Текст книги "Поющие камни"

Автор книги: Сергей Жемайтис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

ТАЙФУН

Алексей Викентьевич Брюшков не выходил из радиорубки. Не снимая наушников, он сидел за своим низким столом перед панелью радиостанции. Он то писал, а то просто слушал, что творится в эфире. А там передавались захватывающие дух тревожные события. Вдоль японских островов с чудовищной скоростью двигался тайфун. Ураган сносил поселки, топил суда, волны необыкновенной высоты заливали берега островов. Алексей Викентьевич слышал сигнал бедствия с четырех кораблей. В Цусимском проливе погибал пассажирский лайнер «Барселона». Потерял управление норвежский танкер «Осло», беспомощное судно несло на рифы близ острова Кюсю.

«SOS! SOS!» – передавал радист с итальянского судна «Санта-Мария».

«Продержимся не больше часа, разошлись швы, вода заливает котельную!» «SOS! SOS!» – летели сигналы с американского судна «Альдебаран».

На маяке все притихли. Степан Харитонович разговаривал вполголоса, не слышно было ни шуток, ни смеха: в океане погибали люди, и не только на этих четырех кораблях. Сколько уже пошло на дно безвестных джонок, ботов, катеров, которых тайфун застал в море!

Троня не выходил из радиорубки.

– «Альдебаран» замолчал, – сказал радист. – Нет, держится. К нему подходит наша «Вега». Страшная штука... В такой штормяге не подойдешь к борту, не спустишь шлюпки.

– Дядя Алеша, а как «Барселона»?

– Ту не слышно. Вышли спасательные суда из Дальнего, пошли на помощь несколько торгашей.

Троня резанул рукой по воздуху.

– Эх ты! Неужели не спасут?! А ты сиди здесь! – Он с неприязнью посмотрел в настежь открытую дверь. Там сияло солнце. Неподвижно лежал океан. Легкая белая полоска виднелась на рифах. Даже прибой не грохотал. Только кричали птицы. И в то же время всю эту тишину, все великолепие солнечного дня пронизывала тревога.

На русском, китайском, на английском, на японском, норвежском, французском языках по радио передавались приказания, захлебываясь, сообщали дикторы последние известия, летели телеграммы близким. И все это покрывал зловещий сигнал, хорошо понятный каждому человеку: «SOS» – «Спасите наши души».

Степан Харитонович, неразговорчивый, суровый, обходя свои службы, отдал распоряжение мотористам держать наготове машины, проверил сирену. Она заревела протяжно, как голодное чудовище, вышедшее из океана. Он поднялся на маяк и, стоя на балконе, долго вглядывался в мглистый горизонт. Небо на юго-востоке приобрело грязновато-серый цвет. Ветер совершенно стих. И почему-то вдруг присмирели птицы. Чайки и бакланы летели к своим гнездовьям.

По железным ступеням лестницы звонко зашлепали подошвы Трониных сандалий. И вот он появился сам, тяжело дыша, взволнованный, с горящими глазами.

– Тайфун идет к нам. Телеграмма из Владивостока! Движется по дуге! Нас захватывает! Барометр так и катится!

Дедушка ответил, продолжая глядеть вдаль:

– Без них знаем. Я уже сообщил на комбинат. Видишь, какая мгла на горизонте. Да и птица домой летит. Во второй половине подует, нечистая сила. У меня еще с вечера поясницу ломило.

– Я буду штормовые сигналы вывешивать, – сказал Троня.

– Давай вешай!

Троня вытащил из рундука сигнальные шары и треугольники. С вершины маяка спускалась флаг-фала – тонкая веревка. Он прицепил к ней набор сигналов и поднял на мачту, укрепленную над фонарем.

– Теперь возьми бинокль да посматривай, все ли заметят сигнал, – приказал дедушка. – Не дай бог, кто замешкается. Забудет за работой посмотреть в нашу сторону и пропадет не за понюшку табаку. Радио-то не на всех посудинах еще поставили.

Дедушка ушел, гремя по лестнице коваными сапогами, а Троня присел на складной стул, на котором иногда любил посидеть дедушка и полюбоваться, как он говорил, «всякими красотами».

В нескольких милях от берега рыбаки поднимали сети. За этих не надо было беспокоиться; через час они уже пойдут в бухту. Дальше в океане темными черточками виднелось десятка полтора кавасаки и среди них один сейнер. Тут тоже нечего беспокоиться: на сейнере есть радиостанция, и, там уже приняли радиограмму о тайфуне. Мальчик, положив бинокль на перила, медленно ощупывал взглядом океан. Уже несколько кавасаки, растянувшись цепочкой, спешили к пристани.

– Посмотрим, как там, у Бакланьих камней, – сказал Троня и направил бинокль на восток.

В пятнадцати милях возле чуть видных скал стоял бот. «Дядя Кузьма опять там краба ловит». С этого дальнего участка Кузьма Ефимович возвращался обыкновенно к вечеру, а иногда, если улов был плохой, приходил только утром.

Троня спустился по лестнице на один пролет ниже и вошел в дежурную. Здесь на столе стоял телефонный аппарат. Он снял трубку и набрал номер.

– Это вы, товарищ Лукин?

– Да, слушаю, – отозвался дедушка.

– У Бакланьих камней один кавасаки замешкался. Наверно, дядя Кузьма. А на большой отмели сейнер. Надо его послать туда.

– Правильно! Сейчас прикажу радисту. Лучше гляди за морем, Трофим!

– Есть лучше глядеть за морем! – повторил Троня, повесил трубку и снова пряник к биноклю.

Прошло несколько минут, и сейнер пошел, взяв курс на Бакланьи камни, а все кавасаки с Большой отмели потянулись к острову.

Троня прислушался, и на лице его мелькнуло недовольство. Он услышал на лестнице Костины шаги. Сегодня Костя пришел совсем некстати. Дедушка не любил, когда в горячую пору на маяке находятся посторонние люди. Да и сам он занят по горло. Троня покачал головой: «Не вовремя пришел Костя, но ведь он не виноват? Почем он знает, что у нас затевается? Ждал, наверное, меня, ждал, взял да и пришел».

Костя показался из люка и весело крикнул:

– Вот ты где!

Троня, не отрываясь от бинокля, пригласил его жестом подойти поближе. Костя спросил:

– Ты что это там увидел? Дай-ка посмотреть!

– Погоди! Горизонт осматриваю. Не видел разве штормовые знаки?

Костя задрал голову:

– Повесили уже? Может, ничего не будет! Хотя папа получил телеграмму. Меня с пристани прогнал. Я дома сидел-сидел, ждал тебя, ждал и решил: дай, думаю, схожу на минутку, узнаю, что случилось. Погода-то какая! Красота! Искупаться бы...

Троня оторвался от бинокля и сурово посмотрел на Костю.

– Вот что! Я сейчас на вахте. Ты знаешь, что будет, если хоть кто-нибудь останется в море до вечера?

Костя зевнул.

– Что-то спать хочется. Ты знаешь, зачем я к тебе пришел?

– Ну, сказал уже. Что это там такое белеет? Купаться захотелось? Парус? Нет, чайка. Какая-то шальная, вроде тебя. Все к берегу летят, а она от берега.

– Сейчас уйду. Очень интересно мне на пустое море глаза пялить. Подумаешь, вахтенный!

Троня ответил так, будто не слышал этих задиристых слов:

– Ага, дядя Кузьма домой тронулся вместе с сейнером. Ну, кажется, теперь чисто в море. – Опустил бинокль и показал на небо: – Видишь, какая размазня появилась?

На мутно-голубом небе будто кто намалевал вкривь и вкось белые полосы, спирали, крючки.

Костя бросил скучающий взгляд на небо и ответил как ни в чем не бывало:

– А мы ведь сегодня собирались с тобой в лагуну переходить. Харловские там весь день бултыхались.

Троня сказал с усмешкой:

– Они туда как на службу ходят. Может, досидятся там до тайфуна.

Костя потянулся, зевнул.

– Тайфун – тоже интересно. Ты знаешь, я почему-то люблю всякие бури. Когда ветрище, волны! Ух, красота!..

Троня покачал головой.

– Ты думай, что говоришь. Красота! Это сидеть на берегу, на каменном линкоре – красота. А там, – он махнул рукой в океан, – там сколько кораблей погибло. Тайфун всю Японию снес. Сейчас, наверное, уже над Хоккайдой проходит. Вот-вот у нас будет. Нам-то что! А вот там...

Костя виновато притих, пытаясь представить себе тайфун, погибающие корабли. Он вспомнил самую сильную бурю, какую ему удалось пережить. Волны залили тогда пляж, порыв ветра повалил киоск с газированной водой. Ветер бил в лицо, нес соленые брызги. Костя с мамой и все отдыхающие в Гагре стояли на дороге возле пальм и любовались этим красивым зрелищем.

– Ты что задумался? – спросил Троня.

– Да так, тоже вспомнил один ураган. Тогда о нем все газеты писали. На моих глазах целый дом ветром перевернуло.

– Дом?

– Ну да, так и полетел вверх тормашками, – врал Костя без зазрения совести, чтобы вырасти в глазах друга.

Троня опять стал глядеть в бинокль, губы его лукаво улыбались.

– Говоришь, целый дом перевернуло? Сколько этажей?

– Этажа три-четыре! На моих глазах!

– Дом перевернуло, а ты остался стоять?

– Я за пальму держался.

– Мертвая хватка!.. Опасный случай!.. Смотри, какая волна пошла. А только был штиль. Ох, и хлещет!

– Дай-ка посмотреть. Ты не веришь? Ну, может, и не три этажа...

– Понятно. Где там этажи считать в такую бурю.

– Если хочешь знать, то все-таки перевернуло!

– Дом?

– Ну, пусть не каменный.

– Какой? – допытывался Троня, не отрываясь от бинокля.

– Пусть деревянный. В нем водой торговали... Ну дай же взглянуть!

– Киоск с газировкой?

– Пусть киоск... Ну дай же!

– Вот это другое дело. На! Ремешок на шею накинь, а то уронишь бинокль, тогда дедушка нас живьем съест. Ты посмотри, какое солнце стало, как донышко у алюминиевой кастрюльки.

– Да, совсем белое. Хоть бы ветерок. Прямо дышать нечем. – Костя вялыми руками поднес бинокль к глазам. Ему показалось, что океан накрыли волнистым железом. От подножья скалистого мыса, от рифов, закрывающих с моря лагуну, доносился густой рев. Берег побелел.

– Ты посмотри хорошенько, нет ли еще где кавасаки, – попросил Троня.

– Кавасаки нет, на горизонте дым: наверное, какой-то торгаш идет.

– Это не дым: небо такое тусклое.

Костя снял с шеи ремешок бинокля.

– Пошли вниз.

– Мне нельзя. Я должен за морем смотреть. – Троня взял у Кости бинокль. – Может, с другого острова появится кавасаки или сейнер, и вдруг у него радио испортилось. Пропадет без меня!

– А что ты сделаешь, если увидишь?

– Сейчас же по радио дам приказ разведчику.

– Здорово! Вот бы нам вместе подежурить!

– Только не сегодня. Дед так наладит!

– Ну, хорошо. Приходи завтра на пристань. Что это мне так спать хочется?

– Приду.

Костя ушел позевывая. Троня тоже испытывал во всем теле непривычную тяжесть, ему захотелось прилечь, потянуться. Он поборол в себе это желание и стал не отрываясь глядеть в бинокль. «Хотя бы ветер, что ли, подул», – тоскливо подумал Троня, вытирая рукой потный лоб.

Костя замешкался внизу. Он заглянул в радиорубку. Там таинственно шипели и пощелкивали приборы, тоненько тревожно пел зуммер. Радист в синей майке торопливо писал, слушая сигналы. Он держал голову немного набок, его усики то поднимались, то опускались, левое ухо тоже двигалось.

– Ну, как там? – спросил Костя и сам испугался своей смелости.

Радист даже не оглянулся. Костя мысленно ругал себя: «Вот дурак, привязываюсь к человеку. Он с погибающих судов принимает телеграммы, передает приказы, а я со своими вопросами». Костя за несколько минут влюбился в этого всемогущего человека. Он решил, что сам тоже станет радистом и уговорит Троню избрать такую же специальность. И, конечно, они отрастят усы и научатся двигать ушами. Не откладывая дела, он тут же попробовал пошевелить правым ухом.

– Передай! – услышал он и, не веря себе, увидел в протянутой руке радиста листок бумаги. – Кэптану.

Костя схватил листок и выскочил в коридор, раздумывая, кто же это здесь «Кэптан».

«Он, наверное, так зовет Тронькиного дедушку!» – решил Костя и побежал искать Степана Харитоновича.

Смотритель говорил по телефону. Увидав Костю, он сказал в трубку:

– Здесь еще твой. Сейчас направлю. Погоди, он мне, кажись, телеграмму принес. Ну-ка, Константин, дай-ка ее сюда.

Степан Харитонович прочитал в трубку телеграмму. Из рыбного треста передавали приказ вытащить на берег все легкие плавучие средства.

– Ты уже вытащил, поди? Заканчиваешь? Вот и хорошо. Да не забудь сейнера поставить за скалу, да на якоря особенно не надейся. Так, так, самое правильное. Ну, прощай пока. Твоего сейчас налажу... – Он повесил трубку и сказал Косте: – Беги домой. Отец сердится. Ну, будь здоров!

Костя простился, вышел на дворик. В лицо пахнуло горячим ветром, и снова воздух замер. Костя обогнул башню и быстро зашагал по каменистой дорожке. Но не прошел он и ста шагов, как почувствовал толчок в спину и заметил, как прямо, не снижаясь, полетела его кепка. Он повернулся, стараясь удержаться на ногах, в глаза ударила воздушная волна, сдавила лицо, толкнула в грудь, и он упал, больно ударившись о камни. Костя хотел подняться, встал только на четвереньки, но ветер снова повалил его на бок и покатил по камням. Костя отчаянно цеплялся руками за камни, но они были гладкие, скользкие, руки у него срывались, и он медленно катился к обрыву. Наконец ему удалось удержаться на животе. Он лежал, распластавшись на гладкой базальтовой плите, запустив руки в трещину, ноги тоже нашли упор.

«Далеко ли я от края?» – думал он, боясь пошевелиться. Что-то надо было предпринимать, он чувствовал, как горячая, упругая струя воздуха поднимает его над плитой. Костя чуть приподнял голову и увидел, что впереди ничего нет, кроме серого неба. Его ударил камень по ноге, но он почти не почувствовал боли. Повернул голову налево. Там метрах в двадцати серела скала. Всего полчаса назад он стоял возле нее и любовался отражением вулкана в застывшей поверхности лагуны.

«Надо ползти назад, под скалу. Вот сейчас немножко стихнет, и я переползу!» – утешал он себя.

Быстро темнело. Ураган не стихал. Потоки воздуха все увеличивали скорость. Костя понял, что, лежа на камне, он долго не продержится. Устанут руки, и ветер снесет его с гребня мыса на острые камни на берегу лагуны. И мальчик стал сантиметр за сантиметром двигаться под прикрытие базальтового барьера. Ему помогала трещина, она то суживалась, то расширялась. Было удобно упираться руками в ее надежные края.

Вдруг Костина рука не нашла опоры. Он подался вперед, но пальцы его хватали только упругий воздух, голова свесилась над пропастью. Внизу, в сизой мгле, он разглядел довольно широкий выступ, а на нем каких-то птиц. Вначале этот выступ показался ему очень далеко внизу. А потом он убедился, что до выступа было не более метра.

«Надо спуститься туда, там затишье. Сидят чайки», – думал Костя, не решаясь оторвать правую руку, впившуюся в кромку трещины.

Над головой вспыхнул ослепительный свет. Это спасло Костю: он увидел почти вплотную, возле плеча, бурый выступ скалы. Свет погас. Но он уже уперся рукой в теплый камень, откинулся назад и, собрав силы, скользнул под защиту скалы. Здесь его прижало, сдавило воздухом. Он задыхался. У него ослабли руки и ноги, пот заливал глаза. Снова ярко, до боли в глазах сверкнул над головой луч маяка. Костя увидел, что лежит под базальтовой стеной, и это его несказанно обрадовало.

«Теперь живем!» – подумал он. И вдруг услышал вой, свист, скрежет, пушечные выстрелы. Там, на дороге, он ничего этого не слышал. Вся его воля, все чувства боролись за метры пространства, отделяющего его от спасительной скалы.

В луче маяка, мелькавшего над головой, Костя видел мельчайшую водяную пыль. Она искрилась, светилась радугой. Он хорошо теперь различил дорогу к маяку, до него можно было добежать за десять секунд, но в барьере были просветы, и в них, как в трубы, с неудержимой силой устремлялись потоки воздуха. Он с большим трудом встал на ноги и почувствовал, что его сплющивает между шероховатым камнем и упругой стеной ветра. Ободрав спину, он опустился и опять лег, повернулся лицом к скале, решив переждать здесь тайфун.

Скоро ветер, насыщенный водяной пылью, стал пронизывать его до костей. Его колотила мелкая дрожь. Сердце сжалось; он вспомнил, что его ждут мать с отцом.

«Наверное, папа пошел меня искать и его самого унесло ветром, – подумал он и заплакал. – Плакса, слюнтяй! – ругал он себя через несколько секунд. – Только нюни умеешь распускать. Надо добираться до маяка и позвонить маме». Он стал на четвереньки. Блеснул свет, и он увидел возле себя Троню. Троню прижало к нему ветром; он что-то кричал ему в ухо. Костя ничего не слышал из-за воя и грохота, но сам, захлебываясь, давясь ветром, пытался рассказать, как его застиг тайфун на дороге и чуть не сбросил в лагуну.

Троня стал обвязывать Костю вокруг пояса веревкой. Завязал тройным узлом. Костя пощупал веревку и крикнул, не услыхав своих слов:

– Ого, толстая!

Троня толкнул его в бок и, когда гребень мыса осветил луч маяка, приподнялся и дернул за веревку три раза. Костя почувствовал, что его, медленно преодолевая силу ветра, тянут к башне маяка. Троня двигался немного впереди. Он часто поворачивался и что-то кричал ему.

«Как глухие! – радостно подумал Костя. – Вот это концерт!»

Теперь он уже ничего не боялся.

Они подползли к стене маяка, но и здесь ветер рвал и тискал их. Троня с трудом встал на ноги и, махнув рукой, скрылся из глаз.

«В окно влез», – понял Костя и сам стал подниматься, ставя ноги на выступы в стенке. Ему помогали, подтягивая за веревку.

Костя перелез через подоконник и, улыбаясь, смотрел на Трониного дедушку, на радиста, на Троню, который уже сматывал в бухту белый манильский трос. Степан Харитонович закрыл окно, и в комнате стало тихо, тепло, уютно.

– Ну, вот и хорошо! – сказал Степан Харитонович. – Натерпелся страху?

– Да нет... Ничего...

– Какой там ничего! Я еще подумал: «Вернуть надо парня», – как тебя шибануло. Вижу, ухватился за землю. Держится! Сбегал за концом. Хорошо, что все при себе держу. Ну, теперь слава богу!

– Из дома не звонили? – спросил Костя.

– Как же! Беспокоились. Да я сказал, что ты у нас задержался. Сидеть тебе велено здесь до конца катавасии.

– Повезло тебе, парень! – сказал радист, потирая ладони. – Чуть не сыграл в лагуну.

Степан Харитонович насупился, смерил радиста с ног до головы долгим взглядом и сказал неторопливо, подыскивая слова:

– От опасности в жизни не уйдешь. Во всяком деле есть риск. Про моряков и говорить нечего. У каждого на счету не одна такая история. Ну, взять хотя бы, скажем, меня. В каких только я не был передрягах! Шланг обрывался, когда под водой работал водолазом. Раз в затопленном судне скат набросился! И горел я на воде и тонул. Помню, с дружком, с Костей Павлищевым, неделю носило в Атлантике. Живу! Да я ли один? Сколько сейчас народу с морем и ветром борется! На то и человек, чтобы бороться! Слово-то какое: че-лов-век! Будешь всегда человеческую гордость иметь, силой своей управлять будешь – и все одолеешь! – Он покачал головой, усмехаясь. – Если нас каждым ветерком будет сносить, так зачем мы на свет тогда родились? Так я говорю, ребята?

Троня ответил, любуясь аккуратно связанной бухтой манильского троса:

– Конечно, так, дедушка!

Радист пожал плечами:

– Философия это, Степан Харитонович. Но в данном конкретном случае...

– Иди в свою рубку в данном случае. Слышишь, как твои пищалки надрываются?

Радист ушел, презрительно улыбнувшись на прощание.

– Ну, вы занимайтесь здесь своим делом, а я пойду ревуна включу. – Дедушка подошел к окну. – Скребет, будто голиком с песком. Вымоет наш остров, да и огород польет! Огурчики уже были, помидоры. Да и земли-то, наверное, не останется, – думал он вслух. Потом отошел от окна и направился к двери.

Костя позвонил домой. В трубке гудело, он еле расслышал голос матери. Она сказала, что отец на заводе: там сорвало часть крыши, выбросило на берег сейнер. Косте показалось, что она не беспокоится о нем, ведь он сидит за крепостными стенами, а вот папа спасает завод, суда. И ему захотелось быть рядом с отцом в эту минуту.

– Смотри-ка, – сказал Троня, показав на часы, – девятнадцать часов, а темно, как ночью. Маяк зажгли, да еще ревун сейчас дед включит.

В это время вся башня наполнилась таким чудовищным ревом, что закололо в ушах.

Троня захохотал, запрыгал по комнате, что-то говорил, показывая в стену. Костя понял по губам друга, что тот восхваляет силу ревуна. И Троня подтвердил его догадку. Когда ревун смолк, оставив в ушах гул, Костя слабо расслышал:

– Первый в мире! Нигде такого нет!

Они отнесли бухту троса в подшкиперскую, заглянули в радиорубку. Там стоял полумрак, только стол ярко освещала настольная лампа с зеленым абажуром. Лицо радиста находилось в тени, на столе лежала его сухая рука, поросшая рыжими волосками, и с необычайной быстротой выстукивала ключом точки и тире.

Он кончил передачу и сказал:

«Вега» попала в самый центр этой карусели. Как-то выкрутится!..

Горячо обсуждая положение «Веги», мальчики поднялись в вахтенную. Там за столом, накрытым потертой клеенкой, сидел человек лет сорока, с грустным лицом, и смотрел в окно; по толстому зеркальному стеклу бежали потоки воды. Башня вздрагивала.

Вахтенный, увидев мальчиков, печально улыбнулся.

– Погода! – сказал он. – Сколько этого ветру! И откуда он берется?

– Из Желтого моря, Кронид Саввич, – ответил Троня.

– Из Желтого?

– Да. Там зарождаются циклоны. У дедушки есть книжка про циклоны.

– В книжке, говоришь, написано?

– Ну, что я, врать буду?

– Да верю я. Непонятно мне одно: зачем допускают такое безобразие? Надо его там глушить, этот циклон. Не давать ему ходу. – Что же это получается? Пол-Японии, проклятый, слизнул. Сколько людей из-за него потопло.

Кронид Саввич говорил не спеша, его вахта только началась, и он был рад, что зашли ребята. Он предложил сыграть в шашки. Троня и Костя проиграли ему по одной партии и спустились опять в радиорубку. Здесь они сидели, прислушиваясь к пению зуммера. Время от времени радист делился с ними новостями:

– «Вега» потеряла все шлюпки. Смыло начисто. Трапы тоже посмывало, – говорил радист, разминая уставшие руки, и снова начинал выстукивать на ключе.

В радиорубку зашел и Степан Харитонович, постоял и поднялся к вахтенному.

Костя еще раз позвонил маме. Она сказала, что отец звонил ей с завода, там выбило ветром все стекла.

– У нас тоже почти нет стекол, – расслышал он среди воя и скрежета. – Я сижу в зимнем пальто в кухне. Сквозняк страшный. Слышишь, как свистит? Хорошо, что ты остался на маяке, – сказала она на прощание.

Спать мальчики легли вместе на широкую дедушкину кровать. Полежали, пошептались, прислушиваясь к пушечной пальбе, к реву и свисту за окном, и уснули.