355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Белов » ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ » Текст книги (страница 9)
ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 22:26

Текст книги "ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ"


Автор книги: Сергей Белов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)

Провал «сдвоенного центра»

 Однако все это перечеркивалось новым срывом национальной сборной, бронзовые медали которой были расценены и нами, и спортивным руководством как провал. Могу ошибаться, но мне кажется, что на этом турнире Александр Яковлевич и его постоянный помощник Озеров переборщили в своей общеизвестной привязанности к пятым номерам. В Любляне это впервые выразилось в гениальной версии тактического построения, позднее получившей наименование «сдвоенный центр».

 В сборной, принявшей участие в чемпионате мира в Любляне, осталось восемь игроков из прошлогоднего победного состава: Сергей и Александр Беловы, Паулаускас и Саканделидзе, Андреев и Коваленко, Томсон и Застухов. Безусловно, усилил команду отбывший дисквалификацию Жармухамедов. Добавились Липсо, Сидякин и Крикун.

 217 см Андреева и 215 см Коваленко, одновременно находящихся на площадке, наверное, способны были произвести устрашающее впечатление на наших соперников. Но, думаю, лишь на первых порах. Вскоре они быстро разбирались, что в таком сверхмощном составе мы начинаем серьезно проигрывать в скорости и мобильности действий.

 Квалификационные игры мы прошли без проблем, легко обыграв Уругвай, Панаму и Египет. Однако в первой же игре финальной пульки чемпионата – против Бразилии начались проблемы. Проигрывая по ходу встречи «-14», мы переломили ход поединка и взяли игру под свой контроль, уверенно лидируя «+10». Но после начала экспериментов со «сдвоенным центром» мы стали уступать традиционно быстрым и техничным соперникам и в итоге проиграли этот ключевой матч – 64:66.

 С натугой, с огромными усилиями мы выигрывали дальше наши матчи против соперников по финалу – Италии, Чехословакии, Уругвая, чтобы подойти к двум последним, решающим играм – против США и хозяев первенства – под дамокловым мечом: нам было необходимо выигрывать оба матча и при этом надеяться на благополучный исход других противостояний.


Неудачная «разгрузка»

 Накануне игры с США Гомельский устроил команде «разгрузку» – закрепленный за нашей командой спонсор, предприятие по производству изделий из стекла, организовал небольшое застолье на «пленэре». Начиналось все красиво и хорошо – занятная экскурсия по стеклодувному заводу, уютный ресторан с красивейшим парком из мощных старых деревьев, безобидные бокалы с пивом.

 Не знаю, что произошло с товарищами по сборной, а в особенности – с Гомельским, который не пресек все это, но вскоре команда в присутствии своего главного тренера, готовящего ее к двум решающим матчам мирового первенства, начала откровенно ...рачить. Сидевший рядом со мной массажист хоккейной сборной СССР Авсеенко, которого Гомельский брал на все важные турниры, как талисман, и который не принимал наряду со мной участия в этом безобразии, удивленно сказал мне: «Серега, я такого даже в хоккее не видел» С учетом залихватской репутации наших мастеров клюшки это признание дорогого стоило.

 Кончилось все просто безобразной пьянкой, разбитым Застуховымоб      одно из тех красивых деревьев «Ягуаром» спонсоров, истерикой организаторов «пленэра». Особенно зол я был на Модю, с которым, как я ожидал, нам предстояло «тянуть» оставшиеся важнейшие игры и которого я безуспешно пытался остановить. В общем, «разгрузились» мы на славу.

 Не хочу утверждать, что на Модестаса негативно повлияла «разгрузка», но в равной игре против США именно смазанные им на последних минутах штрафные броски стоили нам победы – 72:75. Это окончательно отбрасывало нас в лучшем случае на третье место. К счастью, его позволили нам занять югославы, за тур до окончания чемпионата гарантировавшие себе победу в мировом первенстве и проигравшие нам 72:87 в последнем ничего не значившем для них матче.

 Опять-таки не берусь утверждать, что легло в основу последовавшего решения – неудачное ли по тем временам выступление, «провал в воспитательной работе с коллективом» или залет на таможне прямо по возвращении в Союз из Любляны, но, по крайней мере, по совокупности факторов А. Я. Гомельский утратил место главного тренера сборной страны, которое он занимал с 1962 года. Это казалось революцией.

 В отечественном баскетболе наступала семилетняя эра В. П. Кондрашина, в которую уместились четыре блестящие победы на самых престижных мировых соревнованиях – Всемирной универсиаде 1970-го, чемпионате Европы 1971-го, Олимпийских играх 1972-го и чемпионате мира 1974-го.


Проба пера

 «Разминкой» для Кондрашина стала Всемирная универсиада в Турине в сентябре 1970-го. Это соревнование в Союзе в те времена (да, пожалуй, и в России сегодня) никогда не рассматривалось как сверх– престижное, а напрасно. Во всяком случае, американцы присылали на студенческие игры гораздо более сильные команды, чем на большинство чемпионатов мира. Так было и на этот раз. В Турин приехала студенческая сборная, едва ли уступавшая по силе олимпийской мюнхенского образца. Но и мы были не лыком шиты.

 Новый главный тренер, разумеется, не успел существенно поменять состав и тактические построения команды, но с его приходом, как показалось, в сборную пришел какой-то поток свежего воздуха. Возможно, это было обусловлено просто эмоциональным настроем ребят, долгие годы задавленных мощным интеллектом Александра Яковлевича. Тем не менее, на мой взгляд, факт остается фактом – обстановка в сборной при Кондрашине стала более творческой.

 Кстати, безусловным апологетом Кондрашина я никогда не являлся, и мои собственные позиции в национальной команде с его приходом были не так уж незыблемы. Вплоть до триумфального финала 1972-го мои отношения с Петровичем оставались несколько натянутыми, но, к счастью, это не мешало команде не просто добиваться высоких результатов, но, как я уже сказал, делать это в свободном, творческом состоянии.

 При этом в команде не было и намека на безалаберность, непрофессионализм – того, что в середине 80-х в период тренерской чехарды в футбольной сборной СССР стали называть «искренним футболом». Тактиком Петрович всегда был очень жестким. Так и должно быть. Когда Лобановского [15]15
  Лобановский Валерий Васильевич (1939-2002) – выдающийся советский футболист и тренер, заслуженный тренер СССР. Под его руководством сборная СССР добилась своего последнего значимого результата – серебра чемпионата Европы 1988 г. Славился приверженностью к жестким рациональным игровым схемам и игровой дисциплине.


[Закрыть]
, сменившего Малофеева [16]16
  Малофеев Эдуард Васильевич (род. 1942) – выдающийся советский футболист и тренер, заслуженный тренер СССР. В 1986 г. был в экстренном порядке заменен Лобановским на посту главного тренера национальной сборной, поскольку провозглашенная им концепция «искреннего футбола» не приносила сборной необходимого результата.


[Закрыть]
на посту футбольной сборной, спросили, как он относится к «искреннему футболу», великий тренер ответил кратко и угрюмо: «Я не знаю, что это такое».

 Именно в противостоянии с американцами решалась судьба первого места в баскетбольном турнире Универсиады, поскольку другие ведущие баскетбольные державы, как и СССР, это соревнование чрезмерным почетом не жаловали. Советская сборная, как правило, была представлена на студенческих играх молодежным или клубным составом с учетом действовавших ограничений по возрасту. Но в 1970-м команда была практически в сильнейшем составе.


«Бойтесь русских...»

 Это был первый раз, когда я впервые всерьез понял, что американцев можно побеждать. Впервые мы столкнулись лицом к лицу с по– настоящему мощной сборной США и практически сразу убедились в ее парадоксальной тактической негибкости. Было такое ощущение, что в этой стране, превозносимой как образец демократии, свободы и творчества, очень многое делается по шаблону, чуть ли не по инструкции. Иначе было просто не объяснить примитивных и неизменяемых тактических построений их баскетбольной сборной.

 В финале против нас американцы как встали с самого начала в зону «1-3-1», так и оставались в ней по ходу всего матча. Конечно, атлетической мощи, мастерства и молодого задора лучшим американским студентам было не занимать, но нам, игрокам сборной Союза, было по 27 лет, мы уже многое прошли в баскетболе, и, попривыкнув к игре соперника, мы рас...рачили эту их зону просто в щепки. На хваленых штатников было жалко смотреть.

 Думаю, именно тогда была заложена основа мюнхенской победы. Мы поняли, что американцы – не волшебники, с их сильнейшими командами можно играть на равных и побеждать. Кстати, в дальнейшем американцев подвели именно их самоуверенность и самовлюбленность. Годом позже во время традиционного турне сборной по США, где мы опять отчесали команды лучших американских университетов, один опытный заокеанский специалист публично предупреждал своих: «Бойтесь русских на Олимпиаде, они очень сильны...» Если бы наши соперники прислушались к таким предупреждениям, а не расценили, как обычно, свои поражения как досадную случайность, наш олимпийский триумф мог и не состояться.


Играющий тренер

 В конце 1970-го в ЦСКА сложилась уникальная ситуация. Неудачный старт в чемпионате СССР

 (два проигрыша бешено рвавшемуся к чемпионству ленинградскому «Спартаку») стоил Арменаку Алачачяну места главного тренера команды. Возглавил команду не кто иной, как Александр Яковлевич Гомельский, перед этим занимавший должность главного тренера Вооруженных Сил по баскетболу. Уникальность момента была в том, что на этот момент Гомельский был. «невыездным», и сохранять этот статус ему предстояло до 1973-го. Это означало, что на все игры за границу (а именно они тогда для ЦСКА имели принципиальный характер) команда выезжала без главного тренера.

 Как следствие, возникла другая беспрецедентная ситуация: возглавлять команду на выездных международных матчах стал. действующий игрок, ее капитан Сергей Белов. Доверие команды и армейских функционеров я, возможно, и готов был оправдать. Это был уже мой пятый сезон на высшем уровне мирового баскетбола, и определенные опыт и психологическая устойчивость уже были мной приобретены. Специфика ситуации состояла в том, что я был не только действующим игроком ЦСКА. Я был одним из его основных игроков.

 В итоге алгоритм моих действий в выездных играх ЦСКА (кстати, все эти игры в том сезоне мы выиграли, включая главную – реванш против «Иньиса» в финале Кубка европейских чемпионов) был следующим. Первые 10 минут я вел игру со скамейки, а ребята создавали определенный задел. Оставшиеся 30 минут я в основном находился на площадке, с которой и руководил заменами, тайм-аутами, общался с судьями и т. д. В финале Кубка чемпионов в Антверпене я также вышел на площадку после 10-й минуты и за оставшееся время принес команде более 20 очков.

 С учетом сложности ситуации в руководстве клуба успех ЦСКА был особенно неожиданным и значимым. Но, видит Бог, у меня и в мыслях не было развивать свой тренерский успех. Я еще не насытился игрой, и никакое руководство командой не способно было меня от нее отвлечь. Однако, вручая Александру Яковлевичу в аэропорту по прилете «Серебряную корзину» ФИБА, я поймал такой взгляд наставника, что впервые подумал: «Да, пожалуй, тренером в ЦСКА мне не быть...»


Испытание на прочность

 Чемпионат Европы 1971-го проходил в Германии, в Эссене. Состав сборной СССР не обновился радикально. Пожалуй, единственным сюрпризом для всех стало появление в ней никому не известного Ивана Едешко. Еще одним дебютантом стал эстонец Таммисте. В составе команды при Кондрашине закрепились уже появлявшиеся в ней при прежнем руководстве Александр Белов и Михаил Коркия. Разумеется, их уверенность в себе выросла соразмерно существенно большему доверию нового тренера.

 Костяк команды Кондрашин сохранил – Андреев, Саканделидзе, Паулаускас, Сергей Белов, Жармухамедов, Поливода были уже проверенной в боях самого разного уровня дружиной, и искать от добра-добра было бессмысленно. Болошев и Томсон также не были новичками. В национальной команде были собраны объективно лучшие на тот момент баскетболисты Союза. Задача Петровича состояла не в том, чтобы принципиально обновить состав, а в том, чтобы дать ему дополнительно раскрыться. Было впечатление, что это тренеру удалось. Мы уверенно прошли весь турнир, в полуфинале разобравшись с сильной итальянской сборной, а в финале поставили на место чемпионов мира – югославов.

 Чемпионат в Эссене стал для меня лично новым испытанием на прочность. Во время турнира я заболел. Уже в полуфинале чувствовал себя очень плохо, а перед финалом и вовсе слег – температура под 39, кровь носом. Думал, что сдохну. Ничего – скрыл от всех и играл, не подавая виду. Шесть часов после того выигранного финала я не мог выпить ни глотка из любезно предлагаемого мне товарищами по команде – все комом стояло в горле. Только в 4-5 утра я сумел проглотить какую-то дикую смесь из пива и шампанского.


Мужская работа

 Свой поступок я не считал подвигом. Если бы я сообщил о своей болезни и попросил освободить от игры, меня бы не расстреляли, не отчислили из сборной. Вполне возможно, что и результат матча и турнира был бы для команды таким же успешным и без меня. Но добиться его команде совершенно точно было бы сложнее. Я уже обладал определенными опытом и интуицией и знал, что итальянцы в полуфинале меня бздят, югославы в финале меня бздят, так как же это я им дам спокойной жизни и какие-то надежды на успех? Нет, это не было геройством, это был мой осознанный и спокойный выбор.

 Членство в сборных командах Советского Союза предоставляло спортсменам многое: возможность добиться высочайших спортивных результатов, признание их профессионального мастерства, поездки, дополнительные доходы, фактическое присутствие в советской номенклатуре. Но не стоит недооценивать и моральные аспекты мотивации – патриотизм, любовь к Родине, желание защитить ее спортивную честь на международных аренах.

 Всем памятны знаменитые слезы Ирины Родниной [17]17
  Роднина Ирина Константиновна (род. 1949) – прославленная советская фигуристка, 3-кратная Олимпийская чемпионка (1972, 1976, 1980) в парном спортивном катании. В 1980-м весь мир обошли кадры Родниной, плачущей на пьедестале Лейк-Плэсида во время исполнения национального гимна.


[Закрыть]
на олимпийском пьедестале в момент исполнения национального гимна. Немедленно нашлись и злопыхатели, говорившие: «Пустила слезу, чтобы получить орден Ленина». Но для большинства нормальных людей эта реакция спортсменки на свою победу в честь великой державы была вполне адекватной.

 В 1996-м в Атланте спортсмены США вообще проливали ведра слез – женщины и мужчины, по поводу побед и поражений, везде и всюду – на пьедестале, в бассейне, в яме для прыжков, везде. У всех это уже вызывало исключительно умиление любовью этих парней и девчат к своей великой стране, к звездно-полосатому флагу. Возможно, так плакать напоказ – все-таки немножко перебор, но в целом в ощущении причастности твоей олимпийской победы к великим свершениям великого государства я ничего дурного не вижу.

 Помню, как меня впечатлила в 1994-м реакция сына, который позвонил из Штатов и с искренним возмущением поведал мне, как у них в колледже на занятиях по истории утверждают, что. Вторую мировую войну выиграли США! Что касается моего поколения, то ему любовь к Родине и безупречное уважение к ее интересам были привиты на порядок крепче. Безусловно, играла определенную роль и идеологическая накачка о зверином оскале империализма, которую каждый советский гражданин впитывал с детства. Верить мы ей особо, конечно, не верили, но и любви к империалистам не испытывали.

 Главным в мотивации к членству в сборной был, и это вполне естественно, доступ к высшим спортивным достижениям. Как я уже говорил, каждый спортсмен прекрасно понимал все плюсы и минусы от присутствия в профессиональном спорте и осознанно делал свой выбор в пользу сборной. Уговаривать и убеждать никого было не надо.

 Желание выступать за сборную – во всем комплексе названных мной факторов – было столь сильным, что спортсмены выходили на ответственные старты с тяжелыми травмами. У американцев подвернутый голеностоп означал гипс на три недели, у нас на следующий день тебя ставили на игру, хотя опухшая нога не влезала в кроссовок.

 Без какого-либо преувеличения скажу, что главным в этом были не какие-то личные шкурные интересы, а стремление помочь команде. И геройством свое поведение никто не считал – нормальная мужская работа.

 Возвращаясь к рубежу 60-70-х, скажу, что именно в это примерно время я, как мне кажется, заматерел, вышел на новый уровень мастерства. Вместе с обновленной национальной командой и новым тренером я был готов к завоеванию новых, теперь уже высочайших вершин в мировом спорте. Мне стало все равно, с кем, когда и где играть. Годы тренировок и выступлений постепенно превращали меня в мастера Большой Игры.



Глава 8
70-е

Время выбрало нас

 Каждое поколение так или иначе привязано к своей эпохе. Особенные воспоминания обычно связаны у человека с тем периодом, когда он добился наивысших результатов в своей деятельности, достиг творческого и профессионального расцвета, создал определенный задел на всю свою будущую жизнь.

 Для меня такой эпохой стали 70-е годы. Время материального и идеологического благополучия огромной империи СССР, формирования гигантского нефтегазового и промышленного комплекса, до сих пор обеспечивающего энергоресурсами полмира. Время съездов коммунистической партии, мудрого политического руководства ее Политбюро и Центрального комитета, претворения в жизнь бессмертных ленинских принципов и наказов грядущим поколениям. Время «разрядки политической напряженности» и начала «мирного сосуществования двух систем с различными политическими принципами», Байкало-Амурской магистрали и героических побед советских хоккеистов над канадскими профессионалами. Время расцвета культуры, искусства, спорта, время подлинного, а не показушного сплочения людей. Кульминация 75-летней истории громадного государства – во многих аспектах действительно успешного, а во многих – откровенно бездарного и бесчеловечного.

 Эта глава – небольшие зарисовки о 70-х, золотой эре баскетболиста Сергея Белова, какими бы неоднозначными и противоречивыми они ни были, и какие бы эмоции ни вызвали у вас подзаголовки этой главы, взятые со страниц советских газет. О десятилетии, которое началось нашим провалом на чемпионате мира в Любляне, прервавшим многолетнее пребывание у руля сборной Александра Гомельского, а закончилось признанием меня выдающимся спортсменом, достойным зажечь огонь московской Олимпиады. О том, как мы – я и мои товарищи по спорту – жили в то время, каким оно было и какими были мы, что сопровождало нашу жизнь – игроков команды ЦСКА и сборной СССР.

 Эта эпоха дорога мне. В первую очередь потому, что она ознаменована самой великой победой, которую я вместе с командой добыл для своей страны.


 На вершине советского спорта

 Начало нового десятилетия давало мне повод подвести предварительные итоги первого этапа моего жизненного и спортивного пути. Мне было 27 лет, я вступал в пору спортивной и мужской зрелости. Уже пять лет я был женат, дочери недавно исполнился год. У меня были определенный стабильный достаток, квартира в Москве, офицерское звание. Я был на хорошем счету у спортивного и партийного руководства. По меркам среднестатистического советского человека моя жизнь складывалась вполне успешно.

 Но самое главное – у меня было любимое дело, в котором я реализовался так, как я об этом мечтал в детстве. Я играл в команде своей мечты – ЦСКА, вместе с ней стал чемпионом СССР. Более того, я был ее лидером, одним из основных игроков. Я стабильно входил в национальную сборную, в составе которой успел стать чемпионом мира и трехкратным чемпионом Европы. Наша «Красная Машина» набирала все более и более мощный ход. Мы чувствовали, что не за горами тот день, когда мы сможем бросить вызов единственным пока еще не поверженным на высшем уровне соперникам – баскетболистам США.


Планы партии – планы народа

 Спорт в СССР в масштабах общенациональной политики был, безусловно, сильно политизирован и идеологизирован. Но нас, спортсменов, это, как ни странно, сильно не касалось. Видимо, обеспечивали эту идеологизацию неглупые люди, которые понимали, что от психологического состояния спортсменов зависит конечный результат – медали мировых и европейских спортивных форумов, доказывающие преимущество социалистической системы развития, – и что перегружать нас политикой контрпродуктивно.

 Партийные органы незримо присутствовали в нашей жизни, определяли нашу судьбу в самых важных ее аспектах, но их постоянное участие в нашей повседневности преувеличивать не следует. Конечно, проводились различные собрания, накачки на результат, но в основном для всех ребят это было пустым звуком, так как мы были профессионалами и знали, что спорт на этих лозунгах не стоит. К счастью, собственно в подготовке к соревнованиям и в их процессе превалировал именно профессиональный подход, партийные руководители и комитетчики в спортивный процесс не лезли, по крайней мере, когда доходило до серьезного дела.

 Существенного идеологического давления на игроков в целом также не было. На национальном уровне мы были объективно лучшими, и для регулярных побед в чемпионате СССР «накачивать» нас не требовалось. Что касается международных соревнований, то накануне них нас собирали, желали успехов..

 Вся прелесть общения с номенклатурой доставалась главным тренерам. «Наезды» и жесткие разборы полетов касались в основном их. Невыполнение «плановых» показателей, как правило, заканчивалось для них плохо. Впрочем, случались и исключения – так, после бронзы в Мехико А. Я. Гомельский, проявив поразительную жизнестойкость, остался во главе сборной. Не устоял он только после провала на чемпионате мира в Любляне в 1970-м.

 Во многом это общение отягощалось подковерной борьбой за тренерские посты, кознями и провокациями, в которых тренеры сами поднаторели. На спортсменов эта «борьба бульдогов под ковром» порой влияла, но опосредованно.

 Присутствие «органов» в спорте в основном сводилось к ведению досье на спортсменов, регулярно бывающих за границей, с контролем их коммерческой активности и контактов с иностранцами. Разработки производились в отношении тех, кто слишком близко приближался к по-настоящему противозаконной деятельности или просто чересчур борзел. Кого-то могли лишь щелкнуть по носу, а кого-то упрятывали всерьез и надолго. В отношении прочих у Комитета всегда был компромат на случай необходимости, но я не припомню случаев, чтобы кого-то «вязали» абсолютно на ровном месте.


Подвиг разведчика

 Зримо Комитет присутствовал в нашей жизни только в облике «заместителей руководителей делегаций» или «запасных спортсменов» при выезде за рубеж. Вели они себя, как правило, незаметно, но смотрели за всеми пристально и по окончании командировки готовили подробные отчеты.

 С кураторами от КГБ иногда были связаны забавные истории. Одну из них я слышал от спортсмена из советской гребной команды, участвовавшей в мюнхенской Олимпиаде. В ресторане со шведским столом в олимпийской деревне к ним с напарником подсел «запасной спортсмен», который стал провоцировать ребят на разговор о преимуществах капиталистической системы над советской: «как у них тут все красиво и хорошо устроено, не то, что у нас» и т. д. Чтобы беседа складывалась органично, себе он тоже взял обеденную порцию.

 Гребцы – народ прожорливый, в отличие от баскетболистов, и парни просто молча слушали «товарища по команде», поглощая немалое содержимое своих тарелок. Покончив с ним, они так же молча встали и отправились к шведскому столу, где «повторили» заказ, вернулись за свой столик и продолжили обед. Чтобы не терять нить разговора, офицеру пришлось, скрепя сердце, также взять себе добавку и, уже давясь ею, дальше излагать свои соображения. Но когда гребцы, угрюмо сожрав вторую порцию, по-прежнему молча отправились за третьей, провокатор понял, что «такой народ никому не победить», и ретировался.

 Порой такие комедии приобретали драматический оттенок. На Олимпиаде в Мехико на продаже привезенного из Союза товара комитетчики поймали барьериста Кудинского. Руководство жестко и недвусмысленно обозначило его перспективу: «Если не будешь в тройке» Парень был настроен побить все существующие рекорды, чтобы реабилитироваться. Но на этом его несчастья не закончились.

 Непосредственно накануне старта легкоатлеты, жившие в соседнем от нас блоке олимпийской деревни, устроили какую-то потешную возню, подшучивая друг над другом. Один спортсмен, обидевшись на Кудинского за слишком агрессивные насмешки, вскочил и. нанес бегуну мощнейший удар ногой в пах. На этом все, по сути, и закончилось. На старт в финальном забеге на следующий день бедолага все– таки вышел, но не дотерпел до финиша и сошел. Не знаю, в какой степени спортивное руководство привело свои угрозы в исполнение, но больше я фамилии «Кудинский» не слышал никогда.


 Свободу Луису Корвалану

 Временами политика все же вмешивалась в наши планы более заметно. Например, после 1973-го года занятный характер приобрело участие ЦСКА в Кубке европейских чемпионов. Несколько раз на какой-то из ранних стадий розыгрыша волей жребия (или чьей-то еще?) мы стали встречаться с израильским «Маккаби», а волей Политбюро наше противостояние стало трагикомическим.

 Советское руководство любило практиковать политические демарши в виде невыезда наших спортивных команд в страны с не устраивающим СССР политическим режимом. Это вполне вписывалось в контекст политической травли, развернутой в советских СМИ по какому-либо поводу. Заголовками «Свободу Луису Корвалану» [18]18
  Корвалан Луис (1916-2010) – чилийский политик, генеральный секретарь коммунистической партии Чили. После военного переворота 1973 г. был заключен в тюрьму, что вызывало яростное негодование советских СМИ. В 1976 г. был обменян на советского диссидента В. Буковского.


[Закрыть]
,«Руки прочь от Вьетнама» пестрели тогда все отечественные издания.

 Всем известна неявка футбольной сборной на отборочный матч против Чили, стоивший нам финала чемпионата мира. Реже вспоминают отказ баскетбольной сборной, уверенно шедшей к победе в финальном турнире чемпионата мира 1959 года, выйти на игру против Тайваня, что повлекло дисквалификацию команды.

 Выезд спортсменов страны победившего социализма в Тель-Авив в разгар «еврейского вопроса» [19]19
  Излюбленной темой антисоветской пропаганды в 70-е стали практикуемые властями СССР ограничения на выезд из страны евреев. Реакцией на эту ситуацию в 1974 г. стала знаменитая «поправка Джексона—Вэника», формально действующая до сих пор.


[Закрыть]
был категорически недопустим. В результате в гостевой встрече ЦСКА засчитывали техническое поражение. Но и это было еще не все. Приехать на игру в столицу нашей Родины израильтяне тоже были недостойны, и «домашние» игры против «Маккаби» мы проводили в Бельгии, т. е. фактор «своего поля» практически не использовали.

 За команду из Тель-Авива в те годы выступали очень сильные американские натурализованные игроки, и вся стартовая пятерка у «израильтян» была черная. Играть с ними, да еще неизвестно где, было непросто, и мы эти «домашние» игры регулярно проигрывали, пропуская соперника в следующий этап турнира.

 Так что претензии советского руководства к западному миру в связи с бойкотом московской Олимпиады в известной степени следовало адресовать к самим себе: именно мы начали активно осваивать практику вторжения политических амбиций в спортивные соревнования.


Нерушимое братство народов

 Идеологические лозунги не всегда совсем уж резко отличались от действительности. Здесь будет уместно сказать несколько слов о межнациональных отношениях в советском спорте. Пусть эти слова кому– то покажутся коммунистической пропагандой, но в СССР действительно было братство народов. Конечно, отдельные намеки на трения на межнациональной почве имели место, были и эксцессы преобладания одного землячества над другим в замкнутых коллективах – например, в Вооруженных Силах, но не более того. Всеобщее равенство и дружба в СССР были одним из столпов советской идеологии, которую всем вдалбливали с детства, и в целом это работало.

 В командах, в которых мне довелось играть, на межнациональные трения не было даже намеков. Насколько я могу судить, группировки по национальному признаку появились в сборной уже позднее, в 80-е, когда в национальной команде собралось много литовцев. В мое время никакой неприязни по отношению к спортсменам из национальных республик у русских не было, и наоборот. Люди оценивались только по их человеческим качествам. По-русски, кстати, хуже всех всегда говорили не кавказцы, как принято считать, а эстонцы.

 Наша сборная образца мюнхенской Олимпиады была примером межнациональной толерантности. Волею судьбы в ней собрались литовец Паулаускас, казах из Узбекистана Жармухамедов, белорус Едешко, украинец Поливода, грузины Коркия и Саканделидзе, начинавший в Тбилиси Коваленко и пятеро русских из разных уголков необъятного СССР.

 Всех нас собрал, сплотил и уравнял между собой баскетбол. Ни разу в жизни на игровой площадке и за ее пределами мы не оценивали друг друга по национальности – только по человеческим и профессиональным качествам. И именно так и должно быть.

 К сожалению, сейчас многое в спорте нивелировалось, утратило остроту, необычность. В мое время советская школа баскетбола была богата своим многообразием. Литовцев, эстонцев, латышей, хохлов, грузин, ленинградцев, москвичей можно было отличить по игровому стилю и почерку.

 Общей особенностью прибалтийской школы баскетбола в СССР были хорошая генетика игроков, их дисциплина и выучка, более долгая традиция культивирования нашего вида спорта. Объединяла их и отчаянная поддержка болельщиков, для которых противостояние с «русскими» командами, высокие места в национальном чемпионате были одной из немногих возможностей самореализации, выражения их неприязни, а часто откровенной ненависти к Советам, оккупировавшим их страны.

 При этом отличия были у каждой из прибалтийской стран. У Латвии, в 40-50-е объективно сильнейшей в советском баскетболе, были прекрасная баскетбольная школа, культура организации игры, множество талантов, которые умели находить и воспитывать. Достаточно вспомнить хотя бы гиганта Круминьша, которого селекционеры отыскали в лесничестве. Эстонцы – единственные из прибалтов, практически не имевшие «больших», – брали порядком, дисциплиной, точностью бросков. Отличительными свойствами литовцев стали уникальная твердость характера, бережное отношение к спортсменам, высочайший даже на фоне соседей патриотизм.

 Грузинскую школу отличали высокая индивидуальная техника, темперамент, быстрота, сравнимые с испанским стилем скоростные перемещения по площадке. В совокупности с национальными чертами – гордостью, патриотизмом – это образовывало зверскую смесь, которая долго позволяла тбилисским «Динамо» и ГПИ на равных конкурировать с московскими и украинскими командами. Сникать они стали только во второй половине 70-х, когда спорт высших достижений перешел в более трудоемкое поле и стал требовать меньше творчества и больше колоссальных тренировочных объемов.

 Украина использовала превосходную генетику населения и великолепные физические данные игроков. Кроме выучки и дисциплины, украинские команды отличались хитростью и подчас коварством, очень похожими на югославские. Ни с одной командой в СССР не было противнее играть, чем с киевским «Строителем»: тычки, удары исподтишка, игра на публику и судей – все эти средства из арсенала дружественных югославов практиковались киевлянами в изобилии. Занятно, что одной из немногих команд, когда-либо обыгрывавших ЦСКА, была команда из Одессы, применявшая игровые схемы, которые советская пропаганда обычно клеймила как антиспортивные: акцент на защиту, долгий розыгрыш мяча, затягивание времени.

 Такое же положение было в футболе – союзный чемпионат, в котором были представлены мощные московская и украинская школы, специфические и узнаваемые команды закавказских республик, ташкентский «Пахтакор», алма-атинский «Кайрат», прагматичный вильнюсский «Жальгирис», – объективно был одним из сильнейших в Европе.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю