Текст книги "Записки раздолбая или мир для его сиятельства (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

  – Эта Анабель... Она меня убила, – произнёс я, рубя с плеча.

  Не ожидавшая ответа Рыжик мгновенно взбодрилась, навострила ушки и даже привстала на постели. Я любил это дело со светом, на столе горела масляная лампа (хотя опыт Ричи подсказывал, что в целом народец тут предпочитал без света; в крайнем случае при свете луны – вон, из окна как светит. Луна тут всего одна, чуть бОльшего размера, чем наша, и с другим рисунков лунных морей, но светит ярче) и я прекрасно читал гамму чувств у неё на лице.

  – Я умер, – подтвердил я немой вопрос. – На самом деле умер, Лисёнок! – Сделал театральную паузу. Сестрёнка не перебивала. – И родился. Заново. В другом месте.

  – Я так и знала, что всё дело в этой прошмандовке! – загорелись огнём её глаза. – В каком?

  – Это далеко. Я даже не знаю, насколько. – Задумчиво покачал головой. – Это другой мир, совсем другой. Там нет одарённости – только обычные человеческие способности.

  – Что значит обычные способности? – нахмурила она лобик. – Ты хочешь сказать, одарённость...

  – Там её нет, – отрицательно покачал я головой, вытягивая ладони и зажигая над ней маленький факелок. – ТАК там сделать нельзя. И никак иначе нельзя. ЛЮБОЙ одарённости – нет. Откуда они здесь, в нашем мире, после того, что я узнал, сказать не могу, но... А ещё там нет степняков и эльфов. Но их с успехом заменяют другие люди.

  Да, Астрид, люди там – такие же скоты, – вздохнул я. Даже не такие же, куда бОльшие – ибо они, их цивилизация, прожила гораздо дольше. У них больше опыта и знаний, и все эти знания используются в борьбе человечков друг с другом.

  Она нахмурилась, переваривая. Рома и я меня понимали, но она, привыкшая, что постоянная война человечков друг с другом, это норма, нет. Ладно, продолжим!

  – Там я родился в простой семье. Семье ремесленника.

  – Крепостного? – нахмурилась она.

  – Там нет крепостных. Все свободные.

  Неверие.

  – Так не бывает.

  Я покровительственно вздохнул.

  – К сожалению, бывает.

  – К сожалению?

  – Да. Сеньор заботится о своих людях. Бывают плохие сеньоры, которым на людей плевать. Но в целом мы должны заботиться о крестьянах как таковых, пусть некоторых из них можем гноить и наказывать. Там же никто никому ничего не должен. Не вписался в эту жизнь – подыхай на её обочине, никто тебе не поможет. Совсем никто..

  И снова я её не шокировал.Здщесь то же самое, заботятся только о СВОИХ. Даже королю плевать на подданных – никакого соцобеспечения тут нет, а расскажи я о нём – не поймут.

  – А ещё там нет аристократии. Нет, там есть элита, которая 'рулит' государствами. И попасть в неё, не родившись её членом, невозможно. И границы между элитой и быдлянами ещё больше. Но внешне все провозглашены равными, и у крестьян и ремесленников юридически те же права, что и у правителей и членов их семей. И более того, доступ к благам тоже у всех схож, просто у одних золочёная карета с каретами охраны, а у других простые жоповозки-развалюхи. – В целом аналогию привёл корректную, как ещё изобразить относительное равенство – не знаю. – Но и те и те могут ездить по ним по дорогам королевства, а не таскаться на своих двоих. И так во всём. Всё есть у всех, просто у элиты больше и качественнее.

  Снова неверие и скепсис. Ладно, потом буду объяснять, пока только поделюсь общей информацией.

  – Я там был... Никем, – продолжил я. – Двадцать семь лет в теле ремесленника. Не зная, кто я и откуда. Ничего не помня о прошлой жизни. Я не был не то, что графом – я был ничтожеством! – воскликнул я, ибо вновь вспомнил красный провод, синий провод, писк тестера... – Ничего не добившимся юношей с самомнением. А потом я... Умер.

  – Убили? – нахмурилась она, но как-то равнодушно. Слишком загрузил.

  – Сам. Почему – не знаю, не спрашивай. Грешу на сердце, но точно сказать не могу. Я помню себя там, отдыхающего после работы... И сразу оказался здесь. А передо мной – испуганные и злые глаза той ведьмочки.

  – Я помню всё, что было, Астрид! – подался я к ней. – Помню в каком платье ты была на первом балу. Помню, как мы сбежали на речку, под мост, и как ты тонула. А я бросился тебя спасать, хотя сам не умел толком плавать. Я помню свою первую охотничью собаку. И как отец привёл к маленькому Дружку и учил работать с ним, воспитывать его. Как стоял на коленях на горохе, когда отец наказывал. И помню... Наш тот первый раз. – Провёл ей по шикарным рыжим волосам. – После которого тебя в темпе выдали замуж, чтобы глупости больше не делали.

  – Р-ричи... – потянула она, из глаза её потекла слезинка – я говорил на эмоциях, был убедителен, и это чувствовалось.

  – Но я помню свою сестру Вику! – продолжил я зло, меняя стиль повествования на противоположный. – Помню, как родители встречали нас с ней после школы по темноте, когда в городе объявился какой-то маньяк. Как мы вместе учили уроки. И как я учил плавать уже её – в городском бассейне. Помню маму и её огород, сбор колорадских жуков по помидорам, которые нельзя травить ядом, первую машину отца и наши поездки в Крым, на море. Помню костёр, лес, и группу сокурсников, с которыми пошли в поход. Выпускной, пьянку после первой сессии, где я разложил свою первую девушку – прямо там, на подоконнике. Эта жизнь – тоже моя. Как и вот эта, – похлопал рядом с собой. – Я не знаю, кто я, Астрид. Я не знаю, как мне быть и что делать. Потому, что жизнь там и здесь... Она слишком разная.

  Она молчала. Да и что я хотел от неё услышать?

  – Там меня звали Рома. И Рома не может принять многое, что нормально в этой моей жизни. Но, Астрид, проблема в том, что Рома – это я сам, понимаешь?!

  Мне претит убивать людей. Нет, война – святое, это понятно. Но убивать, наказывая, или просто из желания покуражиться – только от мыслей об этом у меня истерика!

  Мне претит брать женщин силой. Да-да, я не хочу больше так делать, и не буду! Причём женщина – это любая женщина, даже крепостная.

  – Крепостные – не люди, – покачала головой она.

  – А вот это третье, что я не могу принять. Это ЛЮДИ, Астрид! – прорычал я, и был достаточно убедителен – она поверила, что я искренне так считаю. – И они не виноваты, что такие. Они родились такими – бесправными. А могли родиться другими. А мы с тобой – наоборот, могли родиться рабами, если бы звёзды сложились иначе.

  – Мы не могли родиться рабами! – фыркнула она, но я видел в глазах сомнения. Ещё вчера она бы считала так искренне, но сегодня...

  – Я был ремесленником. Бездарным, так и не нашедшим себя. И, наверное, хорошо, что я умер и вернулся. Нет, Астрид, мы такие только потому, что повезло, что родились именно у тех родителей, у которых родились. А им – не повезло. Но всё могло быть иначе. Мы ничем не лучше их, они ничем не хуже нас. Поменяй нас местами, воспитай их как нас, и никакой разницы со стороны не заметишь. Вот какая засада, понимаешь?

  – Так что, теперь всех освобождать? – фыркнула она. И она считала, что это такой сарказм. Только вот я так не считал.

  – Я освобожу всех своих крепостных, – совершенно серьёзно произнёс я, переворачиваясь на спину, глядя в потолок. – Но сделаю это не за один раз и не за один день. Вначале нужно всё подготовить. Пока – рано.

  – Ты сумасшедший! – констатировала она.

  – Какой есть.

  – Мне надо подумать над тем, что ты сказал. Пойду в свою комнату.

  Она поднялась, слезла с кровати и принялась собирать свои вещи. Подходя к двери, добавила:

  – У тебя очень глупые шутки.

  – Я был бы счастлив, если бы это были шутки, – выдавил я усмешку.

  Дверь за ней хлопнула. Она убежала голой, как есть – за дверью только Роза, доверенная служанка, мужчин на этаже нет – отослал отсюда абсолютно всех. Конечно стесняюсь! С Астрид – стесняюсь. Знают, но пусть хотя бы не видят глазами и не слышат лично.

  Ладно, первый мяч закинут, дальше будем работать с конкретикой, убеждая, что всё это правда. Моё признание сейчас это что-то сродни тому, если бы я сказал Вике, что меня похитили инопланетяне, и теперь вернули после двадцати семи лет жизни на их планете. Даже если сказал бы после болезни, она не то, что не поверила бы, а... Хорошо, что в этом мире не придумали психбольницы.

  А я ведь инопланетянин. На самом деле. Мой багаж знаний таков, что в этом мире меня попросту не поймут. И не смейтесь, но больше всего я себе напоминаю старину Лунтика. Уже говорил, что это работа была моей любимой? Видимо она стала не просто любимой ролью; она стала моим кредо. И даже больше – моим проклятием и кошмаром. И откатить назад не получится – только жить дальше, сея добро в этом долбанном лесу у долбанной местной ивы. Лунтик в сериале до зубовного скрежета, до дрожи в коленках правильный! Как хотелось в некоторые моменты от его слащавой доброты и правильности блевануть! Может для маленьких деток вариант неплохой – учиться добру лучше по таким мультикам, но я уже взрослый, и попал в жестокий мир – не получится у меня как у него. Но воевать за свою доброту и идеалы придётся. Наверное это (в том числе это) так испугало меня, когда я пришёл в себя и осознал, а главное принял случившиеся две смерти и слияние. Но теперь, слава богу, я в норме и готов к бою. Но сначала нужно понять, что, собственно, произошло? И ответ может дать мне только один человек.

  – Вольдемар, готовь дежурный десяток и моего коня. Выезжаем, – бросил я сразу после завтрака. Завтракали мы с Астрид молча – она дулась, а сотник молчал, чувствуя, что между нами что-то происходит, и не лез в душу.То ли Астрид считала рассказанное ночью шуткой, то ли пыталась переварить – чёрт знает этих женщин.

  – Далеко? Надолго? – уточнил Тихая Смерть, являющийся командиром моих телохранителей, отборной десятки гвардейцев.

  – Нет, в деревню. На пару часов.

  – Понял.

  Деревня в паре миль от замка никак не называлась, считаясь частью замка. Многие слуги были родом отсюда, в деревне проживала их родня. Также в деревне жили семьи некоторых воинов и вольнонаёмных слуг – бесплатное проживание внутри кольца стен предоставлялось только семьям офицеров и непосредственно самим слугам. Если какой-либо мой кладовщик из вольняшек привезёт в замок жену, то за её проживание с него будет вычитываться часть жалования. Еда ж для людей (простолюдинов и холопов) бесплатная, вода тоже, это как минимум убыток. Так что либо ей нужно будет устроиться служанкой самой, что не очень просто (крепостные служанки обходятся дешевле; надо обладать какими-то талантами, чтобы управляющий раскошелился на тебя, а не условно бесплатную из деревни), либо съезжать в деревню и вести хозяйство там – землю на дом и огород Прокопий выделит, а две мили – это примерно пять наших километров, на лошади вообще ни о чём.

  Рядовые воины гвардейской стражи, которых Ромино подсознание обозвало привычным словом 'отроки', по аналогии с русской дружиной, жили бесплатно, но только в казарме, а в казарму жену с детьми не поселишь. Так что солдатки и семьи слуг вольняшек составляли значительную часть поселения.

  Дружок... Ах ты мой хороший, мой зверёныш!..

  Я угостил коня яблоками, извиняясь за недостойное поведение. А какое оно может быть достойное, если я не уделял своему зверёнышу внимания столько дней? Две недели, даже чуть больше. И что, что валялся в мастерской, борясь с приступами? Коню от этого не легче – он всё равно скучал, и я должен был извиниться. Не знаю насколько тут далеко зашла ментальная магия (такая тут есть, правда у нашей семьи в родовых способностях отсутствует), но люди понимали тесную связь между человеком и животными, и разработали целую систему продуктивного взаимодействия. Честно скажу, Ричи к Дружку относился без восторга. Конь? Да. Боевой? Да. Его надо воспитывать с детства, от маленького жеребёнка? Ричи воспитывал, под приглядом отца, сотника и замковых конюхов. Привязывал к себе. Таскал яблоки и морковку, угощяя, делая привязку сильнее. Сам купал его в речке, скоблил щёткой. Сам убирал навоз и давал сена или овса (правда это касается только собственного боевого коня, убирать за любыми другими – западло). Дружок любил Ричи, но Рикардо относился к нему всё же как к... Инструменту – вот верное слово. А не другу. И только Рома во мне, увидев такое сокровище, возопил от восторга. Роме, по ходу, тут вообще всё нравится. И крепкий готический замок, и мечи-копья-стрелы, и Астрид, и, теперь, боевой конь аристократа. Капец!

  Рикардо – сын графа, и его с детства учили боевому слаживанию с конём. Конь – тоже оружие рыцаря, как меч, щит, булава и доспех. Это продолжение его самого. И на это слаживание у воина уходит много времени. Боевой конь стоит как целая холопская деревня, как стадо коров, как десяток обычных лошадок. Именно потому, что он – тренированное оружие. И самое интересное – он ценен только для своего хозяина. Украв или купив такого коня, например, если его хозяин в бою того, тебе придётся потратить много времени на боевое слаживание с ним под себя, что сильно роняет стоимость покупки... Но всё ещё оставляет цену заоблачной.

  В общем, Дружок простил меня, и, выезжая из замка, отдавая ему дорогу на откуп, смотря, какое он испытывает удовольствие, ощущая ветер скачки и свободу вокруг вместо надоевших стен конюшни, я был счастлив.

  И оттого, что так много наслоилось за последние дни на меня хорошего, решил действовать не по жёсткому, а по максимально мягкому сценарию – успею ещё трэшака нагнать. Буду Рикардо не просто Ужасным, но и Милостивым.

  – Держи! – бросил Дружка под уздцы одному из воинов. – Вольдемар, я сам, – сделал знак 'стоп' главному телохранителю. – Не мешайте. – После чего подошёл к встречающей мою персону и наш небольшой, но грозный отряд, старой деревенской ведьме. Кавалькада из полутора десятков воинов – это событие, в деревне нас увидели издалека и теперь из каждого дома, из-за каждой поленницы на нас смотрели чьи-то заинтересованные любопытные глаза.

  Я был без брони, только меч нацепил для солидности. Две мили от замка, вокруг везде секреты и разъезды на многие мили, чего мне бояться? А в то, что ведьма запустит в меня чем-то смертоносным не боялся тем более – не когда у меня в замке заложница. Но всё равно действовал не по правилам, потому пришлось придержать Тихую Смерть, беря ответственность на себя. Гвардеец не протестовал, хотя мог, и был бы в своём праве. Учту.

  – Ваша светлость... – пояс склонилась ведьма, и я видел, это не игра. Та блондинистая сука меня не уважала, лишь только выполняла комплекс действий 'как положено', чтобы не выбиваться из общепринятой канвы. Глаза сучки выдавали полное к моей персоне презрение. Эта же боялась меня по-настоящему.

  – Пошли в дом, – поёжился я. Плащ тёплый, 'графский', на меху (мех здесь капец дорог – показатель статуса), но после скачки на февральском ветру немного подзамёрз. Ведьма не выходя из поклона попятилась, открывая мне двери. Знак – и двое отроков остались снаружи, вставая у порога на караул.

  Вошли. Жилище убогое – не то слово. Дом деревянный – в наших краях хоть уже началась степная зона, но уж двести лет как мои предшественники активно топят за увеличение лесов в округе. Ничего личного, так безопаснее – степняки леса не жалуют. А лес, даже искусственный, это древесина. Но буду честен, не все мои подданные могут себе позволить сложить дом из досок и брёвен – большинство крестьян строит из говна и палок. И это не метафора – палки, ветки, частично отходы древесного происхождения... И навоз, перемешанный с глиной. Это всяко дешевле древесины. Ведьма – лекарь, травница и колдунья (пусть и слабая), обслуживающая несколько окресных деревень, а главное замок, где водятся люди с деньгами (одной дружины у меня в замке семьдесят рыл), у неё уж должны быть деньги на нормальный дом. Но меня, выходца из двадцать первого века с его высотками из стекла и бетона, даже этот продвинутый дворец в стиле барокко угнетал.

  Внутри царила убогость. Окно было закрыто... Слюдой. Слюда – камень, стоит недёшево, у простых смертных на окнах мутные и непрактичные бычьи пузыри. Лекарка богатая по местным меркам. Но простое для Ромы стекло стоит ещё дороже, чем выпилить из достаточно распространённого куска прозрачной слюды материалов на оконце. Я – граф, но только тут начал понимать, что простые люди живут... Без моих примитивных графских удобств. 'Начал' потому, что Ричи об этом даже не задумывался, и моим выводам несказанно удивился.

  Итак, деревянная крутая хибара, ветхая-приветхая, но тёплая. Внутри – тёмная комната, которую не мог осветить скупой свет полуденного солнца. Пусть зима, пусть небо в облаках, но ведь полдень! А солнца в доме – кот наплакал. Но тепло – врать не буду, я быстро согрелся и скинул плащ. Тепло давала печка, сложенная из кирпича, высотой в метр. Рома может быть ждал увидеть русскую огромную печь, но таковая в здешнем тёплом климате не требуется. Деньги на хворост у травницы должны быть; простые крестьяне наверняка живут в более неласковых условиях, и в домах у них как минимум прохладнее.

  В центре комнаты стоял стол. Прочный, деревянный, такой не сломать, даже если швырнуть на него латника в доспехах (как показывают в фильмах в сценках про средневековые кабацкие драки). У стола – две лавки. Лавки широкие, на них можно не только сидеть, но и спать. В углу – кровать, точнее её силуэт – до угла свет почти не доходил. На столе были разложены какие-то травки, приятно пахнущие – ведьма их перебирала и сортировала (видимо наощупь). Эти же травки, и другие, висели под потолком на протянутых там и сям длинных пеньковых верёвках. Подходя к столу, пришлось трижды нагнуться под ними. Ну и справа от печки шкаф для посуды – открытый, из которого торчали силуэты горшков. Готовят здесь в горшках – кастрюли роскошь. Ибо металл – очень дорого стоит. По той же причине проблемы со сковородками. А вот жаровни есть – но в основном в богатых домах, замках или тавернах. Там металл оправдан, ибо на жаровне готовится блюдо для десятков человек.

  В другом углу шкаф... Для вещей и всего остального. И этого остального в доме было обидно мало. Вот как у нас живут богатые преуспевающие селяне! Буду знать.

  Пол – полудоски. Это Ричи знал, что полудоски – Рома подумал бы, что доски. Отличие – распил только с одной стороны; если перевернуть – полукруглая горбушка, утопленная в землю (а фигли, по ней не ходить, пусть будет полукруглая). С металлом тут напряг, пилы стоят недёшево, и самое скверное, что металл ужасного качества – быстро при нагрузках разрушается. А распил досок требует диски очень высокой прочности, и либо стоят как самолёт, либо их менять надо капец как часто. Так что товарные доски, несмотря на кажущуюся дешевизну технологии, стоят не так уж дёшево.

  Рома несколько раз читал книжки о прогрессорстве, где попаданцы привносят в мир циркулярные пилы для стволов, где распил идёт за счёт энергии водяного колеса, зарабатывают на этом и в ус не дуют. Я опоздал – у нас в королевстве таких пилорам много, технология известна. Не стать мне богатым лесопромышненником. А ещё подводит логистика – доски от пилорамы нужно привезти, а грузовая жоповозка мощностью две воловьи силы по себестоимости не то же самое, что грузовик-пятитонник, овса требует, воды, отдыха и жрачки для погонщика. Ближайшая река, где можно поставить запруду, Рио-Бланко, она же Белая, во многих днях пути, на границе графства и соседнего герцогства. Так что дешевле так, чем возить доски. Ну, по крайней мере для крестьян.

  Я уже не жалел, что выбрался за пределы замка. Рикардо не понимал многого из того, что видит, не мог дать оценку, ибо вырос с тем, что 'всё так потому, что порядок вещей'. Пользуясь знаниями Ромы, я сделал переоценку многих вещей, и даже быт крестьян оценил по-новому. Но этого мало – меня посетила мысль о необходимости полноценного объезда владений, посмотреть, как живёт вверенная мне провинция. Это МОЯ провинция, мой феод, я отвечаю за этих людей, и для начала надо понять, как они живут и о чём думают. Приеду в замок – обмозгую.

  – Садись, старуха, – кивнул я травнице на лавку напротив.

  Крестьянка, а по положению она была хоть и привилегированной, но моей крепостной, продолжала стоять в полупоклоне, не зная, что говорить и что делать. Но прямой приказ поняла беспрекословно, повиновалась. Села.

  – Как тебя зовут? – стараясь не быть резким, спросил я.

  – Габриэлла, ваше сиятельство.

  – Габриэлла... – попробовал я слово на вкус. Если мои предположения верны, и тут – бывшая романно-иберия, каким-то чудом 'рухнувшая' в другой мир, то имена – важный показатель. По ним можно попытаться определить состоятельность гипотезы. За полторы тысячи лет их и наши испанские имена должны как-то разделиться, иметь отличия. Ладно, продолжу наблюдать, выводы потом сделаю, пока мало данных. – Послушай, старуха, а пиво у тебя есть?

  – Как нет, ваше сиятельство! Только... Кислое оно. Не для графьёв делали... – Виноватый поклон – легла грудью на столешницу.

  – Неси. Только не вздумай отравить!

  Старуха аж замерла. Глаза её расширились от ужаса.

  – Как можно, ваше сиятельство!..

  – Иди, давай! – прикрикнул я, ибо замершая в унизительном поклоне ровесница Роминой бабушки здорово дитя двадцать первого века напрягала.

  Пиво оказалось... Вкусным. Рикардо внутри меня возмутился, что бывает и лучше, и это слабо сказано, но Роме понравилось. В двадцать первом веке в России варят куда хуже. Натурпродукт, без консервантов, блядь!

  – Сама варила? – довольно спросил её, стараясь, чтобы она по голосу довольство чувствовала.

  Отрицательное покачивание головой.

  – Жену Тита Пивовара обихожила, дочь его приняла. Угостил.

  Тит Пивовар, по информации Ромы, поставлял пиво в замок, но только для 'людской' кухни. Мне таскали откуда-то более дорогое, но более вкусное. Пиво, как эль и вино, использовались здесь вместо чая и считались стратегическим напитком, ибо они обезораживали воду, которую никто вокруг и не думал кипятить. Народ вокруг понятия не имел про микробы, скажем так, дошёл до вина и пива вместо воды методом наблюдений, проб и ошибок. Я уже говорил, что понос здесь – это пипец как жёстко и страшно? А предки не дураки были, не глупее нас.

  – Хорошо варит, – похвалил я. – Старуха, ты знаешь, зачем я здесь?

  Габриэлла осторожно пожала плечами.

  – Не могу знать, ваша светлость. Только догадываться.

  – Она меня убила. – Я картинно усмехнулся и приложился к неплохому средневековому напитку. – На самом деле убила. Но не совсем. По крайней мере не так, как хотела.

  Сделал паузу. Было темно, потому не видел, как бледна старуха. Но чувствовал это. Её страх... Ученица была ей дорога, она боялась за неё. Но ничего не могла для подопечной сделать.

  – Она жива, – произнёс я. Старуха не отреагировала – знала. Тут ползамка в деревне корни имеет, разумеется знала. – Я приказал её не трогать. И более того, собираюсь дать вольную. И тебе, и ей. Ей – если расскажет всё, как было, а тебе – если... Тоже расскажешь всё, как было.

   – А-а-а-а... – Что 'а' сформулировать она не могла.

  – Не веришь графскому слову? – картинно нахмурился я.

  А это бравада. Я – хозяин. Захотел – сказал. Не захотел – сказанное не исполнил. Крепостные это мебель, вы уверены, что готовы исполнять обещания, данные своему стулу или шкафчику? Прикроватному столику? Но на старуху обещание подействовало.

  – Что рассказать вашей светлости?

  – Когда Анабель стала ДРУГОЙ? – выделил я последнее слово и попытался пронзить старуху взглядом, но было слишком темно, чтобы это эффективно подействовало.

  – Другой... – растерянно потянула она.

  – От твоих ответов зависит её жизнь. Я побывал за гранью, и Всевышний вернул меня. Как думаешь, я должен уважать волю Всевышнего?

  – Но-о-о-о... – потянула она, но так и не смогла сформулировать это 'но'.

  – Если бы ОН хотел моей смерти, – палец в потолок, – не вернул бы. А раз вернул – то её рукой мог руководить только ОН. Иначе зачем ЕМУ это всё надо?

  Пауза. Загрузил.

  – Но наш священник... – начала лепетать старуха, не понимая, что от неё хотят.

  – Я был за гранью, Габриэлла! И советую тебе об это мне распространяться, – повысил голос, затем понизив до шёпота. – Я сейчас говорю с тобой как со взрослой женщиной, а не болтливой холопкой.

  Слова 'холоп' тут нет. Есть его романский аналог, но сознание Ромы упорно считывает, 'слышит' его именно так. Ну ладно, пусть будет 'холоп'. Гвардейскую стражу сознание также уверенно называет 'дружиной', а воинов 'отроками', я ничего не могу с этим поделать. И да, холоп – не человек, мебель. А значит холопка – не женщина. Женщина – это только свободная. Чувствуете нюансы?

  – Теперь я пытаюсь понять, что это было? Рука бога? Нет? – продолжил я. – И для начала просто хочу получить ответы, как именно это произошло. Ты научила её тому заклинанию. – Я утверждал, а не спрашивал.

  – Я, ваша светлость. – Хули врать, она поняла это. Я не знал, брал на пушку, но она слишком боялась, чтобы пытаться отрицать. Ведьма выскочила из-за стола, оббежала его и плюхнулась мне в ноги. – Накажите меня, ваша светлость! Моя вина! Не хотела я чтобы так было! Это для защиты от разбойников! Мы ведь часто из деревни в деревню ходим, а там какого только люда не водится! Она, глупая, не понимая это сделала! Не научила я её! Не вдолбила в голову! Моя вина, казните меня!

  – Встать! – рявкнул я.

  В дом ввалились отроки, оставленные у двери. Взмах рукой – затормозили, а то уж было и мечи обнажили.

  – Парни, я сам. – Покрутил рукой, намекая, чтобы выметались. Отроки вняли, дверь закрылась.

  Габриэлла поднялась, и по моему знаку села на место. Лицо её было заплаканным, и это были искренние слёзы.

  – Она не просто ученица. Она твоя родственница. Так?

  Травница могла отрицать, но снова не стала. Согласный кивок.

  – Правнучка. Хотела ей свой дар передать, как родственнице, тогда связь крепче. Только она не знает об этом. Никто не знает.

  – Почему?

  – Ведьмы... Нас боятся. Не любят. – Старуха посмотрела в сторону, мимо меня, и в словах её было много горечи.

  – Но помощь принимают, – отметил я. – И хорошее пиво бочонками дарят.

  Снова кивок:

  – Но при этом боятся. И ненавидят.

  – Почему?

  – Потому, что боятся! – как маленькому ребёнку прописные истина сказала она. Логично. – Я пристроила свою дочь... В одной хорошей семье. Она считала, что осталась сиротой. А потом у неё родилась своя дочка. А у той – своя... И она-то и осталась сиротой по-настоящему. А потом я обнаружила у неё дар.

  Ведьма помолчала.

  – Я забрала её к себе, чтобы передать знания. Учила.

  – Ты на самом деле одарённая, или только травки мешаешь? – с вызовом усмехнулся я.

  – И травки. – Кивок. – Но и лечу. Не так, как сеньоры лекари, или орденские, но...

  Ясно. Лекарка слабая, но в нашей глуши – с пивком потянет. Других всё равно нет. – Она способная девочка, ваша светлость. Не казните её. Она... Сильнее меня.

  Это может быть неправдой, если старуха пытается правнучку отмазать. Кстати правнучка... Некисло, я бы не сказал, что Габриэлла такая древняя. Но рожают тут в тринадцать лет, так что возможно.

  – Когда она стала ДРУГОЙ? – повторил я вопрос.

  Старуха поёжилась, тяжело вздохнула, но ответила:

  – Три года назад. Два с половиной. Летом это было. – О чём-то задумалась, вспоминая. Продолжила:

  – В речке они купались. Дождь был. Перемёрзли – гусиной кожей покрылись.

  – Они?

  – Она и подружка. Подружка ничего, отогрелась и домой пошла, а моя девочка, она... – Всхлип. – Слегла.

  – Жар? Лихорадка?

  Кивок.

  – Я делала, что могла. Но ни дар, ни отвары – ничего не действовало.

  – Она что-то лепетала в бреду, да? – Молчание. – Слова, но ты не понимала их. – Снова молчание. – Сколько так продолжалось?

  – Десять дней. Потом... Ей стало легче. Но восстанавливалась она долго.

  Я ушла в соседнюю деревню на три дня. Когда вернулась – её не было. Бродила по деревне, сама не своя. И после этого... Другая она стала, ваше сиятельство. Вроде та же Анабель, но... Не та же.

  – А ещё усилился её дар, – констатировал я. – Так она и стала сильнее тебя.

  – Да. Но она... Она не хочет его применять. Боится. Травки – те да, но дар... – Вздох. – Я поговорю с ней, обучу. Не казните её, глупую.

  – Говорю же, старуха, её рукой руководил сам Господь! – повысил я голос. – Не мне оспаривать его волю.

  – Я всё понял. – Я поднялся, поправил ремень с прикреплёнными к нему ножнами – неудобная, скажу вам, вещь, без конца бьётся то о ногу, то о лавку. – Ты была честна, а значит завтра тебе привезут вольную. Но очень надеюсь, ты не станешь уходить из этих мест? Хорошие лекарки нужны, а тебя все вокруг знают.

  – Спасибо, ваша светлость... – Старуха склонилась в ещё более низком поклоне.

  – И замок... Ты всегда там желанная гостья. Мы – воины, у нас не может не быть ран... Периодически. Обещаю, скупым не буду.

  Я не просто дал вольную, я позволил жить и работать в своих землях, где у неё база клиентов, ничего за это не потребовав. Даже дом не стану отбирать – пусть живёт как жила. А во время войн и набегов обиходить раненых – сам бог велел. Не хочу терять дополнительную лекарку, это тоже стратегический запас.

  – Моя девочка... Она останется жива? – затрепетала старуха.

  – К сожалению, это зависит только от неё, – усмехнулся я. – Извини, но за других решать я пока ещё не могу.

  Вышел. Полной грудью вздохнул холодный февральский воздух. Снег в этом году выпадал ненадолго, растаял ещё с месяц назад, но ледяной промозглый степной ветер продирал до костей.

  – Ваше сиятельство? – Это Тихая Смерть поинтересовался, какие будут приказы.

  – Домой. В замок. Там будет одно важное дело, отберёшь пяток лучших. В ком уверен, как в себе. А пока поехали. – Вложил ногу в стремя подведённого отроком Дружка, подтянулся, перекинул ногу. Анабель... Ты попала, сучка!

  А ещё я понял, что не так уж и скучно будет в этом мире. И не так одиноко.

  С приземлением, инопланетяшка!

  Глава 5. Маленький гигант большого графства

  Замок. Перекидной мост. Встречающие. Довести Дружка до конюшни лично. Правда, расседлать оставить конюхам. Дружок недоволен, но ничего, потерпит. После прогулки он добрее, зачтётся.

  – Вольдемар, давай пятерых, плюс ты. Лучше сразу сделаем, пока я на волне.

  Тихая Смерть недобро сощурился – ведьму в замке не любили. Они благодаря ей чуть сиротами бесхозными не остались, ибо у меня нет наследников. Если бы не мой прямой приказ – кокнули бы по-тихому. Жаль расстраивать, но у меня, возможно, на неё другие планы. Всё зависит от того, кто она, и какой у неё багаж знаний. Не исключаю, что Астрид окажется права, и это будущая графиня. Опять же, всё зависит от того, кто она, и пойдёт ли на контакт.