355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Смирнов » Подземный флот маркшейдера Вольфа » Текст книги (страница 12)
Подземный флот маркшейдера Вольфа
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 16:58

Текст книги "Подземный флот маркшейдера Вольфа"


Автор книги: Сергей Смирнов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава Восьмая
с роковыми решениями и немыслимыми обещаниями,
а заодно с разбитым автомобилем и старым хронометром,
которые стали как новенькие

Первое, что увидел Кит, когда беспомощно лежал на боку, был ящик граммофона. Он аккуратненько так стоял себе рядом с Китом на асфальте… На асфальте?!

Кит отжался на локте – и увидел, что черная пластинка на граммофоне продолжает крутиться под иглой… А еще он кое-что услышал. Короткий рожок, этот остаток роскошного раструба-цветка, всё тужился услаждать слух Кита старинным романсом… тихо так. Хриплым шепотом.

Кит вскочил на ноги… Но они, ноги, вдруг разом так ослабли и занемели, что Кит рухнул и снова отбил руки и колени. Больно ударился, но боль помогла прийти в себя.

Рассевшись на асфальте, Кит уже осмысленно огляделся… Все вокруг плыло в сиреневой дымке. Впереди была темная стена, над головой нависал темный свод. Неужели снова какой-то большой подвал?!

Кит повертел головой. Нет, не подвал… Справа открывался знакомый двор, заполненный фиолетовым туманом, а слева – выезд из него… ну да, на Старомосковскую улицу! Там, на выезде, в таком же сиреневом тумане, совершенно неподвижно, как в стоп-кадре, торчала пара прохожих. Оба с удивлением смотрели на что-то невидимое, находившееся между ними перед выездом из арки… или перед въездом в нее, это уж с какой стороны посмотреть.

Романс вдруг закончился. В тот же момент сиреневый туман начал мерцать, а прохожие – двигаться. Только очень-очень медленно, как в предельно замедленной съемке… И тут Кита осенило!

Он рванулся к граммофону, вернул иглу в начало пластинки и еще покрутил ручку… Все правильно! Сиреневый туман снова стал сгущаться, а прохожие опять застыли в стоп-кадре.

Время! Пока этот расчудесный граммофон играл, время в двадцать первом веке стояло! Или текло очень-очень медленно – для всего окружающего мира… но только не для самого граммофона и находившегося рядом с ним Кита.

Двигаться было трудно вот почему: в почти неподвижном мире Кит преодолевал сопротивление как бы застывшего, уплотнившегося воздуха.

Что делать, стало ясно. Бежать! Вопрос – куда! Ну, не в школу же… Он был одет, как на карнавал, изображавший какое-нибудь дворянское собрание… Да еще с граммофоном в руках – не оставлять же это уникальное изобретение в подворотне! Он представил себе, как вваливается в класс… Все обалдевают, Ленка Пономарева крутит пальцем у виска, а училка по русскому сразу вызывает «скорую» из психушки. Да что училка, он и в школу войти не успеет – его охранники тормознут, скрутят и саперов пришлют агрегат изучать, не бомба или это и не хочет ли свихнувшийся Кит взорвать к чертям родную школу, которая его так достала.

Кит тяжело поднялся… Тяжело и мощно, как Геракл. Потом осторожно поднял старательно поющий граммофон и тяжелой Геракловой поступью двинулся… куда? Ясно куда – до дома на такой далекой теперь улице Космонавтов.

Путь с нелегкой ношей да еще при отчаянном сопротивлении воздуха, а вернее самого времени, казался не то, что неблизким, а просто невообразимым – прямо как путь хоббитов до Мордора. Но делать было нечего: взялся – иди. И Кит шел.

Странно было смотреть на абсолютно застывшую Москву… Прохожие – как статуи… Машины… Вроде как вечная пробка… Голуби – как на невидимых ниточках подвешены.

Кит шел, не напрягаясь и не торопясь. Да и невозможно было торопиться. И так-то ноги еле двигались, пот катился со лба. Пару раз Кит опасно спотыкался… обо что бы вы думали? Об тонкие травинки! Они почти не гнулись в этом мире почти остановленного времени! Трижды Кит тормозил, чтобы поставить граммофон на асфальт, нагнуться, кряхтя по-стариковски, вернуть иглу в начало и с трудом покрутить ручку… Невыносимый старинный романс «Последний рейс» практически стал его личным гимном.

Люди, предпочитающие мыслить логически, могут спросить: а зачем, вообще, такие муки? Остановить пластинку, запустить… вернее, отпустить время – пусть движется себе нормальным ходом. И быстренько добраться до дома… Загвоздка в ясной и понятной логике самого Кита: разве мог он позволить себе в таком вот невероятном дворянском прикиде, с невероятным граммофоном в обнимку переться мимо школы до дома на глазах у изумленных прохожих… А так-то он практически летел домой сквозь сиреневый туман сгустившегося времени в сотни раз быстрее болида Формулы-1… Может, даже на околосветовой скорости! Впрочем, вряд ли… На такой скорости он, наверно, сгорел бы в нижних слоях атмосферы, как хиленький метеоритик!

Измученный невероятным походом сквозь пространство и время, изможденный донельзя, Кит всерьез тормознул только перед подъездной дверью. Мозг его работал четко: пора глушить пластинку, а то в почти остановленном времени чего доброго домофон не сработает, ток зависнет, хотя это была полная ерунда – явная «пара» по физике.

Он огляделся – в непосредственной близи прохожих не было, – опустил граммофон на крыльцо и осторожно снял иглу…

Сиреневый туман сгущенного пространства-времени стал рассеиваться… Ближайший прохожий начал вяло выдвигать ногу вперед… Кит шустро открыл дверь подъезда, подхватил с крыльца граммофон…

И только дома, перед дверью родной квартирки, его проняло. Попросту говоря, он позволил себе испугаться. Да мамы родной…

«Только бы мамани дома не было!» – вот какая вспыхнула сверхужасная мысль Кита.

Папаня мог бы сходу принять любую, самую невероятную историю. Даже если бы он в нее не поверил, то хотя бы похвалил за выдумку. А вот мама…

Еще одну маленькую вечность Кит простоял перед дверью, обливаясь, холодным потом. Сейчас дверь квартиры казалась страшнее двери в самый глубокий и таинственный подвал, набитый монстрами, как консервная банка – сладкой кукурузой…

Кит машинально пошарил по карманам… Все-таки хорошая, правильная у него была привычка – сначала пристегивать к брюкам ключи, а потом уж надевать их!

Кит осторожно отпер дверь… прислушался… Мама сейчас должна была вести занятия в своем институте, папаня – вдохновенно писать новые гениальные полотна в студии, но мало ли… В квартире стояла глухая тишина.

Кит зашел на цыпочках в прихожую… А через пять секунд он уже был в своей комнате… А еще через четыре секунды граммофон был засунут в шкаф и накрыт свитером… Еще через тридцать секунд вся аристократическая одежка была сброшена, сложена и спрятана на верхней полке шкафа. Одежка была влажной от пота, но не сушить же ее, развесив по комнате или в ванной!

Скрыв все улики, Кит бухнулся на постель, чтобы остыть и подумать… Но еще через десять секунд он не просто остыл, а – похолодел!

Все происшедшие события собрались в памяти воедино, как мозаика, – и все стало понятно и объяснимо! Перевести бы дух в родном доме, да куда там… Разгадки и объяснения оказались еще более ужасными, чем потенциальная встреча с маманей в прихожей квартиры – эти разгадки «молыньями» и пулеметными очередями стали долбить и добивать бедные Китовы мозги!

Теперь нечего было удивляться бредовой княжеской идее спустить в полете граммофон прямо ему, Киту, в руки. Все было рассчитано князем. В том числе и смертельный риск. Их княжеский риск. Они взялись выручить его, выхватить из лап врагов и знали, что страшно рискуют. Граммофон был спасательным кругом на всякий случай. Но только для него – для Кита! В случае чего они готовы были отправить его домой в будущее, а сами… сами погибнуть…

Он, Кит, вернулся в ту же самую точку времени и пространства, из которой выехал в прошлое на старинном «Рено» выпуска 1913 года! Все логично! Но он, конечно же, не мог вернуться сюда на аэроплане – посадочка в узкую арку была бы еще та! Крылышки бы разлетелись во все стороны! Они оба разбились бы в лепешку, не успев превратиться в мотоциклетных ездоков… Да еще прохожих с десяток угробили бы!

Значит, княжата решили обязательно спасти его, Кита… пусть и ценой собственной жизни! Для этого и раструб с граммофона был снят: чтобы сбросить мощность звучания и значит… значит, уменьшить объем переносимой во времени массы. Масса это он – Кит. Аэроплан-трансформер слишком большой, и таинственная сила граммофона без раструба не могла его вытащить… Все правильно! Они все рассчитали правильно… Но только все, все теперь на свете неправильно! Потому что он здесь, целый и невредимый, а храбрая авиаторша-княжна через минуту, а может, и раньше, разобьется насмерть!.. А может, все-таки сумеет посадить подбитый аэроплан?.. Может, аэроплан еще успеет превратиться в какой-нибудь спускаемый аппарат с парашютом, как у космонавтов… И почему, почему князь не сбивал вражеские самолеты «молыньями» или еще чем-нибудь, ведь наверняка какое-то невиданное по тем временам оружие у них есть?!

Кит уже не лежал на постели, а сидел на ней голый и неподвижный, как йог в нирване, и тупо смотрел в холодные глаза Чужого, глядевшего на него со стены и улыбавшегося холодной космической улыбкой. «Чего гадать, и так все ясно, – тихо шептал Чужой с постера на стене. – Разбилась твоя распрекрасная княжна, разбилась давно, сто лет назад… Сами же они и виноваты, сами заварили всю эту кашу, ты тут вообще не при чем. Расслабься».

Представить катастрофу было легко… Торчащий из луга хвост аэроплана, заломленные крылышки, горящие обломки… и труп княжны посреди них… ниточка крови тянется с уголка губ. Все красиво, как в кино… Только там, сто лет назад, настоящий труп красивой и храброй девчонки. Его, считай, ровесницы… спасавшей Кита ценой своей жизни.

Кит еще никогда всерьез не размышлял о смерти. Он, конечно, понимал умом, что есть такая неминучая напасть в мире, видел всякие ужасы в новостях… но это, сами понимаете, не то. Она, смерть, проходила мимо Кита пару раз, но – не очень близко и не очень страшно. Первый раз давно, когда мальчишку из соседнего подъезда, которого он иногда встречал во дворе, сбила насмерть машина. Он не видел самой аварии и не видел похорон, но пару месяцев дверь соседнего подъезда казалась ему пострашнее двери в подвал, от нее веяло жутью. А еще год назад умер от инфаркта папа одноклассницы Кита. Она две недели не ходила в школу, а потом еще долго была вся бледная, молчаливая, с заплаканными глазами. Учителя ее почти не вызывали и за любой ответ ставили «четверки»-«пятерки». Ее все жалели, но.. но подходить к ней было как-то не того, не то чтобы страшно, но как-то не очень… в общем, понимаете.

Еще Кит знал, что люди, не верящие в Бога или хотя бы в какой-нибудь Космический Разум, считают, что смерть – это всё, полные кранты. Умер, закопали, сгнил – и все. Глухая тьма. Радуйся тому, что потомки будут помнить, хотя, если разобраться логически, радоваться в далекой перспективе будет некому и нечему. И так же, если по логике, случится со всем человечеством, даже если оно, как муравьи по лесу, расползется по всей вселенной: ухнет вселенная, сгорит или еще чего – и закопают ее, вселенную, вместе с человечеством. Тогда уж точно никто ничего не вспомнит… А люди верующие считают, что всё наоборот: душа, разум только готовятся в этой земной жизни, набирают опыт и силу, чтобы развернуться в полную мощь где-то там, в новом измерении, где тебя уже никак не будут ограничивать всякие телесные недостатки, а заодно – пространство со временем… Стоп! Время!

Все правильно! Время! Ведь он, Кит, теперь живет и действует в своем времени – и пока оно течет здесь, можно считать, что там, сто лет назад, время остановилось… и аэроплан княжны завис, застыл в воздухе… И если он, Кит, сможет вернуться туда – в ту же точку и в ту же секунду… и погасить огонь, починить пробитый пулями двигатель… Он же великий Сборщик! А они его недооценили!

Кита прямо жаром обдало!

Он вскочил на постели и врезал кулаком Чужому в челюсть. Понятное дело, кулак об стену отбил, но зато пришел в себя. Чужой продолжал ехидно скалиться, все зубы у него остались на месте.

Время? Кит глянул на свой будильник у постели – и снова растерялся… Что делать? До конца большой перемены – две минуты. Ничего себе, переменочка затянулась! На «русский» он уже не попадает. Прогулять весь оставшийся день? Заняться делом посерьезнее?.. А что если князь вернется за ним туда же, к школе?.. Если у них там все не так уж плохо кончится… Может, у них еще один граммофон есть… И почему-то его забирали именно от школы, в определенный час этого века, а не из дома… хотя прошлой ночью лезли прямо сюда, в его комнату… «Прошлой ночью» – когда ж это было!

Сейчас главное, чтобы крыша от всех этих расчетов не съехала. Крыша не съедет, если есть четкая и правильная цель. А такая цель у Кита теперь была – во что бы то ни стало спасти княжну… а то жизнь до конца жизни будет не в жизнь, одни ночные кошмары про падающий аэроплан и мучительные угрызения… чего? Сами знаете чего!

Кит как был голышом, так и побежал в душ, окатил себя холодной водой, вытерся, потом врубил чайник, сожрал бутерброд с телячьей колбасой, выпил чашку чая – и все делал, чуть ли не посекундно глядя на часы…

После «русского» была литература.

– Извините, Мария Трофимовна, у меня были проблемы, – для начала честно признался Кит, когда Марьяша, как ее звали все, спросила, почему да отчего он прогулял «русский» и вообще не в форме: – Я штаны порвал… и рукав… случайно… на перемене упал, на лестнице… пришлось домой бежать, переодеваться.

Марьяша смотрела на Кита, одетого не по школьному дресс-коду в синий свитерок, с большим сомнением. Правда, она была подругой завуча-математички, с ее подачи уважала таланты Кита и отчасти разделяла ее мнение, что из одаренного математика гуманитарий никакой, то есть требовать от Кита, чтобы он стал еще и великим писателем, это как от быка – молока…

– Ты что, подрался? – заподозрила одаренная глубокой гуманитарной интуицией Марьяша. – Ты на бандитов Думенко совсем не похож… Ну, смотри, раз прогулял, значит, сейчас тебя точно спрошу.

В общем, с училкой поначалу обошлось. Куда более суровый ответ пришлось держать Киту чуть раньше, перед своими.

Разговор с Думом и даже с Ленкой Пономарёвой Кит запомнил, как смутный и неприятный сон. Дум наезжал с разными вопросами, А Кит не придумал ничего лучшего, как объявить, что его будут снимать в кино про старинную жизнь… ну, и заехали со студии имени Горького (до нее тоже было недалеко от школы) на олдтаймере. Съемочная группа так прикалывается. Дум почти не поверил, подумал и потребовал от Кита одного – чтобы он из кожи вылез, но прокатил Дума на том самом олдтаймере.

Кит вдруг вспомнил, что на «литературе» Дум сидит вместе с Ленкой Пономаревой на последней парте у окна… И на «литературу» не распространяется запрет, действующий на уроках по точным наукам.

– Идет! Только еще одна просьба! – воодушевленно ответил Кит. – Мне на литре нужно сидеть у окна. Сзади! Врубился?

Дум слегка оторопел. Что и нужно было!

– Не врубился! – честно признался Дум.

– Мне на литре с тобой нужно сидеть! У окна! Меня могут снова позвать… – Этого Кит и вправду больше всего хотел, так что не врал ни капельки. – Тогда, может, сразу и прокатимся! Ну…

Дум постепенно врубался…

– Чего не ясно-то? Я отследить должен, – втолковал Кит.

– Ну, смотри… – пробормотал Дум и пошел прямиком к Ленке Пономаревой.

Слыханное ли дело! Кит нагло сгонял ее со своего законного места!

И теперь он смотрел вслед Думу во все глаза.

Дум подошел к Ленке, что-то коротко ей втолковал… и Ленка… что Ленка? Угадайте!

Ну, конечно! Ленка издали, из далекого далека, метров эдак с десяти, так посмотрела на Кита, будто впервые в жизни его заметила – и увидела, что это не Кит какой-нибудь, ботаник математический, а натурально… ну, как если бы Дум сказал ей, что Кит и есть Человек-Паук… только это еще не совсем проверено…

Кит о таком Ленкином взгляде мог только мечтать… но сейчас почему-то не чувствовал себя человеком со сбывающейся мечтой… Честное слово, его сейчас больше волновала не сама Ленка, а согласиться ли она уступить ему место за партой. Киту даже было наплевать, разозлиться она или нет.

А Ленка взяла и подошла к Киту. И он почему-то ничуть не струхнул и не оробел. А так и смотрел на нее… как? А по-деловому: сгонится или не сгонится.

– Тебя что, правда, в кино собираются снимать? – спросила она, испытующе глядя на Кита в упор.

В другое время у Кита бы дыханье сперло…

– Ага… – просто ответил он.

– Пригласишь? – прямо-таки кокетливо спросила Ленка.

Так кокетливо, что Дум зыркнул на нее сурово.

– Куда? – без всякого вдохновения спросил Кит.

Вот так в жизни и бывает: мечты сбываются, а счастья нет.

– Ну… – как-то смутилась и сразу похолодела взглядом Ленка. – На премьеру твоего фильма хотя бы...

Что-то невиданное происходило с Ленкой Пономаревой прямо на глазах Никиты Демидова, а ему было хоть бы хны… Как такое может быть?

– Приглашу, если снимут… если все пробы пройду, – сказал Кит, как отрезал.

Ленка оглянулась на Дума, словно прося его поддержки: типа, надави на него, а то ведь не пригласит, проигнорирует гадёныш.

Тут и прозвенел звонок на урок.

Не прошло и десяти минут с начала урока литературы, как Ленка Пономарева, сидевшая перед ним справа, получила полную компенсацию за все унижения, которым ее успел – честное слово, не нарочно! – подвергнуть Кит.

Потому что Кит получил «кол». Это был его личный рекорд: «колов» ни по каким предметам Кит еще не получал. И даже рекорд класса: никто в классе еще ни разу не получал «кола» по литературе. Даже на Дума Китов «кол» произвел серьезное впечатление.

– Ну, ты отжигаешь! – почтительно отстранился Дум, когда Кит сел со своим «колом».

А Ленка Пономарева что? Она просто оглянулась, сверкнула зелеными глазками и хмыкнула. И еще сказала что-то обидное – типа, «отстойно зарулил». Но Кит не обиделся, не устыдился, не смутился, не покраснел… Вообще, он поставил рекорд по пофигизму двадцать первого века только потому, что именно в этот самый момент был самым героическим антипофигистом прошлого века. Но об этом никто не мог знать, никто не мог это оценить по достоинству.

Киту, конечно, стоило прислушаться на перемене к благожелательному предупреждению училки и хотя бы пролистать то, что было задано на сегодня… и хотя бы одним ухом слушать, что происходит в классе. Но Кит, чего греха таить, с первой же секунды урока был в полной отключке. Он таращился в окно, мучительно ожидая появления старинного «Рено», а сквозь самую привычную и обыкновенную картину осенней улицы он видел, как в стоп-кадре, зависший в небе старинный аэроплан, хвост дыма, языки пламени… и прекрасные темные глаза княжны. Неужели это последнее мгновение ее жизни?! Там, в уже не досягаемом прошлом…

Тут Кита и вызвали.

Марьяша, конечно, видела, что Кит только и делает, что таращится в окно. Она терпела-терпела, злилась-злилась – и резко вызвала. И когда Кит, не сумев врубиться, стал что-то мямлить и бубнить, она резко тормознула его. И дальше произошло то, что еще ни разу не происходило на уроках литературы.

– Стоп! – сказала Марьяша. – Хватит, Демидов! Слушай меня внимательно. Случаются с людьми явления, которые нормальным литературным языком описать невозможно. Нет в нем адекватных определений. И вот сейчас я употреблю два таких слова. Надеюсь, что это произойдет в первый и последний раз. Не только в отношении тебя, Демидов, но и, вообще... Эти слова примитивного уличного языка вы все знаете. Может, ты сам подскажешь, Демидов?..

Кит стоял, как будто время раз и навсегда остановилось только для него.

– Может, класс подскажет… а то мне как-то не по чину-званию, – на полном серьезе, сказала Марьяша.

Но, оказалось, что и для класса время тоже остановилось – такой нестандартной училку по русскому и литературе никто никогда не видел.

– Ладно, согрешу раз – и это тебе, Демидов, дорого обойдется, – твердо решила всегда предельно интеллигентная Марьяша. – Первое слово – это глагол «оборзеть». Вот ты, Демидов, на этот раз совершенно оборзел… А второе слово – существительное… «Беспредел». И это, Демидов, уже полный беспредел, когда ты торчишь вот так передо мной и продолжаешь таращиться в окно… Что ты там боишься пропустить?

– Кино, – хихикнула Ленка Пономарева, но ее шутку почему-то никто не заметил.

– Ничего, – пробубнил Кит. – Извините, Марья Трофимовна…

– Кол! Кол, Демидов! – сказала Марьяша. – И это очень серьезное предупреждение. Это последнее китайское предупреждение, Демидов. Тебе три дня на размышление, до следующего урока… Иначе, боюсь, мне придется экстренно вызывать службу вывоза городского мусора.

На перемене после литературы Кит все пытался оторваться от всех возможных, типа, интервью… и вообще. Не хотелось никому попадаться на глаза. Поторчал в туалете, потом сунулся на лестницу… Там его и настигла староста класса – Грач, тоже, между прочим, Ленка.

– Вот ты где! Еле нашла… – запыхалась Ленка Грач. – Тебя Нонна зовет. Срочно! Беги быстрей!

– А чего? – невольно спросил Кит.

– Сам знаешь чего, – махнула рукой Ленка Грач и сразу исчезла, потому что Кит ее никогда не интересовал.

Побежать Кит не побежал, но дошел до кабинета завуча довольно быстрым шагом.

Нонна Николаевна для начала только посмотрела на него издали, так что степень угрозы трудно было оценить. А потом посмотрела на свои настольные часы.

– У тебя какой сейчас урок? – задала она вопрос, какого Кит не ожидал.

– Биология. – Это Кит еще помнил.

– Постарайся не получить «кола» по крокодилам, а то, честное слово, я тебя им скормлю сегодня же после уроков, – совершенно без всяких эмоций и тоже на полном серьезе сказала Нонна-математичка, она же завуч школы, так что сомневаться в ее обещании не приходилось. – И сразу после уроков зайди ко мне…

На биологии Кит просидел, как в танке. Его не вызвали. В окно он почти не глядел. Потому как понял, что князь за ним больше вот так не приедет, а если появится, то уже каким-то другим способом. А на Ленку… на Ленку Пономареву его глаза б вообще не глядели.

А потом он пошел сдаваться Нонне.

– Пойдем, – вдруг сказала Нонна, когда он пришел к ней в кабинет с таким настроением, как если бы уже пришел в зоопарк, на обед к крокодилам.

Кит очень удивился.

И пока он удивлялся себе, Нонна встала из-за стола, собрала свою сумочку, надела свой модный, но не яркий плащик.

– А куда? – наконец решился спросить Кит.

Ему в голову вдруг пришла дикая, жутко детская мысль – а вдруг Нонна возьмет, да и поведет его прямо к маме! Тогда уж лучше прямо к крокодилам… или прямо в колонию для малолетних преступников… Куда угодно, только не к маме!

– Сейчас посмотрим, – как-то неопределенно ответила Нонна Николаевна. – Только тут не годится. Слишком угнетающая обстановка. Как в полиции, на допросе…

И Кит потащился за ней.

Одноклассники, попадавшиеся по пути, смотрели на него так, будто его и впрямь уводила полиция, омоновцы в масках. Дум подмигнул и махнул рукой. И Кит представил себя на его месте. Вернее – Дума на своем. А что, собственно, произошло? Подумаешь, урок пропустил, «кол» схватил по литературе… никого ж не убил, наркоту в школу не таскал, матом при учителях не ругался. И чего на него так смотрят-то? Будто что-то знают такое…

В таких смешанных чувствах и мыслях Кит и вышел, вернее был выведен на улицу.

– Тебе не холодно? – спросила Нонна.

– Не… – ответил Кит.

И Нонна снова надолго замолчала и куда-то все вела и вела Кита. Они вышли на шумный проспект Мира, и там Нонна повернула не к дому Кита, а в противоположную сторону. Кит не знал, что будет дальше, но все равно с облегчением вздохнул.

– …Вот сюда давай зайдем, – вдруг сказала завуч.

Кит по ходу очнулся и увидел, что она предлагает зайти в маленькое кафе со смешным названием «Троллейбус». Ситуация становилась все более экзотической: почти как с крокодилами. Завуч приглашает ученика школы в кафе… Расскажешь, не поверят. Да теперь бедному Киту, что бы он ни рассказывал, – ни за что не поверят.

– Что будешь? Может, пирожное какое?.. Чай? – спросила Нонна, когда они устроились за столиком у окна.

Кит машинально посмотрел на улицу: нет, здесь князь точно не появится в фиолетовом фейерверке на своем роскошном «Рено».

Потом Кит пошуршал в кармане мелочью.

– Не суетись, сегодня я угощаю, – с грустной улыбкой сказала завуч школы. – Выбрал?

В другое время Кит бы сидел бы, удивленный до глубины души. А теперь он любые чудеса воспринимал, как неизбежное зло.

– Давайте просто сок, – сказал машинально Кит, заметив на соседнем столике высокий желтый бокал. – Апельсиновый.

– А я двойной эспрессо возьму, – почему-то опять с грустью сказала завуч Нонна.

Пока не принесли кофе и сок, Нонна нарочито молчала, отрешенно наблюдая за плотным траффиком на проспекте. Когда официантка подошла, она с таким же отрешенным видом сняла со спинки стула свою сумочку, открыла ее и… чуть не вынула пачку сигарет. «Чуть» – потому что успела вынуть наполовину, спохватилась – и убрала.

– Да, ничего… – вдруг сам от себя такого не ожидая, сказал Никита. – Вы курите, Нонна Николаевна. Здесь можно.

– Ну, знаешь, – усмехнулась и покачала головой завуч. – Есть корпоративная этика. Знаешь, что это такое?

– Вроде того, – кивнул Кит. – При нас вам курить нельзя…

– К тому же это очень вредно для здоровья, ты слышал? – как-то не шутя, спросила Нонна.

– Точно, – кивнул Кит.

– Ты и не куришь… – сказала Нонна так, как будто ей об этом постоянно докладывали. – А вот многое другое, что очень вредно для этого здоровья. – она постучала пальцем по виску, – делаешь… Может, расскажешь, что с тобой происходит… если, конечно, есть настроение. Что такое сегодня случилось?

– Да так… – зажался Кит.

Ему стала понятна идея этого похода, этой хитрой ловушки завуча. За такой нестандартный подход к работе с трудным подростком ей надо было сказать «спасибо».

– Просто не мой день, – сказал вместо «спасибо» Кит.

– Какое у тебя прозвище? – вдруг спросила Нонна.

– Кит, – удивился Никита Андреевич Демидов.

– Так вот, Кит, слушай.

Нонна поставила чашечку и так пронзительно посмотрела на Кита, как раньше смотрел на него, наверно, только суперопасный Лев Константинович. Только во взгляде завуча не было чего-то такого… Душевно-сладкого и одновременно коварного, что ли…

– Я очень хочу вытащить тебя из этого… – Она осеклась. – Из этого тупика.

Марьяша, пожалуй, могла сказать более определенно – «из чего»… если бы снова вышла из себя.

– Я бы никогда тебе этого не сказала… потому что не люблю типичных вундеркиндов. А ты – не типичный вундеркинд. И я никогда не хотела сделать из тебя такую публичную надежду школы. Хотя могла. Тебя бы тащили, на ручках носили бы… до медали бы дотянули. Как тебе роль «великой надежды»?

– Не очень… – честно признался Кит.

– Вот-вот, директор со мной согласился, и мы приостановили этот процесс, – сказала Нонна.

«Надо же!» – еще немного удивился Кит.

– Как ты понимаешь, это большой секрет, – добавила Нонна.

Надо думать!

– Я очень хорошо знаю, на что ты способен, – сказала Нонна.

И это Киту уже растолковали по полной программе сто лет назад.

– И я вижу, что по натуре ты не типичный «ботаник», и если дать волю твоему самолюбию, то лет через пять, из тебя выйдет совершенный интеллектуальный киборг, презирающий всех и вся.

А вот такой прогноз был для Кита новостью.

– И сейчас ты на распутье… и я, представь себе, не знаю, что делать… – Нонна вдруг снова осеклась, и глаза ее словно потухли.

Она сделала глоток кофе, подумала. И стала вдруг говорить очень тихо, очень доверительно:

– У меня когда-то был очень близкий друг… он был во многом похож на тебя. Очень талантливый математик. И такой же отъявленный пофигист, как ты…

Вот оно! Есть и вправду в мире людей вещи и явления, которые нормальным литературным языком ну никак не назовешь!

– Таким пофигистом и остался… – Нонна почему-то говорила все тише, все глуше. – До конца школы все было вроде бы нормально. Школа его тащила в математические гении… Мама с папой убеждали, что он – прямо супергерой. А потом вдруг, после школы… полный срыв… Он стал наркоманом… В конце концов повесился… Накануне своего двадцатилетия.

Кит сидел, будто влипнув в стул, и не то, что свой сок пить, вздохнуть-то боялся. Что-то жуткое накрыло его вдруг – такое, с чем он еще не имел дело ни в каком самом темном подвале…

Нонна Николаевна опустила глаза, потом снова подняла взгляд на Кита. И Киту совсем не по себе стало. Казалось, Нонна Николаевна силится перетерпеть приступ сильной боли.

И она вдруг сказала:

– А я, между прочим, его очень любила… Первая любовь, представь себе…

Киту показалось, что в глазах Нонны Николаевны собираются слезы – и уже блестят, блестят… вот-вот прольются.

– Меня мама с папой не убеждают, что я супергерой… – вырвалось у Кита, словно только такие слова и могли успокоить Нонну Николаевну.

– Я знаю… и это радует… – улыбнулась она.

Несколько мгновений они молчали.

– …И я ничего не могла сделать, понимаешь? Ничем помочь не смогла, – вдруг едва слышно добавила Нонна Николаевна и вдруг сразу же спросила… без всяких-таких взрослых усмешек. – Может, ты влюбился, а? Поэтому и голова не на месте… У тебя самый хороший возраст для первого взрыва…

– Какого взрыва? – не понял, но слегка вздрогнул Кит.

От всей этой обстановки, от такого разговора с завучем он растерялся никак не меньше, чем от первого знакомства с князем, его сестрой и всем прошлым веком вместе взятыми.

– Атомного… Сердечного, – улыбнулась Нонна Николаевна и… и резко сжала и разжала кулак прямо против своего сердца.

Кит попытался разобраться в себе. Ленка Пономарева?.. Только теперь он скорее ненавидит ее от всей души, чем… это… того… И вообще, не до Ленки, когда княжна Лиза погибает… вот-вот разобьется насмерть на своем аэроплане, подбитом какими-то неизвестными гадами! А он тут сидит и апельсиновый сок спокойненько попивает! И тоже ничего не может сделать…

Нонна Николаевна что-то заметила.

– Что-то случилось, да? – тихо спросила она. – Извини, что лезу тебе в душу. Но момент, по-моему, критический. Дальше так не может продолжаться…

Да, момент, похоже действительно наступил критический. «Момент истины» – так его вроде называют… Надо было что-то срочно делать. И опять не просто так вскочить и побежать: надо было что-то делать разом со всей жизнью.

– Вы не поверите, Нонна Николаевна, – выдавил из себя Кит, когда представил, что будет, если он начнет тут признаваться во всем и во вся…

Может, она и вправду подумает, что он стал наркоманом и теперь весь живет в жутких глюках…

– Я очень постараюсь, – пообещала Нонна.

– Понимаете, сейчас одному человеку очень плохо… – проговорил Кит, стараясь не отводить глаз, а то Нонна уж точно не поверит. – Совсем плохо. Он… этот человек… может просто погибнуть… по-настоящему. И ему никто сейчас не может помочь… Похоже, только я один, и всё… Вот.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю