Текст книги "Рыцарь в алмазных доспехах (СИ)"
Автор книги: Сергей Кусков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Так что я чист перед доном Бернардо. Ничем ему не обязан, ничего не должен, как и он мне. План укрощения ее высочества сам по себе, а творчество – само.
Эта мысль одновременно и радовала, и озадачивала. Радовала тем, что я не люблю быть кому-то что-то должен. Озадачивала же потому, что старика Ромеро хотелось бы видеть в друзьях. Или хотя бы в союзниках. Слишком уж надоели эти сеньорины-командиры, глубоко в душе хочется работать с нормальным искренним человеком, да еще мужчиной. Он, конечно, тот еще фрукт, интриган с опытом, но в нас много общего, и кому, как не двум бунтарям, понять друг друга?
* * *
Второй день, как и третий, были адом. Причем в отличие от первой репетиции, когда мы только знакомились и с материалом, и с подходом по его изучению, по последующим дням не могу сказать ни-че-го. Пролетели, всё. Словно заезженная пластинка: 'Пам-пам-пам... Пам-пам, парам...' И снова: 'Пам-пам-пам...' И снова: 'Пам-пам-пам...'
В целом кое-что начало вырисовываться – мы уже могли сыграть материал 'в первом приближении', 'начерно'. Но изюминка в деталях, и дон Бернардо, находившийся с нами практически неотлучно, гонял и гонял по кругу, доводя звучание до совершенства. Нюанс там, нюанс здесь.... И здесь... Пока мы не смогли, наконец, сыграть ровно, несколько раз подряд.
– Молодцы. Можете же, когда захотите! – похвалил он нас под вечер третьего дня. – Теперь отточим до совершенства, и в путь!
Этот обреченный вздох издал не только я, или показалось?
Больше всего вопросов было ко мне. И если гитарная партия на самом деле оказалась несложной, и, учитывая мою феноменальную механическую память, проблем не составила, то с вокалом возникли серьезные проблемы. Причем 'механического' характера – я чувствовал, что тот уровень, который определил мне дон Бернардо, взять могу, но для этого не хватало опыта. Пресловутых тренировок. Я вспомнил его фразу, оброненную в самом начале, про то, что жаль, что не попал к нему десять лет назад. Действительно, проучись я у него эти десять лет, такая высота не казалась бы проблемой. Но что есть – то есть.
Понимая наши слабые звенья, всё оставшееся время старик гонял в основном меня. И немного Хана – у того возникали некоторые сложности с соляками, которые, как стоило догадаться, лучший гитарист планеты не мог упростить из принципа. Ему был нужен высший пилотаж – и он делал всё, чтобы его получить. Потому на следующих репетициях нами занимался не он, а один из преподавателей вокала; сам он появлялся эпизодически, выдрючивая в основном Хана. И иногда заступающегося за него Карена – для профилактики.
Ночами мне снились кошмары. 'Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!' – звучало в голове набатом. Я ворочался, просыпался в холодном поту, вскакивал. Память услужливо выдавала порядок действий пальцев в гитарной партии. Во сне! А вокал... Что только не снилось, где я только ни пел и как только не лажал! И наутро каждый раз был уверен, что если ад, в смысле религиозный, где Сатана банкует, и существует, то в этом месте круглые сутки звучит: 'Пам-пам-пам! Пам-пам, парам!..'
Ночевал я дома, и этот вопрос никто не поднимал – ни пытаясь запретить, ни уведомляя, что разрешают. Ну, а раз так, мне тем более поднимать его не нужно. Забирали меня девчонки, в произвольном составе, кроме Паулы. Красноволосую не выпускали, и, подозреваю, виновата в этом ее высочество. У нас как-то давно, в начале моей эпопеи с корпусом, был разговор с нею, и я спросил, знает ли она принцесс лично.
– Фрейю – да. Общались. – Напарница скривилась. – Изабеллу видела издалека. Но это не значит, что не знаю, что она за человек.
– А с Фрейей что? Веселое общение получилось? – поддел я.
– Давай не будем об этом?! – полыхнули ее глаза, а лицо покраснело. – сли вдруг мы столкнемся в тесном коридоре, я ей дорогу не уступлю! Дальше додумывай сам.
То есть, ее королевское высочество может узнать кузину. Которую, и ей это известно, мама прячет под замком в корпусе, чтоб 'не шкодила'. И если таковая вдруг отметится рядом со мной... План укрощения строптивой можно смело выбрасывать на помойку.
Остальных же девчонок от простых смертных не отличишь – вот пусть и трутся около. Тем более не забываем о сеньоре Феррейра, который Октавио. И о мягком намеке Мишель насчет него, с призывом смотреть в оба.
Это случилось на следующий день после того, как у нас получилось отыграть материал без запинки, несколько раз подряд. Какая репетиция по счету – не скажу, они все смазались. Мы пришли, привычно завели шарманку, и даже несколько раз прогнали материал, когда в зал вошло несколько человек, которых вел дон Бернардо. 'Комиссия'.
Указав на нас, старик Ромеро принялся что-то объяснять, его спутники кивать, с ним соглашаясь, после чего он попросил:
– Мальчики, еще раз! Так, как будто вы выступаете перед публикой!
Просить нас долго не надо. Материал въелся в кровь – думаю, если меня разбудить ночью, я выдам в эфир любую часть этой песни, даже не приходя в сознание. Как спою, так и сыграю. Как и все остальные парни. И мы сыграли. Я вкладывал в голос всю силу, на какую был способен, Хан во время соляков вытворял с гитарой нечто, Карен мило подвывал вместо меня высокие ноты, 'зависая' на них, вытягивая этим общий фон. В общем, у нас получилось.
– Браво! – Старик захлопал. Захлопали и члены 'комиссии'. Пишу в кавычках, потому, что решение о приеме/не приеме на концерт принимает лично дон Бернардо, и сопровождающих он о нас лишь уведомил. Хлопали не восторженно, нет – рок-н-роллом присутствующих было не удивить. Но эти искушенные гурманы признали, что мы сыграли на приемлемом уровне, а это чего-то, да стоит. – Вот этих орлов я пущу перед началом программы, раззадорить зал...
Они посовещались о чем-то ещё и ушли. Я же задумался. Среди членов 'комиссии' был памятный мне Пако, и смотрел он на меня сквозь прищур, оценивая, совершенно иными глазами. Там, в гримерке, я был никем; мальчиком, который подставился, не поиздеваться над которым невозможно. Теперь же я попал в когорту ДОСТОЙНЫХ. Вот он и определял, как теперь себя со мной вести.
До концерта оставалось два дня, когда произошло ЭТО. Честно, я был удивлен. Изумлен, ошарашен – нет таких слов, которыми можно было бы описать мое состояние.
Начну с того, что я забил большой и толстый гвоздь на ее высочество. Окунувшись в совершенно иную атмосферу, мне стало наплевать, вытерла она о меня ноги, или не вытерла. Как там у нее дела и нашла ли себе что-то иное? Как, впрочем, было наплевать и на Мерелин, и особенно на ее продюсера. Я изначально свыкся с мыслью, что подарил им песню, но даже если бы Пако не взял ее в оборот, не расстроился бы. Однако, обо всём по порядку.
Репетиция шла своим ходом. До концерта оставалось, повторюсь, всего два дня, и коленки у меня подрагивали. Да, мы выучили песню, играли и пели её на полном автомате. Отрепетировали каждый шаг, каждый жест на сцене, каждую улыбку. Но осознание, что петь буду при ЗРИТЕЛЯХ... На концерте такого уровня, где будут выступать лучшие из лучших школы сеньора Ромеро... В том числе высокооплачиваемые исполнители, котирующиеся на планетарном, и даже межпланетном уровне... От такого волей-неволей коленки подогнутся. У меня были прецеденты выступления перед публикой, но оба они имели специфический оттенок. Первый – крыша козырька департамента культуры, где я призывал толпу громить Сенат. Второй же – заседание суда, где судили провинившихся марсиан. Оба раза имели колоссальную специфику, и оба стоили мне невероятных нервов.
В зал вошли двое, Сеньор Ромеро и... Пако. Они нас не слушали, говорили о чем-то своем, но когда мы закончили, дон Бернардо хлопнул в ладоши:
– Так, мальчики, перерыв! – И указал мне, чтобы подошел.
Когда я спустился, мы молча вышли из зала и пошли прямо по коридору в тупичок. Место позади лестницы, где стоят несколько кресел и растений в кадках – что-то типа рекреации, зоны отдыха. Людей здесь практически не бывает.
– Этот? – ухмыльнулся дон Бернардо. Я чувствовал, он зол. Зол до безумия. Но тщательно скрывает свое состояние за покровительственной улыбкой, и это ему удается.
– Да-да. Милый мальчик, неправда ли?
...дорский акцент Пако куда-то делся. Передо мной стоял хитрый прожженный барыга, знающий, как сделать деньги из воздуха, и дона Бернардо воспринимющий как не меньшего пройдоху, но имеющего гораздо больше влияния. Я по-прежнему не котировался, был никто, но хотя бы поднялся до уровня 'никто' с отметки 'пустое место'.
– Что могу сказать, – пронзил он меня изучающим взглядом, – юноша талантливый. И далеко пойдет. Но очень, ОЧЕНЬ неопытный! – выделил он это слово. – Но понимая, что это ТВОЙ мальчик, – дружески хлопнул он дона Бернардо по плечу, – и что ты его только-только нашел, не буду его учить, хотя проучить бы стоило!
Дон Бернардо все так же мило улыбался, сторонясь проблемы. Дескать, я только передаточное звено – ты попросил, я его привел, дальше сами.
– Хуан, так тебя? – Я кивнул. – Хуан, запомни, так дела не делаются.
– А как делаются? – вырвалось у меня. Но вырвалось лишь потому, что не хотелось молчать – слишком уж давило состояние дона Бернардо.
– Пусть об этом тебе расскажет твой наставник, – вновь хлопнул он по плечу старика Ромеро. – В первый и последний раз, в виду нашей с ним дружбы, наших хороших отношений. Держи!
Он протянул мне небольшой сверток-конверт. Я взял и машинально заглянул внутрь. Золото. Золотые пластинки. На несколько сот империалов, точнее сказать сразу не смог. 'Стандартный' агентский гонорар.
– Удачи тебе! И не забывай, все остальные – не я, и в другой раз тебе так не повезет! – теперь Пако хлопнул по плечу меня. – У меня всё. – Это уже дону Бернардо.
– Иди на репетицию, – выдавил старик сквозь зубы, и они пошли дальше, как ни в чем не бывало.
'Шимановский, в чем проблема? – забил тревогу внутренний голос. – Что это такое было?
Ладно, Пако испугался гнева 'старшего товарища' и решил не 'кидать' тебя. Но почему так нервничал старик? Ее высочество да, я бы понял. Кто-то спел песню, от которой она отказалась – такое задевает. Но ОН...?'
И тут меня прошиб холодный пот. ОТКАЗАЛАСЬ. А отказалась ли? И сеньор Ромеро обнаружил это только сейчас, за два дня до выступления... Когда маленькая богиня ее...
Кажется, меня зашатало. Опасаясь за координацию, присел в стоящее рядом мягкое кресло. Попытался вновь настроиться на рабочий лад. Итак...
Действительно, последние несколько дней для дона Бернардо тоже были сущим адом. Концерт. Мы. Текучка. Да и внучатая крестница – что уж скрывать. Больше-то ее некому готовить! Он, действительно, мог не знать о моём 'сливе', что эту песню будет петь некая Мерелин. А узнал... Ну, например, сегодня, во время очередного прогона. Не зря же Пако тут ошивается? Сомневаюсь, что эта сволочь приперлась сюда ради моей персоны – скорее совместила приятное с полезным.
Тут вспомнились слова дона Бернардо, когда он решил поговорить. 'Она тебя хоть поблагодарила?'
ПОБЛАГОДАРИЛА!!! Лопух недоделанный! За песню, от которой отказываются, не благодарят! Вот еще, благодарить за сам факт поиска? Бред! И как же я упустил этот момент из виду?! Вот что значит нервы!..
'И что в итоге?' – попытался я осадить себя и настроиться на рабочий лад.
'А в итоге, Шимановский, полная-полная ...опа! – выдал вердикт внутренний голос. – Да, у тебя есть несколько 'железных' отмазов. Однако слушать их никто не станет, тем более за два дня до выступления'.
'Ладно, прорвемся, – вновь подбодрил я себя. – Все равно сделать что-то умное уже не получится – события понеслись сами по себе. Как говорят в казино: 'Ставки сделаны, сеньоры и сеньорины'. Будем ждать развития событий и пытаться играть на импровизации. Как всегда'.
'...Однако, ты крут, парниша! – воскликнул я сам себе, входя в аудиторию для репетиций – пацаны были уже там. – Подложить такую свинью наследнице престола?..'
'Так этой суке высокомерной и надо!' – подвел я итог всей этой нехитрой эпопее. Ради такого, пожалуй, стоило поунижаться в гриммерке перед Пако, чтоб он жил долго и счастливо!..
– Ты чего сияешь? – спросил Карен, когда я поднялся на сцену. Остальные так же смотрели с недоумением.
– Парни, вы не поймете. Но поверьте, причины ОЧЕНЬ веские!
Ребята ухмыльнулись, после чего мы принялись за набивший оскомину и сидящий в печонках 'пам-пам-пам!..' Чтоб он жил долго и счастливо!
* * *
– Что ты себе позволяешь, щенок? – Дон Бернардо схватил меня за грудки и прижал к стене. Попытался, само собой, но я поддался. – Ты вообще думаешь, что творишь?
Его глаза пылали. Бешенство он сдерживал, и если бы не сдерживал, или разорвал бы меня на кусочки, или его самого хватил бы приступ – сеньор Ромеро далеко не мальчик.
– И что же я такого творю? – выдавил я, схватив его а запястья и немного разжав хватку на горле. Увидев, с какой легкостью я это сделал, вспомнив, что мы в совершенно разных силовых категориях (я даже не ангелочек, которые хоть и шустрые, но все-таки женщины), натужно задышал и хватку ослабил.
– Вот это у тебя называется 'некрасивым неэтичным поступком, который не всем понравится'? Открытое предательство и диверсия? Удар в спину?
– Дон Бернардо, отпустите, – процедил я. – Мы не дети малые, чтобы хвататься за кулаки, да и кулаками наши проблемы не решишь, не находите?
Я был тверд, как скала. Ни грамма страха, ни капли боязни или опасений. Я прав, это аксиома, и ради нее пойду на гильотину. Почувствовав во мне этот настрой, старик, действительно, разжал захват и отошел на пару метров, повернувшись боком. Он всё еще пылал, прилагал адские усилия, чтоб сдержаться, но пик был пройден.
– Я говорю. Как раз и говорю с тобой, сосунок!
Помолчал.
– Хуан, я могу осложнить тебе жизнь. ОЧЕНЬ осложнить! – Он сделал выразительные глаза. – И никто, даже крестница не сможет мне помешать! Поверь, это в моих силах!
– Верю, – выдавил я, хотя отвечать не требовалось.
– Но я с тобой именно говорю. Несмотря, что нахожусь на пределе. И если сейчас не услышу НОРМАЛЬНУЮ версию, почему ты меня предал...
Я покачал головой.
– Дон Бернардо, вы здесь не при чем. Всё дело во Фрейе.
– При чем здесь Фрейя? Ты понимаешь, что подставил МЕНЯ?! – вспыхнул он. Я покачал головой.
– Вас подставила Фрейя.
– Зачем ты отдал песню Пако? МОЮ песню, которую Я сказал тебе найти?
Ты вообще понимаешь, какой это прохвост? И что он не 'кинул' тебя только потому, что я открытым текстом всем заявил, что вы – моя группа, мой личный проект, хотя личных проектов я не вел уже с десяток лет?
– Дон Бернардо... – попытался сказать я, но был перебит:
– Молчать!
Пауза.
– Зачем ты так, Хуан? Глаза застлили тридцать сребреников? Которые, не будь меня, тебе бы и не светили?
– Я не ждал, что Пако заплатит, – покачал я головой. – Я подарил ему песню. Просто так. Деньги – повод, чтоб не выглядело странным со стороны.
– Чтоб насолить моей внучке?
– Чтоб насолить вашей внучке, – согласно кивнул я. – Чтобы она увидела, как замечательно поет песню, от которой она отказалась, другая исполнительница.
– Кто отказался? – не понял он. Я же про себя выругался. Ну, ваше высочество!..
– Да Фрейя же! – воскликнул я. – Она отказалась от песни, выставив меня идиотом! При охране! Которая подтвердит мои слова, – продолжил уже тише. И назвал Жанкины позывной и номер.
– Записи того дня, а значит, и нашей беседы, есть в базе дворцовой стражи. Они всегда записывают все движения бойцов во время нахождения рядом с нулевым объектом. На всякий случай.
Старик опустил голову, и я почувствовал, что злость вновь закипает в нем, с новой силой. Но теперь ее объектом был не только я.
– Пошли! – бросил он мне и направился к выходу.
Когда мы уходили, после окончания репетиции, девочка-администратор в холле попросила задержаться, передав, что со мной хочет встретиться дон Бернардо, и что остальные могут не ждать. После чего спустился сам сеньор Ромеро, поманил следом, и, заведя в какое-то безлюдное помещение, фактически напал на меня. Теперь же мы поднимались наверх, в один из малых залов, и я догадывался, что сейчас будет.
Старик распахнул дверь, очень даже нелегкую по весу, как пушинку, испугав этим двоих девочек Оливии на входе, и влетел внутрь. Я последовал за ним, предоставляя двери возможность закрыться самостоятельно. Так и есть, все в сборе. Жанки нет, но есть сама Оливия, которая, если что, свяжется с нею.
Первая охранница сидела у двери. Вторая – возле сцены. И, собственно Бергер, о чем-то разговаривающая с ее высочеством в центре зала.
– Бени?.. – подскочила ее высочество инфанта, но тут увидела меня. – О, и этот предатель! – Глаза ее недобро полыхнули.
– Ты отказалась от песни? – сощурился старик, вперив в нее взор. Я встал чуть сбоку, чтобы было видно все действующие лица – словить кайф от семейной разборки.
Фрейя перевела взгляд на него, рот ее недоуменно вытянулся.
– Ты отказалась от песни, когда этот молодой человек ее тебе предложил? – повторил старик, повысив голос.
Фрейя окинула меня непонимающим взглядом.
– Вначале да.
– Вначале что 'да'? – не отставал сеньор Ромеро.
Вновь пауза.
– Вначале, как он предложил, отказалась. Но потом передумала – песня уж больно хорошая. – Она беззаботно пожала плечами.
И снова пауза, но теперь ее держал дон Бернардо. Он буквально захлебнулся эмоциями – такого финала не ожидал, несмотря на мои слова открытым текстом. Верил ей больше, чем мне?
– Почему ты не сказала об этом? Что передумала? – только и смог выдавить он.
Лицо ее высочества презрительно скривилось.
– А почему я должна отчитываться перед ЭТИМ!!!
Она медленно подошла ко мне, и ненавистью, сочащейся из нее, можно было залить все кратеры планеты. А заодно и Марса. И Меркурия. И еще останется. Ближайшая к нам телохранительница поднялась и ненавязчиво встала перед нею, как бы закрывая меня – чтоб не делала глупостей.
– Кто он такой, чтоб я докладывалась, что решила сделать? – Продолжила ее высочество, про себя на действия охраны хмыкнув, однако, сделав выводы и взяв себя в руки. – Взяла? Взяла. Он предложил, я взяла. Не сказала? Потом скажу! И поблагодарю. Может быть...
– Я предложил ей продать песню, – взял я слово. – Честь по чести. Мой труд по поиску, ее – выступление. Но это же я.Такого не кинуть – не она будет! И кстати, кто это у нас распинался по поводу чести и благородства семьи Веласкес, и что я неправильно их понимаю, так как не всё знаю?
Она скривилась.
– Велика честь, демонстрировать благородство перед такими, как ты!
– А что во мне такого, что ваше высочество стесняется продемонстрировать честь и благородство? Скатываясь вместо этого до банального 'кидалова'?
– Достаточно! – рявкнул дон Бернардо, но у него было мало возможностей повлиять на ситуацию.
– Послушай, юноша! Тебе не кажется, что ты слишком много о себе возомнил? Нонконформист хренов! – воскликнула Фрейя. Причем никаким раскаянием, осознанием неправоты, в ее голосе и не пахло. – Он нацик! И сам признался в этом!– обернулась она к старику Ромеро. – Это наш враг!
– Но даже это не дает тебе право делать ему подлости, – отрезал тот.
– Да, но я и не делала подлости! – сорвалась ее высочество на визг. – Ты ведь не знаешь, что было!
– А что было? – Это я.
– А было то... – она вновь зло зыркнула, после чего, встретившись глазами с все так же стоявшей монументом рядом со мной охранницей, пошла вдоль кресел, демонстративно отойдя подальше. – Было то, что некий нацик, враг моей семьи и моего народа, решил вдруг использовать меня, дочь королевы, как стартовую площадку для своих планов. Достижения своих целей. Он не понял, что предыдущие наши разборки – это именно разборки, и моя симпатия к нему в некоторый момент была вызвана всего лишь данью уважения к его объективности, которую встретишь нечасто. И решил – а почему бы и нет – вскружить мне голову. И использовать моё доверие в своих целях.
Она вновь глянула на меня, но теперь в глазах ее плескалась не злоба, а презрение.
– Бернардо, я отдаю отчет, что поступила некрасиво. Но я не могла согласиться с этим... Нациком! Не могла пойти у него на поводу даже в малом! Потому, что не пошли я его подальше – он приперся бы снова! И снова! Со своими дурацкими идеями меня охмурить!
– Мне ты почему не сказала? – обреченно выдохнул дон Бернардо. Картина обрисовалась, и ее точку зрения НОРМАЛЬНОЙ он признал. Хотя легче ему, естественно, не стало.
Фрейя бегло пожала плечами.
– Не посчитала нужным. Его целью была я, моё ублажение. Мне и в голову не могло прийти, что он 'сольет' такой прекрасный аргумент для подката первой встречной. Я ждала новых подкатов, приготовилась гнать его силой, а он...
– А он не больше не подошел, – хмыкнул старик.
– И вообще, откуда он узнал, что я выступаю? – вновь начала заводиться ее высочество. – Это между прочим информация не для общего пользования!
Ее глаза зыркнули вначале на дона Бернардо, после на Оливию, но наткнулись на абсолютное равнодушие. И тот, и та отвечали лишь за свой сектор работ, а не за утечки в принципе.
– Мы не знаем, кто он, – продолжила она. – В смысле, не знаем, на кого работает. А он определенно на кого-то работает! Охрана подпускает его слишком близко, игнорируя прямые обязанности...
Я увидел, как скривилась Оливия – Фрейя грешила против истины. Но что с нее возьмешь, женщина!..
– ...А Сирена, которая должна всех проверять, молчит, хотя я четко описала, что тут что-то не чисто и попросила пробить поподробнее. И всё это...
– Довольно! – осадил ее дон Бернардо, вскинув руку. Я почувствовал, что он пришел, наконец, в себя. Давно пора! – Это паранойя, девочка! Ты прекрасно знаешь, что его трижды проверили, включая твою собственную группу взломщиков! Он чист!
– Чист? – Она показно ухмыльнулась. – Возможно. Но он – националист Обратной Стороны. Умный и расчетливый – не будешь же ты с этим спорить?
Дон Бернардо молчал.
– А теперь ответь, ты сам веришь, что он всего лишь хотел 'зашибить деньгу' на этой песне? Которую попытался всучить сразу мне, инфанте, а не.... Да той же Мерелин?!
Дон Бернардо неспешно подошел к внучатой крестнице и посмотрел ей глаза в глаза сверху вниз. Он не кричал, не повышал голос – почти шептал, но мы, находящиеся в зале, услышали каждое слово:
– Я САМ попросил его подобрать МНЕ для тебя хорошую песню. Этот парень разбирается в старине, я взял его группу в концерт, чтобы они сыграли старый добрый рок-н-рол. И послал к тебе, чтобы ты лично, от первого лица, приняла решение, без отсылки ко мне и моей тирании.
Отошел. Присел на крайнее из кресел, о чем-то задумавшись. Явно глобальном – как выйти из этой дрянной ситуации с минимальными потерями, или хотя бы просто как выйти. До концерта остались менее двух суток.
Ее высочество стояла с разинутым ртом долго. Пыталась что-то сказать, ответить – но что она могла? Последний аргумент ее огорошил, сразил наповал, и это сказано слабо.
– Ты взял его в концерт? – Видно, больше во всей тираде дона Бернардо прицепиться было не к чему.
– И это не обсуждается! – отрезал старик, не отвлекаясь от собственных мыслей. – И как понимаю теперь, когда перед глазами стоит вся картина, ты сама виновата в том, что произошло. Хуан, свободен! – рявкнул он мне, добавив в голос показной грозности.
Я кивнул и толкнул дверь – весь разговор так и стоял рядом с нею.
– То есть то, что он отдал кому-то песню, которую заказал ему ты...
– Я ему никто, девочка! Это право любого свободного человека, распоряжаться тем, чем имеет! У этой песни даже авторских прав нет, и...
Всё, дверь захлопнулась. Ну, ваше высочество, я вам не завидую.
Интересно, она признает, что была не права? Хотя бы сама перед собой? Нет, кому бы то ни было она этого не покажет, даже сеньору Ромеро, но сама себе? Или ее высочество из тех, кто правы абсолютно всегда, и способны себя убедить в этом, найти аргументы, в любой ситуации?
Посмотрим.
* * *
Ее высочество, похоже, домой не ездила. Или уехала очень поздно, приехав рано утром. Потому, что когда я шел на следующий день на репетицию, 'Мустанги' ее кортежа уже стояли поодаль от главного входа.
У нас всё было хорошо, несколько раз прогнали программу, после чего перешли к обсуждению дальнейших планов. Парни выросли, и заметно – это проявилось в отношении к новому материалу. Резонно отметив, что гонять по кругу один и тот же 'Дым над водою' – свихнуться можно, мы с энтузиазмом взялись раскладывать некоторые вещи из намеченных для собственного репертуара на составляющие, и результат мало того, что в первом приближении удовлетворил всех, так еще и пришли мы к нему быстро. И принялись разучивать эту вещь, работая над нею в алгоритме, продемонстрированном доном Бернардо. С поправкой на неопытность, естественно, но мы никуда не спешили.
Работы перед нами было – непочатый край. Работа творческая, требующая полного погружения. Мы погрузились, и время полетело, как один миг.
Подошел обед, после которого на огонек заглянул старик Ромеро – опухший, осунувшийся и дико недовольный, потребовавший сыграть 'как завтра'.
Мы сыграли. Однако всё чуть не испортила ее высочество, появившаяся в самый неподходящий момент. Тоже усталая и осунувшаяся, злая, как тысяча чертей и старающаяся не встречаться с доном Бернардо глазами. Села на первый ряд и посмотрела сквозь прищур: 'Ну, и на что вы, мальчики, способны?'
Конечно, это не дело, лажать из-за присутствия какой бы то ни было сеньориты. Пусть даже она инфанта, пусть даже в глубине души тебе нравится. Но я чуть было на эти грабли не наступил. Собрался в последний момент, но нервы себе попортил.
'А как ты хотел, парнишка, – посмеялся внутренний голос. – Таких девчонок в зале будут сотни. Ну, сотнЯ – точно. И это будет твой ПЕРВЫЙ зал. Привыкай!'
Всё я знал. Потому и смог. Спел/сыграл на тысячу процентов, как и требовал дон Бернардо. Который, когда мы закончили, подозвал нас к краю сцены:
– Парни, завтра в восемь генеральный прогон. Вы – первые, потому не опаздывать. Итальянский дворец, знаете, где это? – Взгляд на меня. Я кивнул. – Придете за час, распоетесь.
– Форма одежды? – Это Карен.
Дон Бернардо задумался.
– Придумайте сами. Что-то легкое, протестное, но не чрезмерно. Костюмы вам под старину шить – чересчур. Так что пофантазируйте. Рок-н-ролл это свобода, свобода от всего, от этого и пляшите.
– Сделаем. – Я козырнул. Надо будет рассказать парням про легендарные джинсы – ходовые повседневные штаны той эпохи. И озадачить, чем их можно заменить. Кожаные куртки, действительно, чересчур, обойдемся легкими футболками. Свобода же!
Когда все вопросы утрясли, дон Бернардо направился к выходу, бросив дочери крестницы:
– Ты идешь?
– Я еще посижу, – отмахнулась та.
– Как хочешь. Только не глупи!
Ну, глупить ей не даст охрана. Девочки другие – с утра заступил следующий караул – зато свежие. И Оливия тоже была здесь, села через несколько кресел от принцессы. Если что – перехватят.
Ладно, хочет смотреть и слушать – пускай сидит. Делать ей по большому счету нечего, у дона Бернардо сейчас горячая пора, дел по горло – не до нее. Концерт через сутки, но генералка уже завтра, с раннего утра. Аренда таких залов, как Итальянский дворец, стоит баснословных денег, и надо выжать из уплаченного максимум. Что требует очень четкой организации.
Мы продолжили, почти не обращая на принцессу и ее охрану внимания. А потом и вообще перестали замечать их. Спорили, ругались, выясняли. И результатом в итоге остались довольны.
Как выдался перерыв на 'перекур', я спустился к Фрейе, сел рядом.
– Привет. Смотришь?
– Смотрю, – бесстрастно кивнула она.
– А что не репетируешь? Дорог ведь каждый час! Дон Бернардо занят, но сама...
Она пожала плечами.
– Так ничего толкового и не подобрали. Всё банально. Было несколько стоящих вещей, но я хочу быть ЛУЧШЕЙ, Хуан! – загорелись ее глаза. – Ты не понимаешь, как это – быть принцессой. Меня будут не просто оценивать, меня на молекулы разберут! И если я не буду выделяться, не спою на голову выше остальных – затопчут. Дескать, раз принцесса... Административный ресурс, понимаешь!
Я молчал, давая возможность выговориться. Она продолжила:
– Это была замечательная идея, Бени просто гений, использовать материал, очень и очень не похожий на привычный, пусть даже ретро. Если я спою не хуже других, хотя бы на том же уровне, я все равно выделюсь, запомнюсь! Смешать меня с грязью будет сложно! Уникальные номера они такие!.. – Вздох. – И зачем ты пошел к этой Мерелин?..
Теперь плечами пожал я.
– Чтоб ты поняла, что на тебе свет клином не сошелся.
Фрейя молчала.
– Я две ночи сидел на стимуляторах, подбирал тебе эту вещь, – продолжил я. – А ты даже не стала слушать. Не стала, не спорь! – не дал я ей вставить протест. – Только-только дала выговориться, из чистой вежливости, и спровадила!
– Извини, я не хотела, – пожала она плечами, но оба понимали, что хотела.
Помолчали. От нее несло растерянностью, раскаянием. Но раскаянием в том, что неправильно что-то оценила, поняла, а не сделала. Вины передо мной за высокомерие я не чувствовал. Потому промолчал, хотя у меня для нее имелся сюрприз. Сюрприз, родившийся случайно, пока ехали вчера с девчонками домой, и который дома я в спокойной обстановке обкатал.
– Мне пора – ребята возвращаются. – Я поднялся. – И это... Я не враг тебе. Ни тебе, ни твоей семье, ни твоему народу. Ты плохо слушала запись.
Всё, достаточно. Теперь подняться на сцену и делать вид, что мне на нее плевать. Хотя, мне на самом деле плевать. Партия еще не окончена, но все карты розданы, козыри засвечены и сделать больше того, что есть, нельзя. Конечно, послезавтра начнется новая партия, с новыми картами и раскладами, но это будет послезавтра.
До конца наших с пацанами посиделок мы не перекинулись с нею ни словом. Ушла она раньше нас – видно, позвал сеньор Ромеро. И если честно, без зрителей занималось значительно легче.
* * *
На выходе у стойки администратора меня поджидала Оливия.
– Привет, Шимановский! – отозвала она меня в сторону. – И что, ты это так оставишь?
– У тебя опять задание? – хмыкнул я. – Дон Бернардо попросил?
Она отрицательно покачала головой.
– Хуан, можешь не верить, но у хранителей, постоянных хранителей, с охраняемым объектом возникает что-то вроде родства душ.
Она помолчала, подбирая слова. Я не торопил.
