Текст книги "Военное искусство и военная культура Евразии"

Автор книги: Сергей Нефедов

Соавторы: Игорь Ковшов,Юрий Зайцев,Георгий Скипский,Станислав Мокроусов,Юрий Костылев,Алексей Коробейников,Андрей Заец,Дмитрий Суворов,Александр Самович,Николай Митюков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Разумеется, все полученные нами результаты весьма приблизительны вследствие большой погрешности исходных данных. Однако, и они позволяют, хотя бы в первом приближении сделать вывод о том, что в объеме всех трех валов доля грунта, вынутого из ближайшего резерва, которым являлся ров составляла постоянную величину – одну четверть. (Возможно, обширная разработка названного резерва была нецелесообразна, так как она уменьшала защищаемую площадь, или она была невозможна по гидрогеологическим условиям, или вследствие состава грунтов?) Тем не менее, сказанное позволяет сделать вывод, что на всех трех очередях строительства фортификатор точно знал, какой объем ему следует вынуть из резерва. То есть, ему был известен общий, конечный объем насыпи. (Мы полагаем, что грунт изо рва вынимался в первую очередь, и укладывался он в основание насыпи, так как растительный грунт (почва) обладает худшими прочностными характеристиками в сравнении с более глубоко залегающими, например, глиной. Соответственно, почва имеет и меньший угол естественного откоса, и более подвержена разрушению природными факторами.) Отмеченное сходство принципа баланса объемов грунта позволяет сделать обоснованное предположение о том, что знания и строительные навыки передавались создателями валов друг другу с помощью определенного механизма межпоколенной передачи информации, и строителями всех трех валов были носители единой культурной традиции.

Кучино II

Следующее городище отгорожено от коренного берега единственным прямолинейным валом, который пересекает мыс в его наиболее узкой части (рис.4).

Судя по имеющемуся плану; крутизна северного откоса составляет около 45 градусов, а южного около 60 граду сов при высоте 5-6 метров. Такие параметры позволяют полагать, что откосы на большей части периметра городища не могут быть эскаладированы с ходу и без специальных приспособлений.

Суммарная высота препятствия с напольной стороны (высота вала+глубина рва), судя по зафиксированным остаткам, составляет около четырех метров. Таким образом, весь периметр городища равнопрочен по отношению к угрозе штурма.

Длина вала определяется нами по плану как 40 метров, а площадь гребня вала (боевой площадки), как 320 квадратных метров. Общая площадь городища – 6123 квадратных метра. Здесь отношение потенциальной боевой площадки и защищаемой территории почти один к двадцати.

Рис. 4. Городище Кучино-II. Ситуационная схема

Видимо, длинный и сравнительно узкий вал Кучино-II не мог быть рассчитан на концентрацию всех защитников на нем в несколько шеренг, как в случае с овальным внутренним валом Кучино-I. Судя по форме, этот вал требовал рассредоточения защитников вдоль него, с возможностью их маневра вдоль продольной оси, поэтому он аналогичен среднему и внешнему валу Кучино-I. Аналогия со средним валом Кучино первого будет еще заметнее, если мы вспомним, что и там вал перекрывает перешеек мыса и его длина от одной бровки площадки до другой около 40 метров при ширине 7-8 метров, а защищаемая им площадь – 6190 квадратных метров. Отмеченное сходство параметров позволяет сделать предположение о том, что в обоих случаях площадка для поселения и трасса будущего оборонительного сооружения выбиралась не случайно. Строитель пропорционировал площадь городища (то есть, его емкость, способную обеспечить проживание и вместить определенное количество защитников) с одной стороны, и параметры оборонительного вала, как инженерного сооружения на поле боя, которое должно было в реальных условиях дать возможность расставить необходимое число защитников по боевым позициям. Видимо, таким образом заказчик и строитель фортификации обеспечивали ее желаемый уровень стойкости против угрозы штурма.

Высота остатков вала два с половиной метра, и в области перешейка он полностью перекрывает линию визирования на городище для наблюдателя со стороны коренного берега. Однако, к юго-западу от вала, на поверхности коренного берега имеется позиция, с которой видно почти половину городища, причем, некоторая часть площади находится в стометровой зоне досягаемости, и поражается как с поймы, так и с берега. (См. сектор стрельбы, обозначенный стрелками на рис.4.) Поэтому, для полной защиты от обстрела с берега в месте пересечения означенного сектора с бровкой площадки логично было бы расположить маскировочную преграду длиной около 20 метров. (Отмечено пунктиром.) Однако, следов основания такой преграды мы не видим. Тогда, зона, не поражаемая прицельными выстрелами с поймы и коренного берега, образует фигуру, близкую той, что мы условно показали на плане сплошной заливкой. Общая площадь внутри вала определена нами как 6123 квадратных метра, а площадь непоражаемой (прикрытой бровками) зоны -1975 квадратных метров. Заметим, что и здесь, как и в случае с внутренней частью городища Кучино 1. которая также наиболее уязвима от обстрела с поймы, показатель площади естественно защищаемой зоны составляет около 30%. Эта особенность, на наш взгляд, может служит признаком того, что и здесь фортификатор применил тот же самый принцип пропорционирования общей и прикрытой площади. Отмеченный на двух городищах различной конфигурации единый принцип пропорционирования может свидетельствовать о том, что они либо входили в одну серию, и были построены синхронно, либо они были построены в рамках единой культурной традиции.

Объем вала рассчитан нами как 800 кубометров, а объем рва – как приблизительно 130 кубометров. Следовательно, вынутый изо рва грунт составляет около одной шестой части объема вала. Однако, на наш взгляд, ров не был доведен строителями до проектных параметров, аналогичных тем, что отмечены на предыдущем городище: он не имеет стока в северную сторону, его ширина незначительна – не более трех метров. Наконец, погрешность реконструкции его исходных параметров весьма велика – сравнительно узкий ров мог изменить свою конфигурацию сильнее, чем ров с большим сечением. Однако, даже с учетом всех оговорок, и здесь особенность сборки валов из принесенного грунта, несомненно, может быть отмечена аналогично тому, как мы это видели на городище Кучино-1.

Кучино-III

Вал городища Кучино-III на плане напоминает эллипс с осями 6 и 9 метров (относятся друг к другу, как 1 к 1,5). Площадь его гребня определяется нами ориентировочно в 50 квадратных метров. Высота его остатков около 0,8 метра. Он расположен у основания мыса, и отгораживает площадку длиной около 45 метров при ширине ее от 4 до 8 метров. Ее высота от уровня поймы около 6 метров. С учетом описанных выше приемов оценки оборонительных свойств местности можно прийти к заключению, что откосы площадки имеют на всем протяжении уклон чуть более 50-55 градусов, следовательно, они труднопроходимы для штурма. Таким образом, откос является действенным препятствием, а его бровка может служить защитникам боевой позицией без дополнительного инженерного оборудования. Разумеется, невысокий вал (суммарный перепад высот с учетом остатков рва составляет около 1,3 метра) вряд ли можно считать труднопроходимым препятствием. Тем не менее, полагаем, что именно эта насыпь имеет признаки фортификации. Хотя, длинная узкая площадка городища простреливается как с поймы, так и с коренного берега насквозь, и на ней совершенно нет пространства, прикрытого бровками. И никакие мысленно реконструируемые сооружения на валу площадку не перекрывают. К тому же, форма длинного узкого прямоугольника представляет защитникам наихудшее отношение периметра, подлежащего обороне к полезной, защищаемой площади.

Рис. 5. Городище Кучино-III. Ситуационная схема

С другой стороны, конфигурация площадки, в случае круговой обороны предполагает размещение защитников спина к спине, и если представить наличие вдоль бровок бруствера, то полезной площади почти не остается.

Однако, это пространство «защищаемо» валом. Поэтому, можно предположить, что на этом пространстве, теоретически, могло укрываться имущество, не уязвимое обстрелом, либо вероятность обстрела рассматривалась субъектом строительства, как ничтожная, либо имущество и население там вообще не располагалось.

Ширина площадки от 4 до 8 метров и ее площадь, определяемая нами как 260 квадратных метров (меньше пресловутых садовых трех соток!) не позволяет предполагать, что на ней могло располагаться поселение, имевшее стационарные жилища для круглогодичного проживания. То есть, это явно не жилое городище.

Фортификации городищ рассмотренных выше указывают на то, что они строились с учетом угроза поражения стрелами, в том числе и обстрелом с поймы. Нет никаких оснований полагать, что противник воздержался бы от обстрела этого городища.

С другой стороны, ближнее соседство с городищами Кучино-I и Кучино-II, (до них 300 и 600 метров соответственно) емкость которых в десятки раз больше, вкупе с отмеченными выше особенностями не позволяет предполагать, что рассматриваемый здесь объект является так называемым городищем-убежищем, то есть, что на нем укрывалось население; емкость его ничтожна, уровень защиты невысок.

Таким образом, рассматриваемый объект не имеет отмеченных признаков сходства (серийности), в том числе свидетельств пропорционирования. как те, что рассмотрены нами ранее. Тем не менее, некоторые черты сходства с ранее описанными поселениями все же есть.

Вспомним, что внутренний вал Кучино-I тоже напоминает очертаниями эллипс. И там и здесь на валу возможно размещение массы защитников в несколько рядов. Значит, теоретически, в обоих случаях мы можем иметь дело с позициями, которые размечены по единому принципу и оборудованы для рукопашного боя, в котором большое значение для достижения победы является не меткость выстрелов, а количество бойцов, глубина их построения. Однако, незначительная площадь (около 50 квадратных метров) вала Кучино-Ill указывает на незначительное количество бойцов, которые могут быть размещены на этой позиции (20?...30? человек на гребне вала.). Поэтому, с учетом всего вышесказанного, оборонительные качества вала представляются нам совершенно недостаточными для использования его в боевых условиях. Значит, стойкость этой фортификации по отношению к угрозе обстрела и штурма весьма невелика. Эти качества не идут ни в какое сравнение с аналогичными параметрами соседних городищ.

Тогда, неужели Кучино-III строилось как заведомо слабое звено в системе обороны, а защитники этого укрепления сознательно обрекали себя на поражение и гибель в бою безо всякой надежды?

Если все-таки сделать допущение, что строители и защитники этого городища полагались на здравый смысл, то логичным становится предположение о том, что этому объекту отводилась специальная роль в системе обороны, и ведение боевых действий на нем не предполагалось изначально.

Для прояснения вопроса обратимся к схеме взаимного расположения городищ на местности. Она представлена нами совершенно условно и безмасштабно (Рис. 6).

Если предположить, что Кучино-III представлял из себя наблюдательный пост для визуального контроля местности, в частности для обнаружения движения воинского контингента по (льду?) р. Чусовой, которая находится в зоне видимости на дистанции, которая позволяет видеть людей, то становится ясно, что необходимости его обороны не было. Задача дозора обнаружить противника, и сообщив о нем туда, где размещаются главные силы, присоединиться к ним. Если местом размещения главных сил было Кучино-I, тогда, с учетом приведенных нами расстояний, абсолютное время упреждения (время движения противника минус время движения дозора) могло составить от нескольких минут при движении по дорогам до нескольких десятков минут. Логично предположить, что для сокращения времени дозорные бежали на Кучино-I лесными тропами, пока противник двигался по малопроходимой пойме. Почему позиция наблюдателей на Кучино-III была оборудована не на конце мыса, а у его основания? Тому, на наш взгляд, есть объяснение – это была скрытая позиция, не видная с поймы на фоне леса. В то же время, лес на площадке мыса перекрывал весьма незначительный сектор наблюдения. При этом лес давал возможность наблюдателям выбирать наиболее выгодную позицию, в случае нужды незаметно выдвигаться в сторону поймы. (См. рис.5) В стационарных постройках здесь не было необходимости – автору этих строк приходилось нести службу на постах, которые отстояли и на 300, и на 600 и более метров от караульного помещения.

Аналогично описанному посту, и на северо-восточной оконечности мыса, где расположено городище Кучино-I есть возвышенная площадка, первоначальная форма которой (до разрушения откосов) может быть реконструирована, как эллиптическая с высотой около полутора метров (рис.3). Оси эллипса (по плану) приблизительно 9 на 13.5 метров (относятся друг к другу, как 1 к 1,5). Эта позиция направлена к реке Боярке, которая находится в зоне видимости. Здесь наблюдатели просто не имели нужды скрываться от противника – жилое городище все равно видно издалека, оно демаскирует себя дымами и постройками. (Вряд ли эта площадка оборудована для рукопашного боя – перепад высот здесь и без того около 10 метров, откос не менее 45 градусов.)

Рис. 6. Схема взаимного расположения городищ.Расстояния в метрах. Не в масштабе

Разумеется, сегодня трудно проверить предложенную версию о наблюдательных пунктах, не располагая данными об условиях наблюдения с этой позиции в древности, когда пространство вокруг было покрыто густым лесом. Можно выдвигать и самые различные предположения относительно тактики применения обороняющейся стороной средств связи между наблюдателями и городищами. Однако, нам представляется весьма продуктивным исследование следов эллиптических насыпей Кучино-I и Kучино-III на предмет обнаружения в них остатков столбовых ям, азимут и угол наклона которых могут указывать на некогда стоявшие там наблюдательные вышки.

Сказаннное о городище Кучино-III совершенно не исключает и иных версий его использования – например в качестве святилища или обсерватории.

Выводы

1. Применяемый нами метод анализа оборонительных свойств фортификаций позволяет утверждать, что все три исследуемых объекта строились с расчетом на защиту от обстрела и штурма преимущественно со стороны коренного берега. Заключение о стойкости их к осаде сделать невозможно без обнаружения следов устройств водозабора на их площадках, и без обследования гидрогеологических условий на месте.

2. Оборонительные качества всех сооружений городища Ку-чино-I позволяют считать, что они строились в расчете на противодействие обстрелу с дистанции, величина которой близка 100 метрам. Отмеченный норматив близок к тому, что вычислен для синхронных городищ бассейна р. Чепцы на севере Удмуртии[169]169
  Коробейников А. В. Об оценке уровня защиты древних городищ // Шестая Российская университетско-академическая научно-практическая конференция: Материалы докладов. Ижевск, 2003. С. 46.


[Закрыть].

3. На трех валах Кучино первого отношение грунта вынутого изо рва к объему вала составляет близкое значение: 1 к 4, что может свидетельствовать о единстве строительной школы для всех линий обороны. Для вала Кучино второго это отношение составляет 1 к 6. С учетом признаков неоконченности этого сооружения отмеченное соотношение не исключает принадлежности постройки к той же традиции.

4. Для внутренней части Кучино-I, и Кучино-II, которые уязвимы от обстрела с поймы, а от обстрела с берега перекрыты валами, (при разнице абсолютных площадей) около 33% территории прикрыты бровками и не поражаемы с расчетной дистанции 100 метров. Это может указывать на применение строителями принципа пропорционирования в рамках единой традиции.

5. Средний вал Кучино-I (на перешейке) и вал Кучино-II имеют аналогичные конструктивные параметры. Защищаемые ими площади одинаковы. Это позволяет сделать вывод о применении строителями обоих сооружений принципа пропорционирования, который также указывает на единство традиции. Аналогичный принцип пропорционирования также обнаружен на Чепецких городищах[170]170
  Korobeinikov A. About the Proportions of Ancient Hillforts // European Association of Archaeologists. X Annual Meeting: Abstracts, Lyon. 2004. P. 280.


[Закрыть].

6. Эллиптические насыпи Кучино первого и третьего имеют одинаковое отношение длин осей: 1 к 1,5, что может указывать на единство приемов разметки и построения насыпей.

7. До проведения раскопок предположения о месте каждого городища в единой системе обороны будут в значительной степени гадательны и обременены многими допущениями.

Тем не менее, полученные нами сегодня выводы позволяют обоснованно полагать, что изученные городища синхронны и построены в рамках единой культурной традиции. Однако, изучение применяемой их строителями системы мер, способов измерений и расчетов должно стать предметом специального исследования. А оно станет возможным лишь после точной инструментальной топографической съемки площадок большого множества городищ.

Ю.С.Костылев[171]171
  Юрий Сергеевич Костылев - студент исторического факультета Уральского государственного университета (Екатеринбург).


[Закрыть]
«Потерянные поколения» и мировые войны. К вопросу о влиянии духовной культуры на военно-политическую действительность

Где можно искать духовные истоки Второй мировой войны...

«28 июня 1919 года – подписанием Версальского договора – официально завершилась Первая мировая война. Эта война, унеся жизни пятнадцати миллионов человек, уничтожив довоенную систему международных отношений, разрушив экономику воевавших стран, оказала колоссальное влияние на сознание всего человечества, показав, что жизнь по сравнению с девятнадцатым веком изменилась необратимо и явно не в лучшую сторону. На этом фоне возникают всевозможные философские, религиозные и даже экономические теории и учения, пугающие людей различными по масштабам охвата территорий и сторон жизни, но одинаково ужасными сценариями развития истории -от «заката Европы» до «конца света»...

Примерно так выглядит начало главы, посвященного предпосылкам Второй мировой войны в учебниках истории, энциклопедиях, справочниках. Далее обычно следует критика Версальско-вашингтонской системы, анализ разногласий, возникших между империалистическими государствами после первой мировой войны и несколько фраз, раскрывающих гениальность предвидений Шпенглера и Свидетелей Иеговы, но разоблачающих их категоричность. Это в общепринятом, более-менее традиционно-материалистическом, так сказать, «классическом» варианте текста, представляющем духовно-интеллектуальные находки человечества следствием политико-экономических предпосылок. Сейчас же приобретают популярность труды, провозглашающие идею не просто предвидения философов-«пессимистов», а непосредственного и ведущего их участия в подготовке следующего общемирового кризиса – Второй мировой войны – путем влияния на европейскую общественную мысль и изменение сознания человечества в самом что ни на есть негативном плане. Что ж, можно принять и такую – «идеалистическую» – точку зрения...

Тут-то и возникает мысль о том, что не один Шпенглер и примкнувшие к нему отличались пессимистическим взглядом на действительность. Судя по текстам, не жаловали ее и писатели, известные под именем «потерянных» – пережившие ужасы первой мировой войны и красочно их описавшие. Но почему-то именно они считаются людьми, сделавшими все на духовном поприще для того, чтобы не случилось Следующей войны. Такой взгляд кажется мне малообоснованным с любой – и «материалистической», и «идеалистической» – точек зрения. Да, возможно, при написании и распространении своих произведений они руководствовались самыми благими гуманистическими и пацифистскими побуждениями[172]172
  Во всяком случае, трудно предположить, что человек с настолько тонкой душевной организацией как, например «потерянный» писатель не стал убежденным пацифистом, пережив ужасы войны или хотя бы хорошо узнав о них от непосредственных участников.


[Закрыть], но следует признать, что объективно их труды имели прямо противоположный предполагаемому эффект. Проще всего увидеть это с «идеалистических» позиций – во-первых, приняв весьма деятельное участие в погружении мира в пучину пессимизма и самобичеваний, «потерянные» подготовили почву непосредственно для претворения самых мрачных сценариев развития событий, как бы «надавив» на сознание обывателя и потребовав от него действий, соответствующих такому подавленному состоянию духа, например, массовому убийству всех всеми. Раз уж все равно «все всегда кончается одним -смертью и никуда не спрятаться от нее – застанут врасплох -все равно убьют и тебе останется только быть довольным, что все кончилось именно так»[173]173
  Хемингуэй Э. По ком звонит колокол. Орджоникидзе. 1986.


[Закрыть]. Во-вторых, можно сказать, что их влияние на действительность выразилось опосредованно, вызвав, в конечном счете, у некоторой части населения мира чувства прямо противоположные описанным выше, но приведшие к такому же, как и в первом случае, результату . Очевидно, появление романтически-оптимистических идеологий фашистской Италии и нацистской Германии, например, следует признать реакцией, в частности, на воззрения писателей «потерянного поколения», ведь в складывающейся неприглядной действительности, представленной самими этими писателями, призыв к «сепаратному миру» или ставке «на Ипполита», а не на Муссолини или Гитлера выглядит достаточно неуместно, ну а уж Муссолини и Гитлер предложат вполне конкретные варианты действий.

Так вот подавленное состояние одних и «оптимистическое» – других, вызванные одними и теми же писателями и мыслителями с «потерянными» во главе, и привели к следующей мировой войне. Так что я, встав на «идеалистические» позиции, вынужден признать, что вторая мировая война была вызвана наследием первой мировой, но не империалистическими противоречиями, а наследием чисто духовным, любовно выращенным и выпестованным писателями «потерянного поколения».

Если же я, вернувшись на более или менее «традиционные» позиции и признаю основной причиной войны пресловутые противоречия, гонку вооружений, экономические интересы и т.п., а всю духовную основу межгосударственного взаимодействия сведу к пропаганде, то и здесь увижу значительную роль этих авторов. Ведь герой «потерянных» – ценнейшая находка для Геббельсов всех стран, он, служа, на первый взгляд, иллюстрацией пацифистских установок, являет собой, на самом деле, идеальный пример как для нацистской, так и для рузвельтовской[174]174
  Учитывая антиизоляционистские идеи Рузвельта и его фактически империалистическую внешнюю политику, следует признать, что во время Второй мировой войны обе стороны не только использовали весьма сходные приемы идеологической борьбы, но и фактически исповедовали одни и те же взгляды относительно своей роли в мировой политической системе. То же, на мой взгляд, можно сказать и о других участниках войны, безусловно знакомых с творческим наследием «потерянных».


[Закрыть] идеологической модели. Нужно только немного подправить его, но и пути такой «подправки» подсказывают сами «потерянные» -требуется просто изменить негативно влияющие на сознание героя факторы на влияющие позитивно (например, дать ему в жены девушку, от которой он не будет убегать на фронт добровольцем, но которая с радостью и любовью проводит его туда)[175]175
  Вот вам, например, и родилась идея создания Союза Немецких Девушек.


[Закрыть].

Если мы возьмем «общий вид» такого героя[176]176
  Имеется в виду, в первую очередь, конечно же герой – участник боевых действий.


[Закрыть], то увидим, что каждая отдельная черта его образа может быть успешно использована при создании персонажа, пригодного для идеологической борьбы и проблема пропагандиста заключается только в том, чтобы наиболее удачным образом из этих черт синтезировать цельный образ.

Вот наш герой идет добровольцем в итальянскую-британскую-германскую армию. Причем не каждый из них убегает туда из-за проблем в личной жизни (эту проблему можно решить все тем же Союзом Немецких Девушек) и даже не над каждым из них нависает учитель Канторек (что само по себе неплохо – общественность легко убедить в положительной роли Кантореков). В идеальном случае (Фредерик Генри, например) герой идет на фронт сообразуясь со своими внутренними убеждениями. Уже один этот факт делает такого персонажа ценным для Рузвельта-Черчилля-Гитлера, но «потерянные» пошли гораздо дальше...

И вот герой доблестно сражается, возможно, не уважает начальство, опрокидывает на него ведра, но если у него нет другого выбора, он воюет даже хотя бы ради сохранения своей жизни (до определенного момента), кое-кто даже становится офицером. Чего еще желать министрам просвещения и пропаганды?

Однако авторы развивают образ далее, и герой приобретает умение рисковать жизнью. А это умение всегда высоко ценилось агитаторами всех эпох, остается только придумать мотив, ведущий к выполнению боевой задачи, чтобы «смерть героя» не была совершенно напрасной, но сферу поиска мотива подсказывают сами авторы – герой гибнет из-за одиночества, неприятия обществом, невозможности применения своих навыков в мирной жизни и т.п. Неприятие обществом и одиночество легко можно трактовать в ключе чисто романтическом – герой остается один, автор указывает ему путь: «На фронт!», и вот герой уже не может жить без войны, только эту сферу жизни он считает приемлемой и естественной для себя. К авторскому призыву «На фронт!» остается прибавить только: «Вот где настоящая жизнь, вот где романтика!» и получается идеальный гражданин любого государства, чье правительство готовится к экспансионистской войне, будь это Германия. США, Япония или любая другая страна. К тому же, трагическое, непреодолимое, ведущее к гибели противоречие между героем и «остальными» легко снимается, если воюет вся страна или вся страна хотя бы прошла скаутскую или гитлерюгендовскую подготовку, а служба в армии, тем более действующей, считается высшей доблестью. При этом романтический флер никуда не исчезает – все равно остаются обыватели-филистеры, служащие функциональным аналогом не принимающего героя мирного общества в произведениях «потерянных».

Вообще же, на мой взгляд, учитывая реальную[177]177
  Tу, что обычно принято считать реальной, а именно, развитие пацифистской идеи.


[Закрыть] целеустановку «потерянных», в их произведениях недопустимо широко развивается аспект именно романтический – при всей натуралистичности изображения реалий войны само отражение постоянного напряжения, страха смерти делает картину слишком привлекательной, поразительно точно перекликаясь с лозунгами типа «Страшен враг, но милостив Бог!»

Можно сказать, таким образом, что «потерянные» фактически создали шаблон, по которому – с известными коррективами – создавался «новый человек» послевоенного мира и, будучи выращенным именно таким, он не мог не пойти воевать в самой кровопролитной в истории войне. Очевидно, что цель авторов была прямо противоположной, но, похоже, они просто не смогли вырваться за рамки, навязанные послевоенным общественным мнением, которое на протяжении почти десяти лет влияло на «потерянных» – до тех пор, пока в конце двадцатых годов они не появились со своими творениями в мировой литературе. Создается такое ощущение, что мир ужаснулся войне, десять лет усваивал этот ужас, а затем – руками писателей – создал героя, который, как выяснилось, не может жить без войны, чем и воспользовались истинные «властители дум» – профессиональные пропагандисты, ведь новый герой оказался так созвучен идеальному образу воина, которого требовалось вырастить странам, «раздираемым империалистическими противоречиями», а героя-«пессимиста» оказалось так легко превратить в «оптимиста»[178]178
  Очевидно, в этом и выразилась реакция официальной пропаганды на деятельность «потерянных» – создания своего образа на основе образа, созданного идеологическим противником при помощи корректировки основных не укладывающихся в идеальную схему черт.


[Закрыть]. Так и эти писатели внесли свою лепту в развязывание Второй мировой войны, действу я из лучших побуждений.

Из ряда Генри-Боймеров и прочих Уинтерборнов выпадает, на мой взгляд, Йозеф Швейк – персонаж, задуманный до войны и появившийся в завершенном виде уже в начале двадцатых годов. Он практически по всем показателям отличается от прочих героев «потерянных» – на фронт он попал по мобилизации, не геройствует, не задается глобальными вопросами, и не собирается прощаться с жизнью. Да еще к тому же идиот. Естественно, из такого трудно сделать солдата какой бы то ни было империи. Пафос «Похождений...» далек от пафоса «Западного фронта...» – у Гашека мы не видим постоянной, гнетущей атмосферы ужаса, страха смерти, люди здесь умирают быстро, легко, не вызывая рефлексии у героев и при этом в обстоятельствах, далеких как от атмосферы самопожертвования официальной пропаганды, так и от натурализма произведений «потерянных». Это вообще дискредитирует понятие героизма и отличает «Похождения...» от других произведений авторов «потерянного поколения», ведь отсутствие страха смерти и осознание идиотизма происходящего означает, что умереть «возвышенно» невозможно – ни за государственную идею, ни из-за «усталости от жизни», а значит, смерть здесь еще более бессмысленна, чем у «потерянных» и даже гипотетически не может быть использована в пропагандистских целях[179]179
  При этом, следует заметить, что сам Гашек воевал-таки «за идею», участвуя в Гражданской войне в России, защищая Самару от белочехов, в частности.


[Закрыть]. Так что, на мой взгляд, для идеи пацифизма Гашек своим юмористическим романом фактически сделал больше, чем «потерянные» полными трагизма произведениями. Он показал, что нужно было не страдать по поводу ужасов войны, а смеяться над ними[180]180
  Хотя очевидно, что осмеяние смерти натолкнулось бы на острое неприятие общественностью и «Похождениям бравого солдата Швейка» суждено оставаться единственным в своем роде широко известным произведением, да и оно будет трактоваться как в первую очередь политическая сатира.


[Закрыть].

Комплекс вины в послевоенной литературе, или «победителей не судят»

Первая Мировая война своим совершенно непредусмотренным ходом и последствиями вызвала шок у населения всей планеты, изменив взгляд человека на свое место в мире, привив ему крайне неприглядные пессимистические ощущения. Человек вдруг осознал, что все происходящее вокруг него гораздо хуже, опасней, непредсказуемей, неразумней, чем он предполагал и что единственное, чем он может ответить на вызов действительности – стоическое отношение к тяготам и невзгодам жизни. Самыми заметными выразителями этих ощущений стали писатели «потерянного поколения», во всяком случае, в их творчестве наиболее четко прослеживается связь мироощущения с феноменом его породившим.

Но это была Первая мировая война. Слабые попытки избежать повторения подобного кошмара путем упорядочения международных отношений и ограничения производства вооружений (всевозможные конференции и договоры – Версальская, Генуэзская, Московская, Вашингтонская и многие-многие другие) «почему-то» не привели к желаемому результату, и вот совершенно неожиданно случилась новая мировая война. После ее завершения писатели всего мира решили взять на себя почетную обязанность по осмыслению произошедшего и выяснить, что же такое это опять произошло, как бороться с моральными последствиями произошедшего и вообще – как дальше жить в таком, как выяснилось, предельно неустойчивом мире. Как и после предыдущей войны, первую скрипку стали играть непосредственные участники или близкие свидетели произошедшего, способные описать увиденное непосредственно на фронтах и в разрушенных городах. Учитывая масштабность конфликта (даже по сравнению с Первой мировой), в писателях, отвечающих подобным требованиям, недостатка не было. Выступили представители «победившей стороны» (например, К. Воннегут), «проигравшие» (например. Г. Белль и уже испытавший свой силы на подобном поприще Э. Ремарк) и даже «нейтральные силы» (например, М. Фриш «Записки из вещевого мешка» «Дневники...»).

Эти в высшей степени достойные люди и дали человечеству ответ на основополагающий, исключительно важный для решения всех остальных, вопрос: «Кто виноват в произошедшем?». Ответы оказались на первый взгляд парадоксальными и. что удивительно, отразившими в первую очередь именно принадлежность к той или иной стороне конфликта. «Победители» и «нейтральные стороны» оказались на редкость великодушными и высказали мысль о том, что в этом не виноват никто, а просто такова человеческая природа и объективные – неизменно враждебные, а в лучшем случае, безразличные к человеку – законы мироздания. На мой взгляд, подобный феномен можно окрестить как-нибудь вроде «второе потерянное поколение» – очередная война всех против всех породила ощущение абсолютной хаотичности мира и отсутствия у человека свободной воли. Показалось, что стать, например, нацистом, милитаристом, агрессором, и проч. может любой, независимо от его желаний и воли[181]181
  К тому же, для этого, по утверждению авторов есть прямые предпосылки, такие как принадлежность к одной культуре, один язык (как в случае Фриша) и т.п.


[Закрыть], бороться с этим невозможно и остается только снова стоически переносить такую несправедливость действительности по отношению к человеку.