Текст книги "Космические высоты Владимира Ляхова"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Владимир Ляхов отключил микрофон и повернулся к Моманду:

– Придется нам с тобой, дружище Абдул, вспомнить забытое детское искусство писать в собственные штаны.

– Не понимаю, – афганец искоса недоуменно зыркнул на него и возмущенно тряхнул головой.

– А тут и понимать нечего, – Ляхов невесело усмехнулся и пояснил:

– Туалет и умывальник где у нас были? В орбитальном отсеке. А что мы с тобой отстрелили три часа назад, а?

Моманд несколько секунд сидел молча, переваривая услышанное, а потом спросил:

– Володя, но где же теперь я буду делать омовение?

Ляхов в ответ только развел руками.

Итак, Владимир Ляхов и Абдул Ахад Моманд еще на одни внеплановые сутки остались летать в маленьком спускаемом аппарате вокруг Земли. Без воды, без еды, без туалета, облаченные в скафандры, поскольку тесное пространство аппарата не позволяло их снять и потом снова надеть.

«Пока летал целые сутки, было время подумать, с чего началась аварийная ситуация, – вспоминал уже потом на Земле Владимир Ляхов. – Ведь заранее было известно, что датчик инфракрасной вертикали ИКВ-1 был в «отказе» на корабле «Союз ТМ-5». И почему мы расстыковались и пошли на спуск на неисправном датчике ИКВ-1 – для меня непонятно. Ведь все получилось один к одному, что было у Соловьева. А если бы сразу ввели запрет на использование ИКВ-1 после построения вертикали и отдали автомату, то спуск бы прошел уже на первом витке, штатно, и никаких бы аварий дальше не было».

… – Нет бога, кроме Аллаха. Аллах велик, милостив, милосерден… – Абдул говорил едва слышным шепотом, но в тишине крошечного пространства спускаемого аппарата его слова звучали ударами колокола.

Владимир Ляхов, закрыв глаза, расслабленно откинулся в кресле-ложементе и попытался уснуть. Но сон не шел, а все мысли вертелись вокруг сегодняшней аварии.

«Если завтра не сядем – все… Кранты… Трое, ну, от силы четверо суток продержимся, не больше…

Умирать-то как не хочется…

Помолиться, что ли, вместе с Абдулом? Но по-нашему, по-христиански, за здравие и счастливое возвращение. Надежда – только на Бога…

А может, я преувеличиваю? На Земле что-нибудь придумают и нас спасут…

Что можно сделать?

Первое, что приходит на ум, – организовать спасательную экспедицию с Земли. В монтажно-испытательном корпусе стоит запасной корабль «Союз». Если его пристыковать к ракете и вывести на орбиту, то у нас появляется шанс на спасение.

Нет, ничего не получится… Сколько суток нужно, чтобы расконсервировать «Союз»? Даже если работать аврально, круглосуточно, – дня два. Заправить топливом – это еще сутки. Потом состыковать корабль с ракетой и вывезти на стартовую площадку, проверить и заправить ракету топливом – плюс пара суток. На запуск и сближение с наши «Союзом» тоже отведем сутки. Итого получается… Шесть суток. Это по самой оптимистической прикидке. Много… Столько мы не продержимся…

Так, второй вариант… А зачем запускать «Союз» с Земли? К «Миру» сейчас подстыкован тот «Союз», на котором мы стартовали с Земли. Сажаем Володьку Титова в корабль и по командам с Земли он сближается с нами. Стыковочного узла у нашего «Союза» теперь нет – он остался на орбитальном отсеке, который мы отстрелили. Значит, состыковаться Титов не сможет… Но он сблизится вплотную с нашим кораблем. Ну, хотя бы до расстояния метров пять… Мы с Абдулом даже в наших легких скафандрах сможем перейти через космос на Володькин «Союз». Титову только потребуется разгерметизировать орбитальный отсек на своем «Союзе» и перебросить нам трос…

Фантастика. В теории красиво, а на практике – один шанс из ста за удачный исход. Как навести на наш корабль Володькин «Союз»? Хватит ли на корабле топлива для такого маневра? Вопросы, вопросы, вопросики… И не на один нет ответа.

Третий вариант… Что еще можно придумать? Гм, американцы готовят к полету свой шаттл. Первый полет после взрыва «Челленджера» в январе 1986 года. Могут они нам помочь? Выйти на орбиту, сблизиться и механической рукой – манипулятором взять наш «Союз» на борт. А из их грузового отсека мы с Абдулом переберемся в кабину шаттла.

Но с американцами еще нужно договариваться и им тоже нужно время на подготовку к полету. Как минимум, неделя, не меньше. Значит, вариант отпадает…

Что еще? Какой может быть четвертый вариант? А что если попробовать запустить наш «Буран»?

Нет, не получается. Он должен лететь где-то в конце октября. Значит, сейчас корабль еще полностью не готов к старту. И потом – это первый полет, испытательный, без космонавтов. Сможет ли такая махина в автоматическом режиме сблизиться с нашим «Союзом»? Вряд ли. На нем даже нет аппаратуры для сближения. Да и вообще… Корабль может просто не взлететь с Земли. Черт его знает, какой сюрприз преподнесет техника…

Н-да… Не один вариант спасательной экспедиции не годится… Так, сяк еще второй, но…

Нет, надеяться придется только на свои силы. На то, что все-таки удастся запустить двигатель нормально. Так что, или голова в кустах, или грудь в крестах!»

«Завтра будет трудный день, – устало подумал Ляхов. – Поэтому сейчас нужно расслабиться и уснуть. А там посмотрим… Утро вечера мудренее».

Позднее, уже после завершения космического полета, Владимир Афанасьевич Ляхов вспоминал:

«Самым трудным были бытовые неудобства. Скафандры не снимали, чтобы не замерзнуть. Кресло отлито точно по фигуре, повернуться невозможно. Общий объем спускаемого аппарата – всего три кубометра, он набит возвращаемыми приборами, оборудованием, фото– и киноматериалами, документами, даже рыбки были. Затекали ноги, очень хотелось есть и пить, но аварийный запас не трогали. К трудностям прибавилось и то, что ассенизационное устройство осталось в отстреленном бытовом отсеке… Я не снимаю с себя вины, что после повторного отказа попробовал вновь включить двигатель, поскольку был вариант ввести правильную уставку уже в ходе работы двигателя. Очень хотелось на Землю…»

Почти полностью истекли сутки после аварии, настала ночь, а затем и раннее утро 7 сентября 1988 года. Земля усердно готовила третью попытку спуска на Землю экипажа «Протонов» на корабле «Союз ТМ-5».

Время в космическом корабле тянулось очень медленно. Секундная стрелка на часах в правом углу пульта управления лениво перепрыгивала с деления на деление, отсчитывая минуты до очередного сеанса связи.

– Поспать еще, что ли? – сказал вслух Ляхов и зевнул.

– Я уже выспался, Володя, – откликнулся Абдул, на мгновение оторвавшись от созерцания земной поверхности, проплывавшей под кораблем за круглым окошком иллюминатора. – Ты поспи, если хочешь, командир. Если с Земли будет срочное сообщение, я тебя разбужу.

Ляхов поерзал, устраиваясь поудобнее в кресле – ложементе, и закрыл глаза.

На глухих витках, когда не было прямой связи с Центром управления полетом в подмосковных Подлипках, они с Абдулом проспали больше семи часов. Ляхов и не думал, что после всех тревог и волнений предыдущих суток так легко сможет заснуть. Но общая усталость, несмотря на строгий режим работы и отдыха все-таки накопившаяся за неделю космического полета, в конце концов, дала о себе знать, и уже часа через полтора-два после переноса посадки на следующие сутки и Ляхов, и Моманд расслабленно посапывали в своих креслах.

– Может, давай чего-нибудь перекусим? – предложил Ляхов, не открывая глаз. – Достанем из аварийного запаса упаковку консервов и позавтракаем? Ты как насчет поесть, Абдул?

– Я бы, конечно, не отказался позавтракать, Володя, – дипломатично вздохнул Моманд и сглотнул слюну. – Но давай лучше потерпим. Неизвестно, сколько нам еще придется лететь по орбите.

«Экономь продукты или не экономь – разницы, по сути, никакой. Все равно система очистки воздуха вырубится через пару суток», – подумал про себя Ляхов, а вслух бодрым голосом сказал:

– И то верно. Кстати, если садиться будем все-таки в нерасчетном районе, аварийный запас может ой как пригодиться!

– Угу, – поддакнул Моманд. – А если не есть, то и туалетом, наверное, реже придется пользоваться. Туалетом, которого нет.

– Это ты тоже прав, – Ляхов невесело рассмеялся.

Ему очень хотелось хоть как-то подбодрить афганца. И если афганский коллега считает, что для поддержания духа нужно немного поголодать, – что же, поголодаем за компанию.

– Значит, едой после посадки мы на первое время будем обеспечены? – спросил Абдул.

– Ну, да... На пару дней еды хватит, а потом, если поисковые группы еще не прибудут, можно будет поохотиться или рыбу половить...

– Кстати, о рыбе, – Моманд приподнялся в кресле и протянул руку к мешку из плотного полиэтилена, приклеенному скотчем под светильником. – Надо бы проверить, как тут поживают наши подопечные?

Сегодня утром, как только они вошли в зону радиовидимости подмосковного Центра управления полетом, на связь вышли биологи и попросили достать из контейнера приготовленных к возвращению на Землю живых рыбок. Оказалось, что рыбки не могут долго существовать без света. Ляхов и Моманд вскрыли оранжевый посадочный контейнер, вытащили упакованных в полиэтилен вместе с водой рыбок и приторочили всю эту конструкцию прямо под светильник на потолке.

Моманд осторожно постучал пальцем по заполненному жидкостью пакету. Рыбки обеспокоено задвигались, лениво пошевеливая плавниками.

– Живы, – с удовлетворением констатировал Абдул и снова опустился в кресло. – Интересно, как часто их нужно кормить? И чем?

– Тебе не кажется, что в корабле похолодало? – Ляхов поежился. – ¬¬¬У меня такое ощущение, что температура понизилась на несколько градусов. Ну-ка, посмотри, что там на термометре?

– Восемнадцать градусов по Цельсию, – Моманд бросил короткий взгляд на шкалу термометра.

– О, вот видишь! А вечером было двадцать три. Я точно помню!

– Думаешь, что система терморегулирования забарахлила?

– Кто его знает, – неопределенно пожал плечами Ляхов. – Может, и да. А может, и нет. Пока мы с тобой спали, Центр управления полетом радиокомандой через «Невель» вполне мог изменить температурный режим в корабле. А нам сообщить забыли. Или просто будить не захотели.

– Зачем нужно было менять режим?

– Ну, например, чтобы влага в корабле не накапливалась. Или чтобы стекла наших гермошлемов не запотели. Вот сейчас войдем в зону радиосвязи и спросим.

Наиболее запомнившейся в эти долгие часы полета по околоземной орбите проблемой для командира экипажа был решительный отказ афганского космонавта мочиться прямо под себя, в скафандр. Ляхов прекрасно понимал, что если пойти на спуск, где и в штатном-то варианте обязательны четырехкратные перегрузки, полный мочевой пузырь Абдула Ахада Моманда может просто разорваться. Владимир Афанасьевич несколько раз за сутки полета по околоземной орбите настаивал на выполнении афганским космонавтом этой простой «физиологической процедуры», но Моманд, – стеснительный и религиозный человек, не соглашался ни в какую:

– Мне этого не позволяет Аллах. Он не простит такой грех!

– Миленький, родненький, – буквально умолял его командир корабля, – да ты мне на Земле нужен живым! Слышишь, как булькает у нас внутри? Давай, не стесняйся. Перед Аллахом я, командир, отвечу, если что будет не так. Да никто и не узнает об этом «грехе»: клянусь, как только приземлимся, нас в молоке искупают!

Но Моманд был неумолим.

Однако когда около двух часов ночи «СоюзТМ» оказался в пределах прямой связи с Центром управления в Подмосковье, вопросы о небольшом понижении температуры в спускаемом аппарате и проблемы мочеиспускания афганского космонавта отпали сами собой.

– Володя, – Ляхов безошибочно узнал пробившийся сквозь легкое потрескивание помех голос Рюмина, – сейчас постарайтесь с Абдулом работать очень быстро и точно. Все вопросы переносим «на потом». Понятно?

– Понял, Валера, – кивнул Ляхов и приготовился внимательно слушать.

– Первое, что ты должен сейчас сделать, – продолжал скороговоркой Рюмин, как будто боялся не успеть сказать все, что хотел, – это отключить бортовой компьютер от сети электропитания.

– Понял, выключить компьютер из сети, – повторил Ляхов и щелкнул тумблером на пульте. Зеленый огонек на панели вычислительной машины мигнул и погас. – Выполнено, Валера!

– Включи в сеть компьютер, – распорядился Рюмин.

Ляхов снова щелкнул переключателем на пульте. Компьютер радостно замигал огоньками и заурчал.

– Компьютер включился, тестируется, – сообщил Ляхов.

– Молодцы, ребята, – в эфире раздался облегченный вздох Рюмина. – Сейчас мы загрузим вам новую программу посадки и на следующем витке, где-то около четырех часов утра, будем вас сажать.

– А если вдруг опять что-нибудь в системе управления забарахлит? – с опаской осведомился Ляхов.

– Да не должно вроде бы... Ну, а если опять техника заартачится, вырубай к ядреной фене всю эту автоматику и сажай корабль на ручняке! Понял?

– Понял, Валера, – уже не сдерживая эмоций, громко захохотал Ляхов. – К ядреной фене и на ручняке!

«Я проверил все управляющие слова, был заложен тормозной импульс сто две секунды, – вспоминал уже на Земле Владимир Афанасьевич. – Я говорю Центру управления полетом: «Я вам уже не верю!». Меня Рюмин очень разозлил. Перед спуском заставил оператора связи читать целый лист рекомендаций. Я им говорю: «Времени мало, последний сеанс связи перед спуском». А оператор читает медленно, под запись. А Рюмин кричит на него: «Читай быстрее! Просто прочти». А я говорю ЦУПу: «Давайте я расскажу вам, как я понял, а вы меня подправите, если ошибусь!». А Рюмин кричит: «Нет. Пусть читает, а ты дашь квитанцию!». После этого я перешел на односложные ответы: «Это сделали?» – «Да». «А это?» – «Нет» – и все. А Рюмин торопит оператора: «Читай быстрее!». Если бы Шаталов не вышел на связь, то я не знаю, что бы я сказал Рюмину».

Вот такая была нервная ситуация…

Но опасения Ляхова оказались напрасными – переходить на ручное управление не пришлось. После четырех часов утра по московскому времени стрелка на бортовом хронометре успела отсчитать всего пятьдесят четыре секунды, как тормозной двигатель корабля автоматически включился в расчетном режиме, выплюнув в окружающее пространство оранжево-розовую струю раскаленного газа.

– ...Сто десять, сто одиннадцать, сто двенадцать, – Абдул, то и дело сбиваясь со счета, снова шепотом считал прыжки секундной стрелки по циферблату. Его лицо стало влажным от выступившего пота. – Сто тринадцать, сто четырнадцать...

«По новой программе должно быть точно сто восемьдесят шесть», – Ляхов почувствовал, что у него пересохло во рту от волнения. Сердце бешено колотилось в груди.

– ...Сто пятьдесят четыре, сто пятьдесят пять, сто пятьдесят шесть... – длинные гибкие пальцы афганца замерли, судорожно сжимая четки.

«Если двигатель будет работать меньше ста восьмидесяти шести секунд, мы останемся на очень неустойчивой орбите, – подумал Ляхов. Левая бровь у него вдруг нервно задергалась. – Виток – от силы полтора – и корабль все-таки нырнет в атмосферу. Только вот где мы сядем, никто предсказать не сможет!»

-...Сто семьдесят шесть, сто семьдесят семь, сто семьдесят восемь...

«А если двигатель проработает больше ста восьмидесяти шести секунд, то корабль уйдет на баллистический спуск, – напряжение росло, и мысли Ляхова стали путаться. – Это значит, что «Союз» пойдет через атмосферу по слишком крутой траектории. Тогда перегрузка может стать просто убийственной!»

-...Сто восемьдесят один, сто восемьдесят два, сто восемьдесят три...

«На баллистический спуск идти все-таки нежелательно, – Ляхов мысленно встряхнулся, стараясь отогнать сковавшую его тело нервную слабость. – Значит, так... Если сейчас на отметке «сто восемьдесят шесть» движок сам не отсечется, выключаю автоматику и перехожу на ручное управление. К ядреной фене, как говорил Валера!»

-...Сто восемьдесят четыре, сто восемьдесят пять, сто восемьдесят шесть! – Абдул уже почти кричал.

– Ну?! – рявкнул Ляхов и рванулся из кресла вперед.

Сзади, под днищем спускаемого аппарата, гулко хлопнуло, и наступила тишина.

– Есть! – радостно выдохнул Моманд. – Получилось, Володя! Получилось!

Ляхов, мгновенно расслабившись, рухнул в кресло. В наступившей внутри корабля тишине слышалось только мерное жужжание перегонявшего воздух вентилятора в углу кабины.

– «Протоны», двигатель сработал нормально! – ожили динамики системы связи. Ляхов узнал голос начальника Центра подготовки космонавтов генерал-лейтенанта Шаталова. – Корабль идет по посадочной траектории! Штатный спуск, Володя, слышишь?

– Слышу, Владимир Александрович! – кашлянув, прохрипел в микрофон Ляхов. Ему все еще было трудно дышать. – Идем на управляемый спуск!

Двигатель включился, как и предусматривалось программой, ровно в 3 часа 00 минут 54 секунды. Работа двигателя на спуск прошла без замечаний.

Когда уже стало ясно, что корабль пошел на снижение, Абдул ослабил фиксирующие ремни и приподнялся в полетном кресле.

– Ты куда это собрался? – опешил Ляхов.

– Рыбок упаковать забыли, – Моманд мотнул головой в сторону закрепленного под фонарем пакета с водой и осклабился:

– Кому биологи будут голову первому откручивать, а, Володя?

– Ах, мать их так и растак! – Ляхов свирепо заскрипел зубами. – Ну, давай упаковывай. Только быстро!

Абдул аккуратно, стараясь не повредить полиэтиленовую упаковку, отодрал пакет от фонаря и осторожно положил в контейнер рядом с собой.

– Готово, командир! – афганец открыл в улыбке блеснувшие жемчугом зубы.

«Союз» потерял орбитальную скорость и теперь, тормозясь уплотняющейся атмосферой, постепенно приближался к Земле. Ровно через двадцать минут после отсечки двигателя коротко рявкнула сирена, и в следующее мгновение сильный толчок возвестил об отстреле приборного отсека.

– Прошло разделение отсеков! – доложил Ляхов и скосил глаза в сторону Моманда. – Абдул, сейчас войдем в плазменную зону, радиосвязь временно пропадет. Я тебе очень рекомендую посматривать на иллюминатор. Ты еще никогда не летал внутри горячей плазмы? Вот и смотри, зрелище впечатляющее!

Афганец покорно повернул голову к округлому окошку, перебирая четки легкими, привычными движениями пальцев. Тихо сообщил:

– Я все-таки сходил в туалет, Володя…

… Спускаемый аппарат на высоте нескольких десятков километров несся сквозь воздушное пространство над побережьем Северной Африки, оставляя за собой бело-серый дымный след. Медленно возрастая, невидимой тяжелой тушей навалилась перегрузка. По ощущениям было около четырех с половиной «же». Космонавты перенесли перегрузку нормально. Абдул Ахад Моманд даже с иронией обронил:

– Это разве перегрузка?

По постепенно черневшему от оседавшей копоти иллюминатору кабины поползли змеящиеся разводы сгоревшего теплоизоляционного покрытия.

Потом перегрузка резко ослабла. Сзади, глубоко под креслами, за обшивкой кабины, раздался короткий грохот, и космонавты почувствовали ощутимый толчок.

– Сброшен теплозащитный экран! – вполголоса прокомментировал Ляхов. – Сейчас пойдут парашюты!

Вверху, внутри стенки отсека, что-то металлически лязгнуло, послышался нарастающий свист, сменившийся переливчатым клекотом, и мгновение спустя корабль сильно рвануло вверх. Это «жахнул» основной парашют, потом еще раз дернуло и грохнуло – это разрифовка. Потом прошла перецепка...

– Я – «Протон», прошло наполнение парашюта! – сообщил в микрофон Ляхов и весело подмигнул Моманду. – Теперь, Абдул, мы можем с тобой хоть песни петь!

На Земле в районы предполагаемой посадки спускаемого аппарата «СоюзТМ-5» были стянуты дополнительные силы спасателей, чтобы обеспечить поиск и надежную эвакуацию советско-афганского экипажа.

– «Протон», здесь борт триста сорок три, группа наблюдения, – раздался чей-то незнакомый голос из динамиков. – Вижу оранжевый купол парашюта над кораблем! Раскрытие парашюта штатное!

– Здесь борт двадцать восемь, – пробился сквозь эфир еще один голос уже с другого вертолета. – Подтверждаю раскрытие парашюта над объектом! Буду садиться рядом с кораблем и обеспечивать эвакуацию экипажа! Владимир Афанасьевич, готовьтесь!

– Вот, пожалуй, и все, Абдул, – небритое лицо Ляхова расплылось в усталой улыбке. – Кончились наши с тобой приключения...

– Эттихад-э-шурави – Советский Союз – самая лучшая в мире страна, – сказал Моманд восторженным голосом. – И техника у вас – тоже самая лучшая!

Скорость ветра на высоте была большая, а у Земли штиль. Двигатели мягкой посадки сработали штатно. Спускаемый аппарат, немного покачавшись на днище, упал на бок. Парашют наполнился ветром и потянул «СоюзТМ» по земле, и Ляхов вручную отстрелил стренгу парашюта. Движение прекратилось.

Спускаемый аппарат «СоюзаТМ-5» совершил посадку в двухстах двух километрах от города Джезказган. После трудного полета космонавты-герои Владимир Афанасьевич Ляхов и Абдул Ахад Моманд вернулись на Землю. Продолжительность полета составила 8 суток 20 часов 26 минут 27 секунд.

После посадки Владимир Ляхов сказал Абдулу Ахаду Моманду, чтобы он расстегнул привязные ремни, – иначе Ляхов бы свалился на него, ведь командир корабля теперь «висел» на «потолке».

Моманд выполнил приказ, посмотрел на повисшего над ним Ляхова и тихо произнес:

– Командир, четвертый раз не летай – Аллах не простит!

… Когда им помогли выбраться из спускаемого аппарата и усадили в эвакуационные кресла, к космонавтам сквозь толпу спасателей и медиков пробрались телевизионщики и журналисты.

– Валерий Куликов, Всесоюзное радио, – улыбчивый полноватый крепыш приблизил к лицу Ляхова микрофон. – Владимир Афанасьевич, когда вы планируете начать подготовку к своему четвертому космическому полету?

Командир корабля снял шлемофон, выдернул разъемы связи. Подставил лицо под налетевший свежий ветерок, сделал глубокий вдох, прищурившись, посмотрел на яркое оранжевое солнышко, постепенно выкарабкивающееся из-за горизонта на розово-голубой ковер утреннего неба, на золотисто-желтую траву в бесконечном просторе степи, и покачал головой:

– Нет, ребята. Полковник Ляхов полеты закончил. Все! Дембель!

7 сентября 1988 года за мужество и героизм, проявленные в ходе выполнения советско-афганской экспедиции, полковник Владимир Афанасьевич Ляхов был награжден орденом Октябрьской Революции. Кроме того, он был награжден 10 сентября 1988 года медалью «Золотая Звезда» Героя Республики Афганистан и орденом «Солнце Свободы».

… А последнюю точку в этой истории непростого возвращения на Землю поставил Абдул Ахад Моманд. Когда экипаж «СоюзаТМ» уже привезли на Байконур, и в гостинице «Космонавт» помыли в душе обычной водой и обычным мылом, афганский космонавт лишь с грустной улыбкой поинтересовался у Ляхова:

– Где же обещанное молоко, командир?..

Что интересно, так это то, что должные выводы из этой истории трудного возвращения на Землю Владимира Ляхова и Абдула Ахада Моманда так и не сделали. 21 декабря 1988 года, после завершения рекордного годового космического полета на Землю возвращаются Владимир Титов и Муса Манаров. С ними летит и французский космонавт Жан-Лу Кретьен, который проработал в космосе около месяца по советско-французской научной программе. На станции «Мир» остались Александр Волков, Сергей Крикалев и Валерий Поляков, которому еще предстояло летать более года. Владимир Титов, Муса Манаров и Жан-Лу Кретьен заняли места в космическом корабле «Союз ТМ6». Расстыковка прошла штатно. Включилась программа спуска. Но программа как включилась, так и выключилась. Произошла ситуация, которая была похожа на задержку с посадкой предыдущей экспедиции посещения Владимира Ляхова и Абдула Ахада Моманда. Оборудование на «СоюзеТ-6» толком никто не проверил, понадеялись на авось. Правда, опыт работы Центра управления полетом в экстремальной ситуации уже имелся. Поэтому на этот раз космонавтам сутки ждать посадки не пришлось. С Земли перезагрузили бортовую вычислительную машину, и успешная посадка произошла на третьем запасном посадочном витке.

6. Жизнь на Земле

«Дембеля» из Владимира Афанасьевича Ляхова не получилось. Тех, кто хоть раз прикоснулся к космосу, этот бездонный мир звезд и планет уже не отпустит никогда: будет звать, манить, тянуть к себе человеческую душу, будет сниться во снах и напоминать о себе яркими и сочными воспоминаниями.

Владимир Ляхов после третьего полета не ушел из космонавтики. С 11 октября 1988 года его назначают заместителем начальника управления по подготовке космонавтов 1-го НИИ ЦПК. 5 ноября 1988 года ему присваивается квалификация космонавта первого класса. И снова начинается работа…

В 1989 году Владимир Афанасьевич Ляхов сдал экзамены кандидатского минимума в Военно-Воздушной Академии имени Ю.А.Гагарина.

Чем еще занимается Владимир Афанасьевич в те годы?

Много времени Ляхов уделяет общественной работе. Еще с 1980 года Владимир Афанасьевич стал членом Общества дружбы со Шри-Ланкой, а с 1988 года избирается Президентом Российских Обществ дружбы и сотрудничества со Шри-Ланкой и Мальдивами.

«В Шри-Ланке бывал неоднократно, – говорит Ляхов. – Интересные, дружественные акции мы проводили и проводим. Многие Общества Дружбы после «перестройки» закрылись из-за нефинансирования. Мы же – нет, работаем, встречаемся с ланкийцами, проводим мероприятия. Но, конечно, не на «коммерческой основе»...

Новой вехой в истории развития русского бильярда, как массовой спортивной дисциплины в Российской Федерации явилось постановление Госкомспорта СССР от 29 сентября 1989 года «О развитии в СССР бильярдного спорта». Тогда же было утверждено Оргбюро по созданию Федерации бильярдного спорта. Его первым почетным председателем был избран летчик-космонавт СССР, дважды герой Советского Союза Владимир Афанасьевич Ляхов, а вице-президентом – народная артистка СССР Эллина Быстрицкая.

«Когда мы готовились к полетам на космодроме Байконур, – вспоминал Владимир Афанасьевич Ляхов, – необходимо было чем-то заниматься в свободное время, отдыхать. Для этого существовали рыбалка и бильярд. Рыбалка признавалась опасным видом развлечения, так как можно было нечаянно получить травму, именно поэтому дублирующий состав всегда вносил в воду основной на руках. Бильярд считался более безопасным видом досуга. На Байконуре было установлено три стола, и я часто играл, так как увлекся бильярдом еще в Антраците, играя в местном клубе. Известный фотокорреспондент АПН Александр Моклецов, который часто снимал на космодроме, был также заядлым бильярдистом, прекрасно знал бильярдный мир и сам часто играл в парке им. Горького. Увидев мою игру, он предложил мне стать президентом Федерации, и я согласился. Основной целью моей деятельности было возрождение бильярда как вида спорта, его популяризация в стране. Нам удалось провести чемпионат в Ташкенте. Я ездил на Чемпионат мира по снукеру в Дубай для того, чтобы изучить и этот вид бильярда.

Я всегда говорил, что вместо двух высших образований надо иметь хотя бы одну среднюю сообразительность. В бильярде необходимо знать, куда поставить свой шар, как забить или вывести шар из-под удара, надо все время думать головой. А играл я со многими космонавтами – с Павлом Поповичем, Алексеем Леоновым, Борисом Волыновым, Виктором Горбатко, Игорем Волком».

В 1989 – 1990 годах Владимир Афанасьевич Ляхов – депутат городского Совета народных депутатов города Щелково Московской области.

Но «уходить в политику» ему не хочется. Космос властно напоминает о себе. Постепенно Владимир Афанасьевич Ляхов втягивается в подготовку к своему уже четвертому по счету космическому полету. В 1988 – 1994 годах он готовится к очередной командировке на орбиту в составе группы космонавтов, числится в резерве как космонавт-спасатель для экипажа станции «Мир». Если бы на станции случилась серьезная авария, Ляхов должен был стартовать в космос на космическом корабле «СоюзТМ» и спасти пострадавший экипаж. Но, слава Богу, до серьезных аварий на «Мире» не дошло.

С 11 марта 1993 года Владимир Афанасьевич Ляхов назначается заместителем командира отряда космонавтов.

Но неумолимые годы все идут и идут. А с годами человек не становится моложе…

19 августа 1994 года – ровно через пятнадцать лет после возвращения Ляхова из его первой космической экспедиции – ему сделали «подарок»: приказом Министра обороны Российской Федерации Владимир Афанасьевич Ляхов был уволен из Вооруженных сил в запас по возрасту. Еще через три недели, – 7 сентября 1994 года, – приказом начальника Центра подготовки космонавтов он был отчислен из отряда космонавтов в связи с увольнением в запас из Вооруженных сил. Затем исключен из списков части 11 ноября 1994 года. А в конце 1994 года была расформирована и вся группа космонавтов – спасателей…

Ему всего лишь пятьдесят три, а он уже пенсионер. Но сердце по-прежнему горячо бьется в груди и просит дела. После ухода из отряда космонавтов Владимир Афанасьевич Ляхов с января 1995 по 1998 год работал заместителем генерального директора редакционно-издательской фирмы «Россия». И только в 1998 году вышел на пенсию.

Сегодня Владимир Афанасьевич Ляхов находится на заслуженном отдыхе, однако он не из тех, кто сидит дома, сложа руки. Общественная деятельность, служение Родине и обществу – вот та сфера человеческой жизни, на которую сделал «ставку» космонавт Владимир Ляхов.

Бегло пройдемся по страницам его жизни за минувшие годы.

С 12 по 15 января 1999 года в подмосковном городе Королеве проходил XXVII Всероссийский конкурс «Космос», главным организатором которого было ВАКО «Союз». На ежегодный молодежный форум съехалось рекордное число участников – около 230 юных приверженцев космонавтики из более чем сорока городов Украины и России. В ходе проведения конкурса состоялась интересная встреча с космонавтами. На вопросы конкурсантов ответили президент ВАКО «Союз» летчик-космонавт Александр Александрович Серебров, а также его коллеги – Владимир Афанасьевич Ляхов, ставший в том же 1999 году вице-президентом ВАКО, и Юрий Владимирович Усачев…

С 90-х годов минувшего века Владимир Афанасьевич активно занимается деятельностью возглавляемого им Луганского землячества в Москве. В 2000 году он вступил в аналогичное землячество в Киеве. И сегодня его забота – укрепление дружеских связей между этими двумя организациями, объединяющих выходцев из Луганской области.

В течение пяти лет – с 2001 по 2006 год – Владимир Афанасьевич Ляхов являлся Президентом Московской Ассоциации «Лугань». В 2006 году он был избран Почетным Президентом Луганского землячества в Москве. Владимир Афанасьевич является членом координационного Совета региональных общественных организаций при Правительстве Москвы. В 2008 году, в год 70-летия Луганской области, Луганский областной совет присвоил Владимиру Афанасьевичу Ляхову звание «Почетный гражданин Луганской области».