Текст книги "Пройдённый путь (Книга 2 и 3)"

Автор книги: Семен Буденный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 50 страниц)

Доклад Г. М. Кржижановского произвел большое впечатление. Наверно, не только перед моими глазами вставала картина недалекого будущего страны. Того будущего, за которое мы проливали кровь...

Но были на съезде и другие выступления. Остатки соглашательских партий пытались чернить работу ЦК партии, правительства, В. И. Ленина, возводили на коммунистов клеветнические обвинения.

Владимир Ильич Ленин дал им резкую отповедь в заключительной речи. Съезд слушал его с громадным вниманием. Ленин говорил со всем народом. И мне казалось, что он обращается прежде всего к воинам Красной Армии, призывает нас быть бдительными, не снижать, а повышать боеготовность и боеспособность частей, надежно охранять безопасность народа, бить врага, если он вновь посмеет напасть на Советскую страну, всюду.

Пламенные слова Владимира Ильича запали в мою душу на всю жизнь, стали для меня руководством к действию на все годы.

"Меня упрекали, например, в том, – говорил Владимир Ильич, – что я выдвинул новую теорию о предстоящей новой полосе войн. Мне не нужно заходить далеко в историю, чтобы показать, на чем основаны были мои слова. Мы только что покончили с Врангелем, но войска Врангеля существуют где-то, не очень далеко от границ нашей республики, и чего-то ждут"{68}.

"Да, – думал я, – за Врангелем надо глядеть и глядеть". И мне хотелось сказать дорогому Ильичу, что воины Первой Конной крепко держат оружие в руках, готовы выполнить свой долг в любое время, в любой обстановке, пойдут в бой на врага по первому зову партии и правительства.

Ленин говорил о том, что нам, военным, надо не забывать о постоянно грозящей нам опасности, которая не прекратится, пока существует мировой империализм, и, если кто забудет об этом, тот забудет о нашей трудовой республике.

"...Говорить нам, что мы должны вести войну только оборонительную, когда над нами до сих пор занесен нож, когда, вопреки сотням наших предложений и при неслыханных уступках, на которые мы идем, – до сих пор ни одна из крупных держав с нами мира не заключила, – говорить это нам – значит повторять старые, давно потерявшие смысл фразы мелкобуржуазного пацифизма. Если бы мы перед такими постоянно активно-враждебными нам силами должны были дать зарок, как нам это предлагают, что мы никогда не приступим к известным действиям, которые в военно-стратегическом отношении могут оказаться наступательными, то мы были бы не только глупцами, но и преступниками"{69}.

Потом я долго раздумывал над тем, что услышал от Владимира Ильича в его заключительной речи. Великий вождь давал завет партии, говорил о том, какой должна быть советская военная доктрина, в каком направлении вести воспитание воинов Советских Вооруженных Сил.

Во время перерывов в работе съезда мы, военные, горячо обсуждали многие вопросы, но неизменно вновь и вновь обращались к нашей Красной Армии, высказывали свои соображения, как нам укрепить ее, что сделать для поддержания высокой боевой готовности.

После заключительной речи В. И. Ленина объявили перерыв. Ко мне подошел Сталин. Он держал в руке незажженную трубку.

– Как, товарищ Буденный, все ясно? – спросил он, улыбаясь в усы.

– Все, – ответил я. – Владимир Ильич хорошо сказал... И нам, Первой Конной армии, есть о чем подумать.

– Да, думайте, – подтвердил Сталин.

Потом мы еще не раз встречались и беседовали со Сталиным, Калининым и другими деятелями нашей партии и государства. В памяти осталось немало волнующих эпизодов. Помню, как по предложению делегата Сибири тов. Полюды съезд принял приветствие доблестной Красной Армии и Красному Флоту. Его зачитал Михаил Иванович Калинин:

"...VIII Всероссийский съезд Советов от имени всего трудящегося населения народов Российской Социалистической Федеративной Советской Республики шлет свой восторженный братский привет революционной Красной Армии за ее невиданные в мире храбрость, упорство и волю к победе, за великие жертвы. В сердцах трудящихся всего мира останется вечная, славная, светлая память погибшим за дело освобождения всего человечества от ига капитала. Слава красным бойцам-победителям, своею беззаветной храбростью раздавившим гидру внутренней контрреволюции, уничтожившим все генерало-баронские банды. Эти славные победы Красной Армии и Красного Флота дают, наконец, возможность облегчить страдания рабочих и крестьян за их великие жертвы на алтарь Октябрьской революции, – за завоевание права на хозяйственное строительство. Намечая новые пути и способы по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства, VIII Всероссийский съезд Советов призывает всех рабочих, крестьян, трудовое казачество и красноармейцев на дружную, не менее героическую, совместную борьбу всех на трудовом фронте по организации новой победы над разрухой и голодом"{70}.

Позднее, когда мы были в Кремле, я оказался рядом с комнатой, в которой записывалось на граммофонную пластинку выступление Владимира Ильича. Не зная об этом, я заглянул в дверь и увидел Ленина. Он стоя говорил в какой-то рупор. Увидев меня, Владимир Ильич, не прекращая говорить, жестом пригласил войти.

– Удивительная вещь эта машина, – сказал он, закончив выступление, записывает и воспроизводит голос человека. Может быть, вы что-нибудь скажете?

– Простите, Владимир Ильич, что помешал вам, – извинился я. – А речи хорошо говорить не умею...

– Как это, красный генерал – и говорить не умеете! – улыбнувшись, воскликнул Ленин.

И Владимир Ильич рассказал мне, как после разгрома Мамонтова и Шкуро белые распустили слухи и даже печатали в газетах, что конницей красных командует генерал, чуть ли не сподвижник известного генерала Скобелева.

– Пришлось, батенька, опровергать, что Буденный не генерал, а всего лишь вахмистр.

Я в шутку поблагодарил Владимира Ильича за производство меня в вахмистры.

– А разве вы не были в этом звании?

– Как же, временно исполнял обязанности вахмистра, будучи старшим унтер-офицером.

– Ну, не беда, – сказал Ильич. – Главное, люди из простого народа, выросшие в революции, умело побеждают буржуазных генералов и офицеров на поле сражения. Пусть чувствуют это империалисты. Вы и другие наши командиры преподнесли им хороший урок.

Увидев фотографа, Ленин предложил сфотографироваться. Я рад был этому случаю, выбежал в коридор, сбросил папаху и бекешу, поправил черкеску. Фотограф снял нас. К великому сожалению, этот снимок я так и не видел.

До Нового года мы с Ворошиловым оставались в Москве – нас пригласили на новогодний вечер, который проводился в Кремле. Там были многие делегаты съезда. Однако на душе у нас было неспокойно. Из армии поступали неприятные вести. Предпринятое в декабре частями 2-й Конной и 4-й армий и Харьковского военного округа окружение Махно в Гуляй-Польском районе полного успеха не принесло – сам Махно вышел из этого окружения.

Преследуемый на Левобережье Особой бригадой и двумя бригадами 6-й кавдивизии, Махно, не принимая боя, уходил на запад, к Днепру. Особая кавбригада настигла Махно у Софиевки, выбила его из деревни, но преследовать не могла из-за крайней переутомленности лошадей – в этот день бригада сделала переход в 70 верст. 4-я кавдивизия преследовала махновцев без отдыха 300 верст до Днепра, но нагнать бандитов также не смогла. Махно удалось переправиться на правый берег. Действующие на Правобережье части нашей армии форсированным маршем устремились к месту переправы, но опоздали, лишь 34-й кавполк столкнулся с Махно у селения Широчанское. Но тот не принял боя и ушел на Покровское.

Клюев доносил, что он приказал 11-й и 14-й кавдивизиям ускорить марш в назначенные районы, что и было выполнено. У Петрово Махно был задержан 2-й бригадой 14-й дивизии и затем 2-й бригадой 11-й дивизии. Прямо после большого перехода обе бригады пошли в атаку, но сбить противника не могли и, потеряв убитыми командира 81-го полка и командира второй батареи 11-й дивизии, вынуждены были отойти от Петрово. Махно ушел на Кампанеевку, сделав до вечера 80-верстный марш. Здесь был вновь настигнут частями 11-й дивизии, принял арьергардный бой, сделал еще 35 верст и заночевал в Ровно. С утра 28 декабря Махно продолжал поспешно уходить, уклоняясь от боя, неотвязно преследуемый частями 11-й и 14-й кавдивизии и частями Упроформа. Махно по-прежнему избегал боя и, ловко маневрируя, уходил от преследования, меняя лошадей у населения.

Со стороны начдивов принимались необходимые меры к уничтожению бандитов, но неуспех операции объяснялся общими условиями обстановки – район борьбы удален от Екатеринослава, плохо была налажена связь. Клюев принял решение объединить операции 11-й и 14-й дивизий и частей Упроформа под командованием энергичного начальника Упроформа т. Богенгарда, имея 6-ю дивизию в резерве в районе Александрии на случай возможного движения Махно на восток к Кременчугу. Мы одобрили это.

Через два дня Клюев донес, что, по полученным неопровержимым данным, Новомосковский уезд охвачен хорошо организованной подготовкой восстания. Положение создается серьезное. Необходимо предоставить широкие полномочия особому отделу.

– Н-да, – проговорил Климент Ефремович, внимательно глядя на меня. Надо нам скорее выезжать в армию. Видимо, рановато еще мы с тобой о мирных делах думать начали, а?

– Да, обстановка там тяжелая... – согласился я с Ворошиловым.

После закрытия съезда мы пошли к Главкому, чтобы доложить соображения Реввоенсовета по увольнению в запас старших возрастов, а также обсудить все вопросы, касающиеся дальнейшего пребывания Конармии в Екатеринославской губернии.

Главкома не было, и нас принял заместитель председателя Реввоенсовета Республики Э. М. Склянский. Я уже встречался с ним раньше, но решать какие-либо вопросы не приходилось. Эфраим Маркович был родом с Украины. Родился в 1892 году в Фастове, в семье мещанина. По профессии – врач, окончил медицинский факультет Киевского университета. В 1916 году служил солдатом в запасном батальоне, а потом врачом в пехотном Черноморском полку. Входил в состав Двинского комитета РСДРП (б), участвовал в создании военной организации большевиков в 5-й армии. В дни Октябрьской революции Склянский являлся членом Петроградского военно-революционного комитета. Затем он был комиссаром Главного штаба, комиссаром Ставки, некоторое время работал председателем военно-хозяйственного совета, заместителем народного комиссара по военным делам. В октябре 1918 года Совет Народных Комиссаров назначил Склянского заместителем председателя Реввоенсовета Республики. С тех пор он и был на этом посту. После организации Совета Обороны вошел в его состав. Мы с Ворошиловым знали также, что за месяц до нашего приезда на VIII Всероссийский съезд Советов, 10 ноября, пленум ЦК РКП (б) создал специальную комиссию под председательством Ф.Э.Дзержинского, в состав которой включили и Э. М. Склянского. На эту комиссию возложили задачу в короткий срок рассмотреть некоторые вопросы демобилизации бойцов Красной Армии (старших возрастов).

О Склянском я много слышал от С. С. Каменева, П. П. Лебедева, М. В. Фрунзе и других военных деятелей. Он не имел специальной военной подготовки, и ему приходилось немало учиться у военных деятелей, чтобы правильно и оперативно решать военные вопросы. И надо сказать, Склянский, за некоторым исключением, справлялся со своими обязанностями. История сохранила для поколений немало документов В. И. Ленина – телеграмм, записок, адресованных Склянскому. Ленин высоко ценил его, но нередко строго отчитывал, если какой-либо вопрос не был им продуман до коица и решался наспех или по непроверенным данным.

Со Склянским последний раз я встретился в 1924 году, когда ЦК партии по просьбе председателя ВСНХ Ф. Э. Дзержинского назначил его на работу в народное хозяйство. Позже он уехал за границу для выполнения важного задания по вопросам торговли. Эфраим Маркович трагически погиб в Америке в августе 1925 года.

Но вернемся к событиям 1920 года.

Склянский встретил нас, как старых, давних друзей. Усадив за стол, стал задавать вопросы: каково состояние 1-й Конной, как ведут себя бойцы, командиры, не разладилась ли дисциплина.

– Сейчас мы берем курс на сокращение армии, – сказал Склянский, – но армию мы обязаны сохранить, сделать все, чтобы она была высокобоеспособной, готовой ответить решительным ударом на любую провокацию. Вы были на съезде и знаете об этом не хуже меня. – И спросил: – Сколько у вас подлежит увольнению бойцов старше тридцати лет?

Я доложил.

– Многовато. – Склянский постучал карандашом по столу. – А как обстоят дела с командирами?

– Многие опытные командиры также подлежат увольнению, – ответил Ворошилов.

Склянский сказал, что командиров не надо увольнять до тех пор, пока каждый не подготовит себе достойную замену. Слово "достойную" он повторил дважды.

– Да, другого выхода мы не видим, – заметил я. – Но многие бойцы долго не были дома, и мы просили бы Реввоенсовет Республики учесть наше мнение... – Я не договорил.

– Какое? – Склянский глянул сначала на Ворошилова, потом на меня.

– Разрешить краткосрочные отпуска конармейцам. На месяц, а то и на полтора, смотря куда ехать. Конармия третий год ведет беспрерывные бои, и в отпусках нуждаются все. Количество такое – десять человек от сотни.

Склянский пообещал положительно решить этот вопрос. Потом заговорил о бандитизме.

– Владимир Ильич очень озабочен положением дел на Украине. Бандитизм мешает налаживать мирную жизнь – надо с ним быстрее кончать, считать теперь борьбу с бандитизмом важнейшей задачей войск Южного фронта.

Беседа наша продолжалась долго. Мы доложили Склянскому о недавнем заседании Реввоенсовета армии, о выводах, к каким пришел Реввоенсовет. Склянский одобрил наши рекомендации, чему, конечно, мы были очень рады. На просьбу обеспечить Конармию достаточным количеством фуража Склянский лишь развел руками.

– Что не могу, то не могу. Плохо с продуктами и фуражом. Все запасы исчерпаны. Но постараемся помочь. Первой Конной надо помочь, она это заслужила.

Вернувшись из Москвы, мы с Ворошиловым рассказали командирам и военкомам о решениях VIII съезда Советов, поставили задачу повседневно разъяснять эти решения конармейцам, в разъяснительной работе подчеркивать, какое исключительно важное, первостепенное значение имеет быстрейшая ликвидация бандитизма, какие требования предъявляют к нам народ, партия, Владимир Ильич Ленин.

Уже почти месяц гонялись мы за Махно, а существенных результатов не достигли. Состояние крайней раздраженности охватывало меня. В течение десяти дней войска фронта разгромили многотысячную регулярную армию Врангеля с мощным вооружением, а здесь те же части фронта не могут справиться с какой-то бандитской шайкой. Нам было стыдно смотреть друг на друга, с трудом подходил я к аппарату, когда вызывал командующий.

Казалось, вот-вот Махно удастся поймать, но вместо победного рапорта поступали новые неприятные донесения.

28 декабря под видом частей Красной Армии махновцы вошли в Ново-Украинку. Махно приказал военкому обеспечить его подводами. Затем, окружив казармы 90-го стрелкового полка Красной Армии, махновцы открыли по нему пулеметный огонь. Полк был захвачен врасплох и не смог оказать организованного отпора. Разогнав органы местной власти, Махно ушел в Песчаный Брод, где и расположился на отдых.

Командование 2-й бригады 14-й кавдивизии решило окружить банду в Песчаном Броде, несмотря на то, что усталость бойцов и лошадей была безмерной. Махно знал, что против него действуют сильно утомленные длительными переходами части, и принял бой, но вел его недолго. После короткой перестрелки банды ушли в направлении Лысой Горы. В ходе движения Махно произвел реорганизацию своих сил, разделил их на три группы. В первой 300 сабель, 200 штыков при 40 пулеметах. Командовал ею Черный Ворон; командир второй – Удовиченко. Численность этой группы не удалось установить. Третья, Шуся, – арьергардная, прикрывала отход всей банды. Численность этой группы также не была установлена. Разведка донесла, что в третьей группе находится раненый Махно. Махновцы снова сумели оторваться и уйти в неизвестном направлении. Как потом выяснилось, они спешили в звенигородские леса.

В чем же была основная причина наших неудач? Об этом мы говорили на специальном заседании Реввоенсовета с участием начдивов и командиров бригад и полков. "Неуловимость" махновцев объяснялась не какой-то особенной талантливостью их предводителя и его штаба. Все обстояло гораздо проще. Любая операция, а преследование бандитов тем более, требовала хорошо организованной разведки, особой бдительности, внимательного изучения и учета конкретной обстановки. Нам же порой давали сведения на основании показаний местных жителей и случайных разъездов. Как ни странно, мы часто узнавали, где Махно, лишь тогда, когда он сам нападал. Простое уклонение Махно от боя принимали за окончательный его разгром. Части спокойно возвращались в походное положение. Отсутствовало нужное взаимодействие. Когда какая-либо часть атаковывала Махно, соседи ничего не знали об этом, иногда продолжали выполнять уже устаревшее распоряжение.

Справедливости ради отметим, что и бдительность среди конармейцев порой была не на высоте, такое наблюдалось даже и со стороны командного состава. Кое-где халатно неслась сторожевая служба, что позволяло Махно атаковать внезапно и уходить незаметно.

Меня особенно возмутил такой случай. 2-я бригада 11-й кавдивизии встретила банду Махно. Шедший в авангарде эскадрон 63-го кавполка вплотную столкнулся с разъездом бандитов. Беспечность конников была так велика, что они вступили в переговоры с разъездом, стали выяснять, кто перед ними. Махновцы предприняли внезапную атаку. Бригада не успела принять боевого порядка, пришла в замешательство и вынуждена была отступить, потеряв почти всю свою артиллерию, обоз.

Пришлось строго наказать виновных. Комбригу 2, военкому и командирам 63-го и 64-го кавполков объявили строгие выговоры. Начдивам 4, 6, 11, 14 и 2-й Туркестанской кавдивизии и комбригу Особой предложили обратить самое серьезное внимание на организацию разведки и службы сторожевого охранения в походе и на стоянках.

Исследователи махновщины нередко выпускают из своего поля зрения такой серьезный и бесспорно важный вопрос, как внутреннее состояние самой Красной Армии, уставшей от изнурительной тяжелой гражданской войны, ведшей борьбу с Махно, с Антоновым в условиях демобилизации и перехода на мирные рельсы – в условиях, которые сами по себе достаточно болезненны.

Приходилось сталкиваться с фактами (об этом мы с Климентом Ефремовичем говорили с тревогой), когда не все начальники стремились выполнить задачу по разгрому Махно во что бы то ни стало и как можно быстрее. Не без основания опасались мы и за отдельные подразделения 1-й Конной.

До нас доходили вести, что за границей внимательно следят за ходом ликвидации Красной Армией бандитских шаек и злорадствуют по поводу наших неудач. Польские и французские буржуазные газеты писали, что, мол, наконец появилась та сила, которая новыми методами войны подточит Советскую власть.

Больнее всего было сознавать, что мы оказались не в состоянии выполнить свое обещание, какое дали в Москве ЦК партии, Реввоенсовету, лично Владимиру Ильичу, – в короткий срок покончить с махновщиной. А Ленина продолжала беспокоить задержка ликвидации бандитизма. Его тревога за положение в стране росла. Он не раз говорил по этому вопросу с Главкомом С. С. Каменевым, не раз давал необходимые поручения через Э. М. Склянского.

В начале 1921 года, проанализировав действия бандитов, особенно на Украине, Ленин написал Э. М. Склянскому:

"Надо ежедневно в хвост и в гриву гнать (и бить и драть) Главкома и Фрунзе, чтобы добили и поймали Антонова и Махно"{71}.

Спустя месяц, 6 февраля, Владимир Ильич вновь обратил внимание военного руководства на действия Махно:

"т. Склянский!

Прилагаю еще одно "предупреждение".

Наше военное командование позорно провалилось, выпустив Махно (несмотря на гигантский перевес сил и строгие приказы поймать), и теперь еще более позорно проваливается, не умея раздавить горсток бандитов.

Закажите мне краткий доклад Главкома (с краткой схемой размещения банд и войск) о том, что делается.

Как используется вполне надежная конница?

– бронепоезда? (Рационально ли они размещены? Не курсируют ли зря, отнимая хлеб?)

– броневики?

– аэропланы?

Как и сколько их используется?

И хлеб и дрова, все гибнет из-за банд, а мы имеем миллионную армию. Надо подтянуть Главкома изо всех сил.

Ленин"{72}.

Об этих записках В. И. Ленина мы узнали от М. В. Фрунзе. Михаил Васильевич потребовал от нас более решительных действий по преследованию Махно. Надо уничтожать его банды с полным напряжением сил. М. В. Фрунзе подчеркнул, что всякое промедление в преследовании Махно будет считаться государственным преступлением.

Реввоенсовет Конармии принял ряд срочных мер. К району, где находились банды Махно, подтягивались наша 11-я кавдивизия. А. Я. Пархоменко приказал бригадам не дать банде Махно уйти на восток, к Днепру и в северном направлении, в леса Киевщины. С запада махновцам отрезала пути 8-я кавдивизия червонного казачества. Банда плотно окружалась, и мы были уверены в скором и полном ее уничтожении.

– Ну, кажется, теперь-то Махно не уйдет, – сказал мне Климент Ефремович. – На Пархоменко я надеюсь. Кто-кто, а уж он этого волка не выпустит.

– Давно пора посадить Махно в клетку, – согласился я. – Непростительно затянулась операция. Не один месяц гоняемся за бандитами. Стыд и срам. Не зря нас Главком журил. Но Пархоменко... Эх, понимаешь, горячий он, как бы удаль не подвела его.

Не знал я тогда, что мое предчувствие сбудется, что никогда больше не увижу Александра Яковлевича, славного боевого друга.

Погиб Пархоменко 3 января. Случилось это так. Узнав, что отряды Махно находятся в районе Лукашовки, Пархоменко отдал своим частям приказ: в 9 часов утра 3 января наступать в район Шуляк, к вечеру достигнуть села Юшковцы, чтобы отрезать Махно пути отступления на север. Сам Пархоменко находился при полештадиве близ села Вороное. А рано утром он, командующий группой А. А. Богенгард, военком Г. Ф. Беляков, военкомдив Д. А. Сушкин, начальник штаба В. К. Мурзин и начальник связи дивизии Сергеев на двух тачанках выехали в направлении села Бузовка.

– Там жители подскажут, в каком направлении ушли банды, – сказал начдив. – Сам Махно наверняка все еще в Лукашовке.

Никто не возразил Пархоменко, хотя от разведчиков сведений о нахождении Махно в соседнем селе не поступило. И, как позже выяснилось, начдив со штабом оторвался от своих основных сил, что и привело его к гибели.

Село было совсем рядом. Чуть в стороне, метрах в трехстах, чернел лес. Вдруг из леса выехали всадники. Они быстро окружили тачанки.

– Кто такие? – спросил Богенгард, сидевший в тачанке рядом с Пархоменко.

– Свои, – громко ответил усатый всадник, что ближе других стоял к тачанке.

– Из каких частей?

– Из восьмой кавдивизии товарища Примакова. Действительно, 8-я кавдивизия червонного казачества в то время располагалась в этих местах, и сообщению поверили.

– А вы кто такие? – спросил усач.

– Я начальник группы по борьбе с махновскими бандами, – сказал Богенгард.

И тогда всадники – это были бандиты из отрядов Махно – набросились на тачанки. Горстка красных конников приняла бой. Но слишком неравны были силы. Упал, сраженный пулей, Богенгард, погибли комиссар Беляков, начштаба Мурзин... Пархоменко еще продолжал стрелять из маузера. Когда кончились патроны, он выхватил из ножен саблю.

Одному лишь ездовому удалось спастись. Он-то и рассказал подробности гибели А. Я. Пархоменко и его боевых друзей.

Весть о гибели отважного начдива болью отозвалась в сердцах конармейцев. Кавалеристы 2-й бригады, уточнив место основной бандитской шайки, стремительно атаковали ее и прижали к речке Горный Тикач; 3-я бригада, взаимодействуя с дивизионом бригады Упроформа, быстро заняла высоты от села Зеленый Рог до озера, отрезав Махно возможность отступления к югу. Банда оказалась в полном окружении. В ожесточенной схватке конники истребили немало бандитов. Лишь небольшой группе во главе с Махно удалось прорваться в направлении к Харькову.

...В Екатеринославском театре состоялось траурное заседание. Сюда пришли представители партийных, советских, профсоюзных организаций города, многие бойцы и командиры 1-й Конной. Климент Ефремович рассказал о жизни начдива, о его боевом пути, о том, как много сделал он для защиты Советской власти от ее врагов. В заключение своей речи Ворошилов сказал:

– Перечислять все подвиги, говорить о героизме товарища Пархоменко значит рассказать две трети истории организации и деятельности славной Красной Армии,. Жизнь Пархоменко, как прекрасная сказка, символ величия пролетарского духа.

Климент Ефремович выразил чувства и мысли всех бойцов и командиров Конармии. Вся жизнь Пархоменко – яркий пример беззаветного служения революции, мужества и героизма, пример великой преданности идеям Коммунистической партии.

Вырвавшись из очередного окружения, Махно вновь сумел в короткий срок пополнить свои отряды. 9 января он оказался в районе Оржица. Через день появился в 45 километрах южнее Лубны. В районе М. Борков к Махно присоединилась крупная бандитская шайка Крестовского. Теперь у Махно было более двух тысяч сабель.

Тимошенко наконец настиг Махно. Одновременно подошли 11-я кавдивизия, 3-й Сибирский полк и батальон ВНУС. Атаку наших сил поддерживали четыре бронепоезда. В результате ожесточенного боя банда понесла крупные потери. Уцелевшие махновцы перешли железную дорогу северо-восточнее Веселого Подола и, преследуемые нашими войсками, бежали в восточном направлении, бросив все свои тачанки и пулеметы. Для окончательного уничтожения махновцев начдивы 11-й и 14-й выделили по полку с достаточным количеством пулеметов на лучших лошадях.

Однако Махно не думал сдаваться. Еще достаточно сильной была та социальная среда, которая его питала. Не только украинские кулаки поддерживали его. К сожалению, своих сторонников Махно нашел и в рядах 1-й Конной, и мне больно писать об этом.

Утром 9 февраля я получил донесение из штаба 4-й дивизии. Читаю и глазам не верю: "Комбриг Маслаков перешел на сторону врага..." Не ошибка ли? Нет, не ошибка. Выяснились подробности. Оказывается, комбриг Г. С. Маслаков от имени начдива издал по дивизии приказ, в котором предлагал 1-й кавбригаде выступить на Дон якобы для борьбы с "противниками Советской власти". К походу подготовились 1, 3 и 5-й эскадроны, а также пулеметная команда 19-го кавполка. Многие заподозрили неладное и отказались выполнять приказ, поскольку отдал его не сам начдив.

Я приказал 2-й бригаде 14-й кавдивизии догнать Маслакова и арестовать его.

С тревогой ожидал сообщений. Не укладывалось в сознании – наш командир и вдруг... Нет, тут что-то не так. Перебираю в памяти все, что связано с этой личностью. Кто такой Маслаков? Знал его давно. Житель Сальского округа Донской области, выходец из Полтавской губернии. Бедняк. До революции служил объездчиком у коннозаводчика Королькова. В начале февраля 1918 года в Сальском округе начали формироваться краснопартизанские отряды для борьбы с контрреволюцией на Дону, Маслаков вступил в один из этих отрядов. С конца 1918 года, когда была создана сводная кавалерийская дивизия, стал командиром 1-й кавбригады и все время командовал ею. Он был храбр и бесстрашен в бою, обладал большой физической силой. В старой армии служил вахмистром в конной артиллерии. Кавалерийскую службу знал хорошо. Но примечали за ним приверженность к старым казачьим порядкам и к партизанщине. Дисциплину порой поддерживал по-своему – "воспитывал" плеткой. Любил выпить, покуражиться.

Враг воспользовался этими слабостями Маслакова. В последнее время, как потом выяснилось, стали приходить к нему провокационные письма с Дона. Появились подозрительные собутыльники. Все это настораживало и комиссара бригады и других товарищей. Собирались предпринять решительные меры. Но не успели... Случилось непоправимое: комбриг Маслаков соединился с бандой Бровы.

Вот печальная история о Маслакове, жизнь которого после столь блестящего взлета закончилась так позорно. Случившееся стало для нас суровым уроком.

По мере накопления опыта мы совершенствовали методы борьбы с бандитами. Были созданы маневренные отряды конницы силой от эскадрона до полка, подчиненные непосредственно Реввоенсовету армии. При командирах этих отрядов создавали постоянные совещания с представителями местных органов власти, на которых обсуждались самые различные вопросы. Это не было какой-то надуманной формой работы. Местные власти хорошо знали своих людей, знали, кто из них и на что способен, какое дело ему поручить. Не раз случалось, что именно местные жители сообщали нам сведения о передвижении банд Махно, выявляли кулаков, различные уголовные элементы. Нередко на совещаниях мы обсуждали и вопросы ведения боевых действий с врагом, участие в них жителей того или иного района. Тесный контакт с местными партийными органами держал особый отдел 1-й Конной, возглавляемый Георгием Андреевичем Трушиным. Забегая вперед, скажу, что нам удалось своевременно обезвредить в Екатеринославе большой контрреволюционный заговор, во главе которого стояли белогвардейские офицеры. Заговорщики ставили целью поднять в Екатеринославе мятеж, арестовать и уничтожить большевиков – руководителей города...

Резкая записка Ленина, адресованная Склянскому, доставила М. В. Фрунзе немало неприятных минут. Он и сам понимал, насколько важно быстрее покончить с бандитизмом.

Наступала весна. Морозы на Украине стояли крепкие, хотя все чаще сквозь черные тучи проглядывало солнце. Выпадали и такие дни, когда было совсем тепло. Снег на крышах таял. На носу – весенний сев. Его надо провести в самые сжатые сроки, засеять как можно больше земли. Стране нужен хлеб.

Старший адъютант Фрунзе Сергей Аркадьевич Сиротинский, бессменно находившийся вместе с ним на Восточном, Туркестанском и Южном фронтах, впоследствии в своей книге "Путь Арсения" рассказывал, как много сил и энергии отдал в тот период М. В. Фрунзе борьбе с Махно. Фрунзе сравнивал махновцев с туркестанскими басмачами. Внешне действия тех и других казались схожими. И махновцы и басмачи нападали неожиданно, уходя от столкновения с крупными частями. И те и другие обладали высокой подвижностью. Но махновцы были лучшими боевиками, более изворотливыми и решительными, чем басмачи. Организация махновцев была совершенней.

Как я уже говорил, обычная тактика – действовать крупными силами – в борьбе с Махно оказалась непригодной. Фрунзе пришел к выводу: надо бороться с Махно методами самого Махно. Против небольших подвижных отрядов махновцев действовать такими же небольшими подвижными отрядами. И Фрунзе создал "летучий корпус". Он состоял из нескольких десятков отрядов. Началась планомерная и упорная "малая война".