегодня можно уже с уверенностью констатировать, что перемирие в Чечне окончательно сорвано и началась новая широкомасштабная война. По сообщению Интерфакса, особых событий за истекшие сутки в Чечне не произошло. Позиции федеральных войск 34 раза подвергались обстрелам. Объектами обстрелов по-прежнему остаются контрольно-пропускные пункты, комендатуры, пункты временной дислокации воинских частей. В Грозном боевики пять раз обстреляли здание, где разместилось Главное управление объединенных штабов...

Съежившись и как бы состарившись, волк развернулся и потрусил прочь со склона. А с неба сыпал мелкий надоедливый дождь...

(Голос робота):

– Органами. Внутренних. Дел. России. Разыскивается. // Дудаев. Джохар. Мусаевич. // 1944 года. Рождения. Уроженец и житель. Города. Грозного. Обвиняемый по статьям.// 64. Пункт "а". // 70. Часть 1.// 133. Часть 1.// 74. Часть 3.// УК Российской. Федерации. Если кому-либо. Известно. Его местонахождение. Просим. Сообщить. В ближайший. Орган. Внутренних дел. Или позвонить. По телефону.// 02. МВД. России.

Не оглянувшись напоследок, волк скрылся в чаще...

(Торопливый голос репортера, прерываемый помехами: репортаж из Грозного):

– Другой вопрос: кому надо его ловить? Ведь, задержав Дудаева, надо будет устраивать суд. А на процессе подсудимый вполне может поделиться с обществом интереснейшей информацией, касающихся российско-чеченских отношений в 1991-1994 годах. И мало ли чем обернутся для больших политиков откровения человека, которому нечего терять...

– Махмуд! Хавуоолла! Едут... – подходя к воротам, окликнул своего напарника высокий боевик в больших черных очках и берете "а-ля Че Геварра".

Махмуд щелкнул затвором. Его едко-зеленый "натовский" комбинезон в свете прожектора ярким пятном выделялся на фоне выложенного из горной породы забора.

Подскакивая на кочках, выныривая из канав и вновь попадая в расхлябанную от осенней грязи колею, к опутанным колючей проволокой воротам подкатил армейский джип.

Убедившись, что в машине находятся те, кому положено там находиться, Рустам и Махмуд открыли въезд.

– Вай! – поднявшись с сидения, радостно воскликнул один из приехавших и раскинул руки. Рустам и Махмуд загалдели и бросились встречать победителя.

– Со чьо ка двэлла! – после всех встрясок и объятий сообщил приехавший. – Со мацьвэлла...

Обнявшись и подбадривающе похлопав дорогого гостя по спине, Рустам повел его в лагерь, а водитель с помощью Махмуда выгнал из машины еще одного человека. Это был высокий парень в утепленной джинсовой куртке, потертых джинсах, ботинках военного типа на протекторной подошве с высокими "голяшками" и, главное, с завязанными широкой черной лентой глазами.

Махмуд, не церемонясь, развернул его, привалил к машине и обыскал. Удовлетворенный результатом, он прихватил его за рукав и потащил к воротам, а затем продолжил напутствие уже при помощи подталкивания дулом автомата. Хоть и не связанный, пленник беспрекословно подчинялся.

Главные расположились на поляне у костра. Сооруженный из крепких досок стол стоял в стороне и ломился от всяческой еды и питья. Кроме того над углями мангала жарился настоящий шашлык из откормленного барашка – голова этого животного была насажана на кол тут же, рядом, а сам кол воткнули глубоко в землю, так что получился своеобразный памятник нынешнего пира.

С пленника стянули повязку, и он, щурясь с непривычки, огляделся по сторонам. Главные не смотрели на него прямо, но искоса то один, то другой все же изучали, что за фрукт пожаловал на десерт. Это был мужчина явно не русской внешности, с двухнедельной, а то и больше, щетиной на лице и внимательными голубовато-зелеными глазами. Он натянул болтающуюся ни к селу, ни к городу повязку на лоб и тем самым убрал с бровей мешающие темные волосы. Особенного страха он явно не испытывал.

– Проверили – все чисто?.. – с акцентом, но по-русски спросил один из полевых командиров, усаживаясь в складное кресло для пикников.

– Ага, – с гортанным призвуком заверил водитель.

– Ну, Зелимхан, с возвращением! Хреново там было, в России?

– Хреново. Тут лучше, – ответил тот, кого так радостно встретили привратники.

– А ты, оказалось, смелый, хюрсик! – командир посмотрел теперь на пленника, и все остальные грохнули от смеха: мультяшный персонаж с рыльцем вызывал особенно теплые чувства у мужественных горцев. – Надо было б, канешна, за каждого из иностранцев по два наших парня требовать, ну да подавись они, свиньи русские! И так всех, на х..., перережем... А ты, – он глянул на русского так, словно сморкнулся, – ты нам гарантией будешь, чтоб с Тамерланом чего не схитрили твои...

Пленник даже не пошевелился. Бандиты вдоволь посмеялись над ним и милостиво предложили сесть на бревно у стола. Парень не стал спорить и отказываться, а потому спокойно сел.

– Махмуд, хавуоолла! – крикнул другой командир с закатанными по локоть рукавами. Такой густой шерсти, как на руках у этого боевика, не видели даже его товарищи, не говоря уж о пленнике.

Привратник возник из темноты.

– Махмуд! Веди сюда иностранцев. Шашлыка им угостим на дорожка! Хюрсик, а ты шашлык любишь, а?

Пленник равнодушно повел плечами. Остальные снова грянули хохотом: непонятно почему, но упоминание о "запретном плоде", а точнее, о "запретной плоти" мусульман их веселило до упаду.

– Где им еще настоящий шашлык кушать придется, да? продолжал острить первый полевой командир, не столь мохнатый, как его товарищ. – А ты, хюрсик, подумай: может, тебе с нами придется остаться... Как, а?

Все пили водку. "Распутин", "Смирнофф", еще какую-то... Махмуд оперативно доставил к столу востребованных иностранцев и, глотнув из протянутого ему за службу стакана, отошел.

Иностранцы были французами, точнее, тем, что осталось от двух французских журналистов – супружеской пары. Оборванные, грязные, изможденные, доведенные до полудистрофического состояния.

– Видишь, женщина, ты двум, – командир показал два растопыренных пальца, – нашим джигитам жизнь спасла! Вах, вах! Ну, садись, говорю! И слушай: выпей с нами, женщина, за здоровье всех пленников! Давай, не стесняйся. Щас дома будешь. Жалко, если йурсик водку не попробуешь!

Тем временем пленник незаметно взглянул на наручные часы. Вероятно, их с него не сняли только лишь потому, что они показались боевикам чересчур дешевыми.

Журналистка попыталась от водки отказаться, но полевые командиры прицепились к ней с удвоенной силой и стали совать рюмку ей в лицо. У женщины не было сил бороться с ними; тогда она сделала вид, что предпочитает пить самостоятельно. Муж ее, ласково подбадриваемый автоматами, не мог и рукой двинуть.

– И ты держи, пацан! – сказал мохнатый и вручил пленнику полный стакан "Распутина". Тот, ни слова не говоря и даже как будто не выдохнув, опрокинул в себя все содержимое и не поморщился. Мохнатый с показным восхищением хлопнул себя по ляжке:

– Вай, молодец, хюрсик, мужик! Во как надо пить! Ты тоже давай! – потребовал он у француза, наполняя "Распутиным" все тот же стакан.

Тот пытался что-то объяснить на своем языке, но его, естественно, никто не понял. Женщина на ломаном русском сказала, что у него больной желудок. Чеченцы взорвались хохотом:

– Вот и полечи свой желудок, чмо американское! Вай, взгрев!

Бедолагу с первого же глотка вывернуло. Он закашлялся и упал на колени. Женщина плакала. Пока все потешались над ее мужем, русский сделал ей знак вылить водку в траву. Она так и сделала и тут же поднесла пустую рюмку к губам. Русский закурил.

– Во, а женщина твоя – молодец! Смотри-ка, Аслан! Выпила! Га!

– Веди их в машину, Махмуд! – явно заскучав в обществе "трезвенников-язвенников", сказал мохнатый Аслан. – Хюрсик хорошо пьет, он с нами останется!

Пиршество продолжалось. Пленнику протянули второй стакан, и снова наполненный до краев:

– Давай, покажи еще!

Русский поднялся, отбросил сигарету и хрипловато сказал:

– Отолью для начала...

Чеченцы рассмеялись. Едва он сделал шаг в сторону, с жухлой травы поднялась кавказская овчарка и угрожающе зарычала. Вернувшийся Махмуд гаркнул на нее и пошел проводить пленника и сделать то же, что собирался сделать и тот. Выйдя за круг света, русский отвернулся к кустам и звякнул заклепками куртки по пряжке ремня. Махмуд тоже не стал слишком удаляться от остальных и расстегнул штаны, стоя шагах в пяти от пленника.

Внезапно боевики услышали совсем рядом леденящий душу волчий вой. Никто не успел понять, что происходит, как вдруг русский развернулся и швырнул что-то маленькое и сверкающее в горло Махмуду. Сюрикен воткнулся прямо в сонную артерию чеченца, и тот осел в траву, как и был – с расстегнутой ширинкой. Среагировав на предсмертный хрип, собака с яростным ревом вскочила с места, но русский пленник уже завладел оружием умирающего врага и, прикрывшись его телом, как щитом, от очередей переполошившихся чеченцев, первым делом пристрелил овчарку.