Текст книги "Приключения либроманта 3 (СИ)"

Автор книги: Сергей Богдашов

Соавторы: Игорь Митрофанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

Глава 21

С Олегом мы не виделись давно.

Когда наши торгово – финансовые операции вышли на приличные обороты, мы перестали доверять обычным "говорилкам", вроде Скайпа, и для связи использовали общение в одной из популярных игр. Там про золото и деньги можно было чуть ли не в открытую говорить, так как эти слова входили в экономику игры. Пусть это было и не очень удобно, но зная любовь наших спецслужб к чужим деньгам, так на порядок безопаснее.

– Напрасно ты там переменами грезишь. Сам во власть не влезешь, а остальные не потянут. Может и добьёшься малозначительных изменений, но только агонию продлишь, и вовсе не факт, что это всё к лучшему выйдет, – высказался Олег, когда я вкратце обрисовал ему, чем собираюсь заняться в самое ближайшее время.

– Я уже тут многое поменял. Афганской войны не случилось. Первые кооперативы лет на восемь раньше появились. И с войной теперь предки обломятся. Как бы тебе понятнее объяснить? Мне пофиг, как тут, параллельно или перпендикулярно мы расположены относительно вас, но здесь у меня жизнь настоящая. И цель есть. Я тебе потом скину файлом, какую я тут музыку пишу. Хотя нет, тебе, наверное, не зайдёт. Время здесь другое, и предпочтения вряд ли совпадают. Тут даже литература сейчас гораздо более спокойная и романтичная, а в музыке больше лирики и мелодизма. Но я сердцем чую, что это моё. То, что надо. Знаешь, там, в России я всегда мечтал быть богатым, пусть не олигархом, но покруче, чем был раз этак в десять. Даже к своей же музыке относился с какой-то торгашеской подоплёкой и всегда знал, что времена суперзвёзд закончились, особенно для композиторов. Чайковских и Моцартов в двадцать первом веке не будет. Вместо них станут известными исполнители, которым легион имя, с их недолго живущими шлягерами. Этакий парад бабочек – однодневок под фонарём.

– А там у вас что? Станешь номенклатурной звездой? – хохотнул Олег.

– Избавь Господи от таких радостей, – преувеличенно комически изобразил я лик мученика, закатив глаза в потолок и молитвенно вытягивая перед собой руки, – Я просто занимаюсь своим делом, а раз уж судьба так сложилась, что могу на что-то влиять, то можешь не сомневаться, не я под этот мир буду меняться, а он под меня.

– Не уверен, что я тебя понимаю хотя бы процентов на тридцать. Ты там, у себя, шикануть толком не можешь. Если что, то даже у меня сейчас уже средств накопилось столько, что могу купить себе остров с виллой и яхтой, и пару – тройку фотомоделей с пониженной социальной ответственностью каждый месяц заказывать и менять. Отчёты-то мои хоть смотришь иногда?

– Конечно смотрю, – почти искренне возмутился я, вспомнив, что последний конверт так у меня и лежит нераспечатанный под клавиатурой синтезатора.

Не вовремя то письмо пришло почтой Эль – Дорадо. Посреди ночи. Собственно, как мы с Олегом и договаривались. Я тогда как раз музыку к детскому спектаклю торопился дописать, ещё не зная, что пришедший к власти Предсовмина Тихонов нам премьеру надумает обломать.

Человек – существо странное. Пока его лично какие-то неприятности не коснутся, он на них реагирует вяло. По крайней мере у русских так. Обмани правитель страны тех же немцев или французов, да хоть корейцев, с пенсиями, ценами на бензин или с обещанием стабильного курса доллара, так его политической карьере кирдык тут же бы пришёл. А наши ничего, терпят.

– Раз смотришь, то объясни мне, что ты там нашёл такого, что тут, у нас, нельзя купить за те деньги, которые у тебя на счетах скопились? – на полном серьёзе поинтересовался Олег.

Мда-а… Похоже, последний отчёт нужно повнимательнее посмотреть. Для долларового мультимиллионера в той России, где я жил, действительно преград не так уж и много.

Олег, с его нынешними связями и оборотами тонну – полторы золота и килограмм двести палладия с платиной за месяц легко продаст. В рублях – это бешеные миллиарды. Малой части этих денег хватит, чтобы вместо Киркорова с Басковым всей стране по телевизору целый год надоедать. Но как-то даже радости от таких возможностей не появляется. Вроде и память у меня хорошая, но вот прямо сейчас хоть убей, ни одной песни этих "звёзд" я не вспомню. "Битлс" с их песнями могу часа полтора играть, не останавливаясь и вспоминая по ходу исполнения одну мелодию за другой. У Антонова песен пятнадцать влёт вспомню и сыграю, у Пугачёвой десятка два шедевров, а то и больше наберётся. Зато тех же "Песняров" на рояле исполнить мне сложно будет. Тут я себе отчёт в своих способностях клавишника отдаю полный. Может, кто-то и способен так песни "Песняров" сыграть, чтобы передать сам дух их исполнения, но я пас. Не потяну. Технически исполню легко, но их харизма и очарование за кадром останутся.

И что? Просто всей душой своей чувствую, что никакой радости выход в российские поп – звёзды мне не принесёт. Не та музыка, не то исполнение, и слушатель совсем иной.

Короче, как музыкант и исполнитель я в СССР чувствую себя на своём месте.

Должен сказать, что моя прошлая жизнь в России мне не очень нравилась. Понял я это не так давно. По сути, Разумов со своей бандой колдунов и магов сделал мне царский подарок, забросив меня в это время. Наверное, дело в том, что тут я себя ощущаю иначе. Уверенно. Исчезло чувство бессилия и собственной никчемности, когда ты с тоской понимаешь, что твои метания и порывы ничего не изменят. Вдобавок к тому, у меня появились друзья. Там, в России, я только Олега и Шурави мог бы назвать этим словом. Всех остальных лишь знакомыми и приятелями, и не более того.

Закончив разговор с Олегом я ещё долго смотрел на погасший экран монитора. Не хватало мне этого разговора, чтобы понять самого себя. Теперь точно знаю, что хоть и есть у меня запасной аэродром, но никакого желания возвращаться обратно в Россию у меня нет. Буду жить богато, но уныло, каждый день сам себя терзая мыслями о том, что я мог бы сделать, и не сделал.

Наверное так же себя чувствуют полководцы, когда их после прошедшей войны отправляют в отставку. В ушах ещё слышится гром артиллерии, перед глазами стоят карты сражений и поля битв, а жизнь изменилась и вся интрига осталась лишь в том, чтобы угадать, какая каша будет на завтрак – манная или овсянка.

Судьба мне дала многое.

Собственно, и сделал я уже немало. Наверняка мог бы и больше, но во имя чего? Чтобы сохранить СССР? Так он мне никуда не упирался, особенно сам государственный строй и сложившиеся в нём отношения элиты и номенклатуры. Здесь никого не удивляет, что генералом станет сын генерала, а дипломатом – сын дипломата. Понятно, что есть исключения, не подпадающие под общую тенденцию, но и она, эта тенденция никуда не делась. Невольно Грибоедова вспомнишь, понимая, что за прошедшие полтора с лишним века ничего не изменилось. Как у него там Фамусов это лихо изложил:

– При мне служащие чужие очень редки;

– Все больше сестрины, свояченицы детки;

– Один Молчалин мне не свой,

– И то затем, что деловой.

– Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку,

– Ну как не порадеть родному человечку!..

Во-во, в моём социализме всё то же самое. И ещё тонны пропагандистского вранья, которое уже дико выбешивает. Хоть телевизор не включай. Очень уж он способствует поддержанию негативного отношения к КПСС. До зубовного скрежета, порой.

Если что, то я себя антикоммунистом не считаю. Всё обстоит гораздо проще. Я попросту не считаю коммунистами тех, кто сейчас входит в партийное руководство страны. Куда делась их смелость и принципиальность? Неужели не видят, что у власти маразматики, готовые на всё, лишь бы никаких реальных перемен в стране не происходило?

Хватило же у Сталина во время войны ума, чтобы отстранить от непосредственного командования комиссаров и замполитов. А теперь они снова к власти пришли. Райкомы, горкомы и обкомы партии всем командуют. И не дай Бог директору завода или председателю колхоза не выполнить "руководящие указания". Выговор, строгий выговор, исключение из рядов КПСС, и конец карьере. С должности точно снимут.

Думали коммунисты, Сталина на них нет? Так вот не угадали. Он есть.

По крайней мере в следующих аудиописьмах, которые получат завтра все члены Политбюро и ЦК КПСС, именно голосом Сталина будут названы новые фамилии предполагаемых руководителей страны: Романова, Примакова и Огаркова. Была у нас ещё и кандидатура Машерова, но тут выяснилось, что опоздали мы с ним. Четвёртого октября он в аварии погиб. Обидно. Хорошего человека не успел спасти. Интересно, каким бы СССР мог стать под его руководством?

Заодно и экономическая реформа перейдёт на следующий этап, а там не за горами уже тот период, когда на хозрасчёт перейдут не только заводы, но и все республики СССР. Пусть люди заранее выяснят, кто в Союзе кого "кормил", чтобы потом не было больше поводов для спекуляции и игры с цифрами статистики. В моей Истории одной из причин распада социалистической Империи как раз был скандальный раздрай по поводу экономики отдельных республик. Понадобились десятилетия, чтобы жизнь сама расставила всё по своим местам и на деле показала, кто был прав, а кто нет.

– Чем занимаешься? – поинтересовалась у меня Вера, вернувшаяся телепортом из Европы в наш "пузырь", и уже оттуда прибежавшая ко мне в дом.

Да, мы с ней так решили, что её частые отлучки могут привлечь внимание и будет разумнее всего, если она не прямо в доме будет появляться, а в "пузыре". Если у нас вдруг какие-то гости нежелательные появятся, то Гоша всяко успеет ей выход из "пузыря" перекрыть, или предупредить, чтобы не торопилась.

– Аниськина жду, – обозвал я привычным прозвищем нашего участкового, постукивая киянкой по измятому куску железа, – Сама же сказала, что он сегодня пожалует.

Крыло от мотоцикла выстукиваю и правлю. Надо же легенде соответствовать. Пришлось разыскать и купить в хлам убитый мотоцикл Zündapp KS 750. Тот самый, который всем по Великой Отечественной Войне известен. Правда, пулемёта при нём уже нет. Да мне он, в общем-то, и без надобности. У меня веселее приблуды есть. В конце концов либромант я или где.

– А-а, – понимающе отозвалась Вера, с нехорошим интересом и нездоровым блеском в глазах обходя по кругу раритетный байк, – А тебе он зачем?

Она с деловым видом попинала наполовину разобранного красавца по заднему колесу и с плохо скрываемым вожделением уставилась на меня.

– Ты мне предлагаешь на рыбалку или по грибы на Мерседесе ездить? Так он там не пройдёт. Ты ещё не все наши дороги видела, если их так можно назвать.

– Дашь покататься! – не выдержала она долгой игры, сходу переходя к делу.

– Куда ж я денусь, – с наигранной скорбью ответил я ей, вытирая руки тряпкой сомнительной чистоты, – А вот и наш гость долгожданный пожаловал, – объявил я о появлении милиционера у дверей дома, предупреждённый Гошей через коммутатор.

– Я в дом пошла, чай вам приготовлю, – окинула напоследок взглядом Вера мой "новый" старый мотоцикл, – И да, у тебя всё нормально закончится.

Услышав звонок в глубине дома, я открыл гаражные ворота и окликнул участкового, стоящего у входной двери. Дождавшись, когда Михаил Степанович пройдёт в гараж и попадёт под действие моего амулета "добродушия", я вежливо поздоровался и поинтересовался целью визита.

– Сигнал поступил, – бодро было начал капитан, тут же "поплыл", и в его речи зазвучали чуть ли не жалобные нотки, – Анонимка, будь она неладно. Мол, замечены дорогие машины, заезжающие и выезжающие из вашего гаража. Обязан проверить. Служба, так сказать.

Говорят, кто предупреждён, тот вооружён. Вот и я попросил Гошу в уголке отдыха, где он так любит распивать чай в компании с местными домовыми, создать небольшую галерею с изображениями Хорьха и Мерседеса до ремонта и после.

– Михаил Степанович, – подозвал я участкового к Гошиной фотовыставке и кивнул в сторону висящих на стене фотографий, – Не об этих машинах речь?

– Вполне может быть, – начал пристально рассматривать капитан фотографии.

– Вы присмотритесь, какие были машины до ремонта, – не удержался я от совета, – Отреставрированный Хорьх я Вам, к сожалению, показать не могу, так как он сейчас в гараже "Мосфильма" находится, а вот восстановленный Мерседес, купленный мною у Высоцкого, вы сами у ворот видели.

– Сам ремонтировал? – кинул на меня недоверчивый взгляд участковый.

– Всё, кроме покраски. Сами понимаете, – развёл я руками, – В гараже пыльно, да и краску толком не запечёшь. А всё остальное… Да, сам. Хобби у меня такое – восстанавливать технику и давать ей новую жизнь. Вы через месяц-другой ко мне загляните – увидите, что я из этого мотоцикла сделаю, – ласково погладил я руль немецкого байка.

– Силён, – покачал головой капитан, – А у меня вот порой нет времени на своём Москвиче масло поменять. Хотя, в принципе, и ездить-то, тоже нет времени.

Хм, интересно, откуда у местного участкового деньги на машину с его-то жалованием? Нет, я понимаю, если б дело было в моём времени – там стоит только открыть любую новостную ленту, как в глаза сразу кидаются заголовки про "оборотней в погонах" с миллионами на счетах. А здесь-то, откуда у простого участкового деньги на личный автомобиль?

Не знаю, как понял мою паузу Михаил Степанович, но поспешил объяснить, что Москвич ему достался по наследству от папы, который во время "золотой пятилетки" будучи простым механизатором в совхозе, умудрился за лето заработать на автомобиль.

Лучше бы участковый про историю своей машины вообще ничего не рассказывал, потому что в голове у меня всё перемешалось, и возникла куча вопросов. Как можно, работая в советском совхозе, за сезон накопить на легковушку? Пусть это "четыреста восьмой" Москвич и "всего лишь" за четыре с половиной тысячи, и то, если по госцене. Но как? Это какую же месячную зарплату нужно было иметь? Где сейчас эти совхозы, выплачивающие своим работникам такие огромные деньги?

До самого ухода капитана меня не покидала мысль, что где-то он меня со своей машиной надул.

Естественно, я не стал ничего расспрашивать у Михаила Степановича, а попросил Гошу сделать мне сводку про упомянутую милиционером "золотую пятилетку".

Ох, как много я для себя нового узнал. Был ведь скачок в экономике в конце шестидесятых. А главное, я выяснил, что во времена восьмой пятилетки и правда проводилась реформа экономической политики Советского Союза, получившая название Косыгинская реформа. В моей эпохе историки, экономисты и финансисты много спорили о пользе, вреде и о причинах сворачивания реформы, но факт в том, что она была.

– Это же председатель Совета Министров, которого сменил Тихонов, – увидел я знакомую фамилию в выборке, предоставленной мне домовым, – Где он сейчас? Что с ним?

– В столичной клинике на Мичуринском проспекте, – доложил Гоша, – В твоей истории он там же и умер утром восемнадцатого декабря восьмидесятого года. Со слов лечащего врача, во время очередного обхода у Косыгина возникла внезапная острая коронарная недостаточность с остановкой сердца. В общем, чуть больше месяца ему жить осталось. Что ты затеял?

– Хочу Алексея Николаевича сделать внештатным консультантом будущего Предсовмина, – объяснил я свою задумку домовому, – Сделай мне, пожалуйста, краткую выборку по Косыгину.

* * *

Попасть ночью к спящему Косыгину в персональную палату? Да как два пальца об… асфальт. Особенно если знать точное месторасположение больного, о котором поведал в своих воспоминаниях лечащий врач пациента. Я, если что, как-то раз без всякой помощи умудрился из психбольницы человека похитить. Так что, ничего удивительного в том, что глубокой ночью я оказался в больничной палате, в которой после обширного инфаркта находился бывший председатель Совмина.

Наложив на помещение несколько чар, которые замуровали палату и сделали её абсолютно звуконепроницаемой, я вдобавок включил подавитель "жучков". Паранойя? Может быть. Но кто его знает, вдруг кому-то пришло в голову прослушивать лежащего на больничной койке пенсионера. Впрочем, после активации очередных амулетов, Косыгина технически уже нельзя назвать больным.

– Как себя чувствуете, Алексей Николаевич? – заметил я благодаря "магическим" очкам, что Косыгин проснулся и лежит с открытыми глазами.

– Вы хоть раз умирали? – послышался неожиданный вопрос.

– Как-то не довелось, – поёрзал я на стуле, оставшись сидеть около кровати Косыгина.

– А я умирал. И знаете, там как-то… неуютно.

– Думаю, что следующая Ваша экскурсия в потусторонний мир случится нескоро, – заверил я Алексея Николаевича, – Ничего, если я включу свет? Мне хотелось бы, чтобы Вы прочитали некоторые документы.

– Конечно, не против, – спокойно откликнулся Косыгин, – Заодно и очки подайте. Они в верхнем ящике тумбочки лежат.

– Боюсь, что очки Вам теперь ни к чему, – улыбнулся я, рассматривающему меня при свете настольной лампы Алексею Николаевичу, – Впрочем, таблетки Вам отныне тоже нет нужды глотать. Разве что из уважения к лечащим докторам.

Готовясь к встрече с Косыгиным, я долго думал, в каком образе перед ним предстать. Устраивать спектакль с облачением в того же Сталина у меня желания не было. Истинного себя показывать смысла не было. Поэтому я воспользовался амулетом, который делал мою личность не запоминающейся – с одной стороны, не страшно для окружающих, а с другой, описать меня хоть, сколько примерно никто не сможет, даже если проведёт рядом со мной сутки.

По сути, мне Косыгину предложить нечего. Его даже смертью не запугать. Поэтому я зашёл с козырей и вручил Алексею Николаевичу файл с обзором событий, прошедших в моём мире с конца семьдесят девятого вплоть до начала двадцать первого века.

Как ни странно, но за все те полчаса, пока Косыгин читал, он не задал ни одного вопроса, а только всё больше и больше хмурился. Согласен. Нелегко читать приговор своей страны, пусть она и в какой-то неизвестной параллельной вселенной.

Как бы то ни было, но я понимал, что Алексей Николаевич осознаёт, что сейчас перед ним сидит представитель той самой вселенной, историю которой он сейчас читал. Может поэтому-то я и не услышал никаких вопросов.

Отложив на тумбочку прочитанное, Алексей Николаевич откинулся на подушку и посмотрел на меня:

– Я так понимаю, что точкой расхождения нашей и вашей истории стало заседание политбюро, на которое у нас прилетела американская ракета. Почему Вы обратились именно ко мне? Я ведь всего-навсего пенсионер.

– Хотя бы потому что в нашей истории Вы единственный в Политбюро, кто до самого конца был против ввода ограниченного контингента в Афганистан, – с интересом наблюдал я за реакцией Косыгина.

– Налёт на дом на Старой Площади и парад на Красной Площади ваших рук дело? – растянулись в слабой улыбке тонкие губы моего собеседника.

– Пошалили немного, – отразил я улыбку, – Сами же видите – в войну не ввязались, Олимпиаду успешно провели, а ничего существенно не изменилось.

– А как же кооперативное движение? – возразил Косыгин, – Судя по прочитанному, оно у вас значительно позже началось.

– А сколько наших предложений из огромного списка осталось без внимания? – попрекнул я бывшего Предсовмина.

– Согласен, – поник Косыгин, – Тут не поспоришь. Вашу программу улучшения экономики можно было год назад запускать. Тут есть и моя вина. Не смог настоять даже на том, чтобы её внимательно рассмотрели. Что я могу сейчас сделать?

– В ближайшее время кресло в Вашем бывшем рабочем кабинете займёт Евгений Примаков. В нашей истории он был заметной фигурой. Хотелось бы, чтобы Вы помогли ему стать такой же фигурой и в вашей истории, только как можно быстрее.

– То есть, оставаясь на вторых ролях, консультировать будущего председателя Совета Министров? Хм, а почему бы и нет? – задумался Алексей Николаевич, – Я всё равно теперь пенсионер. Времени у меня полно, бардака в стране тоже, а судя по прочитанному, будет ещё больше. Только посмотрит ли сам Евгений Максимович из своего нового кресла в мою сторону?

– Поверьте, ему подскажут в какую сторону стоит в первую очередь смотреть, – заверил я, – Итак? Что скажете?

– Как видите "вертушки" меня лишили, – кивнул в сторону тумбочки Косыгин, на которой, кроме прикроватной лампы, видимо, предполагалось наличие телефона правительственной связи, – Передайте Примакову, чтобы обращался с любыми вопросами.

– Обязательно, – кивнул я, вставая со стула, – Вам документы оставить?

– Основное я запомнил, – покачал головой в ответ, – А в больнице они ни к чему. Вот если бы их мне домой прислали. К примеру, с помощью марок Эльдорадо.

– Коммунист почти с полувековым стажем, а верит в сказки о какой-то мифической стране, – с трудом сдерживая смех, попенял я Косыгину, – Не прощаюсь с Вами, Алексей Николаевич, – пожал я крепкую сухую мужскую руку, подцепил с тумбочки файл с бумаги, зашёл в ванную комнату и телепортировался из неё домой.