Текст книги "Космические высоты Владимира Ляхова"

Автор книги: Сергей Чебаненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Муса, надо выдать отбой всех приготовленных к выполнению динамических режимов, – решил Ляхов. – Тогда прекратится и выполнение программы разделения отсе¬ков корабля. Так записано для подобных случаев в бортовой документации.

– Пока не надо этого делать, – отсоветовал Муса Манаров. – «СоюзТМ» – машина умная. По выходу из земной тени он сам должен построить солнечную ориентацию. Бортовая вычислительная машина выполнит необходимую для подзарядки солнечных батарей закрутку корабля и сама даст этот самый отбой, чтобы «СоюзТМ» шел в режиме закрутки до полной подзарядки. После входа в зону связи доложишь Центру управления полетом. Они примут окончательное решение.

Владимир Ляхов взглянул на часы. До начала зоны связи с Землей было еще около шести минут полета.

Но после прохождения терминатора датчики инфракрасной вертикали, видимо, все же дали необходимую информацию, и бортовая электронно-вычислительная машина автоматически восстановила ориентацию корабля «СоюзТМ». На пульте появился признак готовности системы ориентации. В 4 часа 31 минуту 10 секунд – с опозданием почти на целых 7 минут – включились на торможение двигатели сближающе-корректирующей двигательной установки.

Все эти самостоятельные действия автоматики оказались неожиданными для командира корабля.

Владимир Ляхов взглянул на глобус на пульте – в космическом корабле имеется маленький глобус, по которому в любой момент можно определить, куда сядет спускаемый аппарат, если спуск начнется в текущий момент времени. Потом посмотрел на часы. Секундная стрелка успела проскакать почти круг после расчетного момента включения двигателя.

– Н-да, вот еще приключение на мою голову, – озабоченно протянул Ляхов. – Мы, дружище Абдул, уже километров на пятьдесят вышли за расчетную точку приземления.

– Как это? – растерянно заморгал ресницами Моманд.

– Если движок сейчас включится, мы приземлимся в полусотне километров от расчетного места посадки, – тут же пояснил Ляхов. – Сам понимаешь, нас там никто ждать не будет. И чем дольше длится сейчас задержка, тем дальше мы уходим от района, где нас должны встречать спасательные службы.

Как только «СоюзТМ» вошел в зону связи с ЦУПом, Владимир Афанасьевич, как и положено в такой ситуации, доложил руководителям полета о происшедшем на борту космического корабля.

Много позже Владимир Ляхов вспоминал:

«После отключения сближающе-корректирующей двигательной установки на пульте загорелась еще одна авария ТА 0805 «Нештатное выключение двигателя». Тут я очумел, потому что прошло уже семь минут от расчетного времени включения двигателя, это не только в Китае, но и вообще в Тихом океане можно сесть».

Остается только предполагать, как могла бы сложиться дальнейшая судьба «Протонов», если бы такой вариант посадки стал бы действительностью...

– «Протон», я – «Невель», – позвал голос с Земли. – По нашим данным команда на включение двигателя прошла. Доложите о срабатывании систем.

– «Невель», двигатель не включился, – произнес Ляхов в микрофон. Голос его по-прежнему звучал спокойно. – Повторяю, двигатель на торможение корабля не включился.

Пауза длилась почти минуту. Наконец, оператор из телеметрического центра опять вышел на связь:

– «Протон», мы анализируем телеметрию. Прошу вас до входа в зону прямой связи с Центром управления полетами ничего не предпринимать.

– Понял, «Невель». До начала сеанса прямой связи ничего... – Ляхов не успел договорить. Кресло мягко, но ощутимо ткнуло его в спину. Подлокотники и стенки спускаемого аппарата вздрогнули и завибрировали в лихорадочном ритме. Двигатель корабля, наконец, включился на торможение.

– Ах, ты твою мать! – Ляхов ругнулся и бросил на часы быстрый взгляд. Теперь уже точно в перспективе была только посадка корабля в тихоокеанские воды. – Черт побери, только этого нам еще и не хватало!

Владимир Афанасьевич не растерялся и решил отключить тормозной двигатель «СоюзаТМ» вручную. На принятие этого решения командиру корабля Ляхову понадобилось всего шесть секунд.

Он протянул руку и с силой вдавил в пульт тумблер отсечки двигателя. Через секунду за спинками их кресел что-то глухо хлопнуло, вибрация прекратилась и снова наступила тишина.

– Володя, ты выключил двигатель? – в голосе Абдул звучали недоумение и страх. – Но зачем?

– Задержка была уже свыше семи минут, – Ляхов повел подбородком в сторону циферблата часов на пульте. – Ты хочешь приземлиться где-нибудь в Западном Китае? Или в Тихом океане?

– Нет, в Китай я не хочу, – Моманд отрицательно покачал головой. – И в Тихом океане тоже приземляться не хочу. А что мы теперь будем делать?

– Прежде всего, доложим о наших проблемах в Центр управления полетом. А уже потом – посмотрим по обстоятельствам.

Афганский космонавт, успокоившись, прикрыл лаза и принялся перебирать деревянные шарики четок.

В зону радиовидимости из подмосковного Центра управления полетом «СоюзТМ» вошел минут через пятнадцать.

– «Протон», на связь! Володя, как меня слышишь? – Владимир Ляхов узнал встревоженный голос Валерия Рюмина. С Валерием он почти десять лет назад полгода работал в космосе на станции «Салют-6». Сейчас Рюмин был руководителем их полета. – Что там у тебя стряслось?

– Валера, задержка включения двигателя была больше семи минут, – Ляхов старался говорить спокойно и уверенно. «Паникеров, наверное, сейчас и без меня хватает, – решил он. – Хотя бы в том же Центре управления». – Перелет места посадки был больше восьмисот километров. Мы бы сели вместо Аркалыка где-то в Китае. Или даже в Тихом океане. Поэтому я выключил движок примерно на шестой секунде работы.

– Ясно, Володя, – отозвался Рюмин. – Попробуем повторить посадку на следующем витке. Вы с Абдулом пока отдохните, а мы займемся анализом ситуации.

«Легко сказать – отдохните, – Ляхов сложил руки на коленях. – А если всякая чертовщина так и лезет в голову?»

– Что будем делать, командир? – напомнил о себе Абдул.

– Ждать, – довольно резко отрезал Ляхов. – И отдыхать. Можешь немного поспать. Или в иллюминатор посмотреть.

– Я лучше подремлю, – сказал Моманд и зевнул. – Совершенно не выспался сегодня...

«Хорошо, хоть Абдул не паникует, – Ляхов осторожно скосил глаза в сторону напарника. – А может просто еще не понимает всю сложность ситуации, в которую мы вляпались?»

Две нештатные ситуации подряд на спуске за короткое – это было уже слишком. Хоть спокойствие и сохранялось, но и экипаж, и «земля» психологически вошли в стрессовое состояние. Доклад командира корабля для ЦУПа выглядел взволнованным и несколько сумбурным. Из него в руководство полета поняло, что тормозной двигатель «СоюзаТМ» вообще не включался. Подобная ситуация была предусмотрена в полетной документации, и выход из нее определен инструкциями. У «земли» для этого случая был подготовлен резервный спуск на следующем витке.

– Володя, не волнуйся, через виток сядем куда надо, – приободрил оператор из Центра управления полетом.

У опытного космонавта Владимира Ляхова вопросов по сложившейся ситуации не было. Если посадка будет через виток – так через виток. Тормозной двигатель в порядке. Что же, выполним ориентацию в нужное время, включим корабельный движок, затормозимся, а потом и сядем в нужном месте – о чем тут волноваться?

Конечно, если вдуматься, ничего хорошего в отказе двигательной установки не было. Даже при постоянном пассивном торможении в разреженных слоях атмосферы, без включения двигателей «СоюзТМ» в ближайшие десять – двенадцать суток не сможет вернуться на Землю. А запасы системы жизнеобеспечения – воздух, вода, пища, – рассчитаны только на трехсуточный автономный полет.

Тем временем Центр управления полетом проанализировал ситуацию и принял решение работать по резервному варианту и перенести спуск на следующий виток.

По командной радиолинии в бортовую вычислительную машину корабля были записаны необходимые управляющие слова и компьютерные уставки. Эта резервная схема была рассчитана на то, что двигатель вовсе не включился, поэтому управляющая информация не содержала данные по величине тормозного импульса. Но на самом деле двигатель включился и отработал шесть секунд. Поэтому исходная величина тормозного импульса – сто пятнадцать метров в секунду – была затерта другой величиной: три метра в секунду. Это значение осталось в памяти одного из регистров бортовой электронно-вычислительной машины еще от сближения космического корабля «СоюзТМ» с орбитальным комплексом «Мир» во время стыковки советско-болгарского экипажа несколько месяцев назад.

«А причина возникшей экстремальной ситуации была вот в чем, – напишет позднее в своей книге «Приглашение в космос» кандидат в космонавты Валерий Шаров. – Во-первых, когда предыдущий экипаж, на чьем корабле они возвращались на Землю, шел на стыковку со станцией, «уставка» на последнее включение двигателя была 6 секунд. Стыковка прошла нормально. Но когда Ляхов с Момандом оказались на этом корабле и пошли на спуск, никто не вспомнил, что в определенный раздел памяти его бортовой ЭВМ были заложены эти самые 6 секунд работы двигателя.

Во-вторых, из-за отказа системы ориентации не сложилась ее автоматическая готовность перед торможением, в результате чего двигатель и не включился в нужное время. После 20-минутного сбоя система восстановилась, и двигатель готов был отработать в правильном режиме. Но Ляхов обнаружил, что с включением его в этот момент посадка будет в Тихом океане. И, дабы избежать этой неприятной во многих отношениях ситуации, быстренько отключил двигатель, запущенный на долгий тормозной импульс в 200 секунд. А действительно умная и не раз выручавшая космонавтов бортовая вычислительная машина устроена так, что при подобном отбое происходит замена программы ее работы на следующую заложенную в нее человеком последовательность действий. И после подачи Ляховым так называемой «главной команды» по отмене готовой к включению автоматической программы на торможение, основой для работы двигателя стала не нужная экипажу 200-секундная программа, а та – введенная предыдущим экипажем для набора высоты – в 6 секунд. Последующая же операция на разделение спускаемого аппарата с приборно-агрегатным отсеком в ней оставалась без изменения. Так всякий раз при запуске двигателя на торможение он и включался на эти самые злосчастные 6 секунд, после которых, как справедливо опасался космонавт, должна была последовать программа разделения отсеков.

Вот какие удивительные шутки может сыграть с человеком техника. Умная-то она умная, но всю непредсказуемость возникающих в космосе ситуаций и забывчивость человеческую пока еще покрывать не может. Впрочем, все это и еще многие другие подробности полета выяснились много позже – уже после возвращения экипажа Ляхова и скрупулезного разбора случившейся чрезвычайной ситуации».

По роковому стечению обстоятельств, ни экипаж «СоюзаТМ», ни операторы Центра управления полетом самопроизвольной замены одного режима полета на другой не заметили. На следующем витке, примерно через полтора часа, программу автоматической посадки запустили снова. И получилось, что Владимир Ляхов по команде с Земли запустил заведомо ошибочную циклограмму спуска.

На этот раз датчики инфракрасной вертикали работали нормально, корабль сориентировался по посадочному. Двигатель включился точно в расчетное время 7 часов 35 минут 34 секунды.

Двигатель где-то глубоко под днищем спускаемого аппарата опять глухо чихнул, проработал около трех секунд и самопроизвольно выключился.

– Попробуем включить вручную, – Ляхов подмигнул напряженно сжавшемуся в кресле Абдулу, протянул руку к пульту управления и щелкнул тумблером включения двигательной установки. – Хрен с ней, с автоматикой!

– Хрен с ней! – поспешно согласился Моманд. Ляхов отметил про себя, что лицо его было непривычно бледным. Наверное, афганец уже осознал всю серьезность происшедшей аварии. – Я тоже никогда полностью не доверяю автоматике, Володя!

Почти незаметная вибрация стенок корабля сообщила о включении тормозного двигателя.

– Работает! – облегченно выдохнул Абдул и принялся считать. – Один, два, три, четыре, пять, шесть...

Снова глухой хлопок где-то за спиной. И тишина.

Всего через шесть или семь секунд, отработав ошибочный импульс, двигатель «СоюзаТМ» отключился.

– Вот такая чертовщина получается, дружище, – бесцветным голосом констатировал Ляхов и выглянул в боковой иллюминатор. Земной шар поворачивался и уплывал из-под корабля куда-то в бок. Это означало, что «Союз» потерял ориентацию.

– «Протоны», Центр управления на связи, – взволнованный голос оператора прорвался сквозь эфир. – Доложите, как включился двигатель.

– Включился вовремя, но работал всего три секунды, – ответил в микрофон Ляхов. – После ручного включения двигатель работал еще около шести секунд и снова выключился. Кроме того, визуально наблюдаю потерю стабилизации корабля.

Несмотря на отключение двигателя из-за непрогнозируемого наложения программ включились термодатчики, который сопровождал звуковой сигнал разделения. Именно по их данным спускаемый аппарат «СоюзаТМ» должен был отделиться с помощью пиропатронов от приборно-агрегатного отсека, если разделение не произойдет от программно-временного устройства.

В этой ситуации очень непрофессионально и совершенно безответственно повели себя работники Центра управления полетом. Василий Лесников в книге «Французское время. 1980-1989 годы. Рядом с космонавтами» пишет:

«На Земле все РАЗГОВАРИВАЛИ. Ляхов ЖДАЛ УКАЗАНИЙ. О ПРЕДСТОЯЩЕМ НЕМИНУЕМОМ РАЗДЕЛЕНИИ ВСЕ ЗАБЫЛИ».

Правда, справедливости ради стоит отметить, что командир корабля каких-то особых указаний с Земли не ждал. Как потом рассказывал сам Владимир Ляхов, у него в буквальном смысле зашевелились волосы. Потому что вместо положенной долгой работы двигателя космического корабля «СоюзТМ» в течение двухсот секунд для полноценного тормозного импульса, который и обеспечивает возвращение на Землю, он отработал всего шесть или семь секунд. Ляхов знал, – звуковые сигналы, прозвучавшие в спускаемом аппарате, подтвердили это, – что автоматически одновременно с выключением двигателя по «главной команде», которая соответствует заложенной в бортовой компьютер величине скорости торможения, штатно начинает действовать гибкий цикл для включения программы разделения спускаемого аппарата с приборно-агрегатным отсеком. И затем, по прошествии двадцати четырех минут, также автоматически запускается программа разделения, которая через две минуты четырнадцать секунд произведет отброс от спускаемого аппарата с космонавтами той части корабля, где находится двигатель с запасом топлива. Потому что после правильного торможения ни топливо, ни двигатели уже не нужны. Спускаемый аппарат летит к поверхности Земли под действием силы тяжести, используя для управляемого спуска в атмосфере собственные аэродинамические свойства. А поскольку двигатель не доработал более ста девяноста секунд до нужного замедления космического корабля, то спускаемый аппарат с экипажем так и останется на орбите. Однако двигателя для повторного торможения у «СоюзаТМ» уже не будет! Это означает, что космонавты станут «пленниками орбиты» и их ожидает долгая и мучительная смерть в космосе!

Владимир Ляхов мгновенно всесторонне продумал и оценил последствия этой страшной ситуации. Просчитал свое и своего напарника недалекое будущее. Абдул Ахад Моманд, к счастью, из-за того, что на Земле прошел очень уж «ускоренную» подготовку к полету пока ничего толком не понимал и потому был совершенно спокоен.

Поразмыслив, Владимир Афанасьевич Ляхов, несмотря на страшные перспективы, способные кого угодно повергнуть в шок и бездействие, принял решение вручную включить сближающе-корректирующую двигательную установку, не дожидаясь начала и окончания роковых двадцати четырех минут, когда безвозвратно исчезнет двигатель. Ляхов решил и «дожать» недостающий импульс – вдруг все сработает как надо?

В 7 часов 35 минут 50 секунд – прошло всего через девять секунд после предыдущего отключения двигателя – ему удалось это сделать. Но уже в 7 часов 36 минут 4 секунды двигатель вновь отключился, отработав всего четырнадцать секунд.

Владимир Ляхов не сдался и тут же молниеносно отреагировал: всего через две секунды после выключения – в 7 часов 36 минут 6 секунд – вновь включил двигатель и держал непрерывно нажатой клавишу включения двигателя.

Но маневр командира корабля не удался. Через тридцать три секунды работы в таком «ручном» режиме – в 7 часов 36 минут 39 секунд – произошла авария блока датчиков ускорения ТА0306. Нарушился режим стабилизации «СоюзаТМ». Увидев эту аварию на пульте, Владимир Афанасьевич отпустил клавишу включения двигателя.

В общей сложности после трех включений двигатель космического корабля отработал пятьдесят четыре секунды – было три включения по семь, четырнадцать и тридцать три секунды. До достижения необходимой скорости для начала спуска в атмосфере Земли не хватало еще около полтораста секунд работы тормозного двигателя.

Как утверждают специалисты-управленцы из Центра управления полетом, здесь Владимир Ляхов, находясь в состоянии сильного возбуждения и лимита времени, допустил еще одну досадную неточность. Двигатель космического корабля «СоюзТМ» в таком режиме включать повторно с пульта ни в коем случае нельзя – это может привести к непоправимым последствиям. Согласно логике, заложенной в бортовую автоматику, на этом участке полета стабилизация космического корабля была отключена. Значит, каждый раз двигатель мог включаться не в направлении торможения, а в произвольном направлении. В результате «СоюзТМ» мог остаться на орбите, израсходовав все топливо. Бортовая инструкция предлагала экипажу следующий вариант действия: если космонавты не полностью понимают причины нештатного поведения автоматики, нужно выдать команду «Отбой динамических режимов» и доложить об этом в Центр управления полетом во время очередного сеанса связи. После краткого включения двигателя всего на шесть или семь секунд корабль еще оставался практически на штатной орбите с большим временем существования. Команда «Отбой динамических режимов» останавливает весь цикл спуска, а, значит, и программу разделения спускаемого аппарата и приборно-агрегатного отсека. Этого не делала команда включения двигателя, которую Владимир Ляхов выдал еще дважды – на четырнадцать и тридцать три секунды.

Но это все понимаешь, если смотришь на ситуацию глазами специалиста из Центра управления полетом. Здесь выход из аварийной ситуации на орбите ищут десятки инженеров и управленцев, которые находятся в нормальных земных условиях, при обычной силе тяжести, без проявления «чудес» невесомости и космического полета... А вот попробуйте решить ту же самую «задачку» в космосе, в тесном спускаемом аппарате, в состоянии невесомости, в одиночку.

В спускаемом аппарате вновь со звуковым сигналом подключились термодатчики, а ровно через 10 секунд – в 7 часов 36 минут 49 секунд – снова запустился счетчик на запуск программы разделения отсеков. По этой программе через 20 минут 58 секунд приборно-агрегатный отсек со всеми двигателями должен отделиться от спускаемого аппарата. «СоюзТМ» с экипажем останется на орбите. У космонавтов Владимира Ляхова и Абдула Ахада Моманда уже не останется никаких шансов на возвращение на Землю. Значит, на принятие правильного решения и у Центра управления полетом, и у командира корабля оставалось чуть больше 20 минут.

Владимир Ляхов, проанализировал сложившуюся ситуацию и, не имея возможности посоветоваться с Землей, вручную отключил термодатчики, надеясь, что остановится и программа разделения отсеков в целом. Но счетчик программы разделения по-прежнему продолжал отсчитывать роковые минуты.

В 7 часов 57 минут начался сеанс связи с Центром управления полетом на ультракоротких волнах. Во время доклада Владимира Ляхова о возникшей на борту космического корабля ситуации – в 7 часов 57 минут 47 секунд – раздался звуковой сигнал. Это по счетчику запустился еще один этап программы разделения отсеков. До рокового отделения спускаемого аппарата от приборно-агрегатного отсека оставалось всего 2 минуты 14 секунд. Засветились транспаранты «Программа разделения включена» и «Термодатчик подключен».

«Входим в сеанс связи в 7 часов 57 минут, и я начинаю докладывать о ситуации, – позднее вспоминал Владимир Афанасьевич. – В 7 часов 57 минут 47 секунд со звуком загорается транспарант «Программа разделения включена». До разделения осталось две минуты и четырнадцать секунд! Я докладываю Земле: двигатель выключился, отработал 6 секунд, я его снова включил, прошла авария «Нарушение режима стабилизации», и двигатель выключился. Сейчас горит транспарант «Программа разделения включена» и «Термодатчик подключен». Спрашиваю Землю: разрешите выдать команду «Отбой динамических режимов». Центр управления молчит. Я снова спрашиваю: разрешите отключить термодатчики – опять молчок. Тогда я им говорю, что самостоятельно отключаю термодатчики. В 7 часов 58 минут 42 секунды выдаю команду «Отбой динамических режимов». Без разрешения с Земли! До разделения было уже чуть больше 1 минуты! Если бы не выдал команду «Отбой» после загорания транспаранта «Программа разделения включена», то произошло бы разделение отсеков корабля на орбите!»

Потом, уже задним числом, в прессе напишут, что «по согласованию с «землей» командир экипажа Владимир Ляхов выдал ту самую «пожарную» и нужную в сложившейся ситуации команду, о которой подумал в самом начале – ОДР (отбой динамических режимов)». Но справедливости ради стоит сказать, что «Отбой» скомандовал все-таки сам Владимир Афанасьевич Ляхов. Земля, Центр управления полетом, так и не решилась дать «добро» на прерывание процедуры спуска космического корабля. Впоследствии в отряде космонавтов эту команду – «Отбой динамических режимов» – так и будут называть «командой Ляхова», в память о том сложнейшем полете. Только благодаря незаурядному самообладанию и высокому профессионализму Владимира Ляхова удалось вовремя предотвратить катастрофическое развитие возникшей на околоземной орбите аварийной ситуации.

Позволим себе процитировать часть главы, посвященной советско-афганскому космическому полету из книги «Мировая пилотируемая космонавтика» – здесь дана краткая, но емкая оценка событий, которые произошли на околоземной орбите утром 6 сентября 1988 года:

«Что самое страшное, во время чехарды с включением-отключением двигателя со звуковым включились термодатчики на разделение спускаемого аппарата и приборно-агрегатного отсека, а после последнего отключения двигательной установки запустился еще и счетчик программно-временного устройства разделения отсеков, которое должно было произойти через 20 минут. Ляхов вручную отключил термодатчики, но счетчик продолжал отсчитывать роковые минуты. В это время начался сеанс связи с Центром управления полетом, но разобраться в сложившейся ситуации всем было очень сложно, а время катастрофически истекало. После того, как засветился транспарант «Программа разделения включена», Ляхов не дожидаясь разрешения ЦУПа, выдал команду на запрет разделения отсеков. До отстрела приборно-агрегатного отсека с двигателем оставалось чуть больше одной минуты! Если бы это произошло, то спускаемый аппарат с космонавтами остался бы на орбите, и они были бы обречены на неминуемую гибель: запас кислорода в спускаемом аппарате был только на время его входа в атмосферу, торможения и приземления».

Что чувствовал в те страшные минуты между жизнью и смертью сам Владимир Афанасьевич? Наверное, наиболее полно переживания космонавта Ляхова описал Валерий Шаров в книге «Приглашение в космос»:

«Отдав машине эту команду, он прекращает все заложенные в нее процедуры и остается на орбите. Остается с тяжелыми мыслями в голове и нарастающей тревогой в душе, с афганцем, который только теперь начинает понимать, что идет попытка спуска, однако что-то у них не клеится. Но, главное, остается с приборно-агрегатным отсеком, где есть двигатель и топливо для возвращения назад! А это самое главное.

Он мог бы, конечно, после первых серьезных проблем выдать эту самую ОДР, но счел необходимым доложить обо всем на Землю, чтобы в этой экстремальной ситуации вместе с руководством полета понять, что же происходит, выработать оптимальное решение и только после этого действовать. Еще, как думал Ляхов, можно было бы длинной серией включений двигателя по 6 секунд набрать эти необходимые для торможения 200 секунд. Но при каждом включении, как уже упоминалось, происходит потеря стабилизации, и все импульсы выдаются не на торможение, а в произвольном направлении. Как только после краткосрочных включений двигателя отклонение превысило допустимое значение – на корабле дико завыла сирена, зажегся аварийный транспарант «Нарушение режима стабилизации». Это уже было слишком для дальнейшего промедления – тогда, после согласования с «землей», Ляхов и дал команду ОДР.

К этому моменту корабль немного подпортил свою орбиту – сделал ее эллипсоидной. И во время одного из пролетов над Памиром, где она оказалась максимально близкой к поверхности Земли, афганец вдруг настороженно спросил:

– Командир, не низко летим?

– Ахад, нам до этого «низко» знаешь, сколько еще тормозить! – с тоской отреагировал Ляхов.

… В Центре управления полетами, где ведется подробнейшее документирование каждой нашей космической миссии (переговоров, действий экипажа и специалистов, обеспечивающих полет с Земли, поведения техники и т. д.), первопричиной, породившей все остальные проблемы, назвали особенности внешней оптической обстановки на орбите в момент подготовки корабля к торможению. Так все расположилось тогда, что свет солнца под каким-то особым углом попал на датчик системы ориентации – в итоге была отменена ее готовность на торможение. А дальше уже пошла цепочка событий, где с каждой задействованной в событиях стороны обнаруживались некоторые некорректные действия. Например, по бортовой документации экипаж в случившейся ситуации первого невключения двигателя на торможение должен был сразу выдать команду ОДР, чтобы вместе с ЦУПом, прежде всего, разобраться в случившемся и принять правильное решение. Сам ЦУП не проконтролировал ситуацию с перезаписью программы работы двигательной установки после первого ее отказа.

Однако какой смысл разбираться по прошествии многих лет, кто там больше или меньше виноват, что-то сделал не так или не совсем так. Главное – то, что крайне опасная ситуация все-таки благополучно разрешилась, люди остались живы, техника цела. Значит, и экипаж, и ЦУП, и техника российская в той экстремальной ситуации сработали надежно. А все необходимые выводы и поправки на будущее сделали в самом полном объеме. Но все это было потом. А тогда...

Тогда – последний раз возвращаемся к первым минутам экстремальной ситуации в космосе – у командира экипажа Владимира Ляхова было состояние, способное кого угодно просто парализовать: двигатель недоработал уйму времени, и вот-вот произойдет разделение отсеков, после чего мучительная смерть.

Что могло случиться с двигателем? Что будет с ними? Вопросы бешено прыгали в голове у командира, учащая дыхание и сердцебиение. Но главной мыслью оставалась одна: «Не допустить разделения, пока не отработан нужный тормозной импульс! Тогда – смерть!». И, инстинктивно включая двигатель на 6 секунд, по крохам набирая, таким образом, нужное тормозное ускорение, Ляхов не только сам помнил о недопустимости разделения, но и заставлял Моманда всякий раз подключать термодатчики. Дополнительно подстраховывался, чтобы за 14 секунд до разделения включилась еще и сирена, возвещающая об этом необратимом событии. Страшное напряжение немного спало, только когда Ляхов, наконец, понял, что угроза несанкционированного разделения отсеков миновала. Понял, что они сядут, и это лишь вопрос времени. Любопытно, что в те мгновения командир совершенно не подумал еще об одной проблеме – кислорода в корабле оставалось лишь на двое суток полета. Об этом он вспомнил только через сутки после приземления».

Снова вернемся в утро 6 сентября 1988 года. Только через 5 минут в Центре управления полетом начался переполох. Через какое-то время после доклада командира экипажа из ЦУПа лаконично и многозначительно спросили: «Что ты сделал?». Ляхов прямолинейно и столь же лаконично, явно не по полетной инструкции и, насколько это было возможно в подобной ситуации, ехидно и зло ответил: «Сохранил жизнь себе и Ахаду!».

Владимир Афанасьевич Ляхов вспоминал:

«А я их спрашиваю: «Какую вы уставку на спуск заложили?», и тут выясняется, что кнопка оператора не была отжата, там охнули – и тишина... Потом Рюмин выходит на связь и говорит мне, что спускаться будем на следующем витке, и уже заложили в обе группы уставку на спуск сто два метра. Я ему отвечаю: «Нет уж, давайте мне управляющие слова, я их сам проверю». А он говорит, что не надо, так как получен маркер по телеметрии. А я ему в ответ: «Вы уже один раз заложили!».

Потом руководство полетом все же в полной мере оценило сложившуюся ситуацию и, просчитав, наконец, всю дальнейшую перспективу застрявших на орбите «Протонов», предложило:

– Давайте мы подыщем запасной район для приземления корабля, поскольку в первоначальный «СоюзТМ» уже не попадает…

«А куда мы попадем?» – заинтересовался Владимир Ляхов. И когда отчетливо понял, что на ближайших витках это может оказаться любой из районов, над которыми проходит орбита корабля, то решительно сообщил в Центр управления полетом:

– Э, нет, ребята! Приземляйте нас домой! И только домой!

– Ну, тогда придется еще сутки пробыть на орбите... – в наушниках снова зазвучал голос Валерия Рюмина. – Следующую попытку посадить корабль будем делать завтра. На сегодня – отбой.

– Понял, Валера, переходим в дежурный режим, – ответил Владимир Ляхов.

«После этого в сеансе связи возникла длинная пауза, – позднее вспоминал Владимир Афанасьевич. – Ни они меня не вызывают, ни я их. После этого вышел на связь Рюмин. Я ему говорю: «Учтите – воды нет, есть нечего, асенизационно-санитарного устройства нет». А он мне в ответ: «Ты жирненький, ты и без еды обойдешься!». Я говорю: «Ладно. Без воды перетерпим». А он советует: «В случае чего, в носимом аварийном запасе есть вода и пища». Я отвечаю: «Запас на всякий случай трогать не буду. Обойдемся без еды, а то неизвестно, куда сядем». Как в старом анекдоте: «На самолете пилот говорит штурману: «Включи антиобледенение! Падаем же!», а он отвечает: «Если упадем, то что пить будем?». Я там этот анекдот вспомнил».