Текст книги "Блондинки не сдаются (СИ)"

Автор книги: Сергей Арбатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Блондинки не сдаются

Маша

Я стояла у центрального входа в галерею с огромным холстом в руках. Неприятно моросил мелкий дождь, делая из уложенных волос черт знает что. Забрызганная грязными каплями обувь разрушила всю мою презентабельность. Начинающим художникам без имени сложно существовать в мире искусства. Кто-то окликнул меня сзади, оторвав от грустных мыслей.

– Вот ваш пропуск, извините, – пролепетал молодой, неисполнительный сотрудник галереи, которого я ждала полчаса. Ну, наконец-то!

– Неужели так трудно было встретить меня вовремя! Я, между прочим, гость вашего мероприятия! – задыхаясь от негодования, я старалась говорить спокойно. Испорченные туфли уже ничего не спасло бы.

Я зашла внутрь, стряхивая капли дождя, осевшие на пальто. Нужно было срочно привести себя в порядок. Продавать картины в таком неприглядном виде было невозможно. Художники иногда бывают неопрятными и хаотичными личностями. Я была другой. Воспитание, навязанное родословной, требовало максимализма и педантичности.

Забежав в туалет, стала приводить себя в божеский вид. Заглянув в зеркало, увидела потерянную девушку лет девятнадцати с огромными изумрудно-зелёными глазами и пепельными белокурыми локонами, попавшими под дождевую инквизицию. Они висели некрасивыми мокрыми прядями. Зато новенький бежевый пиджак и строгая юбка в тон подчеркивали образ строгой и консервативной девушки. Тяжело вздохнув, я направилась к картинам, которые, по прогнозам моего художественного руководителя, должны были произвести фурор.

– Посмотрим, чего стоят плоды моих стараний, – пробормотала я и подошла к стенду с работами.

На выставку я привезла десять полотен. Вместе с другими молодыми художниками, работы которых заполонили галерею, пришлось терпеливо ждать своего зрителя и покупателя. Вскоре пространство наполнилось шумом, суетой, толкотней посетителей. Пришедшие люди смеялись, болтали и тыкали пальцами в картины, делясь эмоциями и демонстрируя, преимущественно, полное невежество в вопросах искусства. Глупая и суетливая атмосфера праздного любопытства всегда выводила меня из себя. Все давило и раздражало: лица людей, глазеющих на полотна в жалкой попытке проникнуть в святая святых, шум разговоров, смех и мельтешение зевак. Нервы были натянуты подобно струнам, еще секунда и они лопнут. И тут меня отвлек молодой человек, который пальцем начал ковырять холст моей картины. Он, ничуть не смущаясь, нагло скоблил ногтем засохшую краску.

– Вы что себе позволяете?! – накинулась я на посетителя, закрывая собой работу и отпихивая идиота.

Андрей

Оглядевшись по сторонам, я зевнул. Скука смертная – эта выставка. Я пришел сюда ради Тани. Красавица с карими глазами и шоколадной кожей, с которой мы вчера познакомились в магазине, любила живопись и тратила на нее деньги мужа. Поскольку мазни было больше, чем денег, которые он ей давал, она щедро стала раздавать улыбки и авансы мне. Оглядев полотна, я подумал, что оно того стоит. Куплю ей пару-тройку, а потом мы поедем благодарить меня в гостиницу.

Простояв в толпе полчаса, я начал терять терпение. Таня не пришла и не позвонила. И что-то мне подсказывало, что она не появится. С трудом сдерживая раздражение, я взглянул на часы.

Чтобы убить время, остановился у какого-то стенда с работами, похожими на бред наркомана. Всмотрелся в разводы красок. Черт возьми, о чем думал автор, ляпая на холсте эти пятна. Я поскреб одно ногтем. Вдруг сзади на меня обрушилась буря. С гневным лицом маленькая белокурая девушка, больше похожая на обиженную школьницу, откинула мою руку и оттолкнула от картины с воплями.

– Вы что себе позволяете?

Это было так неожиданно и смешно, что я даже не рассердился.

– Хочу купить вашу картину, – усмехнулся я и, вернувшись к полотну, снова потер пятно. – Вдруг краска отвалится, – я с трудом сдерживал смех.

– Не нужно так с холстом, – процедила она сквозь зубы. Глаза метали молнии. Кулачки художница сжала в праведном гневе, пытаясь быть вежливой и гневаться одновременно.

– А сколько стоит Ваша картина и как она называется? – продолжал я допрос, делая вид конченого придурка.

– Вы что, читать не умеете? – прошипела она. – В углу картины я оставляю подпись и указываю название! Перестаньте ее скрести! Вы сейчас дырку проделаете!

– Я куплю с дыркой, – рассмеялся я. – Это картина будет моей. Ага, “Сон зимней ночью”. Видимо, зимой автор писал ее в медвежьей спячке.

– Я рисовала ее летом, – она с вызовом посмотрела на меня, – и она вам не по карману.

– А вы что, в карман мой залезли и провели ревизию? Вы же продавец, а я покупатель. Цена? – я почесал нос и подошел к ней поближе.

– Пятьдесят тысяч! – воскликнула она торжествующе, прячась от меня за стендом.

– Черт возьми, с такой ценой надо и автора к холсту приложить, – не удержался я.

– Разбежался, – девушка по – детски показала мне язык.

– Я беру, – улыбнулся я, разглядывая ее разъяренное и изумленное лицо. – Но мне хотелось бы получить ее у вас в мастерской, сделать фото. У Вас редкий дар. Ясновидения и сновидения, – с иронией закончил я.

– В мастерской у меня творчество, а продажи – здесь. Хотите купить, покупайте сейчас.

– Купить хочу, но на такую сумму не рассчитывал, – я вытащил кошелек, выскреб оттуда 30 тысяч и всучил ей. Пока она растерянно смотрела на деньги, я достал смартфон.

– Адрес мастерской и телефон, – я поднял на нее глаза. – Побыстрее, у меня мало времени, картину я покупаю, аванс вы получили, остальное занесу.

Маша

Стараясь скрыть, как нервничаю, я усилием воли подавила гнев и с достоинством взяла деньги из рук неприятного типа. Очевидно, что парень был вульгарным придурком, но это, к сожалению, первый клиент. Недовольно хмыкнув и одарив его пренебрежительным взглядом, я бережно завернула картину в бумагу.

– Держите аккуратно. Иду Вам на уступки и отдаю работу сразу. Остаток можно занести домой. Не застанете лично, отец, мать, братья или сестры встретят, – торжествующе глядя на него, я продиктовала адрес. – Видеть, как клиент растерянно царапает буквы, скрывая досаду, было одно удовольствие. Что, съел? В мастерскую он собрался наведаться. Я боялась представить, куда этот придурок потащит мое детище.

– Вешать холст в сырых помещениях вроде туалета или ванной не рекомендую, – с сарказмом заметила я.

– Я в курсе, – он не скрывал ярости, и вырвав работу, пулей потопал к выходу.

Все оставшееся время до окончания экспозиции прошло спокойно. Под вечер суеты и людей поубавилось. Я продала восемь из десяти работ. Это был отличный результат. Осознавать, что живопись способна кормить, было невероятно. И это теперь не просто хобби.

Морально измотанная, но ощущая во всем теле приятную усталость, я поплелась домой.

Дверь открыл отец. Он был в ярости. Негодующее лицо обещало очередной скандал.

– Привет, пап! – выжала я улыбку, – Что случилось?

– Приходил какой-то парень. Отдал двадцать тысяч, попросил передать, что ты прелесть. На вопрос, что за деньги, ответил, ваша дочь очень старалась, и он, мол, удовлетворен. Деньги принес за работу. Какую еще, к черту, работу!? – отец взорвался, срываясь на крик. – Ты что, проституцией занялась? – он задыхался от злости, пытаясь подобрать слова.

– Что? – я выпучила глаза. – Это шутка? Как ты мог такое подумать!?

Отец, ударив кулаком по двери, ушел в гостиную и рухнул в кресло.

Я в отчаянии стиснула зубы. Придурок решил выставить меня перед родителями шлюхой. Дома не знали о моем страстном увлечении рисованием. Отец не одобрял искусство. Последние пять лет я занималась живописью самостоятельно и на свои деньги. В семье никто не интересовался, чем я живу, с кем общаюсь, чем занята в свободное время. Пройдя в комнату, я присела рядом с креслом на корточки и погладила его по коленке.

– Ты не так все понял.

От его недоброго взгляда в горле застрял ком. Мысли разбегались, как тараканы, в разные стороны, связно говорить я не могла.

– Это мой преподаватель из университета. Помогаю ему писать кандидатскую. А деньги – аванс, – несло меня в каком-то бреду. Я изобразила искреннюю улыбку.

– Иди в свою комнату, – махнул он рукой – Я чуть не прибил его после таких слов. Так растерялся, не знал, что сказать. Почему ты не предупредила заранее? Наказать бы тебя за этот цирк. Деньги лежат на тумбочке в прихожей.

Отец отмахнулся, не желая больше слышать мои оправдания. Я с горечью вздохнула. Как же быстро он поверил в то, что собственная дочь способна пасть так низко.

Подошла к тумбочке. Купюры были обмотаны клочком бумаги. Развернув ее, я увидела нацарапанный номер и фразу: “Позвони, ты мне понравилась”. Ах ты самодовольный сукин сын! Меня разрывало от желания отомстить козлу. Сняв неуютную одежду, приняла душ. Потом надела любимую пижаму, которая мягко обволакивала раздраженное тело. Оставлять безнаказанным его поступок я не собиралась. Надо придумать план на свежую голову, от усталости глаза закрывались сами собой.

Наутро я села на кухне с чашкой мятного чая в руках. Запах щекотал ноздри, пропитывая атмосферу вокруг особым волшебством. Покосившись на клочок с номером его телефона, я мстительно улыбнулась. На часах шесть утра. Пора тебе проснуться, дружок, и ответить за то, что сделал.

– Алло! – ответил он охрипшим и недовольным спросонья голосом. Я довольно ухмыльнулась. – Кто это? – грубо рявкнули на другом конце провода.

– Здравствуй, причина моих бед и страданий. Спишь!? – нежно проворковала я, входя в образ леди.

На том конце провода повисло недоуменное молчание. Я почти слышала, как от злости заскрипели его зубы и затикал мозг.

– Школьница-художница? – лениво уточнил он, зевая. – Ты мне снилась.

– Надеюсь, это был кошмар? – медовым голосом уточнила я.

– Кажется, без одежды, – он издевался. Я почувствовала, как щеки заливает румянец. – Сегодня отметим удачную сделку походом в ресторан, – он не спрашивал, а самоуверенно давил своей наглостью.

Ладно, этот раунд ты выиграл. Однако сдаваться я не собиралась. Битва только начинается. Женская месть подается на закуску холодной. Включив все свое обаяние, я лицемерно кивнула:

– С удовольствием. В пять буду ждать около дома, – допивая чай, подчеркнулаинтонациями настроение влюбленной дурочки.

– Тебя как зовут? – спросил он. – Мы не познакомились.

– Мое имя – в углу картины написано, – отрезала я и отключила телефон.

Андрей

Вечером я подъехал к ее дому, но на встречу никто не вышел. Постояв минут пятнадцать, взглянул на третий этаж. Белокурая принцесса опаздывала. Достав телефон, набрал номер. Трубку не подняла. Подавляя раздражение, позвонил в домофон.

– Да, кто это? – уточнил женский голос, видимо, мать.

– Я к Маше. Мы договорились встретиться в пять.

– Я ее мама. А вы кто?

– Андрей.

– Маши нет дома, – с удивлением сказала она. – Вы звонили ей?

– Звонил, трубку не берет, – глухо ответил я, сжимая ручку подъезда.

– Она, видимо, у подруги или в библиотеке.

– Хорошо, спасибо, попробую позже с ней связаться.

Значит, решила из меня дурака сделать. Я почесал нос и рассмеялся. Ну ладно. Будет тебе веселая игра. Я подумал поискать ее в мастерской, адрес можно было получить, связавшись с выставочным центром. Однако гарантий, что застану ее там, не было. Недолго думая, еще раз позвонил в квартиру.

– Да, – снова ответила мать.

– Простите, это опять Андрей. Дело срочное, я не могу связаться с вашей дочерью.

– Так она ушла ненадолго. Приходите через час.

– Можно я подожду ее у вас? – спросил я вежливо.

– Конечно можно, заходите.

Дверь открыла женщина в возрасте. Уставшее лицо, распущенные волосы, домашний халат. В руке она держала ложку, другой пыталась не запачкать дверной косяк мукой.

– Я пеку блины, закройте дверь сами, тапочки у двери. Проходите.

Я нашел какие-то стоптанные разноцветные домашники и почти утонул в них. Кухня была маленькой и тесной. Запахи жареного плавали в воздухе, утекая в открытую форточку белыми клочками.

– Наливайте себе чай, у меня руки грязные. Маша про вас рассказывала, – она ловко перевернула блин и стала размешивать жидкое тесто в видавшей виды кастрюле.

– Да, и что же? – насторожился я. Насыпав сухую заварку в чашку, я залил ее кипятком.

– Что позвали ее помогать писать кандидатскую. Правда, я не совсем поняла, какой вы там предмет преподаете? – она повернула ко мне свое раскрасневшееся от готовки лицо.

– Педагогику, – не растерялся я, взял чашку и присел на табуретку у стола. Вот значит кем она меня представила. Я пока не понимал, зачем.

– Как странно, – она вытащила из холодильника банку варенья. – Малиновое будете?

– Что странно? – не понял я. – Буду, я люблю варенье.

– Вы не похожи на преподавателя, – улыбнулась она. – И моя дочь никогда не интересовалась педагогикой.

– Из-за маленького роста кажусь моложе, – я открыл банку и отправил в рот полную ложку. – Педагогику она не любит, но умеет систематизировать литературу и собирать информацию. И еще ей очень нужны деньги.

– Это правда. Я кручусь на трех работах, не хватает, – она подвинула мне тарелку со стопкой блинов. – Угощайтесь.

– А муж не помогает? – я допил чай. – Блины не буду, но все равно спасибо.

– Ну пока не работает, ищет что-то там. Маша как может, помогает.

– У вашей дочери много талантов. – Я заметил, как она разглядывает дорогие часы на моей руке. – Преподаю ради удовольствия, – упредил ее вопрос. – Основная работа связана с торговлей. Педагогика – хобби, чтобы мозг не заржавел.

Кто-то позвонил в дверь. Из соседней комнаты выбежала девочка лет двенадцати в наушниках.

– Мам, звонят, – крикнула она.

– Ну и открой дверь, у меня руки в муке.

– Это Маша.

– Дочь, конечно умная, но вот ведь, заставила вас ждать, забыла небось.

– Ничего, – я встал и начал мыть чашку.

– Да бросьте, я сама, – она отобрала у меня ложку.

В кухню зашла Маша. Ее лицо светилось радостью.

– Блины хочу, как вкусно пахнет, – увидев меня, она запнулась и замерла. – А ты что здесь делаешь?

– Так он тебя ждет, сначала на улице стоял. Что у тебя за голова дырявая. Встречу назначила, человека заставила ждать. Взялась за работу, будь ответственной. Ты меня позоришь, – мать с укоризной взглянула на нее.

– Ничего, чай попил, с вами поболтал, – я подмигнул Маше, лицо которой потемнело от гнева. – А сейчас мы поедем работать.

– Никуда я не поеду, – резко бросила она и прикусила губу, увидев растерянный взгляд матери. – Пока блины не поем.

– Я подожду на улице в машине – в прихожей я стал одеваться.

– Ну как ты себя ведешь! – накинулась на нее мать. – Ешь давай и иди.

– Я проголодалась, – огрызнулась Маша.

Маша

Нервно запихивая блин за щеки, я старалась придумать причину, которая позволила бы остаться дома. Хоть бы стихийное бедствие приключилось.

– Иди. Невежливо заставлять ждать! – подтолкнула меня к выходу мать.

Делать нечего. Настроение совсем угасло, ненависть к Андрею увеличивалась в геометрической прогрессии. Помедлив, я нехотя вышла на улицу и оглянулась. Стоящая неподалеку машина мигнула фарами.

Перед моим носом распахнулась передняя дверь.

– Садись, – бросил он, заводя машину. Я нерешительно влезла в салон.

Говорить было не о чем. Меня так и подмывало вылить на него возмущение за вторжение в квартиру, но я решила притвориться безмолвной овцой и уставилась в окно.

Он вел машину, не проронив ни слова, минут двадцать. Тишина начинала угнетать. Я не представляла, куда мы едем. Вряд ли в ресторан. За окном мелькали частные дома за высокими заборами.

– Приехали, – он заглушил мотор и дождался, пока я выйду.

На улице смеркалось. Я очутилась в незнакомом районе в компании мужчины, который светился ненавистью. Будущее не предвещало ничего хорошего. Андрей попытался взять меня за руку, но я отскочила:

– Сама! Куда мы идем? – не выдержав, спросила я, пытаясь не выдать страха в голосе.

– Ну как куда? Писать диссертацию. Не буду разрушать образ преподавателя, который ты придумала для родителей. Педагогический процесс – это интересно, особенно в пунктах, касающихся перевоспитания, – он улыбнулся и открыл дверь в подъезд.

– Я ничего не понимаю в педагогике. И мне это совершенно неинтересно.

– Писать буду я, а ты проиллюстрируешь. Кандидатская в форме комикса – почти революция в системе современного образования.

Я не могла понять, шутит он или говорит серьезно. Мы поднялись на шестой этаж. Андрей достал ключи и открыл дверь в квартиру. С каждым мгновением становилось жутко. Вдруг он маньяк или сумасшедший? Мысли путались, в голове с невероятной скоростью мелькали предположения одно страшнее другого. В прихожей было темно, я споткнулась. Он потянулся к выключателю, все вокруг залило потоком электрического света.

Войдя в комнату, заметила свою картину прямо над большой кроватью. Пришлось признать, она идеально вписывалась в интерьер. Вкусом этот придурок не был обделен.

– Чаю? Или покрепче? – спросил он между делом.

Я смутно понимала, что имелось в виду под термином «покрепче». Жажда приключений победила, и я кивнула:

– Покрепче.

Андрей

Я протянул ей стакан с виски и сел на диван.

– Я одна буду пить? – она старалась выглядеть храброй, но дрожащие руки выдавали с головой.

– Не пью, – бросил я.

– Хочешь напоить, чтобы затащить в кровать? – с насмешкой спросила Маша.

– Я не сплю с детьми.

– Зачем тогда позвал на свидание? – перебила она меня. – Я не ребенок, мне уже 20.

– При чем здесь возраст, – пожал я плечами. – Ты ведешь себя как сопливая девчонка. Продала картину в пять раз дороже реальной стоимости, позвала на встречу, сама не пришла и не позвонила, наврала родным о преподавателе.

– Да подавись ты своими деньгами, – с этими словами она вытащила кошелек из сумки и бросила пачку купюр на пол. – Теперь я могу уйти?

– Не можешь, – я вытянул ноги и расстегнул рубашку.

– Зачем ты меня сюда привез?

– А что насчет преподавателя? К чему это вранье?

– Выставил проституткой, и ещё спрашиваешь. Принес деньги, наплел отцу, какая я прелесть и как тебя удовлетворила работой.

– Не знал, что слова благодарности могут быть так восприняты, – рассмеялся я. – Незавидная у тебя репутация в семье.

– Заткнись! – крикнула она и швырнула в меня пустой стакан.

Я успел увернуться, а посуда врезалась в плазменный телевизор, стоящий рядом с диваном. Осколки стекла рассыпались по ковру.

– Господи, – испуганно вскрикнула Маша.

– Молодец, – спокойно похвалил я, – Ты разбила технику, которая стоит 200 тысяч, – я встал, осторожно переступая через осколки.

– Я не хотела! Сам виноват, ты постоянно меня оскорбляешь, – воскликнула она. – Нервы сдали.

– Тащи из кухни щетку и совок. Надо вымести все, пока не порезались.

Маша смела крупные куски. Я подтолкнул ей пылесос.

– Включай.

– Не командуй, – огрызнулась она.

Закончив, взяла сумку и направилась к двери.

– Достаточно этого цирка, открой, – потребовала Маша, попытавшись самостоятельно выбраться из квартиры.

– Куда собралась? – удивился я.

– Я верну деньги за технику, – бросила она, не смотря в мою сторону. – Верну постепенно. Буду продавать.

– Что продавать? – я подошел к ней поближе. – Себя?

– Картины! – она замахнулась, чтобы влепить мне пощечину, но я перехватил ее руку, – Больно, отпусти, придурок!

– Какая ты драчливая, – я толкнул ее к дивану. – И сколько картин ты собралась продать?

В ее сумочке истошно затрещал телефон.

– Рингтон детский, – не удержался я. – Тебе действительно 20 лет?

– Нет, пятнадцать! – она полезла за аппаратом. – Мам, я у преподавателя. Скоро буду.

Я выхватил у нее трубку. Маша успела укусить мою руку, я поморщился и придавил ее к дивану.

– Алло, это Андрей, не переживайте, я привезу ее домой. Одну вечером не отпущу, – нажав отбой, я повернулся к Маше, с трудом сдерживая желание придушить ее. – Что за реакция? Кусаешься как собака!

– Ты отнял мой телефон, я испугалась! Вдруг еще гадостей родителям наговоришь! – завопила она.

– Не ори, соседи подумают, что я тут кого-то убиваю, – я выругался и опустил ее.

Взял со стола ключи, открыл дверь и приглашающе указал на выход.

– Все, брысь отсюда. Встреч с тобой хочется все меньше.

– То есть деньги можно не возвращать? – наивно уточнила она.

– А вот за деньгами я намерено приду к тебе домой.

– Не надо, – она надменно вздернула подбородок. – Если я сказала, что верну, значит верну. Заработаю… Отдам.

– Заработай, а я посмотрю, как это у тебя получится, – я не удержался и шлепнул ее по заднице.

– Эй, больно же! – вскрикнула она.

– Мне тоже было больно, когда ты воткнула в меня зубы, – парировал я. – Выметайся, пока еще что-нибудь не разбила.

– Хам! – она пулей выскочила из квартиры.

Я рассмеялся. Почему-то было весело. Даже сломанный телевизор не испортил настроение.

Мы сели в машину. Весенние сумерки принесли прохладу. Маша ежилась, озираясь кругом. Я взял с заднего сиденья плед и бросил ей на колени.

– Укройся, а то трясешься как заяц.

– Спасибо, – буркнула она, разглядывая шерстяную вещь.

– Не бойся, стираный, слюни в него не пускал, – улыбнулся я, наблюдая за ее действиями.

– Перестань меня донимать, – уставшим голосом попросила она.

Выбравшись из частного сектора, я направил машину по шоссе к центру города. Минут через пятнадцать за стеклом замелькали рекламные огни магазинов, кафе, торговых центров и палаток с шаурмой. Проезжая мимо одной из них, я сбросил скорость.

– Ну что, едем в ресторан? – спросил я, подруливая к палатке. Хотелось есть. За весь день во мне было лишь разнообразие чая, от зеленого до черного.

– Нет, домой! – пытаясь не дать повернуть к палатке, она резко дернула руль.

Я не ожидал такого рвения девушки домой, от чего не сжал вовремя руль. Машина потеряла управление и мы врезались в угол торговой палатки. Удар был несильным, однако тряхнуло так, что девушка подскочила на сиденье и стукнулась головой о бардачок. Я был пристегнут, поэтому отделался испугом.

Волна ярости и гнева накрыла с головой. Сколько же проблем доставляет эта маленькая ведьма. Я вышел из машины и грубо выдернул ее с переднего сиденья:

– Да ты просто вредитель какой-то! – крикнул я, схватив ее за руку и подтащив к месту столкновения. – Смотри, что ты натворила!

Из палатки выбрался ошалевший от криков и происходящего молодой парень в белом колпаке и халате, и во все глаза уставился на нас.

Не знаю, что на меня нашло. До встречи с идиотом я была спокойной, выдержанной и хладнокровной. Сейчас же каждое его движение, действия и слова вызывали желание сделать все наоборот. Какой-то неконтролируемый внутренний протест против понукания мной как ребенком. Я посмотрела на разбитый бампер Лексуса и поняла, что мне хочется плакать. Андрей нависал надо мной с искаженным от гнева лицом. Протерев шишку на лбу, я выдернула свою руку и гордо взглянула на него.

– Сказал, что отвезешь домой. Какие рестораны на ночь глядя?!

– Я хотел купить булку в палатке, проголодался, – неожиданно остыл он и, махнув на меня рукой, отправился к парню в колпаке.

– Держи визитку, здесь указан телефон, – обратился Андрей к продавцу, пока тот растерянно осматривал погнутый угол металлического ларька. – Пусть владелец магазина завтра мне позвонит, обсудим компенсацию. Каюсь, виноват, ремонт компенсирую.

Парень кивнул, цокая языком и что-то бормоча на ломанном русском языке.

– Не переживай, я скажу, что ты защищал ее как мог, – подмигнул ему Андрей.

Надо отдать негодяю должное, присутствие духа в сложной ситуации он не терял. Я боялась, что он разорвет меня на части. Что дальше будет, страшно было представить.

– Чего стоишь и трясешься как заяц? – толкнул он меня к машине. – Садись, принцесса.

– Мы почти доехали, я сама могу дойти, – попыталась я увернуться и убежать с места преступления.

– Я обещал родителям доставить тебя до двери квартиры, к тому же кто будет улаживать ситуацию с разбитым телевизором, бампером и поврежденным магазином? – он открыл дверь и приглашающим жестом указал внутрь. – Думаю, мы с тобой как минимум год будем этот вопрос решать.

– Почему год? – не поняла я, пытаясь скрыть страх в голосе. – Ты собираешься подать на меня в суд? – я уселась на переднем сиденье и пристегнула ремень.

– Потому что сумма получается большая, – с этими словами Андрей достал из бардачка ежедневник, вырвал оттуда чистый лист и протянул мне. – Пиши расписку, – он задумался, – Я, далее ФИО, год рождения данные паспорта, обязуюсь вернуть, потом мою ФИО…

– Кроме твоего дурацкого имени, других данных у меня нет, – огрызнулась я и бросила листок на пол. – Не буду писать.

– Будешь, иначе мы пойдем с тобой к родителям, и я им с особым педагогическим тактом поясню, за что и сколько мне должна их дочь, и про то, что я не педагог, тоже расскажу.

– Ты мерзкий шантажист! – я не пыталась скрыть, что в данную минуту хочу убить его.

– Я реалист, все заработал своим трудом.

– И чем же ты все это заработал? – не скрывала я иронии. – Судя по замашкам фашиста, коллектором или рэкетиром.

– Торговлей, – невозмутимо ответил Андрей. – Женскими органами, – добавил он и оглядел меня. – Надеюсь, ты ничем не болеешь, выглядишь неплохо.

– Это шутка? – растерянно выдавила я.

– Конечно шутка, я торгую минералами. Мы отвлеклись. Написала свои данные?

– Написала! – воскликнула я, с трудом сдерживая гнев. – Я не знаю твоей фамилии, не дави на меня!

– Списывай отсюда, – он бросил мне на колени свой паспорт. – Обязуюсь вернуть сумму в размере 500 тысяч рублей.

– Сколько?! – с ужасом перебила его я.

– А чему ты удивляешься? – Андрей посмотрел на меня со смехом. – Я люблю качественные вещи. Телевизор стоит 210 тысяч, новый бампер и его установка тысяч 50, – продолжал он, загибая пальцы.

– Один бампер столько стоит? – не поверила я.

– Ремонт ларька с заменой помятого элемента – от 50 до 100 тысяч.

– У тебя все цифры какие-то круглые и огромные, – возмутилась я, перестав писать. – Это вымогательство денег.

– Я бы назвал это справедливым возмездием, – улыбнулся Андрей. – Последнее забыл добавить: компенсация морального вреда за укус руки, испуг при ударе стакана об телевизор…

– Что!? – вскричала я. – Какой испуг? Что за бред?

– У меня екнуло сердце, – рассмеялся он, погладив рукой в области груди. – Еще я был психически потрясен и подавлен, когда по твоей милости врезался в этот металлический ящик, черт бы его побрал.

– Я не буду подписывать документ, – мотнула я упрямо головой. – Ни за что!

– Тогда едем болтать с родителями, – он завел машину и с интересом посмотрел на меня. – Разговор предстоит жаркий и обстоятельный.

– Подожди, – процедила я сквозь зубы. – Хорошо, я напишу, что должна тебе полмиллиона рублей, но у меня нет такой суммы! Я же обычная студентка! Учусь на 4 курсе педагогического вуза и подрабатываю, рисуя картины. Я работаю, однако такой суммы мне не набрать, – посмотрела на него как на недоумка.

– Честно говоря, мне плевать, где и как ты эти деньги заработаешь, – бесстрастно произнес Андрей. – Тебе нужно научиться нести ответственность за свои слова и поступки. И за вранье тоже.

Я смешалась, не зная, что ответить.

– Дописала? Поставь дату – до конца 2018 года, – он отобрал у меня лист, сунул в карман рубашки и довольный стал насвистывать песенку.

– Я не соберу так быстро деньги, – промямлила я, пряча глаза.

– Прояви сообразительность, включи фантазию. Ты способная, я видел картины, такой талант пропадает, – он вырулил к стоянке. – Приехали. Не прощаюсь, за деньгами буду приходить каждую неделю в воскресенье. Сбежишь, пристану к твоей маме.

– Ты подлец, – прошептала я, – Ненавижу тебя, моральный урод, сукин сын!

– Как педагог может так выражаться? – Андрей покачал головой, вылез из машины и бесцеремонно вытащил меня за руку из салона

– Не трогай меня, – подонок, – толкнула я его изо всей силы.

– Чего дерешься? – удивился он. – Я хотел галантностью проявить. Как хочешь. До своей квартиры сможешь добраться без приключений? – с наигранным участием спросил он.

– Ты отвратителен в своих попытках унизить меня, – я схватила сумку, с силой хлопнула дверью машины и направилась в сторону своего подъезда.

– Я просто хочу быть уверенным в том, что ты не сломаешь себе руки и ноги по пути домой. Вот вернешь долг, перестану о тебе беспокоиться, – крикнул он мне в спину. – Маша – катастрофа, нет, не то, Маша из музея, тоже не то. Лучше блондинка из музея. Теперь это твое прозвище, – продолжал он издеваться.

Я не выдержала, схватила камень, валявшийся на дороге и швырнула в его сторону.

– Хулиганка! – он подпрыгнул от неожиданности. – Но мне это нравится. Кидай еще, попадешь в машину, скорректируем сумму.

– Гад! – воскликнула – За эти деньги я найму киллера, он закопает тебя в лесу под сосной!

– Мы посмотрим, кто кого закопает, – пообещал Андрей, усмехаясь.

Вернувшись домой, я включил в прихожей свет и вошел в комнату. Разбитый экран телевизора взглянул на меня с укором. Ее картина висела над кроватью. Я подошел поближе, еще раз внимательно осмотрел ее и рассмеялся. Но потом вспомнил про помятый бампер, настроение сразу же испортилось. Набрал номер знакомого автомеханика.

– Извини, что звоню так поздно. Хочу завтра загнать к тебе своего коня.

– Так недавно же масло меняли? – удивился Сергей. Он держал небольшой автосервис на окраине города и был моим другом детства.

– Не поверишь, сегодня я попал в аварию. Разбита левая фара, помят бампер, и радиатор неплохо бы проверить. Черт знает, может и его зацепило, – разговаривая, я подошел к монитору и потрогал расходящиеся трещины на стекле.

– Уснул за рулем? – хохотнул друг.

– Если бы. Столкнулся с ураганом на двух ножках. Маленькая такая, Машей зовут. Телевизор раздолбала. Придется выкидывать, – вздохнул я.

– То есть как это? И телевизор, и машину она? Она жива еще или ты ее уже убил? – веселился Сергей на другом конце провода.

– Так легко ей не отделаться. На какую сумму я попадаю?

– Не скажу точно, но тысяч на пятьдесят точно. А телевизоры я не ремонтирую. Что за дева буйная?

– Судя по поведению школьница, которую дома в угол ни разу не ставили, – ответил я, зевая. – Черт, устал, как собака, не ел, не пил, весь день на нее потратил и никакого результата.

– Не дала? – засмеялся он. – Зажрался ты, может и правильно, что получил по носу. Будешь знать, что такое облом.

– Мы еще посмотрим, – прищурился я, ложась на кровать. – Завтра к 9 утра буду у тебя.

Утром меня разбудил не будильник, а звонок хозяина разбитого ларька.

– Сколько? – перебил я корявые доводы некоего Азамата Талдыровича. – Я сам торгую, один элемент из металла не может столько стоить.

– Как не может!? – возмутился он. – А работа? Придется половину стены разбирать, уголок менять, потом покраска в цвет ларька.

– Ты мне сказки не рассказывай, – ответил я спокойно. – Я сам куплю эту деталь и мастера своего подгоню. Все обойдется тысяч в десять-пятнадцать. Разговор закончен, друг. Или ты соглашаешься на мои условия, или я посылаю тебя гулять лесом.