Текст книги "Приключения либроманта 3 (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

Соавторы: Игорь Митрофанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 23

Глава 23

– Валера, как ты относишься к телевизионному конкурсу Песня Года? – ногами искал я тапки около кровати и вполуха слушал в телефонной трубке воркование Тухманова.

– В этом году никак не отношусь, хотя в прошлом Вашу "Олимпиаду" на отборочном концерте исполнял, – напомнил я композитору свою причастность к конкурсу и к его песне.

– Вот об "Олимпиаде" я бы и хотел поговорить, – после недолгого замешательства продолжил Давид Григорьевич, – Жюри конкурса в этом году внесло песню в список финалистов и я надеюсь, что ты не забыл, как она исполняется.

Как же меня поражает нерасторопность нашего телевидения. Песня реальный хит и уже около года звучит из каждого утюга и пылесоса, а её только сейчас решили включить в состав участников Песни Года. Если кому интересно моё мнение, то Рождественский с Тухмановым ещё в прошлом году с песней "Олимпиада" должны были стать Лауреатами конкурса.

– Когда съёмки передачи и где? – не нашёлся я, что другое спросить у композитора.

Место съёмок финала я уточнял не просто так. Изучив историю конкурса, я был удивлён тем, что в моей истории было время, когда в течение года отборочные туры снимались в столицах союзных республик, а финал однажды и вовсе проходил во дворце спорта "Динамо". И хотя съёмки Песни Года на стадионе состоялись уже во времена перестройки, всё-таки стоило уточнить, где они будут в этот раз.

– Через два дня в Останкино, – послышался ответ.

– Фонограмма будет та же, что и в прошлом году?

– Конечно. На мой взгляд, лучше её уже не сделать.

На сегодняшний день с этим утверждением я, конечно, был готов поспорить, но какой смысл в последний момент менять аранжировки, если люди уже привыкли к звучанию песни именно в том виде, в каком она и была представлена в прошлом году.

У людей есть такая особенность. Как бы ни хороша была какая-то интерпретация уже знакомой песни, но оригинал они всегда воспринимают лучше.

– Завтра утром буду в столице, – пообещал я, – К сценическому костюму есть какие-то требования?

– Если сможешь в одном образе объединить элегантность, молодость и спортивность, я тебе лично коньяк поставлю, – хихикнул в трубку Тухманов.

– Не, я коньяк не пью, – улыбнулся я, представив, как Давид Григорьевич проставляется коньяком, – Он клопами воняет и по статусу мне пока ещё не положен.

– Мой не пахнет, – заверил композитор, – Позвони, как приедешь в Москву.

– Гоша, что у нас на завтрак? – застал я домового на кухне, погружённого в просмотр какого-то видео на ноутбуке.

– Сейчас приготовлю, – сорвался со стула домовёнок и тут же оказался у плиты, – Посмотри пока, что я в интернете нарыл.

"В Итальянском Неаполе вот уже на протяжении нескольких сотен лет католики три раза в год по особым дням вынимают крошечный пузырек с засохшей кровью Святого Януария из его защитной камеры в Королевской часовне Неаполитанского собора и выставляют на всеобщее обозрение толпы. Народ, собравшийся в церкви, с тревогой ждет, когда кровь в пузырьке чудесным образом разжижится. Кровь пребывает в жидком состоянии некоторое время и вновь "высыхает" до следующего важного дня.

Согласно поверьям, если кровь в пузырьке остаётся засохшей, то это признак очень больших бед для Италии или других стран. Легенды гласят, что за последние несколько веков кровь отказывалась разжижаться накануне одиннадцати кровавых революций, трех масштабных засух, двадцати двух массовых эпидемий, четырёх войн, девятнадцати разрушительных землетрясений, а также девяти смертей Пап Римских.

В XX веке чудо не произошло дважды: в тридцать девятом году перед началом Второй мировой войны и в сорок четвёртом перед извержением Везувия.

В восьмидесятом году Чуда Святого Януария не случилось в третий раз за столетие…" – беспристрастным тоном, рассказывал за кадром журналист, а на экране мелькали видеофрагменты и фотографии Неаполя и его окрестностей до и после катаклизма.

Скоро, очень скоро эти же самые кадры, что я сейчас смотрю из интернета будущего, начнут и по телевизору показывать.

– Гоша, нужно заспамить все СМИ мира о предстоящем землетрясении в Южной Италии, – поставил я на паузу архивный видеорепортаж, и легонько ткнул локтем в бок домовёнка, успевшего приготовить мне завтрак и присевшего рядом со мной.

–Неплохо бы, – согласился миньон, оторвав взгляд от монитора, – Не знаю, поверят макаронники или нет, поскольку их, как и Японию, постоянно трясёт, но попробовать можно. Глядишь, итальянцы число жертв сумеют уменьшить. На кого и на что будем ссылаться? На исследования и заключения советских сейсмологов?

– В том-то вся и фишка, что Союз должен остаться в стороне.

– С чего бы это вдруг? – откровенно не понял мой посыл Гоша, – Мы всех предупредим, а сами как бы ни причём?

– Как же тебе объяснить? – почесал я затылок, – Слышал поговорку: то, что знают двое, знает и свинья? О предстоящем катаклизме сейчас известно всему составу Политбюро, а там наверняка "течёт". Что скажет весь мир, когда Неаполь сравняется с землёй, а затем выяснится, что наше правительство знало об этом за несколько дней до катастрофы?

– Решит, что Советы испытали сейсмическое оружие, но что-то пошло не так и вместо полигона где-нибудь на Камчатке, снесло итальянские города, – спокойно рассудил мелкий, – Только это фантастика. А почему ты думаешь, что наши правители сведениями о предстоящем землетрясении не поделятся с макаронниками? Могут в ту же компартию Италии послать предупреждение.

– И как наши коммунисты итальянским коллегам объяснят свои знания о будущей катастрофе? Сам ведь знаешь, что даже в моём времени сейсмология сродни шарлатанству. Все сейсмологи мира молчат, а наши учёные вдруг заявят, что такого-то числа произойдёт землетрясение и сметёт Неаполь с лица Земли.

– В таком случае я бы решил, что у Советов откуда-то появились сведения о предстоящих мировых событиях и потребовал, чтобы эти данные были оглашены всему миру, – заключил Гоша, – Ну, а в случае отказа ввёл бы такие санкции, что несостоявшийся бойкот Олимпиады показался бы коммунистам детским садом. Тут не только противники, тут и все сателлиты в позу встанут.

– Вот чтобы этого не произошло и нужно предупредить итальянцев о надвигающейся катастрофе, сославшись на всех сейсмологов мира, кроме советских, – многозначительно ткнул я пальцем в потолок, – То, что наше руководство страны точно знало о предстоящем катаклизме рано или поздно станет известно за пределами страны и могут возникнуть ненужные вопросы. Когда же об этом будет предупреждён весь мир – это уже совсем другой коленкор получится. В этом случае про наших партийных бонз никто и не вспомнит, даже если они на весь мир начнут трубить, что мы, мол, знали обо всём загодя. Думаю, у них хватит ума не "светить" фотографии с руинами Неаполя, которые мы им предоставили. Так что спамьте с Ганей все новостные ленты от имени разных сейсмических центров мира, а мне в Москву собираться нужно. Ну, а итальянцы пусть сами решают, как быть с предупреждением о будущем землетрясении.

– Что-то я чересчур рьяно принялся за переустройство страны, – пожаловался я Гоше, собираясь в дорогу, – Все личные дела побоку пустил. А если разобраться, с чего бы меня так на изменения пробило. Телевизионные передачи? Так они мне и в моём времени никуда не упирались.

– Может, Тихонов "помог", который запретил достраивать всё, что с культурой связано? – очень мягко и дипломатично заметил Гоша, деятельно орудуя в шкафу в поисках свежих носовых платков и носков.

Кто-то может и посмеётся над тем, что Либроманту потребовалось что-то с собой собирать. Определённый смысл в этом есть, если не знать специфики. К примеру, те же носки. Вытаскивая понравившиеся изделия из каталогов никогда не знаешь, какого они размера. Пока найдёшь что-то нужное и подходящее, иногда кучу времени потратишь. Так что мелочи, удачно как-то раз найденные, лучше с собой брать, выбирая их из заранее заготовленных запасов.

Гошу, если что, уже который день не узнать.

Прямо таки старательный и идеальный помощник. Слова поперёк не скажет и ведёт себя так благостно и тихо, что порой с мебелью сливается. Он слегка похудел, и часто зевает. Не высыпается. Причину я знаю. Они с Ганей по ночам следят за новостями из Европы. Не за всеми подряд, а лишь за тем, как идут продажи книги, написанной одной начинающей австрийской писательницей. Через систему спутников сканируют все источники информации, до которых можно добраться и с восторгом воспринимают любой положительный отзыв.

А у меня впереди квест с лёгким скандалом в столице намечается. Этакое запланированное действо ради роста популярности. Признаюсь, скандал ради рейтинга – далеко не моё изобретение, но так оно у всех звёзд давно принято и надо сказать, что это работает.

Короче, для того, чтобы обо мне бомонд столицы узнал и получше меня запомнил, нужен скандальчик. И не абы какой, а вполне себе значимый и далеко не самый простой.

– Танюшечка, – ворковала при мне в телефонную трубку заместитель директора Театра эстрады по концертной деятельности. Если что, то моя очень хорошая знакомая, и бывшая прима – балерина Большого Театра.

Именно к ней меня директор привёл, когда я ему идею со скандалом озвучил. Единственно, что он не знал, так это то, что с этой тёткой, не раз спасавшей его от увольнения в связи с болезнью, мы уже давно нашли общий язык.

Кофе.

Казалось бы, что тут такого. Да, наверное, и ничего особенного, если вы правильно умеете составить купаж из робусты и арабики, обжарив зёрна по своему вкусу. Говорят, что идеальное сочетание арабики к робусте – это девять к одному. Арабика даёт кофе запах и вкус, а робуста – крепость.

Изольда Сергеевна добавляла раза в три больше робусты в свои купажи, и кроме того, курила, не переставая, и мастерски материлась. Кстати, мат в её исполнении звучал вовсе не грязно, и я чуть ли не готов был брать у неё уроки художественного мата. Вот же, дал Бог таланта…

Короче. Замшу у директора я давно уже подкупил, ещё при первом нашем с ней знакомстве.

Да что там подкупил… Купил с потрохами, притащив ей огромный набор с коллекцией лучших видов арабики и робусты. С каталога какой-то крутой международной выставки я спёр образцы победителей, и сложив все вытащенные оттуда пакеты в самую большую и крепкую советскую капроновую сетку, сумел дотащить её до нужного кабинета на втором этаже столичного Театра Эстрады.

Оттого сейчас я спокоен. С Татьяной Веденеевой, советской теледивой, недавно вернувшейся из Франции, разговаривает не просто её давняя знакомая, а очень мотивированная знакомая.

Цель её переговоров проста, как советская монета в пять копеек – нам нужен небольшой обоюдный скандал, никого ни к чему не обязывающий и никак не порочащий репутацию никого из нас.

Другими словами, танцевать придётся крайне элегантно.

– Рост… Какой рост? А-а-а-а, поняла, сейчас спрошу, – Изольда Сергеевна прикрыла рукой трубку, и смерила меня взглядом, – Валера, у тебя рост какой?

– Сто восемьдесят два – сто восемьдесят три сантиметра, – неопределённо помахал я рукой, признавая, что этот параметр у меня плавает.

На самом деле, так оно и есть, мне то одно говорят и в карту записывают, то другое.

– Туфли на платформе? – с очень уж вопросительным видом произнесла Изольда, гримасами своего лица требуя от меня немедленного ответа, и когда я ей кивнул, она чуть слышно выдохнув, дальше продолжила ворковать, – Да какие скажешь. Ты в Париже шпильки какие-то несусветные нашла и тебе их надо выгулять? Что-о-о, двенадцать сантиметров? То есть, ты метр восемьдесят восемь будешь??

Э-э-э, если коротко, то у нас происходит следующее: заместитель нашего директора пытается уговорить свою давнюю подругу на то, чтобы она со мной в паре мест засветилась.

Теледива, не так давно вернувшаяся из Франции, крутит носом, но небольшой скандал ей тоже не помешает, тем более, что он без последствий. Я ей не нужен точно так же, как и она мне.

Грубо говоря, при нашей встрече ничего и мелькнуть не должно, из тех искр, что, порой, судьбу определяют. И я и она – публичные люди. Да, может быть, и из разных слоёв общества. Это опять же, с какой стороны поглядеть. То, что верхушка партократов себе любовниц выбирает из Большого театра и прочих подобных мест, включая телевидение, разве ленивый умом не догадывается.

"Звёзды советской эстрады" тоже частенько бывают на партийных шабашах, а их "отмокание" от алкоголя в "Кремлёвке", как называют в некоторых кругах спецлечебницу, вполне себе обычное явление. Та же Зыкина, любимица генсека, там постоянный завсегдатай. Все это знают, но делают вид, что оно вполне нормально. А куда деваться, если вся партийная верхушка квасит так, как в моём времени пили разве что нефтяники в вахтовых посёлках.

А такие, как я, "из эстрады", партийным доверием не особо охвачены и отмечены.

Похоже, не доверяет нам Партия, и правильно делает.

Не любят мои коллеги не только политику КПСС, но и саму эту КПСС. Разумеется, прямо это на наших недавних совместных концертах мне никто не высказал, но политических анекдотов я в столице вдоволь наслушался.

– У меня съёмки завтра в Останкино на "Песне года", так что могу прямо с утра за вашей подругой заехать, – подсказал я Изольде Сергеевне, воспользовавшись паузой у них в разговоре, – На любой из двух своих машин.

– Так, Танечка, подожди-ка секунду, тут новая инициатива от молодого человека поступила, – положила Изольда трубку на стол, – Валера, ну какие у тебя машины? Танечка у нас женщина видная и знаменитая, меньше чем на "Чайку" она не согласится, – пошутила она, явно давая понять, что зря я со своим суконным рылом прусь в калашный ряд, и собралась было продолжить беседу с Веденеевой.

– Могу и насчёт "Чайки" спросить. В гараже "Мосфильма" их несколько штук стоит, но мои личные машины намного интереснее. Так что пусть Татьяна сама выбирает – или Хорьх Геринга, или Мерседес Высоцкого, – успел я влезть с перечнем своих автомобилей и заулыбался, увидев, какое впечатление на женщину произвели мои слова, – Кстати, Хорьх сейчас перед театром стоит. Я сегодня на нём к вам приехал.

– Так, Таня, я тебе перезвоню минут через пять. Не вздумай куда-то пропасть или не взять трубку, очень многое потеряешь, – со смешком заметила замдиректора, прерывая разговор, – Ну, пойдём посмотрим на твой Хорьх. Понимаю, что насчёт Геринга ты приврал, но звучит всё равно интригующе.

– Стопроцентной гарантии про Геринга не дам, но то что эта модель машин была изготовлена по его заказу и всего в количестве пяти штук, говорит само за себя, – пожал я плечами, любуясь лёгкой походкой бывшей балерины. Женщине уже прилично за сорок, а идёт так энергично и красиво, что молодые позавидуют.

Одним осмотром мы не ограничились.

– Если ты меня не прокатишь, то я сама себя к ночи заклюю, сожалея о бесславно упущенной возможности хотя бы на миг почувствовать каково оно быть в роли нацистского бонзы, – со смехом высказалась Изольда Сергеевна, осмотрев Хорьх со всех сторон.

Отказать я не смог, да меня об этом и не спрашивали, если разобраться.

Из машины Изольда выпорхнула донельзя довольная и не дожидаясь меня, помчалась в свой кабинет.

– Танечка, ты не представляешь, какие машины есть у твоего кавалера, – услышал я продолжение телефонного разговора, – Клянусь, если бы не мои годы, отдалась бы ему не задумываясь!

– Э-э… Пойду-ка я покурю. Там разговор перешёл совсем на другой уровень, явно не предназначенный для моих ушей, – подумал я, случайно подслушав продолжение беседы двух подруг через неплотно прикрытую дверь.

Отчего дамами был всё-таки выбран Мерседес, я сказать не готов.

За самой красивой телеведущей СССР я заехал на следующее утро. Дождался у подъезда, и открыв перед ней дверь автомобиля, умудрился довольно ловко и галантно вручить ей небольшой букетик французских фиалок.

– Парижем пахнет, – с доброжелательной улыбкой оценила Веденеева прогиб, поглядывая на меня с лукавинкой и осматривая моё авто изнутри.

– Музыку мою включить или есть другие предпочтения? – спросил я у неё, с намёком указывая на магнитолу, точнее, на муляж магнитолы, под видом которого у меня располагаются совсем другие потроха.

– Кое-какие ваши песни я вчера успела послушать, но думаю, что далеко не все. Так что, включайте своё, – без тени сомнения определилась телеведущая с выбором.

Музыку я включил негромко, и она не помешала нам поболтать во время поездки.

Первые впечатления о Веденеевой у меня самые положительные. Умна, красива, а как она говорит! Песня!

Пожалуй, дикторская постановка голоса – это сродни искусству. Пару раз я даже в сомнения ударился, а не является ли она скрытым саунд – магом, настолько умело она пользовалась вроде бы обычным русским языком, и он превращался в нечто большее, чемпростой разговор. А вроде бы, мелочи. Там ударение чуть усилит, тут интонацией сыграет. Хоть падай ей в ноги и проси с Галкой пару уроков провести.

Мерседес я поставил на служебную стоянку, расположенную внутри ограды Останкино. На то место, которое обычно занимал автомобиль телеведущей. Уже перед входом в телецентр я оглянулся, и должен был признать, что среди скопища Жигулей, Москвичей и Волг мой Мерс смотрится очень брутально и вызывающе. Будем считать, что первый гвоздь предстоящего скандала забит. На внутренний двор в Останкино куча окон выходит и без внимания мой автомобиль никак не оставят.

Дальше по плану у нас с теледивой обед в "золотом зале" ресторана "Седьмое небо", на высоте в триста с лишним метров, а вечером ужин в престижном ресторане Дома Кино.

Организовать эти два посещения было не просто, и без Изольды Сергеевны я бы, скорее всего, не справился. Сегодня пятница. Один из тех дней, когда в любой столичный ресторан попасть очень и очень проблематично. Но мы справились. Почему я говорю мы? Так с чьих слов замдиректора подарками грозилась, выбивая нам "по блату" нужные места в удобное для нас время.

Полчаса напряжённых телефонных переговоров, и вот у нас забронированы места в оба ресторана.

– Татьяна Вениаминовна, позвольте на память о нашей сегодняшней шалости вручить вам скромный сувенир. Только пообещайте мне, что вы его дома откроете, а не сейчас, – прощаясь поздно вечером с теледивой у её подъезда, я держал в руках пакет довольно скромных размеров, внутри которого угадывалась коробка.

– Думаю, что это мне стоит вас поблагодарить. Давно у меня не было таких приятных дней, и вечеров, – улыбнулась телеведущая и обозначив поцелуй в щёку, скрылась в подъезде своего дома.

Я выдохнул. Был риск, что она от подарка откажется, если сходу его изучит. А вот позже… Ну, скажите мне, какая женщина в здравом уме и трезвой памяти не оценит часики от Картье.

На обратной дороге я прокручивал наш недавний разговор в машине. Прослушав мою рок – балладу, Татьяна лишь головой качала, почти минуту пребывая в раздумьях.

– Эх, Валера, не в той стране вы родились, – наконец-то выдала она, находясь под впечатлением одной из самых моих удачных песен.

– Нормально у нас всё со страной будет. Нужно просто верить, что когда-нибудь ОН наступит, тот самый понедельник, после которого всё начнёт изменяться, – помотал я головой в ответ.

Легко быть пророком, когда знаешь будущее. В воскресенье у нас по плану землетрясение в Неаполе, а там и до перестановок в правительстве страны недалеко. Может и не с понедельника всё начнётся, но в воздухе уже витает ветер перемен.

Наша с Веденеевой попытка скандала имела вполне определённый успех. На следующей неделе я стал дико популярен среди журналистской братии, кинувшейся меня разыскивать по всей столице. Тут поневоле задумаешься. Порой один скандал может артисту добавить больше известности, чем месяц концертных выступлений. А раз это ведёт семимильными шагами к цели, то почему бы и нет. Беру этот метод на вооружение и буду время от времени радовать акул пера чем-то необычным.

И, я сильно надеюсь, что никто не станет в этом мне мешать.

Раздосадованный и недовольный Либромант – так себе подарок…

Глава 24

Глава 24

Трудно сказать, какую роль телефон играет в нашей жизни. Порой без него человек чувствует себя, как без рук. А на мой взгляд, телефон – это вселенское ЗЛО. Особенно, если он звонит в вашем доме ни свет ни заря. Утешает только то, что порой сжалившийся надо мной Гоша приносит аппарат к моей кровати. Впрочем, иногда за это мне хочется домовёнка облаять, и только осознание того, что он действует из лучших побуждений, заставляет меня вовремя заткнуться.

– Привет, Валера, – приторно прощебетала в трубку Пушкина, – Чем занимаешься?

– Ты не поверишь, но до сего момента лежал и ждал твоего звонка, – отпустил я в адрес поэтессы шутку из моего времени.

По-видимому, хохма не сработала, поскольку Маргарита всё тем же елейным тоном поинтересовалась:

– Ты когда в Москве будешь?

– А когда нужно?

– Было бы неплохо сегодня вечером. Дело есть.

– Если так нужно, то дневным рейсом прилечу. В три часа буду в столице. Не поздно? Кстати, а что случилось-то?

– Моя подруга в "Смене" журналистом работает и ей в готовящийся выпуск нужно материал сдавать. В общем, у неё сроки горят, и она и попросила с тобой интервью устроить.

Сроки, значит, горят. Ну-ну. Как говорится: дедлайн – помощник концентрации сознания. Порой полезная штука эта так называемая "мёртвая линия". Употребление сжатых сроков давит на исполнителей. Мозг, находящийся в поиске новых идей, концентрируется на определённой задумке и начинает креативить в нужную сторону. Таким образом, все неактуальные идеи отпадают. Вот и знакомую Пушкиной припекло, да так, что та к Рите за помощью обратилась.

– Слушай, а у тебя больше ни в каких других изданиях знакомых журналистов нет? Давай пресс-конференцию замутим. Я очередной "Городской романс" анонсирую, а заодно на все вопросы отвечу. Вот только я не знаю, как с помещением быть для такого случая.

– Гена Головко в "Московском комсомольце" работает, – моментально сообразила Рита, – Я для его газеты несколько раз заметки писала. Он Звуковую дорожку ведёт. Если ему сказать, то он всех журналистов Москвы соберёт и с помещением вопрос решит. Правда, если он за дело возьмётся, то всё мероприятие выльется в квартирник и попойку.

Интересная характеристика человека. Сразу и не сообразишь, то ли этот Гена меломан, то ли алкоголик.

– Да и пофиг. Раз уж на то пошло, я сам бухла привезу столько, что все упьются. И потом, в Уставе Союза Композиторов прописано, что у меня порой должны проходить творческие вечера, но нигде не сказано, как они должны проводиться.

– Не отходи от телефона, я тебе перезвоню минут через десять.

Допустим, ждал я не десять минут, а полчаса. Зато узнал, что внештатный корреспондент журнала "Студенческий меридиан" предоставляет свою жилплощадь для столь эпохального события, как моё интервью. Появиться в его квартире я должен в пять часов вечера, и попасть в неё смогу показав вместо пропуска десяток копий нового альбома и гитару. Когда же я заикнулся про алкоголь, Рита сухо ответила, что сей вопрос сугубо на моё усмотрение, но от хорошего вина никто из девушек-журналисток не откажется, а мужчины пускай сами решают, чем травить свой организм.

Угу, знаю я, как женщины пьют. Сначала строят из себя невесть кого, заявляя, что употребляют только вино или мартини, а затем, когда их "благородные" напитки заканчиваются, глушат водяру похлеще любого мужика. Что интересно, вино их развозит в зюзю, а от водки они, наоборот, трезвеют.

В общем, загрузил я в салон Мерседеса гитару, дюжину бутылок марочного вина, которое мне Вера порекомендовала, и пол-ящика водки (как же без неё-то). Долго думал, чего бы на закусь организовать – ни пристало как-то без своей закуски по гостям ходить, тем более в нынешние времена. Ну не плавленым же сырком "Дружба" перед журналистами позориться. К сожалению, моих мозгов хватило только на апельсины с мандаринами, которыми я под самые ручки наполнил авоську. К счастью, на выручку вовремя пришёл Гоша и насоветовал мне накидать в картонную коробку консервных банок с голландской ветчиной, прибалтийскими шпротами и дальневосточной горбушей.

– Ты, прямо как Дед Мороз, собравшийся на утренник, – посмеялась надо мной Вера, когда я в гараже уменьшил Мерс, и уж было собрался переместиться в Москву, – Тебе только красного тулупа не хватает и посоха.

– Зря смеёшься. Тебе предстоит меня увозить с этого мероприятия, иначе интервью и правда в утренник перерастёт. Я в салоне машины маяк для тебя оставлю – прыгай на него, как только дам сигнал.

– Я-то прыгну, – чуть слышно прошипела Вера, теребя двумя пальцами собачку молнии на моей куртке, – А вот если ты попробуешь запрыгнуть на блондиночку-журналистку из Белорусской "Рабочей смены", я тебе лично кое-что оторву. Будешь потом всю оставшуюся жизнь петь дискантом, как юный Робертино Лоретти.

– Верунчик, ты бы режим заботливой мамаши отключила, – перехватил я руку Провидицы, – Я ведь и обидеться могу.

– Больно мне нужно о тебе заботиться, – деланно возмутилась Вера и направилась к выходу из гаража, – Спи с кем хочешь, а я до Нового года в Австрию смоюсь. Ты как раз к этому времени вылечишься.

– От чего это я буду целый месяц лечиться? – озадачила меня своим заявлением девушка.

– Я, вообще-то, энергетик по образованию, а не врач-венеролог. Откуда же мне знать, что ты на винт намотаешь, – бросила Вера через плечо, открывая гаражную дверь, – Может, что-то экзотическое подцепишь, а, может, всего-навсего тривиальным трихомониазом отделаешься.

Вот как мне с таким напутствием перед людьми показываться? Я ведь теперь не то, что ещё не известную мне журналистку буду стороной обходить. Я теперь каждой юбки буду чураться.

Страх страхом, но, как говорится, волков бояться – в лес не соваться. В результате в назначенное время, предъявив на входе гитару приземистому очкарику с усами "а-ля Песняры", я оказался в прихожей двухкомнатной "сталинки" на Кутузовском проспекте. Судя по голосам, доносившимся из зала, дожидалось меня как минимум человек двадцать.

– Геннадий Головко, – представился мужик, открывший мне дверь, – Московский комсомолец.

– Валерий Грин, – пожал я протянутую Геной ладонь, и тут же пихнул ему в руки кейс с гитарой, – Пристрой пока инструмент и выходи на улицу. У меня в машине гостинцы лежат. Я один зараз столько не принесу.

– Валера, а ты сам пить не будешь, что ли? – протерев запотевшие с мороза толстые стёкла своих очков, поинтересовался Гена на кухне, где мы сгрузили всё принесённое из моей машины, – Ты же вроде как за рулём.

– Сестре позвоню. Приедет, заберёт, – объяснился я, – Ты бы хозяина квартиры кликнул, а то как-то не комильфо на чужой кухне заведовать.

Не знаю, кого и как позвал Гена, но через минуту большую, по советским меркам кухню, оккупировала толпа журналистов. Кто-то весело звенел зеленью стекла, открывая бутылки с вином и водкой; кто-то жонглировал консервными банками, выставляя их на стол; кто-то нарезал хлеб и апельсины, при этом замысловатым узором выкладывая и то и другое на один и тот же поднос.

Когда после небольшой дозы алкоголя все перекочевали в зал и мне выделили место на широком подоконнике, услужливо постелив на него ватное одеяло, я, конечно, уже начал догадываться, что не все здесь присутствующие имеют отношение к СМИ. Но не требовать же у людей журналистские удостоверения, а не имеющих таковых, выгонять за дверь. К тому же я вроде сам замутил эту тусовку, так что придётся соответствовать амплуа артиста. Правда, в телефонном разговоре с Маргаритой речь была о пресс-конференции, а не о квартирнике, но по большому счёту, какая разница? Сидим, пьём, поём, болтаем. Весело, хоть и не знаю, что понапишут "акулы пера" после сегодняшних посиделок, и напишут ли вообще что-нибудь.

Кто и о чём разговаривал? Да все и обо всём. Обсудили почти всё на свете, начиная с моды и спорта и заканчивая погодой и свежими фильмами, прошедшими на экранах кинотеатров.

О музыке, кстати, тоже немало говорили. Особенно мне стало интересно, как в "Московском комсомольце" ведётся хит-парад. Оказывается, что рейтинг составляется на основе присланных писем от читателей, проголосовавших за ту или иную композицию или исполнителя. Угу, верх объективности. Теперь-то мне понятно, почему та же Машина времени со своим "Поворотом" не вылезает месяцами из хит-парада.

Что любопытно, ни один из присутствующих не заикнулся о политике, и о том, что меня заметили в обществе с Веденеевой. В моём мире не так – там разговор о любом событии сводится либо к политике, либо перетекает к обсуждению жареных фактов.

Кстати, восседая на подоконнике, я заметил описанную Верой журналистку из Белоруссии. Да и как её было не заметить, если даже сидя на полу, она была выше всех присутствующих. Не скажу точно, но метра два роста в Олесе (по крайней мере, так представилась девушка) точно было. Светлые волосы до пояса, резкие черты лошадиного лица с большими зубами, и полное отсутствие бюста. С чего Вера решила, что у меня с Олесей что-то могло сложиться, я так и не понял. Говорят, не бывает страшных женщин, а бывает мало водки. Чёрт, да в меня столько алкоголя не влезет, чтобы я добровольно лёг с такой, мягко говоря, несимпатичной барышней, в одну постель. А если и упьюсь в хлам, то вряд ли буду способен на какие-то активные действия. К тому же я заметил, что водка меня сегодня не брала, и потому пилась она мной в большей степени за компанию и для запаха.

Водка водкой, но в какой-то момент в доме Юрика (того самого, у которого состоялись посиделки) кончился хлеб. Сунув ноги в ботинки, водрузив на голову кроличью шапку и на ходу застёгивая пальто, хозяин квартиры умчался в бакалею, что была на углу дома, а вернувшись через пятнадцать минут с двумя буханками черного хлеба, заявил:

– Народ, я только что в магазине по радио слышал, будто бы по Южной Италии прошла волна сильнейших землетрясений…

– Поду-уу-маешь, – поглаживая свою козлиную бородку, протянул сидевший по-турецки на полу пьяненький Семён, представившийся мне ранее журналистом из "Ровесника", – Италию испокон веков трясёт. Они же расположены в этом… Как его?.. В сейме… В сесмо…Тьфу, ты, чёрт… В сейсмически опасном районе мира.

– А ещё по радио сказали, что в девять часов вместо программы "Время" по телевизору прозвучит обращение Советского правительства к населению страны, – закончил свой доклад Юра.

– А вот это уже серьёзно, – заявил всё тот же Семён, – Заявления правительства обычно не анонсируется. Если нам на журфаке не соврали, и я всё правильно помню, то нечто подобное было двадцать второго июня сорок первого. Тогда тоже выступление Молотова по радио только в обед прозвучало, а до этого с самого утра обещали, что в полдень прозвучит обращение правительства к Советскому народу.