Текст книги "Иностранный легион"

Автор книги: Сергей Балмасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

«Русскому офицеру, ныне капралу Саркиссову…Работу во Франции Вы, конечно, найдете, но только физическую. Можно работать на фабрике, заводе, в сельском хозяйстве и т. д. Интеллигентного труда найти почти невозможно. Есть немногие исключения. Но Вам знание французского поможет найти более лучшую, чем у других, физическую работу. Советую Вам после окончания службы запастись рекомендацией Вашего начальства в Легионе и по прибытии в Марсель обратиться к русскому консулу Гомелия. Он поможет Вам получить место через представителя министерства труда, находящегося в Марселе. Так устраиваются все беженцы, попавшие в этот город». Данные источники были опубликованы в журнале «Казачий путь» и находятся в личном фонде А.А. Воеводина ГА РФ. Ф. 6340. Оп.1. Д. Лл.1–2.

Письмо казака Кузьмы Андреевича Чибисова Белокурову 14 ноября 1923 года с поста Метрикюль, написанное им после ранения: «…Жизнь – плохая, здоровья никакого нет. Пошел я в защиту для охраны своего поста. Чтобы выйти туда, надо было взять проклятого камня для товарищей и строить стену. Вот мы и пошли: 4 человека, 2 немца и 2 нас, русских, – капрал Питондра и я. Обошли окружность поста и отправились дальше. Прошли метров 50 или 60, и с дистанции шагов в 8-10 вдруг открылась стрельба по нас. В две минуты мои товарищи легли убитыми по милости Бога. Я вступил с ними[506]506
  арабами


[Закрыть] в бой, не чувствуя свое ранение в живот. Бой продолжался минут 15. С помощью Господа, я не пал своим духом. Положил вокруг себя трех биков[507]507
  из арабского племени


[Закрыть] и двоих ранил. С поста мне на помощь выйти было нельзя, потому что арабы вели ружейный огонь по его дверям. Но я отбил всю эту атаку и переполз на пост. Так что, Василий Сергеевич, 8 лет воевал, но такой страсти не видел. Казалось мне, не так страшна смерть, как страшны их рожи. Рана моя – ничего, кишки не тронуты. Привезли меня в госпиталь, и приехал комендант и поздравил меня с Военной Медалью и с боевым подвигом. Вот все мое былое происшествие. Питондру и Горбуленку помяните». Данный источник содержится в личном фонде А. А. Воеводина в ГА РФ. Ф.6340. Оп.1. Д.14. Лл.1–2.

Письмо Чибисова сержанту Белокурову от 27 ноября 1923 г.: «Здравствуйте, дорогой сослуживец, вот первая моя Вам строка! Господин есаул, уведомили ли Вас, что я, по милости Господа Бога, нахожусь жив и здоров, хотя здоровье мое не очень-то. Думаю, что если Бог даст, я стану чувствовать себя лучше. Что делать! Но ничего. Вам желаю всего хорошего в Вашей жизни, дай Бог Вам закончить свою службу и вернуться оттуда живым и счастливо переехать на новое место назначения Вашей службы, где нет таковой. Я – известный Вам сослуживец, казак, подхорунжий Д. О. Чибисов. Затем, Сергей Васильевич, пишу, что я имел, в таком случае, счастье получить от Вас письмо. Я пишу Вам 27 ноября, потом – на перевязку, которая проходит очень болезненно. Вдруг, слышу, дают мне на койку письмо. Я взял в руки эту свою награду, раскрыл ее и стал, во-первых, смотреть – какой-то портрет виден. Лицо – знакомое, но не могу сообразить, чье, потому что мне тогда было очень больно после проклятой перевязки. Затем бросил смотреть, давай читать это письмо. Когда до меня дошло, что на нем – Ваше имя, тогда я стал очень рад, и затихла моя боль в животе, но читал я Ваше письмо со слезами. Значит, еще есть наши люди, которые, хоть и письмом, но помнят меня в этой бедной стране и в таком моем положении… Премного и много благодарю Вас, да еще за то, что получил от Вас 2 конверта. Хотя они – ничто, но для меня – очень дороги, как Вашему вестовому. Это было кстати, так как в течение двух месяцев я сильно издержался деньгами и даже нет ни сантима… И нет знакомых с поста. Награды пока тоже никакой нет, помощи не ожидаю, потому что нет уже наших знакомых русских… И теперь много раз приходится сидеть здесь одному и тоскливо смотреть вниз. Затем спасибо Вам за письмо моей жене. Если есть у Вас русские, то пусть помогут, пакет сигарет пришлют. Буду ждать ответа, Пост Медель». Письма русских легионеров из Марокко за 1925 г., опубликованные в журнале «Казачий Путь», № 70, представляют особый интерес, т. к. они дают представление о войне Легиона против рифов: «Вот уже больше месяца – походы и операции. Пишу, сидя на соломе в палатке. Весь горизонт – непрерывная вереница горных цепей. Они скрывают от нас весь мир. Кажется, что ничего не существует, кроме гор. Горы – грозны и лукавы: в каждой щели скрывается угроза, смерть; фанатизм в остатках еще пещерной жизни. Временами разносятся раскаты грома орудий, ружейной и пулеметной стрельбы, а иногда и «таку» – характерный выстрел арабского ружья древней конструкции. «Таку» – гроза колониальных войск: рана от их пули громадна и почти всегда смертельна. «Поймать таку» – небольшое удовольствие. Война наша подходит к концу, ибо наступает уже дождливый сезон и мы скоро уйдем на зимовку, в гарнизон, где можно будет заняться прерванной работой – самообразованием. Все мы, сколько нас здесь находится, только и мыслим о том, как бы вернуться в родные земли и развязаться с легионами и по возможности вернуться в родные земли. Конечно, не при большевиках. Кто же не любит Родины? Кто же не любит матери родной? Это еще не так скоро может случиться, но все же надежда нас поддерживает в нашей горькой участи…» «Казачий путь», № 7б: «Как я попал в Легион».[508]508
  Guercif. Maroc. 5 января 192б г.


[Закрыть] Не буду писать о первых трудных неуверенных шагах; начну с того момента, когда мне показалось, что я могу выйти из заколдованного круга, – и я начал работать. Начальство не замедлило подметить это и начало меня подбадривать, нашивая мне погоны. Летом 1923 г. я был произведен в капралы. Здесь открылось более широкое поле деятельности, и во время операций с мая по август 1924 г. я получаю сержанта на должность фурье – это нечто вроде делопроизводителя. После этого попадаю в Алжир на захудалый отдаленный пограничный пост, где и пробыл б месяцев. Было скучно. Война в Марокко в то время шла обычным чередом. Редкие стычки. Засады. Нападения на обозы. Но вот в июле 1925 г. рифяне после долгой паузы сумели поднять восстание почти во всех племенах арабов. Момент был критический. Войск в Марокко не хватило, а рифяне уже грозили главным базам французов, таким, как Фец, Заза, Герсиф, даже Суджа и тому подобным. Командование французов в Марокко потребовало подкреплений, и в числе многих полков был призван и мой батальон. В то время я был уже старшим сержантом и правой рукой командира роты. Мне оставалось б месяцев службы, и, по уставу французской армии,[509]509
  в частности, Легиона


[Закрыть] я не должен был ехать в Марокко, но так как момент был критический и в батальоне была половина русских, то нас и отправили, как пушечное мясо. Алжир мы покинули 18 июля, 22-го прибыли в «Тазол»[510]510
  около 300 километров от него


[Закрыть] и 24-го выступили на позиции, где нас и встретили гостеприимные рифяне. Показали они нам, как нужно стрелять, как применяться к местности, как делать разведки в горах Атласа[511]511
  черт бы их побрал!


[Закрыть]… В первые же 2 дня у нас выбыло 100 человек из 600». «Казачий путь», № 2. «Письма из Иностранного легиона». «…Разрываю конверт с марокканской маркой: «…10 часов вечера. Темно. Дует ветер. Часовые нервничают. Близко стреляют. Нужно идти… Утром завтра кончу письмо…» – пишет казак, студент А. Письмо кончается…

Письмо легионера 1-го Иностранного полка из Алжира С. Воронина донскому атаману А. Богаевскому от 19 июня 1927 г. позволяет сделать вывод, что не только не все русские в 192б г. покинули Легион, но и попадали туда позднее. Бывший офицер, С. Воронин был обвинен французской полицией в совершении преступления, и это заставило его укрыться от ее преследований в Легионе. Хранится этот источник в ГА РФ. Ф. б1б4. Оп.1. Д.35. Л.19б. «Сиди-Бель-Аббес. Ваше превосходительство, глубокоуважаемый Африкан Петрович! Прежде всего прошу Вас меня простить, что не написал Вам до сих пор ни одной строчки, не поверите, что в первые месяцы я не мог этого сделать. Сами можете понять, какое у меня было подавленное состояние духа, упадок энергии и сил, но теперь, понемногу, ко мне возвращаются бодрость и вера в будущее, что еще не все потеряно, и я спешу написать несколько моих коротких строчек, чтобы выразить Вам мою искреннюю благодарность за то внимание и теплое слово, какие я встретил в тот вечер у Вас в квартире. Прошу простить, что я не пошел и не отнес Вашей выписки господину Маклакову.[512]512
  царский министр России.


[Закрыть] Но я предполагал, да и сейчас уверен, что все равно он не смог бы мне многим помочь. Таким было тогда мое критически-острое и безвыходное положение, что я на следующий день решил уже больше никого не беспокоить и не утруждать своими просьбами и советами и направил письмо к господину Д. и записался в Иностранный легион. Вот прошло здесь уже 4 месяца. Прошел я строй и теорию, нужные для каждого вновь поступающего легионера, и в первых числах этого месяца я поступил в оркестр. Тяжело сейчас, конечно, играть, тем более, на инструменте, на котором я ни разу не играл до сего времени. Приняли меня сюда потому, что у меня есть 5– летняя музыкальная практика. Но я думаю справиться. Хотел было я идти в школу капралов, но опоздал и пошел в оркестр, т. к. туда легче записаться, в первый же день моего прибытия в Легион. Во всяком случае, особенно жаловаться не могу, т. к. военная служба мне знакома, язык знаю. Конечно, есть маленький осадок на душе и становится неприятно при воспоминании о недавно произошедшем, в котором я не был виноват, в том клянусь Вам честью офицера. Но надеюсь, что пройдут эти 5 лет и я смогу вернуться, но уже не в Париж, а хотелось бы домой бы к нам, на Тихий Дон, освобожденный от грязной нечисти большевизма. Конечно, жаль, что приходится ни за что служить чужим, когда можно было бы эти годы отдать своей дорогой Родине, но, видимо, уже такая мне судьба, и против нее не пойдешь. Забыл Ваш адрес, а потому посмею это письмо послать на имя Маклакова, с просьбой передать Вам. Еще раз прошу простить меня. Мой искренний и горячий привет Вашей супруге. Искренне уважающий Вас и преданный Вам, Воронин». Информационный доклад Объединенной русской эмигрантской студенческой организации[513]513
  ОРЭСО


[Закрыть] влиятельному эмигрантскому движению «Объединенный казачий комитет» в Праге от 24 августа 1923 г. Документ хранится в ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.149. Л.6. «Правление ОРЭСО имеет честь сообщить Вам, что, по сведениям Правления в Африке, во Французском иностранном легионе среди многих тысяч русских находится значительное число казаков и студентов. Правление ОРЭСО еще в начале этого года возбудило перед президентом Французской Республики ходатайство об освобождении студентов от службы в Легионе. Надеяться на скорое и положительное разрешение этого ходатайства не приходится, и поэтому необходимо стремиться сохранить моральный уровень студенчества, живущего в ужасных условиях в Легионе. Единственно возможный путь к этому – снабжение студентов-легионеров русскими книгами, журналами и газетами. Правление ОРЭСО имеет возможность посылать сравнительно небольшое количество газет и обращается к Вам с просьбой ассигновать ежемесячно определенную сумму на высылку газет и журналов студентам-казакам в Легионе. О последующем Вашем решении не откажите поставить нас в известность. Председатель Неандеров. Секретарь Воеводин». Ответ вышеупомянутой организации «Объединенного казачьего комитета» от 7 сентября 1923 г. на обращение в эту организацию ОРЭСО. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.149. Л.7. «Правлению ОРЭСО в Праге. В ответ на Ваше отношение от 24 августа 1923 г. за № 817 «Объединенный казачий комитет» считает необходимым сообщить: Еще с конца 1921 г., то есть почти с самого начала своей деятельности, «Объединенный казачий комитет» установил некоторую связь с казаками, находящимися в Африке, в частности, с теми, которые служат в Иностранных легионах. Мы уже давно посылаем им все необходимое. «Объединенный казачий комитет» предлагает сделать помощь постоянной и из своего бюджета ежемесячно выделять 150 крон. «Объединенный казачий комитет» предлагает информировать правление обоих организаций относительно характера посылаемого легионерам, чтобы разнообразить отправляемые вещи и не повторяться. Особенно это касается газет и журналов. Уланов». Правление ОРЭСО было глубоко удовлетворено вышеизложенным «ответом Объединенного казачьего комитета» и 27 сентября 1923 г. сообщило, что им высылаются русским легионерам все наиболее известные белоэмигрантские газеты, за исключением «Руля» и «Дней», поскольку эти издания за их «прогерманскую» позицию и критикуФранции цензура Легиона не пропускала. Для улучшения снабжения русских легионеров литературой и прессой правление ОРЭСО предлагало «Объединенному казачьему комитету» обратиться совместно к ряду издательств с просьбой помочь легионерам книгами».[514]514
  см. ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.149. Л.8.


[Закрыть] Данный документ является «Докладом о положении русского студенчества во Французском иностранном легионе», сделанным на 2-м съезде русского эмигрантского студенчества 16 января 1923 г. делегатом съезда А.А. Воеводиным. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф.5837. Оп.1. Д.146. Лл.1–5. Источник печатается с небольшими сокращениями. «Русские, служащие в Легионе, не сконцентрированы в какой-либо одной части, а распределены так, что они смешаны с другими национальностями по 5 полкам, и находятся они в Алжире, в районе Сахары, в Тунисе, в Марокко, в Сирии и Индокитае. Большинство находится сейчас в Марокко и Сирии. В Северной Африке они разбросаны по 72 отдаленным постам. В боевых действиях в горах Атласа находятся сейчас 3-й и 4-й полки Легиона, в которых русских около 800 человек. Они вернутся на посты не ранее начала 1923 г. Чтобы показать, как сильно желание русских студентов вырваться из ужасной 5-летней кабалы, как сильно у них желание вернуться к прерванному образованию и культурной жизни, я в начале доклада привожу выдержку из письма одного из студентов-легионеров: «В Африке, кроме меня, содержатся еще около 300 русских студентов, служащих в качестве солдат во Французском иностранном легионе. Они ангажировались на 5-летний срок, но всеми фибрами души рвутся к свету и знаниям. Пусть съезд об этом знает и примет соответствующие решения». Останавливаться на том, какими путями эти 300 русских студентов попали во Французский иностранный легион, вряд ли стоит, т. к. способы вербования в него всем достаточно хорошо известны. Вот, вкратце, положение русских в Иностранном легионе. Большинство из них вступило в Легион в конце 1920-го и в начале 1921 г. Контракт подписывался на 5 лет. Из 5 лет 1 год проводится, обыкновенно, в Алжире. Это период обучения и гарнизонной службы на постах; остальные годы проходят в Марокко или Сирии на охране постов, в работах по прокладке дорог, постройке блокгаузов и постов, сопровождении караванов через пустыню и боевых действиях с непокоренными племенами. В Тонкин направляют обычно легионеров, прослуживших 2–3 года в Марокко или Сирии и подписавших контракт на 2-й срок службы. Все начинают службу простыми легионерами. Продвижение по иерархической лестнице русских крайне затруднительно из-за плохого знания французского языка и полного отсутствия интереса к службе среди преступников и дезертиров всего мира, а также из-за неугасающей тоски по оставленной Родине и оторванности даже от эмиграции. Жалованье простой легионер получает в Алжире и Тунисе – 25 сантимов в день, в Марокко – 75 сантимов в день. Капрал в Алжире и Тунисе получает 45 сантимов в день, в Марокко – 95 сантимов в день. Сержант в Алжире и Тунисе получает 1 франк 20 сантимов и 1 франк 30 сантимов в Марокко. В Сирии жалованье несколько больше. Всего во Французском иностранном легионе находится несколько тысяч русских. Большая их часть – бывшие военнослужащие различных добровольческих армий, небольшая часть вступила в Легион из бывшего во Франции во время Первой мировой войны Русского экспедиционного корпуса. Жалованья, особенно простому легионеру, при очень плохом пайке и напряженной физической работе, совершенно недостаточно. Жалованья не хватает даже на табак, и русским беженцам в Африке не раз приходилось видеть, как русские легионеры в городе Сус и других населенных пунктах тайком подбирают на улицах окурки. В депо Легиона, при его 1-м полку, есть русская библиотека, основанная энергией и отчасти на скромное жалованье одного честного русского, фамилию которого я не нахожу возможным оглашать сейчас. Библиотека основана в августе 1921 г. и имеет около 900 трудов. Большинство книг – русские, беллетрического содержания, и только около 10 % из них – научные. Из них 60 % всех книг получены от Парижского культурно-просветительного отдела Земгора и Берлинского отделения У. М. С. А. Несмотря на ряд объявлений, помещенных в течение года в различных газетах частными людьми, до сих пор русским легионерам с их стороны пожертвовано только около 20 книг. На нужды находящихся в напряженных условиях русских легионеров русская эмиграция совершенно не отозвалась, что дает большевикам еще один важный козырь для пропаганды среди них. Библиотека пользуется среди легионеров громадным успехом, т. к. чтение русской литературы является не только самым разумным заполнением досуга легионеров, но и единственной отрадой для забытых всем миром людей, даже больше чем заброшенных – выброшенных за борт жизни. Книги высылаются только на посты в Алжире. В Тунис и Марокко, за дальностью расстояния, высылать книги нет никакой возможности, и, таким образом, библиотекой может пользоваться только незначительная часть легионеров. Остальные, разбросанные по военным постам на протяжении тысяч километров, живут в пустыне, в дикой местности и лишены какой бы то ни было духовной жизни. Даже старая газета, особенно русская, для них большая радость… Бесплатно получаем 8 экземпляров «Последних новостей», 6 экземпляров «Казачьих дум», по 2 экземпляра «Нового времени» и «Руля» и 3–4 газеты с Дальнего Востока. Судите сами, насколько такое количество может удовлетворить несколько тысяч русских, да еще разбросанных на громадной территории. Ко всем моим просьбам редакторы и администраторы газет остались глухими. Это еще один лишний показатель отзывчивости и сплоченности российского беженства. Некоторые легионеры не видят русской газеты по месяцам и изредка довольствуются старыми номерами, обошедшими ряд постов. В этом отношении легионеры забыты. Это всеми осознается с горечью и обидой. Не думаю, что это ведет к хорошим результатам, это ведет к озлоблению. В наилучших условиях находятся легионеры, оставленные по состоянию здоровья в Алжире. Из их числа около 20 – студенты. Они были освобождены от службы в Легионе врачебной комиссией. Они служили здесь, хотя у многих из них были тяжелые, неизлечимые болезни. В то же время они, безусловно, самые счастливые, которым все остальные завидуют. Они быстро покинули Легион и теперь никакой связи с ним не имеют. Итак, единственное, чем скрашивается кошмарная жизнь легионера, да и то только в частях, находящихся в центральном Алжире, это небольшая, имени капитана Тихонравова, библиотека и несколько номеров газет. Чем дальше от центра, тем тяжелее и бесправнее становится беспримерная кабала, тем подавленнее состояние духа наших несчастных коллег-легионеров. В мирной обстановке они имеют ежедневные 10-часовые физические работы при очень скудном пайке, примером которого является выдача полкило хлеба в день. Дисциплина в Легионе – страшная, сообразная его законам. Во всех случаях жизни за правило взята безусловная правота начальников и почти полная их безответственность, что способствует развитию дезертирства. Для предупреждения дезертирства, бунтов и т. д. в Легионе имеется целый штат шпионов, состоящих на особом жалованье. В походной и боевой жизни в южном Алжире и Тунисе, в Марокко и Сирии ко всему вышеописанному прибавляется опасность быть убитым или раненым. Особенно негативно сказывается на общем состоянии организма тропический климат и страшная жара. Часты заболевания малярией и солнечные удары, нередко кончающиеся смертью. Перед отъездом на съезд из Туниса наша делегация получила от студентов-легионеров целый ряд писем, в которых они описывают свою ужасную жизнь и выражают робкую надежду на помощь со стороны нас, свободных студентов, во время 2-го съезда русского эмигрантского студенчества.

Один из них так заканчивает свое письмо: «Дайте нам почувствовать, что мы не забыты». «Практически все эмигрантские газеты поместили траурный список русских легионеров,[515]515
  4-го эскадрона Первого кавалерийского Иностранного полка


[Закрыть] павших 16–17 сентября 1925 года в бою с друзами в далекой Сирии. Из 12 убитых 10 были уроженцами казачьего Юга России. От Донского казачьего войска: Горбачев Евфимий, Новиков Назар и Кострюков Сергей.[516]516
  в эмигрантских газетах того времени – Костреков или Костюков


[Закрыть] Из Кубанского казачьего войска: Поволоцкий Сергей, Примак Михаил и Черненко Владимир. Из Терского казачьего войска: Колотилин Федор, Колесников Яков и Енин Василий, Ставропольской губернии – Фомин Григорий. В эмигрантской газете «Русское время» есть следующее подробное описание боя, ставшего последним для многих наших соотечественников: «В сентябре батальон Иностранного легиона вступил в деревню Муссей-Фрей, направляясь к Суйде. Маленькие легкие отряды немедленно начали ощупывать пустынную местность, подготовляя дальнейшее продвижение колонны. Муссей-Фрей – большая деревня, прикрывающая пути сообщения. Прибывший батальон вместе со своим эскадроном не мог рассчитывать удержать ее своими силами. Командир батальона, Кратцер, решил защищать только ее подступы и расположил в каждом из 6 передних постов по 100 человек. И стал ждать друзов… Вскоре французский разведывательный отряд встретился с сильной группой конных друзов. Не имея своей задачей вступать с ней в бой, отряд отошел в полном порядке, потеряв только 1 убитого и 2 раненых. Друзы, не имея надлежаще поставленной разведки, вообразили, что они заставили отступить французский авангард. Ночью они готовились к бою. Готовились несколько своеобразно: собравшись на площади в деревне, они танцевали и кружились часами без остановки, как дервиши. Орали песни и били в ладоши. Женщины плясали вместе с воинами, испуская воинственные крики и распевая дикие песни. Потом, вечером, сразу бросились в бой. Пешие – впереди, окруженные конными с ружьями наперевес, чтобы остановить всякого, кто сделает хоть шаг назад.

… С первыми проблесками зари нападающие обрушились на все шесть постов Кратцера. Было еще темно, и французские разведчики не могли сначала ничего различить, кроме неясных фигур, приближающихся осторожно. Легионеры забили тревогу, но вдруг голос из рядов врагов крикнул на чистом французском языке:

– Не стрелять! Это – Легион! – Это была хитрость друзов. Капитан Ландрио, командир эскадрона, быстро сообразил обстановку, но у друзов все же оказалось достаточно времени, чтобы установить «марабу». «Марабу» – особое переносное прикрытие, дающее возможность друзам безопасно для себя обстреливать легионеров на расстоянии 15 метров. Все прочие французские посты оказались окруженными, и, когда солнце взошло и осветило местность, легионеры увидели, что до четырех тысяч друзов в воинственном раже надвигаются на них и до двадцати пяти знамен, красных, белых, зеленых и синих, развевается над вражескими рядами. Пользуясь темнотой, какие-то вражеские руки отвязали коней и мулов эскадрона, и они с диким ржанием носились в линии огня. Но все крики и грохот выстрелов покрывал священный боевой клич друзов:…Аллах! Аллах!..Смерть нечестивым!..Три часа продолжалась эта дикая, страшная битва. Иностранный легион обманул надежды друзов на быструю и легкую победу. Этот бой стоил им около тысячи человек убитыми и раненными. Легионеры потеряли в своих рядах 60 человек убитыми и 70 ранеными». Далее корреспондент пытается убедить читателя в том, что павшие в этом бою русские, в том числе и казаки – не напрасные жертвы, так как друзы восстали якобы под влиянием большевиков и борьба с ними является борьбой против Третьего Интернационала. Однако все это является не более чем желанием выразить желаемое за действительное – эти жертвы были направлены лишь на то, чтобы удержать в колониальном ярме, на французской цепи, обманутых ими арабов, и еще раз показали, что русские Франции нужны лишь как пушечное мясо. 1925 год, «Казачий путь», № 69. С.220. «Дорогой Гриша! Если бы ты знал, какое у нас несчастье! Семнадцатого сентября убит наш милый Сережа. Да за что же это? Кому нужна была смерть этого ребенка? Да неужели же французы строят свое благополучие на трупах нашей молодежи?.. Душа разрывается на части, родной!.. Бедный милый мальчик! Ненужная для нас война!.. Пуля попала ниже левого глаза и вышла в затылок, смерть – моментальная. Момент – и Сереженьки не стало… А ему ведь было только 19 лет!.. Ты подумай, что будет с матерью…» Данная неопубликованная статья об условиях жизни русских во Французском иностранном легионе принадлежит перу неизвестного автора, сделавшего аналитический обзор разных легионерских писем 1919–1920 гг. В ней содержится информация о том, что представители России во Франции предприняли реальные шаги для того, чтобы спасти своих соотечественников оттуда. Хранится данный источник в ГА РФ. Ф.5802. Оп.1. Д.1420. Л.1–6. «Рабы ХХ века. «Лига защиты прав человека и гражданина во Франции представила правительству просьбу об аннулировании контрактов, заключенных русскими в Одессе на службу в Иностранном Легионе на 5 лет, как контрактов, заключенных при исключительных условиях». Из газет «Факты и только проверенные факты дают нам право утверждать о существовании института рабства, и этот институт существует в наши дни во Франции, и вновь слышим мы голос Лиги защиты прав человека и гражданина во Франции, голос на защиту рабов ХХ века. Не задаваясь целями критики и оценки действий властей, мы позволяем себе только привести несколько фактов и сделать ряд выводов в полной надежде, что наш голос наконец будет услышан, потому что до сего времени первая статья по этому вопросу в нашем журнале не обратила на себя внимания, и вследствие того, что «как можешь – не хочешь», а «как хочешь – не можешь», вопрос о русских легионерах в Иностранном легионе еще не разрешен. В марте месяце 1919 г. был отдан приказ об эвакуации французскими войсками города Одессы. И при наличии там французских войск Одесса была занята большевиками. Перед офицерами Добровольческой армии, сражавшимися бок о бок с французскими войсками под Одессой, проливавшими кровь за общее дело, встал призрак будущих кровавых наказаний в большевистских застенках и ожидание утонченных жестокостей, на которые способны только большевистские комиссары. Под треск пулеметов вступающих в город врагов несчастные прямо с поля сражения бросились искать защиту своей жизни во французский штаб, полагая, что право на такую защиту ими приобретено в совместных боях и освящено кровью, пролитой вместе на поле брани за общее дело. Людям, уставшим в бою, людям, потерявшим голову от грядущих ужасов владычества большевиков в обстановке пулеметной стрельбы, союзники предложили спасти свою жизнь от рук большевиков. Это надо было сделать путем заключения контракта на 5 лет в Иностранный легион французской армии, причем сами условия жизни в Легионе были изображены переводчиками, со слов начальства, как самая спокойная полицейская служба в Африке при окладе в 100 франков в месяц. Естественно, что люди, попавшие в положение – или спасти свою жизнь путем подписания контракта, или остаться в Одессе и погибнуть от казней большевиков, предпочли первое, учитывая и предлагавшиеся условия. Правда, нам могут возразить, что таких условий контракта не было. Мы просили французских офицеров, бывших в Одессе, подтвердить, что обезумевшие от грядущих ужасов большевизма со слезами на глазах просили спасти их от коммунистов. А вера в предлагаемые условия контракта была так велика, что даже сам переводчик по фамилии Блок на это соблазнился и, учитывая «спокойную полицейскую службу при хорошем окладе и дешевизне в Африке, сам подписал контракт и приехал в Сиди-Бель-Аббес, депо Легиона, со своей женой. Мы считаем своим долгом также отметить, что некоторым офицерам русской армии, как узнали потом, удалось эвакуироваться из Одессы при помощи французских офицеров без подписания контракта с Легионом. Другая часть офицеров из остатков Добровольческой армии последовала с французскими войсками в Румынию, причем несколько человек находились раненными во французских госпиталях[517]517
  поручики Вербов, Бардин и другие


[Закрыть] и были привезены в Аккерман из состава этих госпиталей. Перед этой группой создались новые ужасные условия – непосредственная опасность для жизни от руки большевиков заменялась угрозой умереть от голода в Румынии. Дело в том, что там они были заключены в концентрационный лагерь в Тульгу, где русские офицеры, ограбленные до нитки румынами, жили в бывших тифозных бараках, лишенные пищи, спали на полу без матрасов и одеял. Однако они были вознаграждаемы бывшими союзниками ударами и нагайками,[518]518
  случай с генералом Х. и штабс-капитаном Клюшко


[Закрыть] а случаи протеста кончались расстрелами. И эти, поставленные в крайнюю необходимость люди бросились искать защиты во французские штабы, и этой партии предложили записаться в Иностранный легион для того, чтобы, по словам французов, быть отправленными в армию генерала Деникина. В этом отношении мы позволяем себе привести следующие примеры. В числе искавших защиту находились бывший командир 39-го Сибирского стрелкового полка полковник Касанин и офицер Главного штаба Румынского фронта Попов-Вяземский. И тому, и другому предложили, чтобы получить защиту французских войск, подписать «формальности ради» – в этом заверили честным словом – контракт в Иностранный легион и затем, пользуясь званием французского солдата, отправиться в армию генерала Деникина. В самых актах контракта ими были указаны чины и должности по службе в русской армии, предписание о чем представлено ныне в Штаб Главного уполномоченного Вооруженными Силами Юга России, а также генералу Миллеру. Теперь и Касанин, и Попов-Вяземский служат как солдаты II класса в Африке, и их протест не дал результатов. Наконец, перейдем к 3-й группе подписавших контракты, записавшихся в Германии. «Дружески» интернированным в Германии офицерам армии полковника Вермонта и бывшим военнопленным офицерам русской армии было предложено через вербовщиков записаться в Иностранный легион. Измученным пленом людям была обещана спокойная гарнизонная служба в Африке и оклад в 100 франков в месяц.[519]519
  прапорщики Троин, Кривобок и другие


[Закрыть] Наконец, те же самые условия были предложены после эвакуации Крыма в 1919 г. генералом Деникиным русским офицерам из Константинополя и Волгарии.[520]520
  полковник Гаевский, бывший командир 65-го стрелкового полка


[Закрыть] В результате подобных действий несколько сотен русских офицеров и тысячи унтер-офицеров и солдат Добровольческой армии попали на службу в Иностранный легион. Лучшие сыны Родины, патриоты, смертные враги большевиков, были оторваны от России на 5 лет. Полковники, капитаны, поручики служат солдатами 2-го класса за 75 сантимов в день, совершая во время прохождения колонн 30–40 километров в день[521]521
  колонна идет 500–700 километров


[Закрыть] при температуре 65 градусов жары. Такие переходы совершаются с полной военной выкладкой до 36 килограмм, лишенные воды, среди песков Сахары, постоянно подвергаясь нападениям марокканцев, которые имеют милую привычку отрезать постепенно своим пленникам конечности. Свободные же от колонн легионеры живут на постах в Сахаре, исполняя все солдатские работы. И бывшие полковники, командиры полков, увешанные орденами за боевые заслуги, чистят картофель, моют посуду и убирают места общего пользования, например, как полковники Касанжи и Гаевский, причем первый имеет золотое оружие за храбрость и высшие иностранные ордена. Необходимо отметить, что вся служба проходит в исполнении требований особенно суровой дисциплины, предназначенной для условий жизни каторжан, которые составляют элемент номер 1 для кадров и пополнения полков Иностранного легиона. Случаи кулачной расправы и удары хлыстом здесь – обычное явление… Хорунжий Кульчицкий, герой боев под Одессой, снятый штыком в живот во время атаки, получил удары по лицу от сержанта Ван дер Берга, а су-лейтенант Д'Алигран применяет удары воловьим нервом. Так, легионер Кинисберг был ударен им 3 раза в строю за «выход в нечистой куртке», который в слезах и с криком от боли свалился на землю, при этом он был еще раз им ударен. Поэтому так понятен тот ужас, которым веет от всех писем этих несчастных, так понятны те случаи самоубийства. Люди, обезумевшие от таких условий жизни вдали от Родины, сводят с ней счеты. Они делают это разными способами. Выбрасываются с 4-го этажа казармы на панель, например, в Сиди-Бель-Аббесе, применяют и другие способы, например, в Коломб-Бежаре. В то же время другие, чтобы сохранить бодрость духа и не опуститься до уровня всех остальных легионеров, выливают выдаваемое им вино на землю. Спрашивается, что же толкнуло этих людей закабалиться на 5 лет в общество бывших каторжан, отбывающих свое наказание службой в Иностранном легионе? Материальные условия при плате 25 в мирных и 75 сантимов в день боевых – самые ужасные, при этом люди всегда пребывают в боевой обстановке и боях. В принципе, они так же, как и в России, жертвуют своей жизнью. И тем не менее, что же заставило полковников, капитанов, поручиков и прочих променять свои галуны на мундир солдат 2-го класса Иностранного легиона при возможности, оставаясь в России, занимать командные должности и исполнять собой патриотический долг, спасая Россию от большевиков? Ответ один: положение крайней необходимости, чтобы спасти свою жизнь от большевиков в Одессе, от румын в Аккермане и Бендерах, от немцев в Германии для записи в их армию, от голода для записавшихся в легионеры в Болгарии. Ценой пятилетней службы в Марокко и Тонкине, где люди мрут от лихорадки и солнечных ударов, куплена возможность на время избавиться от смерти. Именно на время, т. к. сражения в Марокко дают массу убитых и раненых. Вовлеченные в обман и обманным путем записанные в Легион под предлогом отправки в Добровольческую армию или для несения спокойной гарнизонной службы в Африке, эти несчастные просят полтора года обратить на их службу внимание, а потому и понятно, как ожидают они ответа на представление Лиги защиты прав человека. Считаю своим долгом указать, что год тому назад русские легионеры были запрошены: не пожелают ли они отправиться в армию генерала Деникина? Всеми русскими было изъявлено такое желание единогласно, но до сего времени результаты опроса не выявились ни в какую форму. Поднятый вопрос в связи с признанием генерала Врангеля французами вместо генерала Деникина приобретает особое значение. Мы полагаем, что офицеры и солдаты Добровольческой армии, находящиеся ныне на службе в Иностранном легионе, должны быть, согласно их желанию, отправлены на фронт против большевиков, и этим актом Франция признает генерала Врангеля также на деле, как и на словах, дав ему несколько тысяч русских офицеров и солдат. Франция тем самым восстановит поруганную справедливость по отношению к союзным ей офицерам и солдатам Добровольческой армии. Для чести Франции необходимо аннулировать контракты в Легион русских, как контракты, заключенные при исключительных условиях. Необходимо услыхать голос Лиги защиты прав человека и гражданина. Надо его услыхать. Чтобы дать возможность русским исполнить свой долг перед Родиной и освободить ее от общего врага – большевиков. Это необходимо для Франции и России сегодняшнего и завтрашнего дня». Сообщения о смерти: «Токарев Степан Афанасьевич, казак станицы Екатерининской, отбывший службу в Иностранном легионе, покончил самоубийством в городе Сан-Клю». Отрывки из дневника А.А. Воеводина составлены на основе писем русских легионеров, в том числе и тех, чьи послания не отложились в архивных фондах. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф. 5934. Оп. 1. Д. 38. Лл. 23–27. «…Укрепленный пост в горах. Большое четырехугольное каменное здание с узкими многочисленными амбразурами. Часто бывают нападения воинствующих арабов. В эскадроне – большая часть русских. Есть казаки, способно несущие службу, ушедшие целиком в этот неспокойный обиход жизни, чистящие сбрую и лошадей. Есть люди всех цветов и почти всех европейских национальностей. Часть русских попала сюда из Константинополя, где и записалась в Легион, с одной стороны, толкнутая на этот шаг сведенными на нет пайками[522]522
  чуть ли не 1 килограмм на 8 человек


[Закрыть] и т. д., с другой – увлеченная рассказами о жалованье в 150 франков, предоставлении соответствующих должностей и т. д.[523]523
  случай с офицером-авиатором, которому обещали службу в авиации, именно на воздушной линии Марсель-Африка, оказавшимся простым легионером


[Закрыть]… У поста – небольшой арабский городок, а дальше – линия безлюдных гор и юго-западнее города – Сахара. В арабском местечке остановился большой караван верблюдов. Двое русских – казак Анохин, бывший вахмистр, поручик Бурлаков и один турок по имени Мустафа входят в сношения с местным арабским старейшиной, выдавая себя за турок, и тот помогает им бежать. Запасшись арабской одеждой, едой и водой, они ночью берут двух верблюдов и бегут. Никто и не предполагает, что они пошли через пустыню. Они благополучно проходят большую часть пути, минуют оазис, арабский городок Озерга, почти целиком состоящего из палаток, и уже находятся километрах в 40–60 от Триполитании,[524]524
  Ливии


[Закрыть] когда застревают в болотистой местности полувысохшего соленого озера. Они, промучившись здесь два дня, возвращаются в Озерга, чтобы возобновить запасы еды и воды, и направляются другой дорогой в обход озера. Там их задерживают арабы и передают французам. Местное начальство допрашивает их. Французы пытаются узнать: не являются ли задержанные легионерами-беглецами. Те отрицают это и выдают себя за простых турок. Пока начальство наводило о них по телеграфу справки, задержанных запирают в грязное помещение со свиньями и курами, куда арабы приносят им огня, помогая ночью бежать, и отказываются брать с них за это деньги. В приморском городе они ночью крадут лодку и, подняв на ней парус, выходят в море. На второй день их пути по морю к вечеру поднимается сильный шторм, лодку разбивает волнами, и утро нового дня они встречают в воде, цепляясь за ее обломки, проведя 18 часов в таком состоянии. У беглецов, смертельно истомленных, уходят последние силы, все пространство заволакивает туман. Один русский отрывается от лодки и гибнет под водой, а двух других подбирают рыбаки. Также Воеводин приводит рассказ о поимке двух арабов, бывших легионеров, которые во время сражения с восставшими арабами переходят на их сторону, дерутся против французских войск, долгое время занимаясь грабежами. По его данным, местный гарнизон Легиона внезапно подняли по тревоге, раздали всем солдатам по 88 патронов на человека и направили в пустыню. Проехав 65 верст, эскадрон встретил 2 машины, в которых ехали так называемые «царские палачи», специально назначенные люди для публичной казни пойманных. На другой машине везлись приспособления, взятые ими для казни, а также сыщики и жандармы. В арабском городе, утром, при большом стечении народа, произошла казнь бывших легионеров, которая была в присутствии всего гарнизона города – батальона пехоты и эскадрона конницы, оцепивших городскую площадь. Каждого из осужденных привязали к вбитым в землю кольям, завязали платком глаза, офицер зачитал их преступления. Затрубили трубачи, и командир опустил шашку, что означало начало казни. В это время один из арабов держал поднятую вверх руку с вытянутым указательным пальцем и молился. Из приехавших в город машин была выгружена и установлена гильотина с черным и-образным ножом в форме угла, весом в 120 килограмм. Палачи, французы из Парижа, в высоких черных цилиндрах и черном платье, вывели первого из бывших легионеров-арабов, связанного и обнаженного по пояс, с подбитым затылком, и положили на плаху. Палач нажал кнопку, и голова скатилась в корзину, а тело его сбросили в ящик. Вывели другого, тоже опутанного веревкой, и он едва двигал ногами. Он был бледен, как смерть, и о чем-то просил. После казни трупы бывших легионеров-арабов отдали местному старейшине, но их головы палачи увезли с собой. Однако приговора перед казнью не читали и за что были казнены эти люди, не объявили. Вскоре после этого в городе прилегающих к нему пустынных районах распространились слухи, что вскоре эскадрон Легиона взбунтуется, ограбит жителей, перебьет офицеров и уйдет из города. Французские офицеры настолько встревожились из-за этого сообщения, что заперлись в крепости, а жители – частью разбежались, частью – заперлись в домах. Однако все это оказалось провокацией. Выдержка из дневника казака-легионера С.К. взята из журнала «Казачьи думы» 1923, № 8. С. 38: «…Узнал, что нас, казаков, в Легионе, в Сирии, не менее 150 человек. Большинство – на Евфрате, у границ с Турцией… Вот мы уже два с половиной года на службе, и впереди еще долгих два с половиной года, и все живут надеждой как-нибудь вернуться на Родину и принести ей посильную помощь… Припомнилась картина, которую мне пришлось наблюдать еще в 1921 году в конце апреля. Вот она: Ночь… На пустынном холме Ливана мелькают огни костров отдельной роты Иностранного легиона, расположившейся на отдыхе после утомительного перехода под палящими лучами солнца. Уставшие легионеры отдыхают в палатках, неясные очертания которых еле уловимы при слабом свете догорающих костров… Кругом царит безмолвие. Ветер тихо шелестит по траве, распространяющей одуряющие ароматы… Тоскливо… Вдруг мертвящую тишину душной ночи прорезал молодой энергичный голос, произнесший на чистейшем русском языке: «А не спеть ли нам, братцы?.. Что-то грустно стало на душе…» Послышались одобрительные восклицания из темноты. «Собирайся, ребята!» У одного из костров собралась группа – около тридцати человек, все – молодые казаки. Весело трещал костер от подброшенного в него хвороста; тишина нарушена – заколдованный лагерь ожил… Маленькая пауза… и вот над далеким пустынным холмом полилась казачья песня… «Поехал казак на чужбину далеко, на добром коне он своем вороном…» – пел молодой голос, страстно затихая на последних словах… Плавающим аккордом вступил хор других голосов, на фоне которых зазвенел высокий подголосок. Беспредельная тоска рвалась из молодых сердец… Песня лилась, то стихая, то усиливаясь. «Пускай на кургане соловушко свищет и грустную песенку всем пропоет, как жил-был казак на чужбине далекой и помнил про Дон свой в чужедальней стороне…» На этих словах кончилась песня… Все притихли-призадумались… Свет костра трепетал, мигая, освещая безусые лица. Каждый думал о прекрасном былом. Пригрезились внезапно далекие и привольные степи Батюшки-Дона и милые лица… «Всем спать!» – нарушил молчание начальнический голос. Грустно, под наплывом воспоминаний, разошлись легионеры по своим палаткам. И снятся осиротевшему казаку родная степь ковыльная, далекие станицы да хутора… Спи, казак!.. И да будет сон твой вещим! Верь, что когда-нибудь ты пробудишься и прекрасный сон твой станет явью. Тихо кругом, и только где-то далеко раздается протяжный, ноющий вой шакалов, нагоняющий тоску и скуку. Июль 1923 г.». Отрывок из письма легионера-казака из раздела «На чужбине» журнала «Казачий путь» № 77 от 1928 г., с. 19: «…товарищеское чувство развито до величайшей степени. Все это, собранное вместе, дает незаменимый боевой элемент. Живем в хороших казармах, имеем хорошие постельные принадлежности. Хорошо одеты, прилично едим – все это в гарнизоне, в боевой обстановке страдает все, за исключением пищи, которая улучшается вдвое. Великолепно вооружены. Кроме этого, солдат получает каждые пятнадцать дней жалованье: в гарнизоне Алжира – от 18 до 25 франков, в Марокко – от 30 до 50 франков. Сержант получает каждый месяц: в Алжире – 350 франков, в Марокко и Сирии – 650 франков. Сержант-мажор:[525]525
  старший сержант


[Закрыть] в Алжире – 400 франков, в Марокко и Сирии – 750 франков. После пяти лет службы жалованье от солдата до сержанта-мажора увеличивается наполовину. День получки – праздник полка. Назначают особые наряды для подбирания пьяных и раненых и для «порядка». Все «мирные жители» закрываются, и никто не выходит наружу, зная, что такое праздник полка. От легионера можно всего ожидать, и лучше ему на глаза не показываться. Никакой службы в эти дни нет. Через 2 дня – деньги пропиты. Легионер становится приличным солдатом, и жизнь Легиона течет тихо и спокойно в мирной, конечно, обстановке, до следующей получки жалованья. Вот та обстановка и те люди, с которыми мне пришлось прожить 5 лет… Г.К.». Для выявления положения русских во Французском иностранном легионе интересно ознакомиться с письмом атамана Донского казачьего войска А. П. Богаевского одному из видных представителей белоэмиграции в Сербии. Хранится этот документ в ГА РФ. Ф.6461. Оп.1. Д.10. Л.15. «1 июня 1927 г. № 322 Глубокоуважаемый Владимир Иосифович! Два дня тому назад послал Вам письмо и пишу снова – уже с окончательным своим решением – устроить своего сына в сербскую армию. Дело в том, что мне стало известно распоряжение французского военного министерства – выпустить иностранцев из Сен-Сира в Иностранный легион сержантами на 1 год, после чего они должны снова держать какой-то экзамен, и только тогда их могут произвести в офицеры… Никто не может сказать, чем вызвано столь обидное для русских решение. Дело в том, что другие иностранцы идут во французскую армию, а не в Легион. В училище – полная паника, и, вероятно, русские больше туда поступать не будут или же будут вынуждены принимать французское подданство. Поэтому теперь окончательно я решил устраивать сына в сербскую армию и очень прошу Вас похлопотать относительно кавалерии… На этих днях ко мне обратился господин Макеев, отец товарища моего сына, с просьбой дать ему Ваш адрес. Он хотел обратиться к Вам с такой же просьбой, как и я. Всего доброго. Искренне уважающий Вас, А. Богаевский».