Текст книги "Сумма стратегии"

Автор книги: Сергей Переслегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 48 страниц)

Во сне нельзя глубоко задуматься и на время выйти из игры, и я, как мог, собрал то, что мне сказали сущности. Солнце заливало комнату без занавесок золотым светом. Я проснулся с тремя осмысленными мифами и понял, что могу заказывать следующий сон. Через три дня мы с Милой выкупались в ледяной Ладоге и поняли, что она творит что хочет. Вчера было еще тепло – сказали нам старожилы пляжа. Я поступил на службу сразу к трем объектам: Ладоге, Ледовитому океану и Городу с его ядерной батарейкой, которая изо всех сил фонит в центре Невского, спрятавшись в римскую символику и советский кинотеатр.

Вертикальная связность

Технология исследования динамических сюжетов подразумевает важную структурную характеристику, являющуюся аналогом связности – позиционной характеристики в «войне Ареса» и ситуационной связности – прогностической характеристики в «войне Афины».

Обычная связность характеризует быстроту маневра «единицами планирования» в пространстве. Ситуационная связность характеризует степень связи между позициями, относящимися к прошлому, настоящему и будущему, иначе говоря – соотношение будущего и прошлого в настоящем.

Вертикальная связность, во-первых, характеризует сценарно-сценарное взаимодействие, то есть меру спутанности между сюжетами.

Деньги пока ниоткуда не взялись. Работу в этом царстве сюжетов нового мира найти было трудно. Мила куда-то пошла просиживать штаны и поддерживать квартплату. Ночи удлинились и стали холоднее. Ехать в Лодейное поле, в Кандалакшу, на знаменитый местный стоунхендж было холодно. Мой консалтинг яростно рассасывался, Москва мстила мне за мои сны. Ну что ж, рыболовецкий кружок Иисуса Христа тоже начинал не с богатства. В своем сетевом городе я, как самоизбираемый мэр, разделил районы по названиям: Арктический мост, Ладожский переход, Земля обетованная, или все флаги обратно к нам. Так я моделировал вертикальную связность. Сценарии должны были быть спутаны, во-первых, и иметь некий эйдос, во-вторых, они должны были расти на земле, а в-третьих, иметь свои основания, бэкграунд, а не падать с потолка моего воображения к тому же он невысок.

Я пошел преподавать студентам, физика шла хорошо, а квантование сценариев – плохо. Они не понимали меня напрочь, их цели были далеки от моих фантазий. Они выросли в этом городе и не хотели превращать его в сортировочную по перепаковке смыслов. Они вообще не верили в такую игру. Я стал носить молодежную одежду и поехал с ними в поход на Ладогу. Она наделала нам много проблем, и мы трое суток жались в шхеры, потому что в ветреном мае на этом озере нечего делать. Прошел год моей жизни в Питере, я повторил маневр своего сына, много и полезно перемещался по полю, но сны мне перестали сниться, хоть кричи. Я стал бегать по гранитным набережным, хотя это вредно для стоп. Стало легче, привык к радиационному фону и большой реке, которую питает злобная Ладога. Я хотел закрыть этот город в ЗАТО, остановить в нем время и сделать в нем все правильно. Он мне подходил, а я ему, похоже, нет. Жена пугалась моих идей. Она часто ездила на выходные в Москву, к сыну. Невестка была на сносях, а я еще не был готов выстроить для внука сценарий новой обетованной земли или хотя бы арктический предел испытаний или превратить жгучую воду Ладоги в живую и перестроить город в новый ценоз, где можно пить воду из реки, ловить лосося с моста и выбросить все, в чем нет смысла, и делать то, что смысл, очевидно, имеет. За год я собрал народ, студентов, приручил журналистов и городские площадки. Но во снах мне отказали. Я был не прав. Я забыл про юбилей Первой Мировой войны, не написал книгу, прослыл безумцем, меня звали обратно в Москву: мол, погулял и хватит. Я не достроил свой вертикальный замкнутый цикл для города, и Афина склонилась надо мной, заслоняя небо.

Взаимодействие сценариев

В классическом сценировании сценарии не могут взаимодействовать между собой, выбор необратим, и, если он сделан, все остальные сценарии перестают существовать. В континуальном сценировании сценарии взаимодействуют, и простейший способ учесть это рассмотреть альтернативные сценарии как риски базового.

«Война Аполлона» рассматривает взаимодействие сценариев в более сложной логике. Реальности различаются теми сценариями, которые в них реализуются. Сценарии состоят из отдельных скриптов, причем скрипты повторяются в разных сценариях и совпадают в точке выбора. Повторяющиеся скрипты можно понимать как один и тот же «квант», присутствующий и в текущей, и в альтернативной Реальностях. Уже этим Реальности оказываются спутанными.

Спутанность тем выше, чем большее число скриптов связывают сценарии. В результате совокупность нереализованных сценариев образуют Тень (в смысле Юнга) базового, что проявляется, в частности, в пространстве архетипов. Влияние альтернативных миров на Текущую Реальность можно описать динамически тогда это аналог гравитации: Базовый сценарий «притягивается» к наиболее вероятному сценарию (см. ниже вставку «Сценарная гравитация».)

Во-вторых, она фиксирует степень синхронизации слоев сложного времени:^[129] метрологического, термодинамического, онтологического.

В-третьих, она оценивает уровень связности трех слоев сложного пространства: нижнего (подземного, бессознательного), среднего (земного, сознательного), верхнего (небесного, сверхсознательного) в сюжете.

Как ни странно, первоначально избежать провалов сразу мне помогало то, что я москвич. Питерцы качали головой, говорили: «А-А-А!» и как-то слушали и делали со мной дальше. Здесь было въевшееся противоречие ленинградцы-москвичи, оно было знакомо и примиряло, как ни удивительно. Это не давало мне шансов стать местным, но меня принимали как неизбежное зло развития. Этот город развивался тихо, исподволь, в лопухах через эпохи. Их местный фантаст Андрей Столяров блистательно воспел этот дикий путь преобразования и осознания городом себя в своих лирических повестях о Питере. Я пошел и познакомился с ним, он оказался приличным ученым с метамоделями и положением в обществе. В Питере два общества, они знают, что имеют пересечения, но отрицают это. Культурно-научный бомонд и богатые, статусные люди, точнее их безмозглые дети. Культурно-научное не имело энергии, а богатое – мозгов. При этом город выползал из прошлого на пузе подвалов и заброшенных храмов окраин. Еще посредине Невского торчал «Колизей», в который вселилась евангельская церковь и ставила там, на большой сцене, мистерии о Боге. Там еще было много чего, но они пока не кричали об этом на весь город. Площадка – модное слово. Коворкинг – еще одно. Питер отличался от Москвы кардинально одним: здесь было с кем поговорить. Везде. В кабаке. У фонтана. На лестнице. Поссорившись у помойки за парковку. В сети появлялись загадочные промышленные компашки, которые вдруг делали едва ли не лингвистический анализ темы, которой владели и которую в услугах продавали населению. В этом Питере точно гнездилось мировое зло. Москва стремилась поглотить все это. И вылечить потом фармакологически. Ей не хватало ресурса, она была Империей. Я настраивал скрипку Аполлона.

Во-первых, свою экспансию я синхронизировал в сети, в миру и в собственном безумном мероприятии. Как-то само собой получилось, что на месте кабака на Пестеля какие-то креативные ребята завели моду каждый день играть безумное чаепитие по «Алисе в стране чудес». Они звали физика, старого и противного, наливали ему кофе или вина и заставляли читать лекцию про то, что знает. Потом играли это в безумном чаепитии. Так рождался квантовый мир. Снизу. В кафе. Под пиво. И иногда эти безумцы срывали аплодисменты невинных участников действа. Не то чтобы я за этим стоял, у меня было много других дел. А квантовые наблюдатели мне просто были нужны. Я еще в Москве выяснил – не надо бояться, что проект скатится в шоу или распил. Со своей первой и самой затратной фазы ты получишь людей, которые пойдут с тобой в другой проект. Мой новый цикл был не 15-30-летний, а где-то трехмесячный, я ставил на проектик, он становился чем-то продуктовым, а я уходил на другой. С командой. Жена грозила мне разводом. Я зарабатывал и тратил в обход дома

Сложное пространство

Если сложное время вполне имманентно европейскому мышлению, то сложное пространство рассматривается нами исключительно как архаическое. Действительно, сложное пространство описано только в шаманских практиках (например, у Мирчи Элиаде) и, в очень незначительной степени, у пионеров «революции сознания» 1960-х годов – Т. Лири и Дж. Лилли. Язык описания слоистого пространства остается мистическим.

Сложное пространство опирается на образ Оси мира (Мировой лестницы, Мирового дерева и пр.), сшивающего миры, которые можно рассматривать или как вполне реальные, или как психические миры сознательного, бессознательного и сверхсознательного. Путешествие между мирами является возможной, но технически очень сложной задачей. Боги, некоторые духи и отдельные люди в состоянии совершать такие переходы. Для шаманов это представляет собой повседневную практику.

Для человека базовым является средний мир (Мидгард, земной, или живой мир). Пространство этого мира является пустым и эвклидовым – это логический вакуум. Нижний мир заполнен энергией; его описание в скандинавских источниках (Нифльхейм) и отчасти индийских текстах (Тамас) заставляет отождествить его с физическим вакуумом, миром мертвой жизни. Верхний мир заполнен структурностью, информацией, связностью и может быть назван мистическим вакуумом. Он довольно близок к представлениям современной квантовой гравитации о пространственно-временной «пене».

Эти три мира находятся в постоянном, но скрытом от нас взаимодействии, и любой сложный объект среднего мира представлен в верхнем и нижнем мирах. Взаимовлияние миров может открыть шаман во время экстатического путешествия.

Вертикальная спутанность проявляется как значимое, но очень плохо рефлектируемое влияние верхнего и нижнего миров на земной мир. Например, как взаимодействие человека и его рода (эффект Хеллингера).

В-четвертых, вертикальная связность измеряет уровень сложности системы деятельностей на некоторой территории при площади этой территории, устремленной к нулю

Вертикальная связность Питера была странной. Словно городу исподволь подменили «крышу» и его теперь корячит. Когда-то с нами, русскими, злую шутку сыграла возможность отдыхать в европейских городах. И мы стали мерить количество и качество жизни ими. А Питер не дорос, был построен молодым царем, и лет ему от роду не 1000, а 300. Наш нижний мир еще помнил себя как труд на холоде и жаре, амбиции царя и соратников, проклятья, посылаемые им вслед, в общем вечный Некрасов… Пока мы были столицей, новой и смелой, все шло как-то ничего себе, потом мы заявили три революции и тоже проявились в мире по полной, а теперь ожесточенно сопротивлялись судьбе стать спальным районом Москвы. У нас было прошлое и будущее, а вот с настоящим были проблемы. У нас был подземный мир из костей строителей и небесный город – дерзновение северной цивилизации, но не было точки на земле, откуда можно было провести ось снизу вверх. Мы застряли вне времени и пространства, не сделали свой следующий шаг и были готовы и дальше портить жизнь Москве. Кстати, я мог вполне публиковать свои варварские заметки о Питере, потому что мой псевдоним был Москвич и журнальчики признавали это стильным.

Вертикальная капитализация территории по Е. и С. Переслегиным

«Теорема о последней миле» неопровержимо доказана современной экономикой и является ее логистической основой. Наибольшую прибыль получают те структуры, которые сидят на последней миле доставки груза или услуги конечному потребителю. Поэтому невыгодно обслуживание трубопроводов, если это не обслуживание короткого ответвления на продажу: «сидеть на трубе» – это значит сидеть на последнем участке или участках трубы.

Интересно, что бизнесмены задают вопросы о рентабельности их потенциального бизнеса без учета того факта, будет ли он включать последнюю милю или нет. Если да, бизнес будет прибыльным, если нет, то не будет. Это – экономический, а не прогностический закон.

Поставим, однако, другой вопрос: будет ли в следующем веке экономика «горизонтальной», то есть ориентированной на потоки вдоль земной поверхности, или «вертикальной», эксплуатирующей потоки, ортогональные земной поверхности в космос или под землю? Например, солнечная энергетика, равно как и геотермальная, относится к вертикальной экономике, а ветро-, гидроэнергетика, приливная энергетика, газовая, угольная, нефтяная – горизонтальная. Атомная энергетика сегодня – исключительно горизонтальная, но в условиях замкнутого топливного цикла может быть любой.

Для территорий, на которых созрели предпосылки для вертикальной логистики и экономики, когнитивное развитие точно начнется раньше, чем там, где труба и поверхностное залегание создают привычную распределенную прибыль.

Будущее приходит за нами на ту территорию, на которой с большей вероятностью может выжить из-за особенностей рельефа, природы и существующего мифологического слоя о возможности такого будущего. Время же прихода этого будущего определяется людьми, точнее сообществами, живущими на территории, и, до некоторой степени, противоречиями между чаяниями сообществ.

Как пример, рассмотрим Урал. Вертикальная логистика, она же – вертикальная экономика, для Урала возможна по четырем причинам. Во-первых, структура цивилизационного спектра территории тяготеет именно к такому решению. Во-вторых, на территории Урала существует – и даже пережила «лихие 1990-е годы» – сверхглубокая скважина с потенциалом до пятнадцати километров глубины. В-третьих, налицо потребности местной серьезной энергетики и наличие у нее заделов по формированию замкнутого ядерного топливного цикла (Заречье), глубокой переработки ОЯТ («Маяк»), локальных источников энергии. В-четвертых, здесь есть онтологическое «небо», которое определяет миф о том, что энергию можно и должно доставать из-под земли.

Соединяя эту идею или цель с миссией Урала как региона географического, цивилизационного и фазового порога, который не перейдет враг, и как региона, который представляет из себя индустриальную Россию в миниатюре примерно один к десяти (а это приличный масштаб, а не макет), мы можем сделать вывод, что инновация и модель вертикальной капитализации вполне может возникнуть на Урале – и проявиться значительно более масштабно и остро, чем в Исландии, которая, кстати, на этой модели построила общество со сверхвысоким уровнем жизни всего за 25 лет.

Центр капитализации Урала, таким образом, в горизонте двадцати лет может сместиться из Екатеринбурга, как столицы, к поселениям, обслуживающим сверхглубокую скважину или замкнутый ядерный топливный цикл (Заречье).

На противоречии традиционная капитализация – вертикальная капитализация возникнут сателлитные противоречия и будет создано много замыкающих проектов упаковки энергетических модулей. До 2050-х годов продлится их сертификация и стандартизация, и далее страна будет иметь пул энергетических организованностей совершенно другого типа – с встроенным замкнутым по отходам циклом и энергией, которую не надо возить. На первом этапе будет казаться, что недра определяют все, и Урал получит сверхкапитализацию. Далее вертикальная логистика будет иметь вид: чем выше структурность, сложность стандартов жизни «наверху», над источником энергии, тем выше капитализация этой территории. В этой связи обычной станет такая ситуация: те регионы, которым ничего не стоит достать энергию из недр земли, будут примитивны по сообществам и деятельностям, а те, которые бурят Землю на много километров вглубь и используют нетривиальные способы утилизации отходов и организации замкнутого цикла, построят новые мировые города, причем совсем не обязательно крупные.

Нарушится правило, что Будущее, наука, искусство, гражданское общество вырастают только в крупных людских образованиях. Исчезнет зависимость от социальной пирамиды, будет зависимость только от толщины человеческого «строматолитового мата», то есть от сложности вертикальных связей внутри сообществ. Другими словами, модно будет по социальным и профессиональным сетям отследить сложность информационной жизни, вертикальную, а не горизонтальную, топикотематическую.

В этом прогнозе сценарным доменом является очень сложный объект. Это – не город, как принято его понимать: с людьми, строениями и органами управления, но обязательные вертикальные сети существования, мышления и деятельности, местный источник энергии – атомный или геофизический, встроенная система переработки отходов, в том числе информационных и даже проектных, рециклинг, утилизирующий ложную совокупность деятельностей. Кроме того, необходим еще информационный «небесный город», задающий вертикаль логистики.

Из сегодняшнего дня, может быть, и трудно судить о городе только по количеству мусора внутри или вокруг, но с точки зрения недалекого Будущего коммунальная технология будет считаться оправданной только тогда, когда она знает, где взять энергию для жизни и деятельности, и как утилизировать мусор, отходы, и как, например, озонировать информационное пространство от мусора.

Никогда раньше «последняя миля» и вся капитализация не оказывались в месте непосредственной добычи ресурса. Была «логика логистики» и логика «гибких тарифов», которые все равно не работали. В этом мире, где реализуется сценарий использования энергии Земли и построения сложной системы деятельностей прямо на месте получения энергии, будут старые города со своей развитой логистикой и будут поселки, но средоточием цивилизации и местом притяжения капитала станут места с добычей энергии из Земли и выстраиванием проектов и деятельностей вокруг этого процесса и вокруг утилизации.

Почему этот способ жизни будет нормой? Потому что после обеспечения дома или города всем необходимым для жизни мы все-таки его убираем. Симптомом являются сегодняшние общественные крики про загрязненную землю, свалку, серфинг на отходах и т.д. При воплощении идеи города-дома мы получаем онтологическую необходимость решить задачку В. Глазычева: «Прибраться в доме». Это -не изобретение, это – тренд. Убираются, не желая растить детей в мире отходов, все цивилизованные люди.

Формально, уровень развитости вертикальной экономики на территории может быть оценен через отношение высоты кластера, то есть сложности технологической, информационной и социальной цепочки, к площади, занимаемой этим кластером, – площади, с которой кластер берет энергию, которую он занимает чисто физически, на которую он воздействует неутилизированными в замкнутом цикле отходами своей жизнедеятельности, в том числе – тепловыми. Понятно, что капитализация территории, а значит, ее способность притягивать к себе новые сложные деятельности и новые сложные организованности, будет определяться этим уровнем развитости. В этой логике малые города могут быть капитализированы лучше, чем большие. Однако Руян-город невозможен: слишком примитивна система деятельностей в таком искусственном образовании. Она не может капитализироваться. Зато возможна – при определенных условиях – сверхкапитализация городов типа Димитровграда.

Интересно, что проблема последней мили в мире вертикальной экономики может и не исчезнуть. Тогда она примет вид: денег есть сколько угодно, а купить нечего…

Вертикальная капитализация территории по А. Желтову

Данный текст представляет собой попытку ответить на вопрос, как и за счет чего возможно создание новой экономики и новых форматов деятельности в малых городах.

Содержательной основой концепции является «теорема последней мили», согласно которой наиболее затратным и одновременно наиболее доходным элементом цепочки бизнеса является доставка товара или услуги непосредственно к конечному покупателю. Например, чашка кофе приносит во много раз больше прибыли, чем выращивание и оптовая продажа зерен кофе где то в далекой Бразилии. При этом доставка этой чашки кофе к потребителю где-то в кофейне на площади маленького города в центре Европы крайне затратна: для начала надо создать исторический городок, затем моду на кофе…

Концепция кластерного развития говорит, что наиболее эффективным способом выстраивания экономики в регионе является замыкание цепочек добавленной стоимости – создание кластеров. Более продвинутый вариант, развивающий данную концепцию применительно к обеспечению сложных видов деятельности, таких как строительство и эксплуатация атомных объектов, говорит, что на территории должны быть собраны не только взаимодополняющие, но и взаимно конкурирующие, со-конкурирующие элементы, составляющие технологический аналог пищевой цепочки, – эконоценоз. Концепция вертикальной капитализации содержательно располагается гдето посередине и утверждает, что продукты, услуги и инновации должны быть капитализированы и потреблены в месте их производства.

Традиционный концепт капитализации, который мы назовем горизонтальным, говорит нам, что продукт следует доставить в место, где он может быть капитализирован и потреблен. На этом основывается система мирового разделения труда, система международной торговли, обслуживающая ее система логистики и потоки инвестиций. В данной логике уникальный товар или услуга, произведенные где-то в глухой уральской деревушке или в ЗАТО Снежинск, могут быть капитализированы, то есть должным образом оплачены, только после их доставки на соответствующие рынки. Например, в города-миллионники.

Концепция вертикальной капитализации возникает как попытка проблематизации традиционных подходов применительно к развитию местной экономики и потребления. Вообще вертикальная капитализация не существует в отрыве от понимания важности процесса потребления продуктов и услуг. Учитывая кластерный подход и проблему «последней мили», утверждается буквально следующее: экономическое развитие в малых городах начинается не с производства, а с потребления уникальностей.

Другими словами, прежде чем начать продавать нечто прекрасное (пуховые платки, малые атомные реакторы, садовую голубику с кустами высотой два метра, выращенные в садках хариусы, кремниевые тигельки или глиняные горшки ручной работы), надо выстроить у себя спрос и культуру потребления этих продуктов. То есть замкнутую на потребление производственную цепочку. Уже после этого, через механизм туризма и экспорта уникальностей, соответствующие товары уходят на внешние рынки, обеспечивая приток покупателей, туристов, славу, рост внешней цены – и в итоге дополнительную капитализацию.

Эффективность вертикальной капитализации территории можно оценить по формуле – отношение площади территории к плотности выстроенного кластера. Плотность кластера понимается как число элементов производственной цепочки к сложности продукта или услуги. Идеальным вертикальным кластером, таким образом, является поселение, где каждый отдельный человек выполняет некую уникальную функцию в производстве сложной общей конечной услуги или продукта. Например, маленькое ЗАТО, создающее термоядерные заряды или спутники. Менее эффективным, но более реальным вариантом является ситуация расположения в некой деревушке лаборатории по высокотехнологическому выращиванию растений в пробирках (реальный кейс меристемного питомника под Санкт-Петербургом).

Маркетинг и капитализация вертикального кластера выстраиваются не за счет выхода продукта или услуги на внешние рынки, а за счет создания внутреннего потребления продукта и привлечения внешних рынков в качестве внутренних потребителей. Традиционный вариант: питомник разводит растения, начинает ими торговать на выставках, размещать рекламу, получает оптовые заказы, потом подтягиваются розничные покупатели. Вертикальный вариант: растениями из питомника сначала обеспечиваются все соседи, потом по «сарафанному радио» разносится слух, из розничных покупателей выстраивается очередь по записи, потом подтягиваются журналисты, чиновники и оптовики.

Меня давно интересовало, почему, чтобы сделать хорошо какому-то дому, кварталу или даже отдельному человеку, нужно не идти и делать, а создавать целые службы, причем в других местах, собирать конференции по правам человека и строить – убейтесь! – социальные кластеры. Понятно, наша жертва помрет, не узнав об усилиях в ее честь. И это, по-моему, как раз горизонтальная связность. А вот вертикально все совсем не так. Разваливается дом на Болотной улице: места исторические, Ленин жил, а сейчас люди живут. Например. Ну на месте те, кто может историю рассказать про это, обязательно найдутся, их надо собрать на мини-форум и мини-встречу при библиотеке. Церковь найти. Собрать денег, акционировать, строителей нанять и починить всем миром, дальше к государству идти: мол, потрачены средства, верните оплату труда. Ну, половина вернется, на них можно построить нужное для микрорайона, иногда квартирку тому, кто поднял нижний мир и в свои 75 лет принес месту пользу. Потом все будут ездить и перенимать социальный опыт. Какой? Да опыт уговаривания людей сделать что-то для своего города не из позиции «мне должны», а так, из хозяйственных целей и здравого смысла. Познакомятся многие. Простая схема. Про социальную энергию и ее концентрацию. Это немного только больше, чем газоны украшать и сады камней перед пятиэтажкой выкладывать.

Все версии вертикальной связности можно рассматривать как сложность, привнесенную в систему семантической спутанностью.

Как уже указывалось, возможна: спутанность между сюжетами

• спутанность между слоями пространства

• спутанность между слоями времени

• спутанность между формами деятельности Любая из этих спутанностей привносит в систему дополнительную сложность.

На грани социальных потрясений, которые грозили нам в 2017-ом, я тихо продвигался к усугублению сложностей мышления и коммуникации в городе на Неве. Три года – много времени. У меня оформились соратники, и определились противники. Завелась куча советников, и первый среди них бессменный Сашка, который стал появляться чаще и порывался помочь Миле по дому, который я забросил. Я воображал себя неистовым Симагиным из романа Славы Рыбакова, а другу оставалось быть Вербицким, должным соблазнить мою жену. Это была единственная спутанность, которая меня не устраивала. Сюжеты города набирали силу, с ними и я, периодически падая в яму полного безволия и спячки на сутки. Но ИО бояться – в города не играть. Приехавший в командировку сын нашел меня нервным и странным. Я усугубил картинку своей вовлеченности во все и махнул к нему в Москву. К внуку, маленькому Ваське, с полуулыбкой брахмана. Я провисел вокруг ребенка неделю, вдохнул дурной энтузиазм Москвы и поправился на два кило от стряпни невестки. Пока я ездил, какие-то неистовые девелоперы решили вынести Институт Арктики и Антарктики куда-то к теще на блины. Понятно, что устраивать демонстраций не стоило, но ассиметричный ответ готовить пришлось. Мои студенты связали пять акторов переселения, отняли мобильники и прочли им лекцию про связность пространства и времени. Девелоперы обиделись, студентов, правда, не посадили, но припаяли за хулиганство, один из связанных пришел ко мне и долго беседовал о городских стратегиях. У него были планы, похожие на мои, но посылать студентов на захват заложников для него было чересчур. Институт Арктики оставили в покое, прецедент – связать чиновника и заставить выслушать себя во что бы то ни стало – имел большой резонанс. Я стал неудобным и отвалил в Кандалакшу. Если вы думаете, что я там услышал пророчество, нет. Я упал со скалы и сломал себе ногу в том самом лабиринте. Меня лечил местный шаман, бывший егерь, у которого, несмотря на дикость мест, оказалось медицинское образование и знание парочки нетипичных языков. Мы хорошо общались, Интернет у него был, и я переписывался с Милой, сыном, Сашкой и своими активистами. Колизей уже справлялся без меня, там раскручивался тоннель в небо, «а город подумал – учения идут».

Вертикальная связность есть мера сложности, привнесенной в систему извне и ей изначально не имманентной.

Семантическая спутанность представляет собой макроскопический квантовый эффект, описывающий влияние всевозможных представлений и метафор системы на саму систему.

Если некоторая система в бытии, то есть в определенном избранном сюжете, спутана с неблагоприятной ситуацией в инобытии – ином сюжете, ином пространстве или ином времени, то данный сюжет для данной системы обладает свойством цикличности и выполняются теоремы о структурном кризисе.

Инобытие важно. Оно привносит в систему дополнительную сложность и расширяет пространство решений в данном сюжете. Оно привносит смысл в процедуру текущего выбора сюжета. Инобытие воздействует на избранный сюжет, модифицируя его, но не оказывает прямого влияния на принимаемые в данном сюжете решения – теорема о контекстной независимости выбранного сюжета. Инобытие оказывает прямое и непосредственное влияние на менеджмент сюжетов и ставит управленческую задачу о контекстном выборе сюжетов.

Такой подход может быть назван управлением вертикальной связностью.

Менеджмент семантической связности дополнителен к противоречию между управлением связностями в пространстве и времени:

• пространственная стратегия стремится к наибольшей пространственной связности

• прогностическая стратегия подразумевает разрыв созависимостей, то есть стремится к наименьшей ситуационной связности

• контекстная стратегия стремится к смысловой неопределенности и переменной сложности, то есть к переменным, мерцающим созависимостям и к неопределенной вертикальной связности

Все было просто в моем королевстве Ареса: я был готов вызвать на бой Римскую Империю или наш Московитый третий Рим и хитростью присоединить к Питеру, основав здесь Ставку новой цивилизации. Все было трудно в моем королевстве Афины, я по-прежнему был допущен до должности пажа, и моя вынужденная непрерывность повышения своего статуса очень тормозила меня. Я не был профессором, агитатором за ключевую партию, чиновником или просто богатым. Это легко понять русскому человеку, который, в отличие от американца, говорит на концептуальном языке с женой, боссом, дворником и президентом страны. И те ему на том же языке отвечают. И казалось бы – вот оно! Мы не зависим от того, кто нам тут подстраивает прогноз? А не тут-то было! Заявленный лучшим из отечественных – западный стиль управления – в России занял уйму времени на то, чтобы сделать как по-русски, но учесть форму и документы как по-западному. Мы как бы притворяемся европейцами, тратим безумное время и деньги на это. А потом все равно входим в кабинеты и говорим слова про главное, минуя статусные ступеньки. Но время теряем. А американцы – нет. Они едят наше время, арестовывают его в головках наших девочек, от секретарши до проректора, и тем насилуют их, сволочи! А мы, мужики, не можем их защитить. Я хотел американцев убить, а потом извиниться. Смиренно. Или пора было выигрывать по Аполлону. То есть спутать все педали и выехать на одном колесе, чинно сложить велосипед у обочины анизотропного шоссе и послать СМС в прежний мир, что «агент на место прибыл и ждет указаний из центра». Конечно, солнцеликий молодой Бог звал меня прорыть тоннель в иную реальность, встретиться там с собой будущим и потом, через прыжок по имени оверсайт, вернуться и встретить себя прошлого, и определенно спутаться с ним, и далее ходить туда-сюда, приглашая друзей и инструктируя про опасности и прелести перехода.