Текст книги "Биотеррор"

Автор книги: Сергей Ковалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

ПЕРСПЕКТИВА 1

+215 дней к текущему времени.

Джейсон закончил бриться, вставил бритву головкой в чистящую дезинфицирующую подставку и долго, с наслаждением умывался.

– Сушить.

Подставил чисто выбритую голову и лицо горячим струям ароматизированного воздуха. Над его «прической» посмеивались, но отсутствие волос действительно было удобно.

– Отставить.

Едва слышимый гул сушилки умолк.

Джейсон придирчиво посмотрел на себя в зеркале, напряг мышцы пресса и зажал пальцами складку жира на животе. Удалось это с трудом, и полковник удовлетворенно кивнул. Не так-то легко в пятьдесят лет поддерживать форму. Приходиться сражаться с человеческой природой не на жизнь, а на смерть.

Но чем труднее сражение, тем почетнее победа.

– Джейсон! Я знаю, что сейчас ты пялишься на свое пузо в зеркале! Хватит! Завтрак остывает!

Полковник ухмыльнулся, натянул зеленую футболку с надписью «За Бога, Президента и Америку» и вышел из ванной. Спустился по лестнице на первый этаж их двухэтажного домика. Вообще, он мог бы позволить себе дом и побольше, но, посовещавшись с Джессикой, решил, что не стоит оно того. Все равно дети уже взрослые и скоро покинут гнездо. А им двоим хватит.

Мысль о детях заставила его состроить кислую мину.

Нет, он обожает своих детей, как и пристало хорошему отцу. Но вот в их отношении к себе совсем не уверен… Заметным усилием отогнав грустные мысли, Джейсон натянул на лицо улыбку и вошел на кухню.

Их семья всегда завтракала вместе на кухне. Это – традиция.

Потом они с Джессикой разъедутся по делам, Джед отправится в университет, а Бонни – в колледж. Обедать все будут где-то в городе, на ужин Джейсон наверняка опоздает, проторчав в Бункере до самой ночи, Джед будет зависать у друзей, а Джессика с Бонни после шести вечера не едят.

Но семейный завтрак – это святое.

Правило нарушалось только, когда Джейсон был в командировке.

Он поцеловал Джессику в губы, Бонни – в макушку, кивнул Джеду. Сын на мгновение оторвался от экрана коммуникатора и кивнул в ответ. Бонни демонстративно не отреагировала. Джессика вздохнула, и села за стол.

Похоже, их последняя традиция трещала по швам. Джейсон попытался поймать взгляд дочери, но та не отрываясь смотрела на стену, где что-то бубнил телевизор. На экране была жутковатая картина: люди в пыльных балахонах и бурнусах сидели, сбившись в кучки, на потрескавшейся земле. Порывы ветра бросали в них песок, но люди сидели неподвижно, как изваяния. Казалось, они сидят так с самого начала времен. На мгновение Джейсон попал под гипнотическое влияние этой картины, ему в голову пришла мысль, что это армия Апокалипсиса заняла позиции и ждет сигнала. Он стряхнул наваждение и проворчал под нос:

– Опять. Сколько уже можно это мусолить?

Бонни наконец посмотрела на него, но совсем не так, как ему хотелось бы.

– Что, совесть мучает?

– Бонни! Как ты говоришь с отцом!

– Погоди, Джессика, – полковник успокаивающе погладил жену по руке. – У Бонни есть право на свое мнение. Нельзя приказать человеку, чтобы он думал так же, как ты. Можно только объяснить…

– Да не нужны мне твои объяснения, – презрительно бросила Бонни. – Хватит уже, наслушалась. Все только и делают, что объясняют. Журналисты, политики, президент. А люди продолжают умирать, пока вы языками треплете.

– И что же ты сделала бы на нашем месте?

– На вашем?

– Какое решение ты считаешь верным в создавшейся ситуации?

– Расхреначить этих гребаных фанатиков к чертям собачьим!

Джессика ахнула и схватилась за сердце. Джейсон едва удержался, чтобы не врезать кулаком по столу. Но взял себя в руки и подчеркнуто спокойно произнес:

– Юная леди, я прошу вас не использовать в стенах этого дома слова, видимо, популярные в колледже.

– Ой-ой.

– По существу же твоего предложения. Ты считаешь, что наши вооруженные силы должны напасть на Исламский Союз?

Бонни упрямо тряхнула челкой. Последнее время среди подростков вдруг стала популярна мода на пятидесятые годы прошлого века. Широкие цветастые платья, прически а-ля Мерлин Монро, костюмы и шляпы с широкими полями. Подростки выглядели в этой подчеркнуто взрослой одежде смешно, хотя и не понимали этого.

– Там ежедневно умирают люди! Па, ты же знаешь об этом больше меня! У вас же там разведка, всякие военные представители. Эти сумасшедшие фанатики.

– Бонни, послушай… – Джейсон покосился на жену, но та лишь махнула рукой. Запрет на разговоры о политике за едой все равно уже нарушен. – Именно потому, что я знаю о ситуации больше, прошу тебя поверить мне на слово. Мы делаем все, что можем. Силами дипломатов. Они уговаривают Исламский Союз открыть проход для беженцев. Там сейчас не только наши дипломаты, в этом почти все страны участвуют. И шанс договориться пока есть.

– Пока ваши дипломаты треплют языками, там люди умирают. Каждый день! Сотнями! Вы ждете, пока они все перемрут и проблема решиться сама собой?

– А если мы начнем войну, ты что, думаешь, люди не будут умирать? Ты представляешь, какая мясорубка начнется? И это предлагает мне человек, протестующий против говяжьих отбивных. Ты не видишь некоторого противоречия, а?

– Эти люди хуже зверей! Ты знаешь, какие у них праздники? Они прямо на улицах режут баранов – это у них так радость демонстрировать принято! А как они относятся к женщинам? Выйди на улицу, не завернувшись перед этим в уродливый черный балахон, и тебя забьют камнями.

– Это их внутренние дела.

– Вот как? Да, мы давно знаем, что на вас надежды нет. Мы сами будем бороться…

– Так, – произнес Джейсон вставая. – Что это значит, Бонни?

– Не твое дело!

Девушка вскочила, схватила с тумбочки сумку. У двери обернулась, бросила презрительно:

– Трусы!

Джейсон медленно опустился на стул, машинально взял тост, намазал его джемом. Жена беспомощно всплеснула руками, произнесла дрожащим голосом:

– Джейсон, может быть, ты догонишь ее, объяснишь?

– И как прикажешь это сделать? – проворчал полковник. – Она не способна сейчас меня слушать. Я для нее сейчас воплощаю вооруженные силы и правительство. А их она ненавидит. Пусть немного остынет.

– А если она опять что-нибудь натворит? Как в прошлый раз.

Джейсон досадливо крякнул.

Прошлый раз ему вспоминать совсем не хотелось.

Когда он прибыл в кабинет генерала по срочному вызову и увидел там двух человек в одинаковых серых костюмах, то не особо встревожился. Решил, что ЦРУ опять нужна помощь. Но когда увидел смущение на лице генерала и сочувственное выражение на лицах агентов, сердце тревожно екнуло. И почему-то он сразу подумал о Бонни.

Впрочем, все оказалось не так ужасно.

То есть, конечно, в первое мгновение он испугался до спазмов в животе и только и смог просипеть: «Что с Бонни? Она жива?» Парни в сером бросились на перебой успокаивать полковника, объясняя, что его дочь жива и даже не арестована. Хотя и участвовала в организации нападения на участников какого-то модного показа. В этом месте разговора полковник рухнул в кресло, утер холодный пот и начал совершенно неприлично ржать от облегчения. Он-то уже в мыслях представлял свою маленькую девочку в руках террористов, требующих в обмен независимость штата Канзас. А тут всего лишь какой-то побитый модельер!

Представителям ЦРУ развеселившийся полковник понравился еще меньше, чем полковник испуганный. Они сухо пояснили, что Бонни на данный момент обвиняется в содействии экстремистской организации, участии в нападении на граждан другой страны на территории этой страны и нанесении тяжких телесных повреждений. И вообще-то некоторые юристы настаивают на обвинении участников акции в терроризме. А на свободе Бонни до сих пор только в силу щекотливой ситуации: ее отец, полковник Джейсон Тамп со своим отрядом неоднократно оказывал ЦРУ неоценимые услуги. И руководству совсем не хочется лишаться такого опытного и талантливого командира. Но если Бонни будет фигурировать в суде как участница террористической акции, вполне логично, что ее отец больше не сможет быть офицером вооруженных сил.

В общем, разговор вышел тягостный и крайне унизительный. У Джейсона даже впервые возникло желание выпороть бестолковую девчонку. Конечно, он не сделал этого. И вот, извольте, новый сюрприз.

– Ничего не случится. Я тебе обещаю.

Он допил кофе и поцеловал Джессику в щеку. Джед был так поглощен своим коммуникатором, что прощаться с ним не имело смысла. Джейсон натянул куртку и вышел из дома.

На душе было муторно. Он дал жене обещание, но совершенно не представлял, как его выполнить.

ГЛАВА 8

Зной. Жажда. Мухи.

Возле соседней палатки кто-то заходится надрывным кашлем. Да, днем здесь жара такая, что плавятся мозги. Но ночью на пустыню опускается холод, и подхватить воспаление легких очень просто. Особенно, если тело ослаблено постоянным голодом.

Днем голод отступает – слишком жарко, зато постоянно хочется пить, но воды тоже мало. Мухи. Настоящая казнь египетская.

Так и идут день за ночью, ночь за днем.

Зной. Жажда. Мухи.

Голод. Холод. Изматывающий кашель.

Безнадежность.

Али вчера сказал, что приедут какие-то важные люди из «Красного креста». Все обрадовались. Хотя, чему радоваться-то? Радоваться надо грузовикам с едой и водой. А чиновники только будут ходить и с притворной заботой спрашивать, как им тут живется. Жать руки старейшинам и гладить детей по голове напоказ, перед камерами. А потом тайком брезгливо протирать руки дизраствором.

Но беженцы радуются всем, кто бы ни приехал. Благотворителям, журналистам, кинозвездам – любому свидетельству, что о них не забыли. Там, в большом мире.

– Но это всего лишь иллюзия.

Джаспер утирает лицо грязным шейным платком. Поднимает на Гатангу взгляд красных, опухших от постоянного недосыпа глаз. Англичанин тяжело переносит ночной холод, из-за кашля почти не может спать. Впрочем, как и остальные несколько сот тысяч беженцев.

– Что?

– Это иллюзия. Когда сюда приезжает какая-нибудь «Мисс Мира» и трясет сиськами перед камерами, мы надеемся, что весь мир соберется у телеэкранов посмотреть на ее вымя. И, заодно, увидит нас, подыхающих в этом аду. И, ужаснется, потребует что-нибудь сделать. Но на самом деле они будут смотреть только на сиськи и только их запомнят. А мы так и будем подыхать в аду, потому что мы просто еще один фон для ее сисек.

– Мать твою, Гатанга, какого хрена ты такой умный? – Джаспер смеется, срывается на кашель и долго перхает, сплевывая розовую слюну. – Это я должен быть самым умным из нас двоих.

– Почему?

– Потому что я белый журналист из Лондона, а ты – негритос из страны, которую с лупой на карте не найдешь.

– Я, чтоб ты знал, доктор наук. Я уже заканчивал Гарвард, когда ты протирал свою белую задницу в младшей школе.

– И в итоге мы оба спим в дерьме верблюдов, а скоро сами станем таким же дерьмом.

– Ты им всегда и был. – Гатанга умолкает, глядя на сгусток крови, стекающий по подбородку Джаспера. Говорит уже другим тоном. – Слушай, ты хреново выглядишь. Свяжись с консульством, пусть заберут тебя отсюда.

Журналист перехватывает его взгляд, утирает подбородок и некоторое время разглядывает следы крови на платке. Хмыкает.

– Вот дерьмо… Нет, Гатанга, я не упущу свой шанс из-за какой-то фигни. У меня еще есть время заработать Пулитцеровскую премию.

– Мне-то не ври.

Гатанга отворачивается. Чертов Джаспер.

Сначала он ненавидел англичанина, как и прочих «гостей», заявлявшихся в лагерь беженцев чтобы урвать свой кусок популярности, спекулируя на их страданиях. Но Джаспер, в отличие от остальных, не уехал на следующий день. Он не уехал и через неделю. Он жил с ними уже несколько месяцев, и не просто жил с ними, он жил их жизнью, делил последний кусок хлеба и глоток воды. Помогал с антибиотиками. И писал. Гатанга читал пару его репортажей, написанных простым языком, беспощадных, как скальпель хирурга. Вряд ли у Джаспера много читателей. Люди не любят такое читать. Не видать ему премии.

– О, а вот и цирк приехал!

Гатанга встал, помог подняться Джасперу.

Через лагерь двигалась толпа пестрых чистеньких журналистов и журналисток из пресс-центра. Они обстреливали очередями вопросов троих мужчин в строгих костюмах с одинаковыми маленькими значками на лацканах. Вот они – представители МКК. Гатанга без особого интереса прислушался.

– Прилагаем все усилия… все что можем… ужасная трагедия…

Все как всегда.

– Следует вас понимать так, что предъявлять ультиматум лидерам Исламского Союза цивилизованные страны отказываются?

Гатанга вздрогнул. Когда он только успел? Ведь только что сидел рядом! Журналисты расступились. Нет, не из уважения или восхищения наглецом, посмевшим задать неполиткорректный вопрос. Просто Джаспер мылся последний раз еще в Лондоне.

– Мы… Простите, а с кем имею честь? – презрительно скривился руководитель комиссии.

– Джаспер Мак-Милан, независимые СМИ. Так что вы можете ответить? Вы собираетесь спасать этих людей? Или будете ждать, пока они передохнут, и проблема решиться сама собой?

– Господин Мак-Милан, вы же должны понимать, что ООН старается избежать насилия.

– То есть, они боятся стукнуть кулаком по столу? Конечно, никому не нужна война с исламистами из-за кучки оборванных беженцев.

Гатанга вернулся к палатке и прилег, закрыв глаза. Все бесполезно. И то, что Джаспер делает – тоже.

А вечером по лагерю разнесся страшный слух. Благотворительная помощь, на которую здесь чуть ли не молились, была украдена. Склады оказались пусты. Рассказывали какие-то нелепые байки о крысах, но даже самые легковерные из беженцев им не верили. Перед глазами у всех стояли утренние чистенькие гладкие чиновники в дорогих костюмах. Лагерь поднялся разом, словно по команде. Гатанга, Джаспер и еще несколько наиболее вменяемых людей пытались взывать к голосу разума, но беженцы уже перестали быть отдельными людьми. Это была толпа, объединенная пониманием, что их бросили тут умирать. Что надежды на помощь извне больше нет.

Блокпост вооруженных сил Исламского Союза был всего в паре километрах южнее лагеря. Вооруженная дубинками и ножами толпа захватила его без единого выстрела. Растерявшиеся солдаты попытались бежать, но их поймали и повесили на воротах.

Воодушевленная «победой», толпа двинулась в сторону границы.

… Это последний репортаж Джаспера Мак-Милана. Он был убит полчаса назад случайной пулей, когда снимал штурм беженцами границы Исламского Союза. Я, Илия Гатанга, бывший его другом последние месяцы, размещаю его последний репортаж, пользуясь его компьютером. Он старался разбудить в вас остатки ваших душонок, но у него ничего не вышло. Для вас это был еще один способ пощекотать нервы, посмотреть на тех, кому в жизни повезло меньше, чем вам. Шоу закончилось, ублюдки. Будьте прокляты…

Данила

Я проснулся от непривычного ощущения. Гм. Непривычного, но приятного.

Места в стандартной армейской койке для двоих было явно мало. Алиса во сне обхватила меня руками и прижималась всем телом, одновременно прохладным и обжигающим. Ее волосы разметались и щекотали мне нос, но я боялся их убирать. Казалось, что стоит мне пошевелиться и все обернется обычным сном. И я проснусь на циновке в своей комнате на минус первом этаже Цеха.

Это совсем иное чувство, чем те легкие, ни к чему не обязывающие отношения, что случались у меня раньше. В Цеху вообще к таким вещам относятся прагматично, и зачастую проведя ночь с девушкой-Подмастерьем, я утром просыпался один и больше никогда ее не встречал. Да и желания такого не возникало.

С Алисой иначе.

«Братан, ты попал! Давай смотреть правде в глаза – ты привязался к ней. Что теперь делать будешь?»

Прямо скажем, вариантов было немного.

– Ты чего такой мрачный?

Я опустил взгляд. На меня из-за завесы пшеничных волос хитро смотрели зеленые глаза.

– Я… э-э-э…

– Только посмей сказать, что переживаешь из-за того, что соблазнил меня или еще какую-нибудь подобную фигню. Так наподдам, что Мастер тебе добрым дедушкой покажется.

Алиса выбралась из-под одеяла и уселась мне на живот, воинственно сжимая кулаки. Зрелище… гм… воодушевляющее.

Потом неожиданно жалобно спросила:

– Все ведь было хорошо?

– Все было круто.

– Так чего тогда дуешься как мышь на крупу?

– Думаю, что делать, – честно признался я. – Ночь была прекрасной, но проблемы никуда не делись. И не денутся, если мы с ними что-нибудь не сделаем.

– Ну вот… – Алиса скатилась с меня и упала лицом в подушку. – Такое настроение обломал. Бе.

Я погладил ее по спине, чувствуя, как подрагивает нежная кожа девушки от прикосновения моих лап, больше привыкших к разным железкам.

– Ты не передумала искать катрены? Еще не поздно.

– Дурак.

– Ладно, будем считать это отрицательным ответом. Тогда надо понять, почему именно ты способна их найти.

Алиса попыхтела в подушку как сердитый ежик, потом пристроила голову мне на груди и стала рассказывать. Катрен, что декламировала Радмила, она запомнила в общих чертах. Главное, что зацепило девушку – упоминание о зачатии во время солнечного затмения. Оказывается, как-то ее мама проговорилась, что именно в день полного солнечного затмения они с отцом Алисы были на курорте в Болгарии. Происходящее подействовало на них как настоящий афродизиак, а весной двухтысячного родилась Алиса. Так что велика вероятность, что она действительно была зачата в момент полного солнечного затмения. От «дара обращаться к сердцам людей» она скромно открещивалась, но это понятие очень растяжимое, а я не великий ценитель литературы. Да и кто знает, что считалось таким даром во времена Нострадамуса? Формально же она под это определение подходила.

– А что за Великий Дракон и почему он захотел обновить свою чешую? Это явный бред. Никакая я не Избранная.

– Нет, не бред, – разочаровал я Алису. – Просто новость особого ажиотажа не вызвала, вот и прошла мимо тебя.

– Какая новость?

– Китай недавно объявил, что собирается всю Великую Стену закрыть консервирующей оболочкой. Ну, типа, как старые картины закрывают в музеях. Только прочнее, разумеется. Под это уже выделен огромный бюджет. Чем не «обновление чешуи»?

Алиса ничего не ответила, только вздохнула печально.

– Но это все внешние признаки Избранной. Они совершенно не объясняют, почему именно человек подходящий под эти признаки способен найти катрены.

– Это же пророчество. Кто ищет логику в пророчествах?

– Я.

– Зануда.

Алиса села, свесив ноги с кровати.

– Я ничего об этом не знаю. Никакой избранности в себе не чувствую. И где искать остальные катрены, понятия не имею. Но, кажется, знаю, кто может помочь с теми, что я стащила в «Воробьиных полях». Или в твоем Цеху их смогут расшифровать?

Я прикинул варианты, признал:

– Не наш профиль. У нас больше на будущее ориентация, на новые технологии. То есть, если надо будет, специалиста мы найдем, но…

– Если надо искать, то забудь, – отмахнулась Алиса. – У меня есть такой специалист. Между прочим, один из лучших специалистов в России.

– И он вот так запросто нас примет?

– Еще как, – развеяла мои сомнения Алиса. – Это мой бывший институтский преподаватель. Профессор Иволгин. Был моим дипломным руководителем. И вообще он классный дядька!

Алиса

– Алиса! Вот сюрприз так сюрприз! Вспомнила старика!

– Какой же вы старик, Алексей Олегович! Вы мужчина в самом расцвете лет.

Алиса ничуть не кривила душой. Иволгину было лет около пятидесяти, но выглядел он молодо, даже сорока не дать. Красивый. Большинство студенток, которым он читал лекции, неизбежно влюблялись в преподавателя, тем более что Иволгин был еще и умен, и остроумен. Впрочем, никакого развития эти чувства не имели, и иметь не могли. Иволгин был прикован к инвалидному креслу. Повинна ли в том какая-то болезнь или несчастный случай, никто в институте не знал: спрашивать напрямую стеснялись, а сам профессор не распространялся на эту тему. Хотя держался бодро и над своей «моторизированностью» остроумно подтрунивал.

– Но что же это я? – Иволгин театральным жестом хлопнул себя по лбу. – Держу на пороге. Проходите же! Дашенька, у нас гости!

Он пробежался пальцами по кнопкам на подлокотнике, зажужжали моторчики и кресло, развернувшись на месте, покатилось в глубь квартиры. Алиса и Данила поспешили следом по длинному светлому коридору бывшей коммуналки. Алисе в прошлом не раз доводилось бывать в гостях у профессора: он часто проводил консультации и дополнительные занятия дома. А вот Данила с интересом оглядывался по сторонам, отмечая разумность обустройства быта одинокого человека, неспособного самостоятельно ходить. И стерильную чистоту, необычную даже для вполне здорового холостяка.

– Дашенька! Ты где?

– Что случилось, Алексей Олегович?

Из дверей – как помнила Алиса, там была кухня – выглянула симпатичная девушка в переднике.

– У нас гости.

Даша, увидев Алису с Данилой, улыбнулась с искренним гостеприимством.

– Как хорошо, что вы зашли! А то я все делами занята, а Алексей Олегович скучает. Проходите! Я сейчас кофе сварю. Или лучше чай?

– Мне зеленый, Дашенька. С жасмином. А Алиса, насколько я помню, любит кофе с ванилью.

– Ой, вы и это помните?

Иволгин проводил Дашу взглядом и подмигнул Даниле:

– Это моя домоправительница. Чудная девочка! Эх, был бы я помоложе…

Алиса невольно улыбнулась. Профессор был как всегда полон энергии и оптимизма. Она прекрасно помнила это умение Иволгина смеяться над любыми ударами судьбы, заряжая своей волей к жизни всех вокруг.

Допив кофе, обменявшись новостями об общих знакомых и покончив таким образом со светской частью визита, девушка выложила перед профессором рукопись Нострадамуса.

– Любопытно. Пойдемте лучше в кабинет.

Здесь Алиса тоже все прекрасно помнила. Старомодные шкафы с книгами ужасающей толщины, настоящее бюро из красного дерева, письменный стол с мраморной столешницей. Иволгин всегда старался окружать себя красивыми вещами «с личностью», в основном – антикварными. Современные же вещи считал слишком утилитарными и бездушными. Единственными уступками новому тысячелетию были компьютер и механизированное кресло.

В кабинет заглянула «домоправительница».

– Алексей Олегович, я вам больше не нужна?

– Вы мне всегда нужны, Дашенька! Без вас моя жизнь превратилась бы в юдоль скорби.

– Ой-ой, – рассмеялась девушка. – Я ужин приготовила и оставила на плите, пожалуйста, съешьте его. Профессор сказал, что очень важно соблюдать режим. Приду утром – проверю!

– Я тоже профессор! – с комичным возмущением крикнул в закрывшуюся дверь Иволгин. – Этот Розенкевич приходил играть в го и, конечно же, проиграл. В отместку надавал Даше всяких медицинских советов как вернее меня мучить. Подумаешь, медицинское светило! Так, вернемся к нашим баранам.

Иволгин достал из футляра очки и склонился над бумагами. Данила удивленно вздернул брови, но Алиса прижала палец к губам. Очки были еще одной из причуд профессора, не желавшего делать коррекцию зрения.

– Откуда это у тебя?

– Случайно попало, – ответила Алиса. Лгать профессору было неловко, но не рассказывать же о событиях в «Воробьиных полях». – Они хранились у группы сектантов, веривших, что это утерянное пророчество Нострадамуса. Попыталась перевести, но…

– Почти ничего не помнишь из курса, – с грустью закончил Иволгин. – Ну-ну, не красней. Я прекрасно понимаю, что в наше время мало кто может позволить себе заниматься отвлеченной наукой. Это печально, но уж твоей-то вины в таком положении дел нет.

– Так что с пророчеством?

Алиса припечатала взглядом толстокожего Данилу, но Иволгин ничуть не обиделся.

– М-да. Специально я Нострадамусом не интересовался. По крайней мере, не больше, чем другими известными персонами того времени. На первый взгляд, могу сказать, что написано действительно на французском языке шестнадцатого века, написано грамотно. Если это и подделка, то отличается от большинства в лучшую сторону.

– Подделка?

Иволгин бросил на Данилу ироничный взгляд.

– Молодой человек, такая область как предсказания – золотая жила для всякого рода мистификаторов. А уж тем более, когда речь идет о столь колоритной фигуре как Мишель Нострадамус. Думаю, только специалисты могут уверенно назвать количество ходивших по свету поддельных центурий. И многие из них сделаны весьма талантливо.

– Значит, вы не сможете сказать точно?

Иволгин сдернул с носа очки и взмахнул ими в патетичном жесте.

– Разве я могу разочаровать свою ученицу? Конечно же, я выясню все!

– Серьезно?

– Конечно, – уже нормальным тоном ответил профессор. – Хотя на это потребуется время. Перевести текст не составит особого труда, но мне нужно связаться с друзьями, чтобы они сделали экспертизу бумаги, почерка и что там еще в таких случаях делают. Думаю, дня два на это потребуется. Хорошо?

– Конечно. – Алиса обняла профессора. – Спасибо вам огромное! Вы просто чудо!

Алиса

…академик Виктор Линц заявил о своем уходе с поста директора российского подразделения компании Future Today. По непроверенным данным, против Линца заведено уголовное дело по обвинению в приобретении и хранении наркотических веществ.

Алиса закрыла новостную ленту.

Теперь дописывать статью не имеет смысла. Никто не возьмет. Разве что переписать так, чтоб Линц с самого начала выглядел типичным наркоманом, а его оппонента выставить борцом за здоровье нации. Но нет, не стоит. Противно.

Оказалось, интернет в бомбоубежище все же есть. Алисе и в голову не пришло, что торчащий из стены рядом со столом кабель – выход в сеть. Подумать только – проводной интернет! Она только слышала о таком архаизме. На ее коммуникаторе и разъема-то подходящего не было.

Данила, выслушав жалобы девушки, в тот же вечер подключил к кабелю транслятор и теперь она не чувствовала себя отрезанной от мира.

А Данила с самого утра умчался к Мастеру. Теперь, когда Алиса включилась в поиски катренов, оснований для противостояния с учителем не было. И Данила надеялся заручиться помощью Цеха. Вообще-то, он должен был уже давно вернуться…

От мыслей Алису отвлекло сообщение о новом письме. Она открыла почтовый ящик. Адрес был незнакомым, зато в атрибутах была фамилия профессора Иволгина.

Алиса поспешно кликнула по конверту: Алексей Олегович сдержал обещание. Она пробежала глазами пространное приветствие профессора и перешла к первому катрену.

 
Меня окружают видения смерти.
Путь человечества повторит путь человека.
Зерна, посеянные людьми, взрастут ядовитыми колосьями.
И огонь сойдет с неба, уничтожая их.
 

Алиса в недоумении пожала плечами. Мрачное предсказание – чего уж там. Но весьма унылое. Тот же «Апокалипсис» написан куда ярче и впечатляет сильнее.

 
Люди возгордятся славою городов своих
И погрязнут в удовольствиях и неге.
Тех же, для кого нет еды и воды, восстанут на них.
И падут с неба огненные копья, равно казня грешников и невинных.
 

 
Яд пропитает землю, воду и воздух.
И в первые дни умрут девять десятых человеческого рода.
Среди оставшихся в живых начнется чума.
И в последующий год умрут все.
 

Алиса невольно поежилась. Самым страшным воспоминанием из ее детства были фильмы-катастрофы. Многие тогда ждали конца света – из-за какого-то индейского предсказания. Или не ждали, но тема была очень популярной, и на экраны один за другим вышло несколько фильмов, очень красочно рисовавших варианты катастроф, уничтожающих Землю. Маленькая Алиса с подругами всеми правдами и неправдами добывали себе заветные диски – тогда информацию еще хранили на дисках – и, замирая от ужаса, смотрели, как рушатся небоскребы. Было в этом зрелище нечто болезненно-притягательное.

Неуклюжие строчки катрена разбудили эти детские ощущения. К тому же такой вариант конца света был вовсе не фантастичен. Недавно она смотрела аналитическую программу, в которой обсуждалась проблема голода и нехватки питьевой воды. Из-за меняющегося климата целые регионы Африки стали непригодны для жизни, люди мигрировали в более благополучные районы, но там пришельцам вовсе не были рады. С питьевой же водой проблемы были уже и в более-менее благополучных странах. Да и сама Алиса давно уже покупала питьевую воду в бутылках. Неожиданно выяснилось, что у некоторых «обиженных» стран есть ядерное оружие. Алиса старалась отгородиться от этой информации, но то, что напряжение в мире растет, чувствовала.

Она машинально потянулась за бутылкой, отпила холодной минералки, отгоняя мрачные видения. Нет, этого не будет. Не будет, потому что просто не может быть.

«Надо, кстати, позвонить Алексею Олеговичу, поблагодарить. Так быстро все сделал, а ведь говорил, что два дня понадобится! Небось, всю ночь сидел…»

Алиса набрала номер профессора и терпеливо выждала несколько долгих гудков. Иволгин не отвечал, что было странно. С телефоном он не расставался, вполне отдавая себе отчет, что во многих бытовых ситуациях совершенно беспомощен. Она уже начала беспокоится, как вдруг трубку взяли, и бесцветный мужской голос произнес:

– Да?

– Простите… Это квартира профессора Иволгина?

– Да. Представьтесь, пожалуйста.

Этот сухой, серый голос сразу подсказал Алисе – случилось что-то плохое.

– Алиса. Алиса Керген. С профессором что-то случилось?

– Почему вы так решили?

– Почему? – Алиса почувствовала, как закипает. – Потому что Иволгин живет один. По дому ему помогает девушка. Я звоню, а вместо Алексея Олеговича или Даши мне отвечает какой-то хрен с горы и задает уродские вопросы! Достаточно причин? Что с Иволгиным?

– К-хгм, – человек на том конце закашлялся и ответил уже нормальным голосом, в котором чувствовалась явная обида. – Вы, госпожа Керген, совершенно напрасно ругаетесь. Есть порядок, которому я следую. Если вы, например, случайно попали по этому номеру, то вам и знать ничего не надо.

– Послушайте, уже ясно, что я не случайно позвонила Алексею Олеговичу. Вот что! Если вы сейчас же не скажете, что произошло, я сама приеду! И учтите: я журналист, пишу во многие издания и…

– Погодите. Вы сказали, вас зовут Алиса? Это ведь вы вчера приезжали к профессору с каким-то мужчиной? Данилой, если я не ошибаюсь?

– Да.

– Приезжайте, пожалуйста. Хотя, нет. Назовите свой адрес, я пришлю за вами патрульную машину – так быстрее будет.

– Да что случилось-то?

– Лучше я вам на месте все расскажу. Так какой у вас адрес?

Алиса на мгновение заколебалась, не бросить ли трубку? Звонила она через сеть, так что вычислить ее невозможно. Но если профессору нужна ее помощь?

– Я сейчас не дома. Вот что, присылайте машину к главному выходу завода «Интегробалк». Знаете где это?

– Найдем.

– Там знак «Остановка запрещена», вот рядом с ним я и буду ждать.

Алиса поставила собственный рекорд: собралась минуты за три. Уже выходя из бомбоубежища, сообразила, что неплохо бы позвонить Даниле, но не смогла дозвониться – вежливый женский голос радостно сообщил, что аппарат абонента отключен. Алиса оставила сообщение с просьбой срочно перезвонить и направилась к заводу. От выхода из бомбоубежища до проходной было всего метров пятьсот, но когда Алиса подошла, у тротуара уже стоял полицейский автомобиль. Молодой полицейский – похоже, недавно из училища – предупредительно распахнул перед Алисой дверцу.