Текст книги "Иностранный легион"

Автор книги: Сергей Балмасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

30 июня 1960 г. Бельгийское Конго, нынешний Заир, также объявило о своей независимости. Во главе конголезского правительства встал один из лидеров партии Национальное движение Конго Патрис Лумумба. Во главе вооруженных сил молодой африканской республики – «Общественных» или «Народных» сил был назначен родной дядя Патриса Лумумбы – Виктор Лундула, бывшим армейским санитаром. Начальником штаба вооруженных сил Конго стал бывший армейский сержант Жозеф Мобуту. СССР поспешил сразу же признать новообразовавшееся «антиимпериалистическое государство». Конго решено было оказать материальную и техническую помощь. Материальная помощь была оказана на сумму в размере десяти миллионов США. В Конго также были направлены разнообразные машины, техника, оборудование для ее ремонта, обслуживающий персонал, оружие, а также советские военнослужащие для подготовки конголезской армии. Насколько оперативно действовали советские круги, видно из того, что уже 3 июля 1960 г. из Кронштадта в направлении конголезского порта Матади вышли два борта, на которых находились 3 тысячи специально отобранных для этой цели солдат и офицеров Советской Армии. При этом некоторые подразделения перебросили из Казахстана. Так, например, один из железнодорожных батальонов был переброшен со станции Державинка Атбасарского района Акмолинской области. Одели «интернационалистов» в комбинезоны из «чертовой кожи», выдали береты синего цвета и клетчатые рубашки-«канадки». На этих же кораблях было и вооружение «интернационалистов» – от стрелкового оружия до бронированных автомобилей. Транспорты шли под флагами торгового флота СССР. Путь до Конго по морю продолжался 2 недели. За это время советских солдат усиленно обучали бельгийскому и французскому языкам. Главным образом, это обучение сводилось к знанию технических терминов по автомобильному и железнодорожному транспорту. Однако в то же время события в Конго развивались совсем не по сценарию, который был разработан ГРУ, под руководством которого происходила операция. «Народная армия» под командованием Жозефа Мобуту, в которой подняли мятеж бельгийские офицеры, вышла из-под контроля власти Лумумбы. В стране воцарилась анархия. Воспользовавшись этим, для подавления национально-освободительного движения в Конго 9 июля 1960 г. высадились бельгийские парашютисты из метрополии. Анархия усилилась с объявлением Моизом Чомбе о независимости и от Бельгии, и от Конго провинции Кананга. В то же время бельгийцы усилили натиск на конголезцев. 13 июля 1960 г. бельгийские парашютисты генерала Гейсена высадились в аэропорту Леопольдвиля – Нджили, и к вечеру 16 июля «национально-освободительное движение» в Конго «потерпело временное поражение». Все стратегические пункты конголезцев были захвачены бельгийцами. По конечной цели движения советских войск – порту Матади в то время, когда к нему упорно двигались корабли из Кронштадта, ВВС Бельгии наносили ракетно-бомбовые удары, а четыре корвета блокировали его с моря. 16 июля порт Матади также был взят под контроль бельгийцев. Не зная об этом, ночью 18 июля 1960 г. советские корабли вошли в него. Не ожидавшие такого визита бельгийцы сначала опешили, но, пользуясь медлительностью советских команд, подняли тревогу. Темноту ночи прорезали мощные прожектора бельгийских кораблей, оглушительно громко завыли сирены. Чтобы предупредить высадку советского десанта на берег, по прибывшим кораблям был открыт предупредительный огонь. Снаряды рвались вблизи самых бортов. На переговоры с бельгийцами отправились советские командиры. Им ничего не оставалось, как сдаться – их интернировали. В это время на кораблях было состояние, близкое к панике. Младшие командиры требовали от своих подчиненных тишины. Вскоре корабельное радио возвестило о сдаче советских «интернационалистов» бельгийцам. Постепенно, по очереди, катера бельгийского военно-морского флота доставляли советских военнослужащих на берег. Там их посадили в товарные вагоны на железной дороге и перевезли в Леопольдвилль. В столице их пересадили в грузовые машины и везли через джунгли около 300 километров. Во время следования их постоянно охраняли бельгийские коммандос. Разместили интернированных советских солдат и офицеров в районе города Бандунду, посреди джунглей, в двадцати пяти километрах от границы с Французским Конго, в палаточном лагере, опять-таки под охраной коммандос. За день бельгийцы установили вокруг лагеря проволочные заграждения, поставив вышки с пулеметами и прожекторами. Несмотря на такие «лагерные условия», по воспоминаниям Яна Сперксиса, «питание было хорошим», обращались с ними также неплохо, всем нуждающимся оказывалась необходимая медицинская помощь, в палатках были вентиляторы, регулярно показывались иностранные кинокомедии, транслировалась музыка. Однако всех мучило одно – неизвестность. Офицеры уговаривали «ждать», уверяя, что Советское правительство не забудет их. Советские солдаты спрашивали у бельгийцев, ведет ли Советское правительство об их освобождении переговоры, те же в ответ только смеялись, давая понять, что о них забыли и никто уже не вспомнит. Этим Ян Сперксис пытается оправдать последующий поступок себя и своих односумов, говоря о том, что их судьба за месяц никак не решалась. Следует отметить, что тогдашняя ситуация для СССР была слишком щекотлива. Тогда Советское правительство в открытую не могло заявить о случившемся. Тем самым оно признавало факт вооруженной интервенции со своей стороны. Кроме того, такой случай был бы очень позорным. Дело в том, что слабенькая, по сравнению с советской, бельгийская армия подловила крупный воинский отряд из СССР и пленила его без потерь для себя. Так как в открытую такой вопрос решить было невозможно, по этой причине были приведены в действие тайные механизмы давления. Однако интернированные советские солдаты об этом ничего не знали и злились на собственных офицеров, которых поселили в более комфортных условиях – в отдельных сборных деревянных коттеджах. Недовольство более привилегированными условиями жизни офицеров по сравнению с солдатами, что выставлялось, по воспоминаниям участника тех событий Яна Сперксиса, в качестве одной из причин последующего побега и перехода из-за этого к французам, также выглядит малоубедительно – на то, чтобы жить в несколько более лучших условиях, обусловливает само офицерское положение. Также солдаты-»интернационалисты» разозлились на своих офицеров и потому, что те с ними почти не общались, а только уговаривали «ждать», когда придет из «дома» освобождение. На это следует сказать, что правила содержания военнопленных и интернированных предусматривают обязательное отделение офицерского состава от солдатского. Возможно, поэтому бельгийцы и ограничили свободу общения между солдатами и офицерами. Это создало у всех впечатление о том, что на солдат всем было наплевать – от Советского правительства до собственных офицеров. А солдаты между тем стали готовить побег – стали изучать охрану лагеря, ее слабые места. Оказалось, что таким слабым местом были лагерные ворота, около которых находились палатки охраны. Там уже заграждений не было. Заранее добыли у одного бельгийского солдата карту местности. Наблюдательные советские солдаты установили смены охраны, которые не очень ревностно относились к отправлению своих обязанностей. В качестве оружия при побеге предполагалось использовать заранее заготовленные заточенные пластинки от спинок кроватей, жерди-подпорки от палаток. И вот, 16 августа 1960 г., в 4 часа 30 минут утра, когда даже часовые на вышках дремали после душной африканской ночи, пленные советские солдаты ринулись на прорыв. Все рванулись к воротам – расстояние в 150 метров до палаток охраны они преодолели в считаные мгновения, застав бельгийцев врасплох. Также быстро беглецы вскочили в стоявшие рядом джипы и помчались к французской границе. Доехали до реки Конго, служившей границей между Бельгийским и Французским Конго, где захватили стоявший на бельгийской территории паром. На него въехали прямо на машинах и заставили перевезти на французскую территорию. Ничего лучшего не нашли, как на пароме вывесить белый флаг и поехать сдаваться французам на таможню Мбеле – из плена в плен. Там их пленили сенегальские стрелки французской армии. Пришлось сдать захваченное у бельгийцев оружие. Их снова поселили в палатки. Правда, уже через несколько часов, к пленникам прибыли офицеры Французского иностранного легиона, среди которых был печально прославившийся в ходе Алжирской войны капитан Роже Люнгвиц. 17 августа 1960 г. стало днем резкой перемены в судьбе бывших советских военнослужащих – им предложили идти на службу в Легион или сидеть неизвестно какое количество времени в опостылевшем палаточном лагере. Все выбрали Легион. Одной из причин этого стало незнание царящих в нем порядков… К этому времени офицерский состав легионеров был французским, но состоял, по большей части, из уроженцев колоний Франции. Сержанты и капралы были бывшими военными преступниками периода Второй мировой войны, как немцы, так и разного рода коллаборционисты. Много среди них было эсэсовцев из национальных прибалтийских дивизий, украинской дивизии СС «Галичина», мусульманской дивизии «Анчар». Они «усердно» истязали солдат-новичков. По воспоминаниям того же Яна Сперксиса, один из фельдфебелей – невероятно огромный эсэсовец весом в 120 килограмм, зачастую вставал при тренировках на солдат, ползавших по-пластунски, и стрелял им между ног, требуя быстро ползти. «Промахи» при этом списывались на боевые потери. Над легионерами-новичками из СССР бывшие нацисты любили поиздеваться особенно… В то время среди легионеров преобладали выходцы из бывшей Российской империи и СССР. Особенно много среди них было прибалтов. На втором месте были негры, большей частью уголовники, из южных штатов США. Были здесь и испанцы из «Голубой дивизии», сражавшейся против СССР во Второй мировой войне, греки, служившие ранее в королевской гвардии, выходцы из французского Индокитая, немало иорданских евреев. В «наследство» от англичан Французскому иностранному легиону достались подразделения из сикхов и белуджей. Первые недели «советских легионеров» обучали пользоваться различным оружием из капиталистических стран Запада, так как вооружение Французского иностранного легиона было смешанным и поставлялось в том числе и из США. Уже тогда легионеры были вооружены американскими винтовками «М16». Пулеметы и гранаты были немецкими, орудия и минометы – французскими. Бывших советских военнослужащих, ставших легионерами, в течение августа 1960 г. перевезли по воздуху в Лион, «на переподготовку». По первоначальному плану, их должны были готовить пять месяцев. Однако ситуация в Алжире была такова, что им «зачли» боевой опыт при подавлении Познаньского восстания в Польше 1953 г. и событий 1956 г. в Венгрии. «Обучение» снизили до двух недель. На месте бывших советских солдат обмундировали в легионерскую форму и самолетами перебросили в сентябре 1960 г. в Константину, на борьбу против партизан в «городских джунглях». Большая часть «советских легионеров» попала в мотопехоту. Распределили их по ротам, состоявшим тогда из ста двадцати человек каждая, обучили ездить на «Виллисах». В основном, зачислили легионеров из СССР в 1-й полк Французского иностранного легиона, в котором тогда было около трех тысяч бойцов. За непродолжительное время рота Яна Сперксиса потеряла только убитыми во время уличных столкновений пятнадцать человек. В ноябре 1960 г. часть легионеров перебросили из Константины в столицу Алжира, где они три недели занимались «привычной легионерской работой» – прокладывали железнодорожные пути от склада к базе Легиона. В декабре того же года 1-й Иностранный полк Легиона перебросили на юг Алжира – в оазисы Таманрассет и Ани-Сафра, чтобы прикрывать там южные границы от проникновения арабских моджахедов со стороны Нигера и грузов оружия периода Второй мировой войны, от которого активно таким образом избавлялся СССР. Легионеры осуществляли тогда там «глухую блокаду» караванных троп, чтобы не пропустить ни грузы оружия и боеприпасов, ни моджахедов. Блокада выражалась не только в выставлении подвижных засад, но и тщательном минировании возможных путей движения алжирских караванов, постоянном воздушном наблюдении за передвижением «аборигенов». Французские каратели и их зарубежные наемники-легионеры, стремясь обезопасить себя в этом отношении от любых неожиданностей, не разбираясь, уничтожали, бомбардируя и расстреливая любые неизвестные им скопления верблюдов и людей. Время от времени легионеров снова перебрасывали в крупные алжирские города на борьбу в «каменных джунглях» – Аннабу, Оран, Хасси-Мессуд, Алжир. Борьба против городских повстанцев была чрезвычайно опасным занятием: спокойствия нигде не было – в узких улочках, на базаре, везде по легионерам могла открываться неожиданная стрельба. Попытки облав в том квартале, где произошло нападение, в девяноста девяти процентах случаев результата не давали – стрелявшие бросали оружие, из которого только что совершили нападение, на месте. Отпечатки пальцев при этом на нем отсутствовали – партизаны предусмотрительно пользовались перчатками. Так что искать особо было некого. В озлоблении легионеры избивали всех попадавшихся им молодых алжирцев и сдавали их в полицию или отвозили на свои базы, где подвергали таким чудовищным пыткам, что «гестаповцы отдыхают». По воспоминаниям того же Сперксиса, в случае попадания в облаву студента, он считался неизбежно участвовавшим в нападении. Это происходило потому, что студенчество Алжира стало «одним из локомотивов» восстания. Война тогда шла с переменным успехом – если города продолжали оставаться для французов и легионеров очень неспокойными местами, где они слабо владели ситуацией, то пустыня ими более-менее контролировалась. Здесь легионеры размещались отдельными батальонами, устраивая укрепленные лагери, защищенные минными заграждениями и проволочными из спирали Бруно. Вокруг самого лагеря расставлялись двойные посты с собаками. Каждому батальону придавалось по два легких штурмовика «Альфа Джет» и вертолет «Ягуар». Для них заранее оборудовали взлетно-посадочную полосу из специальных разборных щитов. Также наготове стояли безоткатные орудия «Хот», минометы, специальные машины, оборудованные прожекторами – на случай ночной атаки. Арабы и туареги неоднократно атаковали такие лагеря верхом, на верблюдах. Легионеры отбивали такие атаки, освещая подобную «конницу» прожекторами, обстреливая артиллерией и бомбя с воздуха. Но, несмотря на то что участник событий, Ян Сперксис, пишет о том, что «война в пустыне была для алжирцев напрасным кровопролитием», все же дальше сообщает, что легионеры использовали для рукопашных схваток штык-ножи длиной более одного метра от бельгийской винтовки «пежо» и что «против сабель арабов это было эффективно». Выходит, что не совсем уж бесплодными были действия арабов, если они все же добирались до рукопашной! Причем далее Сперксис сообщает, что лучше остальных легионеров фехтовали немцы. Какой бы ни была рукопашная схватка – потери в ней для обеих сторон неизбежны. Так что как французы, так и легионеры, здесь также несли потери, и немалые… В то же время из воспоминаний того же Сперксиса ясно, что арабы почти всегда забирали своих убитых после боя или во время него. Это лишний раз доказывает то, что схватки для легионеров даже в пустыне не были легкими. Если бы они каждый раз одерживали сокрушительные победы над «аборигенами», то у тех не было бы даже не только возможности уносить собственных убитых, но и уходить самим! Кроме того, далее Сперксис повествует о том, что «ни одна из сторон пленных не брала». Выходит, все-таки и в Сахаре случались для легионеров «неприятности»! То, что они не были единичными случаями, Сперксис пишет далее. По его же словам, легионеры неоднократно попадали к «туземцам» в плен. Здесь алжирцы вымещали карателям всю свою ненависть за их кровавую работу, вспарывая им животы и вешая легионеров на пальмы за их же собственные кишки, намотанные вокруг шеи… Понятно, что такие сцены не способствовали особому желанию продолжать войну даже и у поднаторевших в уголовных деяниях легионеров. Проявления этого легионное начальство жестоко карало, пытаясь сохранить «славный прежний боевой дух Легиона»: по собственному признанию Яна Сперксиса, «трусов-легионеров прибивали гвоздями за уши к доске и ставили в пустыне на солнцепеке». Ничего удивительного в этом нет – все «человеколюбивые конвенции» во Французском иностранном легионе практически не действовали и не действуют. Все решения, пусть даже самые кровожадные, перечеркивающие все международные соглашения «о правах человека», в Легионе принимают его командиры… И это относится не только к противнику, но и к собственным подчиненным. С другой стороны, это заставляло даже трусов подтягиваться до уровня нормальных легионеров. «Чистосердечно» Ян Сперксис пишет и о том, что легионеры в плен не брали, а захваченных в бою легкораненых алжирцев они «допрашивали, потом пристреливали». Не щадили легионеры и своих собственных раненых, по признанию Сперксиса, также их убивая. А чего с ними возиться-то? Так, в большинстве случаев, не делали даже немцы во время Второй мировой войны, за исключением зондеркоманд, состоявших из уголовников! Использовали легионеров и в крайне опасных рейдах в Нигер для уничтожения тыловых баз повстанцев, которые были удалены до ста пятидесяти километров от алжирской границы. Рейды происходили приблизительно так: легионеров сажали в десантные планеры, которые несли самолеты, отпускающие их в определенном месте. Высадившись вблизи повстанческих баз, легионеры делали свое черное дело, уничтожая там все живое, и быстро убирались обратно, хотя и здесь бывали неприятные неожиданности – нет-нет, да и случались «нештатные ситуации», когда самолеты и планеры с карателями сбивались или терпели катастрофу. Легионеры в пустыне были поставлены в исключительно тяжелые условия – их засунули туда, где настоящие французы воевать не хотели – в жгучие сахарские пески. Там невозможно было дотронуться до собственного оружия, раскалившегося от невыносимых солнечных лучей. Случались там и значительные перебои с поставками воды и вина, которыми, смешав их вместе, ненадолго снимали жажду. Ян Сперксис, участник тех боев, пишет о продолжении легионерами родившейся почти одновременно с Французским иностранным легионом традиции – отрубать пленным или просто местным жителям руки с браслетами. Среди легионеров тогда процветали грабежи мирного алжирского населения, причем они сопровождались и убийствами. На этот случай легионные маркитанты были тут как тут: они по дешевке скупали у бандитов награбленное ими… Удивляться этому не приходится – сами легионные порядки способствовали этому, так как денег на руки легионеры не получали, поскольку их направляли в банк «Кредит Легион». Почему? Все очень просто: глядишь, убьют легионера в бою враги или собственные сослуживцы, а заработанные им деньги останутся Франции! Сразу вспоминается в этой связи старый армейский анекдот о том, как командир объявляет своим «орлам» о том, что денег они не получат: «А зачем птицам деньги?» А правда, для чего? Все равно убьют… Нервные стрессы после боев легионеры снимали или традиционным пьянством, или грабежами мирных жителей, или насилиями над алжирскими женщинами. Само собой, это не добавляло уважения к Легиону среди местного населения, среди которого честь женщины всегда свято чтилась… В августе 19б1 г. 1-й Иностранный полк Легиона перебросили с крайнего юга в центральные оазисы Алжира – потрепанные карательные части нуждались в пополнении и отдыхе от кровавой работы. Однако и там им не было спокойствия – весь алжирский народ, от мала до велика, поднялся на борьбу против ненавистных оккупантов!.. В октябре 19б1 г. легионеров 1-го Иностранного полка перевели в оазис Таманрассет. День ото дня им становилось в Алжире все тяжелее. Карателей для выполнения экзекуций отчаянно не хватало, хотя, помимо легионеров, в Алжир перебросили все имеющиеся подразделения полиции и жандармерии. Тысячи гробов продолжали идти во Францию, а ее казна пустела. В ряды же борцов за независимость Алжира вставали молодые патриоты, продолжая начатое дело их отцами, дедами и братьями, и борьба не утихала. Во многом поэтому генерал де Голль, еще недавно выражавший готовность «сломить» алжирцев, в марте 1962 г. вынужден был подписать перемирие с алжирцами, а в апреле того же года – унизительные для Франции Эвианские соглашения, по которым Алжир обрел выстраданную годами кровавой борьбы независимость. Чтобы дополнить подробности кровавой службы Иностранного легиона Франции, следует сказать пару слов о потерях. По данным того же Сперксиса, за период менее года борьбы его батальона в Алжире это подразделение Легиона потеряло убитыми 70 человек, не считая сотен раненых и больных. Если же приблизительно подсчитать количество потерь легионеров в Алжире за все время, то следует помножить количество убитых в этом одном батальоне на число батальонов в Легионе и высчитать общее количество проведенных ими в Алжире лет во время войны. Цифра получается довольно внушительная – по самым скромным подсчетам, потери легионеров только убитыми за все время Алжирской войны составляют не менее восьми тысяч человек… Недаром Ян Сперксис, ветеран Алжирской войны, вспоминал «страшные», по его выражению места: Ани-Сафра, Дуаргала, оазисы Эль-Раса, Таннаул Аззал, где, по его собственному признанию, легионеров встречали «арабы с ненавистью в глазах и постоянным ожиданием, что в тебя выстрелят из-за угла»… Напоследок, пытаясь реабилитировать свою «работу», Сперксис пишет о том, что «только настоящие мужчины решаются пойти в наемники. Я горжусь тем, что был наемником, и никто не вправе упрекнуть меня»… На это следует сказать, что это сомнительно. Далеко не каждый уважающий себя мужчина пойдет в убийцы и каратели, чтобы послушно выполнять любую, пусть даже самую грязную и кровавую работу хищного французского буржуа. Настоящие мужчины служат не в наемниках у зарубежных олигархических кругов, а своей Родине. Между службой своей Родине и службой, более похожей на службу тупого ротвейлера у агрессивного и надменного хозяина, постоянно находящегося у него на привязи и неспособного к принятию собственных решений существует огромная разница. И все же в последних словах Яна Сперксиса проглядывает нескрываемое желание выставить то, что после службы карателя он продолжает чувствовать себя неплохо и что на душе у него хорошо. Однако это лишь неудачная попытка спрятаться от самого себя, и, по всей видимости, его до сих пор мучает совесть, поскольку он участвовал в одной из самых грязных войн ХХ века – Алжирской колониальной, защищая интересы страны-агрессора, подавляя свободолюбивые устремления алжирского народа в составе большой зондеркоманды, именующейся Французским иностранным легионом. И нет горше участи солдата, как воевать за неправедное дело…