Текст книги "Хроника пикирующей России. 1992-1994"

Автор книги: Сергей Кара-Мурза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

Что мы позволили сломать

Когда рушится устойчивый привычный порядок и буханка хлеба стоит 500 руб., а самолеты из Кутаиси бомбят цветущие Гагры и старая учительница роется в мусоре, человеку кажется, что наступает конец света. Что все это не может не кончиться катастрофой, каким-то подобием Страшного суда. Это – утешение, ведущее к апатии. Немудрено, что власти даже поощряют обличительные проповеди, дающие такое утешение. Но все хорошо в меру – передохнули в апатии, пора взглянуть на дело хладнокровно.

Что же произошло в России? Иуды-идеологи, не краснея, дают несводимые определения: крах коммунизма; распад СССР; поражение в холодной войне; возвращение в мировую цивилизацию и т.д. До того заморочили голову, что и оппозиция, какая ни на есть, повторяет то же самое. Просто в отчаяние можно придти. Видные экономисты, близкие к КПРФ, скорбят: наш социализм оказался несостоятельным. Возможно, но из чего это следует? Из того, что его погубили. Но ведь это все равно, что сказать о человеке, которому саданули ножом в спину: его организм оказался несостоятельным. А то Шахрай поучает Думу о Беловежском сговоре: «Не смешите меня! Не могут три человека развалить ядерную державу». И ему кивают: резонно. Когда здоровый парень умирает от укуса тифозной вши, никого это не смешит – а ведь на нас насекомые наползли поопаснее.

Пока мы не поймем, что речь идет не об идеологии и даже не смене политического и экономического порядка, а о попытке слома всего жизнеустройства, мы не сможем верно определить свою позицию и способ действий.

Что же мы потеряли? Пока что по этому вопросу в умах царит хаос. Люди попадают в смысловые ямы, которые сами же и роют. Вот простейшая ловушка. Лидеры-патриоты бубнят: СССР проиграл экономическое соревнование с Западом. Но ведь это же бред! Если есть война, хоть и холодная, то не может быть соревнования – это вещи несовместимые. Соревнование (спорт) – огромное и сложное достижение цивилизации. Суть его в том, что соперники меряются силами в строго регламентированных, максимально одинаковых условиях. Борцы и боксеры даже делятся на весовые категории. Судьи строго следят за устранением различий. Если плывешь брассом, то не можешь даже голову опустить под воду, чтобы уменьшить образование волны.

Если же идет война или драка, каждый соперник использует преимущества своих условий и ухудшает условия противника. Послушайте, как У.Фостер, министр при Трумене и при Кеннеди, обосновывал удвоение военных расходов США: это, мол, заставит СССР сделать то же самое и «лишит русский народ трети и так очень скудных товаров народного потребления, которыми он располагает».

Сразу после 1945 г. Запад начал против СССР («нации инвалидов и вдов») войну на уничтожение. Сегодня сведения об этом приходится собирать по крупицам. И не только потому, что историки продажны или запуганы. Советская пресса и тогда искажала правду, занижала опасность. Руководство СССР все делало, чтобы не допустить войны, теперь холодной, чтобы не «спровоцировать» неприятеля, чтобы не разжечь психоз в стране (у нас, кстати, за все время не нагнеталось такого страха, как на Западе).

Избегая разрыва с Западом, Сталин шел на жертвы. Так, в октябре 1944 г. Черчилль выговорил для Англии 90% влияния в Греции, а СССР – в Румынии и Болгарии). А в ноябре английские войска атаковали греческих партизан-коммунистов и поддержали профашистских монархистов. Англичане проявили тогда удивившую обозревателей жестокость, но, как вспоминает Черчилль, Сталин «скрупулезно выполнил наш октябрьский договор и в продолжение тех недель, которые длились бои с коммунистами на улицах Афин, ни «Правда», ни «Известия» не высказали ни слова упрека». То же, кстати, проделали англичане и во Вьетнаме, где вернули оружие японцам и направили их против партизан, а потом снарядили находившийся в японских лагерях французский иностранный легион и подвергли бомбардировке Хайфон с гибелью тысяч вьетнамцев – так началась война, которая длилась 30 лет.

6 марта 1946 г. в Фултоне Черчилль объявил холодную войну СССР (Ельцин назвал эту речь самой глубокой и умной). И сразу начались выступления, которые и сегодня-то читаешь с содроганием. На собрании промышленных магнатов США формулируется установка: «Россия – азиатская деспотия, примитивная, мерзкая и хищная, воздвигнутая на пирамиде из человеческих костей, умелая лишь в своей наглости, предательстве и терроризме» – это о союзнике, который вчера спасал тебя в Арденнах. И вывод: США должны получить право контроля за промышленностью всех стран, способных производить оружие, и разместить свои лучшие атомные бомбы «во всех регионах мира, где есть хоть какие-то основания подозревать уклонение от такого контроля или заговор против этого порядка, а на деле немедленно и без всяких колебаний сбрасывать эти бомбы везде, где это целесообразно».

Военный руководитель высшего ранга, генерал-лейтенант Дулитл в публичной речи заявил, что американцы «должны быть физически, мысленно и морально готовы к тому, чтобы сбросить атомные бомбы на промышленные центры России при первых признаках агрессии. Мы должны заставить Россию понять, что мы это сделаем, и наш народ должен отдавать себе отчет в необходимости ответа такого рода».

И дело было вовсе не в коммунизме, и даже не в геополитических интересах, а именно в почти религиозном стремлении ликвидировать нашу «как бы европейскую», но не западную цивилизацию. Николай Данилевский, автор теории культурно-исторических типов, писал в 1869 г.: «Европа видит в славянстве не только чуждую, но и враждебную силу». И для этого нет рациональной основы – «реальная причина ненависти лежит глубже. Она – в непостижимой глубине племенных симпатий и антипатий, которые представляют собой исторический инстинкт народов, ведущий их к неизвестной для них цели». А наш изгнанник Питирим Сорокин, ставший основателем американской социологии, поясняет тезис Данилевского: «Эта враждебность сохранялась несмотря на большие жертвы и услуги, которые Россия оказывала Европе. Россия никогда не нападала на Европу, Европа – неоднократно вторгалась в Россию, вынуждая ее защищаться и изгонять агрессора.»

О дальней истории надо говорить отдельно. А сегодня даже когда Россию в трудные моменты принимали в союзники, в уме перебирали способы ее ослабления. Трумен сказал: «Если мы увидим, что войну выигрывает Германия, мы должны помогать России, а если выигрывает Россия, то должны помогать Германии; в любом случае надо стараться, чтобы они как можно больше убивали друг друга». Ведь он это опубликовал, а его выбрали президентом!

Сегодня демпресса убеждает русских, что они должны изжить «синдром осажденной крепости» и что Запад их любит. «Независимая газета» даже публикует плакаты времен Отечественной войны, чтобы показать, как проклятый сталинизм разжигал ненависть к нашим друзьям-немцам. Вспоминать войну в таком контексте – свинство, другого слова не подберешь (не считать же редакторов «НГ» сознательными ненавистниками России). От многих немцев (в том числе из «войск противника») я слышал, что их как раз удивляло отсутствие у русских ненависти к немцам. Удивляло, насколько быстро они отходили после боя и начинали ободрять пленных и угощать их сигаретами. Замечателен рассказ Конрада Лоренца о том, как он попал в наш плен под Витебском в 1944 г. Добродушие русских солдат поразило его как антрополога. А английский биограф Лоренца пишет: «В лагере для военнопленных советские не проявили враждебности к Конраду… По его мнению, советские никогда не были жестокими по отношению к пленным. Позже он слышал ужасающие рассказы о некоторых американских и особенно французских лагерях, в то время как в Советском Союзе не было никакого садизма. Лоренц никогда не чувствовал себя жертвой преследования и не было никаких признаков враждебности со стороны охранников». И сегодня наши «демократы» совершают преступление против нации, когда со всей мощью их телевидения убеждают молодежь в том, что их деды относились к немцам как садисты. И стыдно за немцев, которые не находят в себе мужества опровергнуть эту опасную для всего мира ложь. Ведь ликвидируется огромная ценность – проверенный в мировой практике стереотип поведения победителя. К слову сказать, Запад как победитель никуда не годится. Ребенок с мускулами гориллы.

Я помню себя мальчишкой в 1944 году. У многих во дворе уже не было отцов. И заходили к нам пленные немцы – они работали на стройке и ходили без охраны. Огромные, сытые, довольные. Делали из алюминия безделушки – кольца, зажигалки – и приходили продавать. Мы их окружали, с ними разговаривали, девушки покупали колечки. И между нами был негласный уговор – как бы чем не обидеть бедных побежденных противников. Ведь в плену несладко. Сейчас, глядя как бы со стороны, через время, я с удивлением вижу, что те немцы вели себя так, будто победители – они. А наши стеснительные девушки походили на побежденных. Ничего не поняли ни немцы, ни демократы.

Холодная война не была спровоцирована СССР. Я помню те годы – ни о каком походе на Запад не могло быть и речи. И дело не только в том, что народ просто биологически нуждался в мире. А и в том, что все симпатизировали союзникам, особенно американцам. И эти симпатии никогда не исчезали, даже во времена холодной войны, которая всегда воспринималась как нечто поверхностное, политическое. Как ни страшно это звучит, сегодня впервые за всю историю в России поднимается глухая ненависть к Западу. И порождают ее наши «западники». Сознательным глумлением в организованной ими комедии с гуманитарной помощью. Ложью об ограблении побежденной Германии и издевательствах русских над немцами.

Наш либерал-интеллигент не желает слышать доброго слова о России от «своих». Пусть прислушается к тому, кого боготворит – к Эйнштейну. Вот что писала эта «совесть»: «В настоящее время Россия имеет все основания считать, что американский народ поддерживает политику военных приготовлений, политику, которую Россия рассматривает как попытку сознательного запугивания…» (ноябрь 1947). «Нет абсолютно никакой вероятности того, что какая-либо страна в обозримом будущем нападет на США, и меньше всего Советский Союз, разрушенный, обнищавший и политически изолированный» (январь 1948). «Россия подвержена гораздо большей опасности, чем Соединенные Штаты, и все это знают. Мне трудно понять, как еще имеются люди, которые верят в басню, будто нам угрожает опасность. Вся политика правительства направлена на превентивную войну, и в то же время стараются представить Советский Союз как агрессивную державу» (январь 1951).

Для чего вспоминать все это? Чтобы развеять туман в голове. Прекратить бесплодные дебаты о том, что не имеет отношения к делу. Надо понять, какую заразу внесли нам сосавшие нас вши – а мы о соревновании социализма с капитализмом. Надо понять, потерпели мы поражение в войне или только в крупной операции. Если в войне, то каковы реально условия капитуляции, какие средства сопротивления остались – ведь война все же была холодная.

Пока же творится что-то странное. Оппозиция поднимает шум, если кто-то из власти о ней неуважительно сказал, зато никакой реакции на то, что правительство идет на капитализацию внешнего долга – сдачу за бесценок акций предприятий. Но ведь это и есть переход в «третий мир». Другой верный признак – допущение иностранных инвесторов с правом ввоза оборудования и материалов по их собственным внутрифирменным ценам. Это – просто закабаление, поскольку через эти цены можно из России выкачать все, не оставив ей ни копейки прибыли. Это настолько хорошо известно, что молчание оппозиции выглядит просто как соучастие в антинациональной политике. Хоть один конкретный контракт разобрала оппозиция дотошно? Слышать об этом не приходилось.

Эта постоянная сдача без боя и даже без анализа одной позиции за другой рано или поздно приведет к тому, что доведенные до отчаяния ограбленные народы пойдут в слепой ярости на разрушительные и самоубийственные действия. Но нельзя позволить нашим и западным евроцентристам быть победителями – они к этому душевно и умственно не готовы. Они по изначальной сути своей не победители, а разрушители, а разрушать Россию нельзя – двумя пальцами, как Ельцин с гранатой, тут не отделаешься.

1994

Деклассирование

Бывают массовые самоубийства китов – они выбрасываются на берег и медленно умирают, глядя на суетящихся доброхотов, которые пытаются стащить их в море. Киты молчат, и мы не можем понять их поступка.

Что-то похожее произошло с русским рабочим классом. Он совершенно равнодушно совершает самоубийство и ничего не отвечает на вопросы потрясенных сограждан, которым приходится гибнуть вместе с ним. Никто на Западе не может понять, как это могло случиться – наши рабочие отказались от социальных прав и завоеваний, за которые весь мир боролся, с большой кровью, триста лет. Можно понять поэта-гомосексуалиста, который с пеной у рта требовал ликвидации советского строя – ему не хватало свободы самовыражения. Но почему за ним пошли люди, работающие своими руками и головой, обязанные кормить себя и своих детей этой работой?

В какую бы страну ни приехал сегодня советский человек, его ждет мучительный вопрос: «Почему?». Люди видят признак какой-то всемирной катастрофы в том, что 400 миллионов нормальных людей (CCCР и СЭВ) побрели, как слепые, в пропасть. Один мой друг, работник профсоюза в Испании, рассказывал, как ездила их делегация в Польшу в 1986 г. Рассказывал в страшном волнении, не мог успокоиться. Были они на заводах, говорили рабочим: главное – право на труд, потеряете работу, так все остальное – мелочи. Их не слушали – это, мол, пропаганда. Какая пропаганда, в Испании сейчас 24% безработных.

Поляки тогда смеялись: будем пособие по безработице получать, на машине за ним приезжать. И спрашивал меня друг: скажи, кто вбил вам в головы эти сказки? Испания – одна из самых социально защищенных стран, а пособие получает лишь треть безработных. Есть множество способов лишить пособия. Рассказали гордым полякам про один такой способ. Безработный должен регулярно посещать «профориентацию». В молодежных группах «инструктор» начинает оскорблять: вы никчемные, вы подонки, вы лодыри. Многие не выдерживают. Два раза пропустил занятие – лишаешься пособия. Поляки тогда чуть на тачке не вывезли испанцев с завода – от рынка отвлекаете. А сейчас по Испании бродят толпы поляков, нанимаются на любую работу за гроши, дерутся с марокканцами, просят милостыню, воруют.

Но ведь русские-то повторили все это, да еще в худшем варианте! Пусть кто-нибудь из рабочих внятно ответит нам – почему? Почему вы шаг за шагом отдавали свои предприятия на разграбление и ликвидацию? Вы могли не думать о том, что губите страну – похоже, это вас не волнует. Но ведь это ваши рабочие места, источник хлеба для ваших семей. Поляки хоть начали выворачивать, да поздно. Но в России и этого поворота нет.

Средний рабочий до сих пор уповает на рыночную экономику да на Ельцина, уверен, что при советской власти его страшно эксплуатировало государство. И почему-то надеется, что при капитализме ему создадут такие условия труда, как в Голландии или ФРГ. С какой стати? Там эти условия оплачены трудом филиппинских девочек, которые собирают компьютеры, получая 1 доллар за день – на батон хлеба. Никто русских к эксплуатации «третьего мира» допустить никогда не обещал. А спустись от ФРГ на юг, в страну послабее – другая картина. Даже в Испании, уже принятой в клуб богатых. Довелось мне там беседовать с фабричным врачом крупной американской компании. Его тоже поражали наши рабочие, отказавшиеся от роскош – нептогонной системы труда. А у него на фабрике постоянные неврозы. Молодые испанцы страдают оттого, что им приказывают мочиться в штаны. Чтобы не отходил от конвейера, в комбинезон рабочему закладывают что-то вроде огромного «тампакса», он хорошо впитывает влагу. Вот и стой до перерыва с мокрым подгузником. А высказать неудовольствие рабочий успевает два раза. После первого раза его вызывают на беседу с психологом, а после второго – конверт с расчетом.

Возьмем еще более очевидное благо – жилье. Советский строй включил его в число основных, предоставляемых бесплатно благ. 90% семей рабочих уже жили в отдельных квартирах, и положение стабильно улучшалось. И вот, это право отнято – и хоть ы один голос протеста раздался из среды рабочих. Полное равнодушие. Как это объяснить? Ну, банкир или просто удачливый вор квартиры будет покупать. Но ведь никто из рабочих на это и не рассчитывает. Или рассчитывает?

Должны мы понять эту загадку – ну какая может быть «борьба за интересы трудящихся», когда их раздевают до нитки без всякого насилия, а они только тупо улыбаются. Ведь в вопросе жилья и светлый образ Запада должен был насторожить: всем известно, что даже в США огромная бездомность. И не буржуи ночуют в картонных ящиках! Свободных квартир везде полно – покупай. Но в Испании половина населения жилье снимает. В Мадриде за плохонькую квартиру надо платить половину зарплаты машиниста метро. А накопить для покупки за всю жизнь не удается. Как объяснить, что русские рабочие просто выплюнули такое социальное благо, которое было недосягаемым требованием рабочего движения на Западе?

То же самое с медициной. Пусть рабочий поверил вранью, что его районная поликлиника очень плоха – в США лучше. Но разве ему предложили что-то лучшее взамен его поликлиники? Нет, никто ничего не обещал, просто сказали: медицина будет платной. И рабочий согласился! Почему? Откуда следует, что у него будут деньги на врача и на лечение? Ниоткуда не следует. США – самая богатая страна, но там 35 миллионов человек не имеют доступа ни к какому медицинскому обслуживанию. Ни к какому! В тоске приходится умирать от простейшей болезни.

И вынуждены мы сделать вывод: по какой-то неведомой причине в массе рабочих России вызрело убеждение, что разрушение советского строя жизни и отказ от солидарности будут рабочему выгодны. Каждый про себя подумал: я попаду в число счастливчиков. Пусть пропадают пенсионеры, врачи и ученые, пусть роется в помойке мой безработный сосед – уж я-то на рынке буду процветать. Главное – не ссориться с начальством, которое превратилось в собственника завода.

Почему люди так подумали – загадка века. Никто пока не дал ей вразумительного объяснения. Из всей мировой истории известно, что единственное средство защиты интересов рабочего человека – солидарность. Один за всех и все за одного! Как только рабочий начинает хитрить и стараться выехать за счет товарища – он пропал. Ведь даже профсоюзное движение становится при этом невозможным. Сегодня многие клянут профсоюзы – прикормлены новыми хозяевами. Да, прикормлены, но еще важнее, что не чувствуют прочного тыла, своих коллективов. На Западе, при всем их индивидуализме, стоит уволить двух-трех активистов, как поднимается не то что завод – отрасль. Идут на большие жертвы, но товарищей не выдают. А у нас сегодня рабочего поразила инфекция предательства. Максимум, на что он осмеливается – это просить, чтобы ему выплатили задержанную зарплату. Вот героизм! И некормленная скотина мычит, а от человека ждешь большего. Подумать только, пришли к правительству пикеты с оборонных заводов, цвет рабочего класса. И что же они скандировали? «Дайте жрать! Дайте пить!» – а дальше менее прилично, но в том же роде. Ну, дадут жрать и пить – и все в порядке? Сегодня польским рабочим в среднем платят в 3 раза, а румынским в 6 раз меньше, чем тунисским. Так ведь то – поляки с мощным рабочим движением и сильным парламентом. Им и платят почти по доллару в час. А русскому – четверть доллара, и то низко кланяется. Леня Голубков не халявщик, а партнер!

Когда разложили рабочих? Трудились долго, но основной удар, думаю, нанесла уже перестройка. Когда вся машина пропаганды сделала Иуду главным примером для подражания. И врут те, кто нашептывает, что, мол, у русских вообще рабочей солидарности быть не может, что нация эта вообще гордости не имеет. Еще недавно эта солидарность была даже не в разуме, а в крови. И это была благородная солидарность – рабочий чувствовал себя ответственным за вселенскую справедливость.

Помню случай, о котором иногда рассказываю в лекциях о русской культуре – и на Западе верят с трудом. А я его не забуду. Когда учился в МГУ, прирабатывал по ночам в автобусном парке – за студентами там было несколько рабочих мест, и мы по очереди работали «баллонщиками». Дремлешь на куче дырявых камер, а зайдет бригадир, рявкнет: «Номер такой-то, разуть левую заднюю» – и бредешь с домкратом, просыпаясь на ходу. Там же, в теплой караулке сидели штатные рабочие, вулканизировали резину. Нас недолюбливали. Всю ночь играли в домино, черные, как черти. Однажды, только я разоспался, зашел начальник смены и заорал на меня: «Встать! Спать в рабочее время запрещено!». Я скандалов не люблю, сел. Мой напарник, студент-философ, который читал сидя, закрыл книгу и лег. Делать нечего, лег и я. Начальник вышел из себя: «Отправляйтесь домой и можете больше не приходить!». И вдруг те, за столом, которые ни разу с нами не обмолвились ни словом, оставили домино, поднялись, подошли к нам и улеглись рядом на кучу резины. Молча. Начальник поперхнулся и выскочил. Они так же молча встали и вернулись к домино. Им не надо было ни сговариваться, ни обдумывать – у них был инстинкт. С ними Россия пропасть не могла.

А вот почему у их детей этот инстинкт вытравлен и успеет ли он возродиться, прежде чем всех нас доведут до состояния быдла – неизвестно. Но от этого зависит все наше будущее. И напрасно радуются капиталисты-временщики. Патология общественного сознания не сулит ничего хорошего никому. Если она не будет излечена, она взорвется самым уродливым образом.

Что же до наших «левых» партий и оппозиционной прессы, то пока что это не более чем подушка, в которую могут выплакаться обиженные пухленькими гайдарами шахтеры да воины. И за то спасибо.

1994