Текст книги "В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше"

Автор книги: Сергей Снегов

Соавторы: Ольга Ларионова,Вячеслав Рыбаков,Александр Шалимов,Лев Куклин,Виктор Жилин,Игорь Смирнов,Александр Хлебников,Феликс Дымов,Галина Усова,Наталия Никитайская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 43 страниц)

Участковый занервничал. Ударил рукой по кобуре:

– Ну вот что, кончайте разводить демагогию! Некогда мне тут с вами нянькаться! Пр-ройдемте!..

На мгновение сержанту показалось, что луна метнулась с неба и вдруг оказалась на том месте, где стоял задержанный. Постепенно свет ее мерк, угасал… Белокурый исчез.

– Эй, где вы, черт вас подери! Перестаньте валять дурака!

Возле самого уха зазвенел комар, и участковый совершенно явственно услышал:

– Теперь-то понимаете?

– Да, да, понимаю, черт подери! Понимаю!

– Ну вот и хорошо.

Конечно, он ничего не понимал. К горлу подкатила тошнота, в ногах почему-то почувствовалась слабость. В висках стучало. Он опустился на скамью.

– Вот и хорошо, – повторил рядом тот же знакомый голос.

Не поворачивая головы, сержант уже знал, что белокурый сидит рядом и спокойно, немного сонно смотрит на него.

– Чертовщина! – с усилием сказал участковый. Кто же вы?

– В любом случае не Загранцев. Ваш Загранцев вернется, видимо, лишь тогда, когда уйду я.

Справка

В результате освидетельствования выяснено, что сержант милиции Таратынов Б. А. психически здоров, отклонений от нормы не замечается.

Печать. Дата. Подпись врача.

1. Костя Груздин

Мягко заверещал телефонный аппарат. Прокурор прямо от двери шагнул к столу.

– Да, Васильев… О-о! Степан Михайлович! Салют, салют! Спасибо. Только вчера вернулся. Да ну юг! Не люблю юга, наши места куда лучше – одни леса чего стоят! А рыбалка какая! Вот встретимся – расскажу! Ну а как твои-то дела, что нового? – Слушая собеседника, Васильев закурил. Не снимая плаща, сел в кресло и стал методично постукивать указательным пальцем по столу. – Похоже на обычное хулиганство или… Нет? Ладно, разберемся… А вот это дело… Семен Ипполитович кое-что сообщил мне еще вчера вечером. Странное дело! Но ничего, не такие распутывали! Да, да, Груздин сейчас должен зайти. Жду. Ну, до вечера. Салют!

Приоткрыв дверь, в кабинет заглянул Костя Груздин:

– Разрешите, Василий Васильевич?

– Заходите, заходите, Константин Сергеевич. – Прокурор поднялся навстречу, пожал руку молодому следователю и наконец снял плащ. – Мне только что звонил Степан Михайлович по поводу дела Загранцева. Оно при вас? Отлично.

Васильев взял из рук следователя серую картонную папку и, водворившись за столом, раскрыл ее.

– Ну-с?… Так Степан Михайлович не скрывает радости, что направил его нам, – очень уж, говорит, дохлое дело.

Просматривая показания свидетелей, прокурор взял из пепельницы недокуренную сигарету и попросил Груздина докладывать.

Молодой следователь излагал обстоятельства дела последовательно и подробно, хотя и знал о пристрастии шефа к лаконизму. Но пока средний палец правой руки не начинал нетерпеливо отстукивать по столу, можно было говорить спокойно и не опасаться что-либо забыть.

– М-да, – пощипывая мочку уха, произнес Васильев, когда Костя закончил. – Чистая ненаучная фантастика! Кстати, вы все еще увлекаетесь фантастикой?

Следователь смутился:

– При чем здесь это, Василий Васильевич?

– Да я так, к слову… Значит, что же мы имеем?

Главный инженер целлюлозно-бумажного комбината Виктор Ильич Загранцев уехал в отпуск под Привольное и больше недели жил в лесу на берегу реки Сольмы, в палатке. Двадцать девятого числа прошлого месяца перед обедом, как говорит его жена, он отправился в лес и к палатке не вернулся. Через два дня он появился в городе и начал совершенно неприсущие такому серьезному человеку похождения…

– Да. И заметьте, Василий Васильевич, сначала Загранцев вел себя, как… как мальчишка или как не совсем проснувшийся человек, который еще не соображает, что и как делать – что главное, что второстепенное. Начинал он с пустяков; снимал с газона железобетонные плиты, придирался к шестилетней девочке за то, что она сломала ветку, затем случаи с Вечкановым, Есаковым, и только потом, спустя два дня, его поступки и действия становятся более логичными; тот же приход на комбинат с требованием наладить в конце концов технологическую линию лигнинно-мазутно-водной смеси для ликвидации ядовитых отходов, та же его вполне профессиональная лекция о неоценимой пользе зеленых насаждений и о бережном отношении к ним. Затем беседы о полной гармонии человека с природой…

Прокурор снова заглянул в папку и отыскал интересовавший его лист. Внимательно прочитал, качнул головой:

– М-да. А вот медицинское освидетельствование вы провели, надо прямо сказать, не на высоте!

– Так не дается же он, Василий Васильевич! Его ведешь в поликлинику, а по дороге он исчезает – не знаешь и как!

– Исчезает!.. Слово-то какое! – Васильев постучал пальцем, смущенно усмехнулся: – Хм! Дело о призраке Загранцева! – Он резко встал и отошел к окну. – Знал я Виктора Ильича. Правда, особой симпатии к нему никогда не питал, – очень уж он крут и своенравен! Но тем не менее должен сказать, что все его деяния… – прокурор кивнул на серую папку, – похожи на поступки умалишенного. Хотя вот эти «исчезновения»…

– Вот именно, Василий Васильевич! И не только исчезновения!

Прокурор оглянулся:

– Вы, я вижу, всерьез взялись за дело. Похвально… Может быть, Семен Ипполитович и в самом деле прав, поручив это дело вам…

Прокурор был флегматичен, в глазах его еще не зажглись искры заинтересованности – ему бы денек-другой посидеть у телефона и поболтать со знакомыми, как он отдыхал, с кем познакомился и сколько сумел наловить за это время рыбы…

– Похвально, – повторил он бесцветным голосом и уселся на подоконник. – Заходил вчера ко мне Семен Ипполитович – не утерпел старик! Поговорить, правда, как следует не пришлось, однако в общих чертах я знаком с делом… Разумеется, все эти призраки и прочее – чушь: призраков не бывает. И потом, ваша версия…

– Семен Ипполитович сказал о моей версии?

– Конечно. Что же вас удивляет? Так вот, ваша версия чем-то сродни безрассудным деяниям Загранцева. Я не хотел вас обидеть, но согласитесь…

Костя покраснел.

– Соглашаюсь, Василий Васильевич. Так и должно быть.

– То есть?

– Если странны поступки правонарушителя, то и версию следует строить на необычном, на выходящем за рамки наших привычных умозаключений.

– Однако! – Васильев тряхнул головой. – Любопытно! И вы, конечно, убеждены, что идете верным путем?

– Уверен.

– Ваш расчет строится, видимо, на том, что вы хорошо знаете Загранцева?

– Не только. Хотя и это тоже.

– Но он же никого не узнает! Не узнает даже свою жену, сослуживцев! И вы, безусловно, не исключение…

Костя нервничал. Ему хотелось поскорее уйти. Он видел, что Васильев мыслями все еще в отпуске, – выражение лица у него рассеянное, чувствует себя не совсем уверенно, потому и разговор получается каким-то расплывчатым и не вполне серьезным. И вообще, шеф принадлежал к той категории людей, которые не умели быстро перестраиваться при смене обстановки.

– Так я пойду, Василий Васильевич? – несмело спросил Костя.

– Да, да. – Прокурор вернулся к столу. – Какие сейчас у вас планы?

– Попытаюсь разыскать Загранцева – жду любопытного разговора.

Васильев невесело усмехнулся:

– Ей-богу, скоро мир перевернется! Идти разыскивать правонарушителя, вместо того чтобы вызвать его по повестке в прокуратуру!

– Но здесь же особый случай, Василий Васильевич. И потом, какой же он правонарушитель?

Васильев нетерпеливо застучал пальцем по столу – сердце у Кости ёкнуло: надо же было ему сунуться со своим возражением!.. Но все обошлось благополучно.

Прокурор сдержанно сказал:

– Ступайте, Константин Сергеевич. Будут какие-либо затруднения – сразу ко мне или Семену Ипполитовичу.

Костя со вздохом облегчения вышел в длинный коридор, по обеим сторонам которого тянулись обитые черным дерматином двери кабинетов. Из-за одной выбежал с какими-то бумажками сухонький Слава Вербин, увидел Костю и широко улыбнулся.

– Как поживает твой фантом? – спросил он, крепко пожимая руку.

– Дышит.

– Ну и отлично! Если что, свистни – поможем: ребята заинтересовались твоей идеей! – Слава хлопнул Костю по плечу и вдруг вспомнил: – Да! Тебя искал Семен Ипполитович. Зайди – что-то важное!

Но Семен Ипполитович сам вышел навстречу Косте.

– Боялся, что ушли… Мне буквально пять минут назад позвонил старый приятель, участковый, и сообщил, что двадцать девятого июня некий Анциферов, житель деревни Акимове, был в лесу – в том самом месте и в то самое время, когда там находился Загранцев. И представляете, он якобы наблюдал на опушке леса возле реки густой туман и видел возле него человека…

– Загранцева?

– Не знаю. Не знаю, голубчик. Это предстоит выяснить. – Помощник прокурора снял очки и стал старательно протирать платком стекла. – Съездите-ка сегодня в Акимове и побеседуйте с этим самым Анциферовым – человек, говорят, интересный, философ своего рода, но – на всякий случай – в тот день он был немного под хмельком. Так что сами понимаете…

– Спасибо, Семен Ипполитович. В Акимове я поеду часа через два, а сейчас мне бы хотелось потолковать с Загранцевым.

– Что ж, желаю успеха. Никаких ЦУ давать не стану – думаю, вы на верном пути. Кстати, оставьте дело.

– Оно у Василия Васильевича.

– Ага. – Платок на мгновение замер в пальцах Семена Ипполитовича. – Ну и хорошо. Что бы там ни было, а дело доводить до конца придется нам с вами, Константин Сергеевич. Всего вам доброго! Жду новостей.

2. В городском парке

Загранцева Костя нашел сразу. Он стоял на берегу реки и понуро смотрел на уродливые кучи грунта, выброшенного после чистки дна.

– Опять вы, – грустно сказал он, не поворачивая головы.

– Я, Виктор Ильич. Надоел, наверно?

– Да нет. Вы не назойливый. Жаль, что потеряно время. Ведь сначала я относился к вам настороженно, а теперь, когда кое-что понял, наладить контакт оказалось не так-то просто. Сразу было бы куда легче!

– Все зависит от вас, Виктор Ильич.

– Вернее – многое. Но я часто отвлекаюсь на мелочи, они изматывают меня.

– Зачем же отвлекаться на мелочи, если у вас есть определенная цель?

Загранцев усмехнулся:

– У вас говорят: «Первый блин комом». Я тоже первый блин. Моя задача – больше видеть, больше анализировать: ведь те, кто придет мне на смену, должны быть более действенными, должны будут решать более сложные вопросы. А я вот… – Он кивнул на уродливые кучи ила и уселся на песок. – Кстати, что вы скажете об этом?

Костя присел рядом.

– Что ж сказать? Безобразие, конечно. Этот питательный грунт нельзя оставлять для вскармливания репейника, надо было сразу разровнять его, чтобы на нем мог вырасти прочный травяной покров, защищающий берег от эрозии.

– Верно, – скупо улыбнулся Загранцев, и лицо его тут же снова приобрело недовольное выражение. – Поражаюсь людям, Константин Сергеевич! Идут к гибели с песнями и уж слишком вяло пытаются оградить себя и окружающую среду от этой гибели!.. Да, кстати, запишите себе еще одно мое преступление.

– Та-ак. – Костя почувствовал, как у него внутри все сжалось в пружину. – Что вы еще натворили?..

– Да вот… покалечил немного двух молодых бездельников. Нашли себе развлечение: швыряли пустые бутылки в гнездо камышовой овсянки. Ну, я подобрал эти бутылки и запустил в них.

– Лихо. – Костя стряхнул с рукава приставший пух. – И долго это будет продолжаться?

– Недолго, скоро уйду. Я успел многое повидать, осмыслить и передал уже почти все мои соображения.

– Кому?

– Кому надо. Я здесь только наблюдатель. Я даже не имел права ни на что реагировать. Но… не смог… После меня будет что-то другое, более действенное.

– Поясните, пожалуйста.

– Это долгий разговор, отложим на завтра.

– Но я очень прошу вас, Виктор Ильич!

– И не просите: тот запас энергии, которым я располагаю, нужен мне на сегодня для моих прямых обязанностей. Надеюсь, это понятно? Растратив энергию на серьезную беседу с вами, я лишусь этой возможности.

– Так, может быть, и наш разговор…

– В какой-то степени. Разговор о пустяках и о серьезных вопросах не одно и то же. Большие темы отнимают много сил. А для того чтобы вы меня хорошо поняли, я должен накопить такое количество энергии, которое гарантировало бы полную ясность… В общем, завтра. Завтра, Константин Сергеевич.

– Жаль. – Костя хотел на этом закончить беседу, однако другие вопросы, которые требовали ответа, заставили его остаться на месте. – Вот вы что-то обмолвились в отношении гибели, ожидающей нас… Не имели ли вы в виду нарушение циклической системы равновесия в природе?

Загранцев с интересом посмотрел на Костю;

– Да, именно это я и имел в виду. А вы разве биолог?

– Пока нет, учусь. И проблема разорванного кольца экосферы меня очень волнует.

– Теперь понятно, почему вы стали мне симпатичны. – Глаза Загранцева ожили, засветились теплом. И все-таки повторяю, милейший Константин Сергеевич: сейчас разговор не получится.

– А мы не можем помочь в накоплении той энергии, которая вам необходима?

– Думаю, нет. Я, как Антей, получаю ее от матери Земли. Что из себя представляет эта энергия, не знаю… Нет, нет, вы не можете помочь.

– Что ж… – Костя закрыл свою папку, встал. – Не буду больше отвлекать. Пусть у вас больше сил останется на завтра.

– Надеюсь не обмануть.

– Где же мне найти вас?

Загранцев тихо засмеялся:

– Вот на это трудно ответить, Константин Сергеевич. Я даже не знаю, куда меня бросит случай через десять минут.

– Да, да, конечно… Ну ничего. Разыщу – мне не привыкать. И последний вопрос, Виктор Ильич: вы по-прежнему против того, чтобы я пригласил ученых?

– А зачем? Ведь мой приход сюда никаких переговоров с учеными не предусматривал, иначе я бы знал об этом, я бы искал контакта с ними.

– Но почему бы вам не проявить инициативу? Ведь от этого была бы польза обеим сторонам!

– Проявлять инициативу, не имея того, что необходимо миссионеру? – Загранцев поджал губы. – Нет уж, увольте. Да и вам не советую – вы можете оказаться в неловком положении. Вас засмеют!

– Я этого не боюсь.

– Похвально. Однако не забывайте, что ученый тем и отличается от простого смертного, что высокие знания ограничивают его фантазию, он мыслит и творит в определенном диапазоне, который до предела забит истинами. Но если ученому подсунут что-нибудь из ряда вон выходящее, он скажет: «Этого не может быть!»

– По-моему, вы не совсем правы…

– Не будем спорить. Думаю, после меня такая миссия все же состоится, без этого нельзя… Ну, а теперь прощайте. До завтра.

3. На берегу Сольмы

Места здесь живописные. Как в сказке. Их пока еще не тронула рука человека, – наверно, потому, что выше и ниже по течению располагались дома отдыха, а между ними, особенно в начале лета, берег заселялся «дикими» отпускниками. И все же река мелела из года в год все заметнее: за Чермисовом и Пеньковом леса по берегам были начисто вырублены, огромные площади не раскорчеваны – как лицо прокаженного, смотрели они с укором на людей. А возле города, за комбинатом, там, где Сужа впадает в Сольму, экскаваторы и бульдозеры в позапрошлом году повалили вековые вербы и липы, срезали живописную кручу, в которой издавна гнездились шустрые береговые ласточки, и оставили после себя чудовищную картину разрушения. И в довершение всего были уничтожены камышовые заводи – незаменимые очистители воды.

Костя недавно в Привольном. «Осел» здесь после армии из-за жены: она местная уроженка и край свой любит беззаветно. Уже без пяти минут биолог. Учится заочно, как и он.

Да, Костя недавно здесь, но от жены узнал столько о прошлом района, что теперь мог в одну минуту восстановить в памяти все, что было тут раньше. Разительные перемены тревожили его, и он пытался отыскать какие-то пути, какие-то компромиссные решения, которые позволили бы если не свести до минимума конфликт с окружающей средой, то, во всяком случае, не усугублять этого конфликта в дальнейшем…

Знаний пока маловато. Специальной литературы тоже. А человек тем временем все ближе и ближе к гибели. «Идет к ней с песнями», как грустно выразился Загранцев…

– Здесь, гражданин следователь, – вошел в сознание голос Анциферова. Костя остановился. – Вот тут я стоял. А туман тот выполз прямо из леса и вроде как бы окунулся в реку. И дальше не пошел – видно, силы набирался.

– В каком месте?

– Где выполз-то? Да вон там – промеж тех двух березок и холмом. Полз неспешно, вроде как бы принюхивался или вроде как бы искал дорогу.

– Он похож был на туман?

Анциферов с сомнением качнул головой:

– Отродясь такого не видывал. Поначалу думал, дымом из лесу потянуло – пожар. АН нет, запах не тот.

– Чем же пах этот… туман?

– Чем? Да лесом и грозой. Одним словом, тремя стихиями: небом, землей и водой.

– Ладно. – Костя подергал ворот рубахи: было жарко. – А где стоял человек, которого вы видели?

– Поначалу он не стоял – сидел. Вон на той поваленной сосенке. А как увидал туман, тут же поднялся и долго глядел на него, будто околдованный. – Анциферов достал из пачки надломленную папиросу, неторопливо послюнявил ее и прикурил. – А уж после, как туман напился из Сольмы, тот человек подошел ближе, протянул, значит, руки, а после и сам туда сунулся.

– И обратно не вышел?

– Не вышел. Может, наскрозь прошагал, а может, и там остался. Чего не видал – врать не стану.

– Скажите, Григорий Федотович, как выглядел тот человек?

– Как выглядел-то? Да обыкновенно. Здоровый такой, высокий. Белобрысый… А вот одежда… Вроде на нем был коричневый костюм в клетку, черные штиблеты – все как положено.

– Вы не окликнули его?

– К чему кричать-то? Ежели б топиться стал…

– Ну, хорошо. Поговорим еще о тумане. – Костя пристально вглядывался в пространство между холмом и двумя березками, стараясь представить себе то, что здесь произошло двадцать девятого июня. – Какой он был из себя?

– Туман-то? Так такой и был – густой, плотный, чисто каша манная. Ежели по цвету – так сизый, малость даже лиловатый – это где тень.

– И долго он оставался на месте?

– Да нет, через полчаса, должно, ушел обратно.

– В лес?

– А то куда ж. В лес. Опять же неспешно, степенно.

– Странный туман.

– Странный… Старики говаривали… – Папироса у Анциферова окончательно развалилась, он задумчиво бросил ее на землю и придавил каблуком. Новую закуривать не стал. – Старики говаривали: грядет, мол, день, когда люди почуют дух трех стихий, – то напасть на них большая пойдет. Вот так-то, гражданин следователь. Сами накрутили-навертели, а теперь не ведаем, что и делать. А день-то грядет!

У Кости по спине пробежал холодок. Ему стало жутковато от слов Анциферова, который сам по себе вовсе не был страшным, наоборот – добродушный, с чистыми детскими глазами, чуть выцветшими от долголетнего вглядывания в мир. Пугало то спокойствие и то убеждение, с какими он говорил о грядущем дне.

– Это ты тож запиши себе, мил человек, – может, это-то главнее всего и есть, про день-то. А еще можешь записать, что наши деды да прадеды намного мудрей нас были – знали, что к чему. А вот мы не знаем. Возвеличили свою технику, а она, милая, ни хрена бы не значила, не будь наших лесов без конца и края!

Костя с удивлением и уважением посмотрел на Анциферова: простой деревенский житель сказал ему то, что знает далеко не каждый. В самом деле, если бы растения не обладали способностью к фотосинтезу, не было бы кислорода ни для двигателей, ни для доменных печей, не было бы условий для жизни и самого человека.

– Это любопытно, – сказал Костя. – И верно.

– Верней некуда. Конечно, люди нынче умные – вон куда прыгнули! – Анциферов указал в небо. – Только ведь ум-то уму рознь. Вот ежели, к примеру, понастроили труб разных, так надо было сразу покумекать и насчет того, как удержать дым, не выпускать его в атмосферу. Иль те же отбросы на заводах… Не-е, не то нынче стало, не то, мил человек.

– К сожалению, вы правы, Григорий Федотович. А теперь давайте осмотрим то место.

– Чего ж глядеть-то? Я глядел – каждая былинка в сохранности и следу никакого.

И все же пошли. Внимательно изучили каждый метр на опушке и в лесу – не меньше чем на сотню метров в глубину, – но ничего заслуживающего внимания не обнаружили. Направились обратно к деревне.

– Григорий Федотович, – начал снова разговор Костя, – согласитесь, что все это мало похоже на правду? Вы в тот день случайно не…

– Эх, мил человек, думаешь, ежели я выпил малость, так и… Не-е. Эту дрянь употребляю нечасто. А тогда кум налил полстопки за рождение внучки, только и делов-то. Так что, считай, был все одно что трезвый.

– Ясно.

– Ничего тебе не ясно, как погляжу! – Анциферов качнул кудлатой головой. – Туман тот порожден законами жизни. Тут ему и место.

– Что вы имеете в виду?

Анциферов цепко взглянул на Костю, как бы размышляя, доверять ли ему сокровенное, потом все же решился:

– Я так разумею, мил человек: жизнь ведь штука мудрая. Все вот это… – Он обвел взглядом небо и все, что было впереди и кругом – лес, луг, реку… – Все это создавалось мильёнами годов, и все как есть друг с дружкой спаяно накрепко. Ну, к примеру, солнце нагревает землю, стало быть, улетучивает влагу, влага подымается к небу, а оттуда опять же дождем проливается на землю. Все связано, мил человек, понимаешь? Круговорот. А попробуй-ка поставь заслон солнцу! Вот то-то. – Анциферов тяжко вздохнул, и глубокие морщины резче обозначились на лбу. – Люди, мил человек, творят дела великие, но и опасные дела!

– Все это правильно, Григорий Федотович. – Костя шагал, закинув руки вместе с папкой за спину и глядя под ноги. – Все правильно.

– Да уж куда верней. Вот намедни Санкова Ивана сынишка тут цветок видал. Ну, цветок не цветок и дерево не дерево – в полсосны этой будет, – то будто стекло, то будто молоко тебе парное. И говорит, переливается цветом, однако все ближе к сизому да лиловому.

– Я что-то ничего не пойму, – сказал рассеянно Костя.

Анциферов слегка приподнял одно плечо:

– А ты вникай, мил человек. Вникай. Ведь ежели тот цветок диковинный, так и предназначение его, надо думать, особое. Верно ведь? Вот Венька подошел к цветку тому ближе, и веришь ли, услыхал, как загубленная березка стонет, как поломанный куст охает, как воздух задыхается… А с цветка того, говорит, будто семена слетают… такими, говорит, клубочками пара. И летят, летят во все стороны…

Костя остановился и недоверчиво посмотрел на Анциферова:

– Где же теперь цветок?

– Нету, – уверенно сказал тот. – Разослал своих посланцев к людям – и ладно. Чего ему больше делать?… Да ты не бойся, мил человек, Венька врать не станет, не сомневайся!

Долго шли молча. Анциферов хитро усмехнулся:

– Эк я тебя ошарашил!

– Да, – признался Костя. – Но у вас есть свои какие-то догадки в отношении тумана и вот этого… цветка? Что они такое, по-вашему?

– Что? А ты все еще не догадался?

Анциферов долго держал в толстых непослушных пальцах помятую пачку «Севера» и только теперь вспомнил, что хочет курить. Он внимательно оглядел вынутую папиросу и начал искать по карманам спички.

Костя протянул ему зажигалку.

– Благодарствую, – сказал Анциферов. – Так в самом деле не знаешь?

– Нет.

– Хм… Ну вот, к примеру, был бы ты мальчонком, а тебя беспрестанно обижали б драчуны постарше. Что б ты делал? Ежели покладистый да терпеливый, пытался бы как-то приспособиться, держаться в сторонке, не мешать. Ну а уж коли они, эти драчуны, совсем бы тебя одолели и ежели бы ты не нашел с ними никакого сладу, ты бы сам замахал кулаками, а после, может, и куснул бы их!.. Вот так и тут, с природой.

– Значит, вы считаете…

– Считай не считай, мил человек, а натерпелась она, матушка, от нас, ох как натерпелась!

4. Трудный разговор

После обеденного перерыва Васильев пригласил к себе в кабинет помощника. Предложил сесть.

– Семен Ипполитович, – начал он осторожно, – я ценю вашу долголетнюю работу в прокуратуре, ваш богатый опыт, но, простите… не могу понять, как вы, уважаемый всеми Семен Ипполитович, сквозь пальцы смотрели на то, как ведется дело Загранцева. Ну, смотрите, на что это похоже! – Васильев раскрыл папку. – Где вы умудрились набрать таких свидетелей? Один лежал в психиатрической, другой был пьяный, третий еще черт знает что!

– Какие уж есть, Василий Васильевич, – скромно возразил Семен Ипполитович. – Других по данным эпизодам просто не было.

Васильев протестующе приподнял над столом руку:

– Затем, как вы распорядились сто двадцать второй статьей УПК? Вы дали санкцию на арест в тот момент, когда Загранцев уже удрал из КПЗ!

– Кто же мог предполагать… И потом, он не удрал, а исчез.

– Удрал! – жестко повторил прокурор. – И не ищите вы себе забот! Исчезнуть может призрак, исчезнуть может мираж, а преступник совершает побег – не мне вас учить, Семен Ипполитович!

– Но здесь особый случай, я же докладывал вам: Загранцев имеет такую способность – исчезать. Как это происходит, пока не ясно. Его просто бесполезно арестовывать…

– Подождите. Кто дал санкцию на арест?

– Я.

– Вы. Так почему это не выполнено до сих пор?…

Помощник видел, что прокурор не в духе, придирается к мелочам, упорно не хочет понять очевидного – того, о чем говорилось уже не раз, – и ему стало неприятно.

Он с нетерпением ждал окончания разговора.

– Учтите, Семен Ипполитович, – продолжал тем же недовольным голосом прокурор, – о неблаговидных деяниях Загранцева знает весь город, и уже кое-кто, нечистый на руку, пытается под шумок разбогатеть за его счет – те же Травкины, те же Журины… Правда, к чести Груздина, они уже разоблачены.

Семен Ипполитович медленно кивнул:

– Константин Сергеевич в этом вопросе выбрал верную позицию: он был убежден, что Загранцев ни на что подобное не способен, и оказался прав. Да и зачем ему?

Васильев красноречиво вскинул плечи:

– Симпатизировать преступнику…

– Вы опять о том же, Василий Васильевич! Здесь – особый случай и…

– Послушайте! – Прокурор поморщился. – Перестаньте вы, в самом деле, с этим особым случаем – уши режет! – Он встал и прошелся до двери и обратно, потирая шею. – В общем, не знаю, чем закончится расследование, – ваша версия, мягко говоря, слишком фантастична! – но уж коли начали это дело вы, так вам его и заканчивать.

5. Снова в городском парке

Костя спустился с насыпи. Позади остался железнодорожный мост, по которому только что прогромыхала его электричка, впереди, за огородами, белели первые дома Привольного.

Был теплый приятный вечер. Рабочий день закончился, и Костя с досадой думал о том, что, если бы не задержался так долго в Акимове, успел бы застать Семена Ипполитовича на месте. А теперь что? Звонить ему домой? Вроде как-то неловко. И все же другого выхода не было. Костя позвонил сначала домой Семену Ипполитовичу, затем в прокуратуру. Ни там, ни там его не оказалось. Беспокоить Васильева побоялся: вряд ли тот ответит согласием. Ведь веских оснований для официального вызова профессора Ильина нет. А одной «философии» Анциферова и его, Костиных, умозаключений вряд ли достаточно для такого важного решения.

Тропинка пахла мятой и клевером. И еще чем-то…

Да, мазутом. Это оттуда, с насыпи. Если б не ветерок, пахло бы только травами и речной тиной… Впрочем, он опять отвлекся. Это самый простой способ оправдать свою нерешительность.

Наплывшие было сомнения стали постепенно рассеиваться, уверенность возвращалась снова, И снова росло убеждение в необходимости приглашения профессора Ильина. Убеждение это укреплялось, затвердевало, словно цемент. Ведь главное – поставить Ильина перед фактом, начать разговор обо всем случившемся здесь, создать благоприятную атмосферу и тем самым заранее подготовить ученых к предстоящему контакту… А приглашать профессора надо именно теперь, по горячим следам, пока не упущено время.

И еще одно: не мешало бы найти Загранцева. Сейчас. Просто несколько неотложных вопросов – и все.

На это, видимо, уйдет немного энергии.

Костя свернул с тропинки и напрямик, по лугу, направился к городскому парку. Может быть, новая встреча даст одно из тех веских оснований, которые заставят Васильева быть более уступчивым?

Он стал обдумывать разговор с Загранцевым – время есть: вряд ли тот отыщется сразу. Необязательно же он должен быть в этом парке, – город большой.

Костя нырнул в тень, и тут же на него пахнуло влажной прохладой. Идти по центральной аллее не имело смысла: в такие часы Загранцев любил безлюдность и тишину. Значит, надо заглянуть в глушь, поближе к реке… Размахивая папкой и ускоряя шаг, Костя вышел на прибрежную аллею.

Загранцев сидел на скамье в своей излюбленной позе – запрокинув голову и положив обе руки на ребро спинки скамьи. Глаза его были закрыты.

– Рад, что пришли, – сказал он негромко и хрипловато. – Хотя… Мы же отложили разговор на завтра?

– Я по другому вопросу, Виктор Ильич.

– Любопытно… Ну, садитесь, потолкуем, только недолго.

Костя послушно сел.

– Я больше не хулиганил сегодня, – сказал Загранцев.

– Похвально. – Костя сдержал улыбку. – Это почему же?

– Нет смысла. Один я не в состоянии бороться со слепой глупостью людей – тут нужна армия таких, как я. И скоро она будет.

– Что же это за армия?

Уголки губ Загранцева слегка дрогнули.

– Увидите. Вам будет жарко.

Он по-прежнему не менял позы и сидел с закрытыми глазами.

– Ладно. Подождем, – храбро сказал Костя.

Загранцев промолчал. Костя пристально смотрел на его лицо – оно словно одеревенело.

– Так вот я по какому делу, Виктор Ильич. В конце прошлого месяца неподалеку от деревни Акимове наблюдался необычно густой туман. Он выполз из леса к реке и примерно с полчаса не двигался с места.

– Возможно. Его создали земля, вода и воздух.

– Так вы знаете?

– Точнее – предполагаю…

Костя чувствовал себя не слишком уютно с человеком, сидевшим в вольной позе с закрытыми глазами.

Он словно спал под гипнозом, шевелились одни губы.

– И что же? – спросил Загранцев. – Что там было?

– Возле туманного облака оказался человек. Он вошел в него и остался там. У вас этот случай не вызывает никаких ассоциаций?

– Нет, не вызывает.

– А ведь это были вы.

– Вот как? – И снова лицо Загранцева осталось бесстрастным. – Вы сказали правду?

– Да.

– Помолчите немного.

Загранцев больше пяти минут не произносил ни слова, и Костя уже стал опасаться, не заснул ли он, как тот вдруг тихо произнес:

– Какие-то смутные воспоминания… ничего определенного.

Костя спросил:

– Можете мне ответить, где находится настоящий Загранцев?

– Вы уже третий раз спрашиваете о нем. Не знаю.

– Ему не угрожает опасность?

– Нет, хотя он и заслужил наказание.

– Ясно. – Костя вытер платком лицо и шею, не спуская глаз с собеседника. – Виктор Ильич, я все же хочу пригласить сюда одного специалиста…

– Зачем?

– Ну… пусть он сам все увидит и услышит. Он человек умный, авторитетный – ему поверят. А главное, потом легче будет найти общий язык.

Загранцев с минуту молчал.

– Что ж, – сказал он потом, – может быть, это и разумно… А когда вы его ждете?

– Дня через три-четыре.

– Меня он уже не застанет. Ну да не в том суть: не будет меня – будут другие. Только уж вы, милейший Константин Сергеевич, сделайте все для того, чтобы он поверил. Я не смогу ничем помочь: я просто разведчик с ограниченными возможностями. К тому же моя деятельность пошла на спад – в меня все меньше поступает энергии. Это – конец.