Текст книги "Записки раздолбая или мир для его сиятельства (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

  Тихая Смерть застонал, но приказ выполнил. Через час полтора десятка воинов ближнего круга стояли у конюшни, держа боевых скакунов за узду. Слуги навьючивали на грузовых коней припасы на неделю пути – кроме овса, овёс всё же раздобудем по месту. Вид у всех был жалок, рожи распухшие, но держались парни молодцом – возлияния для бравого гвардейца дело привычное. Сумки, кроме еды, собрали заранее – несколько дней на подготовку было, так что я не переживал, что что-то забудем. Как в воду глядел. Самый помятый был Ансельмо – его наглую рожу тоже решил взять с собой, хотя он умолял оставить. Плохо верховую езду дескать переносит. Нефиг, сеньор будет жопу седлом мять – и холоп не треснет. Неча их расслаблять; уступишь в малости – потом ноги свесят. А в каретах пусть изнеженные барышни ездят. Да такие как барон Кастильяна, эльфолюб чёртов. Он, сука, в карете приехал, больше недели добирался (напомню, его жена верхами за три с половиной дня примчалась).

  Мартиус, Марс... Древних богов тут знали. И даже чтили. Не в смысле поклонялись – нет, все были искренними христианами. Но нет-нет, среди христианских символов проскальзывали языческие изображения, среди текстов встречались вставки о языческих богах, где, о чудо, последних не ругали. А на импровизированных алтарях то там, то здесь появлялись дары древним силам. Священники когда-то боролись с этим явлением, получили обратный результат, и уже лет как триста ничего не предпринимают, как будто проблемы никакой нет. Ну, поклоняется правоверный христианин языческому богу войны – так все же знают, что тот лишь одна из ипостасей всевышнего в прошлом. А сам всевышний – все ипостаси, всех богов в одном. Хочешь молиться одной, да ещё неформатной – твоё право, а горишь желанием почтить истинного бога – добро пожаловать в храм. Или вот женщина статуэтку Весты дома ставит, ребёнка хочет – ну да и пусть себе! Дети все от бога, никак без него не получится, хоть какими статуэтками заставься. Это ж тоже ипостась, иначе как может быть? Не было такого, чтобы люди без бога жили, просто раньше он не являл себя целиком и по-другому назывался. Един во множестве обликов. Это, конечно, не официальная версия – официально за такие слова тут от церкви отлучат (а это, поверьте, плохо, почему – потом расскажу). Но негласно общепринятая.

  Ещё тут знали Тора, Одина, Вотана... Локи. В общем, богов знали много, много кому поклонялись, но при этом истово верили в Господа. Не в Иисуса, 'господа нашего Иисуса Христа', а именно в первый божественный номер, и никаких других больше не было.

  Так я очутился в своём первом походе. Одном из бессчётных, бесконечных, нудных и тягомотных, но нельзя без них графу и владетелю. Как-то подсчитал, что в седле жопу натирал я тут гораздо больше времени, чем занимался всеми другими делами вместе взятыми. В дороге прошла бОльшая часть местной жизни. Так что не буду жаловаться – буду терпеть.

  После первого часа езды вспомнил песню:

  Ох, добраться бы скорей,

  Жопу ломит от езды.

  Погоди, мудак Кощей,

  Щас получишь ты...

  Как я начал понимать главного героя! Седло решительно натирало задницу, ноги ныли, руки затекали. От постоянного вверх-вниз и от унылого разнообразия серой весенней степи тошнило. Поскачешь так несколько дней, потом любого Кощея за свои страдания порешишь. При этом Ричи был относительно тренированный – часто отъезжал куда-то по делам отца (а заодно побухать в замках отцовых вассалов с баронской молодёжью). Несколько раз ездил в столицу и в Аквилею. Один раз – в Таррагону. Но и его зад оказался достаточно изнеженным, чтобы я всё проклял через три часа скачки.

  Хуже, чем мне, было только Ансельмо. Но меня это мало успокаивало.

  Ехали не быстро – берегли подвижной состав, то есть наших кляч. Боевые кони от вьючных и заводных отличались очень сильно – гораздо мощнее и выносливее, и нам надо было подстраиваться под скорость самой медленной грузовой лошади. Но в общем никуда не спешили, и это правильно.

  Сразу после полудня спешились возле какого-то ручья, и пока солдаты принялись копать выгребную яму (а вы думали как, все по кустам? Чтоб вокруг потом минное поле было?), разжигать костры, кашеварить и поить лошадей, я упал без сил на голую холодную землю, лишь подстелив плащ. Так и уснул.

  Через полчаса меня растолкал Вольдемар:

  – Всем плохо, вашсиятельство. Похмелиться будешь? – протянул медную фляжку. До фляжек тут практичные аборигены уже додумались.

  – Не-е-е! – уверенно замотал головой: 'Чур меня, чур!'.

  – А поесть? У ребят готово уже.

  Такое фамильярное обращение спускалось только ему, Ричи привык, а Рома диссонанса и не понял. Племянник наёмного убийцы, сам в молодости наёмный убийца, он был так себе как воин, зато хороший телохран. И... Ну да, убийца. Метание ножей, стрельба из лука и арбалета, махание мечом, орудование кинжалом. Подсечки и подлые удары. Скаутские штучки – рыбалка, костры, выживание в лесу и в степи. Мы с ним много соли в степях съели, и я это помню.

  – Я к костру, погреюсь. Шалаш не ставили?

  Его лоб прорезала морщинка.

  – Шатёр. – Сдержался, отповедь оставил при себе. – Так коней напоим, и дальше поедем. Шатёр на ночь будет.

  Шатёр это палатка. Не большая армейская, размером с огромное одноэтажное здание, но и не милиписьки туристические, привычные по Роминому миру. Небольшие шатры человек на десять-пятнадцать каждый. У нас их два – мой и общий; неможно мне в общем, не по статусу.

  Каша из котла. Общего, как у всех. Горячая. Воины ели по очереди, но мне без очереди положено. Сходил на яму – отлить, сполоснул в ручье руки (что, кстати, сделал только я – обратил внимание) и наяривал горячую пшенку с солониной. Круть! Воды попил с ручья. Да, знаю, надо кипятить, чтоб не было боевого поноса с кровью. Но тут у всех в принципе иммунитет хороший, раз выжили. Ничего не будет. Это когда много людей, и хозфекальные стоки в питьевые ручьи идут... Ладно, об этом думать после буду, когда в боевой поход пойду – а чуйка говорит, что не просто пойду, а достаточно скоро.

  Затем вновь скачка. На Дружка еле залез. Залезть залез, но жопа пипец болела! Ладно, не неженка, переживу. Стиснуть зубы, Роман, и никому не показывать, как тебе хреново! Вот этого тут не поймут в первую очередь.

  Скачка до вечера. Такая же неспешная, но очень нудная. Вечереет уже значительно позже – через четыре недели равноденствие. В месяце тут не тридцать один день, а тридцать восемь – сорок два; в марте ровно сорок. Но равноденствия и солнцестояния аборигены вычислили – имперского задела хватило. В целом дней в году четыреста пятьдесят шесть. Но мне показалось, что сами сутки короче. Проверить невозможно – час, минута и секунда это производные астрономических суток, а сюда я попал без часов, уж извините. Ах да, Луна тут больше раза в полтора – наверное она не так давно встретилась с планетой, и, соответственно, приливными трениями не успела её затормозить, как наша Луна нашу Землю. И находится ближе, и дни короче. Это мои теоретические суждения, понятия не имею, как было на самом деле. Одно точно скажу – как и наша Луна, местная так же находится в гравитационном захвате и повёрнута одной стороной к поверхности. И термин 'Обратная сторона Луны' тут есть, означает то, что ты никогда не увидишь или никогда не узнаешь.

  Это я умный такой, словей много интересных знаю, потому, что читать люблю. Фэнтезню всякую, в том числе про попаданцев и прогрессорство, и, конечно, НФ – от классики до современной сетературы. Люблю наблюдать на форумах НФ за битвами заклёпочников – сам гуманитарий, не лезу в дебри, но, блин, прикольно это всё читать! И сам много словей подхватываешь. Блин, говорю в настоящем времени, хотя больше в жизни никогда читать такие вещи не буду. Йоба...

  Сердце облилось тоской, душу взяла в тиски грусть. От нечего делать, принялся рассматривать окрестности. М-да, это не то же, что из отцовой машины, с удобной трассы, на Ростовские и Южно-Украинские степи глядеть. Но лучше смотреть хоть на что-то, ибо пока смотришь, забываешь о боли в заднице, медленно превращающейся в сплошной мозоль.

  Ночевали в деревне, первой на нашем пути в Аквилею. Избрал западное направление, чтобы совместить инспекцию с заказами Анабель, да и насчёт теплообменника пробить. Как я сам не догадался, что бронзой и медью занимаются отдельные люди – литейщики? Тоже кузнецы, но особые. Поддоны, подносы, жаровни, медные горшки, решетки на окнах и печах, детали интерьера, печати с вензелями – это к ним, а не к работникам по железу. Хоть буду знать. Они же и колокола льют – это вообще здесь хайтек. Надо бы переманить к себе кого из мастеров...

  Про деревню ничего не скажу – въехали по темноте, крестьяне уже спать легли. Нас всех определили на постой, меня вселили в дом к старосте. Староста с семьёй ушли спать к родне, в другой дом. Роме их выгонять не хотелось, но Ричи осадил – не поймут. Сам староста первым не поймёт, подумает, подвох, сеньор им недоволен. Да и как они будут тут, в моём присутствии? Сковано же будут себя чувствовать.

  Спал, как убитый. Проснулся от обалденных запахов – жена старосты готовила что-то пожрать. А я был капец голодный.

  Разговора со старостой не получилось. Он всё время раболепно кланялся, и за каждую нахмуренную бровь извинялся, кидаясь в ноги. Достал, блин! А хмуриться приходилось часто. После Роминого мира готический замок с удобствами в особой башне или в специальное модернизированное ведро под названием 'ночной горшок', без отопления и водопровода, смотрелся убого. Но он был идеалом сибаритства по сравнению с домами крестьян. Дом старосты был хотя бы тёплый. А вот у рядовых тружеников села... Короче, я ругался благим матом, стараясь это делать про себя.

  Нищета, нищета и ещё раз нищета. Люди, скажем так, сильно толстыми не выглядели – у многих детей кожа да кости. Это в глаза бросалось, но понял я это почему-то не сразу.

  – А по запасам что у вас? До урожая зерна хватит? – спросил я старосту, изучая стайку бегающей за нами детворы. Шли я, Ансельмо, отрок наставника Вольдемара и сам староста.

  – Дык, должно хватить, ваша светлость.

  – Должно или хватит? – Он меня бесил, я уже еле сдерживался.

  – Если надо – то и хватит... – бегающие в стороны глазки

  Хрясь!

  От моего хука старик отлетел в ближайшую лужу. Недоумённо привстал на локтях: 'За что' – читалось в глазах.

  – Встать! – очумело заорал я, из последних сил сдерживая рвущееся наружу безумие дара. Только бы не запылать – мне нравится этот камзол. Магу огня сложно замёрзнуть, и голиком смогу ехать, но графу показываться на людях без хорошего камзола... – Встать и дать чёткий отчёт! Сколько мер зерна в запасе? Сколько людей в деревне, включая стариков, женщин и детей? И хватит ли этого до нового урожая? Если ты не ведаешь, что в твоём хозяйстве – грош тебе цена, на конюшне запорю, гад!

  Мужик испуганно вытянулся в струнку и начал по-военному бодро отвечать: сколько мер в амбарах общины, сколько мер, приблизительно, у селян, сколько в общине мужиков, сколько ртов. С месяц до урожая не дотянут.

  – Как же собрались, чтоб хватило? – выцедил я, догадываясь, какой будет ответ.

  – Дык, экономить будем, вашсиятельство. Качай-траву добавлять. Кое-кто уже добавляет, у кого с запасами не очень. Я пока общинное зерно не даю – через месяца два пригодится. А то съедим раньше времени, дальше что?

  – Ансельмо, сколько у нас зерна на продажу в тот год ушло? – перевёл я стрелки на квестора.

  В деревне задержались до обеда. Надо было докопаться до всех нюансов и всё взвесить. Итак, нищета – это само собой. Но тем не немее, деревенские общины, а это минимально возможный орган управления крестьянами, следят, чтобы у всех крепостных была крыша над головой, чтобы у всех были поля для обработки и огороды – для себя. Огороды налогами не облагаются, но и жировать на них не сможешь. Только выжить. Картошки и кукурузы тут нет, нет и фасоли – то есть наиболее обеспеченные углеводами и растительными белками культуры отсутствуют. Это ужасно, ибо голод в Европе и в России удалось победить только после массового внедрения картофеля, а кукуруза – основа животноводства, то есть обеспечения мясом. Тут Америки нет, нет и продуктивных культур, а значит всё по старинке – пшеница – в еду, овёс – коням. Коровам – сено, в степях растёт хорошо, выпасы на юге континента почти до самой зимы. Но всё равно мало, не хватает, голодно.

  А потому параллельно все общины выращивают качай-траву – это что-то вроде нашего пырея. Культура жутко продуктивная, настырная, живучая – хрен выведешь. Сажать не надо – сама где хочешь вырастет, только занеси и запусти. Её и коровам можно, и людям – в муку, когда весна и запасы подъедаются. Вкус – отстой, пищевая ценность – ниже плинтуса, но выжить помогает.

  А теперь главное. Эта деревня недалеко от замка. Практически центр владений. И даже тут уже добавляют качай-траву. А что на дальних окраинах?

  При этом оставить крестьянам дополнительное зерно – значит не продать его, значит не заплатить гвардии. Замкнутый круг.

  По системе налогообложения зато всё не так плохо. Платит, конечно, налогоплательщик – хозяин большой семьи. Отвечает за всё головой. А вот в семье его может быть несколько взрослых сыновей с жёнами и детьми, или зятьёв. Все друг другу помогают – никому не хочется, чтобы деда/отца/тестя оприходовали. Но всех крестьян поголовно не третируют, и они могут уйти в другйю семью, к другому налогоплательщику. Так что количество населения, что я считал, можно смело вдвое увеличить.

  Вот такой семье в лице налогоплательщика староста нарезает землю. И с этой земли тот должен дать определённое, когда-то кем-то рассчитанное количество зерна. То есть фиксированный тут налог, но не 'с дыма', не с рабочих рук, не с 'головы', а с площади обрабатываемого надела. Можешь и больше надел взять – но больше и заплати. А далее... Урожайный год – шикарно. Засуха, или наоборот, мокрое лето – недоимки, и все сопутствующие ужасы. Тот год был средним по урожайности, и качай-траву уже добавляют в марте. Так что на Ансельмо я наехал зря – у него своя правда, он не о крестьянах должен думать, а о выживании графства в целом. Сцилла и Харибла – хрен проссышь, что лучше.

  После жарких дебатов пообедали, после чего я оставил несколько серебрушек, наказав старосте разделить на всех, кто кормил моих людей (нам всё лучшее дали, наверняка последнее, что было). Ансельмо ворчал, но я приказал заткнуться. Староста в ноги упал, благодарил, целоваться лез – в смысле ноги целовать. Удирал от него, как от прокажённого.

  ...И снова боли в натруженной заднице.

  Вечер встретили в поле – не стал я спешить и добираться до следующей деревни. Дороги подсыхали, но тракт всё ещё был больше похож на сплошную лужу, так что гнать я не разрешил.

  – Ребят, воздух свежий, природа... Подышим, развеемся!

  Воины окончательно протрезвели (вчера, как подозревал, тайком похмелялись, и отошли от Нового года только сегодня к обеду), съёжились и мои идеи не поддержали, но не спорили.

  Я их понял ночью, когда почувствовал, как тканевый шатёр продувает ледяной ночной степной ветер. Спальник на голой земле не добавлял комфорта, хотя, конечно, без спальников был бы вообще трындец. Шерсть своя – в восточных баронствах мои вассалы выращивают овец, вещи и спальники получаются тёплые. Спросил во время разбивки бивака казначея о рентабельности, и был разочарован – как в Англии в своё время не выйдет. Шерсть популярностью пользуется, но её почти везде выращивают, как вспомогательный продукт, особенно дальше на севере, где земли победнее. Космической рентабельности, приведшей в далёкой стране к огораживаниям, не получается.

  На следующий день с утра въехали в новую деревню. Староста её оказался почти копией прежнего, проблемы – те же, под копирку. Только этот ушлый старикан оказался то ли умнее, то ли повезло ему, но у них урожайность в том году выше была, и ПОКА ещё качай-траву в муку не добавляли. Но бабы деревенские уже активно её из общинных запасов мололи.

  Задница на седло больше не реагировала. Бледный Ансельмо, который на ночном биваке не мог даже стоять, передвигался на четвереньках, и сейчас был зелёный, но я старался быть выше его проблем. Ричи подсказывал, что реально не поймут, если ради холопа суетиться буду. И что, что привилегированный профессионал? Я, граф, переживаю с воинами все тяготы! Качусь не в повозке, не в карете, и даже не в коляске, а еду верхами наравне со всеми! Ем с одного котла! Сплю на такой же земле! Крутые графы и герцоги с собой кровати возят, блядей для привала, и даже складные бассейны – помыться. Ага, в том числе с блядями. А я все тяготы делю. Так что ничего, потерпит. Вольдемар мне после подтвердил в разговоре – мы ехали одни, бойцов разогнал кого в авангард, кого в арьергард, кого в разведку, а бледный Ансельмо задами ехал, глотая пыль, ловя на себе все брызги луж – ему не до наших разговоров было:

  – Ричи, ты молод, и я дал твоему отцу слово, что буду следить, чтобы ты не наделал ошибок. И раз молчу – у тебя получается. Что поехал наравне со всеми, ешь с одного котла – молодец, тебя в войске уважать стали. Пока ещё уважают не за дела – нет у тебя пока дел. Но за отношение. Поверь былому вояке, это много. Иные сынки благородных ничего кроме омерзения не вызывают, а служит надо – присягу давал. И до всего сам дошёл – погрел сердце старика.

  – Не прибедняйся, Тихая Смерть.

  – И не думаю. Я много умею, но и осталось мне не так много, чтобы этим воспользоваться. Если что, решай, конечно, сам, но и ко мне обратиться зазорным не сочти – плохому не научу. Ну и поглядывать буду – как Харальду и обещал.

  Затем он понарассказывал, как ездят со свитой герцоги в центральных провинциях королевства. Сибаритство, да. И вообще о нравах в центральных регионах. Он же дружинник, наёмный гвардеец, где платят – там и служит. Не все к гвардии так хорошо относятся, как мой отец.

  – Они забыли за какой конец меч держать, – добавил десятник под конец. – И в этом наша сила. Пока мы помним, что мы – воины, а не изнеженные хлыщи, мы сильнее их. Случись что, не они наши главные враги, а степняки. Запомни это.

  – Да, дядька Вольдемар. Конечно.

  Дальше зашёл разговор на крестьян, и старый десятник рассказал, что отношение к ним в центральных регионах просто нечеловеческое. У меня всё же предки людей берегли. Да, относились как к скоту, к инструменту, но своему скоту и своему инструменту! А своим надо дорожить. А там такого добра навалом – говорил же, бабы как не в себе рожают, а урожаи сильно ниже – незачем просто их беречь.

  – А восстают крестьяне часто? Ну, бунты устраивают? Я по малолетству не тем интересовался, дядька Вольдемар, – как бы извиняясь, развёл руками. – Просвети неумного?

  Десятник дунул в ус.

  – Бывают бунты, Ричи. Разок-другой в столетие там, разок-другой сям. Только ни для кого это хорошо не заканчивается. Ни для бунтарей, ни для владетелей. Ты правильно делаешь, что хочешь о людях заботиться. Будешь заботиться – не будет у тебя бунтов. Я вообще так скажу, не будь степняков, к тебе люд бы со всего королевства бежал, от господ спасаясь. Но степняки страшнее.

  Ну да, тут набеги, рабство... Я про себя мысленно вздохнул. Всё же не такое плохое графство мне и досталось. Мои люди по крайней мере лебеду едят, и в домах прохладно, но они едят! И у них дома есть! А там, по словам Вольдемара, не везде так.

  ...Как бы этих герцогов, блин, на предмет людишек потрясти? Им не надо – а мне в самый раз будут.

  Глава 8. Колосс на глиняных ногах (часть 2)

  Повезло в четвёртой по счёту деревне. Первые три были под копирку, но в этой мне сразу показалось что-то неуловимо иначе. Люди те же, в домотканой одежде – это такая серо-коричневая невзрачная, похожая на тряпьё, но на самом деле пипец прочная и ноская – реально можно всю жизнь носить и не сносить. Правда тут и жизни короткие. Длинные юбки, передники и убогие чепчики у женщин, штаны, накидки и шляпы у мужчин (учитывая летний зной и пыль, и шляпы, и чепчики вещь нужная). Смотрят на нашу кавалькаду так же – настороженно, на низком старте, готовые в любой момент дать стрекача врассыпную(и что, что у одного из воинов в руках штандарт графский: а вдруг обман и сейчас хватать/бить/насиловать будут?) Внешне – такие же убогие домишки из говна и палок, кое-где из брёвен, но было аж три строения из кирпича. Грубого, красно-коричневого, угловатого, убого смотрящегося даже издали, но кирпича. Я опознал только церковь. И кстати, почему-то в навершии был не крест, а просто шпиль. Два других дома оставались загадкой, и к одному из них мы и направились.

  – Муж сейчас приедет, за ним послали. – Вышедшая встречать нас женщина раскланялась, но не подобострастно, а с горделивой осанкой уважающей себя сеньоры. И смотрела нам в глаза. Без вызова, но в глаза же. – Располагайтесь, ваше сиятельство, сейчас невестки вас обустроят, а дети коней расседлают и напоят.

  Да, первым домом оказался дом старосты. Который отъехал смотреть поля – впереди была нарезка наделов, ибо вот-вот начнётся распашка, а разбивка наделов среди крестьян – самая важная часть его работы.

  О том, как тут взимаются подати, я понял только в начале похода. До этого не знал, ибо Ричи не заморачивался механизмами формирования конкретных сумм с конкретной деревни; платят и платят. Община здесь -представительство графа/барона на местах, в конкретной деревне, и одновременно полицейский аппарат с коллективной ответственностью налогоплательщиков за сдачу положенного. Староста обычно назначается, но в дальних деревнях селянам позволено иногда избирать его из своих, если граф/барон не против. Задача старосты – нарезка наделов перед посевной, сбор зерна, идущего в качестве подати, и решение мелких хозяйственных проблем селян на вверенной территории. Кто лучше проследит за всем, как не один из самих крестьян?

  Старосты были материально ответственны, отвечали спиной и головой за всё, что совершается в деревне. Феодал фактически появлялся наездами, правил суд, если нужно, давал всем люлей, а это обычно всегда нужно, и забирал причитающееся. Последним часто занимался не он сам, а доверенное лицо, правда, в сопровождении вооруженной охраны. Почему вопрос нарезки самый важный? Потому, что все земли при освоении поселения были кем-то посчитаны, с них высчитывалась средняя по больнице урожайность, и берущий надел крестьянин должен был отдать причитающуюся фиксированную часть урожая в качестве подати. Рома не понимал как обозвать эту выплату: оброк – не оброк, налог – не налог. В общем, отстёг сеньору (хозяину) его доли.

  Мастеровые не пахали и не сеяли, но могли отдавать свой отстёг как продукцией (если сеньору она требовалась, а только моему личному замку требовалось дофигищща гончарной посуды, мебели, гвоздей, кож, шерстяных тканей, одежды, тележных колёс и всего прочего), так и деньгами. Бондари, горшечники, кузнецы, плотники всегда пользуются спросом на торговых путях, а у нас много торговых путей – мы ж зерновая колония. Часто бывает, за мастеровых подати платит зерном сама община, из расчета что-то там по среднему, но их продукция бесплатно распространяется среди самих крестьян, плюс сами крестьяне от имени общины вместе с излишками своего зерна продают её, имея общинные средства на закупку всяких благостей. Пока мастеровых я видел только в округе замка, но тут, судя по дымам над тыном, когда мы подъезжали к поселению, они есть.

  Ах да, конечно же вопрос класса земель. Они-то кем-то посчитаны, и раз в десять-двадцать лет урожайность может корректироваться, но в целом каждый год реальный урожай разный, и всем хочется такую землю, где собрать можно больше, а отдать меньше. Так что сейчас, въезжая в четвёртое поселение, я был не склонен недооценивать роль старост в деревнях и сёлах.

  Память Ромы подсказывала, что у нас на Руси в основном использовали барщину – то есть делили поля на барские и свои, и отстёг давали с барского. Тут люди оказались на мой взгляд умнее – зачем барину (феодалу) поле, на котором крестьянин будет работать плохо? Пусть крестьянин на всех полях хорошо работает и имеет свой процент. Пока по отчётам старост получалось, что мне отдают в среднем четыре пятых урожая. Одна пятая – это себе и на посев. Получается... Урожайность десятикратная? Ну, в среднем по больнице?

  ...Или это только здесь, на плодородном юге так?

  И вообще, десять раз это много или мало? Мало данных.

  – Ваше сиятельство! – Староста приехал верхом, в сопровождении двух отроков. Просилось это слово, ибо Рома связал его с воинской службой. Это были юноши с воинской выправкой, хотя не воины, и с дубинами у сёдел. У самого старосты к боку был прикреплен кинжал. Не меч, но всё же оружие, которое крестьянам запрещалось иметь в мирное время, то есть когда нет набега степняков.

  Мужичонка слез с коня и... Вытянулся передо мной в струнку. Опустив глаза, я увидел обрубок деревяшки, которым заканчивалась одна из его ног.

  – Ваше сиятельство! Отставной десятник стражи Олаф Дубовый Щит прибыл! Готов дать подробный отчёт о состоянии вверенной деревни!

  Ипать-колотить, ветеран! Не крепостной. И не вольняшка – вольняшки тут проходят как одно сословие, а воины (простые, не феодалы) – другое, более привилегированное.

  – Молодец, воин! – вырвалась похвала. Действительно, задорный старикан. А ещё люблю инвалидов, которые вот так никогда не унывают.

  – Рад служить вашему сиятельству!

  Лицо Олафа было покрыто сетью шрамов, один из них, серьёзный, выделяющийся на фоне остальных, над глазом, рассекал лоб почти надвое. Я показал на лавку во дворе – тут была и такая, в тени беседки, по ранневесеннему времени не зелёной, но оплетённой побегами... Винограда? – Присядем?

  – Так точно! – Староста согласно кивнул и заковылял к беседке. В доме разговаривать не хотелось – там слишком сильно пахло вкусностями, что готовили жена старосты и невестки. Квестору указал сесть с другой стороны.

  – Рассказывай, Олаф, – довольно усмехнувшись, начал я. – Первый вопрос – почему Дубовый Щит?

  – Так ведь, ваше сиятельство, молодым был, глупым. Сделал щит из дуба. Да толстый такой, тяжёлый – еле удержишь. Вся сотня смеялась. Вот и прозвали. Потом сделал нормальный, из ясеня, по руке, но прозвище осталось.

  Судя по памяти Ричи, не все деревья нашего мира есть здесь, и есть здесь какое-то количество собственных уникальных деревьев. Но дуб тут точно в наличии. Тяжёлый и неудобный, но прочный.

  – Хорошо. Ну, давай по остаткам, сколько ртов и рабочих рук?

  – А если, ваше сиятельство, я вам покажу? Заодно по месту и обскажу?

  Хмм... Прежние старосты так разговор не начинали.

  Мы неспешно обходили вверенных старосте селян, и про каждого тот что-то рассказывал. У кого какое горе, у кого одни девки – работать некому, еле перебивается, а семья большая, ртов много, и он от общины вынужден помогать (виноватый взгляд, но я не ругал, согласно кивнул, и старик расслабился). У кого сколько скотины, и кто пастухами работает. И почему. Потом повёл в таверну – это было третье каменное здание, но пока что пустующее – сезон не начался, редких путников было мало. Вот ближе к лету сюда товар купцы повезут, а осенью – зерно отсюда, тогда и доход с таверны будет.

  – ...Вот так вот и оказался здесь, ваше сиятельство. Спасибо батюшке вашему. Вон, двоих сыновей вырастил, хочу на службу отправить, да только не знаю, по какой линии. Дворянство ваш батюшка даёт неохотно, к баронам идти – западло. – Он сказал другое слово, литературное, но сознание Романа 'перевело' на понятный ему с иберо-романского именно так. – Пока пусть дома сидят, а ежели понадобятся воины вашему сиятельству – отпущу. Только... Им бы воинскую науку в строю изучить. Тут с меня каков учитель?

  А это было открытое прошение взять в гвардейскую сотню. Это я и без памяти Ричи понял. Что ж, заслужил старик, но есть слово 'прецедент'.

  Я про себя и так и так прокручивал ситуацию, пока ехал – а чем ещё тут заниматься? Бароны меня напрягают, не дисциплинированные они. Но зато, блин, они реальная военная сила, и что важно, дешёвая! Дармовая! А если раздать наделы напрямую рыцарям, сделав их помещиками... Или дворянами? Да блин, как правильно-то?! Короче, прямыми вассалами, но не с баронскими замками с кучей деревень, а с небольшими деревушками на прокорм? Минуя прослойку баронов? Тогда капец можно на гвардии сэкономить! Но если и они начнут взбрыкивать при мобилизации? Всё же 'поднять' двадцать три барона – это одно, а где, по каким кущерям ловить сотню-две отдельных рыцарей?

  Да и крестьян эти прямые вассалы драть начнут так, что существующая сейчас эксплуатация раем покажется. Ибо оружие и боевой конь стоят пипец дорого. Всё равно придётся им помогать финансово. Но при этом упадёт моя централизация земель, управляемость. Сейчас я продаю купцам зерно, вожу где хочу, храню где хочу, и деньги от продажи трачу на что хочу. А тут перестану в принципе что-то решать. 'Мой надел – моя ответственность, шли бы вы в свой домен, ваше сиятельство?'. Надо будет обмозговать, пока еду. Но эти два отрока пока пусть едут к Вермунду – учиться.

  – Посылай, Олаф, их в Пуэбло. Напиши сотнику, я резолюцию поставлю, пусть отроками возьмёт. Пока – в гвардию, а там видно будет. Но если прямое дворянство дам, как посмотришь?

  – Рад служить вашему сиятельству! – снова вытянулся староста в струнку.

  – Олаф, не ты будешь служить, а сыновья, – усмехнулся я.

  – Я – отец, – парировал он. – В ответе за них. Так что и я буду лямку тянуть, только здесь, на земле. С хозяйством помогать. А то не знаю, как тяжко в походах за всем уследить, что дома делается! – Он грустно усмехнулся.

  Нет, наверное идея неплохая, вон, личная преданность так из всех щелей и прёт. Но слишком много прямых рыцарей тоже нехорошо. Может сотни две набрать и пока хватит? Дворяне всё равно преданнее гвардии.

  – А вот тут у нас мастерская Луция. Он – кожевник. Запахи дай боже, но то ж дубильня, не смотрите так, вашсиятельство. Оттого так далеко за тын и вынесли.

  Кстати, это первое село отделённое от внешнего мира бревенчатым частоколом. Три предыдущих имели чисто земляные укрепления – ров и вал. В принципе, от случайных набегов степной конницы спасут и такие, а от штурма не спасут и деревянные стены – это логично. Но тын из брёвен на гребне вала всё же солиднее смотрится.

  – Ну-ну, давай по кожевнику, – продолжил знакомство с вверенным ветерану объектом.