Текст книги "Космические высоты Владимира Ляхова"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

И когда оператор стартовой команды закончил обратный отсчет времени и внизу, где-то глубоко под спинками их кресел, глухо зарокотали ракетные двигатели, напряжение выплеснулось через край и все трое в один голос, на всю мощь своих легких заорали в микрофоны гермошлемов единственное и самое подходящее для этого момента слово:

– Поехали!»

К написанному выше следует, пожалуй, добавить лишь то, что перед стартом корабля «Союз ТМ-6» Абдул Ахад Моманд обратился к своим соотечественникам с призывом:

– Братья! Прекратите войну и направьте свои силы на строительство прочного национального мира. Сделаем независимый, нейтральный, неприсоединившийся Афганистан мирным и единым, а наш народ – счастливым!

Космический корабль «СоюзТМ-6» был выведен на околоземную орбиту с параметрами:

– максимальное удаление от поверхности Земли (в апогее) – 228 километров;

– минимальное удаление от поверхности Земли (в перигее) – 195 километр;

– период обращения – 88,7 минуты;

– наклонение орбиты (в градусах) – 51,6.

Двое суток ушло на сближение с «Миром». С расстояния около 400 метров «Союз ТМ-6», управляемый Владимиром Ляховым, начал облет орбитального комплекса, чтобы выйти на стыковочный узел модуля «Квант», к которому предполагалось причалить. После завершения облета корабль «завис» всего в 150 метрах от «Мира». Режим «зависания» экипаж применил для того, чтобы специалисты Центра управления полетом могли произвести оперативную оценку состояния бортовых систем и взаимного положения двух космических аппаратов. По команде с Земли экипаж «СоюзаТМ-6» включил режим причаливания.

– Володя, наблюдаю огни орбитального комплекса, особенно хорошо заметны мигающие, – сообщает Владимир Ляхов Титову. – Очень красиво «Мир» смотрится со стороны!

Космический корабль «Союз ТМ-6», управляемый Ляховым, уверенно приближается к стыковочному узлу на орбитальном комплексе «Мир».

– Мы ожидаем касания, – сообщают в эфир «Протоны». – Есть касание! Пошло стягивание корабля с комплексом!

31 августа 1988 года в 8 часов 40 минут 44 секунды была осуществлена успешная стыковка космического корабля «СоюзТМ-6» с орбитальным комплексом «Мир». На следующем витке в 10 часов 10 минут экипаж «Протонов» открыл переходные люки. Первым на борт «Мира» перешел афганский космонавт Абдул Ахад Моманд с орхидеями в руках – это был подарок биологов основному экипажу орбитального комплекса. У самого порога орбитального дома, в стыковочном отсеке модуля «Квант», гостей с Земли встретил Владимир Титов. Бортинженер «Мира» Муса Манаров ждал их в рабочем отсеке комплекса.

После горячих дружеских объятий Абдул Ахад открыл Коран, который он взял с собой на орбиту, и на арабском языке прочитал благодарственную суру о милосердии и любви к ближнему. Командир орбитального комплекса «Мир» Владимир Титов доложил о готовности пятерки космонавтов приступить к выполнению научной программы советско-афганского полета. Оператор из Центра управления полетом зачитал экипажу приветственные телеграммы от Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева и афганского лидера Наджибуллы. От имени объединенного экипажа Владимир Титов поблагодарил руководителей двух государств и заверил их, что космонавты выполнят полностью программу совместного космического полета. Абдул Ахад Моманд снова, как и перед стартом в космос, обратился к народу Афганистана:

– Усилиями человеческой цивилизации, – и, прежде всего, нашего большого, испытанного друга Советского Союза, – наш народ, наша страна подняты на космическую высоту. Давайте с помощью мирового сообщества, продолжая наши джирговые традиции, поднимемся над кровопролитием братьев, сотворим все вместе мир.

Итак, космонавты перешли на борт «Мира» и приступили к выполнению научной программы советско-афганского полета. Основные направления научной программы советско-афганского космического полета были намечены представителями СССР и Афганистана еще на первой встрече, которая состоялась в Москве в Главкосмосе СССР 30 сентября 1987 года. А уже в феврале следующего года научная программа космической экспедиции была определена окончательно, был полностью согласован весь перечень экспериментов на орбите. С учетом пожеланий афганских ученых, основными в научной программе стали два направления: медицинские эксперименты по изучению работоспособности человека в начальный период адаптации к невесомости и исследование природных ресурсов Афганистана методами дистанционного зондирования с космической орбиты. Афганские коллеги назвали всю программу совместного полета проектом «Шамшад» – по названию горы, расположенной на территории Афганистана вблизи границы с Пакистаном.

Как обычно, в первые дни пребывания на борту орбитального комплекса вновь прибывший экипаж выполнял значительное число экспериментов по космической медицине, связанных с вопросами адаптации организма человека с условиями невесомости. Основными задачами этих исследований являлось определение работоспособности и оценка психофизиологических реакций космонавтов. В частности, было проведено изучение особенностей состояния опорно-двигательной системы человека в невесомости, оценивалась работоспособность и качество операторской деятельности космонавтов, исследовалось взаимодействие вестибулярного аппарата и зрительной системы человека. Эффективность работы человека в космосе во многом определяется полноценностью сна и отдыха. В проведенных Валерием Поляковым и Абдулом Ахадом Момандом медицинских опытах качество сна оценивалось по электрофизиологическим показателям, которые регистрировались с помощью специальной аппаратуры и по ответам на опросную анкету. Реализация запланированных медицинских исследований была осуществлена с помощью аппаратуры, разработанной в Народной Республике Болгария по техническим заданиям, согласованным с советскими специалистами. Абдул Ахад Моманд быстро освоился с невесомостью, и она не мешала ему активно работать на орбите.

Значительное место в научной программе советско-афганского полета было отведено исследованиям, включавшим в себя визуальные наблюдения и съемки территории Республики Афганистан. Эти работы космонавты выполняли с помощью стационарного фотоаппарата КАТЭ-140, ручных фотокамер, спектрометров МКС-М и «Спектр-256». Полученная информация предназначалась для использования в интересах многих отраслей науки и народного хозяйства страны, в том числе для поиска нефти, газа, подземных запасов воды, земель, пригодных для использования в сельском хозяйстве.

Следует отметить, что условия для съемки территории Афганистана были жестко ограничены законами баллистики. За все время совместного советско-афганского космического полета орбитальный комплекс «Мир» с международным экипажем всего лишь шесть раз пролетел над страной поперек и три раза вдоль. Каждый пролет длился немного – от 30 секунд до 3 минут. Поэтому космонавты, не теряя отпущенных небесной механикой мгновений, работали четко и уверенно.

По программе работы советско-афганского и основного экипажей было выполнено несколько серий исследований в области физики верхней атмосферы. Также продолжались эксперименты по дальнейшему изучению развития высших растений в условиях невесомости, проводились работы по электрофоретической очистке лекарственных веществ и выращиванию монокристаллов белковых препаратов. Продолжались эксперименты по внеатмосферной астрономии с использованием научной аппаратуры астрофизического модуля «Квант».

3 сентября 1988 года состоялась пресс-конференция экипажа орбитального комплекса «Мир». Большинство вопросов на ней были, конечно, адресованы афганскому космонавту. Моманд уверенно ответил на них и еще раз выступил с призывом к воюющим в Афганистане сторонам:

– Мы, космонавты, выполняющие программу мирных исследований космоса, обращаемся к вам, мужественному народу Афганистана, с призывом прекратить войну и кровопролитие, установить мир на нашей прекрасной земле. Братоубийственная война, в которой гибнут женщины, старики и дети, не нужна ни одной из противоборствующих сторон. В этой навязанной вам войне выигрывают только враги, не желающие видеть Афганистан свободным и процветающим. Из космоса мы видим, что земной шар, и в том числе Афганистан, очень красив. Грех пятнать его кровью невинных жертв и слезами вдов и сирот.

Быт объединенного советско-афганского экипажа на орбитальном комплексе «Мир» тоже достаточно подробно описан в уже цитировавшейся выше повести Антония Часова и Ренаты Денисовой «Афганский полет, или караул под «ёлочкой»:

«3 сентября 1988 года. Околоземная орбита, космическая станция «Мир».

– Я, уважаемые коллеги, скоро утрачу все навыки практикующего врача, – Поляков скатал в трубку бумажные ленты кардиограмм и сунул их за поясок крепления на настенной панели. – Неужели нельзя хотя бы раз в месяц кому-нибудь из вас четверых схватить самый простой насморк, а? Нельзя же быть все время абсолютно здоровыми! Это подозрительно, в конце-то концов!

Муса Манаров легонько толкнул локтем в бок Владимира Титова, мотнул головой в сторону Полякова и захохотал:

– Володя, слышишь? Оказывается, медицина не довольна нашим здоровьем!

– Вот я и думаю, Муса, – проверявший приборы ориентации Титов принял шутливый тон разговора и озабоченно почесал затылок, – может мне и вправду заболеть чем-нибудь? А то ведь и в самом деле Валера лечить разучится. Градусники ставить, банки, клизмы там всякие...

– Клизма в невесомости? – Поляков ухмыльнулся и деловито потер руки. – А почему бы и нет? Такой экспериментик в космосе ни у нас, ни у американцев еще, кажется, никто не выполнял. Может, и впрямь попробуем? Ну-с, господа, кто из вас первым рискнет подвергнуться процедуре очищения кишечника в условиях невесомости? Смелее, смелее, ваше имя будет золотыми буквами вписано в историю мировой космонавтики...

– Шутники, – Ляхов неуклюже выбрался из стыковочного отсека и с легкой укоризной покачал головой. – Честное слово, я вам завидую, ребята. Вы действительно свежо выглядите. Ну, прямо, как огурчики!

– Ну, да, такие же зеленые и пупырчатые, – сострил Манаров и оттолкнувшись от кожуха стационарной фотокамеры КАТЭ-140, уплыл под потолок станции. – И заметьте, милые друзья, все это несмотря на восемь месяцев интенсивного маринования в нашей металлической банке!

– А я бы с удовольствием сейчас с вами поменялся, – продолжал Ляхов. – Семидневный полет – это все-таки очень мало. Не успеешь привыкнуть к невесомости, а уже пора возвращаться на Землю. Слушайте, мужики, а может, уговорим руководство, и я кого-нибудь из вас заменю? Муса, ты как?

– Вот уж дудки, – со смешком запротестовал Манаров из-под потолка. Он закреплял ремнями отцепившийся спальный мешок. – Восемь месяцев – это, Афанасьич, ни то, ни се. Мы с Володькой настроились летать ровно год. Вопреки всем случайностям и неожиданностям. Правильно, Вов?

– Ага, – Титов наклонил голову в знак согласия и хитро усмехнулся:

– Знаешь, после трех подряд моих неудач, Владимир Афанасьевич, хочется хоть в этом полете оторваться на полную катушку. Чтоб уж налетаться всласть.

Последние лет пять Володя Титов был в отряде космонавтов живым средоточием всех бед и несчастий, которые могут выпасть на долю человека, готовящегося к длительному орбитальному полету. В первом полете Титова сорвалась стыковка космического корабля со станцией «Салют-7». Оказалось, что в требуемое положение не развернулась антенна системы сближения, которая контролировала расстояние между двумя летящими по орбите аппаратами. Почти двое суток Титов пытался «на глазок» состыковать свой корабль со станцией, но все попытки оказались тщетными, и экипажу пришлось вернуться на Землю досрочно. Вторую попытку отправиться в длительный космический полет Титов предпринял через полгода. Но из-за неисправности топливного клапана ракета взорвалась еще на старте. Титов и его бортинженер Стрекалов остались в живых только благодаря системе аварийного спасения, которая отбросила корабль от горевшей на стартовой позиции ракеты. А полтора года назад экипаж Титова сняли с полета всего за пару суток до объявленного старта. У медиков возникло подозрение, что бортинженер в экипаже Владимира болен гепатитом. Опасения врачей оказались напрасными. Последующие обследования не подтвердили диагноз. Но было уже поздно – в полет ушел дублирующий экипаж. И только в конце прошлого года мечта Титова совершить длительный полет начала, наконец, сбываться. Вместе с Мусой Манаровым ему первому из землян предстояло прожить на космической станции ровно один год.

– Жаль, – разочарованно вздохнул Ляхов. – А у меня этот полет уже третий. Вряд ли еще удастся слетать...

– Не горюй, – отозвался Поляков. Он повис вниз головой над тренажером «бегущая дорожка» и пытался уложить в кейс шаловливо расплывающиеся в невесомости провода медицинской аппаратуры. – Бери пример с Джанибекова. Орел! Пять раз в космос слетал. И еще рвется!

– Ну, ты нашел с кем сравнить! – скептически ухмыльнулся Ляхов. – Володька Джанибеков – спец по коротким экспедициям. А мне бы еще раз на полгодика слетать...

– Размечтался ты, Владимир Афанасьевич, – Манаров неодобрительно покачал головой. – Знаешь, сколько пацанов в отряде сейчас ждут своего первого полета? А «Союзы» пока летают всего два – три раза в год.

– Не печалься, Афанасьич, ты еще обязательно слетаешь, – Титов дружески похлопал Ляхова по плечу. – Вот «Буран» этой осенью начнет летать. Сколько на нем человек может за один раз стартовать? Семь или восемь? Я так думаю, что и нам с тобой в этой птичке место найдется. Вот погоди, начнутся регулярные полеты...

– Дело не в технике, Володя, – тихо возразил Ляхов. – Месяц назад мне исполнилось сорок семь лет. Для космонавта почти предельный возраст.

– Ну, это ты, братец, врешь, – Поляков, наконец, пристроил свой кейс с медоборудованием на креплениях около левого борта и повернулся лицом к собеседникам. – Какой, к черту, предельный возраст? Сколько лет было Слейтону, когда он участвовал в проекте «Союз» – «Аполлон», ты помнишь? Пятьдесят с хвостиком?

– Так это же американцы, – пожал плечами Ляхов. – У них и медицинские критерии другие.

– Здоровье – оно и в Африке здоровье, – провозгласил Поляков, смешно кувыркнувшись около стойки с приборами. – Будет здоровье плюс удача – будешь летать. Это я тебе могу гарантировать. От имени всей советской космической медицины.

– Ну, да, – скептически хмыкнул Ляхов, – это ты на орбите расслабился, Валерка. А на Земле твоя медицина может так прижать – только пищать будешь!

– Лично я возрастного барьера признавать не собираюсь, – Поляков твердо гнул свою линию. – Я на сколько лет тебя младше? Меньше, чем на год. Так вот, смею тебя заверить, что летать собираюсь еще многие годы. Что и тебе настоятельно рекомендую. А возрастные барьеры, Владимир Афанасьевич, мы с тобой как-нибудь преодолеем. Или обойдем.

– Что-то я проголодался, мужики, – Титов взглянул на часы. – Э, ребята, до обеда-то осталось всего полчаса. Кто у нас сегодня дежурит по камбузу?

– Я дежурю, – Манаров прямо из-под потолка нырнул к правому борту станции и открыл откидную крышку стола. – По очереди будем обедать, или все вместе поместимся?

– Давайте все вместе, – предложил Титов. – Кстати, ребята, а где Абдул?

– Батюшки светы, – Поляков хлопнул себя ладонью по лбу. – У нас же эксперимент еще идет! Абдул сейчас в орбитальном отсеке на «Союзе»!

Он оттолкнулся от кожуха фотокамеры и, перебирая руками по фиксаторам на стенах, поплыл в переднюю часть станции.

Абдул Ахад Моманд действительно расположился на небольшом диванчике в орбитальном отсеке и сосредоточенно листал журнал с полетной документацией.

– Ну, ты тут как? – осведомился Поляков, показавшись в отверстии переходного люка. – Снял показания?

По условиям эксперимента «Лабиринт» они с Абдулом поочередно изучали координацию передвижений в условиях невесомости. Для этого на тело космонавта одевалось штук десять медицинских датчиков, и в пустом орбитальном отсеке корабля он должен был оценивать свое положение в пространстве.

– Показания снял, даже дважды, – радостно сообщил Моманд. – И результаты записал. А вот с изменениями в методике следующего эксперимента что-то никак не разберусь...

– Давай этим после обеда займемся, – предложил Поляков, закрывая полетный журнал. – Мы с тобой и так сегодня идем с опережением программы.

Они закрыли люк в транспортный корабль и вернулись в базовый блок орбитальной станции.

К их появлению Манаров успел достать из холодильника на левом борту бытовой зоны пять комплектов пищевых концентратов для обеда, заправить пакетики с супом водой и установить их в электроподогреватели на столе.

– Пять минут – и все будет готово, – подмигнул он Полякову. – Медицина может снимать пробу.

– Медицина дает общее добро, – врач повелительно взмахнул рукой. – Мышей на вашей кухне, слава Богу, не водится, мух и тараканов тоже.

Когда пакеты с первым блюдом подогрелись, космонавты расположились вокруг обеденного стола.

– Что у нас по программе после обеда? – осведомился Титов, вскрывая пакет с супом.

– Работы выше крыши, – Муса отправил в рот квадратный брикетик хлеба. – Мы с тобой, Вов, займемся фотометрией атмосферы.

– У нас с Абдулом продолжение «Лабиринта», – Поляков кивнул в сторону служебной зоны. – Будем по очереди крутиться, как белки в колесе.

– А я, пожалуй, займусь демонтажем ложементов в «Союзе», – позевывая, сообщил Ляхов. – Вот время летит! Кажется, что только вчера прилетели, а послезавтра уже обратно, домой!

– Почту только с собой взять не забудьте, – напомнил Титов. – У моего отца в следующую пятницу, девятого сентября, день рождения. Я поздравительную открыточку написал. Хочу, чтобы как раз к девятому числу и дошла.

– Обязательно дойдет, – заверил Ляхов. – Авиапочта сколько дней идет? Трое суток? Ну, вот считай... Во вторник утром мы с Абдулом будем уже на Земле, и я сразу же передам твою открытку встречающей смене. К пятнице как раз и дойдет!

Ляхов и предположить не мог, какой неприятнейший сюрприз ждет их с Момандом утром во вторник во время посадки космического корабля…»

5 сентября Владимир Ляхов и Абдул Ахад Моманд стали готовиться к возвращению на Землю. И вот настал момент расставания с Владимиром Титовым, Мусой Манаровым и Валерием Поляковым…

В художественной и научно-популярной литературе существует несколько версий и описаний событий, которые произошли на околоземной орбите 6-7 сентября 1988 года. Художественная версия изложена в приключенческом романе Антония Часова и Ренаты Денисовой «Афганский полет, или караул под «ёлочкой». В основу этой версии легли публикации о ходе советско-афганского космического полета в газетах в сентябре 1988 года. Единственное, что сделали авторы – это заменили в тексте фамилию Ляхов на Лахов.

Еще одно описание двух последних суток полета космического корабля «СоюзТМ-5» приводится в книге журналиста Валерия Шарова «Приглашение в космос» (напомним, что в начале 90-х годов Валерий Шаров готовился к космическому полету в качестве космонавта-журналиста). Эта версия написана со слов самого Владимира Ляхова.

Третья версия-описание финального этапа космической экспедиции Владимира Ляхова и Абдула Ахада Моманда опубликована в журнале «Новости космонавтики» в 1998 году и принадлежит перу А.Федорова. Эта версия включает в себя как воспоминания самого командира космического корабля «СоюзТМ-5», так и информацию, почерпнутую из воспоминаний сотрудников Центра управления полетом, которые в те дни работали на связи с космическим экипажем «Протонов».

Есть описание полета экипажа «Протонов» в августе-сентябре 1988 года и в книге «Мировая пилотируемая космонавтика».

Попробуем на основе этих четырех источников сделать некое интегральное описание тех едва ли не самых тревожных суток в истории советской пилотируемой космонавтики, когда жизнь двух космонавтов буквально висела на волоске. Возможно, такой «комбинированный» взгляд передаст весь драматизм, придаст большую достоверность и рельефность описанию тех испытаний, которые выпали на долю советского космонавта Владимира Афанасьевича Ляхова и его афганского коллеги Абдула Ахада Моманда.

Итак, ночь с 5 на 6 сентября 1988 года, околоземная орбита, орбитальный комплекс «Мир», к которому пристыкован космический корабль «СоюзТМ-5». «Космические гости» Владимир Ляхов и Абдул Ахад Моманд готовятся к возвращению на Землю.

– Присядем, что ли, «на дорожку»? – Ляхов пристроился в небольшой нише рядом с люком стыковочного узла. Пакет с почтой и бортжурналами он положил к себе на колени.

– Сейчас бы по бокальчику пива, а? – мечтательно вздохнул Титов, висевший под «потолком». – Да еще если с тараночкой!

– Автоинспекция не поймет, – прыснул в кулак Поляков. – Представляете картину, ребята? Владимир Афанасьевич собирается включить двигатель, но вдруг слышит стук в люк. Открывает, а там – инспектор ГАИ. С полосатым жезлом и в скафандре. «Товарищ Ляхов? Предъявите водительские права и дыхните в трубочку!»

Все дружно захохотали.

– Ладно, мужики, – Ляхов пальцем вытер навернувшуюся от смеха на глаза слезу. – Посидели – и хватит. Надо и честь знать! Нам пора отчаливать.

Владимир Афанасьевич и Моманд по очереди обнялись с остающимися на орбите космонавтами и пожали им руки.

– До встречи! – Абдул помахал рукой на прощание и нырнул в орбитальный отсек «Союза».

– Володя, Муса, буду встречать вас на Земле, – заверил Ляхов, полуобернувшись в проеме люка.

– Вот и замечательно, – улыбнулся в ответ Титов. – Заодно и Новый год вместе встретим!

Все снова засмеялись. Ляхов взмахнул рукой, прощаясь, и перебрался в корабль. Округлая выпуклая крышка повернулась вполоборота, и люк стыковочного устройства с глухим стуком закрылся. Ляхов несколькими оборотами небольшого круглого штурвальчика запер замки. Извлек из-за резинового фиксатора на стене мягкий шлем с ларингофоном и наушниками, неуклюже натянул его на голову и доложил:

– «Заря», я – «Протон». Двадцать три часа сорок пять минут по московскому времени. Переходной люк закрыт.

– Принято, «Протон», – отозвался с Земли заместитель руководителя полетом Виктор Благов. Сегодня ночью в подмосковном Центре управления полетами дежурила его смена. – Готовьтесь к расстыковке.

Следующие два с половиной часа у Ляхова и Моманда ушли на то, чтобы надеть скафандры и еще раз проверить бортовые системы корабля. До трех пополуночи оставалось ровно десять минут, когда раскрылись замки стыковочного узла и пружинные толкатели мягко оттолкнули «Союз» прочь от переходного отсека орбитального комплекса «Мир».

– Есть отделение корабля от базового блока, – раздался в наушниках голос Титова. – Вижу, как «Союз» немного закручивается вокруг продольной оси.

– Все нормально, – успокоил его с Земли голос оператора. – Закрутка идет в пределах нормы.

Абдул прильнул стеклом гермошлема к иллюминатору. Орбитальный комплекс постепенно удалялся, разворачиваясь и заваливаясь куда-то влево. Лучи выглянувшего из-за горизонта Солнца яркими бликами играли на фиолетовых фасеточных покрытиях солнечных батарей, похожих на огромные крылья.

– Володя, смотри как красиво, – в голосе Моманда послышался восторг. Он даже на мгновение выронил из пальцев гибкую нить с шариками-четками.

– Красиво, – подтвердил Ляхов, оторвав озабоченный взгляд от рабочего пульта. – Смотри пока. Программа спуска включится минут через сорок. Там уж, брат, будет не до зрелищ...

Владимиру Афанасьевичу было действительно не до земных красот. Первые проблемы на «СоюзеТМ» начались сразу после расстыковки транспортного корабля и орбитального комплекса «Мир». Команду на расстыковку Владимир Ляхов выдал ровно в 01 час 52 минуты. Через три минуты корабль под воздействием пружинных толкателей отошел от стыковочного узла «Мира».

По программе полета через 2 минуты после расстыковки командир должен был включить ручку управления ориентацией корабля в аналоговом контуре, ручку управления движением, выбрать комплект «Б» двигателей причаливания и ориентации и отклонить ручку управления движением вправо на 15 секунд. Все эти операции нужно было совершить последовательно, чтобы отвести корабль «СоюзТМ» от орбитального комплекса на безопасное расстояние.

Но произошло непредвиденное событие. Опытнейший космонавт Владимир Афанасьевич Ляхов после включения ручки управления движением вместо аналогового контура включил дискретный контур ориентации корабля. Видимо, на действиях командира все-таки сказалась усталость от предыдущих восьми суток космического полета. Но к чести Владимира Ляхова, он сам вскоре обнаружил свою оплошность и поправился. На эту ошибку командира космического корабля наложилась и следующая оплошность: Ляхов не включил блок датчиков ускорения, а операторы Центра управления полетом не напомнили ему об этом.

Поэтому после того, как Владимир Ляхов отклонил ручку управления движением вправо на 15 секунд – как того и требовала полетная инструкция – из-за отсутствия в контуре управления блока датчиков ускорения вместо расхождения космического корабля и орбитального комплекса «Мир» началась закрутка «СоюзаТМ» в непосредственной близости от стыковочного узла базового блока станции. В результате этой закрутки ручное поддержание ориентации корабля на станцию для контроля отхода стало невозможным. Корабль перестал «слушаться» ручку управления движением. В результате экипаж «СоюзаТМ» потерял орбитальный комплекс «Мир» из поля зрения и оптического визира, и телекамеры. Поскольку визуальная ориентация из-за вращения космического корабля осложнилась, перед Владимиром Ляховым возникла серьезная проблема: в каком направлении делать увод «СоюзаТМ» от «Мира» для обеспечения безопасности? Ведь в любой момент крутящийся корабль мог задеть элементы конструкции орбитальной станцию. Можно было только гадать, к каким неприятностям это бы привело.

«…Смотрю, что такое? Станция в иллюминаторе – раз, и нет ее, – позднее вспоминал Владимир Афанасьевич Ляхов. – Ахад мне говорит – вот бы я ее сейчас сфотографировал, дальность небольшая, видимость великолепная. Видимо, Земля по телевидению увидела наше вращение и спросила, почему вращаетесь. Я смотрю, блок датчиков ускорения не включен. А Центр управления полетом «забыл» мне об этом сказать. Доложил на Землю. Затем уже по указанию оператора из ЦУПа включил блок датчиков ускорения. «СоюзТМ» застабилизировался».

Далее, еще некоторое время процесс спуска космического корабля на Землю шел по полетной циклограмме.

Ровно в 2 часа 35 минут Владимир Ляхов выдал команду на пульте на отстрел орбитального отсека корабля. Автоматика задействовала пиропатроны и отшвырнула в сторону от «СоюзаТМ» орбитальный отсек. Отстрел довольно большой массы орбитального отсека производился на кораблях серии «СоюзТ» и «СоюзТМ» еще на околоземной орбите до выдачи тормозного импульса двигательной установкой, что давало значительную экономию топлива.

В небольшое окошко в боку спускаемого аппарата Ляхову хорошо было видно, как похожий на огромное зеленое яблоко отсек, беспорядочно вращаясь, уходит прочь, уволакивая за собой змеящиеся кабели расстыкованной электропроводки.

– Сейчас мы будем садиться, – Ляхов повернул голову к Моманду. – Сгруппируйся в кресле. Будет толчок, но не очень сильный.

– Угу, – афганец поерзал спиной в кресле, устраиваясь поудобнее. – Я готов, командир.

«СоюзТМ» летел над серо-синими водами Атлантики, огибая южную оконечность Южной Америки. Там, внизу, недалеко от берегов Аргентины, качалось на волнах научно-исследовательское судно «Невель». На него для оперативного контроля поступали сейчас все доклады экипажа и бортовая телеметрическая информация.

– Двигатель проработает двести четырнадцать секунд, – напомнил афганцу Ляхов. – Где-то над Северной Африкой мы войдем в плотные слои атмосферы, и начнется перегрузка...

Но впереди экипаж ждали новые испытания. Проблемы возникли, когда Владимир Афанасьевич Ляхов запустил на корабле циклограммы спуска.

В 4 часа 23 минуты 38 секунд, – за 30 секунд до включения двигателя на торможение при прохождении кораблем терминатора – границы между освещенным Солнцем и темным полушариями Земли, – вдруг загорелась аварийная индикация «Невыполнение ориентации» из-за аварии датчика инфракрасной вертикали ИКВ ТА0108. Затем на пульте погасло оповещение признака «Готовность системы ориентации». Без этого двигатель космического корабля на торможение включиться не мог.

Ляхов заметил отключение сигнала на пульте, но решил, что это какой-то мелкий сбой в системе световой индикации.

– Десять секунд до момента включения тормозной двигательной установки, – в наушниках сквозь треск и завывание радиопомех пробился голос оператора с «Невеля». – Экипаж, внимание!

– «Невель», я – «Протон», – отозвался Ляхов. – Вас понял. Ждем включения двигателя.

– ...Семь, шесть, пять... – Моманд шепотом начал обратный отсчет. – Четыре, три, два, один...

Ляхов сгруппировался и закрыл глаза. Сейчас будет толчок и даже сквозь днище спускаемого аппарата они ощутят вибрацию от включившегося двигателя.

– Ноль, – произнес Абдул, сделал паузу и снова повторил:

– Ноль!

Оба космонавта замерли в напряженном ожидании, но ни толчка, ни вибрации не почувствовали. Секундная стрелка на часах в уголке рабочего пульта стремительно перепрыгивала с деления на деление, а корабль все так же спокойно продолжал свой орбитальный полет. В эфире стояла тишина, нарушаемая только легким потрескиванием атмосферных помех.

– Ничего нет, – громко прошептал Моманд сдавленным и напряженным голосом. – Тишина, командир!

Ляхов открыл глаза и усмехнулся:

– Это бывает. Автоматика – она, брат, штука тонкая. Наверное, пошла какая-то задержка...

Поскольку в расчетное время – в 4 часа 24 минуты 8 секунд – двигатель не включился, бортовая вычислительная машина «СоюзаТМ» перешла в режим «ожидания». Владимир Ляхов немедленно занялся изучением причин сложившейся на борту корабля ситуации в ожидании продолжения сеанса связи с Землей.

Позднее он вспоминал:

«В это время мы еще слышали «Океанов» – основной экипаж орбитального комплекса «Мир» Владимира Титова и Мусу Манарова, – и на связи с нами был Манаров. Он тоже взял бортовую документацию и попросил меня, чтобы я прочитал ему аварии. Как только прошло расчетное время включения сближающе-корректирующей двигательной установки, я посмотрел на пульт. Там уже загорелась другая авария ТА 0803 «Длительное отсутствие готовности системы ориентации перед включением двигателя». Итого мы на тот момент имели на борту «СоюзаТМ» две аварии: первая авария ТА 0108 «Невыполнение ориентации» по датчику инфракрасной вертикали, а вторая авария ТА 0803 «Длительное отсутствие готовности системы ориентации перед включением двигателя»».