Текст книги "Поиск-80: Приключения. Фантастика"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Сергей Другаль,Юрий Яровой,Виталий Бугров,Владимир Печенкин,Семен Слепынин,Григорий Львов,Евгений Карташев,Всеволод Слукин,Александр Дайновский,Андрей Багаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

3

Коллег из области встретили без особой радости: прислали – значит, не верят, что в Сторожце справятся сами, а кому приятно, когда намекают на твое неумение и беспомощность? Следователя облпрокуратуры Загаева Хилькевич немного знал – приходилось встречаться на совещаниях. Сухощавый, с красивой волной седоватых волос над высоким лбом, Константин Васильевич Загаев сразу дал понять, что приехал не огрехи считать, а вместе с местными работниками распутывать дело. Ну, допустил кое в чем небрежность Хилькевич, получит за это от начальства, но ведь не это главное…

Оперативника Ушинского Хилькевич совсем не знал и опасался больше – такие вот молодые «областные», часто с гонором, старым кадрам ничего не прощают. Однако и Ушинский оказался простецким парнем. Большой, добродушный, лицо круглое, бесхитростное. С такой внешностью в самый раз учителем физкультуры в школе работать.

Хилькевич почувствовал себя свободнее, ободрился. Подробно доложил приехавшим о деле, высказал свое мнение:

– Лично я почти уверен, что убил Гроховенко.

– Возможно, возможно, – задумчиво согласился Загаев.

– Почему вы так полагаете? – простодушно поинтересовался Ушинский.

– Ну как же, только у Гроховенко были хоть какие-то основания обижаться на Машихина. Установлено, что полгода назад Гроховенко посадили на пятнадцать суток за избиение жены, и свидетелем против него был кто? Машихин! И вот ссора…

– Подозреваемые заявили, что оба ссорились в тот день с потерпевшим, – напомнил Загаев.

– Да, но из-за чего? Они ругали Машихина, что тот заявился пить их водку. Он купил бутылку за свои деньги, и конфликт был исчерпан. У Гроховенко же могла затаиться пьяная обида за давние показания Машихина против него. Ну-с, пойдем дальше. Свидетели утверждают, что Божнюк пьянеет быстро. Естественно предположить, что он первым уснул на лавке, как и говорит в показаниях. Более крепкий физически, Гроховенко мог справиться с не очень хмельным Машихиным. Чтоб направить нас по ложному пути и выиграть время, Гроховенко вначале заявил, что убит Божнюк…

– Зачем ему выигрывать время? Он не пытался бежать, сам вызвал милицию. Это Божнюк убежал…

– Вы считаете, убил он?

– Не знаю, – Загаев так откровенно развел руками, что Хилькевич несколько успокоился, – спец из области и тот не сразу разберется в этом каверзном деле.

– Дарья Ивановна, по сведениям загса, муж при регистрации брака принял вашу фамилию. Почему, интересно?

Вдова тоскливо глядела на Загаева, комкала платок, готовая вот-вот заплакать.

– Фамилия евонная мне не пондравилась. Чирьев – на что похоже? От людей совестно. А Машихин – ничего. От первого мужа мне досталась фамилия, только и наследства.

– К Зиновию никто из других городов не приезжал? Нет? Писем не получал? Тоже нет. Пил часто?

– Каждый день. Ну, не дрался, вечная ему за это память. Тихий был человек… – вдова прижала платок к глазам.

– Дарья Ивановна, по данным поликлиники, ваш муж не так уж и болен был. Работал всего-навсего сторожем, порой сидел и без работы. Выходит, лишних денег в семье не было. А на водку много надо каждый-то день. Стало быть, он пропивал ваши сбережения?

– Бог с вами, яки у меня сбережения! Не поила я Зиновия, на свои он пил.

– Откуда у него? Воровал, что ли?

– Грех на покойного напраслину переть!..

– Я не пру напраслину, я спрашиваю. Не крал, не зарабатывал, в сберкассе не держал, у вас не брал – на что же каждый день пьян?

– Куда уж ему в сберкассе, не таки мы грамотны, чтоб получать богато. Но деньги у него были. Халтурил где-то, подрабатывал по-плотницки. Еще говорил, накоплено честным трудом, пока в холодных местах на Урале робил. Дюже бережливый был покойничек, копейки лишней не потратит. Только на пьянку не жалел. Гляжу я, бывало, и думаю – таку бережливость да на хозяйство бы…

– Где он хранил свои честные накопления?

– В мужние хвинансы я не совалась. Где хранил? После него ни копейки не осталось, так, мабудь, и хранить нечего…

– Сами вы видели у него деньги?

– Да каки гроши, бог с вами, у Зини и штанов-то путящих не было. А что до выпивки, так вы и сам, я извиняюсь, мужик, знаете. На хлеб не найдешь, а на водку завсегда…

Ничего существенного Загаев от вдовы не узнал.

Ушинскому тоже не повезло. Хилькевич сплоховал, не обследовал своевременно место происшествия. Потом дождь смыл следы, если они были на огороде и в проулке. А в доме навела порядок выписавшаяся из больницы жена Гроховенко.

На третий день после приезда Ушинский вызвал на повторный допрос школьников Женю Савченко и Колю Гроховенко. Вызвал с неохотой – не детское это занятие давать показания по делу об убийстве. С ребятами пришла седенькая учительница, которая нервничала больше, чем мальчишки. Она считала, что детям непедагогично находиться в милиции, что следователь не щадит детской психики, задавая грубые и бестактные вопросы, и едва сдерживалась, чтобы не сделать Ушинскому замечание. Женя Савченко ничего нового не сказал, и его отпустили на занятия. Коля Гроховенко отвечал охотно – он любил детективы и, кажется, не очень жалел попавшего в неприятность отца.

– Коля, ты хорошо рассмотрел того человека, что бежал по вашему огороду?

– Он не бежал, а быстро шел. Я не очень смотрел. Думал, дядя в уборную пошел.

– В чем он был одет?

– Н-не видел. Его ж плетень закрывал.

– Ты нижнюю часть фигуры не видел из-за плетня. Ну а голову, плечи? Фуражку?

– Он без фуражки…

– Какие волосы?

– Не заметил.

– В пиджаке? В рубахе?

– В пиджаке.

– Какого цвета?

– Серый.

– Что? Ты точно помнишь?

– Серый.

– А не синий?

– Нет, помню, серый.

– Так, понятно… Вот что, вы посидите здесь, я сейчас…

Ушинский торопливо вышел и привел в соседний кабинет четверых мужчин. Один из них – электрик, который пришел менять проводку, – был одет в синюю робу, излюбленную в городе, как известно, продукцию местных швейников. Другие – посетители паспортного отдела: двое – в серых пиджаках разных оттенков, третий – в светло-синем. Выстроив их спиной к входу, Ушинский позвал Колю.

– Какого цвета пиджак был у того дяди?

Колин взгляд, не задержавшись на синей робе и светло-синем пиджаке, остановился на втором сером, потемнее:

– Вот.

– Таким образом, по усадьбе Гроховенко шел не Божнюк, а кто-то другой. Ведь Божнюк одет в синее. Направление одно и то же – от крыльца, мимо уборной к пролому в плетне. У Божнюка и того, неизвестного, одна цель: не выходя на улицу, незаметно покинуть место происшествия. Предполагаю, что, кроме подозреваемых собутыльников Машихина, на месте преступления находился третий. Возможно, убийца.

– Позволь, позволь, Юрий Трифонович, – возразил Загаев. – В имеющихся материалах ничто не подсказывает такую версию. В сером пиджаке, быстро шел к плетню… Чтобы выйти, сначала надо войти. Старик Горобец не видел этого входящего. Допустим, что старик не заметил. Как сумел этот неизвестный не оставить никаких следов? Почему Божнюк и Гроховенко ни разу не проговорились, что присутствовал еще кто-то? Они же знают, какие серьезные обвинения могут быть предъявлены им.

– Неизвестный мог проникнуть тем же путем – через плетень. Следов по-настоящему не искали. А те двое были пьяны.

– Н-да… Что ж, можно принять как версию… В этом деле самое трудное понять, кому выгодна смерть Машихина. Божнюку и Гроховенко вроде ни к чему. По пьянке? Личности они мало симпатичные, но убить просто так, за здорово живешь, и тут же лечь спать… Но ведь кто-то убил человека. Днем. При возможном свидетеле или свидетелях. Значит, причина была. И веская.

– Константин Васильевич, а не поискать ли ответ в доме Машихина?

– Обыск?

– Обыск. Подумай, что получается: от Машихиной узнаем, что Зиня Красный не выпрашивал трешку, как иные мужья, а шел в магазин и покупал водку. Ежедневно! В сберкассе счета не имел.

– Подозреваешь тайник? Ну, это уж что-то из кино…

– Сам знаю, что мало вероятно. Но и не исключено. Тайник не тайник, хотя бы какой-то намек на таинственный денежный источник Машихина. Поискать-то стоит?

– Пожалуй… Если дадут санкцию на обыск.

– Уговорите прокурора. Надо разрабатывать версию, что в прошлом у Машихина есть темные дела, которые ему и отрыгнулись.

– Темные дела есть. Известно, что он до приезда на Украину жил на Урале. Я делал туда запрос. Вот, познакомься с ответом. Довольно долго Машихин жил в рабочем поселке Малиниха, работал плотником на заводе стройматериалов. За хищение этих самых материалов был осужден на два года. Освобожден досрочно и возвратился в Малиниху, на прежнее место. В конце позапрошлого года уволился и уехал.

– Много он там расхитил?

– Не сообщают.

– М-да.

– Так обыск-то будет?

– Версия не лишена, как говорится… Попробую уговорить прокурора.

Прокурор дал санкцию на обыск с большой неохотой:

– Нас могут не так понять: вместо подозреваемых вздумали искать у потерпевшего. Да-да, понимаю, версия…

– Вот именно! При такой неясности не следует отвергать даже маловероятную.

– Хорошо, попытайтесь.

Дарья Машихина всплеснула руками:

– В моей хате?! Срам перед народом!

Ушинский ее заверил, что обыск пройдет в полной секретности. И постарался эту секретность обеспечить. Понятых подобрал в гостинице, приезжих: местные не сумеют сдержать языки. Дарью вызвали утром с работы будто бы для дополнительного допроса. В хату к ней шли не гуртом: сперва Загаев с Ушинским, потом Хилькевич с понятыми. Загаев беседовал с унылой Дарьей, остальные осматривали сенцы, кухню, горницу.

– А что, Дарья Ивановна, вот эта вещица принадлежала мужу? – Ушинский потрогал транзисторный приемник на комоде.

– Не. Шуму Зиновий не любил. Брат с жинкой ночуют у меня: одной-то боязно в пустом доме… Брат живет в совхозе, двенадцать верст отсюда. Каждый вечер на мотоцикле приезжает. Братнево это радио.

Нашлись мужская куртка и сапоги, тоже Дарьиного брата, сорочка его жинки. Все, что принадлежало Зиновию Машихину, было не новым, потрепанным, обыкновенным и подозрений никаких не вызывало. Ушинский продолжал осмотр спокойно, невозмутимо. Но, хорошо его зная, Загаев видел разочарование оперативника, да и сам уже обдумывал, как станет оправдываться перед прокурором за бесполезный обыск. Ничего больше не ожидая, он толковал с Дарьей о том о сем. На вдову нахлынули воспоминания, она разговорилась:

– Простая душа, незлобивый был покойничек Зиня. Компанию любил, даже ежели не дюже хорошая компания. Везде дружков найдет, отказать им не может. А утром хворает, болезный.

– Опохмелялся?

– Ну а как же. Только, бывало, глазыньки продерет, лезет в подпол рассолом отпиваться. В подполе у меня бочонок с огурцами. Весь рассол выпил, сердешный, аж огурцы портиться стали. Посидит там, в холодочке, а опосля в магазин потянется.

– Подполье мы еще не осмотрели. Извините, Дарья Ивановна, обязаны.

– Мне чего, шукайте, коли пришли.

Ушинский уже поднял люк в полу кухни, позвал понятого.

– Прошу и вас, Дарья Ивановна. Покажите, пожалуйста, как обычно сидел ваш муж.

– Як? Сидел и сидел… У кадочки… Стакан у него там…

Дарья вздохнула и полезла за Ушинским в подполье.

Загаев остался в горнице, смотрел через занавеску на окне в густые вершины яблонь и вишен, прислушивался к грохоту, реву машин рядом на стройке корпуса швейной фабрики и обдумывал, что же теперь делать, где и что искать…

Из подполья глухо донесся женский вскрик. Загаев прислушался. Из люка вылез Ушинский. За ним показалась голова Дарьи, на очень бледном лице ее застыло изумление. Дарья глядела на Ушинского как на фокусника. А он, держа за краешки, нес к столу, как самоварчик, большую красную жестяную банку с надписью «Томат-пюре».

– Константин Васильевич, эврика! Тайничок аккуратненький, в бревне, за кадушкой с огурцами. Ай да плотник был покойный!

Дарьина голова все еще торчала из люка. Хилькевич подхватил вдову под мышки, снизу подсадил понятой, Она постанывала, хватаясь за сердце.

Все сгрудились у стола, и Ушинский осторожно снял с банки самодельную крышку, извлек ветхую тряпицу.

– Ого! Гляди-ка! – зашептались понятые.

Под тряпицей деньги. В разных купюрах. Сотенные, полусотни, двадцатипятирублевые, десятки, немного пятерок.

– Дарья Ивановна, вы знали о тайнике?

Вдова, словно окаменев, не слыша вопроса, смотрела в банку.

– Дарья Ивановна, очнитесь. Вы знали?!

– А? Божежки, у него ж и штанов-то путных не было…

– Вы видели эту банку?

– Банка, мабудь, моя. В клуне валялась. Давно ее там не бачу, вона эвон где! Люди добрые! Зиновий-то, при его-то здоровьишке… харчи добры нужны были… Лекарства…

Считали деньги. Загаев и один из понятых записывали подсчитанные суммы. Дарья сидела на табурете, на деньги не смотрела, шевеля беззвучно губами, разглаживала, расправляла юбку на колене.

– Все, – сказал Ушинский. – Сколько насчитали?

– Восемь тысяч семьсот двадцать пять.

– Для плотника-халтурщика многовато. Дарья Ивановна, да очнитесь же! Запомните: про обыск никому ни слова, даже брату. Ради вашей же безопасности, Дарья Ивановна. Вы слышите?

– Слышу… Таки богаты гроши! А он в драных штанах ходил…

– Ну кто мог предположить, что у Машихина имелись такие деньги! – вздыхал Хилькевич. Сторожецкого следователя мучило сознание оплошности в начале следствия, он пытался оправдаться – не перед другими, перед собой, – оправдания не получалось… – Кто мог предположить! Существовал Зиня Красный весьма скромно, этакий безвредный пьяница…

– Не могу с вами согласиться, – возразил Загаев. – «Пьяница» и «безвредный» – несовместимые понятия. Пьяница всегда вреден… А скажите, за последние годы случались в районе и городе крупные кражи?

– Нет. То есть кражи-то были. Но, во-первых, не в таких крупных размерах. Во-вторых, преступления раскрыты, и воры давно отбывают наказание. Не всегда же мы ошибаемся, Константин Васильевич. До сих пор с делами справлялись…

– Хватит вам себя корить, – улыбнулся Ушинский. – История-то в самом деле каверзная. Давайте лучше подумаем, что дальше? По имеющимся данным, Машихин из Сторожца ни разу не выезжал, к нему тоже никто не наведывался. Выходит, деньги приобрел каким-то образом до приезда в Сторожец.

– Да. Что деньги добыты нечестным путем, сомнения, полагаю, ни у кого не вызывает: как мог ленивый пьяница заработать столько? Остается загадкой почему убили? Проговорился собутыльникам, и Гроховенко с Божнюком хотели завладеть «кладом»?

– Вы по-прежнему полагаете, что расправился с Машихиным кто-то из них? – удивился Ушинский.

– Кому же больше? Один или оба, в сговоре.

– Вы не пытались искать другие версии? – спросил Загаев.

– Других версий не вижу. Или у вас они имеются?

– Подозреваю, что был у Зиновия и третий собутыльник, – и Загаев рассказал о маленькой подробности, которую выяснил Ушинский при допросе Коли Гроховенко, – о сером цвете пиджака у человека, которого видел мальчик.

Хилькевич с сомнением пожал плечами:

– Не бог весть какой довод. Мальчишка мог ошибиться.

Ушинский, подсчитывавший что-то на листке промокашки, отложил ручку.

– Сколько может пьяница машихинского типа пропить денег в течение года? Скромненько пропить, без «гусарства», как говорил Остап Бендер? Вопрос не особенно научный, однако в нашем положении не бесполезный. Предположим, расходовал он пятерку в день. В месяц – полтораста. В Сторожце Машихин жил год и три месяца. Значит, мог пропить две тысячи двести пятьдесят рублей. В тайнике мы нашли восемь тысяч семьсот двадцать пять. Таким образом, первоначальная сумма – около одиннадцати тысяч рублей. Едва ли тихий расхититель досок мог один украсть такую сумму. Так вот, не этот ли таинственный третий собутыльник, некий Мистер Икс, помогал в свое время Зиновию добыть деньги?

– Где же этот Мистер Икс?

– Кто ж его знает. Завтра Константин Васильевич едет в Харьков, там есть у Машихина троюродная сестра, единственная родственница. Может, она прояснит нам кое-что.

4

Загаев приехал в Харьков на рассвете и прямо с вокзала – домой. Жена уже собиралась на работу, Обрадовалась:

– Костя, ты молодец, так кстати вернулся! Вечером в семь у Иры родительское собрание, а мне придется в цехе задержаться. Ты ведь сходишь в школу, Костенька?

– Не знаю, я домой зашел вроде как в гости. В командировке я здесь, проездом. Так что пои гостя чаем и…

– Господи, вот работа! В своем городе – проездом, дома – в гостях! Что у тебя на этот раз?

– Ну, дело… Вечером, наверное, придется вылететь на Урал.

– Сегодня я тебя еще увижу?

– Не знаю. Я позвоню.

– Суп в холодильнике, чай сам заваришь. Обязательно позавтракай хорошенько… Скажи, Костенька, это дело не опасное?

– Пустяки. Один тип присвоил деньги и часть из них пропил, вот и все.

Ее звали Фелицата Гавриловна, по мужу Бранько. Работница гормолзавода.

– Вы следователь, значит? Зиновий опять что-нибудь натворил? Брат он мне, но троюродный. В детстве жили на одной улице, потом Зиновий уехал: в разных местах жил. Он что сделал-то?.. Потом? Ну, ладно. Да, отсидел полтора года. Посылку ему посылала. Сама не ездила, далеко очень, а у меня детишки. Нет, почти не переписывались. Зиновий все ездил, счастья искал, да кто про него припас счастье… Ленивый, выпить любит.

– Последнее время где жил?

– Не знаю, не писал давно. Последнее письмо из… дай бог памяти… Караульное такое название… Сторожок или Сторожец, кажется. Позапрошлой зимой приехал с Урала, у нас останавливался, да с мужем моим не поладил, уехал в Сторожец этот. Письмо прислал вскорости, и все.

– Деньги у него были?

– В северных краях заработал прилично. Говорил, домик бы купить, ежели недорого попадется. Может, и купил, нашел свое счастье. Пора уж угомониться.

– Еще один вопрос, Фелицата Гавриловна. После отъезда Зиновия из Харькова кто-нибудь спрашивал о нем?

– Да кому он нужен? У Зини и жены-то порядочной не бывало. Ой, погодите-ка, чуть не забыла! Товарищ какой-то заходил, спрашивал. Говорит, года три не виделся с Зиней, мою фамилию и адрес давно когда-то от него слышал, вспомнил вот и разыскал. Я говорю, нет, мол, вестей от Зини. Он и ушел себе.

– Вы сказали ему, что брат в Сторожце?

– Не помню. Может, и сказала.

– Когда он приходил?

– В марте, в середине месяца.

– Каков из себя?

– А ничего, приличный! В плаще зеленом. Да я и не рассматривала, всего минут пять говорили. А что?

– Постарайтесь вспомнить приметы, Фелицата Гавриловна.

Женщина задумалась.

– Молодой вроде… Роста среднего, крепкий такой. Приличный, вежливый… Нет, не помню больше ничего. Дождик моросил, плащ с капюшоном. Да что случилось?

– Ваш брат убит.

Не горе, не печаль, а безмерное удивление на ее лице:

– Зиню убили? За что?! В пьяном виде, да? Когда, где? Ну и ну! Говорили мы – не пей!

– Вы полагаете, все беды у него из-за выпивки?

– Да ни на что он больше не способный. Даже ссориться не способный. Ох, не отпускать бы его из Харькова! – Женщина заплакала.

В областной прокуратуре Загаев доложил о ходе расследования, о дальнейших планах. Командировку на Урал разрешили. Он успел съездить в школу, поговорить с классным руководителем дочери. Пообедал в кафе аэропорта. В самолете хорошо вздремнулось, но досыпал уже в поезде, следующем из большого уральского города до районного центра Седлецка. Приехал утром и в десятом часу явился в районную прокуратуру.

Помощник прокурора отыскал папку со старым нераскрытым делом.

– Да, в 1970 году в районе совершена крупная кража. Да, в поселке Малиниха. В ночь на девятнадцатое сентября взломан сейф кассы в управлении завода стройматериалов. Вор использовал приготовленную для побелки здания приставную лестницу, добрался до окна второго этажа, выдавил стекло, предварительно оклеив его лейкопластырем. Самой ленты не обнаружено, это экспертиза установила, что применялся лейкопластырь. Вахтер управления дежурил внутри здания, на первом этаже, звона стекла не слышал и вообще ничего не слышал. Девятнадцатого сентября была суббота. Только в понедельник, двадцать первого, кассирша, придя на работу, обнаружила хищение. Сумма? Двенадцать тысяч триста рублей.

– Вон как! Мой напарник прикидывал, что должно быть около одиннадцати тысяч.

Помпрокурора скептически улыбнулся:

– Вы в Харькове раскрыли нашу кражу?

– Мы нашли деньги. Чьи – не знаем. Может, и ваши. В Малинихе-то кража не раскрыта?

– Не раскрыта, – неохотно согласился помпрокурора.

– Очень хорошо.

– Что уж хорошего! – вздохнул собеседник.

– Я не в том смысле, – уточнил Загаев извиняющимся тоном.

– Следствие вели самые опытные наши сотрудники, было сделано все возможное, – помпрокурора развел руками. – Но… никаких следов: ни орудий взлома, ни отпечатков пальцев. Собака привела к дороге, и все… Можно с уверенностью сказать, что преступник опытный, хитер, осторожен, действовал в перчатках, имел транспорт.

– Подозревали кого?

– Четверо были на подозрении. Не подтвердилось. Проверили всех, отсидевших сроки.

– Меня интересует бывший плотник завода стройматериалов некто Машихин. Тогда он именовался Чирьевым.

– Чирьев? Минуточку… – помпрокурора полистал дело. – Верно, проверялся Зиновий Чирьев. К краже непричастен. Оперативным путем установлено, что в ночь на девятнадцатое сентября из дому не выходил. Потому только и проверяли, что прежде судим. А почему вас интересует Чирьев? И почему у него есть и другая фамилия?

Загаев коротко рассказал о преступлении в Сторожце. Но собеседник пожил плечами:

– Не знаю, не знаю… По нашим материалам, Машихин – заурядный воришка и пьяница. Взломать сейф – не доски украсть. Притом так аккуратно взломать, так замести след, что опытнейшие оперативники ничего… Нет, как хотите, а сейф Чирьеву не по зубам.

– И все-таки что он делал в ночь на девятнадцатое сентября?

– Вот данные проверки! – помпрокурора ткнул пальцем в лист дела. – «В ночь на девятнадцатое сентября из дому не выходил».

Загаев прочитал отпечатанное на машинке сообщение малинихинского участкового.

– Здесь сказано: был пьян. С кем пил, не написано.

– Ну, знаете! Подобным типам компания не обязательна, и в одиночку пьют с аппетитом.

– Как доехать до Малинихи?

– Автобусом. Желаю удачи. Но сомневаюсь, сомневаюсь, чтобы наши оперативники что-то прохлопали…

Старенький автобус урчал, скрипел, переваливаясь на ухабах расквашенного вешними водами, разбитого шоссе. Но местные пассажиры принимали неудобства езды как нечто вполне нормальное. Не роптали. Кое-кто подремывал даже. Терпел и Загаев. Но вздохнул с облегчением, выйдя через полтора часа из автоколымаги на свежий воздух в рабочем поселке Малиниха. Вдохнул с удовольствием полной грудью, огляделся: зеленела хвоя оживших под весенним солнцем деревьев, хороши и красивы были покрытые лесом невысокие горы. Сам поселок довольно большой. Двухэтажные «восьмиквартирки» подступили к заводскому забору, частные избы уткнулись огородами в подлесок.

Молодой старший лейтенант, малинихинский участковый, встретил Загаева радушно. Повел в столовую, где вкусно и сытно накормили. За чаем разговорились.

– Чирьев? Был такой алкаш. Ну, что вам сказать о нем? Одно доброе дело за ним числится – что уехал отсюда. Мужик безвредный, но и бесполезный. В вытрезвитель часто попадал. У нас свой маленький как бы вытрезвитель. Хотите посмотреть? Ах да, вы про Чирьева… Жил в комнатенке, в восьмиквартирном доме. Одинокий. Разные типы к нему шлялись, алкаши тоже. Почему уехал, не знаю. Три раза за прогулы увольняли, так что пора и уехать…

– С соседями бы его потолковать.

– Это можно. Сейчас адрес уточню.

Он ушел в кабинет заведующего столовой и вскоре вернулся.

– У нас учет поставлен! Вот адрес, Один пойдете? Ладно, если что надо будет, я у себя в кабинете.

Дом из брусьев, в котором обитал когда-то Чирьев-Машихин, стоял на краю поселка, у тракта, ведущего в райцентр. Нужная квартира была закрыта: и новые жильцы бывшей чирьевской комнатенки, и соседи еще не пришли с работы. Загаев пошел пока в управление завода, осмотрел кассу, окно, выслушал воспоминания кассирши. Ничего нового.

Возвратились со смены жители «восьмиквартирки». Но ничем Загаева не порадовали. Кражу помнили, а соседа Зиновия почти забыли. Вот жил в том подъезде электросварщик Крамарев, того помнят: талант к сварочному делу имел и баянист к тому же – что хочешь сыграет. Но Крамарев окончил заочный институт и в Пермь уехал. Еще жил на втором этаже фельдшер Прохин, который сейчас в Новосибирске у дочери живет. Прохина тоже помнят, все к нему домой лечиться ходили, если прихворнется. А Зиновий Чирьев… Этот пьяница-то? В позапрошлом году куда-то делся. И уж пес его знает, что он делал девятнадцатого сентября. Водку пил, поди, что больше-то.

Однако припомнили соседи, что осенью семидесятого года, кажется, приезжали к этому Зиновию двое вроде бы из райцентра. Несколько раз видели их – посидят у Чирьева, выпьют, конечно, и обратно в Седлецк. На чем приезжали? Да на автобусе, поди. Не те личности, чтоб свою «Волгу» иметь. Приметы? Разве упомнишь…

Поздно ночью скрипуном-автобусом вернулся Загаев в Седлецк. Заночевал в гостинице. Утром покопался в архивах автоинспекции: не было ли угона автотранспорта в этом или в соседних районах в сентябре 1970-го? Были угоны. За одну только ночь на девятнадцатое в самом Седлецке четыре случая. Однако, по данным ГАИ, все угонщики выявлены, никто из них за пределы города не выезжал. Меры приняты.

Больше в Седлецке делать было нечего.