Текст книги "В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше"

Автор книги: Сергей Снегов

Соавторы: Ольга Ларионова,Вячеслав Рыбаков,Александр Шалимов,Лев Куклин,Виктор Жилин,Игорь Смирнов,Александр Хлебников,Феликс Дымов,Галина Усова,Наталия Никитайская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 43 страниц)

Я не мог оторвать взгляда от Жанны, когда мы встречались. Это ее раздражало. Она вбила себе в голову, что я по-прежнему любуюсь ею, что во мне возникает желание завоевать ее, ставшую теперь свободной. И я не мог отвергнуть ее оскорбительного заблуждения, ибо не имел права оскорбляться. Любое опровержение могло стать разоблачением. Надо мной, как топор, нависал грозный вопрос: выдержит ли Жанна правду уже не одного, а двух несчастий – правду гибели Павла и правду грозящей собственной гибели? Я не смел позволить себе риска правды, что бы Жанна обо мне ни думала.

Первые недели после катастрофы надежда на удачу была. Жанна выглядела ужасно – похудела, постарела, ослабела. Это радовало. Радовало и ее психополе: в душе Жанны господствовало горе, все мысли приковывались к воспоминанию о Павле – она не выходила из подавленности. И хотя компьютер выдавал свое неизменное: «Атомное время объекта идет в обратном направлении», я с тихой радостью разглядывал записи психополя Жанны, с той же скрываемой ото всех радостью украдкой бросал взгляды на нее. Время еще есть, говорил я себе, убеждаясь, что Жанна по-прежнему плоха.

Психодиполь не давал Жанне рухнуть в прошлое, он методично поворачивал атомное время на прямой ход из обратного. Уже и в анализах компьютера мелькнули обнадеживающие нотки: «В объекте появилось разновременье, некоторые группы атомов приобретают прямое направление времени, хотя в целом время течет обратно». Разновременье само по себе опасно. От разнузданности разновременья Павел в последнюю минуту своей жизни пытался Жанну уберечь. Но только этот опасный путь мог сегодня обезопасить Жанну от гораздо худшего. Время еще есть, подбадривал я себя, регулируя созданное мной разновременье на плавный ход.

Главное – не допускать бури противоборствующих времен, предотвратить ураган разрыва времени, и я постепенно вытяну Жанну из болота небытия, куда ей уготовано рухнуть!

Энергетик Антон Чиршке первый подал сигнал, что времени осталось слишком мало. Этот человек, Повелитель Демонов Максвелла, наделен воистину демоническим ощущением необычайного. Жанна изготавливает для него сепарационные пластинки, Антон встречается с ней ежедневно. Частые встречи не способствуют остроте восприятия медленно накапливающихся изменений. А Повелитель Демонов обнаружил их раньше Чарли, даже раньше меня, с таким беспокойством ожидавшего их появления. Он с радостью сказал Чарли, а потом повторил и при мне: «Жанна оправляется от потрясения, выглядит уже сносно. За ее здоровье можно не опасаться».

Антон и не подозревал, какой зловещий смысл таится в его утешительном, как он думал, наблюдении. Вскоре уже и я сам увидел, что Жанна оправилась от физического недомогания. Душа ее еще скорбела, а тело возрождалось к жизни – к прошлой жизни, не к будущей!

Я смотрел на ее старые фотографии и молчаливо ужасался: она становилась похожей на ту девушку, которая три года назад появилась на Урании!

– Догадываюсь, что этот возраст, становление девчонки девушкой, и есть та роковая точка, где движение назад должно стремительно убыстриться, – сказал Рой.

– Пожалуй, так, – согласился я. – Точку убыстрения, всего вероятней, надо искать в пределах переходного возраста. Наш слабый диполь гарантировал в три-четыре месяца поворот на прямой ход времени. Катастрофическое падение в прошлое могло начаться в ближайшие дни. Времени у меня не было.

– Догадываюсь, что дальше, – сказал Рой. – Осталось одно: усилить вашу душевную связь с Жанной. Но это могла сделать только любовь. Неужели вы думали, что она сможет вдруг так сильно, так безмерно сильно полюбить вас?

– Вы угадали, Рой. Только огромное усиление нашего психополя еще давало надежду. Но на любовь я не рассчитывал. Я не мог заставить Жанну вдруг полюбить меня, да еще с такой силой. Я использовал другую могучую душевную силу, Я прибег к ненависти.

… – К ненависти? – воскликнул Рой.

Если поначалу он демонстрировал невозмутимость, лениво покачивал ногой, то по мере развертывания моего рассказа он волновался вместе со мной, пытался предугадать дальнейшее. Но того, что я сказал о второй могучей силе, он не ожидал.

– К ненависти, – повторил я. – Рой, противоположности сходятся, разве мы этого не учили? Ненависть тоже форма душевной связи. Сила ненависти так же огромна, как сила любви. И так же жжет душу, так же мобилизует все потенции организма, как и любовь. С обратным знаком, конечно. Но знак в данном случае не имеет значения. Мне важна была связь наших душ, а острая ненависть эту связь давала. Я возбудил у Жанны такую ненависть к себе.

– Понимаю! Вы в свое время скрыли от Жанны, как погиб Павел. Вы сказали, что вам еще не все ясно в его смерти. Она не могла не уловить вашей уклончивости, подозревала, что причины хуже, чем вы туманно намекаете. И сейчас вы признались, что причина гибели Павла в каких-то ваших действиях. Она поверила и возненавидела вас, верно?

– Все верно.

– Что было дальше?

– Дальше был расчет крепости диполя, один конец которого – ненависть, а другой – любовь. Диполь оказался достаточно прочным, чтобы в течение примерно пяти дней, форсируя аппаратуру, вырвать Жанну из падения в прошлое.

– И этих пяти дней я не дал, запретив все работы в институте?

– Да, Рой.

– Но исповедь не закончена, не правда ли?

– Не закончена, Рой.

– И конец ее в том, что вы надумали обеспечить спасение Жанны собственной гибелью? Что вы повторите самопожертвование Павла, только подрассчитали надежней? Он-де был гениален, но в панике не все учел.

А вы, когда ворвались в лабораторию, в панике же не сумели остановить процесс в точке равновесия. Зато сейчас ошибки не сделаете.

– Все точно, Рой.

– И надеетесь, что я разрешу самоубийство ради спасения Жанны?

– Да, Рой.

– Какие у вас основания на это надеяться?

– Рой, это же просто! Если не погибну я, погибнет Жанна. Одна смерть неизбежна. Но моя смерть гораздо моральней..

– Моральней?

– Да, Рой. Я должен понести кару за неразрешенные эксперименты. Сочтите мою смерть формой самонаказания, продиктованного собственной совестью. Неужели вы думаете, что я смогу жить, отягченный двумя смертями по моей вине? Не преувеличивайте моей научной любознательности. Через два трупа она не перешагнет.

Рой заметался по комнате. От его невозмутимости не осталось и следа. Он негодовал. Он был в неистовстве.

Даже у вспыльчивого Антона Чиршке, Повелителя Демонов, я не знал такого приступа гнева. Рой кричал, что наложил запрет на работы в институте, ибо догадывался, что в нем идут какие-то тайные исследования, ставшие причиной катастрофы. И был уверен, что веду их я, именно я, а не другой, – я всем видом показывал, что таю секрет. И что он, Рой Васильев, абсолютно не сомневался, что рано или поздно я приду с повинной.

Даже тематику тайных исследований он смутно подозревал, во всяком случае очень уж большой неожиданности в моих объяснениях не нашел. Но что я сделаю его участником неразрешенного поиска, он и помыслить не мог. Поставить его перед дилеммой самому решать – кому жить, кому умереть! Ведь это что! Я исповедовался и теперь ожидаю отпущения грехов, так? А ответственность за новую неизбежную трагедию возлагаю на него, да? И это он должен вытерпеть?

– Не предваряю ваших решений, Рой, – сказал я, когда он выкричался. – Но хотел бы знать: что вы решили?

– Ничего не решил! – сердито ответил он. – Даже представления не имею, какое возможно решение.

– Но что-то вы предпримете и какое-то мнение составили?

Он с усилием взял себя в руки.

– Предприму я вот что. Передам Чарлзу Гриценко наш разговор. Пусть и ваш директор знает, какие исследования совершались втайне от него. Будем вместе искать выход. А мнение мое таково: права на тайный научный поиск у вас нет, но право на помощь вы имеете.

9

– Права на поиск у тебя нет, право на помощь ты имеешь, – точно этими же словами описал ситуацию Чарли.

А вспыльчивый Антон Чиршке, Повелитель Демонов, добавил:

– Я разобью все твои аппараты, измочалю тебя всего! В этом не сомневайся. Но это будет потом. Раньше надо тебя спасти.

Они пришли втроем. Рой молча уселся в сторонке, подальше от аппаратов, – мне казалось, он испытывал к ним отвращение. Впрочем, он демонстрировал невозмутимость – только слушал, не вмешиваясь в обсуждение, покачивал ногой, спокойно переводил взгляд с одного на другого, ничем не выдавая, какое предложение нравится, какое вызывает протест. Таким он держался обычно на Урании. И мне уже не верилось, что этот человек недавно метался по комнате, кричал и ругался, и если бы мог закатить мне здоровенную пощечину, то, не задумываясь, поднял бы руку. В те минуты от рукоприкладства его останавливало лишь то, что оплеухи не могли предотвратить надвигавшуюся беду и даже самые увесистые не способны были стать веским аргументом.

Своей нынешней бесстрастной отстраненностью он показывал, что несдержанности больше себе не позволит, это был его способ извиняться.

А Повелитель Демонов кипел и выплескивался. Он первым вошел – ворвался, естественно, а не просто вошел – в лабораторию и начал с того, что минуты три только кричал, что на наши с Павлом научные достижения ему чихать, а губить Жанну он не позволит: она прелестная женщина и лучше нее никто не изготовит пластинки для сепарации молекул по скоростям. И меня он тоже не позволит губить: я хороший парень. Вот еще вздор – ценой своей жизни исправлять глупейшие научные ошибки, нет, куда это годится, он спрашивает!

Боюсь, в таком возбуждении Антону реально вообразилось, что имеются два Эдуарда Барсова. И один – его приятель Эдик, скромница, неплохой экспериментатор, в общем, добряк, и попал тот добряк в беду, и его надо немедленно вызволять. А второй Эдуард – мрачная бестия, нарушитель научной этики, губитель хороших людей, и того второго Эдуарда надо бы топтать ногами, да жаль, в наше время такое естественное обращение со скверными людьми запрещено.

– Перестань, Антон! – приказал Чарли. – Эдика надо спасать не от Эдика, а от ошибки в эксперименте. Вот этим мы и займемся.

Я всегда восхищался Чарли – как ученым и как руководителем. И понимал, как сложно сейчас его положение. И со стороны – старался, во всяком случае, посмотреть со стороны – с некоторым любопытством ожидал, как он поведет себя. В отличие от Повелителя Демонов, тот в запальчивости приписал мне раздвоение личности, но Чарли и сам ощутимо раздвоился. В одной своей ипостаси он был академик и директор Института – эта его ипостась поворачивалась ко мне гневным и укоризненным лицом. Директор возмущался, что в его Институте ведутся необъявленные и неразрешенные работы и ведет их его душевный друг, его главный помощник. Можно ли простить этому человеку, другу и помощнику Эдуарду Барсову, его самоуправство? Как его наказать? Какие установить запреты для тех, кто, впадая в азарт научного поиска, вздумает последовать столь опасному примеру?

– От кого угодно мог ожидать, только не от тебя, Эдик! Так безрассудно втянуться в безумные эксперименты! – говорил он. – Разве я не доказал, что выход в обратное время для биологических структур гибелен?

И разве ты не понимал, что эксперименты, придуманные Павлом, преждевременны? Мы не научились контролировать время на молекулярном уровне, а он при твоем попустительстве пытался воздействовать на целостное время сложнейших биологических систем. Перепрыгнули через добрую сотню неизученных промежуточных ступенек! Правда, эффект научного поиска огромен, но какой ценой.

Уже в этом строгом выговоре директора Института сказалась вторая сторона личности Чарли – его чисто научная ипостась. Он сразу оценил открытия Павла. Он не одобрил их, этого не было, но не скрыл, что поражен их значительностью. Для него не составило труда понять, как велики оба открытия Павла: то, что искусственно возбужденное «омоложение до уничтожения», в какой-то критической точке становясь автоматическим, приобретает неконтролируемую скорость, и то, что психодиполь, связующий души двух людей, служит единственным тормозом от такого «падения в ничто». Необыкновенные возможности, создаваемые придуманным Павлом психодиполем, захватили Чарли – и то, что качели микромолодения и микростарения замедляют общее время и способствуют продлению жизни, и то, что прочное родство душ позволяет ставить хроноэксперименты, абсолютно губительные, когда такого родства душ нет, правда, небезопасные и при прочных психодиполях, это, к несчастью, мы с Павлом доказали. И Чарли без возражения признал, что придуманный мною отчаянный план спасения Жанны вполне реален.

– Ты, конечно, спасешь Жанну, – сказал он. – И конечно, погибнешь сам. Расчет твой безукоризнен, я не нашел в нем ни единой ошибки. Вообще такого рода сложные и рискованные расчеты тебе вполне можно доверить, они в пределах твоих способностей. Не мы не можем примириться, что ты определил себе безрадостный финал. Пейзаж гибели не та картина, которая способна нас восхитить. Мы решили внести поправки в твой расчет. Павел был вдохновенно пытлив, был одарен воображением. Но ему не хватало научной солидности. Он, как тебе ни покажется странным, проявлял трусость в трудных случаях. Так, проблему трех связанных душ он посчитал равнозначной проблеме трех тяготеющих тел в астрономии. Аналогия есть. Но ведь и три взаимно тяготеющих тела в космосе не редкость. И три взаимно связанные души – типичность в человеческом общении.

Вспомни, как увлекались наши предки – особенно в книгах – проблемой «любовного треугольника». И хоть решались задачи таких любовных треугольников не проще, чем задачи трех тяготеющих тел, решение все же отыскивалось.

– Не уясню, к чему ты клонишь, – прервал я. Мне вообразилось, что он готовится разразиться очередным парадоксом. Для шуток он мог бы выбрать иное время.

– Вижу, что не догадываешься. И жаль, ибо в проблеме трех душ – реальный путь к спасению вас обоих – тебя и Жанны. Вот мой план, слушай. Мы образуем треугольник: Жанна, ты, Антон. В треугольнике три полюса: ненависть – это Жанна; любовь – это ты; дружба – это Антон. Три полюса образуют три диполя, три стороны треугольника: Жанна – ты, Жанна – Антон, ты – Антон. Твой психодиполь с Жанной выволакивает ее из катастрофического падения в молодость, диполь Жанна – Антон добавляет своего старания в том же направлении, а диполь Антон – Эдик сыграет роль тормоза, когда ты станешь уноситься в будущее. Антон погасит тряску разновременности в твоем теле, не допустит в тебе разрыва времен. Думаю, для роли дружеского психотормоза Антон годится лучше всех на Урании. Руководство операцией беру я. И можешь не сомневаться, прерву процесс точно в положении равновесия для всех трех полюсов. А что до нашего друга Роя, то ему поручим твою любимую роль – восторженного наблюдателя.

Не знаю, как я удержался от слез. Еще за минуту до того, как он заговорил о своем плане, я видел только один мрачный выход. Но был, оказывается, и другой, и Чарли нашел его. Я хотел сказать, что согласен, что благодарен, что выполню все, мне в плане отведенное, но не справился с голосом. Антон же впал в восторг.

– Приступаем немедленно! – заорал он, вскакивая. – Терпеть не могу тянуть резину, как это когда-то называлось. Ох, Эдик, покажем тебе теперь, до чего ты недооценивал друзей! И если не попросишь у нас извинения, задам тебе потом оплеух, будь спокоен!

Когда Чарли говорит: «Предлагаю план», это означает, что у него готова не только идея, но и расчет. Жанну решили вызвать завтра, в программу не посвящать, просто обязать вести себя, как наметил для нее Чарли.

Мы с Антоном занялись подготовкой своей части программы. Повелитель Демонов, с его дьявольским чутьем к необычному, и вправду идеально подходил для создания прочной душевной связи и со мной, и с Жанной.

Такая связь с нами у него существовала всегда, но одно дело просто дружить, другое – вводить свою дружбу в аппараты в качестве физической силы. Включение Антона в качестве третьего полюса в наши психополя прошло блестяще. Чарли был доволен, а доволен он, только когда программа выполняется с блеском.

– Завтра вызовем Жанну и начнем последний эксперимент, – сказал он. Время шло к полуночи.

Жанна смутилась, застав у меня Роя, Чарли и Антона. Мы с Павлом так таили ото всех наши опыты, а я недавно так перепугался, когда она посетовала, что надоело вечно секретничать… Она бросила на меня гневный взгляд – к ненависти добавилось и негодование, что я, не предупредив и не испросив согласия, открыл наши тайны. Антон мне подмигнул: дескать, все в порядке, возмущение не испортит ненависти, стало быть, сработает на наш план.

– Жанна, мы все знаем, – сказал Чарли. – Эдик рассказал, какие Павел разрабатывал темы. Грандиозно – вот наше мнение. Подробней обсудим потом, а сейчас тему надо завершать, пока нам не нагорело за неразрешенный научный поиск. Мы решили ускорить исследования. Психодиполь, соединяющий тебя с Эдиком, будет сегодня проверен на разные изменения времени.

Пройди в соседнюю комнату и побудь там в одиночестве. Можешь соснуть, если хочется.

Жанна опять метнула на меня ненавидящий взгляд.

Я постарался изобразить на лице наглую развязность – она вся вспыхнула от возмущения. Уходя, она подошла к зеркалу и поправила волосы. Она любовалась собой – это было в ней новое.

– Совсем девчонка, – задумчиво сказал Рой, когда Жанна скрылась в соседней комнате. – Она помолодела даже с того дня, как я ее впервые увидел. В ней, кажется, появилось и кокетство.

– Кажется, мы захватили процесс впадения в юность на критической точке, – высказался Чарли. – Будем торопиться, друзья!

Торопливость у Чарли всегда быстрая, но без суеты.

Я сидел в кресле, Антон – напротив в таком же кресле.

Рой в сторонке, прислонясь плечом к стене, молчаливо наблюдал за нами. Чарли ходил от кресла к креслу и от кресел к аппаратам. Компьютер непрерывно выдавал ход процесса, на лентах самописцев извивались записи наших состояний – Жанны, Антона, моего. Чарли вел программу с интенсивностью, на которую я бы не осмелился. Он знал, что делает. Я задыхался. Боль терзала каждую клетку тела. Вероятно, что-то похожее, только безмерно усиленное, испытывал и Павел. Антон испуганно закричал:

– Эдик, ты превращаешься в старца! Это ужасно, Эдик!

– Рой, подойдите к двери в другую комнату, – распорядился Чарли. – И если Жанна попытается вырваться, не давайте. А ты молодец, Антон! Помни, от тебя зависит не дать завершиться уходу Эдика в будущее. Старайся!

– Я стараюсь, – пробормотал Антон, не отрывая от меня широко раскрытых глаз. Вероятно, я очень плохо выглядел, раз он так перепугался.

Не знаю, сколько времени прошло, – я потерял ощущение времени. Как бы сквозь сон я услышал крик Жанны, громкие уговоры Роя. Потом была опять тишина, и ее разорвали два крика, два вопля – торжествующий и негодующий.

– Готово! – кричал Чарли. Я открыл с усилием глаза – он в дикой спешке отключал аппараты и все кричал: – Тройная точка равновесия схвачена! Точно тройная точка!

А посередине комнаты стояла Жанна, вырвавшаяся из своего временного заточения, и тоже кричала:

– Прекратите пытку! Прекратите пытку!

Я опять стал терять сознание. Но взгляд на Антона придал мне какие-то силы. Антон был страшно бледен, бескровные щеки отвисли, нос заострился. Он казался мертвецом. Я попытался вскочить, чтобы помочь Антону, хотя и не знал, как это сделать. Чарли положил руку мне на плечо, рука была безмерно тяжела, и я со стоном опустился, в кресло. Чарли сказал очень радостно и очень торжественно:

– С Антоном все в порядке. Антон сделал свое дело, теперь отдыхает.

– А мы? – прошептал я.

– Ты жив – это главное. А Жанну спасли!

Больше говорить я не мог. Рой, Жанна и Чарли туманными силуэтами реяли в воздухе. Один Антон не двигался в кресле, он был все так же бледен. До меня, как сквозь стену, доносились голоса, я старался разобраться в них. Я понимал, что и Жанна, и Чарли, и Рой говорят громко, может быть, даже кричат, но слышал шепот.

– Что это значит – Жанну спасли? – негодовала Жанна, – Эдуард устроил какую-то новую подлость? Я хочу знать, что он сделал!

– Жанна, подойдите к зеркалу, – говорил Чарли. Полюбуйтесь-ка на себя, вы теперь настоящая Вам уже ничто не грозит.

До меня донесся ее новый – шепотом – крик:

– Боже мой, что он сделал со мной! Я же выгляжу старухой. Как вы смеете говорить – полюбуйтесь на себя! Вы издеваетесь!

– Мы радуемся за вас, Жанна!

Среди голосов выделился голос Роя:

– Жанна, вы сказали, что Эдуард устроил вам новую подлость. Подберите-ка слова из другого лексикона. И учтите: самые высокие слова будут малы…

Он еще что-то говорил, но я не слышал. На несколько минут пробудившееся сознание донесло, что меня несут на носилках, потом наступил долгий провал. Очнувшись, я увидел, что лежу в палате. Около меня на столике стоял микрофон. Я звал дежурную сестру – пришел врач. Я сказал, что слишком долго спал, наверно не меньше суток, хорошо бы встать. Он засмеялся. Я не спал, а был в беспамятстве. И не одни сутки, а ровно двадцать. И что встать мне было бы неплохо, но вряд ли это осуществимо. Некоторое время мне придется передвигаться лишь на костылях. Окончательное выздоровление он гарантирует, но это будет не завтра.

Моего первого прихода в сознание ожидают трое гостей, он сейчас разрешит им посетить меня.

В палату вошли Чарли, Рой и Антон.

– Ты неплохо выглядишь, Эдик! – сказал Чарли. Врач уверяет, что все идет хорошо. По-моему, ему можно верить.

– Ты жутко похудел, – посетовал Антон. – В чем только душа держится! А как настроение? Неплохо, правда?

– Опыт был проведен блестяще, – сказал Рой. Вы вскоре сами все узнаете, когда изучите записи процесса. Конечно, таких опытов вам больше не разрешат.

– Будем двигаться поэтапно, – бодро уточнил Чарли. – Следующие наши эксперименты – не выше молекулярного уровня. Надо же что-нибудь оставить и будущим поколениям хронофизиков.

Я спросил о Жанне. Узнав правду, она приходила в больницу, но я лежал без сознания. Несколько дней назад Жанна улетела на Латону, оттуда на Землю. Перед отлетом она великолепно справилась с монтажом «трехмиллионника». Она играла на могучих антигравитаторах, как на клавиатуре рояля. Цистерна с тремя миллионами тонн сгущенной воды плыла от космопорта к новому энергоскладу, как легкий воздушный шарик. Антон внезапно рассердился.

– Никогда не прощу тебе, что она улетела! – закричал он. – Ты знаешь, какие мне теперь суют сепарационные пластинки? Посчитаемся после выздоровления.

Хорошего не жди! Выздоравливай поскорей!

Они ушли. Я закрыл глаза, вспоминал, огорчался, радовался. То, что Жанна не захотела оставаться на Урании, было, вероятно, хорошо, а не плохо. Многое соединяло нас, еще больше разделяло – я не мог разобраться во всей этой путанице.

И настал день, когда – пока на костылях – я смог выбраться в столовую. К моему столику присел Чарли, деловито пробежал глазами меню, заказал, естественно, омлет с овощами и апельсиновый сок и порадовал:

– Вчера с Латоны ушел на Землю рейсовый звездолет «Командор Первухин». На нем отбыл Рой Васильев. Он передает тебе привет.