Текст книги "Сумма стратегии"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 48 страниц)

В том то и проблема, что с точки зрения мудрой Афины стратегия хитрого Ареса впечатляюще красива, но, в общем-то, бессмысленна. И к тому же содержит неприемлемые риски.

В «войне Афины» тоже есть неприемлемые риски: она слишком бесчеловечна и разрушительна. Поэтому ее нельзя проиграть. Поэтому она обязательно должна заканчиваться Реконструкцией, которая оправдывает преступления победителя с позиции онтологии пользы.

«Война Афины» подразумевает, что развязавшая ее сторона обладает значительным моральным кредитом в глазах если не мировой общественности, то, по крайней мере, собственного населения – этот тип войны подразумевает goodwill^[221]. Аресу goodwill нужен в гораздо меньшей степени, а для «войны Аполлона» это понятие не определено.

Афина платит по счетам. После победы Союза, конечно, не обошлось без мести проигравшим, но эксцессы были, в общем и целом, сведены к минимуму^[222]. Экономически Юг был разорен в послевоенные годы, но такова была цель войны, и к мести это не имело никакого отношения. В

1880-1890-е годы, четверть века спустя после окончания войны, в городах США появились памятники героям Конфедерации – президенту Дэвису, Роберту Ли, Джексону «Каменная стена» и другим. На открытии памятника Джексона собралось 30 тысяч человек, то есть это было массовое политическое событие. Но никто не попытался разогнать «несанкционированный митинг бывших рабовладельцев».

В ХХ столетии генералы Юга уже прославляясь в Соединенных Штатах как великие соотечественники: в их честь называли танки, им создавали мемориалы, о них писали книги и снимали фильмы.

Разительный контраст с тем, как к побежденным в гражданских войнах отнеслись во Франции конца XVIII века и России начала ХХ века! И этот контраст – тоже часть стратегии «войны Афины».

«Горячая война Афины» – это блокада, разрушающее экономическое давление, стратегические бомбардировки и иные формы «зачистки» чужих проектных решений, политические убийства (как правило, судебные, но всегда возможны варианты…), провокации, обман, пропаганда, возведенная в ранг искусства.

Но современная «война Афины» является «холодной войной». Одним из самых действенных инструментов этой войны является прогностическая агрессия . Не менее важную роль, как мы видели, играет стандартизация и иные формы контроля нормативного и юридического пространства.

Все версии «войны Афины» носят геоэкономический характер и могут быть описаны в языке сценарных ландшафтов.

Бизнес это война! Мужская позиция. Конкуренция и все такое. Я, выучившись у отца стратегии, долго преодолевал странную робость вступить в конкуренцию всерьез, найти ее границы и вероломно сломать их, потому что я умный и понимаю, где забор подточили еще до меня. Между честным поединком мастера стратегии, иначе творца хитрости, и пожирателя болотных орхидей – большая разница. Я учился конкурировать, используя свою собственную потребность иметь варианты, сценарии и картинки будущего. Свое, может быть, наивное прогнозирование, я впервые увидел в Америке развитое и по-новому вооруженное. Они вели с нами войну и троллили почем зря все, что у нас прорастало, не подстриженное по-американски. Никакой робостью они не страдали. Улыбались и вламывали.

Когда я жил в гегемонии, первое, с чем я столкнулся, это с благостным улыбчивым общением и мягким флером всезнайства нанимателей о том, что с тобой будет. Это кодирование на будущее совершенно не действует на русских и непонятно неграм. Остальные, я сам видел, полностью подвластны прогностическому напору вышестоящего шефа, учителя, жены или своего юриста. У них даже язык так устроен, что жизнь есть продолженное настоящее с письменными требованиями к выполнению нюансов. На смеси языков это смешно звучит, new-ансов. На это нельзя забивать, потому что все слушаются этих «ансов».

Еще отвратительно их фрагментарное образование и полная дикостей историческая картина мира: они мило улыбаются, говоря, что твоя страна принадлежит к «третьему миру», иначе, что собственно ты, такой талантливый, сюда приехал? Читай – какие они молодцы, что тебя взяли. И это разлито по всем головам. Американское – самое свободное и самое справедливое, и этому надо учиться у них.

Потом я прочел у отца «заметки о разном»: среди «мягких» инструментов ведения войн, распространившихся в конце ХХ века и распустившихся пышным цветом в начале XXI, особенно выделяется использование долгосрочного прогнозирования как средства агрессии. Прогностическая агрессия как подкласс информационных войн направлена на систему принятия решений противника и представляет собой форму управления.

Сто раз да! Я чувствовал это и был начеку, а эти прекраснодушные белые монстры, «простые американе», лишенные рефлексии и концептуальных амбиций, попадали в вязкий плен придуманного за них будущего, агрессивно вставленного в настоящее: в их еду, отдых, отношения с подругами, родителями и детьми.

Демократия – страшная вещь, это паутина, которой не видно.

Особенно из другой страны, в которой этой демократии нет или не достает. У нас, конечно, учительница в школе может направить вас с ребенком в психологический центр к логопеду или еще к кому-то, но этого насилия можно избежать ста разными способами, а вот у американца нет шанса отказаться от рекомендованной формы воспитания своего чада, жены и собаки. При этом информации о том, что в других странах с этим лучше, нигде нет. Нет, тем паче, намека на то, что разнообразие жизни иногда с лихвой покрывает навязчивую заботу о безопасности и снижает необходимость обращаться к юристу и психоаналитику по всякому поводу.

«Сразу оговоримся, – писал отец, который не сдюжил и двух недель в ентой Америке, – что стратегический наступательный прогноз совершенно необязательно должен быть честным. Хотя прогностическая агрессия, основанная на честно сделанном прогнозе, имеет куда большую «пробивную силу».

Сам он умел совершенно неожиданно для читателей или слушателей подтянуть такую инструментальную базу доказательств, что враги его тихо ненавидели, а я был восхищен, но сам такой бешенной инженерной базы проверки разных мыслей не имел. Моя жена, частичная американка, если можно так сказать про несчастную эмигрантку, вернувшуюся в Москву по моей воле и до сих пор озирающуюся от скачков нашей жизни и трех переездов во время беременности.

Я знал, что в некоторые методики прогнозирования встроен инструментарий проверки результата на реальность. Знал я и то, что далеко не во все.

Отец учил меня, что в конечном итоге даже в прямом опросе опрашиваемые эксперты могут честно отвечать на поставленные вопросы; фишка в том, как эти вопросы сформулированы и кто и как обрабатывает результаты. Кроме того, помимо прямого обмана, передергивания фактов и подправления трендов, ложных выводов и прочих нечестных действий в арсенале прогностического агрессора есть мощнейшее оружие – честное мнение, основанное на некорректных посылках. Вот этого я насмотрелся в Америке, специализирующейся на профессионалах, для которых шаг в сторону от их детища – белое поле в тумане. Вокруг этих важных персон, технологов и менеджеров снуют заядлые информационщики, подтаскивая им удобные клише для освоения любого тумана. А честные бизнесмены, конгрессмены и прочие «мены» страстно поют славу Пути, ведущему в пропасть, оставаясь честными и неподкупными американцами, англосаксонской элитой мира.

Например, участники прогнозирования могут совершенно честно и открыто превозносить тот или иной тренд. Больше всего дядя Саша с отцом смеялись над глобальным потеплением или экологизацией энергетики. Американе никогда не учились в таких школах, где с уроков физики и природоведения понятно, как все происходит в природе, где палеонтологией зачитываются пятиклассники, потому что динозавры же рулят и Древняя Греция была красивая. Мой друг, обозреватель, который сидит на Гоа и пишет лояльные статьи в американские новости о том, что бывает, как-то сказал: «Люди могут слабо разбираться в причинах явления, могут переоценивать его значимость, некорректно оценивать его последствия, могут попасть под гипноз фактов или авторитетного мнения – да мало ли бывает заблуждений у простых хороших людей »

Но сколько бы я не хаял американ, я видел и чуял кожей, что прогностическое оружие – порождение «войны Афины» у них обладает чудовищной эффективностью в разных измерениях. Я был согласен с отцом, что грамотно примененная серия прогнозов способна подтолкнуть противника к разработке заведомо невыигрышных стратегий в военной сфере. Заставить его уверовать, что невыгодно инвестировать в уже занятые и переделенные рыночные и технологические ниши и даже выбрать стратегию развития, которая заведомо играет в вашу пользу. С точки зрения «войны Афины» отсутствие собственного прогнозирования в стране сравнимо с отсутствием собственной разведки. С точки зрения стран, ни на что особое не претендующих, вполне нормальный вариант. Кому-то можно жить, пользуясь чужими прогнозами, но с точки зрения стран, претендующих на лидерство в какой-то сфере, значимую долю в глобальных рынках или на глобальную конкурентоспособность в целом, это совершенно недопустимо.

Изучая всю эту кухню, чтобы осмысленно спорить с отцом, я пришел к выводу, что все страны-мировые лидеры – что США, что Япония, что Китай, что Бразилия, что ЕС – так или иначе, живут по собственным прогнозам. И я очень болел за отца, который, как мне казалось, наивно в одно жало со своим Алексашкой плел эту форсайтную сеть для Родины. И было это малооплачиваемо и плохо востребовано и обладало всеми недостатками кустарного производства.

Уезжая из Штатов, потому что техосмотр я прошел, каких-то денег заработал, и еще они меня достали: и деньги, и американцы, – я понял, что отец был прав со своими сайтами, порталами и прочими многослойными объяснениями для дураков, экспертов и умных про образ России в иностранных головах.

Они нас троллят профессионально.

Они ничего не знают про моего отца. Они хотят нам подменить все, до чего могут дотянуться, и врут в глаза, что хотят нам блага. У нас очень многие ребята хотят туда уехать. Это – нормально. Важно, чтобы они поняли, как там, и приехали обратно. Привезли нормальный образ Америки, не искаженный, уважительный, но категорически альтернативный образу России.

У отца я прочел, что высокий уровень развития «стратегического наступательного прогностического оружия» в стране вполне заменяет ядерный щит.

Только у нас его нет.

Нидерланды, в военном отношении совершенно незаметные, обладают лучшей в Европе школой долгосрочного прогнозирования. Работы их исследовательских центров с точки зрения содержания и поставленных проблем опережают уровень других стран Европы минимум лет на семь. Методика форсайта применяется буквально ко всему, начиная от технологий производства металлов и заканчивая перспективами развития теологии в стране. Характерно, что значительная часть этих работ не переводится на другие европейские языки, включая английский. Все вопросы и моменты, связанные с политикой в сфере долгосрочного прогнозирования, отрефлексированы государственными структурами. Иными словами в случае с Нидерландами мы имеем дело с осознанной политикой в сфере прогнозирования, а не с локальной ситуацией интеллектуальной моды.

Да, батюшка хотел внедрить у нас моду, произвести агрессию и взять мифический Иерусалим с кандочка.

Он терпеливо разъяснял, что в Соединенных Штатах долгосрочное прогнозирование вполне осмысленно используется как стратегический инструмент. Кроме обслуживания национальных задач военного строительства, внешней политики, технологической политики и т.д. долгосрочное прогнозирование используется для формирования мировой повестки дня в различных сферах. Так, была проделана большая работа по продвижению концепции «глобального потепления», при этом post factum видно, что внутри самих США она не воспринималась столь серьезно, как в Европе, и не стала основой национальной промышленной политики. Соединенные Штаты используют долгосрочное прогнозирование для формирования рынков технологий, при этом обеспечивая себе там стратегическое преимущество. В настоящее время именно США являются основными двигателями «технологического мейнстрима»: триады био-, нано-, и информационных технологий как технологической платформы для будущего развития мира. Используется долгосрочное прогнозирование и для прямого давления: как вам понравится, к примеру, прочесть в отчете RAND ^[223] о высокой вероятности распада вашей страны в течение десяти лет вследствие, скажем, низкого уровня развития демократии? В «войне Афины» подобные заявления могут рассматриваться как прямая и явная угроза безопасности государства, требующая немедленного, максимального и адекватного реагирования.

Это он писал о нашумевших сплетнях о гибели страны после выборов 2008 года. Выборы прошли, никто не умер, но осадок чужого мифотворчества остался в мифожаждущих головах российских граждан, а мы пока ничего такого в Америку не послали: наш файербол сдулся. Не родился. Слился. Спился гениальный изобретатель или был куплен за пресловутые баксы, очень важные, спору нет, на памятник матери, например, или лечение сестры, или развеивание племянника от наркомании. Обязательно в Италии. В горах. Примеров полно. Мы не ловим шансов, а они скрупулезно проводят инвентаризацию. Живя в Америке, я понял, что «хомяк» не дурак. Ест только полезную и разнообразную пищу. А мы не отрастили себе крысу из нержавеющей стали и ставим на Его пришествие. Я был горд, рад и чертовски зол. Я был обязан американцам, но хотел, чтобы они лажанулись со всеми своими прогнозами. За распад своей дурной, любимой Родины я не опасался. Количеством живых людей мы все еще превосходим мир. Они прячутся в городах, университетах, старых домах и даже в условных земствах – любимых структурах моего отца, собирающего историю управления территориями. С идеей распада России я встречался повсеместно. Мне просто говорили: совершенно очевидно, сибирская равнина, богатая полезными ископаемыми, хочет строить свою демократию, это так понятно.

Ну, во-первых, это и не равнина вовсе. Во-вторых, Сибирь, по словам отца, ничего не хочет: лежит в запасе и спит, грезя о будущем про «вставай, страна огромная», где она – часть этого «огромного». Даже дядя Саша, большой циник в отношении российских территорий, был с этим согласен. А американе, которые путают Сибирь, Дальний Восток и Чукотку с Якутией, оказывается, все знают про наши расколы в будущем. Пока я первый год работал как проклятый, мне было не до прогнозов. А потом я упражнялся вовсю, вызывая то аплодисменты, то резкое охлаждение отношений. Часть моих работников были негры, и я доверял им больше, чем другим. Они были предсказуемы, и Россию не хаяли. Соотечественники, к которым попадал поговорить по-русски, дружно несли мне еще более оголтелую чушь, чем рядовые американе по незнанию. Я даже как-то вспылил и сказал, что в Америке мне сделали коляску, а в России поставили на ноги. Меня пожалели и заявили, что здесь я бы и в школе не мучился, сделали бы все раньше, и век технологий в Россию просто не пришел.

Я не знал, как оно тут было с медициной, подозревал, что хорошо, но какой-то главной воли у них не было. Это был распределенный мир. Их целостное видение было размазано по контексту мнений и суждений, и если собрать целое, то получалось очень разумно. Но каждый знал только свой кусочек, и кусочек выглядел полным бредом. Концептуалистов я там не встретил, на этом уровне не работал, профессионалы были, их кусочки картин мира были глубоки по специальности и до ужаса фрагментарны в остальных вопросах. И Россия не была объектом их знания, интереса и уважения.

В «войне Ареса» есть правило: «тот, кто не хочет или не может содержать свою армию, неизбежно будет содержать чужую». В «войне Афины» все то же самое верно и для прогнозирования: «тот, кто не может содержать свое прогнозирование, будет содержать чужое». «А впоследствии и чужую армию» – добавим мы с отцом. При этом я сознавал, что, несмотря на классные междусобойчики, клубы и поднимающийся к небесам Колизей на Невском, в настоящее время ситуация со стратегическим прогностическим оружием в России достаточно печальна.

Несмотря на все усилия наши и еще всяких разнообразных экспертных групп, в России собственного Будущего за последние двадцать лет так и не сформировано. Нет порядочного мифа, нет организованности, способной этот миф вынянчить, вынести на площади, найти среди людей его границы и собрать тех, кто может жить без мифа. Но в будущем.

Причину я видел еще из Штатов: Будущее – это придуманный американцами глобализированный и глобальный рынок. А мы в России все продолжаем вести себя, как на местечковом сельском базаре. То церкву построим, то мистерию организуем, то раздачу блинов на улице, то пророческий поиск в Интернете по заявкам глухонемых.

Вчера объяснял жене, чем рынок отличается от базара, аж сам понял. Вам не понять, а у девочки американское образование, где глобальный рынок – это общее место, куда надо молиться: некая чувственно данная конкретность, против которой бессильна любовь и смерть. При этом моя жена отнюдь не глупышка, просто американская система сажает в голову учащегося несколько божков и учит, как их ублажать. А потом на это язычество уже можно натянуть все что угодно. И когда вы начинаете с таким вот обученным человеком разговаривать, то нужно сначала вынести идолов, иначе вам с вашими тезисами присесть будет негде.

«Так вот! – вещал я, – рынок Будущего отличается от базара, в первую очередь, наличием общих правил игры и единого понимания целей и задач среди всех присутствующих. На базаре каждый сам за себя. На рынке есть понятные институты оценки и сравнения качества продукции, рейтинги и консультанты по повышению качества товара».

Это жена поняла, потому что думала, что таков и есть правильный американский, он же и всеобщий, прогностический рынок.

Но я гнул свою линию дальше и рассказывал, что на базаре вместо всех этих институтов – слухи и личные предпочтения. Качество товара и его превосходство над конкурентами на базаре доказывается путем громких криков и интриг, а претензии к товару, пусть и залежалому, воспринимаются как происки врагов.

Кристин смеялась и говорила, что ей так больше нравится.

Отец, который стоял у начала времен российской прогностики сейчас попал прямо в интересное положение. Он все запустил в действие, но при этом мама не была в восторге от его шашней с Богом, мыслительными спектаклями, дружбой с соседскими мальчишками, и вообще с переездом в Питер их брак держал как-то друг Сашка. Так бывает. При этом отец не имел никаких преференций за свою экспансию, и уже через год после его начал и оснований любая прогностическая лаборатория в России, кои плодились и размножались, считала и называла себя центром интеллектуального прорыва и борцом за технологическое и онтологическое выживание страны. А неизвестно откуда взявшийся в этой отрасли «крупняк» уже лениво цедил сквозь зубы: «Заказчикам не интересны фантазии про будущее. Заказчикам интересны конкретные вещи». В общем, к 2014 году в моей Родине, несмотря на приличное количество «футурологов», «институтов прогнозирования» и «фабрик мысли», а также самостоятельную школу научной фантастики, так и осталось всего два нормальных Конгресса по будущему и долгосрочному прогнозированию.

Отец так никогда и не написал, что мировой рынок Будущего, как и рынки других интеллектуальных продуктов, носит глобальный характер. Это означает, помимо всего прочего, что все идеи в нем должны быть вписаны в общий интеллектуальный контекст и общие тренды. Отступление от этого правила автоматически переносит прогнозиста в разряд «чудаков». В этом смысле популярные в определенной среде прогнозы «неминуемого краха загнивающего Запада» или «внезапного формирования на отдельно взятой территории экономики пятого технологического уклада» – не рыночный товар. Правда, и чудаки иногда оказываются правы, но рынок – штука гибкая, быстро интегрирует в себя новые идеи. Другое дело, что полное следование мировому «интеллектуальному мейнстриму» без собственных идей – штука не менее порочная. Для начала, подобные прогнозы на редкость скучны. И как потом выясняется, никакого конкурентного или стратегического преимущества с ними всерьез не добьешься, что со временем снижает их привлекательность для Заказчиков.

Я пришел к военным ребятам, которым на заре туманной юности дерзко преподавал что-то странное еще на костылях. Моя юность необратимо прошла – поезжайте в Америку без жировой прослойки и поймете почему – а они так и сидели на стреме у ларька, который ограблен вчера. Поговорив с ними, я понял, что у нас конечно, полным-полно собственных толковых оригинальных разработок в области содержания прогнозов, есть даже собственные методики прогнозирования. Но кризис стратегического наступательного прогнозирования характеризуется, в первую очередь, тем, что, чтобы российский форсайт на рынке Будущего признали содержательным и ценным, он должен явно и недвусмысленно опираться на западные гипотезы, аналоги и прототипы. Их можно анализировать, с ними можно спорить, но вот игнорировать, увы, нельзя. Особенно неприятной ситуация становится, когда речь идет о прогнозах развития высоких технологий, вооружений или структурных трансформаций мировой экономики.

А мои друзья, большинство из них с некими чинами и старше, увещевали меня, что с помощью русской матери и советской науки прорвутся к победе в информационной войне. Я был вынужден натравить на них отца. Потому что у меня не хватило аргументов. Проблема здесь была не столько в прозападно мыслящих «заказчиках» или недоверии к собственному содержанию прогнозов, сколько в устройстве самого рынка, в механизме валидизации прогнозов. На глобальном рынке Будущего прогноз настолько представляет содержательную ценность, насколько он опирается на договоренности и ценности, принятые на этом рынке в качестве базовых.

Я, кстати, это понял во второй год в Штатах, когда работал с неграми, я по-первости не определил им то, чего они не должны нарушать никогда, и сильно погорел. Дальше, я определил, где границы белого функционирования фирмы, и обсудил границы с каждым. Тех, кто нарушил, – уволил сразу. Я потратил много времени и своего, и моего юриста, но база была поставлена. А у нас в прогнозировании есть фантазии, которые от базы оторваны. Отец говорил, что пользоваться их базой опасно, но я гнул свое.

Мы даже поссорились, я вопил, что есть, конечно, место и всяким «экзотам», но и то лишь постольку, поскольку они приятно оттеняют доминирующий интеллектуальный мейнстрим. В этой ситуации, когда слышишь про то, что мы сами создадим для себя уникальные российские сибирские, санкт-петербургские, дальневосточные, впишите нужное, образы Будущего и воплотим их на зависть врагам, это уже даже не смешно. Такой продукт годится только для местного потребления, на глобальном рынке Будущего делать с ним нечего. Я был в союзе с дядей Сашей. Мы в два голоса утверждали, что на рынке Будущего, как и на любом другом, происходит нормальное управление спросом. Это значит тренды, бренды, красивая обертка и интеллектуально привлекательное содержание. А способность донести до аудитории выводы и рекомендации на доступном ей уровне важнее их оригинальности, содержания и прогностической ценности.

Отец устало кивал, утверждая, что на своей шкуре прожил это увлечение модными идеями, внутреннюю ненадежность, быстрое рассасывание содержания.

Все мы знали, что «маркетинговый» подход довольно легко приводит к интеллектуальной деградации прогнозов, а в большем масштабе – и к классическому рыночному кризису. Но Афина это вредная богиня, и она не похожа на русскую мудрость – Софию, которая рассудила бы нас, если бы мама не перестала участвовать в наших спорах. Она читала себе тихо Гейне в оригинале, сидя в моей комнате.

В чем все трое: и я, и отец, и Александр, – были согласны, так это с тем, что на рынке Будущего есть место «невидимой руке божественного провидения», которая, в случае чего, должна прийти и молча поправить все. В нашем случае это уже происходило и в 2008, и 2012 годах, когда прогнозы содержательно выродились и критически разошлись с наблюдаемой реальностью. К примеру, европейские прогнозисты десяток лет пекли, как блинчики, оптимистичные форсайты прекрасного экологически чистого будущего евроинтеграции.

В кризисном 2009 году мне довелось присутствовать на конгрессе европейских прогнозистов и воочию наблюдать панику и ужас, царившие в их рядах. Но вмешалась «невидимая рука», и в 2010-2011 годах начали постепенно появляться куда более взвешенные и адекватные прогнозы, в которых ставятся под сомнение будущее евроинтеграции, экологическая энергетика и прочие священные коровы. То есть иностранцы отрефлектировали и перестроились. А российские – нет.

У нас, на нашем базаре, пока ничего подобного не наблюдается! – кричал я, – наши коровы под надежной защитой, а прогнозирование уверенно двигается в кильватере заимствованных идей и концепций.

Мы окончательно поругались, когда я заявил, что вскрытие российского «базара будущего» и включение его в глобальный рынок – только вопрос времени. А отец спокойно сказал мне, что у нас будет спектакль о мировом будущем, который будет смотреть, затаив дыхание, вся Европа и Америка.

– Ну да, а потом утилизирует это, как в свое время англичане взяли на вооружение наши хрущевки для своих лондонских социальных программ в трущобах. Даже в рифму получилось. Хрущебы-трущебы. Мы, конечно, опять покажем миру, как надо, пропишем все это кровью революции или кошмаром Реформации…

Я, конечно, был неправ, я не знал про революцию и Реформацию Лютера или про Советский Союз ничего сакрального, кроме того, что написано в хороших, с любовью подобранных для меня учебниках истории, а отец знал что-то такое, словно прожил там за Лютера, Ленина, Курчатова и Берию. Я был неправ.

Америка навсегда внушила мне, что в современной ситуации никакой вменяемой конкуренции между глобальными брендами и местечковыми инициативами быть не может: лимонад «Буратино» против «Кока-колы» не играет. После встречи с корректными и умными военными мальчиками в погонах у меня были посеяны очень серьезные сомнения в конкурентоспособности существующих российских «фабрик мысли» и возможных интеллектуальных продуктах на мировом рынке будущего. Я всего лишь хотел сказать отцу, что в этой ситуации российским «фабрикам мысли», и экспертным группам, и его личной, самой лучшей, конечно, группе – тоже хочешь не хочешь, надо выходить из «зоны комфорта». Работать над качеством российских прогнозов и образов Будущего, создавать инфраструктуру для собственного регионального рынка прогнозирования, создавать вменяемую конкуренцию и, может быть, даже какие-то свои механизмы валидизации прогнозов. «Будущее, в конце концов, нынче стратегический дефицитный ресурс, который, кроме шуток, надо защищать», – закончил я с пафосом.

– Все сказал?– отец улыбался, это было угрожающе. Александр уже ушел к матери, и они говорили о чем-то сверхъестественном. Тоже – новое в моей семье. И не лучшее из нового.

– Документ пришлю по почте, так чтобы закончить бессмысленную полемику, ну и чтобы ты понял, на каком мы свете и что делаем, а то лозунгами ты горазд говорить да и образованность как-то подрастерял. Враг не дремлет. Иди, поговори с мамой. Я покурю.

Документ я открыл и потом взялся его дорабатывать, отец не возражал. Он сказал, что по нему уже идет практическая работа, но время – быстрое. Потом он помолчал и сказал, что за два года со времени его написания все это выполнено, но если я хочу упражнения, то, что ж… Документ я сохранил…

2012 год

Для обеспечения российской «прогностической безопасности» и развития «стратегического прогностического наступательного вооружения» следует предпринять достаточно понятный комплекс мер как краткосрочного, так и долгосрочного характера:

• включить долгосрочное прогнозирование в число инструментов государственного и корпоративного управления (в качестве образца можно использовать опыт ЕС);

• способствовать формированию инфраструктуры прогнозирования – организаций, сетей, коммуникативных площадок и т.д.;

• создать систему стандартов, методик и практик прогнозирования;

• застроить российское прогностическое пространство: разработать собственные прогнозы, всерьез им следовать, корректировать их, работать над качеством – словом, использовать инструментарий по прямому назначению;

• сформировать в городах страны постоянно действующие площадки по обсуждению будущего, проблем долгосрочного прогнозирования и т.п.;

• развивать конференции по проблемам прогнозирования и долгосрочного развития, причем не только и не столько академические и окологосударственные, сколько отраслевые и межотраслевые

• российские прогнозы и прогностические группы должны быть представлены на соответствующих международных площадках;

• российским прогностическим группам следует всерьез задуматься о выходе на международные рынки и о международной трансляции собственных работ;

• разрабатывать прогнозы по международной повестке дня, включая российскую позицию в мировое пространство прогнозирования;

• применять «прогностическое оружие», разрабатывая прогнозы по проблемам наших конкурентов и противников, в т.ч. острым, неприятным, табуированным, применять прогнозы как средство симметричного и асимметричного воздействия;

• вести стратегическую наступательную прогностическую деятельность – разрабатывать прогнозы по проблемам завтрашнего и послезавтрашнего дня, позиционировать их соответствующим образом.

Я даже послал своим друзьям-военным ряд упражнений для младших из их «фабрик мысли», я и сам оставался «младшим», а отец «старшим», и мне было жаль, что в наших российских сюжетах так мало Индианов Джонсов старших и младших, готовых в одной упряжке биться за священные Граали для своей Родины.

Упражнения к разделу

• Изучите доступные вам прогнозы, сделанные в вашей сфере деятельности в разных странах за последние 5-7 лет. Попробуйте выписать ключевые идеи и отследить, как они отражаются в вашей деятельности.

• Сравните прогнозы из вашей сферы деятельности, сделанные в России и, скажем, в США. Оцените оригинальность идей, реализуемость, конкретность, значимость рекомендаций.