Текст книги "ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ"

Автор книги: Сергей Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

 Однако для подготовки к Мехико Цакхадзора оказалось недостаточно, ведь высота, на которой проходили старты Олимпиады, почти в два раза превышала армянское среднегорье. В октябре 1966-го нам довелось побывать в Мексике на товарищеских играх, и уже тогда стало ясно, что на Олимпиаде всех ожидает что-то ужасное. Элементарный подъем на три ступеньки вверх по лестнице немедленно вызывал одышку. Уже по итогам этих впечатлений было ясно, что играть нужно будет короткими отрезками, перемежая их паузами для восстановления... Увы, специальных методик подготовки и адаптации к высокогорью мы фактически не получили.

 Как готовиться к этому кошмару, никто, включая научные бригады, толком не знал (я уже не говорю о том, что за долгую карьеру игрока я редко встречал представителей спортивной науки, для которых целью их деятельности было что-то большее, чем только написание диссертаций на основе наблюдений за спортсменами). Мои воспоминания о подготовке к Олимпиаде сводятся к тому, как мы месили строительную грязь на недостроенной базе в Цакхадзоре, добираясь до игрового зала, самого дальнего от гостиницы в ряду спортивных комплексов.

 В заявочный список олимпийской сборной СССР вошли: В. Андреев, С. Белов, Г. Вольнов, В. Капранов, С. Коваленко, А. Крикун, Я. Липсо, М. Паулаускас, А. Поливода, З. Саканделидзе, Ю. Селихов, П. Томсон. Как и ранее, возглавляли команду А. Я. Гомельский и Ю. В. Озеров.

Праздник и кошмар Олимпиады

 Впечатления от обстановки, в которую я окунулся во время своей первой Олимпиады, у меня были самые светлые. Несмотря на казарменные условия размещения в олимпийской деревне, обстановка была радостной и дружественной, были ощущение огромной олимпийской семьи, непередаваемая атмосфера. Это была пора довольно легкомысленного и безответственного отношения к мерам безопасности на олимпийских объектах. Олимпийская деревня производила впечатление бурлящего котла. Зайти в нее посторонним в условиях отсутствия сколько-нибудь серьезного фейс-контроля было элементарно, стоило лишь набросить на плечи какую-нибудь спортивную куртку. Поэтому будни деревни периодически дополнительно оживлялись отловом мексиканских проституток.

 Что касается спортивной составляющей, то высокогорье в Мексике действительно оказалось кошмаром для олимпийцев. Особенно досталось представителям циклических видов – бегунам, гребцам, велосипедистам, этих людей после финиша буквально приносили на носилках. В олимпийской деревне мы жили поблизости от медицинского корпуса и видели это своими глазами. В то же время разряженный воздух гор способствовал установлению ряда уникальных достижений – знаменитых прыжков Бимона [10]10
  Бимон Роберт (род. 1946) – знаменитый американский легкоатлет, Олимпийский чемпион (1968) по прыжкам в длину. Его легендарный мировой рекорд – 8 м 90 см, превосходивший предыдущий рекорд на 55 см и побитый лишь в 1991 г., был назван «прыжком в XXI век». По распространенному мнению, этот феноменальный результат был во многом обусловлен разряженным горным воздухом Мехико.


[Закрыть]и Санеева [11]11
  Санеев Виктор Данилович (род. 1945) – прославленный советский легкоатлет, 3-кратный Олимпийский чемпион (1968, 1972, 1976) в тройном прыжке. На Играх в Мехико установил два мировых рекорда – 17 м 23 см и 17 м 39 см


[Закрыть]. Однако это были счастливые исключения.

 В целом же в Мексике побеждали спортсмены, прекрасно развитые функционально, а главное, целенаправленно готовившиеся к высокогорью по специальным методикам. Без систематической подготовки играть было очень тяжело. Моя манера игры – взрывная, с ускорениями, высокими прыжками – пострадала от высокогорья в особенности. Тем не менее я постоянно выходил в старте, в злополучной полуфинальной игре был объективно лучшим в команде. Однако полной уверенности в своих силах, 100-процентной готовности побеждать у меня не было.

 Проигрывать в полуфинале югославам мы, конечно, были не должны. Команда СССР была достаточно сильной. В своей группе мы победили сборные Бразилии, Мексики, Болгарии, Кубы, Южной Кореи и Марокко. Однако в матче с «югами» коса нашла на камень. После первой половины мы проигрывали 27:31, не смогли исправить положение и после перерыва и в итоге проиграли одно очко 62:63, пропустив на последней минуте в свое кольцо бросок с игры и штрафной. Во втором полуфинале США обыграли Бразилию 75:63; столь же уверенно американцы разобрались затем в финале с югославами 65:50. Победа в матче за третье место над Бразилией 70:53 стала для нас слабым утешением.

 Нужно сказать, что Гомельскому достаточно часто не везло именно в полуфинальных играх крупных турниров. Мне кажется, игроков сжигало его страстное желание любой ценой выиграть Олимпиаду.

 Итоги нашего выступления в Мексике были неоднозначными. С одной стороны, сборная СССР впервые опустилась в олимпийской классификации ниже второго места. С другой – положение дел в мировом баскетболе стало меняться. В Европе кроме Советского Союза появилась еще одна баскетбольная супердержава, ставшая на будущее нашим злейшим и опаснейшим конкурентом, – Югославия (о «теплых» взаимоотношениях с братской Югославией я подробно расскажу позднее). Команды Испании, Италии, Чехословакии и Польши также все громче заявляли о себе. В Новом Свете, помимо США, опасными конкурентами стали Бразилия, Куба и Пуэрто-Рико.

 В этих условиях бронза Олимпиады могла выглядеть неплохим результатом; сейчас такое выступление наверняка было бы признано блестящим. Но тогда была иная ситуация, и наши бронзовые медали не расценивались как успех. Особенно обидным в этой ситуации было то, что сборная США, наш главный соперник, по подбору игроков (в том числе с учетом их последующей карьеры) была нам тогда вполне по силам.

 Так для меня закончилась моя первая Олимпиада, об атмосфере которой у меня остались прекрасные воспоминания, но без удовлетворенности добытым результатом. Такими стали мои первые два сезона в легендарной сборной СССР, в которой мне предстояло не только освоиться, но и в самом скором времени захватить лидерские позиции.

Глава 6
ЭРА ЦСКА

Исполнение мечты

 Еще до победного и очень удачного для меня чемпионата Европы 1967 года, летом на сборе в Кудепсте произошло знаменательное для меня событие. Один из ветеранов ЦСКА и сборной СССР Геннадий Вольнов озвучил мне предложение о переходе в ЦСКА.

 Я уже говорил, что играть в ЦСКА, лучшем клубе страны, с детства было моей мечтой и единственным приемлемым для меня вариантом моего баскетбольного будущего. Любые иные возможности я без раздумий отвергал. Как я уже говорил, именно так произошло и двумя годами ранее, когда меня звал к себе киевский «Строитель».

 После того, как я закрепился в сборной страны, стал чемпионом мира и Европы, вокруг моей персоны неизбежно пошли разговоры о скором переезде в Москву, в ЦСКА или «Динамо». Сам я также чувствовал, что такая перспектива должна быть не за горами. Поэтому предложение Вольнова, с одной стороны, было ожидаемым, но с другой – от этого не менее престижным и приятным. Я ощутил еще большую уверенность в том, что все происходит правильно, что я на верном пути и что мои адские усилия в спортзале и на стадионе не проходят даром.

 Тем не менее на предложение Геннадия я тогда ответил сдержанно, сказав, что готов рассматривать этот вариант только после Олимпиады 1968 года, а до тех пор связан обещанием играть за «Уралмаш». Только выполнив обязательства перед свердловчанами, я воплотил в жизнь свою мечту детства и надел майку игрока ЦСКА.

В обновленном ЦСКА

 В моем представлении ЦСКА всегда был суперклубом, образцом безупречной организации в спорте, высочайшего профессионализма и преданности делу, в том числе в части спортивного братства его игроков и тренеров. Все это на поверку оказалось в целом справедливым, но... с некоторыми оговорками.

 Мой переход состоялся в непростой для команды период. Летом 1968-го многолетнего главного тренера армейцев Евгения Николаевича Алексеева сменил на его посту Арменак Алачачян – в недавнем прошлом игрок ЦСКА и сборной Союза, восьмикратный чемпион СССР и четырехкратный – Европы, серебряный призер Токио. Алексеев делал ставку на ветеранов команды, его тренерское кредо зиждилось на союзе со «старой гвардией». Новому «главному» необходимо было самоутверждаться, в том числе решая проблему взаимоотношений с ветеранами, вместе с которыми он совсем недавно выходил на площадку.

 Эту проблему Арменак стал решать наиболее простым и распространенным в таких случаях способом – начал выживать стариков, заменяя их новичками команды, а также армейцами, которые при прежнем руководстве прочно сидели на банке. К их числу относились, в частности, получившие при Алачачяне место в старте Капранов и Кульков. По сути, новый тренер сколачивал некую «коалицию» против ветеранов.

 Вступить в нее он недвусмысленно предложил и мне, но сразу получил резкий отпор. Я сказал, что мне все равно, под чьим руководством и с кем мне играть и тренироваться, ни с кем и тем более ни против кого я «союзничать» не стану. Моя позиция спровоцировала определенный конфликт с «членами коалиции», но в игре он всерьез никогда не проявлялся, равно как не отразился на моих позициях в команде – место в старте ЦСКА я получил сразу и навсегда.

 Что действительно на всю жизнь оставило у меня неприятный осадок, так это история с Александром Травиным. В контексте своей политики по отношению к ветеранам Арменак убрал его из состава и сгноил в рекордно короткие сроки, а я, получилось, пришел в команду на его место. Алачачян просто вообще перестал замечать Травина, на тренировках не включал ни в первую, ни во вторую пятерки. Тот походил-походил в клуб с месяц, да сам и ушел. Его последующая карьера в ЦСКА была по тогдашним понятиям вполне успешной – долгое время он был тренером баскетболистов ГСВГ [12]12
  Группа советских войск в Германии – войсковая группировка Вооруженных Сил СССР, до 1990 г. постоянно дислоцированная на территории Германской Демократической Республики.


[Закрыть], участвовавших в «Вооруженках» – чемпионатах Вооруженных Сил.

 Несмотря на то что к этой травле я не был причастен, я чувствовал себя неловко по отношению к Александру, которого глубоко уважал. К сожалению, этот прекрасный игрок, который мог бы принести еще массу пользы ЦСКА и сборной, оказался жертвой не только тренерских амбиций, но и общего идиотского подхода, преобладавшего в советском спорте: как только игроку «стукало» тридцать, вокруг него немедленно начинали ходить разговоры о завершении карьеры.

 Возможно, занятия спортом на высоком уровне после 30 лет не вписывались в официальную догму «любительского» спорта в СССР, но скольких же искалеченных судеб стоила такая стратегия! Сейчас во многих видах спорта, даже в циклических, где физическая мощь и выносливость особенно важны, сильнейшие спортсмены выступают чуть ли не до 40 лет, что же говорить об игровых видах, где в сравнении с «физикой» особенно неоценимое значение имеют опыт и психологическая устойчивость!

«А мне с вами – нет»

 В первое время моего пребывания в ЦСКА наиболее тесные взаимоотношения у меня были с другим ветераном – Геннадием Вольновым. В значительной степени он был для меня образцом, своеобразным «дядькой», за что я навсегда сохраню благодарность. Тем более, что обстановка в команде была не из лучших. Игроки разбились на группировки, главной из которых была собранная Арменаком коалиция «попутчиков», в основном из баночников с 8-летним стажем. Способы, которыми главный тренер собирал «коалицию», были различными. Помимо прочего он использовал и свои незаурядные задатки бизнесмена. Некоторые игроки за счет его финансовой поддержки жили в ту пору весьма неплохо.

 «Основными» в этой группе были разыгрывающий Александр Кульков и легкий форвард Вадим Капранов. С ними у меня отношения как-то сразу не сложились. К сожалению, напряженность на какой-то момент выплеснулась и на площадку. Это произошло после того, как Капранов попытался «застолбить» за собой «каноническую территорию» на площадке. Как-то раз, после того, как я в игре прошел в левый край, формально являющийся позицией третьего номера, он вполне серьезно заявил мне: «Левый край – мой, ходить сюда не надо».

 Удивившись (все-таки баскетбол – это не настольный хоккей) и разозлившись, я ответил: «Значит, твой – левый? Ну, тогда мой – правый». И после этого передач от меня «властелин левого края» долго не получал.

 В конце сезона после победных игр с ленинградским «Спартаком», принесших команде титул чемпиона СССР (для меня – первый из одиннадцати), Капранов и Кульков подошли ко мне с поздравлениями: «Серега, с тобой приятно играть». «А мне с вами – нет!» – было моим кратким и честным ответом.

 Высокомерный Белов

 Конечно, до маразма это «деление краев» не доходило; в игре интересы команды всегда преобладали над личными амбициями. Но именно тогда, вероятно, стал формироваться стереотип о моем «непростом характере». Нужно признать, я и вправду годами не общался с партнерами по клубу – приезжал на базу, тренировался, играл, ограничиваясь кивком в раздевалке в качестве приветствия или прощания. На самом деле я просто не захотел «разборок» и дрязг и, как это делал не раз и раньше, ушел в себя, получив за это штамп – «высоко мерный».

 Это определение всегда казалось мне странным. Ладно, я с вами не пью, не играю в карты и не хожу по девкам – значит, я высокомерен? Действительно, я мог отказать в интервью журналисту, бывал нелюбезен. Однажды я отказался от ранее обещанного интервью «самой» Нине Ереминой, которая была тогда основным баскетбольным комментатором, и она надолго обиделась. Но это было после неудачной игры, и я сожалею об этом. Как спортсменка высокого уровня в прошлом, неужели она не могла меня понять?

 По натуре я волк-одиночка. Еще с детства я чувствовал себя комфортно только наедине с собой. Сталкиваясь с первыми детскими «подставами» товарищей, я предпочитал не выяснять с ними отношения, не прогнозировать их поступки на будущее а просто. оставаться одному. Так мне было комфортнее. Я способен был часами в одиночку стучать мячом во дворе. Позднее это реализовалось в очень полезную для спортсмена привычку и способность тренироваться индивидуально, не под присмотром тренера или товарищей по команде.

 Во время пребывания в «Лестехе» жизнь по-настоящему открыла мне глаза на межличностные взаимоотношения. Ничего, кроме желания и готовности усилить новую команду, принести ей пользу, при этом развиваясь самому, в моих намерениях по приезде в Москву не было, однако с распростертыми объятиями меня никто не принял. «Получив по ушам» в новом коллективе, я в первый раз по-настоящему замкнулся в себе. Приятелей в баскетбольной среде у меня не появилось, а за пределами баскетбола у меня было слишком мало времени. В ЦСКА, став одним из лидеров, я тоже не приобрел ни с кем товарищеских отношений.

 Мои молчание и отстраненность были выражением протеста против несправедливости, непорядочности, с которыми я сталкивался. Думаю, это была достаточно безобидная форма протеста, изобилием которых советские спортсмены похвастаться не могли. Собственно, и пьянки игроков, помимо функции снятия чудовищных стрессов, возникали в основном как протест, демонстрация несогласия с линией «партии и правительства». Как выстраивать отношения с окружающими – личное дело каждого, и я тоже оставляю за собой такое право. Все, что могу еще раз сказать, штамп о моем высокомерии и презрении по отношению к окружающим – глупость.

Наука побеждать

 Впрочем, на каком-то этапе меня перестало волновать мнение окружающих о моей персоне. Поэтому неудачное «вхождение» в коллектив армейской команды меня нисколько не разочаровало. После «Лестеха», после «Уралмаша» и особенно после сборной Гомельского эти «проблемы» показались мне семечками. Я знал, что пришел в ЦСКА не дружить, тем более с кем-то против кого-то, а становиться суперигроком, добиваться супер результатов.

 В ЦСКА я быстро понял, что это сверхпрофессиональная команда, в которой личные взаимоотношения между игроками не имеют значения. Мы никогда не дружили семьями, сама команда не была «семьей», но это не мешало нам быть монолитом на игровой площадке. Команда была заряжена на наивысшие результаты, в ЦСКА приходили, чтобы становиться лучшими. Если ты не был готов быть лучшим и ежедневно на тренировках и в играх доказывать эту готовность, команда тебя отторгала. Ни комсомольские собрания, ни общие пьянки и приключения, ни наличие обстановки «команды-семьи», как это бывало в некоторых других клубах, эту проблему в ЦСКА не решали. В отличие от всех прочих команд, в ЦСКА всегда была доминанта цели и результата.

 Обстановки «семьи» в команде и вправду не было, в любви мы друг другу не признавались, наоборот, случались и трения. Но все это немедленно забывалось на площадке. Мы тренировались и играли по– мужски, работали всерьез, без показухи. Сам факт твоего поступления в ЦСКА как бы по определению значил, что ты сформировавшийся суперпрофессионал, знающий, в чем твоя цель, без лишних эмоций и воздыханий решительно идущий к победе, к самым высоким результатам. Мы были запрограммированы на победу. Обстановка в команде была чемпионская.

 Кстати, несмотря на существовавшую дистанцию, наличие возрастной субординации и уважения, дедовщины в команде не было.

 В ЦСКА и сборную страны попадали только сильные духом, амбициозные люди. Личные амбиции, которые следовало доказывать в игре, были и у меня самого. Считаю, что моей сильной стороной было то, что я все делал молча и не выяснял отношение ко мне товарищей по команде, а тем более соперников. В то же время, отвечая на традиционные упреки в индивидуализме, могу сказать совершенно честно – успехи команды всегда были для меня на первом месте. Если для победы команды оказывались достаточными 2 моих очка, я готов был забить 2, если нужно было 50, я расшибся бы в лепешку, чтобы забить 50.

 Личная статистика в баскетболе для меня вообще понятие неоднозначное. Меня выводит из себя манера современных игроков немедленно по окончании очередной четверти требовать свежий протокол, чтобы углубиться в изучение собственных игровых показателей. Пока идет игра, основные цифры для любого игрока на табло, а не в протоколе напротив твоей фамилии.

 Не все выдерживали такую жизненную философию. Например, прекрасный игрок Александр Сальников, блиставший в Краснодаре и в Украине, перейдя в ЦСКА в сезоне 1974/75 года, не выдержал этого конвейера и вернулся домой, где снова стал играть на высоком уровне.

 Позднее у меня установились хорошие отношения с молодыми армейцами, приходившими в команду, – Лопатовым, Мелешкиным, Гусевым, – да и то потому, что у нас были общие содержательные интересы: мы вместе дополнительно тренировались, качались, бросали, шлифовали свое мастерство. Многим «ветеранам» команды это было уже не нужно.

 Когда в конце 70-х в ЦСКА пришло новое поколение молодых игроков – Еремин, Мышкин и другие, – особо тесного общения с ними уже не было. Наверное, сказывалась разница в возрасте, а впрочем, после ухода из баскетбола Модестаса Паулаускаса я вообще «закрыл тему» приятельских отношений с кем-либо.

Судьба человека

 Алачачян тренировал ЦСКА с 1968 по 1970 год, когда неудачным стартом в союзном чемпионате он дал Александру Яковлевичу шанс занять место главного тренера. После этого в команде наступила эпоха Александра Гомельского.

 В 1973-м Арменак, будучи репатриантом (и по этой причине, кстати, долгое время бывший невыездным из СССР), эмигрировал в Канаду. Проживавший там достаточно мощный клан его родственников, по приглашению которых он, собственно, и уезжал из страны, принципиально не стал ему помогать обустраиваться на новом месте. Бывший многолетний лидер советского баскетбола прошел через все традиционные стадии эмигрантского пути – работу в такси, на бензоколонке, в пиццерии и т. д. Вспоминал ли Арменак в эти непростые моменты, как он вычеркивал из своей жизни заслуженных ветеранов? Я в этом не уверен.

 Забавно, что как минимум одну службу отечественному баскетболу Алачачяну еще суждено было сыграть. В 1975-м игры Межконтинентального кубка проводились с разъездами, и домашние игры мы проводили в Ленинграде. Приезжавшая к нам в гости сборная Канады, похоже, обиделась, что из Москвы в Ленинград их отправили не самолетом, а поездом, и подготовила нам ответный «теплый» прием.

 Прилетев в 4 утра местного времени в Торонто, мы обнаружили абсолютно пустой аэропорт. Никто нас не встречал, никакой информации о дальнейших наших действиях не было. По летному полю свистел холодный североамериканский ветер.

 Померзнув некоторое время, мы поняли, что спасение утопающих – дело рук их самих. Из всех пришедших на ум вариантов этого спасения наиболее перспективным, как ни странно, оказался – позвонить Алачачяну. Удивительно, но у кого-то нашелся его телефон, и Арменак действительно откликнулся, приехал, организовал автобус и помог добраться до отеля! Кстати, канадские официальные лица даже не подумали извиниться – списали все на ошибку какого-то клерка, и дело с концом.

Империя ЦСКА

 Финансовые, административные, организационные возможности ЦСКА в советское время обросли легендами. Однако в том, что касается «стартовых позиций» в сравнении с другими клубами, то такого уж колоссального отрыва в благополучии у ЦСКА не было. Если взять тот же призыв молодых спортсменов на военную службу, то равными возможностями обладало как минимум еще одно спортобщество – «Динамо». Тем не менее такими же успехами и всенародной любовью динамовцы похвастаться никогда не могли. Команды, базировавшиеся в национальных республиках СССР – в Прибалтике, Грузии, Украине, – были избалованы вниманием партийной и исполнительной власти порой не меньше, а больше, чем армейцы.

 Другое дело, что ЦСКА ко времени моего в нем появления уже давно стал общесоюзным международным брэндом, слишком многое было поставлено в государственной политике на международные успехи армейских спортсменов. При всей убогости условий для тренировок и игр в СССР по сравнению с современными возможностями организация тренировочного и соревновательного процесса была в ЦСКА, пожалуй, лучшей в Союзе. Раздолбаев в ЦСКА было гораздо меньше, чем в других клубах, организация была значительно лучше, что и обусловливало многолетние успехи спортобщества на национальном и международном уровне.

 В то же время в армейском спорте, как и во всем совке в целом, было много дурости и фальши. На административных должностях было много людей, далеких от спорта. Позднее, став на несколько лет «невыездным» и работая в спортшколе ЦСКА, я хлебнул армейской специфики в достаточной мере. Слушал на учебных сборах с 9 до 18 часов лекции о тактике в танковых атаках, участвовал в трагикомических клоунадах под названием «строевой смотр» (их можно было бы смело запускать в сатирический журнал «Фитиль») и ночных дежурствах с пистолетом на боку.

 Я ни в коем случае не являюсь сторонником системы «мертвых душ» и фальсификаций, за счет которых долгие годы существовал армейский и динамовский спорт. Разумеется, числящийся на военной или иной специальной должности спортсмен, которому платят зарплату из оборонного бюджета и за которого вынуждены выполнять его обязанности другие люди, – это ненормальная ситуация. Впрочем, система «подвесок» на не имеющие отношения к спорту должности, будь то должности в армии, милиции, на заводе или в парламенте, вообще контрпродуктивна.

 С другой стороны, я, разумеется, принципиально против уничтожения армейского спорта и общества ЦСКА как таковых, о вероятности чего заговорили некоторое время назад. Демонстративная ликвидация наиболее прославленного отечественного спортивного общества была бы, мягко говоря, неверным шагом, при всем благородстве задачи оптимизации ведомственных бюджетов.

 На мой взгляд, ведомственный спорт, развиваемый обществами ЦСКА и «Динамо», востребован, по крайней мере, по трем основаниям.

 Во-первых, для обеспечения необходимой физической подготовки непосредственно в войсках и спецслужбах. Когда эта задача будет рассматриваться в наших силовых ведомствах как один из приоритетов (а иначе и быть не должно), актуальными станут и собственное спортивное общество, и – в качестве инструкторов физподготовки – закончившие выступления на высоком уровне армейские спортсмены.

 Во-вторых, для организации массовой допризывной подготовки. Именно с использованием сети армейских и динамовских спортклубов, культивирующих наряду с прикладными видами и единоборствами также и иные спортивные дисциплины, развивающие физические возможности молодежи и дающие психологическую закалку, можно и нужно популяризовать службу в армии и милиции, готовить молодежь к ее прохождению.

 Наконец, успехи армейских и динамовских спортсменов на уровне спорта высших достижений очень выгодны силовым ведомствам в имиджевом аспекте. Другое дело, что выступать на высоком уровне и занимать специальную должность спортсмен может только до тех пор, пока эти занятия совместимы. Как только он становится профессионалом, его зарплата должна обеспечиваться спонсорскими или бюджетными средствами, целенаправленно выделяемыми на спорт высших достижений. Но при этом он может оставаться членом армейского или динамовского клуба, не нанося урона бюджету ведомства, а лишь подчеркивая свою корпоративную принадлежность спортивному коллективу.

Только тренировка

 Игровое преимущество ЦСКА моей эпохи над другими командами основывалось на том, что мы всегда тренировались больше остальных. В течение предсезонной подготовки и самого сезона (что составляло, по сути, круглый календарный год) мы осваивали чудовищные объемы нагрузок. Правильнее сказать, что весь советский спорт высшего уровня (а именно таким и был уровень ЦСКА) был построен на выполнении тренировочных объемов, несовместимых с жизнью.

 Тренировки в ЦСКА были чем-то особенным, по накалу они порой были сравнимы с иными играми на чемпионате мира – сопли и кровь летели на них во все стороны. Дополнительный ажиотаж добавлялся методикой Александра Яковлевича Гомельского: он считал, что конфликт в команде идет ей на пользу. Поэтому он постоянно «натравливал» молодых на «стариков», сборников на несборников, подпитывал личные трения между игроками, стимулируя дополнительные эмоции на площадке в каждой игре и каждой тренировке.

 «Стариков», даже на излете их карьеры, в команде воспитывали порой похлеще молодых. Думаю, в целом это было неправильно и не способствовало здоровому моральному климату в ЦСКА.

 Благодаря подбору игроков у нас был более ровный состав – в большинстве других команд между первой и второй пятерками была пропасть, как когда-то в «Уралмаше». ЦСКА в отличие от них практически всегда имел две равные по силе пятерки. Часто игру у армейцев начинал второй состав, первые 10 минут игры на площадке были прессинг, месилово, выматывавшие соперников. Потом выходили «сборники» и добивали конкурентов.

 Сезон открывался, как правило, в октябре. Предсезонка начиналась примерно за месяц. Через три дня после окончания чемпионата СССР начиналась 3-3,5-месячная тренировочная и соревновательная программа сборной, по окончании которой не позднее чем через неделю начинался новый сезон. За эту неделю следовало успеть решить какие-то домашние дела, сдать по возможности «хвосты» в институтах, в которых мы «учились», залечить травмы. В таком режиме я прожил ни много ни мало 12 лет!

 Игроки ЦСКА, не входившие в сборную Союза, жили несколько по другому графику. Когда они не были заняты в национальном чемпионате, они путешествовали по миру, прославляя армейский клуб в товарищеских играх и коммерческих поездках. Пока мы, «сборники», вкалывали где-нибудь в Кудепсте, до нас долетали трогательные сведения о пребывании родного ЦСКА в Италии, Сирии или еще где-нибудь не в самом худшем месте на планете.

 «Архангельское» forever

 Это может показаться странным, но собственной спортивной базы у баскетбольного ЦСКА не было. В основном мы размещались на базе в Архангельском, заселяясь туда по окончании футбольного сезона и деля ее с хоккеистами. Иногда перед играми жили в гостинице Министерства обороны на площади Коммуны. На базе мы света белого не видели из-за тренировок, проходивших 3 раза в день и в полной мере лежавших в контексте традиционного для СССР экстенсивного подхода с упором на объемы и супернагрузки. С базы уезжали на игры. После игрового дня нам, как правило, давался выходной с последующей явкой в тренировочный лагерь.

 У баскетболистов был перед глазами еще более ужасный пример. Игроков хоккейного ЦСКА увозили на автобусе на базу сразу после игры, чтобы они не потерялись в городе, а пили полуофициально прямо на базе. Должен сказать, что несмотря на напряженный и в целом однообразный ритм жизни, баскетболисты ЦСКА нарушениями режима не злоупотребляли. Хотя они и имели место эпизодически, на результат они не влияли, скандалов на этой почве в команде также не было.

 Домашние игры мы проводили в старом игровом зале ЦСКА на 1000 зрительских мест, позднее стали играть в армейском зале для соревнований по тяжелой атлетике, там мест для зрителей было чуть более 1000. Изредка играли в старом Ледовом дворце. По сравнению с прежними временами, когда ЦСКА проводил матчи на открытом воздухе в «Лужниках», зрительская аудитория даже при полных трибунах была незначительной.

 Болельщики у нас были спокойные, уверенные в нашем успехе, поэтому домашние игры ЦСКА обычно проходили скучновато, при академической тишине в зале. Иное дело – матчи на выезде. К счастью, таких было больше, поскольку календарь национального чемпионата постоянно кроили под нужды сборной, и часто игры проходили по туровой системе за пределами столицы.

«Тебе массаж вреден»

 Мерами восстановления после сверхнагрузок нас особенно не баловали. Системной реабилитации не было, основным ее методом была сауна. Смешно сейчас вспомнить, временами нас всей командой вывозили в «Сандуны», причем в наш кровный выходной, который мы с радостью провели бы с семьями. Но уклониться от явки было нельзя.

 Другим традиционным средством восстановления был массаж, но к массажу я всегда относился прохладно. Помню, еще до перехода в ЦСКА, на упоминавшемся мной раньше сборе в Леселидзе в 1965-м я впервые в жизни обратился к массажисту. Им оказался легендарный Георгий Авсеенко, человек с внешностью киногероя, много лет работавший с хоккейной сборной. Он был известен также тем, что имел брата – генерал-полковника, которого значительно опережал уровнем жизни.

 Авсеенко профессионально осмотрел мои худые, забитые нагрузками ноги, после чего произнес сакраментальную фразу: « Серега. Тебе массаж вреден». В дальнейшем я и вправду редко пользовался услугами массажистов (среди которых, кстати, очень мало было настоящих профессионалов), как правило, лишь после особо тяжелых нагрузок, а после 30 лет перестал массироваться вовсе.

Fair play

 Были в наше время и хорошие стороны «непрофессионализма» в советском спорте. С наиболее одиозными явлениями спорта современного – допингом, ангажированным судейством и договорняками – мы не сталкивались. О фармакологических стимуляторах в конце 60-х только ходили слухи. Сам я никогда ими не пользовался и достоверными сведениями о ком-либо другом, кто мог «колоться» или глотать «бомбы», не располагаю.