Текст книги "Блондинки не сдаются (СИ)"

Автор книги: Сергей Арбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Мы одни в квартире. Если бы я захотел, давно бы воспользовался ситуацией. – открыв балкон, я стряхнул с них пыль и развернул перед Машей. – Умерь свою эротическую фантазию. Копеечные картины сама будешь продавать, а я хочу вернуть полмиллиона, поэтому делаем то, что я скажу, и больше никаких споров.

– Я не смогу рисовать сама себя, – возмутилась она. – Ты просто дилетант и ничего не смыслишь в теме.

– Твое тело – такой же объект, как и тот бред, что я повесил над кроватью. У тебя там то ли медведь спит в берлоге, то ли чудо-юдо из сказки “Аленький цветочек”. А здесь все просто. Конкретная девушка. Очень красивая. Обмотайся тряпками, сделаем фото, ты рисуешь себя, я продаю 5 копий. И мы прощаемся навсегда. Решайся или вали домой и сама ищи деньги.

Она стояла, прижимая руки, к груди и растерянно смотрела на тряпки. На минуту мне стало ее жаль.

– То есть я буду не совсем голая, – Маша кончиками пальцев ухватила ткань и стала ее разглядывать. – Так это же куски материи, как я в них завернусь, не понимаю?

– Закреплю их булавками, – я был невозмутим. – Все будет максимально благочестиво и в то же время… – я замялся, подыскивая слово.

– Развратно, – закончила она за меня, отступая подальше. – Мне не нравится эта затея.

– Хорошо, тогда прощай, – я не стал спорить и понес ткань обратно в шкаф. – Вызывай такси.

– Отвернись тогда и подай мне эти носовые платки с булавками, – дрожащим от обиды голосом остановила меня Маша. – Шантажист чертов! Садист!

– Другой компот, – одобрительно мотнул я головой и всучил ей ткань. – Пойду на кухню. Зови, когда будешь готова. Займемся с тобой любовью, -

Она с ненавистью уставилась на меня. – Работой я хотел сказать, – скрывая улыбку, я вышел из комнаты.

Дождавшись, когда Андрей выйдет, я подошла к двери и закрыла ее на замок. Подергала ручку, убедившись, что открыть ее невозможно. Потом сняла платье и попыталась соорудить из ткани что-то, похожее на греческую тогу. Площадь кусков была небольшой, промучившись минут 15, я плюнула и приблизилась к зеркалу. То, что в нем увидела, категорически мне не понравилось. Испуганное и уставшее лицо, ноги едва прикрыты, вернее они совсем не прикрыты. Грудь выпирала, как я ни пыталась запихнуть ее в ткань, закрепив булавками по углам. При малейшем резком движении шаткая конструкция разваливалась, делая меня почти голой. Я чувствовала себя беззащитной и растерянной.

Открыла дверь и, высунув голову, окликнула своего мучителя.

– Не получается, ткань сползает, нужны более длинные и широкие куски.

– Чтобы ты стала похожа на монашку? Они не котируются, – он вышел из кухни и остановился в проеме, жуя яблоко. – Покажись, оценю, что получилось.

– Не могу, – мотнула я головой. – Давай я завтра зайду в магазин, чтобы купить подходящий размер?

– Завтра я буду занят и потом всю неделю тоже, – спокойно сказал Андрей, бросая на меня насмешливый взгляд. – Выгляни на секунду, подходить не буду.

Потоптавшись у двери, я нерешительно приоткрыла ее и вылезла, продемонстрировав половину себя.

– Покрутись, – предложил он, улыбаясь.

– Сам крутись, – отказалась я, – Сваливается все.

– Венера, жаждущая любви, – он не скрывал смеха. – Макияж надо подправить, сейчас ты похожа на бедную крестьянскую девушку.

– Погоди тогда, – сказала я. – Не заходи пока. – Я вернулась в фотостудию, нашла в сумочке косметичку и стала приводить себя в порядок.

– Давай помогу, – он так тихо и внезапно подошел ко мне, что заставил вздрогнуть от страха.

– Напугал! – я прижала руки к груди. – Просила же подождать! Не готово еще!!

– Чего боишься? – он не слушал меня, выхватил сумку без разрешения и вытряхнул оттуда расческу и невидимки. – Не отвлекайся, наводи марафет.

Я настороженно следила за его движениями, пытаясь напудрить лицо и подвести ресницы.

Не обращая внимания на мое смущение, Андрей присел сзади и стал расчесывать волосы, ловко орудуя расческой и невидимками. Его пальцы касались головы и вызывали желание закрыть глаза и погрузиться в сон. Они порхали словно бабочки, каждое прикосновение накрывало сознание теплой волной.

– Лак нужен, – закончил он. – Задремала? – заметил Андрей, увидев мое разомлевшее лицо.

– Немного. В сон клонит, когда кто-то касается волос. Где ты научился парикмахерскому искусству? – я поправила спадающий на висок локон.

– Не учился, практика, – подмигнул он. – У меня есть воск для волос, попробуем им зафиксировать.

– Все у тебя есть, – пробурчала я. – Побыстрее, сидеть в этих лохмотьях неудобно.

Андрей вернулся в комнату и стал втирать в кончики волос воск. Запах был резким.

– Дихлофос, – поморщилась я.

– Капризуля, – он закрыл крышку, отложив баночку в сторону. – Подойди к зеркалу, посмотри на себя.

С трудом удерживая импровизированное одеяние, я засеменила к раздвижному шкафу с огромными зеркалами.

На меня смотрела чужая женщина. Это была не я, а какая-то куртизанка из фильма. От стыда щеки стали пунцовыми, губы распухли, потому что я кусала их, пытаясь скрыть неловкость.

– За ночь с тобой я бы простил весь долг, – прошептал он, касаясь теплыми губами уха. – Ты восхитительна.

– Не хочу, – деревянным голосом произнесла я, отодвигая от него и от желания, которое вспыхнуло, расползаясь по всему телу. Змей-искуситель. – Ты обещал, что будешь помогать с продажей картин.

– Слишком я добрый, – почесал он голову, жадно разглядывая меня с головы до ног. – Жалею уже.

– Ты мне не нравишься, – голос мой дрогнул. – Включай свой фотоаппарат, я устала.

Андрей рассмеялся и принялся настраивать технику, регулируя штатив.

– Становись у черного холста, – приказал он. – Я фотографировал только камни. Ты – первый живой объект.

Я подошла к стене, обтянутой черным полотном.

– Как мне встать? – обратилась к нему с вопросом, обнимая себя руками.

– Сейчас покажу, – он оставил фотоаппарат и подошел так близко, что я увидела его карие глаза, опушенные длинными ресницами. Негодяй был симпатичным. Только лицо хитрое и наглое, как будто ему должен весь мир. Я почти всхлипнула, когда он стал поправлять ткань и убрал мои скрещенные руки.

– Чувствую себя манекеном, – голос не слушался и застревал где-то в груди.

– У меня нет опыта, потерпи немного, – Андрей как будто специально мучительно долго стоял рядом, что-то поправляя: волосы, ткань на плече, поворачивал меня туда сюда, убрал лишнюю помаду с уголков губ.

Он шумно втянул воздух и внезапно выдал:

– Черт возьми, еще пять минут, и мне нужна будет реанимация. Какая же ты красивая!

– Не для тебя цвету, – попыталась я пошутить.

– Понял, не дурак – он криво усмехнулся и наконец-то отошел от меня.

Я перевела дух.

Сделав несколько снимков, Андрей приблизился к лампам и стал менять их расположение. Что-то ему не нравилось, выражение лица было напряженным и раздраженным.

– Не получается? – попыталась я выяснить, что происходит.

– Все хорошо, – Андрей махнул рукой и углубился в настройки фотоаппарата. – Недолго осталось.

Стоять неподвижно, словно цапля, было неудобно и скучно. Я принялась рассматривать полки с камнями. Комната была почти лишена мебели. Компьютерный стол, стул, шкаф с ящиками, набитыми самоцветами. На противоположной стороне – огромный раздвижной великан с зеркальными дверями.

– Ерунда получается, – сердито сказал Андрей, оставив в конце-концов свою технику в покое. – Ты – не камень, темный фон не подходит.

– Предлагаю потом попробовать, – шагнула я к своему платью. – На следующей неделе, например.

Он поймал меня за руку и потащил в другую комнату, не спрашивая.

– У меня появилась идея, – бросил на ходу.

– Не беги так, мне сложно двигаться, – воскликнула я в отчаянии. Пытка продолжалась.

Андрей затащил меня в спальню и указал на кровать.

– Ложись сюда, чтобы над головой висела эта штука, – он ткнул пальцем в стену, на которой красовалась моя картина. – Лежа получится интереснее.

Я вспомнила сказку и, отпихнув его, процитировала:

– Ой, бабушка, а что это у тебя такие большие руки?

– Чтоб легче обнять тебя.

– Ох, бабушка, какой у тебя, однако, большой рот!

– Это чтоб легче было проглотить тебя, Красная Шапочка!

Я показала ему язык, скорчив рожицу.

– Твои примитивные намерения очевидны. И вся эта затея изначально казалась подозрительной уловкой, лишенной смысла. Я лягу, а потом ты скажешь, снимай все, ну и так далее. Ни за что!

Маша с видом полицейского, разоблачившего матерого преступника, посмотрела на меня. В этот момент она была трогательной и невыносимо соблазнительной. Усилием воли я подавил желание повалить ее на кровать и сорвать тряпки, в которые сам же замотал сокровище. Идиот.

– Следуя твоей логике, я уложу, чтобы воспользоваться, только как укладывание в горизонтали приведет к результату, пока не понял? – задал я вопрос.

– Не знаю, но ты хитрый, я тебе не доверяю, – воскликнула художница, надвигаясь на меня с сжатыми кулачками.

– Мне не всегда приходилось заниматься торговлей, – я невольно отступил от нее, невыносимое желание стучало в висках с такой силой, будто я лет десять не снимал рясу монаха. – После окончания университета я успел поработать в судебной экспертизе, где наизусть выучил уголовный кодекс, особенно ту его часть, которая касалась принуждения к любви. Если хочешь, процитирую.

– Врешь как сивый мерин, – недоверчиво протянула она, разглядывая меня с дотошным видом. – Мастер вранья, шантажа и давления – вот ты кто. Со мной эти игры не пройдут. Я хоть и девочка, но не дура!

– В текущей редакции важный его пункт звучит так, – не обращая внимания на ее уколы, я продолжил:

– Статья 131 УК РФ: изнасилование с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей, наказывается лишением свободы на срок от трех до шести лет. Ты пришла сюда, предупредив подругу, родители меня знают, стены в квартире бумажные, я не пил и не нахожусь под действием наркотических средств. А главное – я тебе не нравлюсь. Как думаешь, буду ли я рисковать в подобной ситуации? Зачем и для чего? Предлагаю оставить эмоции и включить здравый смысл. Раз я сказал, что фотография не получилась, значит она не получилась. Доверься мне, – я не стал убеждаться, подействовали или нет мои доводы, и спокойно направился за фотоаппаратом.

Вернувшись, обнаружил ее сидящей на краешке кровати.

– Молодец, – похвалил я, устанавливая штатив. – Последняя попытка сваять шедевр, и мы укладываемся спать, раздельно, – подчеркнул я. – Здесь три комнаты, выбирай любую, двери запираются на замки. Договорились?

– Ладно, – у нее не было сил спорить, лицо был пасмурным. – Только один снимок. Как мне сесть?

– Минуту, лампы притащу.

Я принес оборудование из фотостудии, бросил на тумбочку ее платье и положил рядом сумку.

– Уступаю на ночь комнату тебе. В шкафу найдешь полотенце и халат. Если устала, выключай свет и ложись спать. Душ примешь утром. Мне на работу к 9. До университета могу подкинуть.

– Спасибо, – Маша смутилась и обняла себя руками. – Я боюсь тебя. Сама не знаю, почему.

– Это нормально, я не обиделся, – покривил я душой. – Ты должна сесть в центре кровати и обернуться ко мне.

Она последовала моей инструкции и села, вытянув ноги к подушке.

– Лучше спрятать конечности, – предложил я, рассматривая ее в объектив. – Как-то ты их странно уложила.

– Я не модель, – выдавила она виновато.

– А я не сутенер и не шантажист, – поддел я Машу, – а пострадавшая сторона. Не сделал ничего плохого, купил картину за бешеные деньги, позвал на свидание и за все это получил поток обвинений, повреждений имущества, синяк и угрозу быть закопанным в лесу.

– Ты меркантильный, – рассмеялась Маша. – Не нравишься, потому что не романтик. И все делаешь так, словно стоишь на рынке и покупаешь нужные эмоции. Чувства не продаются, – каждое ее слово врезалось в сердце кинжалом.

Я перестал настраивать фотоаппарат и сжал губы, пытаясь не взорваться.

– Понятно, – сказал я. – Не шевелись, снимаю.

Молча собрав шнуры в моток, вынес аппаратуру и закрыл дверь, не взглянув на нее. Сон пропал.

Рассыпал камни, отсортировав их по размерам и замер, блуждая взглядом по монитору компьютера. Не романтик, значит. Я крутил в руках камень, а в голове стучали ее слова. Надо трудиться, чтобы отвлечься, подумал я, раскладывая минералы по пакетам на столе.

– Не спиться почему-то, – вошла Маша через час, начав прохаживаться рядом. – Я все-таки помылась, – она запнулась и увидев, что я продолжаю работать, не обращая на нее внимания, добавила:

– Прости… за все, что я наговорила и наломала. Как-то так получилось неудачно и нелепо. В общем, не хотела тебя обидеть. Спасибо за помощь, которую ты предложил.

– Иди спать, – я нажимал на пульт, меняя в кадре минералы и быстро просматривая получившиеся снимки на компьютере.

– Если хочешь, я помогу тебе, – решила проявить она инициативу.

– Спать, – отрезал я. – Сам справлюсь.

– Вредина, – обиженно процедила Маша и убежала, хлопнув дверью.

Совсем еще ребенок. Руки почему-то тряслись, а сердце бухало как колокол в дни церковных праздников: гулко, звонко и сильно. Что за ерунда такая, черт возьми! Я не понимал, каким словом обозвать эмоции, которые испытывал. Это была смесь желания, ущемленного мужского достоинства и грусти. Бросив фотографировать, залил ее фотографию и уставился в глаза, казавшиеся бездонным космосом, в который меня затягивало. Сопливая девчонка, а учит жизни. Романтику ей подавай после раздолбанного телевизора и машины.

Изгиб спины и осиная талия были совершенными. Тонкие черты лица делали Машу похожей на русскую княгиню: гордый разлет бровей, глаза, бурлящие безрассудством, смелостью и детством, и чувственные губы с великолепной пышной грудью. Не знаю, сколько я сидел, погруженный в свои мысли и непонятные желания. Махнув на работу рукой, упал, не раздеваясь, на диван и провалился в сон. Будильник забыл поставить.

Утром меня разбудили какие-то звуки за стеной. Я попытался разлепить глаза. прогоняя остатки сна. Сделать это было непросто. Зевнул и взглянул на циферблат часов. Вот черт! 12 дня! Проспал! Я резво вскочил и помчался в ванную, на ходу снимая рубашку.

Когда открыл дверь, Маша стояла без одежды под душем и ловила губами капли воды. Увидев мое изумленное лицо, она вскрикнула.

Я попятился назад, чертыхаясь, и демонстративно хлопнул дверью.

– Закрываться нужно, дурочка! – крикнул я. – Поторапливайся!

– Я не выйду, пока ты не уйдешь! Негодяй! – ругалась она внутри, забыв про свое раскаяние и извинения. – Ты специально!

Я понял, что терпение иссякло, и забыв про здравый смысл и осторожность, рванул обратно. Ну погоди, редиска!

Я торопливо выскочила из ванной, проклиная себя за безалаберность. Он так крепко спал, что я расслабилась и совсем забыла, с кем нахожусь.

– Не выйду, пока ты не уйдешь! Негодяй! – громко прокричала я, чтобы он услышал, а сама быстро схватила халат, но одеться не успела.

Он влетел с таким выражением лица, что колени мои подогнулись от страха. Схватив пластиковый ковшик, лежавший на ободке раковины, принялась отбиваться им, размахивая словно шпагой, и закричала изо всех сил.

– Не подходи, извращенец! – отступив к стене, я лихорадочно натягивала халат на плечи.

Андрей перехватил ковш и с силой вырвал его из рук, отбросив в сторону. Потом отнял у меня одежду и прижал стене как цыпленка.

– Я пытался быть вежливым, понимающим и гостеприимным! Ты истеричка, которой надо лечить голову! Недотрога! Дура! – он никак не мог успокоиться, придумывая мне диагнозы один обиднее другого. – Закомплексованная моралистка! Стой теперь в чем мать родила, пока я буду мыться.

Потом с остервенением стал стаскивать с себя одежду, бросая ее на кафельный пол. Ужас парализовал меня. Я закрыла глаза и отвернулась.

– Куда, – Андрей бесцеремонно схватил меня на подбородок и развел руки. – Смотри на меня!

– Не буду, – упрямилась я, стараясь не заплакать, и уткнулась в стену головой.

– Напрасно, вдруг понравится, – не унимался он, снимая брюки.

– Я подам на тебя в суд! – пригрозила я. – Напишу заявление в полицию! Тебя посадят!

– Испугала, – Андрей хлопнул по руке, чтобы я наконец-то открыла глаза. – Тебе не поверят, потому что у меня есть расписка. Это будет выглядеть сознательным поклепом ради неуплаты долга.

– Негодяй ты, – прошептала я, не в силах отвести взгляд от его тела. Стыд, смущение, страх и любопытство перемешались в вихрь, который мешал мне думать.

Он, ничуть не стесняясь ситуации, медленно выдавил на щетку зубную пасту и стал чистить зубы, потом, растягивая каждое свое движение, не спеша побрился.

– Ну как? – повернулся Андрей ко мне. – Готова?

– К чему? – прохрипела я, обнимая себя руками и трясясь как заяц.

– Оставить меня одного, чтобы я мог спокойно и без истерик помыться? Или у тебя созрели другие предложения? – он ухмыльнулся.

Не слушая его, я выскочила из ванной и пулей ринулась в комнату, где валялось платье и сумка. Быстро напялила одежду и выбежала из квартиры. Больше я сюда ни ногой! Никогда и ни за что!

Вернувшись домой, переоделась и взглянув на часы, поняла, что нет смысла идти на занятия. Поэтому пообедав, решила направиться в художественную мастерскую. Я наведывалась туда через день – или рисовала, или училась в группе.

Студией живописи руководил грузный и немного хмурый Иван Петрович Власов, потомственный художник. Его вера в мои способности поддерживала все два года, пока я пыталась усидеть на двух стульях: училась в университете, чтобы получить образование, которым никогда в жизни не воспользуюсь, и бегала в студию. Я хотела связать свою жизнь с искусством. Уроки были платными, все расходные материалы – кисти, холсты, краски – тоже. Поэтому умудрялась подрабатывать то в фастфудах, то в кафе, то разносчицей пиццы, но нигде долго не задерживалась. Получив необходимую для себя сумму, я увольнялась и какое-то время могла спокойно рисовать.

В университете меня спасала отличная механическая память, и к сессиям я походила с зачеткой с автоматами по многим предметам.

Ивану Петровичу удалось уговорить меня попробовать свои силы на выставках. Хотя те бледные картины были обычными студенческими этюдами, а не полноценными, законченными работами.

В студии царила была особая атмосфера – тишины и наполненности одновременно. Сюда в основном приходили любители с задатками к рисованию, но руководитель мастерской взял надо мной шефство и даже позволил занять угол, где я, высунув язык, творила свои полотна. Как же это было здорово!

Забыв обо всем на свете, я погрузилась в процесс, пока меня не отвлекло треньканье смартфона. Взглянув на экран, нахмурилась. Андрей прислал сообщение и приложил фотографию, которую сделал ночью на кровати. Увидев себя в идиотских лохмотьях, я сжала кулаки и несколько раз выдохнула. Надо взять себя в руки, сказала я, еще раз взглянув на уродливый снимок.

“Закончишь, свистни.” – написал он.

Рабовладелец и феодал, подумала я с отвращением. Озабоченный негодяй, вот он кто!

– Ты отвлеклась, – вывел меня из задумчивости трубный голос преподавателя. Я вздрогнула и спрятала телефон в сумочку.

Когда занятие закончилось, и студию покинул последний ученик, я не спешила уходить.

– Иван Петрович, – замялась я, мусоля в руках смартфон., – мне нужно с вами посоветоваться.

– Весь внимание, – он поднял свои добрые глаза и мягко улыбнулся. – Ты умница, Машенька. Приходила бы каждый день, толку было бы больше.

– Родители хотят, чтобы я закончила вуз, – стала я оправдываться – Учиться осталось один год, не люблю бросать начатое.

– Что ты хотела обсудить со мной? – он погладил свои пышные смоляные усы и благосклонно взглянул на мои руки, измазанные краской. – Если поработать хочешь, оставлю ключ, я тебе доверяю.

– Хочу, – кивнула я. – Поступил персональный заказ, портрет маслом по фотографии, – краснея, я протянула ему телефон со снимком.

– Интересная девушка, – заметил Иван Петрович, не узнав меня. – Модель? Кто фотографировал? Неплохо тени передал, и в целом композиция интригующая.

– Пошловато немного, – прохрипела я, стараясь скрыть смущение, слава богу, он не понял, что это я, почти полуголая, демонстрирую себя миру.

– Не согласен. Ты вспомни работы Пино Даени. Я был сделал ее в жанре романтического импрессионизма.

– Вы поможете мне? – почти умоляющим голосом спросила я. – Заказчик обещал хорошо заплатить.

– Ну если обещал, конечно помогу. Это его фотография? – спросил Иван Петрович, добродушно улыбаясь.

– Да, он фотограф, – пробормотала я, вспоминая события прошлой ночи. Румянец покрыл мои щеки. – У него есть деньги, а мне сейчас они очень нужны. Поэтому я не стала отказываться от работы, вы понимаете?

– Располагайся в студии и работай, сколько захочешь. Если понадобится помощь, готов всемерно поддержать твои коммерческие проекты, – он подмигнул мне. – В живописи материальный аспект тоже имеет место быть.

Придется разориться на холст и хорошие краски, – закончил он.

Когда преподаватель распрощался и ушел из студии, я начала мучительно грызть ногти, размышляя. В конце концов, это его идея, пусть сам и отдувается. Я набрала его номер.

– Мне нужны материалы, – отчеканила я таким тоном, чтобы он понял, что спорить нет смысла. – За картину, которую я тебе продала в музее.

– Наглость – второе счастье, – Андрей не скрывая радости, усмехнулся. – по-моему, ты бросила их на пол и заявила, что я ими должен подавиться.

– Ты меня вывел из себя, – спокойно пояснила я ему, как маленькому ребенку. – Для новой картины нужен холст, масляные краски, набор кисточек и не один. Если я устроюсь на работу, заказ придется отодвинуть минимум на месяц.

– Это ты мне должна, редиска, не забыла? – продолжал он издеваться.

– Ладно, пойду в чебуречной зарабатывать деньги, – слукавила я, затаив дыхание. – Месяц придется батрачить.

– Долго ждать, – протянул Андрей. – Я уже по тебе соскучился. И сколько получает официантка в чебуречной? – поинтересовался он.

– Пятнадцать тысяч, – буркнула я. – Там я работаю по плавающему графику, потому что еще нужно учиться и успевать заниматься в студии.

– Предлагаю поплавать по графику на моей кухне, я люблю чебуреки, – рассмеялся Андрей. – 15 тысяч вперед и столько же за мазню, висящую над моей кроватью. Что скажешь?

Я слышал, как она шмыгает носом в трубку телефона и переваривает предложение, стараясь не грубить и сдерживаться.

– То есть это у меня такая зарплата будет за месяц работы кухаркой? – в конце-концов резюмировала Маша предложение. – Ты мог бы нанять профессиональную повариху или домработницу, зачем я тебе? – недоумевающим голосом протянула она.

– Пробовал, – усмехнулся я. – Мне нужна красивая женщина, кроме умения держать поварешку обладающая разносторонними талантами.

– И какими же такими талантами обладаю я? – удивилась Маша, громко вздохнув.

– Рисуешь, позируешь, рвешься помогать в работе, умеешь готовить и еще ты мне нравишься, – искренне закончил я.

– Твое “нравишься”, прохвост, означает, что ты будешь приставать ко мне, – ехидно заметила она. – Пойду печь чебуреки в кафе.

– Обещаю держать себя в руках, – поспешил я заверить. – Могу дать расписку, что не воспользуюсь своим положением и не буду тебя донимать. Честно.

– Запишешь на бумажке клятву? – важно предложила она. – Что не будешь меня лапать, раздевать, обнимать, целовать и… – она задумалась, – шантажировать долгом!

– Клянусь своим здоровьем! – воскликнул я. – Если нарушу его, пусть меня поразит египетская язва.

– На что ты намекаешь? – с подозрением спросила она. – Язва это кто?

– Выражение образное, – улыбнулся я. – Одна из десяти казней, описанная в Библии.

– А родителям что сказать? Ты живешь далеко, возвращаться придется за полночь. Я буду уставать и опаздывать на занятия в университете. На живопись времени не останется, – я чувствовал, что Маша почти согласна.

– Родителям скажи, что ты работаешь в ночную смену день через день. И хозяин попался добрый, сразу же выдал зарплату.

– Хозяин, – хмыкнула она. – Деньги нужны, – пробормотала Маша. – Очень. Не только на кисточки.

– Значит мы договорились, – подвел я итог. – Приходи завтра, возьми личные вещи: домашний халат, щетку, книги и прочее. Кисточки с холстом и красками я сам куплю, вместе сходим в магазин.

– Заманчивое предложение, надо подумать – она продолжала колебаться. – Могу я завтра ответить?

– Хорошо, – я положил трубку и уставился на стеллажи, уставленные минералами. Какая-то невыносимая радость разливалась по всему телу. Причины ее возникновения я не знал и думать не хотел.

После бегства Маши я приехал на работу только к обеду. Чтобы прикрыть синяк под глазом, напялил большие темные очки.

Катя, увидев меня, прыснула в руку.

– Ты похож на кота Базилио.

– Решил внести некоторые изменения в свой имидж, – оправдался я.

– Не обижайся, но они тебе не идут, – с улыбкой заметила Катя.

На складе зарылся в документы, стараясь не обращать внимания на смешки кладовщиц. В помещении вдали от клиентов их пришлось снять, я не мог разбирать бухгалтерию с тонированными стеклами на глазах.

– Кто это тебя так приложил, Андрей? – не выдержала Лена, подавая мне еще одну папку с товарными накладными.

– Дома в ванной поскользнулся, – пробормотал я.

– Коварная ванная, так ловко фингал поставила, – Лена с нарочитой заботой подсунула мне кружку с чаем и положила на колени конфету.

– Спасибо, – я улыбнулся и потрогал синяк. – До свадьбы заживет.

– Ты никак жениться собрался? – Марина подмигнула Лене. – То-то мы глядим, целый день ходишь счастливый и довольный. Обычно хмурый такой и серьезный.

– Потому что вы отвлекаете своей болтовней, – поддел я сотрудниц. – И меня, и себя.

Они засмеялись, возвращаясь к сборке заказов. Часть клиентов заказывала минералы через сайт магазина. Кладовщицы весь день бегали от одного стеллажа к другому, собирая товары по накладным. Работа была скучной, монотонной, и я смотрел сквозь пальцы на их перерывы на чай. Утомляемость сказывалась на ошибках. Делать эту работу целый день без частых перерывов было невозможно.

Я поставил кружку с чаем на стол и взял смартфон. Звонила Таня.

– Ты прости, что я не пришла, – начала она сбивчиво, – Муж не уехал, свалился как снег на голову и всю неделю пилил меня. Господи, как я устала от его жадности и скупости.

– Могла бы предупредить, что не придешь, я бы не ждал, – сказал я. – А так проторчал там час, выискивая тебя.

– Ну прости, я искуплю свою вину, – заискивающий тоном вымолвила Таня.

– Прощаю, поход в музей оказался успешным. Открыл на выставке новое имя в живописи. Работа называется “Сон в летнюю ночь”. Шедевр, – я сделал паузу. – Отвалил за нее пятьдесят тысяч.

– Не может быть! – воскликнула Таня. – Андрей, тебя обманули как ребенка! Ты должен был со мной посоветоваться и не покупать что попало!

– Я не дурак, – спокойно ответил я. – Сама увидишь. Приезжай вечером, оценишь. Нашел на автора несколько замечательных рецензий в сети, потом купил.

– Уверена, тебя развели! Я там всех знаю!

– Этого не знаешь, – со значением произнес я.

– Сегодня не получится, муж дома, могу завтра.

– Я заеду за тобой, – согласился я. – Но предупреждаю, картину не отдам. Даже не проси.

– Это мы еще посмотрим, – Таня соблазнительно засмеялась. – Я умею уговаривать.

Я почесал голову, задумавшись. Поискал в телефонной книге номер Саши, знакомого блогера и модератора.

– Поможешь с рекламой одной хорошей девушке? – я отхлебнул почти остывший чай.

– Если девушка красивая, помогу конечно. А что нужно? – друг вздохнул. – А ты помоги с поиском девушки, я устал обниматься с монитором.

– Тебе какую? – с шутливой иронией уточнил я. – Рыжую, фиолетовую или зеленую?

– Такие тоже бывают? – удивился он.

– Конечно, – я был сама серьезность. – На складе все полки уставлены ими. Девушки вырезаны корявыми руками китайцев из красивых минералов. Обложишься ими, сразу полегчает.

– Да ну тебя, – махнул он рукой. – Сам найду. Камни себе оставь. Что надо делать-то?

– Залить на пару-тройку сайтов хвалебные статьи про художницу и ее картины.

– Тематические сайты денег попросят, – сказал Саша.

– Пару тысяч я готов отслюнявить, – согласился я. – Ссылки на ее картины скину. Трех обзоров достаточно. Ссылки вышли на электронную почту. Это нужно сделать сегодня или завтра до 6 вечера. Получится?

– А то, – он помолчал, рассматривая фотографии, которые я выслал ему. – Красавица, черт возьми!

– Моя, – отрезал я, – А тебе только китайская из нефрита.

– Девушек у тебя многовато, – усмехнулся Саша, – я в них немного запутался.

– А ты не путайся и помогай, – бросил я, взглянув на часы: рабочий день подходил к концу.

Маша так и не позвонила. Я вздохнул и решил не торопить ее. Боится, наверное.

На следующий день я открыл дверь квартиры, приглашая свою спутницу войти. Таня сразу же побежала в спальню.

– Господи! Я так и знала! – закричала она возбужденно. – Это обычная ученическая мазня! Тебя провели!

– Не согласен, – качнул я головой и показал ей статьи на телефоне. – Посмотри рецензии, они впечатляют.

Таня выхватила у меня аппарат и, шевеля губами, начала вчитываться. Она была одета в изумрудное шелковое платье, которое нежными волнами огибало ее стройную фигуру. Кукольное личико светилось от волнения. Большие карие глаза хлопали в такт читаемой ерунде, которую мой шустрый друг успел накропать в сети.

– Не слышала о ней ничего, – она облизнула губы и подошла к кровати, вглядываясь в разводы красок. – Дороговато все-таки, – протянула она в конце концов.

– Тебе нравится? – спросил я с улыбкой. – Поэтому хотел сказать спасибо за наводку на музей. Я бы еще купил, но не успел. Заказал ей персональную работу. Просит правда в два раза дороже, но ее работы меня захватили.

– Уступи ее мне, – прошептала Таня. – Хотя бы в половину цены.

Я подозревал, что она только изображает ценителя живописи и собирает картины, не особенно разбираясь в них. Для Тани коллекционирование произведений искусства превратилось в моральную войну со скупостью мужа и его невниманием. Я не знал, кто он, полагая что, это какой-то столичный олигарх, который вспоминал о жене лишь в перерывах между командировками.

– Тебе невозможно отказать, – ответил я, подходя к ней и начиная расстегивать пуговицы на платье.

В дверь кто-то настойчиво зазвонил, потом забарабанил ногами.

Таня вздрогнула и посмотрела на меня.

– Кто это? Ты кого-то ждешь?

Я открыл дверь. На пороге стояла Маша, она обнимала подставку для мольберта одной рукой, а другой обхватила ручку большого чемодана с вещами.

Весь день я маялась, не зная, принять его предложение или нет. Сидела за столом, пытаясь читать конспекты лекций, но мысли расплывались, уползали за пределы тетради. Я поняла, что думаю о нем, и мысли эти никак не отогнать: жужжали в голове словно мухи. Согласиться, значит жить полмесяца с ними и спать в одной квартире. И если что-то случится, я никому не смогу рассказать, потому что сама во все это впуталась. Однако деньги, которые он так легко предложил, были той заманчивой целью, которая отключала доводы рассудка. В конце концов, запутавшись в своих эмоциях и сомнениях я набрала номер Лены.