Текст книги "Пройдённый путь (Книга 2 и 3)"

Автор книги: Семен Буденный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц)

– Все видите пехоту противника? – привстав на стременах и сдерживая своего заволновавшегося коня, спросил я.

– Видим, – прозвучал дружный ответ.

– Шашки к бою! За мной, в атаку – марш, марш!

Казбек, почувствовав, как я отпустил поводья, вздрогнул всем телом, прижал уши и, широким прыжком перемахнув через куст, полетел в поле.

– Ура-а-а! – грохнул у меня за спиной и разлился, как морской прибой, боевой клич конармейцев.

Впереди желто-бурое поле с редкими крестцами снопов и рассыпанными, перекатывающимися, словно горох, серыми фигурками польских солдат. По сторонам слышится всхрапывание лошадей моих боевых друзей и соратников. Слева вижу, скачет Климент Ефремович Ворошилов. Бок о бок с ним – комиссар 3-й бригады Петр Капитонович Гришин. Справа, склонившись к шее коня, весь устремился вперед комбриг Иван Андреевич Колесников. Рядом с ним – мой адъютант П. П. Зеленский. А дальше, на флангах, во весь опор несутся пулеметные тачанки.

Позади на все голоса гремит, вздымает тучу пыли лава всадников с обнаженными клинками. Сотни лошадей – худых и сытых, рыжих и вороных, со злым оскалом рвутся одна за другой, словно стараясь достать зубами того, кто стоит на их пути.

Засвистели одиночные пули. Но это продолжалось какие-то секунды. А потом разом ударили десятки вражеских пулеметов. Перед глазами поднялся вал пыли. "Низко берут, перебьют лошадей", – мелькнула мысль.

Я оглянулся назад. Бригада продолжала карьером катиться по полю, потрясая воздух мощным "ура", которое сливалось с треском пулеметов и разносившимся по лесу эхом.

Из-за леса ударила неприятельская артиллерия, открыли огонь минометы. Но мины и снаряды рвались позади нас, не причиняя пока вреда.

Огонь нарастал. Пулеметы захлебывались и вновь стучали зло и надрывно. Теперь рой пуль летел над нашими головами. Никогда до этого на польском фронте я не встречал, не ощущал такого плотного огня. И удивительно: не вижу ни одного убитого, ни одной лошади, мечущейся без всадника. Может, они остаются позади?

Совсем близко от нас, наискосок справа, вырвались плотной группой несколько всадников. Скользнув взглядом, я узнал некоторых из них.

Впереди, разрезая воздух сверкающим клинком, скакал командир эскадрона 36-го полка Лось, лихой рубака, любимец бойцов. За ним бывший унтер-офицер лейб-гвардии кирасирского полка, сейчас командир взвода Немцев, чем-то мне напоминавший начдива Тимошенко. Рядом с ним командир отделения, могучий телосложением, донской казак Мамонов. Говорили, что в атаке он свиреп и иногда от ярости плачет. Их стараются перегнать двое бойцов, неразлучных друзей, соревнующихся в бою, – Думченко и Костенко. А еще чуть позади троица – скуластый казах Джюма, сын гор чеченец Муртазов и спокойный светлолицый украинец Пацула, прозванный Пехотой только потому, что попал в Конармию из 42-й стрелковой дивизии.

Огонь противника по-прежнему силен и по-прежнему же не причиняет нам вреда.

– Пулеметчики-то растерялись, передернули прицелы! – весело крикнул мне Ворошилов. – Ишь как высоко бьют.

Интересные бывают люди! Климент Ефремович – по натуре горячий, в бою же менялся и становился необычно хладнокровным. В самый разгар рубки он мог говорить самые обыкновенные вещи, высказывать свое впечатление о бое. И сейчас по виду его казалось, что участвует он не в атаке, где могут убить, а словно бы в спортивном состязании.

Разве можно передать словами ощущение, которое испытываешь в конной атаке? Кажется, что время движется замедленно. На самом же деле сближение с противником занимает секунды, ну может быть, считанные минуты.

Я уже вижу перекошенные от страха лица вражеских солдат. Бригада вихрем врывается в боевые порядки неприятеля, в то время как эскадрон Реввоенсовета отрезает противнику пути отхода к лесу.

Пулеметы внезапно смолкли. Падают на землю винтовки. Несколько вскриков сопротивлявшихся, и все кончено. Вокруг только лес поднятых рук.

3-я бригада спешилась и продолжала бой в лесу. За ней перешла в наступление 2-я бригада И. Р. Апанасенко.

А мы с Ворошиловым, взволнованные удачей, соскочили с коней и присели на межу.

К нам подъехали Тимошенко и Бахтуров.

– Ну как, Семен Константинович, выходит, можно атаковать пехоту в лоб в конном строю? – шутливо подморгнул я Тимошенко.

– Еще как можно, товарищ командарм! – улыбнувшись, ответил начдив. Пехота растерялась, не ожидала такой дерзости и жарила из пулеметов то по земле, то по воздуху.

– Конечно, эта атака не решила судьбу дивизии, – заметил Ворошилов. Но, я думаю, по крайней мере сегодня противник здесь в наступление не пойдет.

– А теперь стоять насмерть, – предупредил я начдива. – Ни шагу отсюда. Установите связь с соседними дивизиями, и особенно с сорок седьмой. К ночи явитесь в Броды за новыми указаниями.

Пока мы говорили, ничего не подозревая, шагах в десяти вдруг появился польский солдат с судками в руках. Увидев нас, он удивленно заморгал глазами.

– Иди сюда, – позвал рукой солдата Бахтуров. – Иди, иди, не бойся.

Тот осторожно, будто опасаясь оступиться, шагнул к нам.

– Это что у тебя там? – пальцем показал комиссар на судки.

Мешая русские и польские слова, солдат пояснил, что несет обед господину офицеру.

– Вот и хорошо. Мы как раз с утра ничего не ели. А твоего офицера покормим в Бродах. – Бахтуров взял из рук солдата судки, открыл крышку и блаженно улыбнулся: – Вкусно!

Появились ложки, и каждый из нас отведал действительно очень аппетитного борща...

Вечером вернулись в Броды. И тут узнали, почему 47-я дивизия не вышла в указанный ей район. Уже когда она прошла Радзивиллов и подходила к рубежу Безодня – Хотын, ее разведка обнаружила улан, двигавшихся к Радзивиллову. В одной из бригад возникла паника, и она в беспорядке отошла на юг. За ней последовала и вторая бригада, обнажив правый фланг 6-й кавалерийской дивизии. Кавгруппа противника, не встретив никакого сопротивления, без боя заняла Радзивиллов, а 47-я дивизия только к вечеру собралась в лесу севернее Бродов.

Вторая новость была приятней. Реввоенсовет Юго-Западного фронта передал Конармии в оперативное подчинение 8-ю червоноказачью дивизию 14-й армии.

Это соединение являлось одним из выдающихся в Красной Армии. Дивизия прославилась еще в борьбе против деникинских войск. И здесь, на Юго-Западном фронте, ее действия заслуживали похвалы. Чего только стоил смелый рейд по тылам 6-й польской армии!

Командовал дивизией молодой талантливый военачальник В. М. Примаков член партии с 1914 года, участник штурма Зимнего. За умелое руководство дивизией и личную храбрость он был удостоен ордена Красного Знамени.

Подчинение 8-й червоноказачьей было как нельзя кстати в то тяжелое для Конармии время.

Неустойчивость 47-й стрелковой позволила 1-й и 2-й польским кавалерийским дивизиям выйти нам глубоко в тыл. Без боя овладев Радзивилловом, они создали угрозу окружения Конармии. К тому времени главные силы 1-й дивизии легионеров из Жабокриков и Козина нависли над правым флангом и тылом армии.

В такой обстановке Реввоенсовет принял решение встречным ударом вдоль реки Стырь в направлении Шуровичи, Берестечко отрезать противника от переправ и разгромить. В соответствии с этим задачи дивизиям на 3 августа выглядели так.

4-я и 6-я кавалерийские должны были наступать на север и овладеть переправами в Станиславчике, Шуровичах, Пляшево и Берестечко. В направлении на юго-запад, к реке Стырь, предстояло действовать 14-й кавалерийской и 24-й стрелковой дивизиям. 11-я кавалерийская перебрасывалась к Радзивиллову для совместных действий с Особой кавбригадой и 47-й стрелковой дивизией.

Чтобы объединить усилия соединений, предназначенных прикрыть город Броды от ударов с юго-запада, создавался боевой участок золочевского направления. В его состав вошли 45-я стрелковая, 8-я червоноказачья дивизии и два бронепоезда. Командующим направления был назначен И. Э. Якир.

Разослав приказ в дивизии, мы стали ожидать С. К. Тимошенко и Ф. М. Литунова. На их соединения возлагались наиболее ответственные задачи, и мы решили лично проинструктировать начдивов.

Первым приехал Ф. М. Литунов.

– Как настроение, Федор Михайлович?

– Как всегда – боевое! – бодро ответил неунывающий начдив. – Во время отхода к Стыри нас немного пощипали. Но потом дело выправилось. Противника с переправ отбросили, и бригады в полном порядке сосредоточились в Станиславчике.

Я информировал Литунова о замысле Реввоенсовета, о том, как предполагается разгромить противника на правобережье Стыри. На карте показал задачу его дивизии и других соединений, дал подробные указания о порядке взаимодействия с 6-й дивизией, выполнявшей главную задачу.

Через полчаса прискакал С. К. Тимошенко.

– Немного задержался. Прежде чем к вам отправиться, решил объехать части. Проверил охранение. Люди устали, боялся, не уснули бы. – Семен Константинович тяжело опустился на стул и принялся растирать ладонями усталое лицо.

Я изложил наши планы и предстоящую задачу 6-й дивизии. Усталым взглядом он следил за карандашом, которым я чертил на карте направление действий дивизии.

– Пойдете по восточной опушке вот этого лесного массива, что южнее Лешнева, форсируете у Безодни реку Слоновка и займете район Полуночное Редкое, перехватывая все дороги из Радзивиллова на запад.

– Но, товарищ командарм, где вы показываете – болотистые места.

– Об этом мы думали, – заметил Ворошилов. – Дороги там действительно трудные. Но, перехватив их, вы оставите противнику единственный путь отхода – прямо через болото. А это нам и нужно.

– И учтите, – добавил я, – на лесное шоссе ни в коем случае не выходите. Там находятся части 6-й польской пехотной дивизии, и они могут вас задержать., А двигаясь по указанному мною пути, вы после Корсова можете направить одну бригаду на Лешнев и захлопнуть выход противнику из леса...

Тимошенко уехал, когда начало светать. Ворошилов и Зотов уснули прямо за столом, сидя.

Нужно бы и мне вздремнуть, но беспокойство за завтрашний день отогнало сон. В памяти все время всплывал разговор с Тимошенко. В тоне его ответов звучала чуть заметная нотка неуверенности.

Восход солнца застал нас с К. Е. Ворошиловым на пути в 6-ю дивизию. Легкой рысцой бежали отдохнувшие кони. Утренняя прохлада освежала лицо, бодрила тело.

На северной опушке рощи юго-восточнее Конюшкова повстречали С. К. Тимошенко и К. К. Жолнеркевича. Вдали, огибая лесной массив, двигалась колонна конницы. Голова ее уже подходила к шоссе на Лешнев и поворачивала в лес.

– Это что за части? – поинтересовался я.

– Бригада Апанасенко, – ответил начдив.

– А где главные силы дивизии?

– Идут по шоссе через лес.

– Как через лес?

Вам же было приказано двигаться в обход.

– Утром разъезды доложили: там такие болота, что наши изнуренные лошади не пройдут. Вот я и решил пробиться по шоссе, а затем свернуть на указанное вами направление.

– Вам было ясно сказано, несмотря ни на какие трудности, двигаться в обход леса, – строго сказал я. – С учетом движения ваших главных сил поставлены задачи и другим дивизиям.

Я укоризненно посмотрел на Семена Константиновича. На моих глазах он рос как хороший командир, дисциплинированный и умелый организатор боя. В сложных условиях Тимошенко отлично управлял дивизией, мог сплотить бойцов, направить их волю к единой цели. Не раз и не два видел я, как, воодушевляя конармейцев, он водил их в атаку и проявлял храбрость, достойную восхищения. Но в последнее время он, видно, очень устал и допускал ошибки. Посоветовавшись, мы с К. Е. Ворошиловым решили отстранить С. К. Тимошенко от командования дивизией.

Для нас это был непростой шаг. Тяжело сознавать, что подвергаешь наказанию боевого заслуженного командира. Но мы считали, что наше решение пойдет на пользу и самому Семену Константиновичу, и другим командирам. Пусть каждый знает, что никакие прежние заслуги не оправдывают малейшего уклонения от выполнения приказов и распоряжений Реввоенсовета. А Тимошенко мы убережем от бесшабашного, рискованного личного участия в атаках, в чем иногда по молодости замечались командиры и комиссары, огорченные строгим разговором с начальниками. К тому же, зачисляя его в резерв, дадим возможность отдохнуть после серьезного физического и морального напряжения.

Врид начдивом 6 назначили И. Р. Апанасенко. Ему приказали вывести дивизию из леса и направить по указанному Реввоенсоветом пути. Был освобожден от должности и начальник штаба дивизии К. К. Жолнеркевич, который тоже допустил ряд ошибок. Его заменил Я. В. Шеко, только что приехавший в Конармию после окончания Академии Генерального штаба.

Отсюда мы повернули на юго-восток и поехали в Конюшков, где должен был размещаться штаб 4-й кавдивизии. Хотелось узнать, как обстоят дела у Ф. М. Литунова.

Минут через 15-20 у поворота на Конюшков в небольшой роще заметили конницу. От опушки сразу же отделилась группа всадников и направилась к нам. Впереди я узнал командира бригады 4-й дивизии И. В. Тюленева. Подъехав, он доложил, что бригада движется к деревне Берлин.

– Как, уже к Берлину? Так быстро до Германии добрались? – пошутил я по поводу необычного названия деревни.

– А где остальные бригады? – спросил Ворошилов.

– Первая наступает на Болдуры, а третья идет за ней, – ответил Иван Владимирович.

– У вас-то как обстановка складывается?

– Пока все в порядке. Правда, разведка донесла, что с запада к Бродам движется конница. Возможно, это уланы.

– Откуда им там быть? – возразил Ворошилов. – Вероятно, это части одиннадцатой дивизии идут через Броды на Радзивиллов.

– Пожалуй, одиннадцатая уже ушла из этого района, – усомнился я. – Не исключено, что это действительно конница противника. Вы, Иван Владимирович, все же пошлите к Бродам эскадрон. Пусть выяснит.

Прошло несколько минут. Разговаривая, мы оставались на шоссе. Эскадрон, посланный Тюленевым, пройдя километра два, вдруг круто свернул на восток и галопом поскакал в лес. А из деревни Берлин вышли колонны конницы.

– Противник! – воскликнул я.

– Да что вы, Семен Михайлович! Это же одиннадцатая дивизия, упорствовал Ворошилов и неожиданно для всех с места галопом рванулся навстречу колонне.

– Климент Ефремович, куда вы?

Но он меня не слышал.

Подняв к глазам бинокль, я окончательно убедился, что это кавалерия противника. Легко можно было рассмотреть пики, которых конармейцы не имели.

– Быстро догнать и вернуть! – крикнул я ординарцам.

Трудно передать, что я пережил за какие-то секунды. Видя, как ординарцы на своих захудалых лошадях не могут догнать Ворошилова, я опасался, что он попадет под огонь противника. К счастью, заметив свою ошибку, Климент Ефремович на всем скаку повернул коня и помчался обратно.

– Ну что, поздоровались с уланами? – укоризненно покачал я головой.

– Представьте себе, они, – виновато улыбаясь, ответил Ворошилов. – Чуть было не попал в передрягу.

– Ну ничего. Мы с ними сейчас по-конармейски поздороваемся. – Я посмотрел в сторону Конюшкова. Там не наблюдалось никакого движения. Вероятно, главные силы 4-й дивизии ушли вперед. Одной же бригады Тюленева для разгрома колонны недостаточно.

– Иван Владимирович, готовьте полки к атаке да пошлите связного к Литунову: пусть сообщит о противнике. А ты, – повернулся я к Зеленскому, пулей лети в шестую дивизию и веди сюда первую попавшуюся бригаду.

Неприятель тем временем все вытягивался из деревни. По дороге уже шли три колонны. Уланы поднимались на возвышенность между железной дорогой и деревней Язловчик.

– Самое подходящее место зажать белополяков, – обернулся я к Ворошилову. – Смотрите, по сторонам у них болото, а сзади река.

Не ожидая подкрепления из 6-й дивизии, мы тут же распорядились, чтобы Тюленев начинал атаку.

Появление из-за рощи двух наших полков оказалось для врага неожиданным. Уланы торопливо развернулись и непонятно почему остановились, вроде бы в нерешительности. А конармейцы, возглавляемые комбригом, лавиной неслись на них. Еще мгновение, и наши должны налететь на врага. Но тут произошло непонятное – уланы, словно по команде, спешились.

– Какая-то новая тактика, – заметил я.

– Ничего нового, – возразил Ворошилов. – Сейчас лягут и начнут стрелять.

Однако последующие действия белополяков еще больше удивили нас. Бросив лошадей, они врассыпную кинулись бежать, петляя по полю, укрываясь в обильно росших на болоте кустах.

После мы узнали, что в высокой траве и среди кустарника еще со времен мировой войны осталась колючая проволока. Лошади запутывались в ней, падали, а потому уланам и пришлось с ними расстаться.

Атака эскадронов, брошенных Литуновым из Конюшкова, завершила разгром противника. Те из белополяков, кто не сумели убежать, оказались в плену. Конармейцам досталось много отличных лошадей.

Мы отправились в Конюшков. Навстречу нам выехали начдив Ф. М. Литунов и комиссар дивизии В. И. Берлов.

– Здорово разделали улан! – весело приветствовали они нас.

– Неплохо. Но все могло кончиться иначе. Забыли вы про свой левый фланг, – упрекнул я Литунова. – Где ваша первая бригада?

– Отбросила противника и овладела селом Болдуры. Я приказал ей двинуться на Станиславчик и захватить переправу.

– Хорошо. Быстрее кончайте здесь, – кивнул я в сторону деревни Берлин, – и продолжайте выполнять свою задачу.

Штаб Ф. М. Литунова временно стал нашим оперативным пунктом. Разослав отсюда связных, мы решили подождать здесь до выяснения положения остальных дивизий.

За делами я совсем забыл о Зеленском. А когда освободился, узнал, что он еще не возвращался после поездки в 6-ро дивизию. "Что же с ним могло стрястись?" – волновался я.

А оказалось, пока шел бой у деревни Берлин, северо-западнее города Броды разыгрались события, окончившиеся поражением 2-й польской кавалерийской дивизии. Произошло это так.

На помощь И. В. Тюленеву С. К. Тимошенко выделил 2-ю бригаду. С ней направился и Зеленский. Но при выходе из леса южнее Лешнева комбриг и мой адъютант увидели конницу, двигавшуюся колонной. Хорошо зная, что в этом районе наших войск не должно быть, Зеленский по своей инициативе решил один полк направить к Конюшкову, а вторым атаковать неприятельскую кавалерию. И сам принял участие в бою.

Первую атаку противник отбил. В этом бою смертью храбрых пал командир полка К. А. Трунов, один из прославленных героев Конармии. Для нас это была большая утрата. Его, бесстрашного ставропольского богатыря, человека несгибаемого мужества, в армии хорошо знали и уважали. Слава о подвигах Константина Архиповича и по сей день живет в Ставропольском крае. Сюда, в село Терновка (ныне районный центр Труновское), он вернулся после первой мировой войны Георгиевским кавалером полного банта. Здесь стал одним из первых организаторов краснопартизанского движения. Отсюда начался его боевой путь, который завершился в Конармии и был отмечен яркими боевыми делами...

Полк, потеряв командира, отпрянул к лесу и готовился отбить контратаку противника, которая могла последовать. Но тут в рядах неприятеля началось непонятное движение. Наши сообразили, в чем дело, когда увидели, как фланг и тыл врага со стороны Клекотова стала охватывать красная конница. Это шла в атаку наша Особая кавалерийская бригада.

Воспользовавшись замешательством противника, снова перешел в наступление полк покойного Трунова. Конармейцы с двух сторон врезались в смешавшиеся, ряды улан и прижали их к болоту севернее Клекотова и Шнырева. Противник понес большие потери. Наши взяли много пленных, захватили 600 лошадей, 4 орудия и радиостанцию.

На допросе пленные показали, что 2-я польская кавдивизия имела задачу нанести удар от Радзивиллова на юго-запад. Соединившись с наступавшей навстречу кавбригадой, она должна была отрезать наши войска, выдвинувшиеся к Стыри северо-западнее Бродов. Это был хитрый план. В случае успеха польской конницы наши 4-я и 6-я дивизии оказались бы в кольце.

Но этого не произошло, и во многом потому, что наши командиры и бойцы обладали высокими волевыми качествами, сообразительностью и самоотверженностью. Я хотел бы отметить и большую заслугу Петра Зеленского. Он творчески подошел к данному ему поручению. Оценив конкретно сложившуюся обстановку, Зеленский смело взял на себя ответственность и принял совершенно правильное решение. За инициативу и проявленную в бою храбрость он был награжден орденом Красного Знамени. Такой же высокой награды удостоился и командир Особого полка Е. И. Горячев. Это он по своей инициативе повел два полка Особой кавбригады в атаку, сыгравшую решающую роль в разгроме врага. Вообще Елисей Иванович считался у нас способным и храбрым командиром...

Солнце клонилось к западу. Чуть заметно повеяло прохладой. Настроение у всех приподнятое. Радовал успех в центре и на правом фланге армии. Кавалерийская группировка неприятеля оказалась разбитой. Это явилось серьезным поражением 2-й польской армии – основного противника Первой Конной. К исходу дня под ударами наших войск начали отходить к Стыри также 1-я и 6-я пехотные дивизии.

Только положение на левом фланге армии нам было неизвестно. Наконец вечером прискакал связной из полевого штаба армии. С. А. Зотов сообщал, что 45-я стрелковая дивизия ведет тяжелый бой.

– Надо, Климент Ефремович, ехать в Броды, – предложил я. – Там, мне кажется, неблагополучно.

– Ну что ж, едем, – согласился Ворошилов.

– А вы держите с нами связь, – приказал я Литунову, – ив случае чего будьте готовы двинуться на помощь сорок пятой...

Еще издали мы услышали гул артиллерийской канонады. А когда подъехали к Бродам, увидели, что снаряды рвутся на западной окраине. Клубы пыли и дыма совсем укрыли низкие дома.

Решили проскочить к полевому штабу, располагавшемуся поблизости от железнодорожной станции. Но, миновав северную окраину, у вокзала заметили польских солдат. Одни сидели курили, другие сооружали что-то вроде коновязи.

Незаметно проскочить не было возможности. Пришлось свернуть в переулок.

Нас уже заметили. Защелкали выстрелы. Ехавший позади меня молоденький ординарец вскрикнул. Пуля попала ему в руку.

Проскочив несколько улиц, выехали к роще севернее Бродов. Разыскивать полештарм, когда в городе находился противник, было явно нецелесообразно: на это ушло бы много времени. Следовало принимать быстрые меры для освобождения города.

Минут через 20 мы были в Конюшкове у Ф. М. Литунова.

– Противник занял Броды, – сообщил я ему. – Поверните дивизию, атакуйте западную окраину города и очистите станцию.

Не прошло и получаса, как бригады И. В. Тюленева и А. А. Чеботарева уже двинулись на Броды. За ними по шоссе тронулись и мы. Впереди грохотала артиллерия, над городом хищными птицами кружили аэропланы.

В 19 часов 4-я кавдивизия атаковала в пешем строю. Используя городские строения и искусственные препятствия, противник сопротивлялся с редким упорством. Из-за каждого угла, с крыш домов и из окон конармейцев встречали пули и гранаты. Два часа шла кровопролитная схватка, пока наши бригады оттеснили польскую пехоту и очистили станцию.

Мы с Ворошиловым поехали в город и там на одной из узких, загроможденных разбитыми повозками улиц повстречали разъезд эскадрона связи. Командир проводил нас к полештарму, перебравшемуся на восточную окраину.

У небольшого, укрывшегося за фруктовыми деревьями домика заметили С. А. Зотова.

– Степан Андреевич, – окликнул я его. – Что здесь произошло?

– Да вот, понимаете, пришлось и нам вступить в бой.

Зотов рассказал, как противник навалился на части золочевского направления. Под натиском 13-й польской пехотной дивизии 8-я червоноказачья несколько отошла, обнажив левый фланг группы И. Э. Якира. Положение 45-й стрелковой дивизии особенно осложнилось, когда и правый ее сосед – бригада 47-й дивизии – беспорядочно отступил. После этого атакованная превосходящими силами, под угрозой окружения, она вынуждена была отходить к Бродам.

Пытаясь сдержать яростный натиск врага, И. Э. Якир бросил в бой свой последний резерв – дивизионную школу младших командиров. И все же к 15 часам неприятель захватил станцию. Вооружившись ручным пулеметом, Иона Эммануилович сам повел в контратаку одну из бригад. Тогда-то и вступила в бой охрана полештарма во главе с Зотовым.

Станция несколько раз переходила из рук в руки. Но потом противник подтянул свежие силы и отбросил 45-ю стрелковую на восточную окраину города. К сожалению, связи с 8-й червоноказачьей дивизией не было, и командующий группой золочевского направления И. Э. Якир не мог координировать действия подчиненных ему войск.

– Ну а что у червонных казаков? – поинтересовался я.

– Пока неизвестно, – ответил Зотов. – Донесений из восьмой так и не поступало.

– А где одиннадцатая?

После того как она овладела Радзивилловом, я приказал Морозову подтянуться к Бродам. И он недавно сообщил, что его бригады сосредоточиваются в двух-трех километрах восточнее города.

До полуночи мы старались выяснить обстановку в 24-й и 14-й дивизиях. С Дубно по проводам связи не было, и только когда пришло донесение начдива б И. Р. Апанасенко, из него удалось установить, что обе они успешно наступают, отбрасывая на запад 1-ю дивизию легионеров. Особая бригада и 6-я кавалерийская продолжали преследовать противника, отступавшего к Берестечко и Шуровичам.

Всю ночь кипел бой за Броды. Ни на минуту не умолкали грохот артиллерии и треск пулеметов. То там, то здесь вспыхивали рукопашные схватки. Когда подразделения польской пехоты начали просачиваться на восточную окраину города, полештарм переместился в Радзивиллов.

На рассвете противник полностью занял город. 4-я дивизия отошла к северу, а 11-я – к востоку от Бродов. 45-я стрелковая продолжала вести бой юго-восточнее города на рубеже Пасеки – Лесовики.

Особая бригада сосредоточивалась в районе Крупца, севернее Радзивиллова. Успешно продолжалось наступление наших правофланговых 6-й, 14-й кавалерийских и 24-й стрелковой дивизий. Они теснили к Стыри 1-ю и 6-ю пехотные, 1-ю и остатки 2-й кавалерийских дивизий. А из 8-й червоноказачьей донесений по-прежнему не поступало, мы даже не представляли, где она находится.

Смириться с потерей Бродов мы не могли. Поэтому, несмотря на крайнюю усталость войск, было решено атаковать противника в городе. Эта нелегкая задача возлагалась на 4-ю и 11-ю кавалерийские дивизии, усиленные тремя бронепоездами. Для руководства наступлением К. Е. Ворошилов поехал к Ф. М. Литунову, а я – к Ф. М. Морозову.

Мы с адъютантом Зеленским прибыли в 11-ю дивизию, когда части ее уже вышли из леса и перебежками по слегка холмистой жниве подбирались к восточной окраине Бродов. Наступление поддерживали два бронепоезда.

На окраине города рвались снаряды и горели постройки.

– Начдива не видели? – подошел я к широкоплечему чубатому командиру, помогавшему двум бойцам тащить пулемет.

– Кажись, там был, – указал он в сторону деревьев, выделявшихся круглым островком в нескольких метрах от опушки леса.

Ехать туда не пришлось. Ф. М. Морозов и исполнявший обязанности комиссара дивизии Н. П. Вишневецкий сами скакали к нам.

– Вы уже здесь? – удивленно произнес Морозов, вытирая рукавом потное лицо.

– Как видите. А у вас как дела идут?

– Наступают все бригады. Пулеметы приказал снять с тачанок, чтобы двигались в целях и поддерживали огнем. Артиллерия, видите, с опушки бьет по противнику на восточной окраине города.

– Что пулеметы с тачанок сняли, это правильно, а артиллерию используете не совсем полезно, – заметил я. – Нужно часть орудий тоже выдвинуть в цепи. Тогда они смогут поражать огневые средства противника прямой наводкой. И потом, почему бойцы делают такие короткие перебежки? Отчего не используют перерывы в огне для стремительного броска вперед?

– Это мы уже заметили, товарищ командарм, – помрачнев, ответил Морозов. – У бойцов сил не хватает. Люди окончательно выдохлись.

– Вы обратите внимание, как они падают и лежат, – указал на группу бойцов Вишневецкий. – Утром я подошел поближе, и у меня мороз по спине побежал. Вижу, падают люди и сразу засыпают. И нипочем им ни снаряды, ни сама смерть. А почему? Потому что не спали сутками. Да и отощали, едят одну зелень.

Мы подошли к двум бойцам. Один из них, рослый, с забинтованной головой, без фуражки, плюхнувшись на землю, в полусонном состоянии загребал руками и ногами, цепляясь за стерню и пытаясь продвинуться вперед. Второй, тяжело дыша, опустил голову на руки и жевал стебелек травы.

– Что, трудно, друг? – Я присел рядом в борозду, огибавшую одинокое дерево.

Боец устало взглянул на меня:

– Вы, товарищ командарм, легли бы. А то вон как пули свистят... Потом, видно спохватившись, что не ответил на мой вопрос, быстро заговорил: – Мне-то что: отдохну – и дальше. А вот дружку плохо. Раненный он... Мне бы, товарищ Буденный, до шляхты добраться, а там я их руками задушу, зубами загрызу...

Я смотрел на бойцов, похудевших, измученных, с впалыми, пожелтевшими от голода и чрезмерной усталости лицами, и чувство большого уважения переполнило все мое существо. За тысячи километров от родного края, напрягая последние силы, презирая смерть, шли они в бой, падали и ползли, впиваясь огрубевшими руками в землю, поливая ее потом и собственной кровью ради того, чтобы жила их родная Советская власть.

Цепи конармейцев, пригибаясь и спотыкаясь, катились к Бродам. А там бушевал огонь десятков пулеметов, ухали залпы орудий, сотрясая пропитанный гарью воздух.

Впереди цепей выдвинулись начдив Ф. М. Морозов, начальник политотдела П. Г. Глебов и исполнявший обязанности военкомдива Н. П. Вишневецкий. Я видел, как Федор Максимович вскочил на ноги, оглянулся, взмахнул правой рукой и побежал вперед. Полки поднялись в атаку. И сразу же началась рукопашная схватка.

Сломив сопротивление противника, 11-я дивизия ворвалась в город. Но ненадолго. Противник предпринял контратаку и восстановил положение.

После небольшой передышки новая упорная атака, и опять только до окраинных домов. Несколько раз еще поднимались наши на штурм врага, но добиться успеха не могли. Во второй половине дня окончательно определилось превосходство противника, и я приказал Морозову отвести дивизию в лес.

После этого мы с Зеленским отправились к Ф. М. Литунову.

Там тоже с утра шел ожесточенный бой. В начале наступления бронепоезд "Николай Руднев" ворвался на станцию и обстрелял вокзал и окопы, занятые неприятельской пехотой. К сожалению, наступавшие за бронепоездом спешенные части 4-й кавдивизии были отсечены сильным огнем и отброшены. Началась неравная дуэль нашей подвижной крепости с артиллерией противника.

На бронепоезде было повреждено орудие, вышел из строя пулемет. А когда подошедший вражеский бронепоезд разворотил железнодорожное полотно, "Николай Руднев" вынужден был двинуться обратно.