Текст книги "Праздник перепутий"
Автор книги: Сергей Высоцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
– Неприятное это дело, – поморщившись, сказал Кондрашов и смешно, по-детски почмокал оттопыренными губами. – Ты можешь считать, что я чересчур субъективен... Не знаю, не знаю.
Корнилов был знаком с Василием Сергеевичем уже лет двадцать – учились в одной группе на юрфаке. Они не были близкими, закадычными друзьями, но всегда относились один к другому с симпатией, хоть и пикировались часто. Судьба устроила так, что после окончания университета они шли параллельным курсом, словно корабли в открытом море. Начинали в одном районе: Корнилов участковым инспектором, Кондрашов – помощником прокурора, потом один стал начальником уголовного розыска, другой – районным прокурором. Корнилова перевели в областное Управление внутренних дел, Кондрашова в городскую прокуратуру следователем. Был, правда, один период, когда Василий Сергеевич круто отклонился в сторону – ушел в аспирантуру, защитился и стал преподавать административное право в одном ленинградском институте. Но никто из бывших сокурсников этому не удивился. Все были уверены, что рано или поздно Кондрашов уйдет в науку – в нем всегда жил ярко выраженный интерес к теории. Удивило другое – через два года он снова попросился на практическую работу.
– Неприятное это дело, – повторил Василий Сергеевич и похлопал своей мягкой, похожей на женскую, рукой по серой папке.
– Ты, Вася, меня не агитируй, – Корнилов усмехнулся. Потянулся за папкой. – Приятное, неприятное – что за определения? Вот почитаю, скажу, какое оно, твое дело. Только ты, Василий Сергеевич, должен бы знать – для уголовного розыска те дела неприятные, которые раскрыть не удалось.
Кондрашов поморщился:
– Брось, брось... Читай лучше.
Игорь Васильевич раскрыл папку. В ней было всего несколько страничек. Корнилов начал читать справку ГАИ:
«Третьего июля 1976 года около двенадцати часов ночи на сорок девятом километре Приморского шоссе автомобиль «Волга», номерной знак ЛЕК 36-99, по неустановленной причине съехал на повороте с дорожного полотна и ударился в стоящее на полосе отвода дерево».
«По-видимому, скорость была большая, – подумал Корнилов. – После удара машину развернуло еще раз и боком стукнуло в другое дерево».
«От удара автомобиль загорелся, взорвался бензобак. Владелец автомашины Горин Юрий Максимович...»
Игорь Васильевич недоуменно посмотрел на следователя.
– Читай, читай, Игорь.
«...Владелец автомашины Горин Юрий Максимович, старший помощник капитана теплохода «Иван Сусанин», погиб...»
Дальше следовал акт судебно-медицинской экспертизы.
Повреждений, полученных старпомом, хватило бы на троих. Лицо сильно обгорело, но близкие опознали Горина. Признаков алкогольного опьянения не обнаружено. За час-полтора до происшествия прошел очень сильный дождь, шоссе было мокрое, водитель вел машину на большой скорости и на повороте не справился с рулевым управлением...
Игорь Васильевич дочитал, посмотрел фотографии смятого, обгорелого автомобиля, положил папку на стол.
– Ну, а теперь выкладывай, почему эта папка оказалась на столе у следователя прокуратуры, а не у нас в ГУВД?
– Да потому, что неделю тому назад прокуратура получила от старшего помощника капитана Горина большое письмо о преступных действиях капитана теплохода Бильбасова и некоторых других членов экипажа Такое же письмо старпом послал в пароходство. И вдруг – наехал на дерево и сгорел! Не правда ли, подозрительное совпадение?
– Но ведь ты не считаешь, что заявитель застрахован от случайностей?
– Нет, не считаю....
– Тогда выкладывай остальное. Аргументы! Аргументы!
Кондрашов медлил, смотрел загадочно, словно хотел, чтобы Корнилов сам высказал предположение.
Игорь Васильевич принял вызов. Они любили иногда задавать друг другу задачки на сообразительность, подвергая одновременно проверке на прочность собственные гипотезы.
– Куда ехал старпом в столь поздний час? – спросил Корнилов.
– Мог ехать на свою дачу в Рощино. Но никто не знает точно. В день катастрофы его жена была в Нальчике, у больной матери.
– Я думаю, магнитные мины и прочие эффектные средства из кинодетективов можно оставить в стороне?
– Можно! – кивнул Кондрашов. – Хотя для верности мы исследовали эту сторону дела.
– Если бы по автомобилю стреляли, незачем было бы загадывать загадки, ведь на нем не обнаружены пулевые пробоины? И огнестрельных ранений на трупе нет...
Василий Сергеевич улыбнулся, пожал плечами, словно говоря: «А как же? Мы тоже не лыком шиты!»
– Старпома мог «прижать» какой-нибудь грузовик. Или даже другая легковушка... На кузове царапин нет? Других царапин? – Корнилов нажал на слове «других», заметив, как улыбнулся следователь.
– Нет.
– Опрашивали инспекторов ГАИ, дежуривших на трассе? Время ведь позднее, машин мало.
– Опрашивали. Машин действительно было мало, и на посту ГАИ в Солнечном обратили внимание на «Волгу» 36-99. Водитель гнал как сумасшедший. Инспектор даже позвонил в Зеленогорск, чтобы его там задержали и сделали предупреждение. Машина Горина шла одна. От Солнечного до места происшествия девять километров. На большой скорости – четыре-пять минут...
– Но какой-нибудь автомобиль мог выехать на Приморское шоссе и после Солнечного... В центре поселка Репино, например?
– Здесь нам повезло. Мы почти уверены в том, что в момент катастрофы на отрезке Солнечное – граница Зеленогорска других автомашин не было. Инспектор ГАИ в Зеленогорске, получив предупреждение из Солнечного, ждал нарушителя и внимательно следил за дорогой. Машин не было. Минут десять. И водитель первой появившейся после этого перерыва машины – зеленогорской продуктовой – сказал инспектору, что на сорок девятом авария. Разбилась и горит «Волга». Он также сказал, что несколько шоферов с подъехавших автомашин пытаются погасить огонь и уже вызвали «скорую помощь». Представляешь теперь поле битвы?
– Представляю, – вяло сказал Игорь Васильевич, – Только уж больно не нравится мне одно ваше словечко, товарищ следователь.
– Что за словечко? – насторожился Кондрашов.
– «Почти». Маленькое словечко «почти» приводит иногда к большим казусам.
– Ну, извини! – усмехнулся Василий Сергеевич. – Мы в прокуратуре не боги. Нам до угрозыска далеко.
Корнилов не обратил внимания на язвительный тон Кондрашова и сказал задумчиво:
– Значит, если предполагать умысел... – Он вдруг замолчал, словно потерял нить рассуждения, и нахмурился. – А не могли ему перед выездом из города дать сильную дозу снотворного?
– Могли, – сказал прокурор. – Но не дали. Экспертиза установила бы.
– Может, залепили ему кирпичом в ветровое стекло?
– Горячо, Игорь! Именно – залепили. Только не кирпичом, а булыжником, – сказал Василий Сергеевич. – Когда проводили повторный осмотр автомобиля, обратили внимание на камень в салоне. Он тоже закоптился при пожаре. В первый раз этому не придали значения. Камень и камень! Может быть, подумали, что Горин возил его с собой, – он засмеялся.
– Зря иронизируешь! – рассердился Корнилов. – Водитель действительно мог везти его с собой.
– На всякий случай?
– Да, на всякий случай. Может быть, и для обороны – ехал-то почти ночью. Может, чтобы подложить под колесо, если что-то с машиной случится.
– Молодец, молодец... – Кондрашов поднял ладони над столом. – Я потому и пришел, чтобы все твои «может быть» выслушать. Прокурор города специально просил твоего шефа подключить подполковника Корнилова к этому делу. – Увидев, что Игорь Васильевич хочет что-то возразить, Кондрашов сказал мягко, почти ласково: – Игорек, не ерепенься. Шутки шутками – дело по твоей части. Я, когда о тебе думаю...
– Думаешь все-таки?
– Думаю, подполковник, думаю. И не так уж редко. И всегда представляю, как тебе трудно служить в уголовном розыске. По каждому делу ты ставишь перед собой столько вопросов, стараешься залезть так глубоко, что я просто диву даюсь: почему вдобавок к этому ты еще и быстро справляешься? Как правило...
– А ты что ж, считаешь, надо работать по-другому? – заинтересованно спросил Корнилов. – Ну-ка, ну-ка, разоблачайтесь, товарищ следователь!
– Я считаю, что может быть разный стиль работы. Люди-то ведь разные. Один может глубоко пахать, другой не может, зато быстро бегает.
– Пусть учится. Все должны и пахать глубоко, и бегать быстро.
– Вот именно! Поэтому я и думаю, что тем, кто с тобой работает, еще труднее, чем тебе самому...
– Ну, ты философ! – покачал головой Корнилов. – Чувствуется научная подготовка... А что, мои сотрудники жалуются? Или ты дедуктивно определил?
– Дедуктивно, – сказал Кондрашов. – Займешься делом? Ох, как не нравится мне оно! Вот почитаешь заявление Горина – призадумаешься! Знаешь, мне чисто по-человечески неприятно было с ним знакомиться. Такой у них на теплоходе бедлам. Серьезные обвинения покойный старпом выдвинул. И главное – убедительные. Особенно в отношении капитана. Их, конечно, проверять надо – искать подтверждения. Но мы найдем. Не сомневаюсь! – Он вздохнул и украдкой посмотрел на часы. Чуть оттопырил нижнюю губу. – Вообще-то, если быть до конца принципиальным, такие обвинения надо публично предъявлять. На общем собрании. Люди бы поддержали. И все сразу стало бы ясно.
– Ну, знаешь, не в каждом коллективе вылезешь на собрании правду-матку резать. Кое-где и заклевать могут.
– Верно, верно, – согласился Кондрашов и снова покосился на часы.
– Ты что ерзаешь? – усмехнулся Корнилов. – Адмиральский час подходит?
Кондрашов виновато покрутил головой.
– Да знаешь... Старая язва. Мне врачи предписали строго по часам есть... – Он поднялся. – Меня эта история за живое задела, Игорь. Понимаешь, приходит письмо с такими обвинениями... – Василий Сергеевич замялся, не находя нужного определения. – Ну как тебе объяснить... Грубо говоря, тюрьма капитану и его компании не грозит, хотя чем черт не шутит! Может, потом и выявится что-то еще более серьезное... А старпома убивают. Что ж это за люди, а? Ну, ну, не спорь, – сказал он, почувствовав, что Корнилов не согласен с ним. – Я специально беру самую крайнюю версию. Ведь именно ее тебе предстоит проверить.
– Я, Вася, всегда все версии проверяю, – сказал подполковник хмуро. – Пора бы тебе привыкнуть!
– Ну и ершисты вы, товарищ подполковник! Стареем, что ли? Все ворчишь, ворчишь! – Кондрашов поднял со стола папку с делом: – Ты, Игорь, попроси копию с заявления Горина снять – оригинал я себе оставляю. Нам он для проверки необходим.
Корнилов вызвал секретаря.
– Варя, срочно отпечатай.
– И еще нельзя забывать про хулиганов, – сказал Кондрашов, прощаясь. – Напился какой-нибудь хам в швырнул камнем. Круши частных владельцев, – он протянул руку. – Привет! Будем держать друг друга в курсе...
Корнилов кивнул.
«Да, похоже, дело непростое. Если только это не случайная авария, – подумал он, когда следователь ушел. – Но ведь и ее, случайность, надо доказать. Чтоб не висела тень над людьми...»
3Днем Игорь Васильевич заехал на полчаса домой. Пообедать. Это случалось редко, и мать была рада. Она села напротив него и, глядя, как он с аппетитом ест борщ, рассказывала, что с утра ходила на Сытный рынок. Уже продают скороспелку. Но дерут, не приведя господь. По рублю. И пучок зелени – рубль. Дешевле рубля ничего не купишь, сокрушалась мать. Эдак никакой зарплаты не хватит.
– А ты, мама, в магазинчик, в магазинчик, – улыбался Корнилов. – Или Оле позвони в поликлинику. Она пойдет с работы и принесет что нужно.
– В магазинчик! – проговорила мать. – А ты сам хоть раз за последний год заходил в магазинчик? Небось спрошу, сколько килограмм хлеба стоит, так не ответишь?
«А ведь и правда не отвечу, – подумал Игорь Васильевич. – В магазин-то ведь если и зайду – так коньяку к празднику взять».
– От твоей магазинной картошечки больше половины в помои идет. Ее не натаскаешься. Ты у меня большой придумщик, – продолжала мать. – Это ж надо – позвони Оле! Да если после службы по магазинам ходить – вечера не хватит.
Игорь Васильевич лениво отбивался от нападок, а сам нет-нет да и вспоминал про разговор с Кондрашовым. Неужели этого старпома убили из-за его жалобы в прокуратуру? А может быть, несчастный случай? Ведь не бандиты же члены экипажа «Ивана Сусанина»?! Наверное, люди проверенные. В загранку ходят.
«В загранку ходят... В за-гран-ку, – Корнилов словно споткнулся об это слово. – Здесь есть что-то такое, в этой самой загранке, – подумал он. – Что-то есть. Или мы просто привыкли: если загранка – то уж и подозрительные связи, контрабанда, валюта... Нет, нет, сначала дело – домыслы потом».
Но уж слишком несоизмеримыми казались ему причина и следствие. Человек написал жалобу на капитана и его помощников, а его, этого человека, убивают.
Но письмо-то уже написано! От него не отмахнешься, не спишешь в архив после смерти заявителя. Наоборот! Те, кто это письмо получил, будут внимательнее и строже во сто крат! Живого можно уговорить, убедить взять письмо назад, если он ошибается. В конце концов он и сам может одуматься. А бумага? Она подшита, имеет номер. Она хоть и все стерпит, но на нее надо ответить, даже если заявитель мертв.
Корнилов встал из-за стола и подошел к телефону.
– Ты что, уже? – изумилась мать. – А я-то радовалась, думала, аппетит хороший.
– Хороший, мама. Хороший. Сейчас все уплету и добавки попрошу. Только хорошему человеку позвоню.
Он набрал номер Кондрашова.
– Вася, один вопрос. Члены экипажа знали о том, что старпом обратился с заявлением в прокуратуру и пароходство?
– А-а!! – весело пропел следователь. – Чую, что ты уже вживаешься в образ! Так, кажется, говорят киношники и работники угрозыска?
– Не морочь мне голову. У меня обед стынет, – буркнул Корнилов.
– Знали, товарищ подполковник. Все знали. Еще за несколько дней до катастрофы.
...Приехав после обеда в управление, Корнилов прежде всего взялся изучать заявление Горина в прокуратуру.
Старпом с «Ивана Сусанина» писал о том, что плавает на судне уже двенадцать лет. Начинал четвертым штурманом, старшим помощником ходит последние пять лет.
«Интересно, – подумал Игорь Васильевич, – от четвертого штурмана до старпома за семь лет – нормальный рост или нет? А пять лет старпомом? Если сравнивать с нашими продвижениями по службе, то даже слишком стремительно. А как там у них, в пароходстве, надо узнать». – Он сделал пометку на листке бумаги.
Злоупотребления, в которых Горин обвинял капитана Бильбасова, старшего механика Глуховского, пассажирского помощника Коншина, штурмана Трусова и директора ресторана Зуева, были серьезными, и Корнилов подивился той легкости, с которой Вася Кондрашов заявил, что тюрьма им не грозит.
Прежде всего, конечно, Бильбасов...
За последние годы, писал старпом, капитан перестал считаться с экипажем, окружает себя подхалимами. От людей принципиальных, хороших штурманов избавляется, боясь конкуренции. Не раз допускал грубые нарушения судового устава, этики и даже законности. В 1975 году во время перехода из Пирея в Никозию, будучи в нетрезвом состоянии, избил иностранного пассажира, американца Арчибальда Бримана. Дело удалось замять только после того, как этому пассажиру преподнесли дорогой подарок. В том же году в Неаполе капитан на целый час задержал теплоход, выручая из полиции старшего механика Леонида Глуховского, попавшего туда за пьяный дебош. В 1973 году во время круизного рейса вокруг Европы Бильбасов устроил большую попойку, справляя день рождения. Подарками, сделанными экипажу различными туристскими фирмами и советскими предприятиями, капитан распоряжается по своему усмотрению... Взял лично себе очень дорогой сервиз и телевизор... Одной пассажирке подарил из судового музея большого плюшевого медведя... – дальше шло перечисление капитанских бесчинств такого же рода.
«Из заграничных поездок капитан возит вещи для перепродажи. Это же делают Трусов, Глуховский и Зуев. О моральном облике Бильбасова говорит хотя бы один такой факт – он дважды был женат. Привлекался к уголовной ответственности, но скрыл это от руководителей пароходства. Пассажирский помощник, близкий друг капитана, вместе с ним пьет, имеет обыкновение во время рейсов заводить знакомства с женщинами. Груб с обслуживающим персоналом...»
– О, господи помилуй! – вздохнул Корнилов. – Чего только не бывает на белом свете. Со стороны кажется: капитан дальнего плавания обязательно красивый и подтянутый – воплощение корректности, высоких понятий о чести, а тут...
«Ну да ладно, мы свое дело сделаем, а разбираться со всей этой бытовщиной придется прокуратуре, – подумал он с некоторым даже облегчением. – И разбираться не один месяц. А как же очередные рейсы? С такими обвинениями в дальнее плавание не пошлют!» И снова сделал пометку на листе бумаги.
Игорь Васильевич никогда не писал в блокнотах. Брал лист хорошей белой бумаги, складывал его пополам и записывал все необходимое своим не слишком крупным и не слишком разборчивым почерком. На листке бумаги получалось нагляднее, можно было все вопросы охватить разом, единым взглядом. Сопоставить их, сравнить. А в записной книжке, казалось ему, все дробилось, расплывалось по страницам. К тому же на каждое дело не будешь заводить записную книжку, а путать одно с другим Корнилов не любил. Так и хранились у него в сейфе пачки сложенных пополам листков бумаги. Каждый листок – дело. «Доживу до пенсии, – шутил подполковник, – начну по этим листкам писать мемуары».
Он опять подумал о заявлении покойного старпома и поморщился: «Хорошо все-таки, что я работаю в уголовном розыске, а не занимаюсь разбором жалоб и служебных проступков!»
Корнилов всегда считал, что копаться в мелких и гнусных делишках людей посложнее, чем работать с откровенными преступниками.
«Никогда не знаешь до конца, с кем имеешь дело, – думал Корнилов. – Но «клиентов»-то поставляют нам они. Колеблющиеся».
Он вызвал Варвару, секретаря отдела. Спросил:
– У тебя, Варюха, как с гражданским правом?
Варвара училась на юрфаке. На вечернем отделении.
– Зачетку показать? – улыбнулась она.
– Мы, Варюха, строим свои отношения с сотрудниками на доверии. Следовало бы давно усвоить.
– По гражданскому праву у меня трешник. На последней сессии схватила, – вздохнула Варя.
– Н-да-а, – огорчился Корнилов. – А я-то хотел с тобой проконсультироваться. Ну да ладно, обойдусь.
Варвара, иронически поджав губы, смотрела на подполковника. Но глаза у нее улыбались.
– Да, а морское право изучают нынче в университете? – поинтересовался он.
– Изучают. Факультатив. У меня пятерка!
– Ух ты! Поздравляю. А кто у вас главный специалист?
– Профессор Малинин.
– Ну ладно, Варя. Ты меня еще проконсультируешь по гражданскому праву. Когда пятерку будешь иметь. А сейчас предупреди Бугаева и Лебедева, чтобы зашли ко мне через полчаса. В шестнадцать ноль-ноль.
Варвара была уже в дверях, когда он спросил ее:
– А с криминалистикой как у тебя?
– Пятерка!
– Смотри! Чтобы здесь было все в порядке. Закончишь университет, зачислим в отдел. Не морским же правом тебе заниматься.
– А почему бы и нет? – спросила Варвара с вызовом. – Вы меня здесь опять чай заставите на совещаниях готовить.
Корнилов погрозил ей пальцем.
«Жаль, что Белянчикова нет, – подумал он, когда за Варварой закрылась дверь. – Его бы к этому делу подключить!»
Юрий Евгеньевич уже неделю как загорал и купался в Прибалтике. Только что получил наконец майора, Успели перед отпуском отметить.
Белянчиков был колючим и трудным человеком, иногда чересчур упрямым, но споры с ним, как ни странно, помогали подполковнику или укрепляться в собственном мнении, или быстро находить свою ошибку. К тому же Юрий Евгеньевич был до предела собран. Они с Корниловым были совершенно разные. Некоторые черты характера Юрия Евгеньевича даже раздражали подполковника, но с годами он научился не обращать на них внимания. Относился как к неизбежному злу. Главное, что человеком Белянчиков был надежным. Надежным во всех отношениях...
В оставшееся до совещания время Игорь Васильевич наметил первоочередные дела. На листке появились новые записи:
«Куда ехал Горин? Узнать дома, у соседей».
«Съездить на место катастрофы».
«Это я, пожалуй, сделаю сам, – решил Корнилов, У него было твердое правило – место происшествия он должен был знать досконально. – Может быть, там поблизости есть дома? Похожу, людей порасспрошу. И на Карельском перешейке я давно не был. Там сейчас красота! А не лукавите ли вы, товарищ подполковник? Может, потому и решили сами съездить, что озона глотнуть захотелось? – Но тут же он успокоил себя: – Нет, не лукавлю. Дело есть дело».
«Познакомиться с характеристиками всех, кого обвинил старпом в своем письме. Выяснить все, что знают о них в пароходстве.
Выяснить, где был в тот вечер каждый, о ком говорится в письме».
Игорь Васильевич задумался. Ну что ж, ничего не поделаешь. Хочешь не хочешь, а надо определить круг причастных к этому делу лиц. И те, кого обвинил Горин, – первые в этом круге.
Ровно в шестнадцать часов пришли Бугаев и Лебедев. Уселись поудобнее. Бугаев, как всегда, придвинул к себе стопку чистой бумаги, начал рисовать смешные угловатые рожи. Лебедев сидел настороженно, словно ожидал, что его будут за что-нибудь ругать.
– Семен, как продвинулось дело с квартирными кражами? – спросил подполковник.
– Продвинулось очень далеко, Игорь Васильевич, – с наигранной бодростью ответил капитан.
– Вот как? Чего же мне не докладываете? Вместе бы порадовались. Насколько я помню, в конце прошлой недели на Заневском проспекте обворовали две квартиры.
– Сегодня утром еще две кражи. Но уже в Гатчине. Почерк тот же. – Бугаев с ожесточением принялся зачеркивать только что нарисованную рожицу. Корнилов вздохнул.
– Вы соседей запрашивали? Нет у них похожих краж? – Квартирные кражи уже неделю не давали подполковнику покоя.
Бугаев кивнул.
– Запрашивал. Там тихо.
– А нам тут еще одно дело подбросили. Прокуратура ведет. Подозрение на убийство...
Игорь Васильевич подробно пересказал сотрудникам все, что узнал у Кондрашова о гибели старпома. Дал почитать дело и заявление Горина.
– Ну и шуточки! Лихим надо быть человеком, чтобы на такое решиться! – покачал головой Бугаев. – Это знаете ли... Я бы сказал, некоторое безрассудство.
– А ты, Саша, почему молчишь? – обратился Корнилов к Лебедеву. Он всегда очень внимательно следил за первой реакцией своих помощников на события.
Лебедев пожал плечами. Он был неразговорчив. Производил даже впечатление тугодума и увальня, но в деле был скор и очень приметлив. Мельком увидев фотографию человека, он узнавал его даже через несколько лет, в толпе.
– Ну, роди чего-нибудь.
– Родить-то нечего. Какое-то несуразное дело, – выдавил наконец Лебедев, и Корнилов обрадовался тому, какое точное слово нашел инспектор. Он был не согласен со следователем, который назвал дело неприятным. Приятных дел ни в прокуратуре, ни в угрозыске не бывает.
– Несуразное, несуразное! – повторил он. – Ты в самую точку попал. И тем не менее нам им придется заняться.
– Если люди не причастны к катастрофе – это легко проверяется, – сказал Лебедев. Ободренный похвалой Корнилова, он вдруг разговорился: – Проверяем, кто где находился в это время, выясняем алиби каждого...
– И делаем вывод, что никакого убийства не было, несчастный случай? – ехидно спросил Бугаев.
– Ну знаешь, не проверять же алиби их родственников и друзей!
– Но можно сделать и другое предположение, – задумчиво сказал Корнилов. – Кто-то из экипажа испугался, что начнется большая проверка и вскроются его неблаговидные дела, о которых Горин знал, но почему-то не написал...
– В этом что-то есть! – пробормотал Бугаев, и Лебедев кивнул головой, соглашаясь.
– Идти будем с разных концов, – Корнилов пододвинул к себе листок с записями, – Лебедев поедет а пароходство. Ты, Семен, выяснишь все о капитане...
Отпустив сотрудников, Корнилов пригласил секретаря, поручил запросить сводку погоды за третье июля а районе Репина и Зеленогорска.
«Одно дело разговоры про дождь, другое – точная справка, – решил он, – Если сегодня будет похожая погода, сгоняю на сорок девятый километр. Посмотрю, как там все выглядит в сумерках».
Корнилов взглянул на календарь. Белые ночи-то идут на убыль! Сегодня пятое... Старпом разбился третьего. На сколько же день убавился? По календарю выходило, что на восемь минут, «Поеду пораньше, – подумал подполковник. – А может быть, взять с собой Олю? Совместить приятное с полезным. Она ведь тоже на Карельском давно не была».
Корнилов обрадовался возможности съездить с женой, но тут же и отверг идею. Ему нужно быть внимательным, собранным. Люди в таких случаях мешали ему, отвлекали. Не только разговорами, репликами. Даже просто своим присутствием.
Однако без помощи одного человека Корнилов обойтись не мог. Он позвонил начальнику ГАИ полковнику Седикову и попросил разыскать автоинспектора, который первым прибыл на место катастрофы. Седиков уже знал, что аварией на Приморском шоссе занялся угрозыск.
– Пусть инспектор подъедет на сорок девятый, – сказал Игорь Васильевич Седикову, – Но не сейчас, а к двадцати трем.
– Чего-то ты на ночь глядя собрался? – удивился полковник.
– На белую ночь глядя! – засмеялся Корнилов. – Хочу побывать на месте. Понюхать, чем морской воздух пахнет.
– Мазутом нынче пахнет, Игорь Васильевич, – ответил Седиков. – А вообще-то вы, сыщики, неглупый народ, – сказал он с уважением, – Зря ничего не делаете. Может, и мне подъехать?
– Отдыхай, товарищ начальник. Набирайся сил для борьбы за звание города самых дисциплинированных водителей!
– Чтоб тебе!.. – Седиков беззлобно выругался и повесил трубку.
Варвара принесла метеосводку. Третьего июля в Зеленогорске от двадцати одного тридцати до двадцати двух пятидесяти – проливной дождь, гроза. Температура воздуха двадцать один, температура воды девятнадцать, влажность девяносто один процент...
– Ну а после дождя-то что? – прочитав сводку, спросил Корнилов. – Облачно? Ясно?
Варя пожала плечами.
– Больше у них ничего нет.
– Ну ладно! – он махнул рукой. – Я вот к Васе Алабину хочу заехать. У нас в буфете апельсинчиков или яблок нет?
– Какие сейчас апельсины? – засмеялась Варя. – А в яблоках давно никаких витаминов нет. Да и не любит их Алабин. Уж если что покупать – надо на рынок за черешней ехать.
Корнилову сразу вспомнился разговор с матерью за обедом.
– А ты откуда знаешь, что Алабин любит? – спросил подполковник и внимательно посмотрел на Варю.
– Знаю. Зато вы, Игорь Васильевич, хоть и заместитель начальника угрозыска, а многого не знаете.
– Ну-ну-ну! – искренне удивился Корнилов. – Я, кажется, опять узнаю новости последним!
Он и правда обо всех управленческих обыденных новостях узнавал в последнюю очередь. Так уж получалось, что сотрудники, даже те, с которыми он проработал долгие годы, стеснялись рассказывать ему о том, у кого и что происходило дома. О предстоящей свадьбе или о рождении ребенка он узнавал только тогда, когда Варвара, заходя с деловым видом к нему в кабинет, сообщала: «Игорь Васильевич, у капитана Бугаева сын родился. Мы тут собираем по трешке...»
– Значит, ты на Василии остановилась?
Варвара покраснела:
– Игорь Васильевич!
– Ну это, знаешь, еще как начальство посмотрит! – продолжал Корнилов, не обращая внимания на ее смущение. – Алабин парень хоть куда, жених завидный, а тебе еще надо над собой работать. У тебя характерец... Даже мне грубишь.
– Игорь Васильевич! – снова с укором сказала Варвара.
– Рынок Некрасовский открыт? – спросил он.
– Да.
– Ну, слава богу. Он тут недалеко. А то небось служебную машину попросила бы, а я не дам. – Он достал десятку. – Купи ему черешни. Побольше.
– Обойдется двумя килограммами, – сказала Варя. – Завтра я еще принесу. Значит, машину не дадите?
Корнилов развел руками.
